Богоубийцы Яшина Федора
Он усмехнулся.
– Совмещаю приятное с полезным.
– Как это?
– Тащусь от звезд и заодно тебя кадрю. Еще винца?
– Давай.
Он налил. Мы молча выпили, глядя на водную гладь бассейна. Я вдруг почувствовала, что пора бы и мне что-нибудь сказать. Однако, так и не придумав стоящей темы, начала с банальностей:
– Ты чем занимался до того, как к нам попал?
– Охранял партнера твоего отца. А до того в армии служил.
– Учиться не собираешься?
– Хотелось бы, но не знаю даже, на кого учиться. Не определился, чем в жизни заниматься буду. А ты?
– Я первого сентября пойду учиться.
– На кого?
– Тоже не знаю еще. Троечница я жуткая. Особенно-то не выберешь. Отец хочет, чтобы на управленца шла учиться. В государственные чиновники, говорит, нужно идти работать. Мне не очень хочется, да против папаши не попрешь. Придется, видимо, учиться на управленца. Я сказала ему: если заплатишь, чтобы без экзаменов, – пойду. Он ответил, что, значит, пойду.
– Ну, а сама-то на кого бы хотела?
– Да говорю же: не знаю. На артистку, может, – пошутила я, но Свен сказал, что из меня хорошая бы получилась артистка.
– С чего ты взял?
– Красивая.
– Понятно. Слушай, а ты, случаем, не знаешь, кого папаша наш испугался? Зачем вас нанял?
– Да разве такое кто скажет! Нам сказали, что опасность может исходить откуда угодно, даже от невозможных источников. Поэтому должны быть всегда начеку. Не хочется тебя пугать понапрасну.
– Оттого что вас наняли, уже само по себе страшно становится. Папаша-то у нас рисковый. Его просто так не напугать.
– Что ж ты тогда у меня спрашиваешь, раз сама всё знаешь?
– Может, искупнемся?
Свен напрягся.
– Перебудим полдома. Нам бы поменьше шума.
– А кого бояться-то? Отца-то нет. На остальных плевать. Если кто и пожалуется, так и скажешь, что я вина напилась и собралась в город ехать, но ты меня заболтал и в итоге всё обошлось посиделками и купанием. Из двух зол нужно меньшее выбирать.
– За плавками лень идти.
– А мы без плавок будем. Темно же. Не видно ни зги.
– Чего не видно?
– Ничего, говорю, не видно.
Мы разговаривали с ним о всяком, вместе смотрели кино и, вообще, очень мало разлучались. Когда я пыталась его прогнать, он говорил, что никуда не пойдет. Я ничего не могла с ним поделать, а вскоре и вовсе привязалась к нему. Крутого мужика у меня еще никогда не было, и мне даже начало нравиться ему подчиняться. А потом как-то незаметно и само собой так получилось, что он стал заводилой и я постоянно шла у него на поводу.
Он был не из богатой семьи и не был избалован роскошными интерьерами, подобными тому, который окружал его на вилле. Он от души, как дитя, радовался всем благам цивилизации, что теперь украшали его жизнь. Сначала меня это удивляло и даже веселило, но вскоре я сама, находясь под влиянием Свена, стала на некоторые вещи смотреть по-другому и даже порой вместе с ним удивлялась некоторым моментам, на которые до сих пор внимания не обращала. Были, правда, у него и отвратительные замашки. Например, когда он начинал меня грузить темой социальной несправедливости. Обзывал отца буржуем, барбосом и прочими нелестными прозвищами.
Пару раз Машка мне высказала, что я слишком с ним сблизилась. Но я сказала, что тут и так делать нечего. Выбирать общество не из кого. А Свен, если к нему непредвзято отнестись, так вполне даже хороший парень. Она тогда странно на меня посмотрела, а в следующий раз позволила себе высказаться в подобном пренебрежительном тоне в его адрес и в его же присутствии. Я была ошарашена, так как Машка никогда себе не позволяла бестактностей, но, к своему стыду, не вступилась за Свена. Посчитала, что негоже из-за охранника с сестрой ругаться. Уровни разные. А он только улыбнулся и сказал мне: «Вот видишь, я ведь прав был, когда говорил про вас, буржуинов зажравшихся». Очень мучилась после этого. Совесть покоя не давала.
Но в общем и целом жизнь была беззаботная и приятная, не омраченная этими редкими эпизодами.
Так мы прожили больше полутора месяцев. Изредка, впрочем, выезжали к морю.
Солнце, воздух и вода наши лучшие друзья.
Стишок такой есть популярный. Он тогда частенько звучал из чьих-нибудь уст, порой даже вместо приветствия, так как ввиду атмосферы полной беззаботности был самым актуальным для нас – солнце светило ярко, бассейн огромный, воздух тоже хорош. Вообще, на вилле было вполне ничего, однако так долго на одном месте нам еще ни одно лето не доводилось проводить. Мы, конечно, понимали, что это как-то связано с делами отца и даже наверняка с нашей собственной безопасностью, поэтому старались отнестись к такому заточению с пониманием и отцу зря не досаждать. Еще не забылись те жуткие истории с похищениями детей в семьях нашего круга.
***
Я знала ее уже тогда.
Трудно поверить, что когда-то Лора была такой девчонкой. Но это правда: Лора, которую мы знаем как предводительницу, когда-то была обычной девчонкой. Наивной и домашней. Из благополучной семьи. С позитивными взглядами на жизнь.
Жизнь ее была беззаботной и светлой. Она взрослела и знакомилась с окружающим миром. Ее уже влекли запретные и сладкие плоды, и она уже начинала их осторожно пробовать. Как все мы, как каждый из нас.
Но папочка их сильно берег. Он уже тогда был в отчаянии и не понимал, как их оградить от происходящего. Поэтому он тогда их туда спрятал. Подальше от всего. Дома-то у них тогда вообще творилось невообразимое. Подготовка уже началась.
Митька
…Митька проснулся на скамейке, во дворе дома неподалеку от бара, в котором работал. Его левое бедро оказалось перевязано окровавленным вафельным полотенцем и слегка побаливало. Нос и губы были разбиты.
Он огляделся по сторонам. На лавочке, расположенной напротив, сидел мужик неопределенного возраста и что-то читал. Заметив, что Митька, наконец, очнулся, он как-то понимающе улыбнулся и протянул ему небольшую, граммов на сто бутылочку коньяка и минералку.
– На, хлебни.
Митька взял и не откладывая сделал несколько глотков. Сначала воду, потом коньяк и потом снова воду. От этого в голове немного прояснилось.
Теперь он стал приходить в себя и узнал мужика.
Тот впервые появился в баре примерно пару недель назад, а потом стал приходить почти каждый день около 9 вечера. Причем заказывал всегда одно и то же.
– Я узнал тебя, – Митька сделал еще глоток коньяка, – Сотка-Гжелки-Кружка-Балтики-и-фисташки!
– Да, это я. Здорово, – мужик приветливо улыбнулся.
– Здорово, коль не шутишь. Это мы с тобой, что ли, вчера куролесили?
На этот раз мужик рассмеялся.
– Нет, дорогой, вчера ты сам с собой куролесил.
Митька попытался восстановить в памяти вчерашний вечер. Всё восстановить не удалось, но кое-что всё же вспомнилось.
Сначала в голове появилась мутноватая картинка, будто он стоит и пристально, через барную стойку смотрит в глаза какому-то мордовороту. Затем изображение проясняется и Митька понимает, что смотрит уже давно – может, минуту или даже больше. В воспоминаниях появляется звук и Митька слышит собственный голос. Говорит он громко и эмоционально:
– Да ладно вам! Достали вы уже своей болтовней про то, какие вы все повидавшие жизнь. По телику вон, – он махнул рукой в сторону телевизора, – звезды вонючие телеэкранные тоже трепятся, будто их уже ничего не удивляет и жизнь потеряла свой сюрпризно-познавательный аспект. Да идите вы в жопу со своими понтами. Могу вот с тобой, например, поспорить, – Митька тыкает пальцем в мордоворота, – что даже я, сейчас, сделаю так, что ты сильно удивишься.
Все, кто сидел за стойкой, замолчали и выжидательно посмотрели на мордоворота.
В первое мгновение мордоворот набычился от такой наглости, но быстро смилостивился и ответил следующее:
– Я еще раз повторяю тебе, сраный бармешка: я никогда и ничему не удивляюсь. К сожалению, это давно уже в прошлом, – он ухмыльнулся.
– Ну так что, спорим? – не унимался Митька. Те, кто его знал давно, поняли, что он порядком завелся и в его голове поселилась какая-то безумная и, как всегда, дурацкая идея. Некоторых это расстроило – они ведь отдыхать пришли, но остальных заинтересовало.
– Ну что ж, давай поспорим.
– На все деньги, что у тебя есть с собой.
– Ладно, давай так, но ты-то что ставишь?
– Да ничего не ставлю. Просто тебя проверим.
– Меня проверять?! Еще б какой-то сраный бармешка мне проверки устраивал! – он с ехидной лыбой глянул на своих корешей и добавил: – Совсем ты охуел, что ли, пацан?
Митька не смутился:
– Хорошо, пусть это будет не спор, но ты ведь только что говорил, что хочешь удивиться и не можешь. Вот я и предлагаю тебе купить удовольствие удивиться. И цена этому – то бабло, что у тебя есть в карманах. Впрочем, если у тебя слишком много, назови сумму поменьше. Мне, в общем-то, всё равно.
Мордоворот, хоть и преуспевающий, но, видимо, еще только начинающий бандюга, слегка затрусил. Он, как и все люди его склада ума, пугался, если не понимал, что происходит. Сейчас была как раз такая ситуация. Однако ударить лицом в грязь перед своими дружбанами, которые слышали весь этот разговор, было бы не красиво. Он не мог себе такого позволить, поэтому согласился. Расстегнул борсетку и картинно вытряхнул ее содержимое на стойку.
Бар был небольшой, и поэтому вокруг быстро образовалась толпа зевак, даже те, кто сидели за столиками, подошли к стойке – всем было интересно увидеть, чем всё закончится. Да и вообще любопытно посмотреть на пьяного в говно бармена. Митька редко нажирался на рабочем месте, но если такое случалось, то скучно никому не было. За эту бесшабашность его любили посетители, а благодаря их любви его до сих пор не выгнали с работы – в его смену выручка неизменно была больше, чем у других барменов.
– Вот. Это всё, что у меня осталось, – как будто оправдываясь, сказал бандюган, сгребая в кучу своими здоровенными ручищами банкноты, рассыпанные по барной стойке, – но, уверен, тут всё же хватит на то, чтобы напоить пивом всех, кто есть в этом сраном баре. Теперь твоя очередь – можешь начинать удивлять.
Мордоворот и Митька пожимают руки – чтобы без обид. Кто-то их разбивает, как будто они всё же спорят.
Митька выпрямляется, хрустит позвонками, достает из-под стойки сумку и со словами «Айн момент» скрывается в служебном помещении.
Вокруг все притихли, лишь из включенного телика доносится какое-то невнятное пение.
А у Митьки тем временем в голове возникает сомнение: «Хм, сделаю или нет? Сделаю или всё ж зассу?»
Он заходит в толчок и мочится. При этом, от волнения и от выпитого, его сильно штормит, и большая часть струи попадает на пол. Затем достает из сумки бритву, намыливает голову и начинает ее с остервенением брить. От такой безалаберности многократно режется, и кровь стекает по шее на воротник белой рубашки.
Закончив с бритьем, Митька садится на край обоссанного унитаза, о чем-то задумывается, и лицо его мрачнеет. Он достает из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, разворачивает его и после первых же строк начинает всхлипывать, что-то невнятно бормоча себе под нос. Тут вдруг крики, донесшиеся из зала, обрывают его рыдания. Он вытирает руками слезы, успокаивается. Дочитывает бумагу до конца. Убирает ее обратно в карман. Забирает сумку и выходит.
– Эй, ну скоро ты там? Удивляльщик хренов! – орет мордоворот. – Мы хотим удивиться.
Он громко ржет. Зал подхватывает. Кто-то высказывает предположение, что Митька сейчас появится без штанов и этим постарается удивить. Какая-то деваха говорит, что этим ее удивляли лет десять назад, так что сейчас это точно не поканает.
Митька, наконец, появляется.
– Ого! Окровавленная лысина хорошее начало, но этого явно маловато, – кричит кто-то, и все опять громко смеются.
Митьке приходится успокаивать публику:
– Терпенье, бляха-муха, сейчас всё увидите, достали вы уже меня, – лицо его действительно раздраженное и даже злое.
Он заходит в бар, становится напротив своего оппонента и смотрит ему прямо в глаза. Тот улыбается, но заметно, что уверенности в нем вновь поубавилось. Опасается, как бы его действительно не удивили. Мозги лихорадочно соображают: что сейчас может произойти неожиданного? и как? Фокус какой-нибудь покажет, дурень?
Митька решает, что это самое подходящее время.
Он, не торопясь и всё еще оглядывая собравшуюся публику, засовывает руку в сумку, что-то там нащупывает и вдруг резко выхватывает из нее здоровенный пистолет. От этого резкого движения все синхронно вздрагивают. Случись это в другой момент, Митька, пожалуй, весело бы поглумился над ними, дураками. Но сейчас другое. Он медленно, четко и даже немного по-киношному передергивает затвор, не отрывая своего наглого и циничного взгляда от мордоворота. Звук патрона, посланного из магазина в ствол, слышен во всех уголках зала.
Все тут же обосрались.
Немая сцена.
Лицо мордоворота окаменело. В его глазах испуг. Может, даже ужас.
Но только всего на какую-то долю секунды. В следующее мгновение он вскочил со стула и его рука метнулась за пазуху. Дружбаны его тоже шарахнулись в разные стороны.
Все бандюги думают, будто им всегда угрожает опасность, будто на их жизнь кто-то покушается, будто кому-то нужно их убить. Для них это вроде комплимента.
Митька же в этот момент совсем уже не думал о том, что делал. Выпитое за вечер не давало отступить и придавало решимости. Теперь он уже даже наслаждался своим шоу и действовал очень быстро, почти молниеносно. Рукой смахнул со стойки кружки с пивом. Те с грохотом и звоном попадали на пол, отчего привели окружающих в еще большее смятение. Положил на нее свою лысую голову, прижавшись левым виском. Тут глаза спорщиков встретились, но только на мгновение.
В глазах мордоворота застыл испуг и УДИВЛЕНИЕ от такого поворота.
Глаза Митьки выражали тупое пьяное самодовольство и, возможно, даже восторг.
Однако всё это длилось всего лишь мгновение.
Митька приставил дуло пистолета к правому виску, закрыл глаза и нажал курок…
…раздался щелчок, и ничего не произошло. Кто-то вскрикнул, но остальные по-прежнему продолжали стоять неподвижно, будто в оцепенении.
До Митьки дошло, что он всё еще жив. Он выпрямился. На секунду замер в недоумении и даже в совершенно искреннем огорчении. Тем не менее быстро взял себя в руки.
Передернул затвор. Патрон с лязгом упал в раковину.
К тому времени Митька уже ни на кого не обращал внимания – настолько он был поглощен самоубийством. Он откровенно считал, что должен довести до конца начатое дело, и эта осечка его только разозлила. Патрон у него был только один, поэтому он достал его из раковины, снова зарядил, поднес пистолет к голове… Снова щелчок. Всё это происходит в течение каких-то нескольких секунд, так быстро, что никто из присутствующих не успевает воспрепятствовать этому. Митька в негодовании рычит, вновь передергивает, поднимает патрон, вставляет, передергивает, подносит пистолет к голове. Но тут же опускает вниз и вертит его, удивленно осматривая с разных сторон.
– Надо же, какое свинство, а! Два раза подряд осечка, – Митька так энергично вертит его, что тот вдруг вываливается из его пьяных рук, падает на пол и выстреливает: бабах!..
На минуту все глохнут от грохота. Некоторые даже присели, девушки завизжали, хватаясь за голову.
От этого грохота и внезапной острой боли в ноге Митька, наконец, приходит в себя и оглядывается. Мордоворот стоит напротив. Рожа у него очень серьезная и очень напуганная, и целится он Митьке прямо в лоб. Рука с пистолетом слегка дрожит.
Митька пристально смотрит на него несколько секунд и вдруг, схватившись за стойку, начинает истерично ржать.
А мордоворот постоял еще немного, убрал пистолет за пазуху, широко размахнулся и ударил Митьке со всей силы по его смеющейся роже. Ударил так, что тот отлетел в витрину за спиной, сбил несколько бутылок и с грохотом свалился под стойку.
– Этот бармешка совсем дурак, – мордоворот облегченно вздохнул, переводя дыхание. – Мне таких дурней еще никогда не доводилось видеть, так что я, пожалуй, действительно удивлен.
Он развернулся и вышел, оставив деньги на стойке.
Митька схватился за голову.
– Да уж, отвратительная история…
– Ну нет. Ты не переживай так. Всё было очень эффектно, всем очень понравилось, – мужик заулыбался и отдал письмо, – а вот из-за этого стреляться негоже.
– Сам разберусь. Лучше скажи, как мы с тобой-то схлестнулись?
– Никак, я просто шел утром на работу и увидел тебя на этой скамейке. Рядом валялось это письмо, я поднял его, прочитал и решил подождать, пока ты, наконец, придешь в себя. У меня к тебе дело есть.
– Какое еще дело?
***
Митя, Митя, Митя… Митьку я любила. Вот уж душа человек! Хотя и балбес, конечно, порядочный.
Митя, когда пришел в организацию, был уже парнем бывалым. Он много где шлялся, много чего видел, немало чего попробовал. Он не думал о будущем. Не знал, к чему нужно стремиться и кем быть. Он плыл по течению и смотрел вокруг. Ему было интересно, куда его это течение занесет.
Мне любопытно: если бы он вовремя понял, куда его несет это течение, стал бы он грести против течения?
Однако, говоря по справедливости, весь тот Митькин опыт, про который я говорю, в истреблении не очень сгодился. Он даже оружие держал всего несколько раз. Но организаторы считали, что для сложных дел у них Свен есть.
Петр
На занятия я не пошел. Прошедшей ночью не довелось поспать и поэтому сейчас просто физически не смог бы пойти учиться. Утром дождался, когда мамаша свалит на работу, поднялся. Нужно сходить прогуляться с собакой, выпить бутылку пива и лечь спать. Попытаться, по крайней мере.
Хлопнул чашечку крепкого кофе, приколотил косяк, наскоро оделся, обулся и пошел с собакой на улицу.
Я давно уже пытаюсь перестать курить эту дрянь, да что-то никак не получается. Просто с ней как-то накуришься и вроде уже чем-то занят. Думы тебя всякие одолевают. А без нее тоскливо. Впрочем, некоторого прогресса мне удалось достичь. На первом курсе гораздо больше курил.
Только вышел на улицу, Нона, собака моя – водолаз, сразу же, не отходя далеко от подъезда, присела и с блаженной собачьей мордой, известной, пожалуй, всякому, у кого есть собака, помочилась. Эта блаженная морда всегда казалась мне смешной. И тогда я тоже улыбнулся.
Странно, то ли утренний воздух и хоть и холодное, но по-весеннему яркое февральское солнце так благотворно на меня повлияли, то ли еще что-то, но, бредя тогда по парку, я совсем абстрагировался от забот. На время забыл обо всем. Настроение у меня стало на удивление лирическим. Даже хокку придумал, пока курил. Слегка кривоватое, но зато мое личное и тогда мне очень понравившееся:
Не затягивался я давно.
Огонек затаился внутри косяка.
Так приятно стоять в конопляном дыму.
Помню, солнышко из-за домов еще только-только выползало. Свет его, оранжево-желтый, падал на меня и мою псину и даже как будто немного согревал. Псина шла рядом и, судя по ее морде, сильно радовалась такому утреннему променаду. Обычно ей приходится по полчаса будить меня, для того чтобы я вывел ее на улицу погулять. А тут вот так вышло.
Меня целиком захватили мысли о хорошем, добром, вечном. В том числе, конечно, и о Лоре. Я так сильно от этого притащился, что надолго застыл у какого-то дерева. Ноне пришлось стукнуть меня своей мощной лапой и громко тявкнуть, дабы напомнить о себе. За эту беспардонно фамильярную выходку я обругал ее зассыхой и сказал, чтобы отстала от меня. Ей, естественно, как всегда, похую, что я говорю, и она от меня не отстала. Пришлось переместиться на другую полянку.
Тут прогуливался мужик с колли, и собаки, весело гавкая, начали совместную игру. Бегая и кусая друг друга за хвосты.
Мы гуляли уже примерно с полчаса, и я уже чувствовал, что пора было идти домой.
– Нона, домой! Домой идем!
Нона, вообще-то, весьма привередливая псина, но этой команды почему-то слушается. Причем слова эти должны быть произнесены в строго определенной последовательности и всегда с одной интонацией. Иначе она их не воспринимает. Не знаю, может, в таком сочетании звуки эти хорошо ею усваиваются? Вот и теперь, поняв, что прогулка закончилась, она быстренько нашла себе местечко, чтобы похезать, и побежала в сторону дома. Я за ней. По пути купил чекушку водки – решил выпить перед сном.
Дома разогрел завтрак, съел его, выпил водки. От нечего делать сел за компьютер, заглянул в почтовый ящик. Может, от Лоры что-нибудь свежее пришло. Письмо действительно было. Лора писала:
«Привет, Петруха, драть тебя за ухо. (
Как и писала раньше, скоро мы с тобой, возможно, встретимся. Только сегодня я приехала в город. Сейчас ты спишь, скорее всего, и поэтому звонить не стану. Позвоню завтра днем, т. е. уже сегодня днем. (
Очень хочу тебя увидеть. Есть дело очень в твоем духе. Вернее, не в твоем духе, а в духе твоих фантазий, если, конечно, они не изменились за те несколько месяцев, что мы не виделись.
До встречи на родной земле, мой милый Саперик. (»
Легкомысленное письмо в ее манере. Тем не менее, сама по себе новость о ее приезде очень хороша. Я даже разволновался. Что, интересно, за дело у нее ко мне, которое в духе моих фантазий? Что эта сучка имеет в виду? Может, она изменила свое мнение и хочет, наконец, жить со мной? Но мысль эту быстро отбросил как бредовую.
Кинулся набирать ее номер, но он оказался вне зоны действия сети. Придется ждать. Я решил, что мне действительно нужно ложиться спать, чтобы, когда объявится Лора, быть с новыми силами и на многое способным.
Проснулся от телефонного звонка только в 17 часов. На дисплее надпись: «Лора».
– Привет, Сапер!
– Лора! Ух ты! – я сильно обрадовался и даже заулыбался, услышав ее голос. – Т-тысячу лет не слышал т-тебя. Ты приехала? К-как дела?
– Замечательно, Петруша. Всё у меня нормально.
– Д-давай, быть может, встретимся? Т-тысячу лет же не виделись.
Она засмеялась.
– Три месяца всего, Петруша.
– Для кого-то, может быть, т-три месяца, а для кого-то целую вечность.
– Ну-ну, милый мой, не плачь только, я уже тут. Я приехала. И жду тебя.
– Т-так я выезжаю?
– Конечно, я же говорю: жду тебя.
– Всё, уже выхожу.
Я бросился собираться. Члены мои вновь обрели силу, тонус приподнялся. Жизнь продолжалась.
Быстро перекусил, оделся. Маманя еще не вернулась, так что мне без лишних разговоров удалось уйти.
Колян
Генчик вдруг резко остановился. В руке у него по-прежнему был пистолет. И пистолет этот вдруг выстрелил. Отвечаю: я видел удивление на его лице. Уверен, он выстрелил инстинктивно и совсем не думая. Скорее всего, просто с испуга. Он даже не справился с отдачей – пистолет выпал из его руки.
Человек, преградивший нам путь, дернулся, кровь брызнула у него из шеи. Он стал заваливаться набок и в этот миг вдруг тоже выстрелил. Генчика отбросило в сторону. Я подхватил его, но всё же не смог удержать и повалил на землю. Пуля попала в голову.
Откуда этот тип там вообще взялся? Позже мне рассказывали, что у инкассаторов, несущих деньги, рация включена на передачу и тот, кто сидит в машине, слышит всё, что происходит. Наверно, и этот услышал и, быстро сориентировавшись, бросился в обход здания. Возможно, они репетируют подобные нападения с возможными отходами преступников и у них есть определенный алгоритм действий. Но лучше бы он не выбегал тогда из-за угла. Целее был бы.
От неожиданности я встал как вкопанный, не понимая, что делать дальше. Просто застопорился, и всё. Смотрел то на Генчика, то на инкассатора. Не знаю, долго бы я еще стоял, но тут вдруг из-за угла выбежал еще один человек, на этот раз с винтовкой.
– Стоять, сука! Руки вверх!
Я начал было их поднимать, но тут бабахнул выстрел, и человек выронил винтовку, схватился за бок, упал на колени, а затем ткнулся лбом в землю.
У дороги стояла машина Гурама, и он рядом. Крутой гангстер с пистолетом в вытянутой руке.
– Давай быстрее, козел! Быстрее!
Я бросился к нему.
– Сумки возьми, осел.
Развернулся и побежал за сумками. Тот человек, что секунды назад угрожал мне винтовкой, оказался еще в силах вытащить пистолет из кобуры, и, когда я уже поднял одну сумку и нагнулся за другой, он выстрелил. Пуля рассекла кожу на моей голове на правом виске. Я упал. На мгновение подумал, что мне конец: голова прострелена. Потерялся…
Наверное, пуля, что попала в голову, оглушила меня. Однако продолжающиеся выстрелы, а затем крики Гурама: «Да вставай ты, козел» – не позволили отключиться окончательно и быстро привели в чувство.
Приподнялся на локте и оглянулся вокруг. Гурам подбежал к тому человеку и еще раз выстрелил в него. Тот дернулся и расслабленно замер. Склонился над Генчиком, вроде пульс на шее послушал, в зрачок заглянул.
Я же в этот миг как будто видел всё происходящее, и себя в том числе, со стороны, ничего не понимал и действовал на автопилоте. Скорее всего, как раз благодаря этому и смог благополучно унести оттуда ноги. А то бы Гурам и меня там пристрелил. Рефлексы спасли, черт их дери.
Со второй попытки мне удалось, наконец, встать, и я кое-как, всё еще оглушенный, побрел в сторону дороги. Гурам подхватил меня за руку и помог забраться в машину.
Я как мог зажимал рану платком и натягивал на глаза капюшон от куртки. Голову задрал повыше, так чтобы кровь не стекала по лбу и не заливала глаза. Она тихо струилась по виску и уху за шиворот. Скоро ее набралось столько, что там всё стало горячим и чересчур липким.
Отъехали буквально на пару кварталов и свернули во дворы.
– Выходим.
Пробежали несколько домов. Гурам на бегу кому-то звонил и что-то эмоционально говорил не по-русски. Остановили какого-то бомбилу. Пока ехали, Гурам энергично рылся в сумках с деньгами, до тех пор пока не нашел что-то. Обрадовался, заулыбался и тут же выбросил находку в окно.
– Передатчик, – пояснил мне.
Я сидел и обдирал с себя накладные усы.
Проехали всего несколько кварталов и вышли. Тут в «тойоте» нас ждала та самая девка, что приклеивала усы перед ограблением, Светкой ее звали.
Всё время, что мы ехали, она не переставая ругала Гурама и даже меня за то, что мы ее подставляем. И те несколько грамм, за которые она Гураму должна денег, не стоят такого риска.
Квартира, в которую она нас привезла, была самой настоящей берлогой. Вся мебель раздолбанная, всюду грязь и несвежесть.
Гурам сказал ей, чтобы перевязала мне голову. Она, продолжая ворчать, быстро и ловко справилась с этим. При взгляде на нее становилось понятно, что она наркоманка, но, видимо, еще не совсем конченая. С небольшим стажем.
Пока она возилась со мной, Гурам уединился в туалете и с кем-то оживленно говорил по телефону. Мне немного стало страшновато из-за того, что они, суки, теперь захотят меня пришить. Но тут же подумал, что если бы им это нужно было, меня бы Гурам прямо там, на месте, и положил бы. Вместе с инкассатором. Странно всё это. Что за благородство – лезть в пекло, чтобы меня вызволять, да еще при этом не брезговать самому людей убивать? Наконец, вспомнил про деньги. Раскрыл одну сумку, глянул мельком. Столько денег видеть до сих пор не приходилось, поэтому на глаз определить сумму не удалось, но понял, что сумма не такая уж гигантская, миллиона два-три рублей. Может, меньше. Цена жизни Генчика и тех двоих. И еще пробитая голова третьего. Взял пачку себе. Подумал и взял еще одну. Дал одну Светке, чтобы Гураму ничего не говорила.
Появился Гурам. Прогнал Светку на кухню, дал ей героина. Усадил меня на диван, сам сел напротив.
– Ну что, Колян, как самочувствие?
– Могло быть лучше.
– Могло быть хуже, – он усмехнулся. – Слушай сюда. Дело серьезное и быстрое. Решать нужно мгновенно. Прямо тут и в течение 15 минут. Готов?
Я кивнул.
– Сам понимаешь, песенка твоя спета. Если тут останешься – сядешь в тюрьму. Без лишних предисловий предлагаю тебе уехать из города. Одному моему знакомому и важному человеку нужен сторож на виллу во Франции. Ты им будешь. Поедешь сегодня. Через четыре часа самолет. Там будешь у него охранником работать на вилле. Безвылазно, в течение нескольких месяцев. Расскажут тебе, короче, что делать. Как получится… Потом посмотрим… За это время тут всё уляжется, а менты вместо тебя поймают какого-нибудь нарка. Я им помогу. Потом по обстоятельствам решим, что делать дальше. Это всё. Скажу, что всё это не просто так было сделано. И деньги эти не для меня и не для того, чтобы просто бабок своровать. Это всё для большого дела нужно. Сам понимаешь: если бы всё так просто было, я бы тебя там же и пристрелил. Но такие, как ты, нам очень нужны. Мы за таких боремся. Больше ничего говорить не стану – всё равно не поймешь. Для того чтобы всё объяснить, времени больше нужно. Чтобы понять – еще больше. Главное – ты сам знаешь, что это для тебя лучший выход. Потом гордиться будешь, что попал в такое дело. Я сейчас пойду на кухню, выебу Светку, а когда приду, ты должен будешь дать мне ответ. Кончаю я быстро, так что не тяни особенно. Заграницу посмотришь…
Он ушел.
***
Справедливости ради хочу заметить, что, на мой взгляд, тут Гураму нужно спасибо сказать. Не затяни он тогда Коляна в ряды организации, и Колян, на мой взгляд, плохо бы кончил. Да и наше дело без его участия могло бы закончиться не столь благополучно.
Лора
Мы с Машкой и Настей плескались в бассейне, Свен и Семен сидели тут же неподалеку под тентом и рубились в нарды. Часам к четырнадцати приехал отец с каким-то мужиком. Они долго не выходили из отцовского кабинета, а потом еще и остались на обед.
По такому случаю Федор расстарался и подал на стол много всякого разнообразного.
Сашка спустился к столу в совсем плохом виде. Волосы взлохмачены, глаза красные, под ними черные мешки. Отец сурово смотрел на него с минуту и наконец сделал замечание:
– Саня, ты бы поменьше сидел в Интернете, а?! Гулял бы с сестрами на свежем воздухе, а то заперся в комнате, как узник. Глаза скоро лопнут от этого монитора дурацкого… на тебя смотреть уже больно, Сань…
Сашка молчал, будто не слышал.
Отец спохватился, что до сих пор не представил своего гостя, и быстро исправился.
– Мой компаньон по бизнесу, – и как-то назвал его, но я не запомнила. Не до него было.
В дальнейшем обед прошел довольно спокойно, почти в полном молчании. Лишь под конец, когда подали десерт, отец вдруг сообщил, что следующие несколько дней, возможно, будут немного напряженными. Могут приезжать разные незнакомые люди.
– Может, они покажутся вам странными или еще какими, но прошу всё же относиться к ним с уважением и терпением. Как к гостям. Насколько я знаю, они сами желают спокойствия и даже одиночества. Потому, думаю, они не станут вам надоедать, и вас, в свою очередь, прошу стараться не мешать им.
Таких речей никогда прежде нам от отца слышать не доводилось.
Читать бесплатно другие книги:
