Славы жаждут дураки Дышев Андрей

Глава 26

Я вскочил, отошел на шаг от трупа инструктора, испытывая непреодолимое желание отмыться. Мысли путались, я никак не мог увязать все последние события, после которых я забыл о спокойном сне, с гибелью своего соседа. Завершение логической цепочки выглядело настолько нелепо, словно я встретил диковинное животное с хвостом и телом змеи, но с головой коровы.

История с Лембитом закончена, думал я, все еще пятясь назад. Надо сообщить милиции об этом несчастном случае. У меня голова не соображает, как все расставить по своим местам. Я умываю руки. Все надоело! Пусть разбирается милиция…

Меня кто-то окликнул, и я едва не получил разрыв сердца. Стремительно повернувшись, я посмотрел влево, вправо и не сразу заметил белое пятно на темном фоне стены обрыва.

– Кирилл, это я, – раздался жалобный голос Инги.

Белое пятно приближалось. Я слышал, как шуршит галька под ногами.

– Ты откуда здесь?! – зло выкрикнул я, хотя не было никаких причин грубо разговаривать с девушкой.

– Я видела, как ты побежал… Я искала тебя…

Инга приблизилась, взяла меня за руку. Ее лицо в свете луны казалось мертвенно-бледным.

– Что тебе надо? – недовольным голосом спросил я, все еще не в силах совладать с учащенным дыханием и бешеным ритмом сердца.

– Я испугалась за тебя, – произнесла она, пытливо заглядывая мне в глаза. – Посмотри, что с моим платьем!

– Ничего особенного. Рваное и мокрое платье. Так и должно быть, тебя же изнасиловали.

В темноте ей было проще разговаривать со мной. Я чувствовал ее дыхание на своем лице. Значит, она смотрела мне в глаза.

– Он… сам? – нерешительно произнесла Инга.

– Да!

– Приехала милиция.

– Я знаю. Что еще?

– Ничего. Я узнала все, что хотела.

Нет, не все, мстительно подумал я. Сейчас я скажу тебе, чей труп лежит у воды, тогда посмотрим, как вытянется твое лицо.

Это был момент истины. Если Инга была замешана в делах Виктора, то известие о его гибели она не смогла бы воспринять спокойно, каким бы актерским даром ни обладала.

Я взял ее за руку и потянул к воде.

– Пойдем, – сказал я.

– Зачем?

– Посмотришь.

– Не хочу, – ответила она и выдернула руку. – Уже насмотрелась.

Кажется, не ее, а мое лицо стало вытягиваться.

– Ты знаешь, кто это? – недоверчиво спросил я.

– Знаю, – ответила Инга. – Виктор.

Вот это номер! Один – ноль в ее пользу.

– Пошли отсюда! – попросила Инга. – Не то меня стошнит.

– Постой! – крикнул я и тряхнул девушку за плечи. – Откуда ты знаешь, что это Виктор?

– Да я его сама отводила в гримерную!

– Зачем?

– Он попросил у Браза разрешения участвовать в массовке, и тот ему разрешил.

– А почему ты не рассказала мне об этом?

– Я многого еще не рассказала тебе, – вызывающе ответила Инга и отвернулась. – Не хватай меня за плечи, больно.

Я ввел в дело тяжелую артиллерию и дал первый залп:

– Виктор толкнул Лебединскую под колеса? Да?

– Ну пусти же! – поморщилась Инга, отрывая мою руку от своего локтя.

– Отвечай! Он толкнул?

– Нет, – глухим голосом ответила Инга. – Не он. Ее вообще никто не толкал.

– Та-ак! – всплеснул я руками, и кольчуга на плечах захрустела звеньями. – Прекрасно! Как же она, интересно, попала под колеса?

– Я ее сбила. Нечаянно.

– А высокий, темноволосый…

– Не было там ни высокого, ни темноволосого. Был только Виктор.

Инга помолчала, повернулась и медленно пошла по берегу. Я пошел за ней след в след и, чтобы не создавать лишнего скрежета, старался идти в ногу.

– Зря ты затеял эту игру с подменой инструктора, – продолжала она негромким голосом. – Виктор, когда я первый раз с ним встретилась, вцепился в меня как собственник и без всякого стыда стал требовать общей постели. Я в шутку отвечала, что у нас непременно будет большая и страстная любовь, только я сначала должна научиться водить машину… Мы бы расстались с ним мирно и тихо, если бы не влез ты.

Я в ответ скрипнул зубами, подобрал несколько круглых камешков и стал на ходу жонглировать ими.

– Ты даже не представляешь, как он меня приревновал к тебе! Это было что-то ужасное! После того как мы с тобой откатались первый раз, он встретил меня и устроил прямо-таки семейную сцену: «Ты спала с ним! Ты мне изменила!»

– А ты ему не сказала, чтобы он заткнул свой рот и на полусогнутых убежал к жене? – поинтересовался я.

– В тот страшный день я выехала в Вишневый проезд и вдруг увидела его. Он махнул мне рукой, я выжала сцепление, притормозила у края тротуара, но переключать рычаг в нейтральное положение не стала. Держала ногу на сцеплении и разговаривала с ним через опущенное стекло. Он рассердился, увидев, что я веду машину одна, а я еще соврала, что ты сам разрешил мне часик покататься…

Я слушал и только молча качал головой. Слов не было.

– Потом Виктор сказал, что не простит тебе этого никогда, – продолжала Инга, – и стал требовать, чтобы я заглушила машину и освободила место водителя. Я ему довольно грубо ответила, что обойдусь без сопливых, – в общем, что-то в этом роде. Он попытался открыть двери, но я успела заблокировать замки и поднять стекло. Тогда он стал стучать по капоту кулаком, что-то кричать. Он вспыльчивый, если разозлится, становится совсем как дурак! Встал перед машиной и не пускает меня. Я давай сигналить. Он стоит, усмехается. Я тоже разозлилась и немного отпустила сцепление…

Инга замолчала, чтобы перевести дух. Все, что она рассказывала, выглядело намного более правдоподобным, чем первая версия о человеке, который толкнул Лебединскую под колеса.

– В общем, – тише произнесла она, – я его толкнула. Не больно, а так… Он отскочил в сторону, мат-перемат, а я как дала газу, сцепление сбросила и вылетела на пешеходный переход. А там как раз эта женщина шла. Я даже затормозить не успела и еще метров десять тащила ее волоком.

Инга тяжело вздохнула, остановилась и села на холодную гальку, расправив подол широкого платья вокруг себя. Было похоже, что она торчит из огромного цветка ромашки.

– Я остановилась. Ничего не соображаю. Руки дрожат… Этот подонок подбегает, лицо белое, как молоко. Рот раскрывает, а сказать уже ничего не может. Я его прошу: «Садись быстрее, гони отсюда куда-нибудь далеко!», а он наконец в чувство пришел и кукиш мне под нос сует. «Теперь, сука, – говорит мне, – сама расхлебывай!» Я обернулась, смотрю, а женщина уже никакая, в больницу нет смысла везти. Мне слезы глаза залили, я ничего не вижу, умоляю его: «За что ж ты меня топишь?!» А он так гнусно усмехнулся, поднял с асфальта колпак от колеса и отвечает: «Пока еще не топлю. Но если скажешь своему кобелю, что я был здесь, сразу сдам тебя в прокуратуру». Махнул рукой и убежал в подворотню.

Инга замолчала. Я настолько живо представил себе всю эту картину, что от волнения не смог сидеть, встал и принялся ходить вокруг «ромашки» кругами.

– И ты придумала историю про высокого брюнета? – досказал я.

– А что я еще могла тебе сказать? – всхлипнула Инга. – Он же поклялся, что сразу сдаст меня в прокуратуру!

– Дура, – произнес я. – Какая же ты дура! Да я бы из него кишки вытряхнул, если б знал, что это он меня шантажирует. Я бы его по стене размазал! С навозом смешал! И ничего бы он тебе не сделал, понимаешь?! Если бы я захотел, то ходил бы он с долгом, поставленным на счетчик, как с часовой миной в заднице! Он бы свой дом продал, чтобы со мной рассчитаться! А ты этой плесени дала возможность отыграться на мне! Вот отвел он свою душу! Вот поизгалялся! Надо же – письма писал, на принтере печатал, надеялся, урод, что я в самом деле поделюсь с ним золотом. Ха-ха-ха!

– Каким золотом? – удивленно спросила Инга, поднимая голову.

– Антикварным, лапочка! Девятьсот пятьдесят восьмой пробы. А ты думала, почему он не хотел, чтобы я знал, кто колпак от колеса унес?.. Лембит Лехтине! Таинственный господин N! Маскарад закончился, пора смывать грим.

Я сорвал с головы парик и затолкал его под пояс.

– А откуда он узнал, что у тебя есть золото?

– Лебединская выболтала! – с ходу ответил я, потому как это была самая правдоподобная версия.

– Та самая женщина… – с сомнением произнесла Инга.

– Та самая! – кивнул я. – По доброте душевной я как-то отсыпал ей горсть монет для музея. Виктору они очень понравились, и Лебединская призналась ему, что у меня этого золота – куры не клюют.

– У тебя в самом деле его много?

– Битком набитый «дипломат»! – признался я. – Почти восемь кило. Он ходил и облизывался, как бездомный пес у пищеблока. А тут ты ему дала редчайший шанс заработать.

– Прости, – прошептала Инга. – Я не знала, что так сильно подставила тебя.

– Да ладно тебе! – примирительно махнул я рукой. – Все в прошлом. Судьба его наказала.

Минуту мы молчали, прислушиваясь к шуму волн. Инга легла на спину и стала похожа на выброшенный штормом парус.

– Я замерзла, – прошептала она.

Я машинально провел ладонью по груди и, не совсем уверенный в том, что поступаю правильно, стал стаскивать с себя кольчугу.

– Ну что ты делаешь! – ласково упрекнула меня Инга. – Разве рыцари согревали своих женщин железной кольчугой?

– Ах да! – хлопнул я себя по лбу и принялся собирать хворост-плавун.

Глава 27

Я уже забыл, когда спал положенные мне семь часов в сутки. Уже светало, когда я принял душ и упал в постель. Но едва закрыл глаза, любуясь бешеным мельтешением разноцветных пятен, лиц, картинок темного леса, обрыва, моря, голой Инги и прочей белиберды, предвещающей полноценное сновидение, как вздрогнул и очнулся от стука в дверь.

Накинув на себя простыню, качаясь, как с сильного похмелья, я подошел к двери и открыл ее. На пороге стоял Браз. Наверное, мое лицо настолько красноречиво передавало мое настроение, что режиссер отшатнулся на шаг и, прижав руки к груди, стал поспешно извиняться:

– Я вас умоляю, Кирилл, не сердитесь на меня, бога ради! Но на меня свалилось столько бед! Я не знаю, что мне делать!

Он выглядел очень несчастным, и я больше не смог на него злиться.

– Зайдите! – невнятно пробормотал я, показал ему на кресло и вышел в спальню. Один раз раскроешь перед незнакомым человеком душу, примешь к сердцу его проблемы – потом уже не отвяжешься. Большинство людей немножко энергетические вампиры. Им постоянно хочется сочувствия и сострадания.

Одеваясь, я с горечью думал о том, что мне в отличие от Браза некому поплакаться, нет рядом со мной человека, к которому я мог бы прийти в шесть утра и увидеть в его глазах готовность выслушать и помочь.

– Вы завтракали? – спросил я, заходя в кабинет.

– Да какой тут завтрак! – махнул он рукой. – Разве что чашечку кофе выпил бы.

Я варил кофе на горячем песке и слушал торопливый рассказ Браза:

– В час ночи приехала милиция. Три машины! Начали всех допрашивать: как, при каких обстоятельствах погиб ваш друг, кто где находился в момент съемки. Изъяли бобину с отснятой пленкой, кинжал, на который он упал, взяли на экспертизу частицы крови с камней… Они считают, что это преднамеренное убийство! Я до хрипоты спорил со следователем: кому, говорю, он здесь мешал? Кто его тут мог знать? Парень первый раз в жизни пришел на съемки!..

– Они правы, – перебил я Браза, медной лопаткой загребая горячий песок и глубже закапывая в него кофеварку. – Он действительно был убит.

Браз не знал, как относиться к моим словам.

– И вы тоже! – с укором сказал он. – У милиции воспаленное воображение, вызванное профессиональной подозрительностью! Им всюду видится криминал, как врачам – больные.

Браз в отличие от меня был настроен спорить, но быстро выдохся, не встретив с моей стороны сопротивления.

– Но это еще не все, – продолжал он, глядя, как я наливаю густой кофе в маленькую позолоченную чашку. – Через час выяснилось, что пропал мой водитель Виктор. Я разрешил ему участвовать в массовке, и он в костюме турка должен был находиться вместе с войском. Начали искать – нет его.

Браз помолчал и охарактеризовал все, о чем собирался сказать дальше, одним словом:

– Ужас!

Я сел рядом. Тостер выстрелил горячими сухарями. Я выудил один, постелил на него тонкий ломтик сыра и предложил Бразу.

– Подходит ко мне Инга. Говорит: «Я видела, как Виктор пошел в заросли терновника к обрыву». Стали его искать в зарослях. Я всю массовку заставил метр за метром прочесать склон. И что вы думаете? Мы нашли его.

Браз подержал тост в руке, посмотрел на него и положил на стол.

– Он упал с обрыва на прибрежные камни, – произнес он и покачал головой. – Разбился насмерть! Его тело кувыркалось в прибое, как чучело. А рядом с ним, словно тина, усы, борода, парик… Нет, это в голове не укладывается! Ну и ночка!

– И что было дальше? – спросил я, с сухим хрустом надкусывая тост.

– Что дальше? – переспросил Браз. – Вызвали милицию. Приехала та же бригада. Даже закаленные оперативники за голову схватились. Вы что, говорят, фильм ужасов здесь снимаете? Два трупа за одну ночь! А у меня сердце упало. Я вспомнил, что вас давно не видел. К счастью, Инга успокоила, сказала, что вы уехали на своей машине домой.

Чем больше Браз говорил, тем более несчастным становилось его лицо.

– Мне и оператору велели прийти сегодня к следователю и дать свидетельские показания, – унылым голосом сказал Браз. – Пленку обещали вернуть после проявки. Вы представляете, с каким качеством ее проявит милиция?! Неделя съемок – все коту под хвост!.. Черновский звонил из Москвы, сказал, что с деньгами большие проблемы… Все рушится, Кирилл! Я так больше не могу! Я намерен разорвать контракт!

– Не торопитесь, – сказал я.

– Вы так думаете? – с надеждой спросил Браз. Он напоминал мне вспаханную, удобренную, политую и прогретую землю. Кинь в нее зерно надежды – тотчас попрет вверх желание творить, снимать, преодолевать препятствия.

– Может, все образуется, – предположил я. – Милиция будет заниматься криминалом, продюсер искать деньги, а вы – создавать шедевры киноискусства.

– Не издевайтесь! – с горечью протянул Браз. – Шедевры! Я уже говорил вам, какие это шедевры.

Мне показалось, что разговор исчерпан. Взял со стола сверток из плотной бумаги и протянул его Бразу:

– Это кольчуга, нагрудник, поножи, сапоги – в общем, шмотки, за которые Гера расписывался. Все в целости и сохранности.

Браз махнул рукой и кинул сверток под ноги.

– Это все мелочи! У нас на каждой съемке пропадают костюмы, к этому мы уже привыкли. Тут проблема в другом, из-за чего, собственно, я к вам и зашел…

Так это еще не все проблемы? – с ужасом подумал я.

Браз взял чашку, поднес ее ко рту и, глядя в нее, словно там находился суфлерский текст, быстро заговорил:

– Черновский по доверенности получил на киностудии пистолет Макарова и восемь холостых патронов к нему. Это нам нужно для эпизода со стрельбой. Пистолет, естественно, он отдал мне…

Я тяжело посмотрел на Браза.

– Я все время хранил его в «дипломате», – еще быстрее заговорил Браз. – Вместе с договорами и прочими бумагами. Никто не знал, что пистолет находится именно там. И вот сегодня утром я открываю «дипломат» и вижу – его там нет!

– Поздравляю, – мрачным голосом сказал я. – Было бы странно, если бы у вас ничего не пропало!

– Конечно, в периоды духовного подъема я бываю немного рассеянным, – начал оправдываться Браз. – Но не в такой же степени…

– Вы все обыскали? – перебил я его. – Под матрацем? В шкафах? В карманах?

– Да, – кивнул Браз. – Именно там: в шкафах, в карманах… История достаточно неприятная, и все же, мне кажется, не надо ее излишне драматизировать. Патроны как-никак холостые, и большой беды…

– Какой же вы все-таки наивный, Касьян! – возмутился я, вставая с кресла. – Вы же режиссер, человек, который должен хорошо разбираться в тонкостях жизни! А послушаешь вас – логика подростка! Неужели вы не знаете, как легко можно заменить холостой патрон на боевой?

Браз молча проглотил пилюлю.

– Вы всегда закрывали номер на замок? – спросил я.

Он отрицательно покачал головой.

– Я надеялся, что посторонние не заходят в вашу гостиницу, – послал он увесистый булыжник в мой огород.

– В мире нет ни одной гостиницы, в которой вам будут гарантировать целостность вещей, не сданных на хранение администратору, – выдал я какой-то малоубедительный аргумент и тотчас подумал, что в случившемся есть огромная доля моей вины.

– В милицию сообщать? – спросил Браз.

Я поморщился, как от зубной боли.

– Да погодите вы со своей милицией! Она уже устала расхлебывать ваши проблемы. Я попробую сам найти пистолет.

– Вы думаете, это возможно? – спросил Браз, снова превращаясь в плодородную почву.

– Деньги, к примеру, найти намного труднее, – стал я подробно объяснять, стоя у окна и глядя на залитую рассветными лучами крепость. – Потому что их крадут навсегда и для того, чтобы потратить. А пистолеты обычно берут во временное пользование.

– Что значит – во временное пользование? – нахмурился Браз.

– Это значит, – ответил я, повернувшись к Бразу, – что его взяли для того, чтобы кого-нибудь убить. А потом, вполне возможно, пистолет вам вернут.

Глава 28

Как ни странно, общество с ограниченной ответственностью «RODEO-MOTORS» было зарегистрировано в бизнес-справочнике, имело контактный телефон и даже номер факса. На мой звонок ответила секретарь. У девушки был приятный голос, но она портила впечатление чрезмерной словоохотливостью:

– Фирма «Rodeo-motors»: техническое обслуживание, гарантийный ремонт автомобилей, установка сигнализации, продажа аксессуаров. Добрый день! Меня зовут Яна. Я буду рада помочь вам.

– Девушка, что случилось с вашей мастерской недалеко от Морского? – спросил я.

– Там был пожар, – неохотно ответила она. – А что вы хотели?

– Жаль, – уклонился я от прямого ответа. – Там работал хороший мастер, имени его, правда, не знаю.

– Володя или Сергей? – подсказала девушка.

– Я же вам говорю, что не знаю имени.

– Высокий или низкий?

– Кучерявый, – вспомнил я.

– Это Володя, – уверенно сказала девушка. – Перед развилкой на Щебетовку знаете автосервис?

– Знаю, – сказал я, хотя подобными сараями, именуемыми «автосервис», никогда не интересовался.

– Он там сейчас работает.

Я поблагодарил секретаря за вежливость и положил трубку.

Полчаса спустя я подъехал к кирпичному сооружению, похожему на будку стрелочника, только без крыши. Ее заменял неровный кусок волнистого пластика, разрисованный пальмами, чайками и буквами «АФЕ». Я притормозил напротив входа, посигналил и «моргнул» фарами. Хорошая, дорогая машина заставляет людей считаться с ее водителем. Прошло несколько секунд, и из черного зева выскочил мужчина, одетый в комбинезон на лямках на голый торс. Я опустил стекло, высунул голову и сказал:

– Володьку позови!

Мужчина кивнул и исчез в будке. Володька спешить не любил и вышел на свет после того, как я посигналил еще раз. С дымящимся мокрым окурком в губах, выпачканный в смазке до черноты, он медленно пошаркал ботинками по пыли, лениво глядя на незнакомый ему «Ниссан» с затемненными стеклами. Я подъехал вплотную к двери, закрыв на всякий случай выход ненужным свидетелям и помощникам, подождал, когда Володька приблизится к окну машины, и, как только его кудрявая голова показалась в проеме, я высунул руку, крепко схватил его за чуб, втянул голову в салон и поднял стекло настолько, чтобы слесарь мог дышать, но не мог вырваться из ловушки.

Он здорово испугался. Машинально схватился грязными руками за край стекла, опасаясь, что я подниму его еще выше.

– Напрасно дергаешься, – сказал я ему. – У стеклоподъемника двигатель мощностью семь киловатт, легко режет листовое железо. Так что пожалей хотя бы пальцы, если голова уже обречена.

Володька тяжело сопел, глядя на меня нервными бегающими глазами.

– Я знал, что ты придешь, – прохрипел он.

– Какой ты сообразительный! – похвалил я. – «Шестерка» где?

– Отпусти! Все расскажу! – багровея, попросил слесарь.

Я нажал кнопку стеклоподъемника. Володька отскочил в сторону, схватился за шею, словно испугался, что голова может отвалиться.

– Садись, – сказал я, открывая противоположную дверь.

Слесарь без особого желания сел рядом со мной, оставив дверь слегка приоткрытой. Все еще потирая шею, он негромко сказал:

– Я сразу понял, что твоя тачка «грязная». Но клянусь, я все хотел сделать по совести, как договорились. Не знаю, кто на тебя ментам настучал.

– К тебе приходили менты?

– Да вечером этого же дня!

– И что сказали?

– Он был один. Старший лейтенант, – скривился на один глаз слесарь, словно его мучил нервный тик. – С ходу наехал: «Нам известно, что ты занимаешься укрывательством преступления, тебе днем пригнали битую машину!» Номер ее назвал, даже номер кузова! Ну чем я мог крыть?

– Как он выглядел? – спросил я.

Слесарь отвернулся, глядя через стекло на пыльный двор.

– Невысокий, широкоплечий. Лицо дурное. Усы в разные стороны, как у Буденного.

– Что значит – дурное лицо? – уточнил я.

– Как тебе сказать? – Слесарь напряг память. – Одутловатое, распухшее, как будто человек с бодуна. Лоб такой, как у быка. Глаз не видно.

– Понятно, – кивнул я. – Что он еще сказал?

– Сказал, чтобы я дня на два закрыл мастерскую и носа в ней не показывал, пока, значит, они будут оперативно-разыскные мероприятия проводить. Я прошу: «Дайте мне какую-нибудь справку, что вы машину изъяли», а он говорит: «В прокуратуре получишь». Сел в «шестерку» и уехал.

– Подставил ты меня, парень, – сказал я.

– И ты меня тоже, – ответил слесарь. – На хрена мастерскую спалил?

– Нашел бы меня, рассказал, что случилось, цела б осталась твоя мастерская.

– Да я понимаю, – снова зажмурил глаз слесарь. – Но как это ты браткам объяснишь? В мастерской они кое-какие вещички хранили, теперь, значит, ищут того, кто поджег.

Слесарь начал играть мускулами.

– А ты не боишься мне об этом говорить? – спросил я и подмигнул. – Кроме тебя, никто не знает, что это я поджег. А зачем ты мне такой умный нужен?

– А чего мне бояться? Я уже свое отбоялся.