Дилвиш Проклятый Желязны Роджер

Глава 9

Тихонько напевая что-то, Джеллерак, наклонившись далеко вперед, толкал перед собой тачку, стараясь удерживать ее в таком положении, чтобы она не перевернулась. В ней, распростершись, лежала Арлата из Маринты, все еще находившаяся в трансе, ее ноги были привязаны к ручкам, а руки свисали вниз и назад — к двум концам железной скобы, выступавшим по обе стороны тачки над колесом. Под ее плечами на дне тачки лежала кипа мешковины, подсунутая для того, чтобы она могла дышать полной грудью. Ее туника была распахнута, а верхнюю часть живота пересекала проведенная пунктиром красная линия, разделявшая его посередине. На ее груди валялся мешок с дребезжащими инструментами.

Он шел по выходившему на запад и на восток коридору, направляясь в сторону Ямы Туалуа, и стаи пакостных тварей бежали за ним, издавая ликующие звуки. Он шел, а воздух вокруг становился все теплее и влажнее, и тяжелый запах сгущался. Улыбаясь, он преодолел во тьме последние несколько футов и прошел под низким сводом в комнату.

Провезя тачку по загаженному навозом полу, он осторожно поставил ее возле восточного края Ямы. Выпрямившись, он потянулся, вздохнул, зевнул, потом распахнул мешок и достал оттуда три длинные спицы и зажим, из которых быстро собрал треножник. Опустив его на пол между ручками тачки, он водрузил на него свой излюбленный медный кубок и вывалил в него тлеющий древесный уголь из висевшего на правой ручке небольшого ведра с дырками. Потом он стал раздувать угольки, и они замерцали веселыми огоньками, а затем, извлекая из нескольких небольших мешочков пригоршни порошков и трав, он побросал их в кубок, и оттуда поднялась толстая, отвратительно пахнувшая струйка дыма, и тошнотворно сладкий запах медленно распространился по всему помещению.

Крысы, выбежавшие из своих нор на каменные плиты, закружились в танце, а он, опять напевая что-то себе под нос, достал из мешка короткий и широкий нож с треугольным лезвием, потрогал его острие, провел большим пальцем по всем трем заточенным краям, приложил его на мгновение к верхней точке проведенной им линии, находившейся между розовыми сосками грудей Арлаты, улыбнулся, кивнул и отложил его в сторону, ей на живот, чтобы он находился под рукой. Потом он извлек из мешка кисть и несколько маленьких запечатанных флакончиков, опустил мешок на пол рядом с собой, встал на колени и открыл первый флакон.

Летучие мыши описали над его головой полукруг и снизились, почти повторив точные и уверенные движения его руки, начавшей выводить на полу красной краской затейливый узор.

Он углубился в работу и вдруг почувствовал сильный озноб, а крысы прекратили свой танец. Стихли шорохи и попискивание, и наступила полнейшая тишина, неимоверно напряженная, сковавшая, казалось, весь мир. Словно какой-то звук, такой высокий, что его невозможно было услышать, постепенно понижался, приближаясь к той точке, где он неминуемо превратится в невыносимый для слуха пронзительный визг.

Он вскинул голову, будто прислушиваясь. Потом взглянул в сторону Ямы. Конечно, это какое-то очередное чудачество Старейшего. Скоро со всем этим будет покончено, хотя бы на время, как только он вырвет сердце из груди этой девушки и выплеснет ее жизненную силу во взбаламученные волны рассудка Старейшего. Во всяком случае, этого времени ему хватит, чтобы получить нужную ему помощь и направленную, животворную энергию из Ямы. А потом…

Он задумался, пытаясь вообразить, как будет умирать подобное существо. Вероятно, придется приложить немало усилий. Но вскоре Туалуа станет опасным и не только для всего остального мира, но и лично для него, Джеллерака. Он облизал губы, представив себе ту эпическую битву, которая неминуемо должна была разразиться в самом ближайшем будущем. Он понимал, что ему не удастся выйти из нее невредимым, но столь же ясно осознавал, что, в том случае, если жизненная энергия Старейшего перейдет к нему, он получит такую Силу, которой у него никогда не было, и он станет богоподобным, способным противостоять самому Хогонде…

При мысли о бывшем враге, а впоследствии повелителе, он помрачнел лицом.

И тут ему на секунду вспомнился Селар, отдавший жизнь во имя истребления этого могущественного существа. Странно, как черты его лица смогли сохраниться в веках и повториться в облике человека, посланного им в Ад, каким-то образом умудрившегося вернуться из этого гиблого места и спасшего его самого в Очарованной земле точно так же, как Селар когда-то вытащил его из Бездны Нунгена, Селар, пользовавшийся благосклонностью Семирамы… А Дилвиш, возможно, где-то поблизости, быть может, даже совсем рядом, и именно поэтому он должен немедленно восстановить всю свою Силу. Ведь в жилах Дилвиша течет кровь истребителя Богов, и именно из-за него Джеллерак впервые познал, что такое страх…

Больше не напевая, Джеллерак продолжал вычерчивать ритуальную пентаграмму, потом у него кончилась краска, и он открыл второй флакончик.

И вдруг среди неестественной тишины ему послышались какие-то странные, еле слышные звуки, вероятно, занесенные к нему шальным ветерком. Ему почудилось, будто где-то раздается хор мужских голосов, монотонно произносивших нечто знакомое. Не дочертив линию, он поднял голову и попытался разобрать если не слова, то хотя бы интонацию.

Заклинание, собирающее силы воедино. Самое обычное и довольно примитивное…

Но кто же они такие? Для чего собирают силы и куда хотят их направить?

Он поглядел на свою почти законченную пентаграмму. Плохо, если в пределах одного ограниченного участка происходит слишком много магических операций. Иногда они каким-то образом мешают друг другу. Но ему очень не хотелось переделывать свою работу, столь близкую к завершению. Он быстро произвел умственно-духовное действие, рассчитав возможные потенциалы и прикинув баланс сил.

Это не должно иметь значения. Выплеск энергии будет таким мощным, что ему даже трудно было вообразить себе нечто, способное этому помешать. Он снова начал чертить, поджав губы от ярости. Как только он покончит с этим делом, участники этого проклятого хора узнают, что смерть — это еще не самая ужасная участь. Дорисовывая последние участки узора, он, чтобы успокоиться и позабавиться, представил себе несколько возможных вариантов их судеб. Потом встал, окинул взглядом свою работу и увидел, что она сделана хорошо.

Он отнес в сторону свои чертежные принадлежности, вернулся, подобающим образом прошел по узору, встал рядом с тачкой справа от Арлаты и от дымящего и кипящего медного кубка, выкинул из головы все посторонние мысли, произнес несколько слов силы, потом протянул руку и взял нож для жертвоприношений.

Когда он приступил к освящению узора и ножа, что должно было вдохнуть в них магическую силу, летучие мыши и крысы возобновили свои проказы. Мощные удары стали сотрясать всю комнату, а под потолком что-то затрещало. Произнося слова заклинания, он медленно поднимал нож, а те голоса вдали стихли, но он не знал, заглушал ли их его голос или они замолчали сами. Струя дыма прижалась к полу и поползла по узору, как любопытная змейка. В стенах раздался треск.

Крепко сжимая нож в руке, он громовым голосом произнес еще одиннадцать слов заклинания. И вдруг потрясенно застыл на месте, потому что его окликнул по имени человек с курчавой головой, которому пришлось наклонить голову, чтобы пройти под аркой, ведущей в комнату.

— Вот и ты, Джеллерак, и мне следовало бы догадаться, что я найду тебя именно в таком обществе и таком месте, среди жаб, летучих мышей, змей, пауков, крыс, отвратительной вони, рядом с большой Ямой, полной дерьма, и собирающимся вырвать сердце из груди девушки!

Джеллерак опустил нож.

— Это только часть того, что меня забавляет, — сказал он с ухмылкой, — Но ты, деревенщина, здесь лишний!

Он направил лезвие ножа на гиганта, остановившегося в дверном проеме, и оно, потрескивая, засветилось зловещим огнем.

Потом лезвие и все огни, освещавшие комнату, погасли, наступила кромешная тьма, и раздался вопль, пронзительный, нескончаемый, бросивший на пол и того, и другого, заставивший даже великого Туалуа заплескаться в своей Яме, и все, кто его услышали, были сначала оглушены, а потом потеряли сознание.

Затем в замершую комнату проник тусклый свет. Он становился все ярче и ярче, потом потускнел и погас.

Потом появился снова…

Хогсон очнулся от невыносимой головной боли. Некоторое время он просто неподвижно лежал, пытаясь припомнить заклинание, избавляющее от этого кошмара. Но его мозг отказывался работать. Потом он услышал жалобные стоны и тихое всхлипывание. Он открыл глаза.

Ниша была освещена тусклым светом, который прямо у него на глазах становился все ярче и ярче. Неподалеку, повернув голову набок, лежал старый Лорман, и на полу под его открытым ртом была лужица крови. Он не дышал. Рядом с Лорманом распростерся Деркон. Это его стоны услышал Хогсон. Одил дышал, но явно был без сознания.

Он повернул голову влево, туда, откуда доносилось всхлипывание. Вейн сидел, прижавшись спиной к стене, и на его бедре лежала голова Гальта. Черты его лица, искаженные предсмертной агонией, застыли. Руки и ноги обмякли и было ясно, что он умер совсем недавно. Вейн глядел на него со слезами на глазах, слегка покачиваясь из стороны в сторону, тяжело и прерывисто дыша.

Свет стал ярким, как в солнечный день.

Он ничего уже не мог сделать для Лормана и Гальта, поэтому, перевалившись через Лормана, подполз к Деркону. Осмотрев его голову в поисках каких-либо повреждений, он обнаружил слева на лбу вздувшееся красное пятно.

Ему все-таки удалось вспомнить одно простенькое целебное заклинание. Он трижды повторил его над своим товарищем, и тот перестал стонать. Пока он работал, его собственная головная боль почти прошла. К тому времени свет заметно потускнел.

Деркон открыл глаза.

— Получилось? — спросил он.

— Не знаю, — ответил Хогсон. — Понятия не имею, какие должны быть результаты.

— У меня есть некоторые соображения на этот счет, — сказал Деркон, сел, потер голову и шею, потом встал. — Через минуту проверим.

Он огляделся по сторонам. Затем подошел к Одилу и пнул его в бок.

Одил перевалился на спину и открыл глаза, уставившись на него.

— Просыпайся, пока это еще в твоих силах, — сказал Деркон.

— Что… что произошло?

— Не знаю. Впрочем, Гальт и Лорман мертвы.

Он посмотрел в сторону окна, пригляделся, протер глаза и быстро пошел к нему.

— Идите сюда! — крикнул он.

Хогсон подошел к нему. Одил все еще пытался сесть.

Хогсон оказался у окна как раз вовремя, чтобы увидеть, как солнце быстро закатилось за западные горы, скрывшись из вида. По небу проносились вращавшиеся круги света.

— Самый стремительный закат, который мне когда-либо доводилось видеть, — заметил Деркон.

— Кажется, что все небо поворачивается. Посмотри на звезды.

Деркон облокотился на подоконник.

— Земля успокоилась, — заметил он.

Треснувший белый шар скатился с небес и исчез где-то за горами.

— Неужели это то, о чем я подумал?

— Мне показалось, что это луна, — сказал Хогсон.

— Ох! — воскликнул Одил, подковыляв к ним и навалившись на подоконник. — Мне плохо. — Бледный утренний свет озарил небеса, и звезды исчезли.

— Конечно, — сказал Деркон. — Раз ты добирался сюда всю ночь.

— Не понимаю.

— Смотри, — сказал Деркон, показывая рукой на ландшафт, над которым проносились яркие облака, почти не отбрасывающие теней.

Золотистый огненный шар стремительно, как комета, промчался по небу.

— Тебе не кажется, что оно движется все быстрей? — спросил Хогсон.

— Наверно. Да. Да, ты прав.

Солнце скрылось за горами и снова стало темно.

— Мы простояли здесь целый день, — сказал Хогсон Одилу.

— Боги! Что же мы натворили? — ахнул Одил, который не мог оторвать глаз от небесного калейдоскопа.

— Мы разрушили чары, поддерживающие существование Бессмертного замка, — ответил Хогсон. — Теперь мы знаем, что от них зависело не только его существование.

— И почему это место называлось Бессмертным замком, — добавил Деркон.

— Что же нам теперь делать? Может попытаемся восстановить их?

— Потом. Сначала я попробую найти что-нибудь съедобное, — сказал Деркон, отходя от окна. — Прошло много дней…

Через некоторое время остальные последовали за ним. И только Вейн по-прежнему сидел, слегка покачиваясь и поглаживая лоб Гальта. Наступила ночь.

Дилвиш проснулся на толстом, ярком ковре, все еще крепко сжимая меч в правой руке. Ему с трудом удалось разжать кисть. Опустив меч в ножны и растирая правую руку, он попытался припомнить, что произошло.

Раздался пронзительный вопль. О, да. Истошный вопль боли и гнева. Он стоял перед приоткрытой дверью комнаты, когда это началось. Этой комнаты?

Он сел и сквозь открытую дверь увидел в коридоре напротив выходившее на запад окно, а справа от него в дальней стене комнаты было окно с видом на восток. Потом начались странности. Сперва окно справа просветлело, а за левым все еще было темно. Затем, правое окно потемнело, а левое осветилось. Потом в левом окне стало темно. Через несколько секунд правое окно осветилось снаружи ярким, почти дневным светом, и все повторилось заново в той же последовательности. Он сидел неподвижно, лишь сжимая и разжимая кисть, чтобы в ней восстановилось кровообращение.

Наконец он поднялся на ноги, подошел к восточному окну и увидел небо, разрисованное множеством ярких концентрических кругов. Спустя несколько секунд они все скрылись за огненным столбом, появившемся на востоке и возвышавшемся почти до небес.

Он покачал головой. Казалось, что сама Земля успокоилась. Что же все это значит? Новые затеи его врага? Или что-то еще?

Отвернувшись от окна, он направился к двери и вышел в коридор. В окнах слева от него свет и тьма продолжали сменять друг друга в быстрой последовательности. Оглянувшись, он не сумел разглядеть ту дверь, из которой только что вышел, потому что снова стало темно, и она слилась со стеной.

Он пошел туда, где, как ему казалось, должен был находиться другой коридор, под острым углом поворачивавший направо. Вместо этого он оказался возле спускавшейся вниз лестницы, выстланной темно-вишневым паласом и с деревянными перилами по обе стороны.

Он медленно спустился. И очутился в комнате, заставленной зачехленной мебелью и с картинками на стенах, подобных которым ему раньше никогда не приходилось видеть, в широких и позолоченных рамах, покрытых затейливой резьбой.

Он прошелся по комнате. Когда он опустил руку на спинку одного из кресел, с нее поднялось большое облако пыли.

Потом он свернул направо под деревянную арку. Следующая комната была маленькая, обитая деревянными панелями, с похожей мебелью и, когда он вошел, что-то зашипело и затрещало.

Это вспыхнул огонь в небольшом камине. На низеньком круглом столике возле очага обнаружилась бутылка вина, корзина с фруктами, клинообразный кусок сыра и ломоть хлеба. Казалось, что стоявшее рядом кресло приглашает присесть и расслабиться. Может быть, пища отравлена? А вдруг это очередная уловка врага?

Приблизившись, он отломил кусочек сыра, понюхал его, пожевал. Потом уселся и принялся за еду.

Во время трапезы он постоянно поглядывал по сторонам, но так и не заметил ничего подозрительного. Однако в комнате ощущалось чье-то благотворное присутствие, словно кто-то, охранявший его, желавший ему добра, все время был рядом с ним. Это ощущение было таким сильным, что проглотив очередной кусок сыра, он машинально пробормотал «Спасибо». И тут же огонь в камине разгорелся еще ярче, и громко затрещали дрова. Волна упоительного тепла окутала его.

Наконец он поднялся и, оглянувшись назад, с изумлением обнаружил, что дверь, сквозь которую он прошел в эту комнату, исчезла. Всю стену покрывали деревянные панели, а на том месте, где находилась дверь, висела еще одна картина, написанная в необычной манере, на которой был изображен залитый солнцем лес, но, приглядевшись, он заметил, что все ее детали сливаются в одно большое пятно, созданное широкими и свободными мазками кисти художника.

— Ладно, — сказал он, — кем бы ты ни был, мне кажется, что ты желаешь мне добра. Ты накормил меня и, по всей видимости, хочешь направить меня куда-то. В этих стенах я должен относиться ко всему с подозрением, но мне все-таки кажется, что я могу положиться на тебя. Я выйду через единственную дверь, которую вижу. Веди меня, и я пойду за тобой.

Он подошел к двери и вышел из комнаты. И оказался в длинном, тускло освещенном зале с высоким потолком. Там было множество дверей, но лишь в одной из них мерцал огонек. Дилвиш направился к ней, и огонек исчез. Пройдя по короткому и узкому коридору, Дилвиш вошел в другой зал, очень похожий на первый. На этот раз огонек появился в дверном проеме слева от него. Дилвиш пересек зал по диагонали.

За той дверью был коридор, тянувшийся справа налево. Вдалеке, в левом конце коридора, маячил огонек. Он пошел к нему.

Еще несколько поворотов — и он вступил под низкие своды широкой галереи с узкими окнами в ближней к нему стене. Дилвиш остановился и огляделся по сторонам.

Потом появился огонек и проплыл мимо него направо. Как только он повернулся туда, огонек мигнул. Дилвиш пошел следом за ним. И тут огонек пропал.

Из окон виднелись плывущие облака, на глазах терявшие свои очертания, небо, окрашенное в зеленоватый цвет, узкая ярко-желтая полоса, дугой перекинутая между линиями горизонта и похожая на раскаленную ручку ведра.

Дилвиш быстро шагал вперед, а за окнами то появлялся, то исчезал мерцающий тусклый свет.

Это была длинная галерея, но, наконец, она вывела его под своды другой, с широкими окнами справа, из которых открывался более полный вид на странное небо и на ландшафт, над которым за считанные мгновения проносились грозы, длившиеся, должно быть, целыми днями, где деревья становились то желтыми, то зелеными, то теряли листву, а только что почерневшая земля покрывалась вдруг белизной, но уже через несколько секунд на ней появлялись зеленые прогалины. Это снова была Очарованная земля, но теперь она изменялась совсем по-другому, не так, как прежде. А то, что раньше казалось едва различимым потрескиванием и поскрипыванием, теперь превратилось в равномерный и громкий гул.

В воздухе вдруг запахло конюшней, и он удивился грязным следам, тянувшимся прямо посередине галереи. Впереди показалась большая комната с высоким потолком и, приближаясь к ней, он, сам того не желая, замедлил шаги. Дурное предчувствие охватило его. Казалось, что эта комната окутана тяжелой, черной и зловещей аурой, словно там обитает некое злобное существо, полное коварных замыслов и в то же время испытывающее отчего-то глубочайшую тоску и нетерпеливо дожидающееся момента, когда можно будет излить на мир свою затаенно и давно накопленную ненависть. Поежившись, он прикоснулся к рукоятке меча и, приближаясь к ведущей туда арке, пошел еще медленнее.

Непроизвольно отклоняясь все дальше влево, он оказался возле самой стены и, прижимаясь к ней, добрался до темного угла у входа.

Вцепившись в рукоятку меча, он осторожно заглянул внутрь. Там было сумеречно, и сначала он ничего не увидел, но потом его глаза привыкли к темноте, и он разглядел в центре комнаты большой черный участок, от которого словно исходили волны тоски и злобы. На самом краю этого участка стоял какой-то небольшой предмет, но он никак не мог разобрать, что это такое. Тот самый огонек, за которым он пришел сюда, на миг вспыхнул над ним, но тут же погас, а он так и не понял, на что ему столь настойчиво указывают, хотя указание было ясным и вполне определенным.

Но он все-таки колебался и тут, откуда-то из глубины протянулось тонкое щупальце и стало хвататься за край этого участка, чем-то похожего на колодец, рядом с замеченным им предметом. И тогда он, внезапно покрывшись потом, заставил себя войти, и его зеленые сапоги неслышно вступили на каменные плиты.

Барэн протряс головой, выплюнул кусок сломанного зуба, проглотил слюну и почувствовал привкус крови. Потом он еще несколько раз сплюнул и закашлялся. Его левый глаз почти на открывался. Он потер его, и на руке остались какие-то темные и крошащиеся кусочки. Он посмотрел на руку. Запекшаяся кровь, вот что это было. Кроме того, голова раскалывалась от тупой и слегка пульсирующей боли…

Он поднес пальцы ко лбу, потер его. И тут его голова едва не раскололась от боли. Он повертел ею в разные стороны. И заметил, что лежит на боку у подножия лестницы. Да, ему здорово досталось…

Он попытался подняться на ноги и тут же опять повалился на пол, пронзенный острой болью в левой руке и в левой ноге. «Проклятье! — подумал он. Только бы они не были сломаны!» Он не знал никаких заклятий против переломов…

Он снова попробовал приподняться и, помогая себе правой рукой, перекатился в сидячее положение, вытянув вперед ноги. Уже лучше…

Осторожно пытаясь согнуть левую ногу в колене, он стал ощупывать ее. Боль не унималась, но, кажется, ничего не было сломано. Окончательно убедившись в этом, он рискнул прибегнуть к своему мастерству чародея. Боль начала стихать, почти исчезла, и он несколько раз согнул и разогнул ногу. Потом занялся своей головой и добился примерно таких же недурных результатов.

Затем он тщательно ощупал всю левую руку и, стоило ему лишь слегка взяться пальцами за левое предплечье, как в глазах у него потемнело от боли.

Ладно.

И тогда он осторожно и медленно сунул свою левую руку между широким ремнем и своим большим животом. Потом приступил к тем же самым целебным заклинаниям, чтобы хотя бы заглушить боль в сломанной руке. Когда с этим было покончено, он осторожно встал на ноги, упираясь в стену здоровой рукой. Потом он простоял не меньше минуты, тяжело дыша и опустив голову.

Наконец он выпрямился, сделал несколько шагов, остановился и огляделся. Что-то было не так. Слева должна была находиться стена, а не мраморная балюстрада. Он окинул ее взглядом. Она тянулась примерно на восемь или десять шагов, потом упиралась в широкую лестницу, спускавшуюся вниз. За лестницей она начиналась снова.

Он заглянул за балюстраду. Там оказалась огромная длинная комната с каменными стенами и темными углами, с изящными карнизами, резными капителями и причудливыми пилястрами. Кое-где стояла мебель, а посередине комнаты лежала черная, длинная и узкая ковровая дорожка.

Он подошел к балюстраде и навалился на нее. Не было никаких признаков привычного ему головокружения. Возможно, он навсегда избавился от него, свалившись с лестницы. Возможно, из-за него это и произошло…

Странно, как странно. Он закрыл глаза. Здесь раньше не было такой комнаты. Он никогда не видел подобной комнаты, и не только в Бессмертном замке, но и вообще нигде. Что же произошло?

Открыв глаза, он обвел комнату и оцепенел. В дальнем углу, слева от него, за несколькими креслами с высокими спинками в густой тени неподвижно стоял кто-то очень большой и очень черный, уставившийся прямо на него. Он хорошо видел это, потому что немигающие глаза этого существа, мерцавшие во мраке красноватыми огоньками, встретились с его собственным взглядом.

У него перехватило дыхание, и он подавил рвущийся из горла истошный крик. Кем бы не была эта тварь, она имела дело с великим чародеем.

Он поднял руку и восстановил в себе спокойствие, необходимое для того, чтобы вызвать бурю.

Тусклый свет заиграл на кончиках его пальцев, и он произнес заклинание, проговорив только ключевые слова. Когда он сомкнул пальцы, свет, льющийся от его руки, сделал ее похожей на тонкую коническую свечу. Потом он раздвинул их, и струившийся между ними свет потек кверху, и над кончиками пальцев вспыхнула яркая дуга. Она протянулась в обе стороны, сомкнулась, и на его кисти завис ослепительный белый круг, и он, сказав направляющее слово, метнул его в сторону притаившегося во тьме существа.

Искрясь и пылая, круг медленно полетел, почти поплыл к своей цели.

Но даже когда он был уже совсем близко, темная фигура не шелохнулась. Круг не долетел, потому что огонь его сначала померк, потом погас. Приятный голос, раздавшийся, казалось, почти рядом с Барэном, произнес: «Недружелюбно, очень недружелюбно», и фигура, резко повернувшись, исчезла в ближайшем к ней дверном проходе, издавая короткие лязгающие звуки.

Барэн медленно опустил руку, потом поднес ее ко рту, потому что его снова разобрал кашель.

Проклятая тварь! Однако, кто же извлек ее из небытия? Неужели Джеллерак все же вернулся?

Отступив от балюстрады, Барэн направился к лестнице. Спустившись, он осмотрел угол. В пыли на полу он заметил отпечаток раздвоенного копыта.

Холран выругался, перевернулся на живот и накрыл голову подушкой, прижав ее рукой.

— Нет! — вскричал он. — Нет! Меня здесь нет! Убирайся!

Несколько секунд он пролежал неподвижно. Потом он постепенно расслабился. Рука его свалилась с подушки. Дыхание сделалось ровным.

Вдруг он опять вздрогнул и напрягся всем телом.

— Нет! — почти завизжал он. — Я всего лишь бедный и несчастный маленький чародей, пытающийся хоть немножко поспать! Оставьте меня в покое, чтоб вас разорвало!

За этим последовало приглушенное рычание, сопровождавшееся скрежетом зубов. Наконец, его левая рука метнулась вперед и выдвинула встроенный в изголовье кровати ящичек из слоновой кости. Порывшись в нем, она отдернулась, сжимая в пальцах небольшой кристалл.

Сбросив с головы подушку и перекатившись на спину, он, извиваясь всем телом, переполз в полусидячее положение. Затем положил светящийся шар на живот и уставился на него полузакрытыми воспаленными глазами. Прошло немало времени, прежде чем в нем начал вырисовываться чей-то образ.

— Пусть тебе повезет, — пробормотал он. — Пусть это заслуживает риска перевоплотиться в низшую форму жизни, страдающую от омерзительных болезней, от зудящих геморроидальных шишек и пляски святого Витта. Пусть из-за этого даже можно перенести встречу с безжалостными демонами, нашествие саранчи и соль, насыпанную на раны. Пусть…

— Холран, — сказал Мелиаш, — дело очень серьезное.

— Надеюсь, что так. Я устал больше, чем куртизанка после целой недели бурных ночей. Чего тебе надо?

— Он исчез.

— Хорошо. Кому он нужен, если подумать?

Холран поднял руку, явно собираясь прервать связь, потом остановился.

— Кто исчез? — поинтересовался он.

— Замок.

— Замок? Весь этот проклятый Замок?

— Да.

Он помолчал секунду. Потом уселся, протер глаза и пригладил волосы.

— Расскажи мне об этом, — попросил он, — но, желательно, самыми простыми словами.

— Очарованная земля на некоторое время перестала изменяться. Потом это началось снова, причем с такой бурной силой, что мне раньше не приходилось наблюдать ничего подобного. Я занял очень удобную позицию, с которой все хорошо просматривалось. Но Замок исчез. Сейчас все опять тихо и спокойно, но на горе ничего нет. Я не знаю, что произошло. И не понимаю, как это произошло. Вот и все.

— Ты думаешь, Джел… он способен его перенести? И если да, то зачем? Или, может быть, это Старейший?

Мелиаш покачал головой.

— Я снова разговаривал с Роуком. Он предоставил мне новые сведения. Существует старинное предание, которое гласит, что этот Замок бессмертен, что он просто каким-то образом прикреплен ко времени, поставлен на якорь и движется вместе с ним. И что, если этот якорь поднять, то Замок будет унесен рекой вечности.

— Чертовски поэтично, но что же все это значит?

— Не знаю.

— Ты думаешь, что все это и произошло?

— Не знаю. Может быть.