Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты Чемберлен Диана

28

– Hу как прошел амниоцентез? – спросил Алек.

Оливия прижала трубку телефона к уху, перекатилась на бок. Она приподняла ночную рубашку и коснулась кусочка пластыря под пупком.

– Нормально, – она была так рада услышать голос Алека, счастлива поговорить с кем-то, кто знал о ребенке. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой, как этим утром. Оливия даже поплакала по дороге в Чесапик, да и когда возвращалась домой, опять не удержалась от слез. Поэтому она решила лечь пораньше, в половине десятого, словно она могла заставить таким образом Алека позвонить пораньше. – Сегодня была самая легкая часть. Ожидание будет тяжелее.

– Зря ты поехала туда одна. Мне следовало поехать с тобой. Но я слишком поздно спохватился.

Оливия улыбнулась. Алек такой милый, заботливый. Как приятно слышать его успокаивающий, теплый голос. Треугольник лунного света падал на ее постель, ноги и руку, лежавшую на животе. Скорее всего, спальня Алека тоже залита мягким сиянием. Оливия представила, как лунный свет падает на лицо, плечи и грудь Алека. Вроде она и не разглядывала его тело в тот день в Рио-Бич, а теперь оказалось, что помнит его в мельчайших деталях.

– Оливия?

– Да?

– Почему ты замолчала? С тобой все в порядке?

Она подняла руку, бриллианты на ее обручальном кольце заиграли в свете луны.

– Просто сегодня вечером моя постель кажется мне пустой.

– А ты можешь связаться с Полом? Думаю, тебе следовало бы позвонить ему.

– Честно говоря, последние дни с тобой мне куда приятнее общаться, чем с Полом, – призналась Оливия.

– Рад это слышать, но не в моих силах помочь тебе справиться с одиночеством в постели.

Оливия поморщилась и снова легла на спину.

– И к чему ведет этот разговор? – спросила она.

– Давай сменим тему, если хочешь, – предложил Алек.

– Видишь ли, после того, как ты передал мне слова Пола, я много думала. Пол сказал, что совершил ошибку. Мне захотелось немедленно поговорить с ним, увидеть его, а он улетел в Вашингтон.

– Но он же скоро вернется.

– Вероятно. Алек?.. – Оливия замялась. – Скажи, а как ты справляешься с… одиночеством?

– Это слишком личный вопрос, доктор Саймон, – уклончиво ответил Алек.

– Прости.

Он вздохнул.

– Природа находит способ позаботиться обо всем, – сказал он. – Смерть жены как будто угасила мои сексуальные потребности, на какое-то время во всяком случае. То есть я надеюсь, что это временно. – Он хмыкнул: – Вернее, я в этом уверен. Полагаю, когда супруги просто расстаются, все иначе.

– Ты ошибаешься.

– А на массаж ты все еще ходишь?

– Это не одно и то же, – проворчала Оливия.

Алек помолчал.

– Что произойдет, если ты неожиданно появишься в номере отеля, где остановился Пол?

– Я не хочу пережить унижения.

– Уверен, что Пол все еще любит тебя.

Почти бессознательно Оливия опустила руку чуть ниже, немного раздвинула ноги и…

– О боже! – Оливия резко села и натянула рубашку на колени.

– Что случилось?

– Разговоры на эту тему определенно не помогают справиться с одиночеством, Алек. – Она подложила подушку под спину и откинулась на нее, взяла в руки синюю папку, лежавшую на ночном столике. – Давай лучше поговорим о маяке.

На следующий день ближе к вечеру Майк Шелли вошел в кабинет Оливии.

– У тебя есть минутка?

Она закрыла карточку пациента, в которую вносила записи, и Майк сел в кресло у стола. Он выглядел немного усталым, но улыбался.

– Я хотел тебе сказать, что в сентябре уйду из больницы.

– Не может быть! – Оливия испытала состояние, близкое к панике. Она так уверенно чувствовала себя, когда врач такой высокой квалификации, как Шелли, руководил отделением.

– Боюсь, что может. Мои родители живут во Флориде и последнее время чувствуют себя неважно. Я хочу перебраться к ним поближе, и мне предложили работу недалеко от них. – Майк помолчал. – Так что в нашем отделении открывается вакансия. Должен тебя предупредить, что ты можешь претендовать на мое место вместе с Джонатаном и еще двумя кандидатами со стороны.

Амбиции, с которыми Оливия пыталась совладать, когда начала работать в этом маленьком сонном отделении, тут же дали знать о себе. Она улыбнулась:

– Польщена оказанной мне честью.

– Только между нами, Оливия. Я бы предпочел видеть во главе отделения тебя. Джонатан хороший врач, но твой предыдущий опыт много разнообразнее, и ты способна хладнокровно разобраться с любыми случаями, что могут возникнуть на косе. В нашей работе это главное. Но я не хочу, чтобы ты питала слишком большие надежды. Ты пришла в отделение позже Джонатана, с этим не поспоришь. – Майк встал и вздохнул: – Джонатан мечтает занять мое место, – продолжал он, и Оливия услышала в его голосе тревогу, – так что, думаю, тебе непросто будет с ним работать, пока этот вопрос не решится.

Оливия усмехнулась:

– Скажи мне что-нибудь новенькое.

Как только Шелли вышел, она потянулась к телефону, набрала номер Пола, но нарвалась на автоответчик. Оливия совсем забыла, что муж в Вашингтоне. Она слушала его голос на пленке, представляя, как он звучит в маленьком коттедже, резонируя от стеклянных витражей, созданных Анни О’Нил.

Оливия не стала оставлять сообщения. Вместо этого она позвонила Алеку и обрадовалась, когда тот пригласил ее вместе поужинать, чтобы отпраздновать такое событие.

– Правда, праздновать пока нечего, – попыталась остудить его пыл Оливия.

– Для праздника есть повод, – весело ответил Алек, – и куда более серьезный, чем ты думаешь.

– О чем ты?

– Расскажу, когда увидимся.

Алек заехал за Оливией в конце ее смены и отвез в маленький ресторанчик, о существовании которого она даже не подозревала. «Океанский бриз» расположился между парком аттракционов и трейлерным городком. Внутри было уютно, царил полумрак. На столах, покрытых сиреневато-розовыми скатертями, стояли свечи. Вся обстановка была романтичной, иначе не скажешь.

Они сделали заказ, Алек отказался от вина, решив не искушать Оливию. Как только официант отошел, Оливия нетерпеливо посмотрела на Алека через стол.

– Итак, что ты имел в виду, когда говорил, что нам есть что праздновать?

– Сегодня я вышел на работу, – с улыбкой объявил он.

– Алек! Правда? Ну и как прошел день?

– Все было замечательно, пока не появились животные.

Оливия сочувственно улыбнулась и только потом поняла, что он шутит.

– На самом деле все прошло гладко, – рассказывал Алек. – Спасибо, что убедила меня. Теперь я буду работать три раза в неделю.

– Ты выглядишь таким довольным, – заметила Оливия. Алек все время улыбался, и ей казалось, что перед ней совсем другой человек, а не тот мрачный субъект, с которым она встретилась в мастерской Тома Нестора.

Они подошли к стойке с салатами и наполнили тарелки.

– Вчера тебе должны были делать еще и УЗИ, так? – спросил Алек, когда они вернулись к столу.

– Правильно.

– Не близнецы?

– Только один удивительно крохотный зародыш. Пол пока не определяется.

– Каково это – быть одной из близнецов? – Алек поднял голову от тарелки. – Вы с братом, должно быть, были очень близки.

– В детстве мы и в самом деле были близки, но не совсем так, как ты это себе представляешь. – Оливия сделала глоток воды, отставила стакан. – Моя мать не бывала у врачей до нашего рождения, поэтому акушерка даже не подозревала о существовании моего брата. Я родилась нормально, а у Клинта вокруг шеи обмоталась пуповина. У него оказался поврежден мозг.

Алек сочувственно молчал.

– Мой брат был умственно отсталым, но у него были еще и проблемы со здоровьем. – Оливия вспомнила своего брата маленьким мальчиком с белой, почти прозрачной кожей, под которой на висках явственно проступали вены. – Клинт был слишком маленьким и хрупким для своего возраста, его мучила астма. Так что нас нельзя считать обычными близнецами. Мне приходилось присматривать за Клинтом.

Оливия помогала Клинту во время ночных приступов астмы. Она дралась с ребятами, которые смеялись над ним. Оливия делала за него домашние задания, пока одна из ее учительниц не сказала, что ей не удастся защитить брата от всего. «Ты должна позаботиться о себе самой, Ливви». Оливия в конце концов так и поступила. Однажды уйдя из дома, она попросту вычеркнула Клинта из своей жизни. В самом начале совместной жизни Пол предлагал ей написать брату или навестить его, но даже при поддержке мужа Оливия так и не смогла набраться мужества и вновь впустить брата в свою жизнь.

– Как он умер? – спросил Алек.

– Что-то с желудком и проблемы с дыханием. Моя мать умерла через несколько лет после того, как я ушла из дома, но Клинт и наш старший брат Эвери продолжали жить в Пайн-Барренс. Клинт обожал Эвери, но тот был плохим примером для подражания.

Официант принес заказанные блюда и поставил перед Оливией тарелку с нежным лососем.

– Это из-за брата ты решила стать врачом? – поинтересовался Алек.

Оливия покачала головой:

– В колледже я совсем не интересовалась медициной. В то время я жила у женщины-врача. Элеонора приходилась сестрой… – Как много она может ему рассказать? – Все это так запутанно. Она была сестрой Эллен Дэвисон, учительницы, в доме которой я жила, когда училась в старших классах школы.

Оливия положила в рот еще кусочек лосося и медленно прожевала. Потом заговорила снова:

– Я всегда поддавалась влиянию окружавших меня женщин, старших по возрасту. Моя мать не годилась в образцы для подражания, поэтому я выросла неуверенной в себе. Когда я была маленькой, на меня влияли мои братья. К двенадцати годам я могла побить любого из сверстников. – Оливия улыбнулась. – Hо, повзрослев, я поняла, что девочке не пристало так себя вести. Поэтому я стала присматриваться к Эллен Дэвисон, чтобы поучиться тому, как должна вести себя женщина. Я начала подражать ей, и это вошло в привычку. Когда я поступила в колледж, я жила у ее сестры Элеоноры. И так захотела стать врачом, как она.

– Удачно, что Элеонора не оказалась ассенизатором.

Оливия засмеялась.

Они ужинали в приятной атмосфере, пока Алек не заговорил о Лэйси и Клае. Оливия вспомнила, как выглядела Лэйси несколько дней назад. Дочь явно доставляет Алеку немало хлопот.

– У них есть бабушки и дедушки? – спросила Оливия, чтобы узнать, не помогают ли Алеку другие члены семьи. – Твои родители еще живы?

– Нет, они умерли много лет назад, еще до рождения Лэйси и Клая.

– А родители Анни?

– Они даже не встречались с ними, – с горечью ответил Алек.

– Прости, я не хотела портить тебе настроение, – извинилась Оливия.

Алек отложил вилку.

– Родители Анни заранее спланировали жизнь дочери. Она должна была пройти весь положенный путь – частные школы, балы дебютанток. Отец с матерью должны были сами выбрать для нее мужа, который бы устраивал их. Когда мы с Анни поженились, ее родители вычеркнули дочь из своей жизни. Они отказали ей не только в материальной помощи, но и в общении. Я пытался с ними связаться, несколько раз звонил, но они даже не подходили к телефону. Я написал несколько писем, указывая адрес ветлечебницы для ответа, но не получил от них ни строчки. В конце концов, – Алек улыбнулся своим воспоминаниям, – я придумал, как мне показалось, замечательный план.

– И что же это был за план?

Алек наклонился к ней.

– Это произошло около пяти лет назад, когда Анни в очередной раз стала замкнутой, нелюдимой, перестала со мной общаться. Я всегда думал, что эти перемены настроения связаны у нее с воспоминаниями о родителях. Поэтому я отправился в Бостон, вооружившись фотографиями Анни и детей. Я записался на прием к отцу Анни. Мистер Чейз был кардиологом.

– То есть ты пришел к нему как к врачу?

Алек грустно улыбнулся.

– Хитро, да? Ты бы видела его приемную. Стильная, обставленная дорогой мебелью, отличные копии работ старинных мастеров на стенах. Одна из медсестер отвела меня в смотровую и спросила, что меня беспокоит. Я рассказал, что у меня боли в груди, и она заставила меня снять рубашку, сделала кардиограмму. Это в мои планы не входило. Я не собирался впервые встретиться с моим тестем полуголым.

Оливия невольно представила себе, как Алек выглядел без рубашки.

– Разумеется, кардиограмма оказалась нормальной, – продолжал Алек. – Медсестра вышла, и появился доктор Чейз собственной персоной. Он спросил, на что я жалуюсь, и тогда я ответил: «Я не болен, я ваш зять».

– И что он сказал?

– Отец Анни побагровел и приказал мне немедленно убираться ко всем чертям. Он вышел, хлопнув дверью. Я оделся и перед уходом вручил медсестре конверт с фотографиями и попросил обязательно передать его доктору Чейзу.

– И он получил их? Он дал о себе знать?

Алек подцепил вилкой кусочек крабового мяса.

– Потом мы узнали, что доктор Чейз умер от сердечного приступа. Старая подруга написала Анни об этом через месяц после похорон. Когда я сообразил, какого именно числа он умер, то понял, что это произошло на следующий день после моего визита.

– Боже! – Оливия откинулась на спинку стула.

– Так что ты понимаешь, почему я не рассказал Анни о своей встрече с ее отцом. Она была так подавлена тем, что не узнала о случившемся вовремя и не попала на похороны отца. Господи! – Алек недоуменно покачал головой. – А вот ее мать не постеснялась появиться на похоронах дочери. Я даже не подошел к ней, хотя мог бы многое ей сказать. Чертова сука! – Он виновато взглянул на Оливию. – Прости, сорвалось.

Она рассмеялась, и Алек улыбнулся в ответ.

– И как это меня снова занесло? Ладно, хватит об Анни, вернемся к завтрашнему ток-шоу. Ты как, готова?

– Думаю, да, – кивнула Оливия.

– Я заеду за тобой около десяти.

Официант унес тарелки, они заказали кофе. Оливия заметила, что Алек улыбается своим мыслям, размешивая сахар в чашке.

– Алек! – негромко окликнула она.

– Гм?

– Ты сегодня не похож на себя.

– Неужели? Это хорошо или плохо?

– Это просто замечательно. Ты выглядишь спокойным, даже когда говоришь о родителях Анни.

Алек кивнул:

– Я чувствую себя гораздо лучше. С каждым днем мое состояние понемногу меняется. – Пламя свечи играло на радужке его глаз. – И этой переменой я во многом обязан тебе. Ты выслушиваешь меня, позволяешь мне высказаться, поплакаться в жилетку. И мой сегодняшний выход на работу – это тоже твоя победа. Спасибо, Оливия.

Она почувствовала, как их колени под столом соприкоснулись, и на этот раз не стала отодвигаться.

Они вышли из ресторана. Из парка, расположенного неподалеку, доносилась громкая музыка. Разноцветные фонарики придавали окрестностям праздничный вид. Алек вел Оливию к машине, легко касаясь ее спины, но она остро ощущала его прикосновение.

Трое подростков пересекали стоянку, вероятно срезая угол, чтобы побыстрее добраться до аттракционов. Они подошли совсем близко, прежде чем Оливия узнала Лэйси и ее друзей, которых видела в больнице.

– Папа? – Лэйси застыла в нескольких шагах от них.

Алек напрягся, поспешно опустил руку.

– Привет, Лэйси, Джессика. – Алек посмотрел на парня, шедшего между подружками. А его дочь не сводила с Оливии взгляда, полного изумления и ужаса.

Оливия нарушила молчание.

– Мне нравится твоя стрижка, Лэйси, – сказала она. – В декабре ты выглядела иначе.

Она пристально посмотрела в глаза девочке, давая понять, что ни словом не обмолвилась ее отцу о том, что они встречались в отделении неотложной помощи совсем недавно.

– Это Оливия Саймон. Познакомься, Лэйси. – С этими словами Алек отодвинулся от Оливии. – Ты ее помнишь?

Девочка быстро кивнула, но Алек, казалось, этого не заметил. Он протянул руку парню и представился:

– Я отец Лэйси.

– Бобби. – Тот торжественно потряс руку Алека.

– И куда это вы, ребята, направляетесь? – спросил Алек.

– На аттракционы, папа. – Лэйси прошла мимо, и ее друзья последовали за ней.

– Что ж, повеселитесь как следует! – крикнул Алек им вслед. Он посмотрел на Оливию, и они направились к «Бронко». Теперь их разделяло несколько шагов, но Оливии они казались милями.

Пока они садились в машину, Алек не проронил ни слова. Он обернулся назад, выводя машину на улицу задним ходом, но в ярком, веселом свете фонарей парка развлечений Оливия увидела, как побелели костяшки его пальцев, вцепившихся в руль. Алек повернул в сторону больницы. Оливия решила, что ему не терпится от нее избавиться, не хочется везти ее обратно в Килл-Дэвил-Хиллз. Он бы с большим удовольствием поехал прямо домой.

Они ехали в молчании, и все-таки Оливия решилась его нарушить:

– Тебе не хотелось, чтобы Лэйси видела тебя с женщиной вообще или именно с той, которая не сумела спасти жизнь ее матери?

Алек мрачно глянул на нее, потом снова уставился на дорогу.

– Прости. Дети никогда меня не видели ни с кем, кроме Анни, и я вдруг почувствовал себя идиотом. Я не хочу, чтобы Лэйси начала фантазировать на наш с тобой счет. Думаю, она решила, что я предаю память ее матери.

– Мы же друзья, Алек. Разве тебе запрещено иметь друзей?

Но он, казалось, не слышал ее.

– Этот парень выглядит слишком взрослым для нее.

Оливия покрутила обручальное кольцо вокруг пальца.

– Возможно, тебе следует ограничить ее свободу несколько больше, чем это было раньше.

Алек покачал головой.

– Ни в коем случае. Анни никогда не стала бы запирать дочь дома.

Оливия как следует обдумала свои слова, прежде чем произнести их:

– Анни уже нет. – Ее голос звучал совсем тихо. – На самом деле ты не знаешь наверняка, как бы поступила твоя жена.

Алек остановил «Бронко» на парковке у больницы.

– Что ж, скоро у тебя будет свой ребенок, и ты будешь воспитывать его так, как подскажет твое сердце. Лэйси отлично со всем справлялась все эти годы, и я не собираюсь сейчас ничего менять.

Алек заглушил мотор, вышел из машины, обошел ее и открыл Оливии дверцу. Когда она подняла на него глаза, в них стояли слезы.

– Я понимаю, ты смущен тем, что твоя дочь видела нас вместе, но прошу тебя, не вымещай свое настроение на мне.

На лице Алека появилось страдальческое выражение.

– Прости, – прошептал он едва слышно.

Оливия ничего не ответила и направилась к своей машине. Она завела двигатель и быстро уехала, оглянувшись лишь раз. Алек стоял в круге яркого света, отбрасываемого фонарем, и смотрел ей вслед.

На автоответчике Оливию ожидало четыре сообщения. Их оставила настырная репортерша из «Береговой газеты». В последнем сообщении эта дама наконец соизволила раскрыть причину своего звонка. «Мне просто необходимо переговорить с вами сегодня вечером, доктор Саймон. Это касается Анни О’Нил».

Оливия нажала на кнопку, чтобы стереть сообщения. Что может быть такого срочного, если речь идет об умершей женщине, о которой Оливия не желала разговаривать? Но она хорошо знала репортеров и понимала, что представительница «Береговой газеты» так легко не отступится.

Оливия отключила телефоны по всему дому, отлично сознавая, что тем самым лишает себя возможности услышать голос Алека этим вечером. Ну и ладно. Если он и не позвонит ей, она об этом не узнает.

29

– Эта докторша убила маму, – заявила Лэйси, заливая молоком рисовые хлопья.

Алек нахмурился.

– Нет, – осторожно возразил он, – доктор Саймон пыталась спасти твоей матери жизнь.

Дочь подняла на него глаза.

– У мамы на рубашке была всего лишь капелька крови. А когда эта врачиха занялась ею, мама истекла кровью. – У Лэйси дрожала нижняя губа, и Алек видел, что девочка с трудом сдерживается. Она смотрела в свою миску с хлопьями и водила в молоке ложкой. Ее волосы немного отросли, и у корней появилась рыжая полоска.

– Лэйси, посмотри на меня, – попросил Алек.

Она на мгновение подняла на него глаза и тут же отвернулась к окну.

– Девочка моя, – он коснулся ее запястья, – мы так с тобой ни разу и не поговорили о том, что произошло в тот вечер.

Лэйси вырвала руку.

– Мама умерла, остальное не имеет значения.

– А мне кажется, что имеет. У меня было много вопросов, и держу пари, ты тоже задавала их себе. Несколько недель назад я познакомился с доктором Саймон, наткнулся на нее в мастерской Тома. Она берет у него уроки, пытается делать витражи. Я расспросил ее о том, что случилось в ту ночь.

Лэйси посмотрела на него с осуждением.

– Так ты, типа, это… встречаешься с ней?

– Нет.

– Тогда почему ты был с ней вчера вечером?

– Мы с ней стали друзьями.

– Ты ее обнимал, – напомнила отцу Лэйси.

Алек не знал, что на это ответить. То, что произошло накануне, он не мог объяснить даже самому себе.

– Оливия замужем, Лэйси, – сказал он. – Они с мужем в настоящий момент не живут вместе, но, скорее всего, снова сойдутся. Ее муж написал статью о маме в «Морском пейзаже». Помнишь?

Лэйси сморщила нос.

– Этот тип перепутал мой возраст.

– В самом деле?

– А ты уже забыл? Он написал, что мне двенадцать. Ты представляешь, двенадцать! – Ее глаза расширились от возмущения. – Ведь мне было уже тринадцать с половиной.

Алека позабавило ее негодование.