Чёрный трон Желязны Роджер
И они внезапно заплясали. Неужели моя мысль каким-то образом воспроизвела их? А может, в этом месте я обладал силой более мощной, чем память, которая связывала меня с предметами из прошлого?
Глаза высокого матроса расширились, когда он увидел загадочное мерцание на наконечнике моего оружия. Но он занес дубинку над левым плечом и снова махнул ей. Я опять отступил. Но не так, как прежде. Вспомнив дорогой урок одного знаменитого французского фехтовальщика, который однажды был проездом в нашем городе, я отступил только на один шаг левой ногой, правую очень быстро поставил назад, поднял сабля вверх, вперед, по кругу и над головой, превратив ее в рапиру, чтобы после выпада нанести удар, которым успел ранить противника в руку прежде, чем он сгруппировался после своей промашки. Немедленно после этого я сделал еще один выпад и нанес колющий удар в шею противника.
Потом я взглянул на Петерса и увидел, как он швырнул своего безухого оппонента на того, который стал подниматься. Человек, которого он ударил в грудь, упал плашмя, из его ушей, носа и рта лилась кровь. На всякий случай я взглянул назад. Матрос, которому я рассек грудь, так и лежал возле трапа. Он не дышал.
Трое из шести были повержены, двое атаковали Петерса, а последний в это время вынимал своей стилет из левого подреберья Ганса Поля. Он перевел свое внимание на Петерса, который, пригнувшись, вытянул обе руки вперед в направлении двоих, которые, придя в себя, вновь напали на него. Улыбаясь, дородный матрос двинулся им на помощь, размахивая своей дубинкой в левой руке, держа нож в правой пониже, на уровне бедра. Когда он перешагивал через бездыханное тело капитана Гая, я услышал короткий выстрел из пистолета. Дубинка выскользнула из его руки, и он припал на колено, зажимая левой рукой живот.
За нескончаемым ревом воронки Симмеса я услышал, как он сказал: — Я думал, что ты мертв!
Потом он опустился на второе колено и я смог увидеть капитана Гая, который опершись спиной о швартовную тумбу, держал в правой руке небольшой крупнокалиберный пистолет, на губах его была еле заметная улыбка.
— Ты ошибся, — сказал капитан.
Я бросился на тех двоих, которые атаковали Петерса. Один из них поднял саблю, оставленную кем-то. Когда он почувствовал мое приближение, то повернулся ко мне лицом. Он согнулся в талии и выставил оружие вбок под углом, направленным на меня, размахивая при этом другой рукой, выставленной вперед, — очевидная и неумелая попытка перенести технику ножевого боя на более тяжелое оружие. Тогда, испытывая к нему почти презрение, я сделал выпад вперед. Для опытного фехтовальщика тут не было проблем.
Пяткой я угодил в птичий помет и поскользнулся. Таким образом моя гордыня была наказана. Мой противник мигом наскочил на меня, пытаясь направить лезвие своего оружия поперек моего горла. Каждый из нас, конечно, пытался угодить другому коленом в пах, но оба успешно подставляли при этом бедро. В процессе этого я смог высвободить свою правую руку с саблей, которую мой противник прижал коленом после моего падения. Но в этой позиции я не мог размахнуться, притом мешала тяжесть навалившегося на меня неприятеля. Молниеносным движением руки я подставил ее под клинок, направленный на меня. К несчастью, мне пришлось отражать лезвие. К счастью, оно не было слишком острым. К несчастью, оно все же было острым…
Я почувствовал, как оно коснулось моей ладони, и он улыбнулся, когда побежала кровь и закапала мне на рубашку; он дышал мне прямо в лицо, что было явным предзнаменованием моей гибели. Его зубы были в очень плохом состоянии.
Я слышал, как Петерс все еще сражался со своим противником. Корабль опять «нырнул», и лезвие еще глубже вошло в ладонь моей левой руки. Раскаты Симмеса грохотали теперь, словно тысячи Ниагар. В маленьком просвете, который открывался в моей неловкой позиции, я мог видеть слева от себя уходящую высоко в небо огромную башню из белого тумана, плывшую, маячившую, склонявшуюся к нам, как огромная человеческая фигура, покрытая саваном, белая, как кость, снег или кожа мертвеца…
Я смачно плюнул в лицо своему противнику, что было против правил джентльменства и санитарии. Это не был один из тех приемов, которым научил меня знаменитый французский фехтовальщик. Этот урок мне преподал молодой английский офицер по имени Флет, с которым мы пьянствовали однажды ночью. Этот трюк произвел на него настолько обескураживающее действие, что чуть не стоил ему жизни во время дуэли. С тех пор это запомнилось мне как пример чудовищного нарушения этикета. К счастью, я и не офицер, и не джентльмен, поэтому прием сработал превосходно. Он отшатнулся назад, этого мне было достаточно, чтобы сцепив зубы, сделать бросок, сжать, превозмогая боль, в кулак правую руку и направить удар туда, где был источник зловонного дыхания. Но он не отшатнулся назад, как я надеялся, своим весом он все еще держал меня. В это время тощая мертвенно-белая Фигура, словно земное воплощение туманного призрака, схватила его за шею и повернула, отпрыгивая от меня.
Моего противника качнуло в сторону Вальдемара, когда он оказался на ногах. Он отставил назад правый локоть, нацелившись своим оружием прямо в живот Вальдемару; потом он дал ему ход, проткнув насквозь моего спасителя. Вальдемар свернул ему шею, и я услышал треск. Потом он оставил его и опустил глаза.
— О! Ирония судьбы! — заметил он. — Отправлять других к тому берегу, которого не могу достичь сам!
Он вытащил из себя саблю и бросил ее.
— Спасибо, — сказал я. — Постараемся что-нибудь сделать для вас в один из ближайших дней. Ей богу.
В это время справа от меня раздался отрывистый лающий смех, и я посмотрел туда как раз в тот момент, когда Петерс правой рукой поднял с палубы окровавленный клинок, а в левой держал скальп.
— В ознаменование маленького успеха, — заметил я.
— Это был двойной успех, Эдди, — ответил он, и мы оба повернулись в сторону капитана и Поля.
Оба были еще живы, но в очень плохом состоянии. Мы постарались помочь им, как могли. Ни один из бунтарей не выжил. Поль бормотал что-то на своем непонятном языке.
— Он говорит, чтобы мы быстрее принесли воздушный шар сюда, и он скажет, как с ним обращаться, — перевел Петерс.
— Хорошо, — ответил я. — Пошли.
Мы пробежали мимо Лиги, которая стояла улыбаясь. Могу поклясться, что в какое-то мгновение я увидел кровь в уголке ее рта, но она провела по губам языком, и видение исчезло, осталась только улыбка.
Мы вытащили шар наверх и развернули его, не зная, сколько времени осталось.
Поль указывал, что надо делать, чтобы надуть его. Петерс вынужден был наклоняться к нему, чтобы услышать инструкции, так как голос его совсем ослаб, а грохот Симмеса все наращивал силу. Вальдемар и Лиги тоже помогали нам; когда же Поль, отдав последние распоряжения, испустил дух, Вальдемар горько проклял судьбу за то, что еще один человек помимо своей воли отправился туда, куда он стремился всей душой.
Капитан Гай сделал мне знак и я подошел к нему, так как ничего больше не оставалось делать, как ждать, когда шар достигнет нужных размеров.
— Эдди, — сказал он еле слышно. — Хочу попросить вас об одном одолжении.
— Все, что хотите, сэр, — ответил я.
— Перенесите меня в носовую часть корабля, чтобы я мог видеть то место, куда провалится «Эйдолон».
Мы с Петерсом взяли из моей каюты удобное кресло и укрепили его на палубе. Усадив в него капитана, мы для безопасности привязали его веревками.
— Это гораздо больше того каньона на Западе, — объявил Петерс, когда мы увидели огромную темную грохочущую пропасть, начинавшуюся там, где заканчивалась подвижная башня из белого тумана.
Пока мы еще более тщательно привязывали кресло, капитан Гай вынул свою трубку, набил ее табаком и достал кремниевую зажигалку откуда-то из недр своего окровавленного костюма.
— Позвольте вам помочь, — предложил я.
— Я сам.
— Вы серьезно решили остаться здесь?
— Не думаю, что мне осталось много времени, — ответил он, сделав первую затяжку, — и я не променяю это ни на что другое. Много ли найдется капитанов, которым удалось таким образом проводить свое судно в последний путь? — Он сделал еще одну затяжку. — А теперь, оставьте меня. У вас есть работа, а я хочу полюбоваться зрелищем.
Я нежно стиснул его плечо, оставив отпечаток кровавой ладони.
— Да поможет вам бог, Капитан, — сказал я. — Вы были поддержкой для нас. Спасибо.
Петерс тоже что-то сказал, но я не смог разобрать слов. Когда мы повернулись, чтобы пойти на корму, я понял, как сильно накренилось судно. Я снова взглянул вперед по курсу и увидел, что мы погрузились еще глубже в воронку. Надо было торопиться.
Лиги и Вальдемар были уже в корзине, держась за веревки, которыми шар был прикреплен к рым-болтам на палубе.
— Пора, — сказала леди, я отрубил веревки и мы взмыли в небо.
Несколько секунд мы еще могли видеть «Эйдолон», которую швыряло по краю бездны Симмеса, изобретения человеческого разума, позволяющего погрузиться в вечность. На мгновение я вспомнил По.
Вальдемар издал странный шипящий звук, потом заметил: — Подумать только, что я мог бы быть живым.
13
Мы продолжали подниматься на высокой скорости; грохот, доносившийся из центра земного полюса наконец начал стихать. Лиги настояла на том, чтобы продезинфицировать мои ладони и тщательно их забинтовать. К счастью, ей удалось взять на гондолу все необходимое, включая еду, пока мы с Петерсом прощались с капитаном.
Мы надеялись вернуться в Европу или какую-либо другую цивилизованную страну. Но вскоре мы обнаружили, что едва ли могли контролировать направление движения. По крайней мере, устойчивый поток воздуха нес нас на северо-запад. Мы выяснили, что можем регулировать высоту по своему желанию, сбрасывая балласт или, выпуская газ, чтобы таким образом попадать в благоприятный поток воздуха. Но определять направления было трудно.
Вальдемар свернулся клубочком на полу, Лиги накрыла его парусиной, и он стал предметом первой необходимости. Лиги, сидя на нем, иногда часами занималась медитацией. Петерс использовал его как подушку, я — оттоманку.
Это могло быть захватывающим, могло быть волнующим. Первый день в воздухе был для нас лишен каких-либо впечатлений. Мы физически освобождались от всего, что мы пережили в последнее время, от всего, что еще волновало нас. В то время, как мои чувства какое-то время следовали за моими злоключениями в руках инквизиции, или взять хотя бы это безумное потустороннее путешествие на борту «Дискавери», или утро после праздника у принца Просперо с участием Красной Смерти, то теперь, осознавая, как далеко все это, я чувствовал нереальность своего настоящего положения. Это чувство было сродни, пожалуй тому, что испытывает полуночный читатель, углубившийся в фантастический роман, с той лишь разницей, что я не могу избавиться от этого, захлопнув книгу. Но мой мозг в этом состоянии и не станет отклоняться от темы, глаза сами собой прикроются, мудрость отдыхающего тела, как болото, засосет все мысли.
Второй и третий день прошли примерно так же, хотя реальность стучалась в дверь с каждым разом все чаще.
Мы снова ели и разговаривали, и Грин дарил нам случайные непристойности, усевшись на корзину или канат.
Мы совершали наше скоростное высотное движение на север уже почти неделю. Я пытался выяснить, был ли сейчас июнь, июль или август, но не Петерс, ни Лиги точно не знали. И было бы жестоко будить Вальдемара из-за такого пустяка.
Мы летели дальше, приземлившись один раз на следующей неделе на тропическом острове в долине разноцветных трав. Мы воспользовались этим только потому, что вода была на исходе, а в этом живописном месте, где река Молчания спускалась с горы, прокладывая свой незаметный и одинокий маршрут, было много маленьких выемок и расщелин, откуда поднимались вулканические газы. После того, как мы досыта напились и заполнили все емкости, которые у нас были, до отказа, мы смогли вновь накачать баллон, воспользовавшись вулканическим газом.
И вот мы опять в воздухе. Поднимались вверх, пока не попали в сильный воздушный поток северного направления. Вскоре мы оказались над большим пространством облаков. И это продолжалось долго, долго, долго.
Мы стали обсуждать, когда будем снижаться, но поссорились из-за этого, так как внизу нельзя было разглядеть никаких более или менее знакомых ориентиров, и притом, если мы начнем снижаться сквозь массив облаков, то рискуем разбиться о какое-нибудь горное образование.
На каком-то этапе мы даже потеряли счет дням. Но до тех пор, пока позволяли наши припасы, мы были настроены продолжать полет, не подвергая себя риску, которого можно избежать.
Так было до тех пор, пока газовый баллон не стал худеть. Мы пришли, наконец, к единодушному решению, но в это время попали в полосу плотных облаков. Проплывая сквозь них, мы чувствовали, словно всякое движение прекратилось и мы повисли в слое ваты. Единственное, что указывало на длительность нашего транзита, было то, что мои руки за это время значительно зажили.
Когда мы наконец выбрались из облаков, внизу была зеленая равнина, не похожая на джунгли. Больше мы ничего не могли сказать о месте, над которым находились.
Мы поддерживали высоту, надеясь увидеть какие-нибудь признаки цивилизации. Так, продолжая лететь на малой высоте, мы провели ночь.
Наверху нас встретила заря, хотя земля была еще погружена во тьму, когда мы опустились на нее. Звуки и запахи, а через некоторое время, и пейзажи были до боли знакомы. Короткая разведка вдоль сельской дороги привела меня к надписи на развилке, гласящей: «Ричмонд 10 миль».
Мы постепенно выпустили из баллона воздух и спрятали его в лесу. Так как Вальдемар двигался медленно и не очень хорошо держался на ногах, мы не могли взять его с собой. Поэтому, оставив Лиги с ним в лесу, мы с Петерсом отправились на поиски какого-нибудь транспортного средства, в котором можно было везти его.
Обшарив в округе милю или две, мы услышали шум голосов. Повернув в этом направлении, мы вскоре оказались возле металлической двери, которая была слегка приоткрыта. Плотный человек, стоявший по ту сторону, предложил нам войти. Он пожал нам руки, представившись как мистер Майлард. Это был респектабельного вида джентльмен старой закалки, хорошо одетый, хорошо воспитанный, держался с достоинством. За его спиной однако прогуливалось несколько причудливо одетых фигур, — на них были костюмы разных времен и народов — среди которых была женщина, позволявшая себе временами останавливаться, хлопать руками, как крыльями, и удивительно глубоким голосом произносить: «Куд-куда, куд-куда!»
— Мы бы хотели купить или нанять экипаж, повозку или бричку, — сказал я. — Это возможно, сэр?
— Думаю, что да, — ответил Майлард, — хотя я не тот, к кому вам следует обратиться по этому делу. Пойдемте со мной в главный корпус и мы найдем в конторе того, кто поможет вам.
Мы последовали за ним в направлении большого старинного особняка. По дороге к нам прибился человек, который передвигался с помощью всех четырех конечностей; Он потерся о наши ноги и замурлыкал. Когда он удалился, погнавшись за крысой, я сказал: — Сэр, мы не из этой местности и поскольку у меня возникли некоторые подозрения, хотелось бы узнать, каков профиль этого… учреждения.
Он улыбнулся.
— Как вы и предположили, — пояснил он, — это приют для умалишенных. Доктор Тарр и профессор Федер основали его здесь несколько лет назад, когда приехали из Франции, где они работали в области экспериментального лечения пациентов подобного сорта.
Мы поднялись к старинному зданию и вошли в него. Мистер Майлард оставил нас в просторной когда-то элегантной комнате, которая теперь была порядком запущена, сказав, что он найдет того, кто поможет нам с тележкой, и пришлет к нам. Мы с Петерсом уселись в слегка поношенные кресла.
— Трудно поверить, что мы вернулись, Эдди, — сказал он.
— Надо постараться выяснить, какой сейчас месяц, прежде чем мы уйдем отсюда.
— Сейчас месяц сентябрь, сэр, — сказал маленький человек, совершенно утонувший в темном кресле в темном углу справа от нас.
— Простите, — сказал я, — мы вас не заметили.
Он усмехнулся.
— В этом есть свои преимущества, — заметил он.
Потом он встал и поклонился. Седые волосы, козлиная бородка, живые голубые глаза, увеличенные линзами очков. — Доктор Август Бедл, к вашим услугам.
— А, вы один из штатных работников.
— Нет. Я здесь, фактически, пациент.
— Простите…
— Ничего. Я не сумасшедший, если это то, чего вы боитесь.
— Я… н-не понимаю.
— Могу я узнать, чем вы занимаетесь?
— Я Эдгар Перри, отставник армии Соединенных Штатов, — отрапортовал я. — Мой друг, Дик Петерс, помощник капитана судна «Эйдолон».
Он пожал нам руки.
— Спросил исключительно из желания, удостовериться, что вы не связаны с органами правосудия или правоохранительной системой. Очень рад, что я не ошибся.
— Всегда рады вам угодить. — Я взглянул на Петерса, который пожал плечами.
— Я один из тех в этом заведении, кто в своем уме. А таких здесь двое, — сообщил доктор Бедл.
— Конечно, — согласился я.
— Я вполне серьезен, сэр, и говорю это только для вашего блага, чтобы предостеречь вас.
— А в чем дело?
— Обитатели этого дома захватили власть три дня назад, — объяснил он, — заперев Тарра и Федера в комнате, обитой войлоком.
Мистер Майлард, опасный маньяк, заправляет всем этим.
Я взглянул в его лицо. Он говорил так убедительно.
— Но почему вы должны мне верить? — сказал он.
— Ну, посудите сами: почему калитка не заперта, а больные бродят по лужайкам?
— Это тревожит меня, Эдди, — сказал петерс, поежившись. — Скажите доктор Бедл, что вы делаете здесь, если вы не больны?
— У меня был еще один вариант: быть повешенным за убийство несколько лет назад, — ответил он. — Я предпочел симулировать безумие и жить. Вот поэтому я и поинтересовался родом вашей деятельности.
— Ох, — сказал Петерс и я согласился.
— Я совершенно безобиден, — уверил нас доктор Бедл.
— Но случилось так, что у моего пациента начался сердечный приступ, когда он выходил из транса, в который я его ввел. Его невежественные родственники подали на меня в суд.
— Транс? Вы месмерист? — спросил я.
— Конечно, сэр, и когда-то слыл довольно неплохим специалистом.
— Я случайно знаю одного человека, — сказал я, — который использовал эту способность в гораздо более низких целях, чем вы.
— Могу я узнать, кто этот человек?
— Некий доктор Темплтон, — ответил я.
— Мне известен этот человек, — сказал он мне, — и нисколько не сомневаюсь в правдивости ваших слов.
— Вы действительно знали его?
— Да. Я также знаю, что и теперь он не изменился. Даже сейчас он со своими сподвижниками — их имена: Гудфелло и Грисуолд — находится в Нью-Йорке в местечке Арнгейм, где сотрудничает с миллионером Сибрайтом Элисоном в деле производства алхимического золота по способу какого-то немецкого изобретателя, нанятого ими.
— Что? — Я вскочил на ноги и бросился к нему, собираясь схватить его за лацканы. — Откуда вы все это знаете? — закричал я. — Вы же сами сказали, что находились здесь уже несколько лет.
— Прошу вас, сэр! Я всего-навсего пожилой человек, который не желает вам ничего, кроме добра, поэтому я предупредил вас. Поступайте так, как сами сочтете нужным, исходя из того, что я вам сказал, только не причиняйте мне зла.
— Тогда скажите, как вы узнали об их текущем состоянии дел?
— Это заслуга другого разумного пациента, о котором я говорил, — сказал он мне. — Мистер Элисон нанял его в качестве личного секретаря, и он несколько месяцев работал в Арнгейме. На самом деле он был журналистом, который хотел подготовить материал, изобличающий нелегальную деятельность Элисона, которая распространяется на несколько континентов.
— Если они его раскрыли, почему он не был убит?
— Он был связан с другими людьми, которые знали о его расследовании. Поэтому доктор Темплтон засвидетельствовал его как умалишенного.
— И Темплтону поверили на слово?
— Нет. Этот человек, Санфорд Мартин был совершенно невменяем, когда его освидетельствовали. Для человека, искушенного в нашем деле, нетрудно привести подопытного в состояние помешательства на время. Позднее, когда безумие прошло, они поместили его в эту клинику, зарегистрировав под другим именем. Он-то и рассказал мне, что творится в Арнгейме.
Я ухватил его за рукав.
— Сэр, упоминал ли он когда-нибудь о леди по имени Энни?
— Да, упоминал, — ответил доктор Бедл, — в связи с тем, что она обладает необычными способностями и работает ассистентом Ван Кемпелена.
Я отошел, уселся в кресло и закрыл лицо руками.
— Проделать такой путь, — сказал я наконец, — и опоздать…
Я почувствовал руку Петерса на своем плече.
— Сейчас, Эдди, еще не поздно. Как я слышал, мистер Элисон говорил раньше, что эти опыты требуют определенного времени.
— Я могу вам устроить встречу с Санфордом Мартином, если вы хотите удостовериться в том, что я вам сказал, — предложил доктор Бедл.
— В этом нет необходимости, сэр, — сказал я. — Вы не могли бы так все хорошо сочинить да еще чтобы это соответствовало фактам, которые мне известны.
— Эдди, тебе не удастся ничего сделать, путешествуя вместе с Вальдемаром, — сказал мне Петерс, — а Лиги не оставит его.
— Я знаю. Послышался гул голосов из глубины здания, приближавшийся в нашем направлении.
— Повторяю свое предложение, что вам следует немедленно уйти, — сказал доктор Бедл, — и искать повозку где-нибудь в другом месте.
— Хотите пойти с нами?
Он покачал головой.
— Не могу, — ответил он. — А здесь я кое-что делаю.
На сегодняшний день некоторых уже вылечил.
Мы встали. Снова пожали ему руку.
— Счастливо, ребята, — сказал он нам.
— Пора бежать, Эдди, — сказал Петерс, — когда звуки сердитых выкриков были уже совсем близко.
Мы побежали.
Когда мы миновали поля и оказались в лесу, я расстегнул пояс с деньгами, вынул золотые монеты и поделил их с Петерсом, наказав ему достать транспорт для себя и других. И купить новый гроб Вальдемару. Я предложил ему остаться с ними в качестве охраны, пока они будут продвигаться на север. Я сделал это не только из альтруистических побуждений, а еще и потому, что до сих пор не знал, насколько лоялен Петерс по отношению к Элисону. Так я никогда и не узнал об этом. Однако у меня было чувство, что он тоже был рад, что остается здесь, в то время как я отправляюсь туда улаживать дела. Я обнял зловещего карлика с любовью, какую испытывал к немногим. Мы расстались под небом Желтой Луны.
14
Была унылая октябрьская ночь, когда я перелез через высокую каменную стену, избежав столкновения с вооруженной охраной. Мне остались последние мили через угодья, чтобы добраться до главного здания в имении Арнгейм. Я не был уверен в точном расположении особняка, но последняя встреча с Лиги, которая теперь получила доступ в королевство на море, помогла мне получить некоторые указания, касающиеся моего маршрута. Я двигался вверх по течению реки Виссакихон. Ночью я пробрался в коттедж Ландора и там переночевал. Лиги упоминала, что Энни, возможно, какое-то время была здесь. И я нашел там испанский гребень, очень похожий на тот, что Энни носила в волосах в укрепленном аббатстве Просперо. Я, конечно, сохранил его, а утром двинулся дальше.
Удивительная прелесть ландшафта в другое время непременно привлекла бы мое внимание. Но сейчас я был слеп к красоте. Каждую ночь (а иногда и днем) снова и снова перед глазами возникала Энни, Лиги, далекий По, бросающийся навстречу своей судьбе. Такое соединение созидающего и разрушающего начала говорило мне о том, что что-то в нашей дружбе близилось к концу.
Далее.
Видения отдельных эпизодов указывали определенно: Элисон и его соперники пришли к заключению, что для них будет лучше объединить свои усилия, чем сражаться друг против друга. Мой предполагаемый благодетель был теперь в союзе с людьми, которых я по его указанию преследовал, объехав почти половину земного шара. Ван кемпелен тоже с ними здесь, в Арнгейме, будет превращать большее количество свинца в золото. Это скопление драгоценного металла должно быть передано Элисону в качестве платы за недвижимость, включая Арнгейм, а также драгоценные камни и некоторые другие предметы большой ценности. Немедленно после этого обе стороны по обоюдному согласию засвидетельствуют уничтожение аппарата для производства золота. Это предотвратит дальнейший выпуск драгоценного металла, понижение цен на него и обесценивание его нового запаса.
Далее.
Вокруг меня ликовали краски осени, когда я отвел взгляд от озера небесной голубизны, где меня посетило последнее видение. Это была картина убийства Ван Кемпелена. Потоп. Чтобы некому было повторить в скором времени этот опыт.
Далее.
И вот наконец я достиг центра имения, рая Арнгейма. Я был захвачен потоком музыки, гнетущим запахом странного сладкого дурмана, сказочным переплетением высоких восточных деревьев, аллеями, обсаженными кустарниками, стаями золотых и темно-красных птиц, фонтанами, озерами, цветами, лужайками, серебряными ручейками. Дольше, чем положено, я стоял потрясенный этим натиском природы, потом я вошел туда.
Я продвигался осторожно, но не обнаружил никого из охраны. Передо мной, наполовину возвышаясь из гущи растительного великолепия предстало творение полуготической, полусарацинской архитектуры, сияющее в солнечных лучах сотней эркеров, башенок, минаретов. Восхитительно.
Подойдя ближе, я обнаружил, что это место было окружено рвом с водой. Я несколько раз обошел кругом, скрываясь за густым кустарником. Не найдя других способов преодолеть это препятствие, я переплыл ров.
Исключая едва различимую трещинку в фасаде, здание было в безупречном состоянии.
Я прошел под готическим сводом и приблизился к тяжелой двери из дерева. Я толкнул ее, она оказалась незапертой. Я вошел.
Здесь было старинной работы по дереву, темных гобеленов на стенах, черный пол из эбенового дерева. Я прошел через комнату быстро и осторожно, не создавая ни малейшего шума. Сабля моя была наготове, пистолет заряжен, были и другие секреты, спрятанные от постороннего глаза.
Я вошел в галерею и двигался, заглядывая в каждую комнату. Сибрайт Элисон был в третьей слева.
Поскольку для драматического появления не было причин, я просто вошел. Это была библиотека, и Элисон в бордовом шелковом халате сидел в пухлом черном кресле, читая книгу с сигарой в руке. На столике справа от него стоял бокал, наполненный, возможно, шерри.
Он поднял голову и улыбнулся, когда по нему скользнула моя тень.
— Перри, — отметил он, — и как раз вовремя.
Я не собирался подыгрывать ему и спрашивать, что он имел в виду. Я просто задал самый главный для себя вопрос:
— Где она?
— Здесь, и ей довольно неплохо, — ответил он. — Никто, поверьте, не обидит ее здесь.
— Ее держат здесь и заставляют делать что-то против ее воли.
— Уверяю вас, ей хорошо заплатят за ее труды, — сказал он. — Кстати, вам также причитается приличная компенсация за вашу деятельность для моего блага.
— Я думаю, будет уместным напомнить, что вы предлагали мне награду, в случае если я убью Грисуолда, Темплтона и Гудфелло. Я с большой охотой сделаю это сейчас. Ваше предложение все еще в силе?
Он слегка побледнел, потом улыбнулся.
— Боюсь, что в этом отпала необходимость несколько месяцев назад, когда я пришел к соглашению с этими людьми.
— Так теперь вы партнеры?
— Более или менее, да.
— А Ван Кемпелен здесь?
— Да, здесь. Вы все еще продолжаете выполнять задание. Не хотите ли стаканчик шерри?
— В том случае, если мы продолжим беседу.
— Конечно. Что еще вы хотите узнать?
Он нашел небольшой бокал и наполнил его до половины.
— Вы говорите, что заплатите Энни. Нов то же время вы заставляете ее делать то, что она не хочет.
— Это для ее блага. Я могу вам доказать.
Я сделал глоток.
— Ну тогда докажите.
— Я оговорил ее долю с огромной выгодой, такой огромной, что…
— Понятно. А Эдгар По?
Он встал. Прочертив сигарой линию в воздухе, он прошел сквозь дым.
— Что Эдгар По? — спросил он. — Если он стал вашим другом и другом Энни, я сожалею. Искренне. Но эта уникальная привязанность между вами тремя не может длиться вечно.
— Или не будет длиться вечно?
— Не может, — Элисон кивнул, словно я с самого начала соглашался с ним. — Потому что По больше не существует. Его нет в этом мире, в нашем мире, мире практических дел. Он должен идти своим путем, как мы идем своим. Он выбрал путь мечтателя. Ни я, ни вы не выбирали за него.
— Ваш выбор в разделении.
— Ничего подобного, мой мальчик. Ничего подобного. Мечты и мир практицизма не могут долго сосуществовать.
Я сделал последний глоток шерри и отставил бокал в сторону.
— Я хочу ее увидеть.
— Конечно, — сказал он.
Он прошел через комнату и сделал мне знак. Я последовал за ним.
Он открыл дверь и мы прошли в другую комнату большего размера также с множеством книг и картин. Он пошел дальше, а я остановился около картины в нише слева от меня. Это был портрет женщины с вьющимися волосами и большими темно-серыми глазами. На ней была старомодная шляпка и платье в стиле ампир с открытой шеей и плечами, украшенное цветами. Я остановился и не мог отвести взгляда от этих загадочных глаз, темной массы волос.
— Пойдемте, — позвал Элисон, останавливаясь в проеме двери.
— Сибрайт Элисон очень похоже на сценический псевдоним, — сказал я. — Вы когда-нибудь играли на сцене?
Он прищурил глаза.
— Возможно. А почему вас это интересует?
В ответ я тоже пристально посмотрел на него. Картина была увеличенной копией той, что была у меня в миниатюре — единственный портрет моей матери Элизабет. Сомневаюсь, знал ли он о его существовании.
— Мне как-будто знакома эта леди, — сказал я.
Он пожал плечами.
— Портрет достался мне как часть собственности, которую я приобрел. Очень хорошо смотрится на этой части стены.
У меня закружилась голова. С тех пор как я познакомился с этим человеком, ничто не производило на меня такого сильного впечатления, как это.
— О, — сказал я и повернулся, чтобы идти.
Он миновал дверной проем и прошел в следующую комнату с высоким потолком, заполненную книгами, оружием и картинами. Я быстро вернулся назад и провел пальцем по пыльной бронзовой пластине, на которой была подпись к картине.
— Элизабет Арнольд, — прочел я и поспешил за Элисоном.
Это было имя моей матери, хотя это подтверждение моей догадки было уже излишним. Неужели он тот человек, который бросил ее… Но это был другой мир, а не тот, которому я принадлежал. Ceteris Panibus, он был отец По, а не мой. Но на этой Земле было все не так, как на моей. А это означало, что мне никогда не удастся точно узнать, жертвовал ли он своим сыном в этом деле осознанно и преднамеренно. И был ли мой отец там, дома, похож на этого человека.
— Здесь очень мило, — сказал я, догнав его. После этих двух комнат дверей уже не было, теперь мы проходили через сводчатые проемы в готическом стиле, задрапированные красной или голубой материей. Я начал догадываться, что эта галерея проходила вдоль большей части здания.
— Вы не помните своих родственников, не так ли? — сказал он спустя какое-то время.
Читать бесплатно другие книги:
