Последний бой Соболев Сергей

Глава 16

Бела, румяна, да нравом упряма

Круглый, с подсветкой, циферблат уличных часов возле станции метро «Братиславская» показывал без четверти девять вечера.

Синий «Фольксваген Пассат», за рулем которого сидел мужчина лет тридцати двух, одетый в костюм серой казенной расцветки, — куртку и портфель он определил на заднее сиденье машины, — миновав кольцо возле «Братиславской», свернул в глубь жилого массива, стоящего из разноцветных панельных и монолитных многоэтажек. Владелец «фолькса» возвращался домой после напряженного трудового дня, большую часть которого он провел в своем служебном кабинете в здании на Лубянской площади. Когда он свернул в проезд, который вел к четырехподъездному двенадцатиэтажному дому, во дворе которого он обычно парковал свою машину, в корму «Пассата» вдруг «тюкнула» другая легковушка. Водитель ее был то ли пьян, то ли слеп от рождения (иными причинами случившееся было трудно объяснить).

— Мать вашу! — выругался мужчина, ставя машину на ручник. — Что еще за дебил нашелся на мою голову?!

Он вышел из машины. Косо посмотрел на светлую «десятку» с разбитой левой передней фарой, водитель которой, ясное дело, являлся виновником этого досадного ДТП. У его «Пассата» тоже был разбит весь левый задний «пакет», но других серьезных повреждений на первый взгляд он не обнаружил.

Подошел к «десятке». Цедя под нос ругательства, постучался костяшками пальцев в стекло со стороны водителя. Стекло издевательски медленно поползло вниз. Водителем «десятки» оказалась молодая рыжеволосая женщина. Опустив наконец полностью стекло, она сказала:

— Извините меня, ради бога. Мне по сотовому прозвонили... Не знаю, как такое могло случиться... В смысле, я отвлеклась, наверное... надеюсь, вы не пострадали?

— Ну?! — процедил мужчина. — Что будем делать? Вы мне глазки не стройте! Я вам не гаишник... ты у меня не только стоимость ремонта оплатишь, но и без «прав» останешься!

— Пожалуйста, не нужно ругаться, мужчина, — мягко сказала обладательница рыжей шевелюры. — Ваша машина, наверное, застрахована? Впрочем, мы можем решить вопрос прямо на месте. Если, конечно, ваши требования не будут чрезмерными...

Сказав это, она полезла в сумочку и принялась рыться в ее внутренностях.

В этот момент к двум почти слившимся легковушкам подошел прохожий. Это был мужчина лет тридцати трех, одетый в темно-синюю куртку «пилот» с капюшоном. И еще такая вот деталь: он опирался при ходьбе на трость с набалдашником и, кажется, слегка прихрамывал на левую ногу.

— Я все видел! — сказал «хромой». — Могу быть свидетелем! Да тут и так все ясно: «десятка» виновата... И к бабке не ходи! Ага, женщина за рулем?! Я так и знал! Ну?! И куда ты смотрела, дура?! Как можно было впилиться в ж...у, если все как на ладони!

— Отвали, мужик! — обернувшись на секунду к «хромому», сказал владелец поврежденного «Пассата». — Как-нибудь без тебя разберусь.

— Конкретно ставь ее «на бабки», брат! — как ни в чем не бывало продолжал вещать хромой прохожий. — А ты что, рыжая, зенки пялишь?! Скажи лучше, за сколько права купила! Что?! Через таких вот, как ты, и я за малым инвалидом не стал!

— Если не хочешь стать инвалидом на всю жизнь, отойди в сторонку! — сердито произнес владелец «Пассата», после чего, чуть пригнувшись, заглянул через опущенное стекло в «десятку». — Ну что, дорогуша? Как мне с вами быть? Давайте-ка для начала свои документы!

— Сейчас, вы только не ругайтесь!

Рыжеволосая молодка что-то достала из сумочки, и вдруг через проем окна прямо в лицо чуть склонившемуся к ней мужчине ударила струя остропахучей эмульсии.

В это же самое мгновение его что-то ощутимо кольнуло сзади, чуть пониже поясницы.

«Блин!.. — успел подумать про себя мужчина. — Что это еще за фигня?..»

Далее произошло следующее: у жертвы перехватило дыхание, ноги стали глиняными, руки — неподъемными, мгновенно, словно кто-то щелкнул выключателем, пропали слух, зрение и вся «сенсорика». Впрочем, еще какое-то время, очень короткое, мужчина, как бы отделившись от собственного тела, — такое случается при наркозе — видел откуда-то сверху самого себя, а также рыжую и «хромого», которые теперь поддерживали его с двух боков, как будто он был пьян или находился под кайфом... Но его рвануло куда-то вверх, к черному бездонному небу... и тут же в его мозгу все окончательно померкло.

Рейндж и его рыжеволосая напарница мигом подхватили владельца «Пассата» и определили его на заднее сиденье припаркованного шагах в десяти на обочине минивэна, причем вся эта сцена со стороны выглядела так, как будто их третьему товарищу вдруг стало худо или же он попросту пьян в лоскуты.

Мокрушин завел движок и быстро отъехал от места ДТП. Измайлова, игнорируя присутствие двух женщин, одна из которых держала за руку маленькую девочку, укутанную в шубку, — они шли со стороны ближнего подъезда, — села в «Пассат», передвинула вниз «ручник» (на ее руках красовались телесного цвета перчатки) и переставила чужую поврежденную машину ближе к обочине, чтобы она меньше привлекала внимание и не загораживала проезд. Взяла с заднего сиденья чужие куртку и портфель, выбралась наружу, заперев дверцы «Фольксвагена». После чего запрыгнула в «десятку» и, развернувшись, направилась вслед за минивэном в другой конец этого жилого массива.

Рейндж вскоре припарковал машину в одном из дворов. «Клиент» напоминал сейчас бесчувственное бревно, то есть вел он себя правильно. «Кажется, все прошло чики-чики, — подумал Рейндж. — Вряд ли кто-то обратил внимание на эту сценку. Сработали на пару с Измайловой быстро и четко!» А вообще-то сейчас настали такие времена, что человека могут среди бела дня ограбить, раздеть, а то и пришить. И никто не то что не вмешается, но еще и прибавит шаг, уводя глаза в сторону, чтобы, не дай бог, не попасть в число свидетелей и очевидцев.

Мокрушин на минутку пересел на заднее сиденье. Устроил «клиента» поудобнее, приложил пальцы к его сонной артерии. Жив курилка, хотя и без сознания, в полном отрубе. Затянутой в перчатку рукой Рэйндж обшарил чужие карманы. Нашел документы: паспорт, водительские права и служебное удостоверение сотрудника УФСБ по Москве и области. Развернул чужую «ксиву», подсветил, затем пробормотал себе под нос:

— Старший оперуполномоченный... имярек... майор госбезопасности... Все сходится, все — в «цвет»!

Нарисовалась Измайлова, которая оставила битую «десятку» в соседнем дворе. Чужие куртку и портфель положили рядом с их владельцем. Рейндж еще раз проверил пульс — все путем, наркоз подействовал, как надо. Закрыли машину, поставили на сигнализацию и отошли к дальнему подъезду, откуда стали наблюдать.

На восьмой минуте ожидания во двор въехал джип темного окраса. Из него вышли двое молодых мужчин в штатском. Один из них щелкнул брелоком, отключая сигнализацию. Он сел в кресло водителя минивэна, а его коллега занял кресло пассажира.

Еще через минуту обе машины, включая джип, выехали со двора и покатили куда-то, в известном лишь этим людям направлении. Но, куда бы они ни привезли этого «изъятого» только что сотрудника ФСБ, работающего в штате спецотдела, Мокрушин сейчас не хотел бы оказаться на его месте.

В половине одиннадцатого вечера «жених» и «невеста» вернулись обратно в пансионат «Сосны» — вернулись, как и ушли отсюда, через запасной ход.

— Молоток, Нюра! — похвалил напарницу Рейндж. — Хорошо держалась... Надо обмыть это дельце! Эй, эй... ты куда это?

— Хочу принять душ, — сказала Измайлова, пряча свой роскошный рыжий парик в шкаф (она-таки оказалась брюнеткой, причем носила сейчас довольно короткую стрижку). — Спасибо, шеф, за добрые слова. Рядом с вами, знаете ли, я чувствую себя на сто процентов уверенной.

Измайлова взяла с полочки пакет, захватила то ли халатик, то ли длинную майку и, ловко обогнув своего командира на вираже, скрылась в ванной комнате, захлопнув дверь у него прямо перед носом.

— Глупая ты женщина, — проворчал Рейндж. — Я баньку нам на вечер заказал... Распили бы бутылку шампанского... то се... заодно бы и попарились, так сказать, по-семейному!..

Он вяло перекусил бутербродами, приготовленными его новоиспеченной напарницей. Заварил себе кружку чая, вышел на балкон, покурил. Когда он вернулся с балкона, из ванной показалась Измайлова, в халатике, разрумянившаяся, с чуть влажными после душа волосами. Выключила верхний свет, включила «ночник», сняла халатик, под которым оказалась коротенькая, доходящая до середины бедер, ночнушка, и, пожелав шефу спокойной ночи, улеглась на свою кровать под одеяло.

Глядя на эту картинку, Мокрушин едва не сплюнул с досады.

— Приличные невесты так со своими мужиками не поступают, — пробормотал он себе под нос. — Всем ты хороша, Аннушка, но уж больно упряма...

Он взял с собой пакет с банными принадлежностями и поплелся в «виповскую» сауну (не пропадать же деньгам, уплаченным вперед за сие удовольствие?). Чтобы не было уж слишком скучно париться в одиночестве, захватил с собой банку «Хейникена», а также, на всякий пожарный, — вдруг в Измайловой проснется совесть и она явится потереть ему спинку — сунул в пакет бутылку охлажденного до нужной температуры шампанского — она должна быть в пределах 8 — 12° — и коробку конфет.

Пробыв в сауне всего минут сорок, он поплелся обратно. Увидев, что за стойкой дежурит уже знакомая ему смазливенькая администраторша, подошел к ней и выложил на стойку шампанское и конфеты — ну не пропадать же добру?

— Вообще-то нам не положено... но спасибо! — Блондинка, убрав с глаз подношения, мило улыбнулась. — А что это вы один? Где же ваша невеста? Или, простите, она вам — жена?

— Умаялась, бедняжка, спит... — усмехнулся Рейндж. — Любит она это дело... м-да. Ну что ж, хорошей вам ночи и спокойного дежурства!

Когда он вернулся в номер, лженевеста спала без задних ног. Рейнджу тоже ничего иного не оставалось, как занять штатное койкоместо.

В половине пятого утра их разбудил звонок по сотовому телефону. Оба быстро собрались, оделись и через заднее крылечко, никем, кажется, не замеченные, покинули мирно спящий пансионат.

В «кармане» на шоссейке, там, где раньше стоял мини-вэн, теперь была припаркована другая машина — темно-синий микроавтобус с тонированными стеклами марки «Форд», с оформленными по доверенности на одну из залегендированных фамилий документами.

«Свояк» будет ждать их в шесть утра на одной из двух выделенных для их особых нужд конспиративных квартир.

«Смахивает на то, дружище, — думал про себя Рейндж, которого этим ранним хмурым утром безудержно тянуло в сон, — что кто-то заварил крутую кашу. А ты, как всегда, не только ни хрена ни во что не можешь врубиться, но еще и наверняка будешь сам ее расхлебывать...»

Глава 17

Время — деньги, торопиться некуда

Захаржевский покинул отель «Риц» в начале десятого утра, оставив свою спутницу и «без пяти минут невесту» — так, во всяком случае, он в последнее время представлял среди знакомых эту красивую молодую женщину по имени Александра, возглавляющую ныне одно из отпочковавшихся от «Ространснефти» PR-агентств, — отдыхать в гостиничном номере, или «сьюте», как здесь принято говорить, после довольно утомительной ночи.

Прежде чем встретиться с делегатом «крыши», то бишь Андреем Бушминым, предварительная стыковка с которым произошла в ресторане «Серебрянная башня», Жоржу нужно было провернуть одно нехлопотное, но вместе с тем деликатное дельце.

Ему следовало накоротке заглянуть в одну лавочку на Вандомской площади, славящейся на весь мир — в среде состоятельных, естественно, людей, а не каких-то оборванцев — своими ювелирными бутиками и магазинами супердорогой парфюмерии.

Понятно, что брать такси или трястись на общественном транспорте, маскируясь под парижанина, Жоржу не пришлось. По той простой причине, что отель, в котором они снимали «сьют» с двумя спальнями и гостиной (одна спальня была предназначена для сотрудницы Ники), одной своей стороной выходил в аккурат на Вандомскую площадь.

Большинство бутиков и шопов были еще закрыты. Захаржевский, одетый в темное кашемировое пальто, без головного убора, прогулочным шагом отправился по периметру площади, как бы проткнутой посередке сорокатрехметровой спицей-колонной (отлитой, кстати, из меди трофейных пушек, в том числе и русских, захваченных наполеоновскими орлами под Аустерлицем). А за ним, за молодым русским банкиром, как нитка за иголкой, находясь на расстоянии четырех-пяти шагов, гуляла сотрудница Ника, которой, в отличие от темновласой красавицы, спать сейчас было не положено.

Взгляд Захаржевского рассеянно скользил по витринам всемирно знаменитых бутиков «Шомэ», «Булгари», «Шопар», «Тиффани», в которых за прозрачными пуленепробиваемыми стеклами были выставлены напоказ предметы роскоши (лишь незначительная часть из того, что в действительности могут предложить взыскательному клиенту местные ювелиры). Остановившись возле одной из таких роскошных витрин, он около минуты разглядывал женские гарнитуры, декорированные сапфирами и гранатами стоимостью от пятнадцати тысяч евро и выше. Затем, хотя заведение должно было открыться лишь через полчаса, направился ко входу в бутик.

Визитера тут же впустили внутрь, несмотря на висящую на двери табличку с надписью «ЗАКРЫТО». Когда за ним захлопнулась тяжелая золоченая дверь, Захаржевский, перейдя на французский, которым он бегло владел благодаря двум годам учебы в Сорбонне — затем родители его забрали в Москву, где он и закончил Плехановку, — вначале поздоровался с местным служащим, а после спросил, может ли он видеть мсье Бушро-младшего. Служащий, внимательно изучив его визитку, наконец утвердительно кивнул головой и пригласил раннего посетителя следовать за ним.

Они поднялись на второй этаж салона, где царила приятная расслабляющая обстановка: пол устлан мягкими коврами, изысканная итальянская мебель, множество зеркал, позолота... Паче ожиданий, служащий сопроводил гостя не в комнату для VIP-персон, где обычно обслуживают состоятельных клиентов, а в расположенный в конце коридора служебный кабинет.

Нет, это был кабинет не владельца всемирно известного ювелирного «бренда» (такие люди, как правило, не держат свои офисы в бутиках, даже в таких знаменитых, как этот, на Вандомской площади) и даже не управляющего, служебные апартаменты которого были расположены на третьем этаже здания. Офис, куда сопроводили Захаржевского, занимал здесь довольно известный в узких кругах парижский ювелир Мишель Бушро, отец и дед которого также были редкими спецами по ювелирной части.

Бушро-младшему не было еще и сорока, но он уже чуточку сутулился, а темные волосы его на висках были прихвачены сединой. Помещение, которое он здесь занимал, было — по московским меркам — довольно скромным. Ювелир встал из-за стола, где он просматривал при включенном верхнем свете какие-то буклеты, и шагнул навстречу гостю, радушно улыбаясь и протягивая небольшую холеную руку для дружеского рукопожатия.

— Доброе утро, мсье Жорж. Всегда рад вас видеть в нашем салоне.

— Здравствуйте, Мишель, — ответно улыбнулся Захаржевский, расстегивая пуговицы пальто. — Мне тоже нравится бывать в вашем салоне. Знаете, я иногда думаю, не скинуться ли мне с приятелями и не выкупить ли целиком ваш бизнес? Включая вот это волшебное местечко на Вандомской площади?

Ювелир продолжал улыбаться, но его правая бровь заметно поползла вверх. Захаржевский небрежно перебросил снятое пальто через спинку кожаного кресла, проигнорировав попытку служащего принять у него верхнюю одежду.

— Шучу, Мишель, шучу, — добродушно посмеиваясь, сказал молодой банкир. — Каждый должен заниматься своим делом: мы, русские, будем и дальше качать нефть, а вы, французы, будете обучать нас, дикарей, высоким стандартам цивилизованной жизни.

— Чем мне вас угостить, Жорж?

— Спасибо, Мишель, но я к вам заглянул ненадолго... Честно говоря, времени у меня в обрез.

Ювелир перевел взгляд на служащего, и тот, поняв, что эти двое хотят остаться наедине, тут же покинул кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

— Присаживайтесь, Жорж, — сказал Бушро-младший. — Знаете, мне чрезвычайно любопытно наблюдать за вами, людьми нового поколения из России. Вы сильно изменились, стали более динамичными, как будто кто-то переключил коробку скоростей. Мне даже кажется порой, что вы решили позаимствовать у американцев их девиз: «Время — деньги».

— Мы восприимчивы к чужому, — уточнил Захаржевский, — но переиначиваем все на свой лад. Поэтому принцип, согласно которому мы сейчас живем в России, я сформулировал бы так: «Время — деньги, но торопиться некуда...»

Вежливо улыбнувшись, ювелир поинтересовался:

— Жорж, вы пришли забрать ваш заказ? Признаться, были проблемы с подбором камешка, да и сроки для выполнения вы задали сверхнапряженные.

— Но вы ведь справились, Мишель, не так ли? Дайте-ка мне взглянуть на вещицу.

Ювелир открыл небольшой сейф, из недр которого он извлек небольшой футлярчик нежно-бирюзового цвета и конверт со стопкой цветных фотоснимков (на них был запечатлен в различных ракурсах «оригинал» изделия, точную копию которого было предложено — негласно — воспроизвести Бушро-младшему).

Захаржевский, еще раньше заметивший наличие в офисе ювелира — наряду с компьютером, факсом и т.д. — бумагорезательного аппарата, кивком испросил разрешение хозяина, включил на короткое время агрегат и, поочередно вставляя фотки в прорезь, превратил их в тонкую бумажную стружку.

После чего, вооружившись лупой, стал разглядывать изготовленный для него мсье Бушро «дубликат»: это была золотая печатка, с платформой из платины, с ограненным рубином, без именного вензеля.

— Превосходная работа, Мишель! — спустя пару минут сказал молодой банкир. — Я всегда знал, что на вас можно положиться.

Он вложил драгоценный перстень в футляр, а футляр сунул в нагрудный карман пиджака. Из другого кармана достал пачку евро, в которой было упаковано сто купюр номиналом в пятьсот европейских «тугриков» каждая — всего пятьдесят тысяч.

— Держите, Мишель, — сказал он, передавая пачку ювелиру. Дополнительный бонус к тому, что вам уже было выплачено. Это моя благодарность за то, что вы не задавали лишних вопросов.

— Все никак не привыкну, что вы, русские, ходите повсюду с набитыми деньгами карманами, — забросив премию в сейф и заперев его, сказал ювелир. — Не сильно удивлюсь, если уже вскоре в обиход запустят банкноты номиналом в тысячу евро.

Захаржевский тем временем успел надеть пальто и шарф.

— Мишель, я хочу у вас купить, уже через кассу, одну безделушку, которая у вас выставлена на витрине.

— Что именно вас интересует, Жорж?

— Браслет с бриллиантами за двадцать две тысячи. Надо же мне как-то оправдать и эту утреннюю прогулку, и мой визит в ваш ювелирный салон?

Захаржевский вернулся в отель в начале одиннадцатого. Едва он вошел в номер, как из ванной комнаты показалась Александра: в одних лишь трусиках-бикини, с влажной после душа кожей и отжатыми, но еще не просушенными феном роскошными черными волосами.

— Где ты был, Жорж? — поинтересовалась она, метнув не слишком приветливый взгляд на вошедшую вслед за банкиром в номер сотрудницу. — Я проснулась, а тебя нет... О-о, цветы? Это мне?

— Тебе, любимая, — усмехнувшись, сказал Захаржевский, в руках у которого был букет бархатистых роз. — Не поранься о шипы... Давай-ка поставим цветы в вазу... вот так... Знаешь, я не думал, что ты так рано встанешь. Вышел прогуляться ненадолго, заодно и прикупил кое-что... Надеюсь, Саша, тебе понравится эта вещица...

Молодая женщина, ничуть, казалось, не смущаясь своей наготы, бросила на него вопросительный взгляд и лишь после этого, взяв сверточек, распаковала его и раскрыла футляр с эмблемой известного парижского бутика.

— О-о-о... какая прелестная вещь, — сказала Александра, разглядывая браслет с «брюликами» (судя по недостаточно бурной реакции, молодая женщина ожидала увидеть нечто другое, возможно, обручальное кольцо с бриллиантом). — Спасибо, Жорж, спасибо милый... Но почему ты не раздеваешься?

Она на короткое время прильнула к банкиру, коснувшись его своими остроконечными розовыми сосками и его губ своими влажными чувственными устами, после чего отстранилась и бросила на него удивленный взгляд.

— У тебя есть какие-то дела, дорогой? А мы разве не будем завтракать? И почему ты не хочешь взять меня с собой?

— Есть одно небольшое дельце, — сказал Захаржевский, доставая из багажного отсека шкафа-"купе" свой портфель. — Закажи себе что-нибудь перекусить в номер, если есть желание. Думаю, к часу пополудни я вернусь, и тогда мы отправимся куда-нибудь пообедать.

Он уже был на пороге, когда Александра, успевшая набросить на себя халат, спросила:

— Жорж, ты подтвердил аренду двух «сьютов» на Ривьере?

— Да, я звонил нашему агенту, — обернувшись, сказал банкир. — А что?

— А если нам понадобится переехать? Не сделать ли нам предварительный заказ на апартаменты по всему маршруту? Ты же сам знаешь, какой там вечно напряг с «виповским» жильем.

— Значит, будем жить в пещере, как первобытные люди.

— Ты шутишь?

— Шучу, конечно, — добродушно сказал Захаржевский. — Ладно, Саша, не бери в голову... что-нибудь придумаем!

Бушмин покинул отель «Крийон» в десять утра.

В одном квартале от гостиницы, в «бистро», его ожидал Подомацкий. Они заказали по чашке кофе, после чего Андрей поведал напарнику о вчерашнем загуле и высказал несколько предположений касательно того, как могут далее у них развиваться дела.

Покамест выходило так, что он, Кондор, должен будет прикрывать банкира Захаржевского, этого тайного «эмиссара Кремля», по ходу каких-то предстоящих им негласных переговоров. Ну а Леший, следовательно, держась несколько особняком, должен по мере возможностей отслеживать ситуацию вокруг них и в «случ-чего» прикрыть Кондора с тыла.

Необычную задачку подбросило им руководство, чего уж и говорить.

Самое паскудное заключается в том, что действовать им придется — если, конечно, придется — на чужой территории, в условиях дефицита информации, без привычного арсенала оружия и спецсредств, полагаясь целиком и полностью на собственные мозги, смекалку, изворотливость да еще на благое расположение к ним фортуны.

Бушмин не исключал также того, что за молодым банкиром может осуществляться слежка (не со стороны местных спецслужб, хотя и подобные вещи нельзя исключать, а по воле частных структур, замутивших ситуацию вокруг компании «Ространснефть», располагающих не только огромными денежными ресурсами, но и квалифицированными специалистами в соответствующей области). Поэтому он не стал возвращаться обратно в отель, рядом с которым расположена стоянка таксомоторов, а поймал такси прямо на улице.

Таксист без проблем доставил его в район Дефанс, являющийся деловым и финансовым центром Парижа. Надо сказать, что шофер, как это часто бывает у французов, недолюбливающих своих соседей-островитян, по-английски был «ни бум-бум». Но спасла визитка с адресом, которую Андрею в ночном клубе вручил молодой банкир Захаржевский.

На фоне урбанистического пейзажа, всех этих отзеркаливающих стеклами и хромом башен и параллелепипедов здание, в которое вошел Бушмин за две минуты до назначенного ему срока, выглядело несколько старомодно, но в то же время основательно, капитально, в духе старого доброго европейского империализма конца XIX — начала XX веков. Не успел он толком осмотреться в вестибюле, как через парадное в «Империал-банк» вошли Жорж и Ника (так зовут молодую крепенькую женщину, сопровождающую повсюду молодого банкира, в которой Андрей — не без оснований — заподозрил профессионального сотрудника охраны).

— Благодарю вас, Ника, — негромко произнес Георгий, адресуясь к своей спутнице. — Возвращайтесь в «Риц», ждите нас там. Мы приедем после часу, будьте к этому времени готовы к небольшой прогулке по городу.

Охранница, упакованная как «бизнесвумен», посмотрела на Андрея, слегка кивнула ему, как знакомому, затем отправилась обратно к поджидавшей ее у парадного машине.

— Ну вот, опять мы пересеклись! — осветившись обаятельной улыбкой, сказал Захаржевский, крепко пожимая приятелю руку (как будто это не он сам предварительно назначил здесь Бушмину свидание). — Здравствуйте, Андрей! How are you?[12]

— Fine, — усмехнулся Бушмин. — Вопреки всему, дружище, я в полном порядке.

Он бросил внимательный взгляд на «клиента». Захаржевский, одетый в темное пальто, — при себе у него имелся портфель из крокодиловой кожи от «Альфред Данхилл» — был чисто выбрит, свеж и по-деловому заряжен. И если бы Бушмин не был сам тому свидетелем и активным участником, он бы ни за что не заподозрил, что тот как минимум до четырех утра слонялся по местным «ночникам».

— Георгий, а ваша спутница...

— Саша? — Молодой банкир произнес женское имя на французский манер, с ударением на втором слоге. — Я оставил ее в отеле. Поздно легли, как вы сами понимаете...

— Вернее сказать, рано, — уточнил Андрей.

— Да и нечего ей здесь делать, — кивнул Захаржевский. — Андрей, я надеюсь, вас проинструктировали в Москве? Иными словами, вы в курсе, зачем мы сюда приехали, в этот банк?

— Да, у меня имеются соответствующие инструкции, — сказал Бушмин. — Но нам необходимо поговорить, Георгий. Задачу мне обрисовали лишь в общих чертах. Нужны детали и подробности, нужна полная ясность. И прежде чем мы что-то предпримем, я хотел бы получить у вас необходимые разъяснения.

— Знаете, я бы тоже хотел полной ясности. — Лицо Захаржевского приняло озабоченный вид. — О делах поговорим чуть позже. Я знаю здесь поблизости кафе. А сейчас, если вы не против, мы поднимемся в кабинет управляющего. Простая формальность, но вы, Андрей, тоже обязаны при этом присутствовать.

На третий этаж здания они поднялись не по лестнице, как простые смертные, а в кабине спецлифта, в сопровождении банковского клерка. У дверей распахнувшегося лифта их ожидал мужчина лет сорока пяти, холеный темновласый господин, вернее, месье, занимающий пост управляющего в этом одном из крупнейших в Париже филиалов банка «Креди Лионе». Они с молодым Захаржевским обменялись теплыми сердечными улыбками и такими крепкими дружескими рукопожатиями, что о них можно было подумать со стороны, будто они близкие родственники. Российский банкир представил своему парижскому коллеге Андрея — на этот раз не как своего приятеля, а в качестве делового партнера. Глядя на то, с каким показным дружелюбием — и даже почтением! — управляющий относится к пожаловавшим в его учреждение визитерам, и прежде всего, конечно, к Жоржу, Бушмин предположил, что Захаржевский бывал здесь и прежде и что ему не впервой иметь дело с этим европейским банком и местными банкирами.

В отличие от простолюдинов здешний управляющий владел английским близко к совершенству. Впрочем, говорить о чем-либо с ним Бушмину особенно не довелось (за все время их почти получасового визита он произнес всего три или четыре фразы). Выяснилось, что Захаржевский уже обо всем позаботился: Андрею оставалось лишь подмахнуть пару заранее составленных бумаг и оставить образец своей подписи. Если коротко, то это означало, что с нынешнего момента, чтобы получить доступ к зарубежным, преимущественно офшорным, счетам, с которых крупные денежные средства могут быть переведены на счета того же «Креди Лионе», — это вполне легальные суммы, составляющие часть выручки от продажи российской нефти, — требовались подпись и желание не одного только банкира Георгия Захаржевского, но и его нынешнего «делового партнера».

Иными словами, люди, которые командировали сюда, в Западную Европу, для проведения неких тайных переговоров Захаржевского, прикрепив к нему в последний момент Андрея Бушмина, решили перестраховаться, так, чтобы никто из них по отдельности не мог снять со счетов ни одного доллара, ни единого евро.

Общая же кубышка, которой теперь могут пользоваться, — если только возникнет такая необходимость, — «кремлевские эмиссары», составляла кругленькую сумму: пятьсот миллионов у.е., примерно пополам в долларах США и в европейской валюте.

Покончив с банковскими формальностями, местный управляющий, полюбивший, кажется, Жоржа, как родного сына, проводил их до самой внешней двери, сделанной в форме «вертушки», — они прошли пешком около квартала, после чего вошли в другое здание, с более современным фасадом, часть первого этажа которого занимает кафе или же ресторанчик для здешних «яппи» (обычные парижане и туристы сюда, кажется, заглядывают крайне редко).

— Обедать будем позже и в другом месте, — сказал Жорж, вешая пальто на хромированный стояк с крючками. — Здесь мы сможем перекинуться словцом. Сразу предупреждаю, Андрей, что далеко не на все вопросы, которые у вас сейчас крутятся на языке, я способен дать точные ответы.

Подошел официант. Захаржевский сделал заказ: кофе для Бушмина, свежеотжатый апельсиновый сок для себя и круассаны. Потом принялся вкратце излагать предстоящую им задачу, не вдаваясь, впрочем, слишком уж подробно в различные технические детали.

— Есть большая вероятность, что переговоры пройдут удачно и дадут нам искомый результат, — запивая съеденный им еще теплый круассан соком, сказал молодой банкир. — Тогда мне вообще не понадобится ваша помощь и поддержка.

— Хорошо бы, — криво усмехнулся Бушмин. — Потому что лично я пока не представляю, как и какими средствами я мог бы обеспечить вашу безопасность в случае возникновения какой-нибудь серьезной угрозы.

— Те люди, с которыми я уже успел предварительно законтачить, сами, знаете ли, сейчас сильно напуганы. «Замутили», а теперь, кажется, не прочь дать задний ход. По-любому, разработанная ими схема — придумали ее, уверяю вас, оч-чень неглупые люди — сейчас в полной мере не работает: у кого-то из них не выдержали нервы. Плюс к этому кто-то сторонний успел выдернуть из их схемы пару-тройку важных звеньев...

— Вы намекаете, Георгий, на исчезновение некоторых персон?

— Да, — кивнул тот. — Одного из них, если вы еще не забыли, похитили буквально у нас на глазах. И если бы не вы, Андрей, то и ваш покорный слуга сейчас числился бы — как минимум — в «без вести пропавших».

— Вы могли тогда погибнуть, — сухо сказал Бушмин. — Так что, в сущности, вам не за что меня благодарить.

— Существует только одна реальность, в которой мы сейчас с вами находимся, — спокойно заметил Захаржевский. — Я жив, здоров, сижу в парижском «бистро», ем круассаны и запиваю их соком. Что же касается наличия рисков, то на все случаи жизни все равно не застрахуешься... Кстати, что слышно о Голубеве?

— Известно лишь, что за него просят большой выкуп. На момент моего отъезда ситуация с похищением Голубева, в сущности, так и не прояснилась.

— Мутная история.

— Согласен. Все это весьма подозрительно, если учесть, что на прошлой неделе исчезли, словно провалились под землю, еще двое людей...

— Литвинов и Серебрянский? — уточнил банкир. — Да, это действительно наводит на разные нехорошие мысли. По моим прикидкам, Серебрянский важнейшее звено схемы и скорее всего главный ее разработчик. Я бы предпочел сейчас иметь дело именно с Аркадием Львовичем, а не с его деловыми партнерами.

— Поиск этих людей пока ни к чему не привел. Мало того, в одно время с ними исчез, пропал куда-то еще один человек. Кстати, Георгий, это наш старый знакомый, который был с нами в той злополучной поездке в Грозный.

— Иван Алексеевич?

— Да, его тоже пока не могут найти. Поэтому, с одной стороны, я рад, что вы так позитивно настроены в плане предстоящих переговоров. Но с другой, мы не можем не учитывать того, что уже несколько лиц, связанных с известным вам делом, как-то вдруг странно и внезапно исчезли.

Они минуту или две молчали, думая каждый о своем.

— Георгий...

— Да, Андрей?

— Мне нужно знать наши планы, хотя бы на два-три шага вперед. Я понимаю, что не все зависит от вас лично, но я должен быть извещен о маршруте, местах, где мы будем останавливаться, о переговорщиках, с которыми вы планируете вступить в торг, ну и так далее. Причем знания эти мне нужны не в последнюю минуту, а хотя бы за несколько часов до предполагаемого события. Вы решили, допустим, забить «стрелку» с тем-то и в таком-то месте. Ваше право, но предварительно поставьте меня в известность... Иначе я даже по минимуму не смогу гарантировать вашу безопасность, а также безопасность ваших двух спутниц.

— Хорошо, Андрей, я понял, — кивнул Захаржевский. — Все, что знаю я, будете знать и вы. Что касается девушек... Про Нику, думаю, вы все поняли: она «бодигард» и уже несколько раз сопровождала меня на различных тусовках.

— Так ли уж необходим нам сейчас женский эскорт? — спросил Бушмин. — Зачем мне сдалась этот... эта Федор?