Черная пурга Кайков Альберт

Рита надела на племянницу фуфайку, на голову шаль, завязав концы на спине, поставила в бабушкины валенки и вывела за дверь. Впервые за зиму девочка оказалась на улице, увидела чистый белый снег и вдохнула свежий зимний воздух. У нее закружилась голова и перед глазами поплыли малиновые и бирюзовые круги. Она стояла и вглядывалась в ель, но Деда Мороза там не увидела. На ветках яркими блестками сверкали снежинки в лучах зимнего солнца. Ей захотелось подойти к ели и рассмотреть крону ближе, но она не смогла передвинуть ногу в тяжелом валенке. Вскоре скрипнула дверь, вышла Рита и занесла племянницу в дом, раздела и посадила за стол. Бабушка налила внучке чая и положила рядом с блюдцем сушку. Откусив кусочек, внучка заявила:

– Невкусные у Деда Мороза каральки.

– Это не каральки, а сушки.

– Все равно невкусные.

С наступлением теплых дней Глаша стала больше времени проводить на улице, познакомилась и подружилась с девочкой Таней Пичугиной, которая старше ее на несколько лет.

Однажды прибегает Таня и приглашает Глашу к себе.

– Бабуся, можно я пойду к Тане?

– Сходи, но ненадолго.

Девочки взялись за руки и побежали через огород, который примыкал к огороду Пичугиных. Оказавшись на соседнем участке, Глаша остановилась от удивления. На грядке, огороженной досками, красовалась зеленая лужайка лука, посаженного рядами.

– Какая прелесть! – произнесла Глаша, всплеснув ручонками.

– Это наш лук, сорви, если хочешь.

Глаша выдернула две луковицы с пером и помчалась показать бабусе. Думала ее удивить. Бабушка не обрадовалась, а скорее расстроилась:

– Ты украла чужой лук!

– Мне Таня разрешила его сорвать.

– Таня – не хозяйка. Что ты теперь скажешь ее маме?

У Глаши потекли слезы. Она не думала, что это воровство, и не ожидала такой реакции бабушки.

– Нечего плакать. Бери недоеденный в обед калач и ешь его с луком. Впредь не будешь брать чужое без разрешения.

Давясь сухим хлебом и горьким луком, размазывая по щекам слезы, Глаша съела две луковицы. Ей на всю жизнь запомнился этот урок, и она впредь никогда не брала ничего чужого.

Постепенно Глаша знакомилась с окружающим миром и сельской жизнью. У соседей Садовских впервые увидела теленка и закричала:

– Ой! Какая маленькая коровка!

– Это не коровка, а бычок, – ей ответили.

– Почему бычок?

– У коровы титьки, а у бычка их нет.

Получив очередную порцию «знаний», девочка возвращается к своему дому. У калитки на лавочке сидят бабушка и соседки в ожидании коров с пастбища. Солнце клонилось к закату, спала летняя духота. Высоко в воздухе носились стрижи, выписывая пируэты, гоняясь за мошками. Настало время, когда женщины могли немного отдохнуть от постоянных дневных забот. В это время с речки чинно строем возвращались гуси. Впереди шла гусыня, шествие замыкал гусак. Увидев бабушку, гуси загоготали, давая понять, что пора их кормить. Подражая бабусе, Глаша услужливо распахнула калитку перед табуном, взяла у бабушки прутик и стала загонять гусей во двор.

– Какая хорошая у тебя растет помощница, – произнесла соседка.

Гордая похвалой Глаша стала активнее махать прутиком. Гусак последним оказался у калитки и клюнул девочку в живот. От неожиданности Глаша вскрикнула. Ей было больно и обидно – опозорилась перед соседкой, которая ее похвалила.

По дороге запылило стадо коров. Пастух периодически играл в рожок, вызывая. Женщины поднялись с лавочки и вышли к дороге. Черная с белыми пятнами корова отделилась от стада и направилась к Анастасии Даниловне; подойдя к ней, вытянула шею. На ее лбу выделялось звездочкой белое пятно. Бабушка достала из кармана кусочек калача и протянула на ладони Каролине. Та слизнула его языком и последовала за хозяйкой во двор. Там уже были приготовлены подойник, тряпица и теплая вода для подмывания вымени.

– Бабуся, зачем вы корове титьки моете?

– Где ты слышала это слово? У коровы дойки.

– Нет. Это не дойки, а титьки.

– Корову же доят, а не титятят. Значит, дойки. Так же? – пыталась убедить внучку бабушка под звон двух струек молока, взбивающих пену в наполняющемся подойнике.

– Доят, но за титьки, – упрямо произнесла Глаша, а сама думала: «Садовские знают, а бабушка не знает».

Чтобы сменить тему разговора, Анастасия Даниловна попросила:

– Сходи в дом и принеси чашку, я налью тебе парного молока.

Глаша вернулась с фарфоровой чашечкой. Бабушка зачерпнула из подойника пенящегося молока и протянула внучке:

– Пей на здоровье.

Как-то Каролина не пришла домой со стадом.

– Внучка, – обратилась бабушка к Глаше, – выйди за село, пригони корову домой.

Окраина села находилась через одну улицу вдоль реки. Оказавшись у поляны, заросшей цветами, Глаша увидела красивую бабочку и стала ее ловить. Бабочка перелетала с цветка на цветок, все больше удаляясь от дороги, и, наконец, улетела за прибрежные кусты. Девочка остановилась. Из кустов доносилось птичье пение. Пернатый хор давал вечерний концерт. Она стояла, зачарованная пением невидимых исполнителей. Когда солнце скрылось за тучей, птицы умолкли, и Глаша побрела домой.

– Каролины нет за селом, – сказала она бабушке.

– Корова давно вернулась домой одна, мы послали ее искать тебя, – ответила та. – Она тебя не нашла и вернулась в стайку.

Зимой бабушка заболела. Глаша большую часть времени проводила на печи без свежего воздуха. У нее не было теплой одежды для прогулок на улице. Однажды в дом пришел врач. Женщина в белом халате помыла руки и прошла в спальню. Глаша прислушалась и услышала незнакомый голос:

– Больно? Здесь больно?

«Что это она делает с бабушкой?» – подумала Глаша и попыталась слезть с печи. У нее закружилась голова, перед глазами поплыл желтый круг, напоминающий луну. Ей показалось, что этот круг со ртом и глазами залез под фуфайку, расстеленную на печи. Она оступилась и упала с печи на пол. На грохот прибежали родственники.

– Глаша, что с тобой?

– Под фуфайку кто-то залез.

На печи перевернули все вещи, но никого не нашли.

Анастасию Даниловну увезли в больницу. По утрам Рита и Нона уходили в школу, а Глаша оставалась в одиночестве в большом доме. Она начинала уборку, старалась находить себе занятия, подражая бабушке. Польет цветы, оставляя на полу огромные лужи.

Перестелет постели, распустив по всему дому перья при взбивании перин. Рост не позволял выровнять одеяла – оставляла их комком. Закончив уборку, открывала сундук и начинала примерять платья, принадлежащие Рите и Ноне. Укладывая их назад в сундук, все вещи перепутывала.

Тетки ее не ругали, понимая, что ребенку надо чем-то заниматься. Даже когда она изрисовала химическим карандашом их книги, они стерпели ее выходку. Вскоре их терпение лопнуло. Они жили в одной комнате, в которой стояла металлическая печь. На дворе трещали морозы, а у них не было дров. Комнату отапливали стружками, которые приносили в мешке из столярного цеха, находящегося невдалеке от дома. Уходя на работу, Рита предупредила:

– Глашка! В печурке стружки догорают, больше не подбрасывай.

Ребенок никогда к печке не подходил и не думал, что в нее можно что-то подбрасывать, а тут ее надоумили. Глаша подошла к печурке и стала наблюдать за огнем. Ее очаровали огоньки, которые медленно догорали, порой ярко вспыхивали, затем медленно превращались в золу. Ей стало грустно и жалко угасающий огонь. Забыв наказ Риты, открыла дверцу и бросила в печурку горсть стружек. Они весело запылали ярким пламенем. Глаша обрадовалась: ей удалось оживить потухший огонь. Языки пламени на стружках раскачивались и кланялись в знак благодарности за спасение огня. Когда огонь стал затухать, его мерцание просило помощи, чтобы не погаснуть. Глаша бросала в печурку стружки горсть за горстью. Они цеплялись друг за друга и в какой-то момент загорелись на полу. Огонь по стружкам побежал к мешку и забрался внутрь. Глаше удалось затоптать огонь в мешке. Дым распространился по всему дому. Глаша испугалась не на шутку и пошла к окну. На нее навалилась душевная боль и тоска. За окном проходили люди – им дела нет до Глаши. «Хоть кто-нибудь бы спросил меня: «Что с тобой, девочка?», – думала она.

Рита, вернувшись с работы, была возмущена:

– Что ты натворила? – обратилась к племяннице.

– Топила печурку.

– Я тебя предупреждала: не подходить к печурке. Ты могла сжечь дом и сама сгореть! Больше тебе нельзя оставаться одной в доме.

– С кем я буду оставаться?

– Ни с кем. Отдам в детский сад.

– Там деревья растут, как у нас в саду?

– Завтра отведу – узнаешь, кто там растет, – грубо ответила Рита. – А сейчас ступай в угол.

Племянница обиделась и надула губы.

Детский сад оказался деревянным домом, в котором было много ребят. Глаша быстро подружилась с девочками, активно принимала участие в играх. У нее пропала обида на Риту, она даже была благодарна ей, что не сидит одна дома, а находится в коллективе. Разочарование наступило, когда детей повели на прогулку. У нее не было теплой верхней одежды, и ее оставили в помещении. Она подошла к окну и наблюдала за детьми во дворе садика. Ребята строили из снега баррикады и перебрасывались снежками. Шла война, и основные игры детей были в «войну». Девочки на маленьких саночках везли куклу. Скорее всего, они изображали санитаров и вывозили «раненую» с поля боя.

Вечером всех детей забирали родители. Глаша оставалась со сторожихой. Тетя Даша занималась своими делами, а она одиноко сидела на маленьком стульчике и смотрела в темноту комнаты. Вспоминала бабусю, дядю Борю, чаепития в саду, сбор шишек для самовара… За окном гудела пурга, стучала в окна зарядами снега, усиливая душевную боль и сердечную тоску. Девочка не могла оценить своих чувств и воспринимала их как неизбежное состояние. Так просидела она до наступления теплых дней, потом стала гулять вместе со всеми.

В один из весенних дней в детсад пришла ее подружка Таня, ничего не говоря, взяла Глашу за руку и увела домой. Там Глаша увидела настежь распахнутые ворота, а во дворе – толпу незнакомых людей. В зале на табуретах стоял гроб, в котором лежала бабушка. Девочка удивилась: почему бабушка сегодня очень красивая и спит не в своей кровати? На ней нарядное платье, голова украшена венком из цветов аспарагуса. Этот цветок рос в доме, и его не разрешали трогать, а тут вдруг срезали. Все вокруг озабочены, говорят тихо.

Бабушку повезли на кладбище. Агафья Прокопьевна взяла Глашу за руку и сказала:

– Ну вот, у тебя нет теперь бабушки.

До Глашиного сознания эти слова не дошли. Когда же на кладбище закрыли крышку гроба и стали забивать гвозди, она, рыдая, бросилась к гробу со словами: «Отдайте бабушку!». У нее началась истерика. Каждый удар молотка по гвоздю отдавался в сердце болью.

Со смертью бабушки у Глаши начался суровый период детства.

С кладбища ее забрала тетя Уля – подруга Мили, понимая, что у Риты горе и ей не до ребенка. Первое время она с удовольствием играла с девочкой и даже начала учить азбуке. Через месяц поняла, что девочка не игрушка, требует постоянного внимания и является обузой для одинокой женщины. Уходя на работу, оставляла Глашу одну. Задерживаясь после работы, она переживала, что ребенок голодный.

После долгих колебаний спросила Глашу:

– Хочешь вернуться в бабушкин дом?

– Конечно, хочу! – обрадовалась девочка. Ей надоело сидеть в одиночестве в чужой квартире.

Глаша оказалась в родном доме, где ей знакома каждая комната, каждый цветок на окне. Она обратила внимание, что горшков с цветами стало меньше. Видимо, у Риты не было времени ухаживать за ними.

– Можно я полью цветы? – спросила она у тети.

– Не надо. Зальешь полы, – услышала грубый ответ.

– Можно пойду к Тане?

– Иди куда хочешь.

Таня обрадовалась, увидев Глашу. Подошла к ней и крепко обняла. Ей захотелось сделать что-то приятное для подруги. Дети острее взрослых чувствуют беду других. Таня уже перешла в третий класс, а Глаше предстояло идти в школу только через год.

– Пойдем в огород, поедим гороха, – сказала Таня.

– Без разрешения нельзя, – вспомнив урок бабушки, сказала Глаша,

– Мне мама разрешает.

– А мне не разрешала.

– Подожди немного, я сбегаю и спрошу разрешения у мамы, – сказала Таня и побежала в дом. Вернувшись, радостно заявила: – Идем в огород, мама разрешила.

Молодой горох пришелся девочкам по вкусу. Насытившись, Таня неожиданно предложила:

– Пойдем на речку купаться? Сбегай, спроси разрешения у тети Риты.

– Она мне сказала: «Иди куда хочешь».

Девочки взялись за руки и побежали к реке, которая протекала недалеко от дома Пичугиных. Яркое солнце припекало оголенные руки и ноги. Слабый ветерок раздувал подолы платьев, забирался под них, охлаждая вспотевшие тела. На пологом берегу Сыды там и тут загорали дети. На мелководье барахталась детвора. Во время летних каникул река служила излюбленным местом отдыха ребят. Они подошли к группе девочек – одноклассниц Тани.

– Вода холодная? – спросила Таня.

– Не очень! – в один голос ответили двое. – Раздевайтесь, пойдем вместе окунемся.

Подружки улеглись на отшлифованной водой горячей гальке. Рядом в траве стрекотали кузнечики, в прибрежных кустах слышалось пение птиц.

– Не шевелись, – тихо произнесла Глаша, – тебе на голову села стрекоза. Сейчас я ее поймаю…

Стоило Глаше поднять руку, как стрекоза, зашуршав крыльями, улетела.

– Ты умеешь плавать? – спросила Таня.

– Не умею.

– Тогда не отходи от меня, будем вместе учиться плавать.

– Бежим в воду! – скомандовала одна из девочек. Все вскочили и побежали к воде. Таня взяла Глашу за руку, и они побежали вместе со всеми. Зайдя в реку чуть выше колен, она предложила:

– Давай учиться плавать.

– Как учиться?

– Ложись в воду, перебирай руками по дну и плыви вдоль берега, булькая ногами.

Накупавшись вдоволь, подружки улеглись рядом на горячую гальку. Глаша замерзла, у нее посинели губы и появилась «гусиная кожа».

– Сейчас я помогу тебе согреться, – сказала Таня и стала накладывать на спину подруги горячую плоскую гальку. Обложив спину и бока, спросила: – Где ты была? Я несколько раз заходила за тобой, но ваш дом всегда закрыт.

– Я жила у подруги мамы – тети Ули.

– У нее лучше, чем дома?

– Лучше, она не ругается. Только у нее мало еды.

– Почему ко мне не приходила?

– Тетя Уля не разрешала из дома отлучаться.

– Теперь будешь жить дома?

– Не знаю, меня только сегодня тетя Уля привела. Когда Глаша вернулась домой, Рита обрушилась на нее с негодованием:

– Ты где шлялась?!

Глаша молчала.

– Я тебя спрашиваю, ты где была?

– На речке.

– Кто тебе разрешал ходить на реку?

– Ты!

– Ты что несешь, негодная девчонка? Когда я могла тебе разрешить?

– Сегодня, сказала: «Иди куда хочешь»…

Риту возмутило поведение племянницы. Укрепилось желание избавиться от нее. На ее иждивении была младшая сестра Юнона, которая училась в школе. Шла война. Ей трудно было прокормить трех человек на скромную учительскую зарплату. У нее не было сил и времени вести оставленное матерью хозяйство. Корову продала, птицу постепенно съели, а пчелы погибли зимой. Она колебалась. В конце концов, пришла к выводу, что у Глаши есть отец, который обязан ее содержать. Одела племянницу и сказала:

– Иди к отцу.

– Пойдем вместе.

– Иди одна, я не могу.

Рита не общалась с Грудзинскими. Она терпеть не могла Александра за его непорядочность по отношению к сестре.

По улице медленно шла семилетняя девочка. Судьба бросала ее по житейскому простору, как пурга носит снежинку в снежной буре. Ее душу раздирала неопределенность. «Как меня встретит отец? – думала она. – А вдруг у Грудзинских нет никого дома, куда мне идти?»

Поднявшись на крыльцо, Глаша постучала.

– Да! Да! – раздался нетрезвый голос отца.

Глаша открыла дверь и остановилась у порога, ей стало стыдно за себя.

Отец сидел за столом. Перед ним стояла сковорода с жареными пескарями. Он брал рыбок за хвост, опускал головой в рот и жевал с костями. Оторвавшись от еды и взглянув на вошедшую дочь, произнес:

– О, дерьмо, явилась, еще и стучишь. Я думал, кто путный пришел.

Александр Елисеевич был груб и горяч. На фронте в окопах простудился. Вернулся домой с туберкулезом бронхов и астмой. Нужных лекарств не было, и он снимал приступы боли самогоном. Стал раздражителен по любому поводу. После осуждения Мили женился на полячке Лизе из соседнего села Большие Салбы. Их знакомство состоялось на курсах киномехаников, которые вел Александр. Он обратил внимание на очень красивую девушку, а когда узнал, что она полячка, потерял покой. Они быстро нашли общую тему разговора. Каждый мечтал увидеть родину своих предков – Польшу. Об этой прекрасной стране они знали со слов своих родителей. Лиза ответила взаимностью, и они поженились. У них родилась дочь Валечка, которой уже было два года. Александр любил свою жену, но очень часто бил, будучи пьяным. Лиза жалела его и терпела побои. Глаша никак не вписывалась в их семью.

Девочка опустила глаза и исподлобья смотрела на отца. Она походила на загнанного волчонка, ожидая приговора. «Неужели отец прогонит, куда тогда мне идти?» – думала она. У нее засосало под ложечкой. В этот день она ничего не ела, кроме гороха.

На голос Александра в горницу вошла Агафья Прокопьевна. Увидев внучку и оценив обстановку, произнесла:

– Глашенька, проходи в мою комнату.

Обняла внучку за плечи и увела к себе в спальню. Усевшись на сундук, взяла девочку за талию и приблизила к себе. Руки ощутили под тонким платьем выступающие ребра. «Какая худенькая», – подумала бабушка и спросила:

– Что случилось?

– Не знаю.

– Ты сегодня ела?

– Ела.

– Что ела?

– Горох.

– Какой горох?

– В огороде у Тани.

Агафья Прокопьевна посмотрела на худое лицо внучки с темными кругами под глазами, тяжело вздохнула и сказала:

– Пойдем на кухню, я тебя накормлю.

Глаша чувствовала хорошее отношение к ней бабушки и старалась во всем ей помогать. Подметала и мыла полы, протирала пыль, поливала цветы, играла с Валей.

Вскоре Глашу поселили у тети Шуры – сестры отца, которая работала сторожем в клубе. Она проживала в комнате, в которой стояла русская печь. Всю обстановку комнаты составляли стол, большой клубовский сундук и кровать. У Александры Елисеевны был сын младше Глаши, который оставался с нею на весь день.

Шура возвращалась домой поздно вечером. Дети целый день были голодными, и однажды, когда солнце сильно пригревало через окно, они решили испечь на теплом подоконнике лепешки. Взяли немного муки, чтобы тетя Шура не заметила, Глаша завела на воде тесто, слепила лепешки и поставила на солнце печь. Когда лепешки подсохли, дети с удовольствием их съели. Стряпня детям показалась очень вкусной, но брать еще муку не осмелились. Им стало легче ждать возвращения Александры. Глашу голод преследовал постоянно, пока она не вернулась к отцу.

Игрушек у детей не было, и они развлекались вещами, вынутыми из сундука. Чего только не было в этом огромном ящике! В нем хранились рясы и подрясники, стихари парчовые и подризники. Вероятно, когда настоятеля храма арестовали, а церковь закрыли, кто-то из клубных работников забрал эти вещи. Глаша надевала вещи священнослужителей, а Эдик примерял широкий пояс, расшитый узорами.

Грудзинские в войну не голодали, но еды всегда не хватало, особенно в неурожайные на картошку годы. Весной приходилось в еду добавлять лебеду. С лебедой варили суп, ее добавляли в картофельные лепешки, которые панировали отрубями. Весной отец с сестрой решили, что Глаше лучше вернуться жить к Грудзинским.

Тетя Шура приводила Эдика на ее попечение. Здесь еда была регулярно, хотя и невкусная. Суп с лебедой ей казался отвратительным. Когда в лесу вырос дикий лук и кислица, Витя с Глашей приносили их пучками. Толстые стебли кислицы очищали, а кислую мякоть с удовольствием ели. Супы с диким щавелем и кислицей стали съедобнее.

Семья сажала в огороде много картошки, а в поле просо, держали корову, кур и пасеку. Однажды дедушка взял с собой на прополку проса Витю и Глашу. Дорога лежала по лугу между рекой и лесом. Вокруг цвели донники, ромашки, васильки и другие, неизвестные Глаше цветы. В воздухе стоял терпкий аромат разнотравья. В поднебесье звенел жаворонок. Глаша постоянно поднимала вверх голову, но не смогла заметить маленькую птичку.

– Дедушка, пахнет медом!

– Это запах цветов, с которых наши пчелы собирают нектар.

– Что такое нектар?

– Это сок, который выделяют цветки растений, а пчелы его собирают.

Внимание Глаши привлекли одиночно стоящие среди поля высокие цветущие кусты. Они казались засыпанными снегом.

– Дедушка! Смотри, какая красота!

– Это цветет боярышник, он будет еще красивее, когда на нем появятся темно-красные ягоды.

По полю, засеянному просом, повсюду торчал осот.

– Вставайте рядом, – предложил дедушка ребятам, – будем ходить поперек поля и выдергивать осот.

Витя имел опыт: брал стебель травы у корня и выдергивал его. А Глаша хватала осот за вершину и отрывала ее. При этом сильно ранила руку. Когда прошли поле и повернули назад, дедушка обратил внимание, что на Глашиной полосе торчит сорняк.

– Ты разве слепая? – обрушился дед на внучку. – Разве не видишь, как мы выдергиваем осот?

Вслед за руганью последовал шлепок по мягкому месту.

Во дворе у Грудзинских всегда собиралось много детворы. К Вите приходили его двоюродные братья – одногодки Юра и Леня. Глаша развлекала Эдика. Мальчики устраивали игру в прятки. Она начиналась со считалки: «На золотом крыльце сидели…», чтобы определить, кто первым будет «голить». Глаша просила взять ее в игру, но братья ей отказывали. Витя заявлял:

– Тебе надо следить за Эдиком.

Девочка обижалась, но смирялась со своей участью. Она понимала, что Эдик для нее большая обуза. Когда же ребята засобирались купаться, она настойчиво стала проситься с ними, а Эдик запричитал во все горло. Отец, услышав этот шум, строгим голосом приказал:

– Отправляйтесь купаться все вместе, или никого не пушу.

Спорить с Александром Елисеевичем никто не посмел, и все быстро вышли за калитку.

– Идем купаться на Идру? – спросил Юра.

– Там вода мутная, лучше на Сыду, – предложил Леня.

– Пойдемте купаться в заливе – там вода теплее и нырять с берега можно, – сказал Витя.

Все согласились с его предложением и направились к лагуне, которая заливалась весной водою при паводке. Когда в реке вода спадала, лагуна превращалась в озеро со стоячей водой. Ребята дружно зашагали по пыльной дороге вдоль реки. Их босые ноги чувствовали горячую пыль, натоптанную скотом. Глаша вела за руку Эдика и едва успевала за братьями. Неожиданно Витя предложил:

– Бежим! Кто быстрее добежит до залива? – и помчался вперед.

Юра и Леня побежали за ним, сверкая голыми пятками. Глаша с Эдиком устремились за ними, но скоро отстали. Когда они подошли к лагуне, ребята уже искупались и лежали на песчаном пологом берегу.

– Заходите смело в воду, здесь мелководье, – предложил им Витя.

Глаша за руку повела братика в воду. Они поплескались у берега и, выйдя из воды, улеглись рядом с братьями.

На голубом небе ярко светило солнце, нагревая воздух и обжигая загорелые спины ребят. Леня ладонью вытер пот со лба и предложил:

– Пойдемте нырять с кручи.

Кручей назывался левый берег лагуны, возвышающийся на метр над водой. Предложение было принято, и все побежали на обрывистый берег. Трое братьев прыгнули в воду и резвились в ней, как утята. Глаша с Эдиком с завистью наблюдали за ними. Витя подплыл к обрыву и крикнул сестре:

– Прыгай!

– Боюсь, здесь глубоко.

– Смотри, какая глубина.

Он повернулся в воде в вертикальное положение и, усиленно работая ногами, поднял руки. Вода оказалась ему до груди.

– Глубоко, – произнесла Глаша и отошла от кромки берега.

Накупавшись, Виктор подошел к сестре и предложил:

– Давай вместе прыгнем!

Она согласилась. Оказавшись в воде, Глаша не нащупала дна. Она беспомощно колотила по воде руками и ногами.

– Молодец, – подбадривал ее Витя, – плыви вдоль берега, там мельче.

Так Глаша научилась плавать.

В жаркую погоду у Грудзинских любимой едой была окрошка. В погребе всегда стоял бочонок холодного кваса. Агафья Прокопьевна умела готовить превосходный напиток по старинному рецепту.

Как-то сидят Витя и Глаша рядом за столом и поочередно черпают деревянными ложками из алюминиевой миски окрошку. Когда в миске осталась одна жидкость, Витя взял миску и выпил содержимое. Глаша заревела и запричитала. Отец схватил ее за руку, выдернул из-за стола и швырнул через комнату к порогу. Она ударилась о порог бедром, на котором на всю жизнь остался шрам, напоминающий о «счастливом» детстве.

После этого случая Глаша замкнулась, стала избегать отца, а при встрече – прятать глаза, хмуриться и смотреть исподлобья. Девочку словно подменили. Она стала «взрослым ребенком».

Глаша наравне с Витей помогала убирать картофель. Отец и дед вилами выкапывали из мягкой, удобренной навозом земли кусты и складывали рядами. Бабушка, Витя и Глаша разгребали руками землю и складывали клубни в ведра, а затем пересыпали в мешки. Дедушка Елисей самодовольно заявлял: «В этом году земняков накопали сорок кулей». Земняки – название картошки на польском языке. Урожай хранили во вместительном подполье.

Мелкие клубни бабушка с внучкой перетирали на терке для крахмала. Детским умом Глаша понимала, что отношение к ней зависит от ее поведения в семье. Лиза оценила старательность девочки и жалела ее. Иногда тайком, стряпая на кухне, давала ей шанежку.

На зиму Грудзинским приходилось заготавливать брикеты торфа для отопления. В ближайшем лесу валежник и сухостой давно были собраны. Возить дрова за много километров было не на чем. За рубку леса без порубочного билета грозило суровое наказание.

Елисей Францевич запряг в телегу телку, кликнул Витю и Глашу, затем распахнул ворота, чтобы ехать за топливом. На его голос на крыльцо вышла Агафья Прокопьевна. Увидев запряженную телку, всплеснула руками и закричала:

– Что ты творишь? Испортишь скотину, она молока давать не будет!

– Мне что, на себе топливо возить? – огрызнулся муж и вывел телку на улицу.

Дедушка силой тянул телку вперед по дороге, она медленно, обреченно везла телегу. Дети шли сзади. Глаша с жалостью смотрела на несчастное животное, которое мотало головой, пытаясь вырваться и повернуть назад. Приехав на место, Елисей Францевич привязал Буренку и стал лопатой нарезать бруски торфа. Витя и Глаша носили их к телеге. Дедушка уложил бруски на телегу, и процессия двинулась в обратный путь. Буренка не сопротивлялась, смирившись со своей участью и поняв, что идет домой. Когда дорога пошла на косогор, телка остановилась и не смогла сдвинуть телегу с места. Дедушка и дети навалились на телегу и помогли Буренке вывезти ее на ровное место. Приехав к дому, брикеты торфа уложили под навес для просушки. Агафья Прокопьевна вынесла приготовленное для Буренки пойло и поставила перед телкой, приговаривая:

– Пей, моя хорошая, тебе еще расти надо, а тебя запрягать удумали…

Елисей Францевич слыл заядлым рыбаком, рыбачил сетями, неводом и вентерями, которые сам плел из ивовых прутьев. Он обмазывал входное отверстие в вентерь тестом, ждал, когда тесто присохнет к прутьям, и устанавливал в Идре, привязав шнуром к кусту тальника, который рос у самой воды. Пескарей набивалось в вентерь множество. Он иногда приносил их по полведра. Бабушка чистила и жарила, стараясь подсушить. При еде они хрустели как сухарики. Крупную рыбу дед ловил сетью в Сыде.

Однажды приходит с рыбалки возбужденный, глаза сияют, места себе не находит.