Последний бой Соболев Сергей
— Подыми руки на затылок! — зычно произнес «секьюрити». — А теперь замри!
Андрей, стоя с заброшенными на затылок руками, заметил, как из надстройки на корму вышел еще один крепыш — по виду и повадкам тоже «секьюрити».
— Игорь, мы вообще-то так не договаривались, — спокойным тоном сказал Захаржевский. — Ты же говорил, что с тобой... с вами, вернее, будет только один охранник!
— Разве? — удивился Борткевич. — Да какая, Жорж, в сущности, разница, один или два.
«Пара „личников“ и оба при стволах, — промелькнуло в голове у Бушмина. — Но это еще цветочки».
— При нем только сигареты, зажигалка «Ронсон» и ключи от машины, — доложил завершивший шмон охранник. — А теперь вы, господин! — Он посмотрел на Захаржевского.
— Даже и не мечтайте, — сухо сказал Михайлов. — И вообще, мы, наверное, погребем сейчас обратно!
Борткевич, коротко посмотрев на молодого банкира, который на фоне всех прочих присутствующих здесь мужиков выглядел сущим пацаном, вяло махнул рукой:
— Ладно, господа, милости прошу в салон!
В салон, отделанный ценными породами дерева, они прошли вчетвером: Михайлов, банкир, сам хозяин и один из двух «секьюрити», судя по обличью, уроженец Средиземноморья. Другой же охранник, который досматривал Кондора, типичный русак, остался снаружи: он привел в действие электроприводом сдвижную крышу из тонированного фибергласса, которая накрыла кокпит, затем поднялся на мостик, выполняя, очевидно, роль наблюдателя.
— Жорж, я хотел бы поговорить с тобой тет-а-тет, — сказал хозяин яхты, покосившись на Бушмина. — Ведь речь у нас, как я понимаю, пойдет об оч-чень деликатных вещах.
— Господин Михайлов в «теме», — сказал банкир. — Без его участия переговоры лишены смысла... Кстати, Игорь, а ты не опасаешься, что твой «секьюрити» может услышать здесь кое-что, что не предназначается для ушей сотрудника охраны?
— Нет, не опасаюсь, — посмотрев на «бодигарда», занявшего позицию возле трапа, усмехнулся Борткевич. — Он не из наших — и по-русски говорит пока слабовато. Зато он — это не угроза, господа, а констатация факта — превосходно владеет оружием...
Переговорщики сняли плащи и куртки, сели за стол, за которым, при необходимости, нашлось бы место как минимум для восьмерых человек.
— У кого-нибудь есть желание промочить горло? — поинтересовался хозяин. — В баре имеются напитки на любой вкус.
— Не сейчас, Игорь, — сказал банкир, укладывая портфель себе плашмя на колени. — Потом, может, обмоем, если, конечно, у нас возникнет для этого повод.
— И то верно, — Борткевич согласно покивал. — Хочу сразу уточнить один важный вопрос, Георгий...
— Да?
— Я так понимаю, что присутствующий здесь «господин Михайлов»... — последовал сдержанный кивок в направлении упомянутого им господина, — является представителем твоей «крыши»?
— Да, причем полномочным.
— Гм... А нельзя ли сообщить что-нибудь более конкретное по данной теме?
— Можно, но не стоит.
— Вот как?
— Есть такая мудрая пословица, Игорь: «каждая избушка своей крышей крыта»... Давай-ка лучше поговорим о делах.
— Хорошо... Слушаю тебя, Георгий... Александрович.
— Нет, — усмехнулся Захаржевский, — это я тебя оч-чень внимательно слушаю, Игорь Леонидович! Итак, что ты надумал? Только давай конкретно и по существу!
Борткевич на какое-то время задумался, потом, пожав плечами, сказал:
— В принципе, я могу на определенных условиях передать тебе или людям, на которых ты укажешь, свою долю в «дочках». Передать тебе контроль над активами и вернуть реестры вместе с сертификатами акций. Я сам заинтересован, чтобы будущая наша сделка была проконвертирована в пакет взаимных гарантийных обязательств.
— Это уже неплохо, — неожиданно сухо произнес Захаржевский. — На тему возврата активов и перемещения ценных бумаг мы поговорим позднее. Сейчас пока речь о другом. Ты говорил, Игорь Леонидович, что в наших переговорах должен принять участие еще один пайщик? Я хотел бы в первую очередь поговорить о «вандомской коллекции».
— Этот человек сейчас подтянется, — посмотрев на часы, сказал хозяин яхты. — Я просто хотел сначала обсудить свой вопрос, ну а потом — все прочие, коллективные, или, если угодно, «корпоративные», интересы.
— Тогда ближе к «телу», — жестко сказал банкир. — Я тебя предупреждал, что наша сделка без того, чтобы ты передал или же перепродал мне свой перстень — он у тебя с розовым алмазом, верно, — не состоится?
— Да, такой разговор у нас был.
— Ты взял перстень с собой в эту поездку?
— Ну... допустим.
— Мне надо знать точно! Или ты мне его показываешь прямо здесь и сейчас, или на этом заканчиваем базар... Ну а дальше, Игорь, живи, как знаешь!
Борткевич, казалось, уже принял какое-то решение, как вдруг запиликал его сотовый.
— Минутку, — сказал Борткевич, затем, прислонив трубку к уху, отозвался: — Да, я слушаю... Да, они уже здесь... Да, их двое... Конечно, мы их просветили... Ладно, но более двух людей с собой не бери! Хорошо... Выходите к причалу, сейчас я за вами катер пришлю...
Он дал отбой и положил трубку на стол.
— Жорж, сейчас подтянется еще один наш общий знакомый. Не удивляйся, но это Голубев. Мы еще вчера с ним подгребли к Антибу, но Вадим предпочел провести эти сутки не на яхте, а на берегу.
Судя по звуку, катер отвалил от борта и ушел к причалу за очередным переговорщиком.
— Проблема заключается в том, Георгий, — нарушив повисшее было молчание, сказал Борткевич, — что не один только ты предлагаешь мне заключить сделку.
— Вадим Анатольевич? — догадался Захаржевский.
— Да. У него имеется довольно любопытное предложение. Бизнес есть бизнес, Жорж. Поверь, ничего личного, хотя я и в курсе, с кем ты сейчас путешествуешь... Ты же финансист, а следовательно, должен понимать, что там, где спрос превышает предложение, неизбежно начинается торг, причем на повышение.
Они втроем — а также торчащий у входа «секьюрити» — насторожили уши: да, к яхте подходил катер, звук работающего движка стал перемещаться... Значит, вновь прибывшие, как и ранее Бушмин, решили, прежде чем высадить своего пассажира на яхту, обойти ее по окружности и как следует осмотреться.
Описав еще один круг, катер наконец пришвартовался к белоснежной красавице яхте, стоящей на якоре в знаменитой антибской «бухте миллионеров».
Странно, но поначалу они не слышали ничьих голосов.
Даже звуков чьих-либо шагов — и то не было слышно.
Телохранитель, родом из Валенсии, сопровождающий бизнесмена Борткевича в его нынешней поездке из испанской Марбельи, обернулся к выходу, несколько озадаченный, а может, и встревоженный тем, что происходило в данную минуту за пределами салона.
Чуть наискосок, сверху от трапа, «кашлянуло»... раз... другой... и третий! Хотя эти звуки не казались опасными, «секьюрити» тем не менее, хватаясь за грудь или же за ставший уже бесполезным «браунинг-HP», рукоять которого торчала из его расстегнутой наплечной кобуры, завалился набок, оказавшись в итоге на полу...
— Всем оставаться на местах!! — рявкнул мужчина в темной кожаной куртке, в правой руке которого, затянутой в тонкую перчатку, был зажат пистолет с «глушаком». Он переступил через заваленного им только что «секьюрити», на секунду повел стволом вниз, жиманул на курок, сделав «контрольку» в голову, затем — никто и глазом не успел повести — вновь вскинул свое оружие, держа из всей компании на прицеле почему-то именно Бушмина — Андрей сидел к нему правым боком. — Руки на стол! Держать на виду!! Бл...ь!!! А теперь — сели прямо!! И руки — на затылок!!!
Бушмин, подчинившись, как и остальные двое, про себя подумал:
«Раз тут нарисовался горилла Миронов, то должен появиться и его хозяин — Петр Лещенко...»
Действительно, через несколько секунд в салоне появился гэбист Лещенко: он был без маски, как и его подручный Миронов, в легкой темной плащевой куртке, расстегнутой на груди; из наплечной кобуры торчала рукоять пистолета.
— Мирон, обращайся с ним, как с гремучей змеей! — ткнув пальцем в Бушмина, сказал ведущий сотрудник спецотдела. — Жало у этой гадюки — острое, яд — смертелен! Так что, если хоть на миллиметр сдвинется, если вздумает пошевелиться, сразу мочи!
Борткевич наконец осмелился расплющить глаза, которые он минутой ранее зажмурил от охватившего его ужаса, вобрав одновременно голову в плечи, и немного осмотреться.
— Что это было, Жорж? — произнес он трясущимися губами.
— Кажется, наши «крыши» разбираются между собой... — негромко сказал банкир, который тоже вынужден был сидеть за столом прямо, держа руки на затылке.
— И что? — свистящим шепотом спросил Борткевич. — Ну и каков результат?
— Пока трудно сказать, — скосив глаза на гориллу с пистолетом, который держал их всех на мушке, сказал Захаржевский. — Но одно я могу сказать точно: ты, Игорь, остался совсем без охраны.
— Господа! — обернувшись к Лещенко, который, обойдя стол, встал в другом углу салона, противоположном кормовому выходу, почти у него за спиной, сказал Борткевич. — Уважаемые представители «крыш»! Э-э-э... Вы не могли бы сначала разобраться между собой за пределами моей яхты? Поймите, я не против сотрудничества. Но! Пожалуйста!! Давайте обойдемся без насилия... ладно?
— Заткнитесь, Борткевич! — процедил гэбист. — Именно вы и еще пара-тройка ваших друзей заварили всю эту кашу! Ладно, струхнули, снервничали, с кем не бывает! Ну так встретились бы, обсудили ситуацию, согласовали по-новому наши интересы... Так нет же! Заползли в свои норы, на звонки не отвечаете! Совсем страху лишились? Или забыли, что такое «конторская» «крыша»?
— Смотрю я на тебя, Лещенко, — подал реплику Бушмин, — и думаю, что у тебя самого «крышу» конкретно снесло.
— Мочкануть его, командир? — поинтересовался Миронов, который по-прежнему держал Бушмина на прицеле, карауля каждое его движение. — Давайте я его шлепну...
— Успеется! — Лещенко зло усмехнулся. — Ну что, Михайлов? Или как там тебя в натуре кличут — Бушмин? Не умеешь ты проигрывать, да? Не ожидал, конечно, такого поворота.
— Я могу закурить? — спросил Андрей. — Последнюю сигарету, на дорожку!
— Валяй! — разрешил Лещенко. — Кстати, ты особо не торопись на тот свет... Сначала ответь на мои вопросы... Ну а потом я уже решу, что мне с тобой делать.
Андрей выковырял из пачки «мальборину», щелкнул «Ронсоном», прикуривая, потом положил зажигалку обратно на стол.
— В салоне моей яхты, между прочим, я никому не разрешаю курить, — нервно сказал Борткевич. — А-а-а... да делайте вы, что хотите, только меня не трогайте!
— Игорь Леонидович, давайте-ка сюда перстень! — склонившись над нефтяником, приказным тоном сказал Лещенко. — Вот только не вздумайте меня огорчать! Если вы забыли его взять с собой, то пеняйте на себя: просверлим дыру в голове и выбросим за борт, на корм местным рыбам!
Борткевич инстинктивно потянулся рукой к горлу, но гэбист опередил его: сгреб нефтяника сзади за шиворот, оттянул верх водолазки, нащупал пальцами витую золотую цепочку и рывком, ломая застежку крепления, сдернул цепь, на которой вместо креста или же какого-нибудь амулета-"оберега" была подвешена массивная золотая печатка, с вензелями "И" и "Б", украшенная семикаратным ограненным камушком довольно редкого нежно-розового цвета.
— Мирон, держи их на мушке! — сказал Лещенко, вытаскивая из внутреннего кармана лупу и смещаясь к хорошо освещенной компактной стойке бара. — Так... так... вензеля... камушек... клеймо мастера... выглядит как оригинал.
— А это и есть оригинал, — пробормотал сильно напуганный таким развитием события Борткевич.
Андрей, скосив глаза на своего партнера Захаржевского, увидел, как тот, в свою очередь глядя на него, на секунду или две прикрыл веки.
«Вот и все, — подумал Андрей про себя. — Один перстень контролирует сам Жорж, другой, старший во всей „коллекции“, находится в распоряжении господина Серебрянского, который, в свою очередь, находится под контролем, третий, собственность Борткевича, — вот он, в ладони гэбиста Лещенко, у которого, в свою очередь, тоже имеются в наличии уже как минимум два „изделия“. Теперь, по крайней мере, картинка более или менее прояснилась...»
— Лещенко, а где ваш приятель? — поинтересовался Андрей, не обращая, казалось, никакого внимания на ствол, удлиненный глушителем, из которого сегодня были уже убиты как минимум двое человек, а именно охранники Борткевича. — Я имею в виду Голубева, которому вы, как я подозреваю, помогли в деле организации его фиктивного похищения?
— Ты уже, вижу, и сам допер? — кривя уголки рта, сказал Лещенко (одновременно с этим он вложил перстень, изъятый у Борткевича, в мешочек из темно-синей замши, затянул его особым манером и спрятал куда-то за пояс). — Если бы не это мудачье, эти гребаные бизнеры, Борткевич, Липкин и прочая «гоп-компания», едва не порушившие все наши планы, то все бы у нас прошло как по нотам! Кстати, господа Захаржевский и Бушмин, на «вандомскую коллекцию» объявился оч-чень сер-рьезный покупатель! Вернее сказать, на тот комплект документов и на портфель ценных бумаг, которые подсобрало, подгребло под себя известное вам «Братство трубы»... Вас, Георгий Александрович, мы намеревались даже подключить — согласен, против вашей воли — к осуществлению нашей собственной схемы. Но тут некстати подсуетился ваш друг Бушмин и — признаюсь — сорвал наши замыслы, едва не отправив вас в Грозном на тот свет.
— Лещенко, сколько вам пообещали, вам и господину Голубеву, люди из компании «Сауди Арамко»?[16] — повернув к нему голову, спросил банкир. — Интересно знать, каков ваш гонорар в этом деле?
— Теперь мне ясно, почему у нас под ногами все время путались чечены, — подал реплику Бушмин. — У них ведь сохраняются тесные связи с арабскими спонсорами. А вы, Лещенко, значит, работали не на контору, вернее, не на тех выходцев с Лубянки, которые внедрились в службы безопасности ряда нефтяных компаний. Вы изначально, сговорившись, очевидно, с Голубевым, смотрели в сторону нефтяных шейхов и королей, для которых Россия — первейший конкурент на мировом рынке.
— Шлепнуть его, командир? — вновь спросил Миронов.
— Обожди... — Сказав это, Лещенко посмотрел на банкира. — Вы сделали ошибку, Георгий.
— Какую? — поинтересовался тот.
— Ошиблись с выбором «крыши», разве не понятно? Надо было идти под нашу, «спецотдельскую», а не под «гэрэушную», — он кивнул на Бушмина. — Как видите, ваша «крыша» сейчас имеет бледный вид.
— Вы ошибаетесь, Лещенко, — сказал молодой банкир, демонстрирующий в эти полные напряжения минуты поразительную выдержку. — У меня отнюдь не «гэрэушное» прикрытие. Моя «крыша» — Кремль...
— Ну?! — после паузы сказал Лещенко, на которого прозвучавшая только что фраза не произвела, кажется, особого впечатления. — Сколько вам дали для торга, господа Захаржевский и Бушмин? Игорь Леонидович, у вас здесь есть портативный терминал, чтобы можно было переводить бабки со счета на счет?
— Да, — нехотя сказал Борткевич, — все необходимое, включая спутниковый терминал, имеется здесь в наличии.
— Но сейчас ведь ночь? — слабо усмехнулся банкир. — Все банки ночью закрыты.
— Не вздумайте парить мне мозги, — сразу же ощерил зубы Лещенко. — Я просто-таки уверен, Захаржевский, что вы, во-первых, упакованы по самое некуда. Что вам стоит перевести на наши счета пару-тройку сотен миллионов долларов? А во-вторых, в банках Каймановых островов и в офшорной зоне острова Науру, где обычно на счетах в таких случаях хранится безнал, сейчас как раз рабочий день.
— Мне прямо сейчас заняться этим? — выкладывая на стол уже расстегнутый портфель, спросил Захаржевский. — А соответствующую расписку, господин Лещенко, вы мне оставите? Я ведь, по существу, просто бухгалтер. И я обязан буду покрыть недостачу из своего кармана или же предоставить какие-нибудь оправдательные документы...
— Вот что, банкир! — сказал Лещенко, переводя взгляд то на Захаржевского, то на сидящего рядом с ним Бушмина. — Бабки мы из тебя выбьем, пусть даже с мозгами! Тут ты не сомневайся! Но меня сейчас интересует ваш перстенек, тот, что с рубином! Печатка у тебя или у твоего приятеля?
— Эта вещица, — скупо улыбнувшись, сказал Бушмин, — хранится в надежном месте.
— Где именно?
— Там, откуда ты ее не сможешь взять, Лещенко.
— Полминуты на то, чтобы ты раскололся, — Гэбист посмотрел на часы, засекая время. — Для начала я велю прострелить тебе — по очереди — конечности, потом — пах, ну а если не расколешься...
На лице Бушмина появилась странная усмешка, а смотрел он теперь не на Лещенко и даже не в черный зрак пистолета с глушителем, а куда-то чуть в сторону — в сторону выхода и кормового трапа, откуда недавно в салон прошли эти двое порядком отмороженных товарищей.
— Кто смерти не боится, — произнес он вслух любимую поговорку своего старинного приятеля Мокрушина, — того и пуля сторонится!
В салоне — наискосок от выхода — прозвучали тугие хлопки: «тах-х! тах-х!.. та-тах-х!!»
Миронов, успевший было развернуться всем корпусом к выходу, с пробитой двумя пулями грудью и дырой в правой глазнице, так и не выронив пистолет, завалился назад, в пространство между столом и компактной стойкой бара...
Борткевич с ужасом уставился на нового визитера, пожаловавшего без спроса хозяина на его яхту: это был странный субъект, одетый в новый гидрокостюм черного цвета, с отброшенным на лопатки капюшоном-наголовником, перепоясанный какой-то сбруей; на поясе у него были закреплены тесак в ножнах, специальной, водонепроницаемой конструкции кобура и чехол с «плеером», проводок от которого тянулся к миниатюрному динамику, вставленному в ушную раковину...
На него же, на этого невесть откуда появившегося здесь аквалангиста, хотя правильнее было бы сказать «боевого пловца», уставился гэбист, причем глаза его, кажется, готовы были вот-вот вылезти из орбит.
— Р-руки, Лещенко! — рявкнул Рейндж, держа его на мушке своей «беретты», снабженной глушителем. — А ну, р-руки до горы!
— Стоять, сука! — в унисон ему скомандовал Бушмин, чья рука уже успела занырнуть в предусмотрительно расстегнутый и сдвинутый Захаржевским к нему портфель. — Ах ты!..
Лещенко, прохрипев что-то нечленораздельное, рванул из кобуры свой ствол. Мгновенно с двух сторон по нему ударили две «беретты», отбросили свинцовым градом к стене, к носовой переборке. Гэбист сполз, пятная кровью обшивку из красного дерева и, неестественно выкрутив пробитую двумя или тремя пулями голову, затих в двух шагах от своего лежащего на полу салона подручного...
Борткевич пришел в себя примерно через минуту.
— Что это было, Жорж? — спросил он, лязгая от ужаса зубами. — Ч-что вообще п-происходит?
— Разве не понятно? — Тот пожал плечами. — Ты же сам видишь, Игорь, что моя «крыша» все расставила по своим местам.
Андрей тем временем успел, присев на корточки, обыскать Лещенко. В потайном кармане у него обнаружился замшевый кисет, который Бушмину сегодня уже доводилось видеть. К нему присоединился Захаржевский, присев осторожно, чтобы не испачкать шузы в чужой крови, рядом на корточки.
Андрей вытряхнул из мешочка на ладонь банкира все его содержимое: это были три перстня из злополучной «вандомской коллекции».
— Перстень с изумрудом и соответствующими инициалами — это Литвинова, — пояснил банкир. — А вот двухцветный: из-за него убили господ Липкина и Шафранова, а также их охранников. Эти двое вместе держали «долю» в «дочках» «Ространснефти» и во всем этом проекте... Возможно, Липкин перед тем, как его прикончили в одном из шале курорта Ле-дез-Альп, признался, что он передал на хранение перстень своему партнеру Шафранову. Тот, как вы уже, наверное, поняли, был не прочь избавиться от этой опасной вещицы, но известные господа...
— Которым, кажется, ассистирует Сультыбеков, — подал реплику Бушмин.
— ...нас опередили в самый последний момент, варварски срубив этот самый перстень вместе с пальцами на руке Шафранова.
— С третьим перстнем тоже все понятно, — вставая в полный рост и оборачиваясь к окаменевшему, казалось, хозяину яхты, сказал Бушмин. — Георгий, что будем делать с господином Борткевичем? Есть какие-нибудь идеи?
— Н-не надо, — произнес тот трясущимися от страха губами. — Н-не губите, господа... все отдам!.. последнее с себя с-сниму... я... я... на все согласен!
— Ладно, — немного подумав, сказал Захаржевский. — Я вообще-то человек не злопамятный, Игорь. Поедешь с нами! Тебя доставят в одно шале неподалеку от Антиба, там будешь сидеть под замком. Я тут кое-какие дела переделаю, а потом мы с тобой сядем и подумаем, как нам вернуть активы и в целом восстановить контроль над «дочками». — Сказав это, он вдруг усмехнулся. — А чтобы тебе было не скучно, компанию тебе там составит бывшая твоя пассия, Саша. Я, если хочешь знать правду, никогда эту девушку не любил.
Через несколько минут Андрей, Захаржевский и Игорь Борткевич, которому решено было пока сохранить жизнь, вышли на корму яхты, накрытую сверху и частично с боков сдвижной крышей.
— Молоток, Рейндж! — пожимая руку приятелю, который уже успел избавиться от гидрокостюма и переодеться в нормальные цивильные шмотки, сказал Кондор. — Виртуозно сработано.
— На пару с тобой, — усмехнулся тот и показал рукой на пришвартованный к борту катер. — Андрей, в катере, во-первых, лежит «жмур». Миронов приговорил охранника, как я понял, еще у причала. Во-вторых, там эти двое оставили сумку...
— Ну и ты, конечно, посмотрел, что там?
— Взрывное устройство с электронным таймером, — несколько смущенно произнес Рейндж. — Но оно не подключено... гм... батарейка, наверное, у кого-то из них в кармане?
— Да, элемент питания я нашел в кармане у Лещенко, — кивнул Бушмин. — Я еще подумал про себя, на хрена он эту батарейку с собой захватил? Так, так...
— Господа военные, — глядя на них, сказал Захаржевский. — Надо как-то утилизировать трупы! Не хватало еще, чтобы к завтрашнему дню на Ривьере поднялся переполох!
Двое приятелей многозначительно переглянулись.
— Ну что, Рейндж? Я вижу, ты уже просек ситуацию?
— Понял, не дурак.
— Тогда сделай так, чтобы здесь к утру не было ни трупов, ни этой самой красавицы яхты!..
Глава 31
Кто украл яйцо, тот украдет и курицу
Очень кстати вдруг оказались те двое сотрудников резервной резидентуры ГРУ, которых начальство прислало — в одно время с Мокрушиным — на Лазурный берег Франции.
Один из них занимал пост наблюдателя возле эллингов, и, когда Бушмин с двумя бизнесменами сошел с причала на земную твердь, он тут же показался из темного закутка.
— Ну что? — спросил у него Бушмин. — Кто-нибудь из сторонних подходил к нашему «Лексусу»?
— Нет, — сказал сотрудник, — эти двое обошли его стороной.
— Где их машина?
— Чуть дальше, метрах в семидесяти отсюда.
— Значит, никто из чужих здесь более не показывался?
— Так точно, ни единой живой души!
«Странно, — подумал Бушмин про себя. — А куда же подевался господин Голубев?..»
В это время в кармане у него запиликал сотовый. Андрей вытащил трубку, сверился с цифирью на экранчике и удивился: звонила ему девушка Федор, с которой он попрощался еще вчера и которая вроде бы отправилась обратно в Париж.
Он не стал бы сейчас отвечать на ее вызов, если бы не вспомнил вдруг, что намедни он видел оч-чень похожую на нее девушку в толпе на антибской набережной.
— Да, я слушаю.
— Андрей?! — затараторила в трубку молодая женщина. — Я дура... дура!.. извини!! Хотела еще вчера с тобой поговорить...
— Федор, я вообще-то занят.
— У меня, кажется, возникла проблема... Я б-боюсь!.. Хотела вот пройти в отель... прямо в «сьют» к тебе, но...
— Федор, у меня совсем нет времени!
— Но возле «Мэридина» случайно заметила чеченов...
— Что? — насторожился Бушмин. — Каких еще чеченов?
— Да тех самых! — всхлипнула в трубку Федор. — Из Куршевеля! Верзилу и еще того, что своим ножичком на тебя замахивался!
— Ты где? — спросил Бушмин. — Понятно... Оставайся на месте, я или перезвоню... Или даже подъеду!
Не успел Рейндж толком приступить к минированию яхты, как ему вновь пришлось прыгать в катер и переволакиваться к причалу.
— А если это провокация? — выслушав его, сказал Мокрушин. — Ты об этом подумал, Андрей?
— У меня от всех этих думок уже репа трещит! — мрачно заметил Кондор.
— Я вам так скажу, друзья мои, — вмешался Жорж, решивший поучаствовать в этом их импровизированном совещании. — Федор, может, и прозванивала изредка своему шефу Пете Миллерману, но на эдакую «Мата Хари», поверьте уж мне, старому тусовщику, хорошо знающему подобный контингент девушек, ну никак не тянет. Она совершенно не годится на роль провокатора. Даже у Саши, девушки не в пример более умной, хваткой и изворотливой, и то, как видите, совсем не здорово все получилось.
Он посмотрел на «Лексус», в который — на заднее сиденье — уже упаковали Борткевича, сонного, оплывшего под воздействием препарата, который ему ввели шприц-ампулой еще на яхте, затем, задумчиво потеребив подбородок, сказал:
— Признаюсь, господа военные, эти двое чеченов меня слегка беспокоят! Некстати здесь их присутствие! В особенности же завтра. Не хотелось бы, чтобы в такой важный день у нас кто-то путался под ногами!
Бушмин, тяжело вздохнув, переговорил накоротке с Рейнджем. Тот остался присмотреть за «Лексусом», а заодно и за качающейся на водах бухты яхтой, на борту которой сейчас не оставалось ни единой живой души. После чего прошел метров с полтораста вдоль яхтенных причалов, где была припаркована арендованная тачка со вторым — и последним — «резервным» сотрудником.
— Какова задача, командир? — поинтересовался сотрудник, заводя движок.
— Сначала я законтачу с одной девушкой. Я подскажу, куда рулить, — сказал Кондор. — У вас с коллегой стволы в машине?
— Да, есть два «тихих» ствола.
— Ну, — вздохнул Кондор, — тогда, брат, поехали на дело.
Бушмин приказал «резервному» остановиться на тихой наклонной антибской улочке, а сам, выйдя из машины, еще с полсотни шагов прошел пешком, пока вдруг из темноты, из-под каких-то пахучих кущей, его вдруг не окликнул тихий женский голосок:
— Андрей... я здесь!
— Ты одна, Федор? — прислушиваясь к окружающим их звукам, поинтересовался Бушмин. — Ну так объясни толком, что стряслось?!
Из довольно сбивчивого рассказа девушки он понял следующее.
Во-первых, парижский помощник Пети Миллермана действительно попросил ее, Федора, иногда отзваниваться и сообщать, как и в каких местах она тусуется в их компании (в этом, в принципе, не было ничего криминального. Но вряд ли это было простым любопытством).
Во-вторых, уже в местном аэропорту ее всерьез напугала одна мысль: а что теперь будет с ней, с Федором? Вольно или невольно, но она участвовала в «куршевельской разборке». А у Миллермана — она знала это наверняка — есть друзья из числа «крутых» кавказцев. Ну не друзья, а, скажем так, «клиенты»...
В-третьих, испугавшись этой собственной мысли, Федор резко передумала лететь в Париж, где ее, вполне вероятно, могли ожидать крупные неприятности, а возможно, даже «предъява» за того чечена, которого она толкнула ногой, когда тот, обливаясь кровью, схватился за горло или за грудь... Она не знала, как ей теперь быть. Ну и решила в конце концов обратиться к Андрею, у которого наверняка есть какие-то связи и возможности, потому что одной ей в этом деле не «отмазаться»...
В-четвертых, когда она окончательно склонилась к мнению, что без помощи Андрея и его друга Жоржа ей никак не обойтись, Федор, гуляя по антибским улочкам, приняла решение идти к «Мэридину», где ее уже знают портье, и затем постучаться в «сьют», где, как она предполагала, должен сейчас находиться Андрей.
И, наконец, в-пятых: когда она шла к отелю — это было минут тридцать, максимум сорок назад, — то едва не столкнулась нос к носу с двумя чеченами. Да-да, с теми самыми, «куршевельскими»!.. Которые стояли возле темного джипа, припаркованного на соседней с отелем улице. Откуда, кстати, вполне нормально просматривается паркинг перед отелем «Мэридин».
Задав девушке еще пару-тройку наводящих вопросов, Бушмин поинтересовался:
— Где ты здесь остановилась, Федор? Или так и бродишь по улицам и набережным вторые сутки подряд?
— Нет-нет... Я сняла номер в небольшой трехзвездочной гостинице.
Узнав ее координаты, Андрей сказал:
— Топай, Федор, обратно в свой отель! Никому больше не звони и ни с кем не разговаривай! Сиди пока в номере и не высовывай оттуда носа! Мобилу отключи... Нет, выброси ее вообще на фиг! Точнее, дай-ка мне сотовый, я сам по дороге куда-нибудь его определю! Я завтра или же, в крайнем случае, послезавтра пришлю за тобой человека. И ты, если не хочешь неприятностей, детка, будешь слушаться его, как своего родного папу!
— Ну, где же они? — подал реплику с заднего сиденья Голубев, который в последние минуты заметно нервничал. — Пора бы им уже отзвониться, а еще лучше, нарисоваться здесь!
— Нэ-э переживай, Вадим, — лениво процедил сидящий в кресле пассажира Султыбеков. — Сложный разговор, наверное, у них там, да? Такие вот дэла нэ-е делаются быстро... Главное, чтобы все па-алучилось, как нада...
Он посмотрел на своего крепыша-водилу, у которого лицо в двух местах было заклеено пластырем.
— Ваха, не грусти, брат... — сказал он, перейдя на чеченский. — Я знаю, что ты переживаешь из-за того, что не можешь сам перерезать горло тому русскому... Так вот, брат: пусть эти свиньи сами друг другу глотки режут... Какая разница, чьими руками Всемогущий вершит свое правосудие?
— Инш алла...
Голубев беспокойно заворочался за заднем сиденье джипа.
— Что, Вадим? — обернулся к нему Султыбеков, который, впрочем, еще года три назад носил совсем другую фамилию (пришлось слегка сменить личину, включая почти легальный процесс получения общегражданского и загранпаспортов, оформленных на его новую фамилию). — Да расслабься, брат, расслабься... Все под ка-антролем, все у нас па-алучится!
— А если Жорж не захочет расстаться со своим перстнем, который ему перепродал?
Голубев, скорее по привычке, нежели по необходимости, не стал называть вслух имя оч-чень крупного деятеля из правительства, от которого, как ему было доподлинно известно, что перстень с рубином перешел к молодому, но прыткому, надо сказать, банкиру (правда, детали самой сделки Вадиму Анатольевичу в точности известны не были). Он предполагал, что Жорж, за которым стоят какие-то неизвестные ему лица, ведет нынче какую-то собственную игру. И ругал себя последними словами за то, что не сумел разглядеть в нем ранее молодого, но опасного, зубастого волка.
— Захочет, — убежденно сказал Султыбеков. — Не за-хочэ-ет, за-аставим!
— Или укра-адем! — сказал чуток оживившийся Ваха.
— Да, хорошо сказано, — усмехнулся в темноте Султыбеков. — Как гласит народная пословица, «кто украл яйцо, тот украдет и курицу...»
— Пойдем-те, что ли, на воздух?! — сказал заметно нервничающий Голубев. — Заколебался я уже сидеть в машине.
На тихой антибской улочке, шагах всего в сорока от перекрестка, с которого, повернув, можно было въехать на паркинг перед отелем «Мэридин», в ночной тишине раздалась серия приглушенных хлопков.
Кондор, выросший перед джипом, возле которого стояли трое мужчин, словно из-под земли, завалил двумя выстрелами, сделанными практически в упор, Султыбекова. Практически весь остаток обоймы пришлось потратить на его гиганта-телохранителя...
— А мне говорили, Вадим Анатольевич, что вы в плену, — пробормотал Андрей, вкалывая тому в предплечье — прямо через ткань одежды — содержимое шприц-ампулы. — Надо же, в Антибе всплыл?! Ну ничего, ничего, мои коллеги позаботятся, чтобы вас в конце концов доставили прямиком на Родину.
Подкатил «резерв» на своей арендованной машине; быстро сунули теряющего на глазах сознание заложника на заднее сиденье; сотрудник сел за руль и повез их новую жертву, у которой Кондор предусмотрительно снял с пальца его перстень, в указанное ему место.
Едва Андрей загрузил двух чеченов в салон джипа, на заднее сиденье, изо всех сил при этом стараясь не перепачкаться в их крови, как к перекрестку вдруг по главной дороге подкатила патрульная машина местной полиции.
У Андрея в эти критические мгновения волосы на голове буквально встали дыбом. Но «ажаны» повернули не к нему, в переулок, где он сидел в чужой машине, с двумя еще не остывшими трупами в салоне, а в другую сторону, в объезд отеля.
В салоне элегантной яхты царили необычные запахи — парной крови и прогоревших пороховых газов.
Мокрушин предусмотрительно выстелил дно катера куском брезента, в который они и завернули только что доставленные Кондором на ночной причал трупы. Затем вдвоем перевезли пару мертвых чеченов на яхту, кое-как подняли их на палубу и поочередно сволокли в салон, исподволь превратившийся в некий антибский филиал морга. Причем когда Кондор и Рейндж возюкались с тяжеленным верзилой, — а ведь все нужно было делать в темпе! — то так с ним намаялись, что хекали потом оба на корме, как две борзые после гона, едва отдышались.
«Надо было мне этого Горца — он же Султыбеков — приговорить еще при нашем первом с ним свидании, года четыре тому назад, — подумал про себя Андрей. — Глядишь, и не было бы всей этой чертовой кутерьмы...»
Еще он думал о том, что лучше всех, наверное, сейчас подруге банкира, Саше. Дрыхнет себе в «сьюте», под присмотром Ники. Хотя... Как бы она вовсе концы не отдала от той дозы снотворного, которой ее попотчевали в этот вечер.
Впрочем, пусть Захаржевский и «родня» разбираются и со шпионкой и с двумя нефтяниками, которых удалось взять на «цугундер», потому что они на пару с Рейнджем свою задачу выполнили.
Осталось сделать малость. Надо куда-то утилизировать образовавшиеся в ходе спецмероприятия трупы. А не то весь Лазурный берег нынешним утром будет стоять на ушах...
Через несколько минут Бушмин покинул яхту, присоединившись к Захаржевскому, — тот ждал подробностей касательно Голубева, а главное, банкира интересовал этот уже четвертый, добытый ими за сегодняшний вечер перстень — ну а Рейндж остался там еще на какое-то время, поскольку, кроме него, как выяснилось, заниматься мертвецами и яхтой было решительно некому.
В принципе, задача оказалась не такой уж и сложной.
Управление этой навороченной яхтой было компьютеризовано по максимуму: осталось лишь вызвать на экран компьютерный планшет и забить новые координаты для системы «автопилота». Проставив временные параметры, Рейндж перезагрузил систему, протестировал, потом, убедившись, что все «тип-топ», стал устанавливать под съемный «рыбинс», рядом с топливным бачком, взрывное устройство — эти ребятки приволокли примерно три кило «пластита», этого количества хватит сверх головы. Таймер — на двенадцать часов, то есть на полдень следующих суток (которые, впрочем, давно уже наступили). Следуя под движком, «средним ходом», чуть в стороне от маршрута на Балеарские острова, минуя «зоны разделения», где ходят грузовые суда, эта красавица яхта, превращенная волею случая в некое подобие «летучего голландца», успеет порядком отойти от побережья. Ну а там уже в установленное время сработает таймер мощного взрывного устройства... И все концы, как говорится, в воду!
На рассвете мужской голос вышел в эфир на волнах УКВ и по-английски сообщил оператору местного «Порт-контроля», что борт такой-то, с такими-то позывными, поднял якорь и просит добро на выход из бухты.
Читать бесплатно другие книги:
