Мозг и тело. Как ощущения влияют на наши чувства и эмоции Бейлок Сайен
Наступила полная тишина. Студенты потянулись за сумками и стали копаться в их содержимом в поисках пультов – специальных устройств, позволяющих отвечать на вопросы преподавателя и выполнять экспресс-тесты. И когда Фишер объявила, что пульты не понадобятся, послышался коллективный вздох облегчения. Она сообщила слушателям, что при поиске ответа они будут использовать свое тело. Тут же в проходах между рядами появились ассистенты и стали раздавать студентам пластиковые линейки и черные зажимы для бумаги. Кстати, мне тоже вручили линейку и зажим. Фишер предложила нам взять линейку за кончик одной рукой так, чтобы она находилась между большим и указательным пальцами, потрясти ею и почувствовать, как легко она раскачивается вверх-вниз. Затем она поручила нам прицепить к другому концу линейки зажим и потрясти ею еще раз. Внезапно выяснилось, что заставить линейку изгибаться стало намного сложнее. После этого по поручению Фишер мы начали понемногу смещать зажим все ближе и ближе к пальцам, и с каждым перемещением раскачать линейку становилось все проще и проще. Разница была действительно заметна, и, когда от студентов наконец потребовали использовать пульты, чтобы ответить на вопрос, подавляющее большинство из них ответили верно. (Кстати, правильный ответ – А.)
Фишер вспоминает, что до тех пор, пока она не ввела в свою лекцию о моменте инерции этот интерактивный элемент, студентам никак не удавалось разобраться в задаче с диском и кольцом. Вот почему ученики старших классов средней школы иногда проводят уроки физики в парке развлечений: те, кто испытал момент инерции на себе, летя с верхней точки американских горок вниз и оглашая окрестности визгом, вдруг начинают понимать это довольно абстрактное понятие, что называется, чувствовать нутром.
Как и масса, момент инерции свойствен каждому объекту. Однако, в отличие от массы, которая не зависит от того, как ты смотришь на объект и что с ним делаешь, момент инерции зависит от распределения массы этого тела относительно оси его вращения. Чем ближе масса к оси вращения, тем меньше величина момента инерции и тем легче сдвинуть объект с места. Вот почему линейку с зажимом тем легче раскачать вверх-вниз, чем ближе основная масса (масса зажима) к оси вращения (в данном случае – к месту соединения большого и указательного пальцев). И вот почему кольцо докатится до основания деревянной плоскости позже диска. Раз у диска и кольца одинаковая масса, у кольца момент инерции будет больше, в результате чего катиться ему будет тяжелее, из-за чего оно и придет к финишу вторым.
По мнению Фишер, когда студенты испытывают на себе, что такое момент инерции, они вовлекают в дело двигательную зону своего мозга, которая привыкла отмечать и оценивать такие характеристики, как масса и вращение, в повседневной жизни. Ведь наша двигательная система «натренирована» помогать нам управляться с вращающимися объектами и орудовать инструментами разной массы. Поэтому и осваивать физические понятия получается лучше, когда удается заставить двигательные зоны своего мозга принять участие в учебном процессе.
На самом деле мысль о проведении такого эксперимента родилась у Фишер не случайно. Глядя на ее высокую фигуру, не подумаешь, но она когда-то активно занималась прыжками в воду. В этом виде спорта, как и в гимнастике, высокий рост – недостаток, как отмечал и олимпийский медалист Том Дейли. В прыжках в воду уровень сложности, а значит, и число баллов, зависит от количества и качества вращений, которые спортсмен успевает сделать в воздухе, прежде чем коснется воды. Чем выше человек, тем больше у него момент инерции, следовательно, тем медленнее он крутится и тем меньше вращений может сделать. Иными словами, если ты слишком высокий, то крутишься слишком медленно и не успеваешь сделать все положенные вращения до того, как достигнешь воды. Вот почему фигуристы вращаются так быстро в фазе группировки. Когда человек прижимает руки к телу, он уменьшает момент инерции и вертится быстрее. Когда же он распрямляет руки и вытягивает их в стороны, вращение замедляется. В прыжках в воду Фишер оказывалась «кольцом», а соперницы меньшего роста – «диском».
Фишер нашла способ дать своим студентам почувствовать себя фигуристами. Она придумала усаживать их во вращающееся кресло с поджатыми ногами. Если в такой позе человек будет держать в вытянутых в стороны руках по книге, а затем резко прижмет руки к груди, вращающееся кресло ускорится. Фишер убеждена: получив возможность на себе испытать изменение момента инерции, вовлекая свое тело в процесс усвоения понятия, студенты гораздо лучше справляются с задачами на эту тему. Она поделилась со мной этими своими мыслями несколько лет назад, когда мы встретились с ней на собрании женщин-ученых из Чикаго. Меня заинтриговала ее теория и идея о том, что телесный опыт оказывает влияние на наше мышление, а потому я предложила помочь ей проверить свои предположения экспериментально (в сотрудничестве с моей аспиранткой Карли Контра).
Все подтвердилось: физическое участие в опыте действительно облегчает усвоение теоретических знаний. Мы провели несколько экспериментов. Сначала студенты меняли положение рук, сидя на вращающемся кресле. Затем повторили эксперимент с линейкой и зажимом для бумаги. Потом двигали прутом с прикрепленным к нему вращающимся велосипедным колесом, переводя его из вертикального положения в горизонтальное и обратно, чтобы таким образом изменить его ориентацию в пространстве. И затем сравнили результаты тестов, полученные студентами, участвовавшими в этих экспериментах, с результатами студентов, которые только наблюдали за демонстрацией опыта на занятиях или только читали о существовании такого раздела физики, как механика, в учебнике. Как показало наше исследование, телесный опыт действительно ведет к заметным достижениям в учебе, которые ясно прослеживаются в оценках за контрольные работы и домашние задания; причем полученные знания сохраняются даже много недель спустя{74}.
Почему? Используя функциональную магнитно-резонансную томографию, чтобы проникнуть в мозг студентов, Фишер и моя исследовательская группа доказали: когда человек активно вовлекается в учебу – например, в изучение таких концепций из области физики, как момент инерции, угловой или крутящий момент, – у него активизируется двигательная область коры головного мозга. То есть включается тот участок мозговой ткани, который организует функцию планирования, инициации и осуществления движений. После того как студенты на личном опыте испытывали действие физических законов, в дальнейшем, например на экзамене, как только они слышали знакомые термины, у них происходила активизация двигательной области коры головного мозга. Как будто их двигательная система повторно проигрывала предыдущий опыт, помогая им рассуждать о том, чего они не могли видеть и чувствовать на экзамене. Чем выше степень вовлечения этой зоны коры головного мозга, тем лучше студенты справляются с решением связанных с данной темой задач по механике.
Короче говоря, вовлечение тела в учебный процесс помогает мозгу осваивать новые знания.
Глава 4
Хватит сидеть
Как движение пробуждает креативность
Путь к прозрению
Штаб-квартира корпорации Google – или, как ее еще называют, Гуглплекс – располагается на площади в десять с половиной гектаров в Маунтин-Вью, в Калифорнии. Основных зданий здесь четыре, и в каждом из них трудятся люди самых разных специальностей: программисты, компьютерные инженеры, менеджеры. Казалось бы, не лучше ли сгруппировать людей по роду их занятий – собрать всех инженеров в одном строении, а менеджеров – в другом. Но компания пошла иным путем. Пространство намеренно выстроено так, чтобы способствовать интеграции. Помимо того что люди разных профессий трудятся плечом к плечу, во многих уголках на территории штаб-квартиры оборудованы волейбольные площадки и корты – все с целью побудить сотрудников к тому, чтобы встать и подвигаться.
Как говорят в Google, пространство спроектировано так, чтобы максимально способствовать взаимодействию между различными командами гугловцев и подталкивать их к непринужденному общению. При этом сама обстановка стимулирует движение. Мы уже убедились в том, что двигательная активность помогает детям учиться, а взрослым – запоминать. А еще движение способствует решению проблем и даже росту производительности труда, потому что мышление сопряжено с активизацией не только мозга, но и тела.
Чтобы лучше понять, как благодаря движению находится решение проблем, представим себе следующую ситуацию:
Вы врач и выяснили, что у вашего пациента неоперабельная опухоль желудка. В принципе существуют лазеры, разрушающие опухоль, если настроить их на достаточно высокую мощность. Это хорошая новость. Плохая новость состоит в том, что при такой интенсивности воздействия лазер разрушит также и здоровую ткань вокруг опухоли. Опухоль злокачественная, поэтому, если пациента не прооперировать, он умрет. Как можно разрушить опухоль, не повредив здоровую ткань, через которую должен пройти лазерный луч? Существует ли какой-нибудь способ уничтожить опухоль и при этом гарантировать то, что здоровая ткань вокруг не пострадает?
Если вы считаете, что дела пациента хуже некуда, то вы не одиноки в своем заключении. Решить эту проблему действительно непросто. На самом деле только 10 процентов студентов находят правильное решение с первого раза{75}. Дело в том, что существует достаточно простой способ повысить шансы на успех и – как вы, возможно, уже догадались – он связан с особенностями строения тела. Когда людям показывают компьютерную диаграмму больного участка – такой круг, на котором изображена опухоль, окруженная со всех сторон слоем здоровой ткани, – и просят их подумать над возможным решением проблемы, одновременно с этим следя глазами за движением малюсенькой световой точки, прыгающей по экрану, процент студентов, нашедших правильный ответ, существенно возрастает. Подсказку им дает та самая маленькая точка, которая достигает опухоли и возвращается обратно, каждый раз проходя через здоровую ткань по новому «маршруту»{76}.
Если вы еще не догадались, то проблема решается следующим образом. Необходимо расставить вокруг пациента несколько отдельных лазерных аппаратов и направить их все на опухоль в желудке. Если каждый из них будет бомбардировать злокачественное образование небольшими дозами радиации, то в сумме радиации накопится достаточно, чтобы разрушить его, а вот окружающая здоровая ткань при этом не пострадает.
Двигая телом – в данном случае глазами – определенным образом, по сути, подражающим «правильному» движению лазера, люди приходят к решению проблемы, до которого иначе никогда бы не додумались. Студенты обычно считают, что движущаяся точка придумана, чтобы отвлекать их и затруднять поиск ответа. Но когда их глаза начинают «выхватывать» траекторию движения «лазерных лучей», добирающихся до опухоли разными путями, выясняется, что прыгающая точка на самом деле повысила их шансы на успех.
Движение тела способно менять наши мысли, оно незаметно «подбрасывает» нам в голову идеи, прежде чем мы оказываемся в состоянии самостоятельно и осознанно до них дойти. При решении проблем люди используют тело постоянно, даже не осознавая этого. Во время эксперимента с опухолью ученые обнаружили, что люди часто неосознанно отрабатывают различные сценарии преодоления проблемы и тестируют возможные решения посредством движения глаз. И что самое интересное, еще до того, как студенты успевают осознать, что им удалось найти правильный ответ, по движению их глаз можно определить, что они уже нашли решение{77}.
Чем можно объяснить такую тесную связь между телом и умом? Дело в том, что при выстраивании своей концепции реальности мы полагаемся на собственный конкретный физический опыт. Например, осязательное ощущение тепла наводит нас на мысль о социальной близости, а сжатая в кулак рука заставляет чувствовать себя более напористыми. Начиная двигаться, человек снижает «порог» возникновения мыслей, так или иначе связанных с этим движением. Вот почему, если вы будете двигать глазами в манере, напоминающей движение лазерных лучей при уничтожении опухоли, то вероятность того, что вы найдете это решение, повышается.
Иногда, чтобы найти лучший вариант, нужно просто начать двигаться. Этому совету люди, занимающиеся танцем, следуют давно. Они постоянно используют движение для выработки новых идей. Пытаясь придумать новые шаги, танцор использует свое тело как инструмент для творчества, подобно тому как художник использует краску, а музыкант – скрипку. Точно так же, как смена одного музыкального инструмента на другой или переход от масляной краски к карандашу меняет художественную форму, так и смена телодвижений меняет результат. Если «сделать» тело более жестким, негнущимся, то и стиль и форма танца изменятся. Механика тела – это движущая сила креативности. Мыслительный процесс осуществляется в том числе и телом. Иными словами, многие исполнители в буквальном смысле слова думают телом{78}.
Подтверждения того, что наши действия оказывают влияние на мышление и, в частности, на способность к креативности, можно найти и в образных выражениях, которыми мы постоянно пользуемся, например: выйти за рамки, сложить два и два или посмотреть на проблему с разных сторон.
Впрочем, интересно другое: наши творческие способности повышаются, когда мы буквально исполняем то, что запечатлено в словах. Когда людей просят, например, назвать слово, которое вместе со словами «мерная», «новости» и «видео» формирует словосочетание, большинство из них затрудняются это сделать. (Ответ: лента. Бывает мерная лента, лента новостей, видеолента.) Чтобы найти ответ, нужно проявить креативность, порыться в уме и поискать некую более общую связь между тремя словами. Оказывается, когда люди в буквальном смысле воспроизводят выражение «выйти за рамки», они становятся более креативными и легче справляются с задачами-загадками такого типа.
Чтобы продемонстрировать физическую реальность фигур речи, ученые из Корнелльского университета возвели у себя в лаборатории рамочную конструкцию из ПВХ-профилей и картона размером полтора на полтора метра так, чтобы внутри нее человек мог комфортно усесться в кресле. После этого они просили добровольцев решить десять задачек-загадок, подобных вышеописанной, сидя внутри «коробки» и снаружи. Для обоснования причины, по которой они просили добровольцев заходить в «загончик», ученые сказали, что исследуют влияние того или иного типа рабочей среды на мышление. К всеобщему удивлению, люди, сидящие за рамками конструкции, справились с задачами гораздо лучше тех, кто сидел внутри, и даже лучше тех, кто выполнял задание в помещении, в котором такой конструкции не было. А вот и те самые десять задач:
1. Борода, лампа, птица ____________
2. Высшая, местная, бизнес ____________
3. Рыбка, мина, орда ____________
4. Пробный, снежный, голубой ____________
5. Лисий, медвежий, стальной ____________
6. Воздушный, космический, пустыни ____________
7. Непромокаемый, палатка, накидка ____________
8. Горячая, голубая, рекой ____________
9. Встречный, попутный, перемен ____________
10. Поваренная, морская, земли ____________
Ответы:
1. Синяя.
2. Школа.
3. Золотая.
4. Шар.
5. Капкан.
6. Корабль.
7. Плащ.
8. Кровь.
9. Ветер.
10. Соль.
Когда люди двигаются свободно, у них есть больше шансов придумать остроумную подпись к картинке или свежую идею о незнакомом объекте, чем тогда, когда они сидят или расхаживают в пределах рамочной конструкции{79}. Поэтому в следующий раз, когда будете пытаться сочинить забавный текст для карикатуры, которую планируете опубликовать в еженедельнике New Yorker, встаньте с кресла и немного пройдитесь. Может быть, именно этого вам и не хватает, чтобы подарить миру восхитительную и незабываемую строчку.
Читая что-нибудь, сбивающее с толку, или пытаясь найти решение сложной проблемы, мы нередко начинаем инстинктивно искать место, где бы присесть, чтобы сконцентрироваться. Мы вообще редко задумываемся о том, «что делать» со своим телом. Но в такие моменты обездвижить себя, наверное, худшее из того, что можно сделать. Буквальный и переносный смыслы идиоматических выражений о креативности уже настолько тесно переплелись, что стали неразделимы в своем единстве. Вот почему буквальное следование им способно повысить шансы на рождение новаторских идей.
Когда мы в прямом смысле выходим за какие-то физические рамки, чтобы подумать, например выбираемся на улицу или просто прогуливаемся, нам становится легче устанавливать новые связи между, казалось бы, весьма далекими друг от друга идеями. А ведь именно в этом и состоит креативность. У нас с коллегами есть такая шутка: в чем главное преимущество преподавателя факультета перед студентами и аспирантами? Отнюдь не в том, что у нас есть отдельные кабинеты, как вы могли подумать, и не в том, что мы получаем (несколько) более высокую оплату за время, проводимое в университете. Наше главное преимущество состоит в том, что мы не обязаны сидеть за столом во время занятий, а можем прогуливаться в процессе размышлений и с помощью плавных движений своего тела освобождать ум от рамок и ограничений.
В сотворении реальности мы все полагаемся на свой физический опыт. Надо полагать, именно по этой причине китайские шары для упражнений, или шары Баодинга, стали чуть ли не главным «украшением» рабочего стола топ-менеджеров. Большинство людей считают, что шары служат для того, чтобы снимать стресс или чтобы было чем занять руки во время телефонного разговора или совещания. Но эти небольшие серебристые шары, которые люди перекатывают в руках, похоже, выполняют гораздо более важную функцию: они улучшают творческое мышление. Физическое перемещение шаров из стороны в сторону может навести нас на мысль о необходимости посмотреть на вопрос с одной стороны, а затем – с другой. Динамическая координация движений рук способствует мыслительной механике и помогает рассмотреть проблему с разных точек зрения, что, в свою очередь, позволяет найти креативное решение. Неожиданная польза для мышления, извлекаемая нами из движений тела, открывает нам глаза на то, как важны физические действия для повышения качества нашей работы. Мы живем во времена статичности: ведь целыми днями мы сидим за столом в кабинете или на заседании и даже в пространстве перемещаемся, не двигаясь, на автомобиле или лифте. Неподвижность может сковать и наше мышление.
Действия также сказываются и на нашей способности брать на себя инициативу и добиваться желаемого. Быть в состоянии эффективно и продуктивно трудиться означает посылать своему мозгу сигнал: «Я владею ситуацией. Я чувствую себя хорошо. Вперед!»{80} Так считает Дана Карни, профессор Школы бизнеса имени Уолтера Хааса при Калифорнийском университете в Беркли. Донести это послание можно разными способами, и один из них – настроить тело. Карни и ее коллеги Эми Кадди и Энди Яп выяснили, что люди, которые не сжимаются, а, наоборот, занимают открытую, экспансивную позу, или, как ее еще называют, позу силы, придают себе более позитивный настрой. Позы силы способны также приводить к повышению уровня тестостерона, циркулирующего в мозге и теле. Половой гормон тестостерон часто становится причиной скандалов вокруг допинга в спорте: атлеты накачивают им свое тело, повышая таким образом мышечную массу и силу. Но этот гормон влияет и на мозг. Повышение уровня тестостерона связывают с усилением уверенности в своих силах, духа соперничества и готовности к принятию рисков, а также с улучшением внимания и памяти. Благодаря ему вы не теряетесь, а смело беретесь за решение проблем. Представим себе, что вы попали в критическую ситуацию и от вас требуется найти инновационное решение проблемы. Если, высказывая свое мнение, вы примете подходящую позу, вам будет легче убедить себя и окружающих в том, что ваше предложение достойно внимания. Карни и ее коллеги обнаружили, что пребывание в позе силы в течение одной минуты ведет примерно к такому же повышению уровня тестостерона, какое наблюдается у большинства людей, когда они побеждают в какой-нибудь игре{81}. Короче говоря, от положения тела зависит, удастся вам отстоять свое мнение на собрании и одержать победу или вы уступите свои позиции.
По позе человека можно многое сказать о том, что он чувствует. Когда люди нервничают, они двигаются несколько неестественно, наклоняются в сторону от собеседника, даже если при этом клянутся, что абсолютно спокойны. Трудно лгать о своем настроении, потому что тело выдает нас с головой{82}.
Как ни странно, тело часто рассказывает о переживаниях человека намного красноречивее, нежели выражение лица. Несколько лет назад группа психологов из Принстонского университета провела эксперимент с использованием фотографий профессиональных теннисистов уровня Марии Шараповой и Энди Мюррея, на которых спортсмены были запечатлены после побед или поражений в очень важных для их карьеры матчах. Фотографии поделили на три группы. В первую попали фотографии теннисистов в полный рост, на которых было видно также и выражение лица, во вторую – снимки только лиц крупным планом, в третью – только тел без лица. Затем добровольцев попросили определить, какие эмоции испытывает спортсмен в тот момент, когда его запечатлела камера. К удивлению ученых, испытуемые давали более точные ответы, когда могли видеть тело спортсмена – как с лицом, так и без лица{83}. Люди выражают свои переживания не только мимикой, но и позой. Наверное, поэтому так интересно наблюдать за тем, какие позы люди принимают в разных ситуациях, особенно в условиях высокой конкуренции – как в спорте, так и в бизнесе.
После того как знаменитый ямайский легкоатлет Усейн Болт поставил новый рекорд в беге на 100 метров на летних Олимпийских играх 2012 года, он резко вскинул руку к небу, как будто собирался запустить вверх молнию. Фотографии этого «широкого жеста» сразу же разошлись по миру, неся явное послание о том, кто на беговой дорожке «хозяин». Марио Балотелли, игрок итальянской сборной команды по футболу, забив гол на чемпионате Европы 2012 года, тоже принял характерную открытую позу: с обнаженным по пояс телом и ирокезом на голове футболист широко раскинул руки со сжатыми кулаками в стороны, и лицо его выражало полную уверенность в своих силах: «Я могу забить гол, когда хочу!» Его поза говорила об ощущении превосходства и, возможно, помогла ему почувствовать себя на вершине успеха. В интернете легко найти фотографии взрослых, детей и даже домашних животных, имитирующих «фирменную» позу бывшего квотербека Национальной футбольной лиги США Тима Тибоу. У него была привычка упасть на одно колено, как будто он собирается объясниться в любви, а затем облокотиться на согнутое колено рукой, сжатой в кулак, и положить на этот кулак голову. Возможно, в эти мгновения Тибоу благодарил Бога за хорошую игру, но вместе с тем его открытая поза посылала мозгу и другой сигнал – о доминировании (хотя и недолгом) игрока на поле. И наконец, вспомним позу Дональда Трампа с широко расставленными ногами, которую он нередко принимает, разговаривая с участниками своего телевизионного шоу The Apprentice («Стажер»[12]) или просто отвечая на вопросы журналистов о том, как у него идут дела. Когда ваше тело занимает много места в пространстве, вы посылаете окружающим сигнал о доминировании и уверенности в себе. Просто меняя свою позу, можно изменить свое мышление и настроение.
Открытые, экспансивные позы имеют свойство усиливать в нас ощущение того, что мы владеем силой и контролируем ситуацию. Они даже помогают нам проецировать это ощущение на окружающих. Своим поведением мы способны внушать мысли, которые, казалось бы, ничем не вызваны и не обоснованы. Исследование, темой которого были именно позы силы, показало: то или иное положение тела влияет на итог дискуссии, которую мы ведем во время собрания, беседы с клиентом и даже телефонных переговоров. Все эти позы «эксплуатируют» идею о широком расположении конечностей и занятии как можно большего свободного пространства.
Если вы стоите у стола, то максимально выпрямитесь и разведите руки в стороны.
Во время встречи положите руку на спинку соседнего стула. Таким образом тело раскроется и займет больше места.
Заложите руки за голову так, чтобы локти указывали в стороны.
Не скрещивайте ноги, а, наоборот, вытяните их вперед, можете даже закинуть их на стол. Это позволит вам занять дополнительное пространство и вызовет психическое и физическое ощущение экспансии. Примените этот прием, когда будете разговаривать по телефону, и вы почувствуете, как становитесь физически и психически более значимым, а также более уверенным и настойчивым.
Какую бы позу вы ни выбрали, во всех случаях стоит одеваться комфортно, так, чтобы одежда не стесняла движений. Чем бы вы ни занимались – отвечали на электронные письма или важный звонок или вели разгоряченную дискуссию на собрании, – необходимо постоянно чувствовать, что вы можете распрямиться, развернуться, раскрыться и физически, и психически.
Прежде чем вы займете свою самую экспансивную позу, хочу вас предостеречь. Действительно, открытые позы придают ощущение силы, что иногда бывает очень кстати. Однако, как мы знаем из истории и политики, сила может подталкивать к неэтичному поведению: мошенничеству, обману, аморальности и коррупции. Как показало одно исследование, у людей, регулярно занимающих позы экспансии (широко расставленные ноги и руки или руки на бедрах), по сравнению с более скованными людьми (теми, кто скрещивает ноги и руки), чаще можно обнаружить наличность, которую им якобы «случайно» переплатили. А еще люди, сидящие за столом в подобной позе, чаще жульничают на тестах, чем те, кто ведет себя сдержанно. И даже среди автомобилистов те, у кого более широкое водительское кресло (позволяющее им занимать более экспансивную позу за рулем), чаще нарушают правила дорожного движения и паркуются вторым рядом на улицах Нью-Йорка, чем водители с менее просторными сиденьями{84}.
Вывод напрашивается сам собой: расширение занимаемого вашим телом пространства способно здорово повысить психологическую уверенность в себе. Но будьте осторожны и применяйте силу только с благими намерениями.
Как запомнить, чтобы вспомнить
Как мы уже убедились, между физической и умственной активностью существует тесная связь, поэтому движения тела способны оказывать влияние на образ мыслей. И что бы вы ни делали: двигали глазами, свободно прогуливались или принимали различные позы, – движение меняет ход ваших мыслей и влияет на мнение окружающих о вас. Точно так же, как танцоры используют свое тело для запоминания и воспроизведения роли, так и актеры признают значение движения для запоминания текста и передачи идей. Разучивая роль, актер не просто концентрируется на словах, отпечатанных на странице, но также представляет себе, что делает персонаж, произносящий эти реплики, причем поминутно. Эти воображаемые действия помогают ему зарядить слова соответствующими эмоциями, которые и позволяют сохранить текст в памяти надолго. Именно от предыдущего опыта взаимодействия с миром зависит, как мы будем понимать то, что видим, слышим или о чем читаем.
Хотя актеры редко считают запоминание ролей главным своим занятием, способностью удерживать в голове большие объемы текста и безошибочно воспроизводить реплики строчку за строчкой нельзя не восхищаться. Человек, далекий от актерского искусства, может предположить, что на зазубривание роли уходят дни, недели, а то и месяцы. На самом деле у актеров есть свои «хитрости». Вот как описал свою методику один профессионал: «По большей части я все запоминаю каким-то чудесным образом. Я ничего не заучиваю. Не прилагаю к этому никаких усилий. Вообще ничего не делаю. Все происходит само собой. Просто за день до назначенного срока все реплики оказываются у меня в голове»{85}.
Как такое может быть? Одна из величайших загадок человеческого мозга связана именно со способностью запоминать и впоследствии воспроизводить информацию по подсказке. С потребностью хранить в памяти большие объемы текста сталкиваются многие люди, а не только актеры. Ученики и студенты тратят массу времени на поглощение знаний, необходимых для сдачи экзаменов. Юристы из кожи вон лезут, стараясь запомнить все аргументы и доказательства, чтобы выступить в зале суда с гладкой, убедительной речью. Менеджерам нужно удерживать в уме все ключевые элементы презентации для совета директоров, клиентов или сотрудников, чтобы все прошло без сучка и задоринки. Актеры же «впитывают» реплики, как будто даже не глядя в сценарий. Почему? Потому что используют другой инструмент – свое тело. Они стараются активно пережить слова своего героя, которому по роли положено произносить конкретные реплики, одновременно проигрывая их. Как показали исследования, во время выполнения неких действий, будь то даже простое прохаживание по сцене, диалог запоминается легче, чем строчки, не сопровождаемые никаким движением. И даже месяцы спустя после финального представления актеры вспоминают строчки, сопровождаемые действием, гораздо лучше тех, которые они произносили, не двигаясь{86}.
Почему активное переживание так важно для передачи и хранения информации в памяти? Рассмотрим следующую ситуацию. Проходя по сцене, герой берет со стола бутылку и произносит: «Вот как я решаю свои проблемы». Актер понимает, почему его герой говорит эти слова, и это понимание он выражает и в своей походке, и даже в жесте, которым он хватает бутылку. От того, что именно персонаж пьесы сделает в следующий момент – отопьет большой глоток, отдаст бутылку другому действующему лицу или выльет содержимое в раковину, – зависит многое. Бутылка выражает смысл ситуации, а именно от этого зависят действия, которые он предпримет. Причем верно и обратное: от того, как актер держит бутылку, вырисовывается возможный смысл ситуации, а также от слов, которые он может произнести. Было бы странно, если бы он сообщил, что в бутылке очень дорогое и изысканное вино, а затем бросил бы ее в мусорную корзину. Когда актеры начинают воспроизводить в памяти сценарий, они вспоминают и сам диалог, и действия, которыми сопровождались реплики. И поскольку конкретные действия ограничивают круг возможностей изображаемой сцены, актерам становится легче вспомнить и сами реплики. Специфика сенсорного и моторного опыта такова, что сама способствует вспоминанию слов. Память полагается на тело{87}.
Не секрет, что с возрастом способность человека запоминать конкретные детали снижается. Этот факт служит источником многих разочарований как для людей в возрасте, так и для тех, кто их окружает. Однако, оказывается, с проблемами памяти можно бороться весьма успешно, причем достаточно простым способом – брать уроки актерского мастерства, которые подталкивают нас к более активному переживанию и накоплению опыта в повседневной жизни. Согласно результатам исследования, пожилые люди, один месяц посещавшие курсы актерского мастерства, демонстрировали лучшую память, чем те, кто ходил на занятия для искусствоведов. Почему? Да потому, что на актерских курсах их учили активно экспериментировать. Люди переносили то, чему их обучали на занятиях, на повседневную жизнь и использовали движения как дополнительную зацепку для запоминания всякой всячины{88}.
Что бы вы ни старались удержать в памяти – свадебный тост, который собираетесь произнести перед двумястами ближайшими друзьями и родственниками, текст выступления на предстоящем собрании сослуживцев или просто количество детей и внуков вашего начальника, – используйте свое тело, чтобы облегчить себе задачу вспоминания. Попробуйте при подготовке тоста взять в руки бокал, отрепетировать какие-то жесты и движения выступления, посчитайте (в буквальном смысле слова) на пальцах, сколько у вашего босса отпрысков. И когда глаза всех будут обращены в вашу сторону и вам нужно будет вспомнить свои «реплики», ваше тело сможет дать вам кое-какие подсказки. Память не ограничивается только той частью тела, что находится от шеи вверх, – все его части играют важную роль в процессе запоминания и вспоминания.
Далее приводятся еще два полезных приема, облегчающих вспоминание, которыми вы можете смело пользоваться, будь то в школе, офисе или на сцене:
Устраивайте себе экзамены. Попробуйте не просто зазубрить информацию, которая вам понадобится для сдачи экзамена или встречи с клиентом, а попрактиковаться в ее воспроизведении. Таким образом вы усвоите материал гораздо лучше. Мы редко смотрим на тестирование как на образовательный процесс, хотя масса исследований доказывает, что экзамены – нераздельная часть этапа накопления знаний. Похоже, тесты каким-то образом помогают нам загрузить информацию в свою память, причем разными способами. Они помогают нам увязать то, что мы уже знаем, с тем, о чем только узнаем, так что у нас появляется куча зацепок, с помощью которых позже мы можем эту информацию из памяти извлечь. К тому же тесты помогают мысленно организовывать изучаемый предмет, а также «вычислить», что еще нужно узнать, и уделять получению необходимых знаний особое внимание на следующих этапах обучения{89}.
Разведите свои занятия во времени. К какому бы событию мы ни готовились – экзамену или важной презентации, – хотя бы раз каждому из нас доводилось откладывать подготовку на последний момент. Конечно, постараться в ночь перед экзаменом вызубрить весь материал лучше, чем совсем не готовиться, – хоть что-нибудь да отложится в голове, пусть и ненадолго. Однако если распределить во времени попытки запомнить информацию, применив принцип так называемого распределенного обучения, вам удастся удерживать сведения в своей памяти на протяжении гораздо более длительного срока{90}. И тому есть простое объяснение: когда мы устраиваем сеансы запоминания с перерывами, чтобы вспомнить информацию, нам каждый раз приходится напрягаться больше, от чего она сильнее закрепляется в памяти{91}.
Наше тело активно помогает нам запоминать информацию и коммуницировать с окружающими. Особенно часто при передаче данных другим людям мы пользуемся жестами. На этой теме мы сфокусируем наше внимание в следующей главе. Для чего только мы не используем жесты! С их помощью мы даем команды, выражаем свои чувства, подчеркиваем и дополняем смысл своих слов и делаем многое другое. Но мы жестикулируем и тогда, когда нас никто не видит, например разговаривая по телефону. Известно, что движения тела позволяют окружающим видеть то, что творится у нас в уме. Однако тело способно на большее: оно может менять наше умонастроение.
Глава 5
Язык тела
Как руки помогают нам думать и общаться
Мыслим руками
Пятнадцатого октября 2008 года сенатор Джон Маккейн и Барак Обама встретились на сцене актового зала Университета Хофстра в Нью-Йорке для проведения третьего, заключительного, раунда дебатов в рамках президентской избирательной кампании 2008 года. До выборов оставалось всего три недели, и эта встреча давала кандидатам последний шанс донести до нации свое послание. Маккейн, который, по опросам{92}, отставал от Обамы примерно на восемь пунктов, выступал агрессивно, критикуя в сопернике все – от политических позиций до личных качеств.
Обама предвидел, что его ждет горячая дискуссия. Хотя он и опережал соперника в гонке, ему приходилось несладко. За несколько дней до этих дебатов, приехав в город Холленд, в штате Огайо, на очередную встречу с избирателями, кандидат от демократов сошелся в словесном поединке с неким Сэмюелем Джозефом Вурцельбахером, вскоре прославившимся под именем Водопроводчик Джо. Это был высокий лысеющий мужчина с гулким голосом, которого, как оказалось, очень не устраивали предложения Обамы об изменении налоговой политики в отношении малого бизнеса. Джо, как он представился, сообщил, что намеревается купить компанию, на которую работает и которая приносит более 250 тысяч долларов в год, поэтому его беспокоят планы Обамы брать с таких, как он, собственников бизнеса более высокие налоги. «Задачка», которую Джо подкинул кандидату в президенты, мигом привлекла внимание журналистов. За одну ночь Водопроводчик Джо стал знаменитостью. Как выяснилось, у него не было даже патента на оказание водопроводных услуг, как, впрочем, и реальных намерений купить слесарную мастерскую, в штате которой числился{93}. Но все это не имело значения. Сегодня Обама собирался прямо ответить на ранее заданный Джо вопрос.
В тот вечер, когда должны были состояться дебаты кандидатов в президенты, к экранам телевизоров прильнули 29 миллионов зрителей. Можно было не сомневаться: посмотреть будет на что. Избирателям не терпелось узнать, как каждый из претендентов планирует оживлять экономику страны. Маккейн времени даром не терял и сразу заговорил о Водопроводчике Джо, за первые полчаса упомянув его имя не менее десяти раз. «Мой оппонент собирается повысить его [Джо] налоги», – твердил Маккейн, активно жестикулируя правой рукой. Обама решительно возражал, не менее активно постукивая по столу перед собой левой рукой: «Я хочу понизить налоги для 95 процентов работающих американцев – для 95 процентов!» Будущий президент доказывал: стране будет лучше, если те, кто зарабатывает меньше, будут платить меньше налогов, потому что тогда они смогут позволить себе купить больше{94}.
Американцы с интересом внимали тому, что предлагают кандидаты на финальном этапе президентской гонки, но были среди аудитории и те, кто не только слушал. Психолог Дэниел Касасанто следил также за языком тела выступающих, особенно за движением их рук. Беседуя, люди жестикулируют почти постоянно, зачастую даже не осознавая этого. Касасанто, который в тот момент был постдокторантом в Стэнфордском университете, занимался изучением вопроса: почему мы жестикулируем в процессе разговора? Каким образом жесты помогают говорящему эффективнее доносить свое послание до слушателей? Что именно означают движения рук? Касасанто выдвинул гипотезу, что жесты могут служить «окном» в мир истинных мыслей говорящего. В отличие от слов, которые мы произносим вслух осознанно, наши жесты имеют чаще непроизвольный характер – сознание следит за ними не так строго. Касасанто предположил, что жесты способны обнажить то, что люди не готовы сказать. Особенно сильно его интересовала жестикуляция политиков левой и правой рукой во время выступления на такие щекотливые темы, как здравоохранение и налоговая реформа.
Как заметил Касасанто, на протяжении всей истории человечества наблюдается тенденция ассоциировать правую сторону с «добром», а левую – со «злом». Жестикуляцию правой рукой принято считать знаком того, что у говорящего позитивный взгляд на тему разговора. И наоборот, если люди жестикулируют левой рукой, значит, настроены негативно. В Древнем Риме ораторам советовали во время выступления никогда не жестикулировать только левой рукой. В современной Гане делать жесты или указывать на что-то левой рукой вообще не принято ни при каких обстоятельствах. По законам ислама, левую руку можно использовать для выполнения только грязной работы, например пользоваться туалетной бумагой в туалете, а вот есть нужно правой рукой. Такая же ситуация и с ногами: в ванную нужно ступать левой ногой, а в мечеть – только правой. Во многих языках слово «правый», «право» – и в английском (right), и во французском (droit), и в немецком (recht) – обозначает одновременно и сторону или направление, и, в форме существительного, законное право или привилегию. Аналогичная ситуация складывается и со словом «левый» – на английском (left). Во французском (gauche) и немецком (links) оно ассоциируется со словами, обозначающими «неуклюжий» или «обманный». Наверное, лучше всего ситуацию обобщил автор «Екклезиаста», сказав: «Сердце мудрого – на правую сторону, а сердце глупого – на левую…»[13]{95}
Почему правая сторона связывается с добрыми делами, а левая – с дурными? По мнению Касасанто, такое убеждение сложилось в результате опыта взаимодействия человека с миром. Тело всегда немного перекошено, оно не симметрично, и большинство людей пользуются преимущественно одной рукой – ведущей. Такие действия, как подписание бумаг или вставление ключа в замочную скважину, выполняются легче более умелой рукой. Примечательно, что это разделение – на правое и левое, удобное и неудобное – оказывает значительное влияние на нашу оценку объектов и людей. Нам больше нравятся те вещи, которые находятся по нашу доминантную сторону. Проводился даже эксперимент: левшей и правшей просили определить, какой из двух продуктов стоит купить или кого из двух кандидатов нанять на работу, основываясь только на их описании, размещенном на левой и правой стороне листа бумаги. Оказалось, что правши склонны выбрать тот продукт или того кандидата, чье описание подано справа, а левши – что слева. Мы склонны выбирать ту сторону, с которой нам комфортнее взаимодействовать. Короче говоря, содержание наших мыслей зависит от особенностей нашего тела, соответственно, разность тел ведет к разности мышления{96}.
Впрочем, не все так просто, и нельзя однозначно утверждать, что правое означает хорошее, а левое – плохое. По мнению Касасанто, люди начали связывать «правое» с хорошим («он моя правая рука») и «левое» с плохим («обе руки левые») просто потому, что праворукое большинство предпочитает взаимодействовать с миром, используя правую руку, – и, соответственно, с той частью окружающей среды, которая находится по правую сторону. Конечно, это означает, что для меньшей части человечества, которую составляют левши, эти ассоциации перевернуты с точностью до наоборот. Иными словами, своей жестикуляцией люди действительно могут «подсказывать» нам, что они на самом деле думают о том, о чем говорят; но для правильного понимания смысла их жестов необходимо знать, какая рука у них ведущая. Говоря о чем-то хорошем, правши склонны жестикулировать правой рукой, а о чем-то плохом – левой; а у левшей все наоборот.
Наблюдая за выступлением кандидатов в президенты во время дебатов тем октябрьским вечером 2008 года, Касасанто понял, что ему представилась возможность провести идеальный эксперимент в естественных условиях, а именно протестировать, действительно ли кандидаты склонны сопровождать позитивные послания жестами ведущей руки. Однако имелась небольшая загвоздка: и Маккейн, и Обама – левши. Для сравнения нужно было иметь одного кандидата-правшу. К счастью, проблема легко разрешилась тем, что исследователь, просто «отмотав» время назад, посмотрел видеозапись дебатов Джона Керри и Джорджа Буша-младшего, которые принимали участие в президентских выборах 2004 года. Они оба правши.
Касасанто провел простой тест: он проанализировал речи и жесты всех кандидатов во время финальных дебатов президентских гонок 2004-го и 2008 годов, чтобы проверить, действительно ли они сопровождают позитивные послания движением ведущей руки, а негативные – жестами второй руки. Ученый и его исследовательская команда просмотрели и разобрали по косточкам почти две тысячи жестов и более трех тысяч высказываний. Выводы были однозначны: у Обамы и Маккейна жесты левой рукой сильнее ассоциировались с позитивными посланиями, а жесты правой рукой – с негативными. У Керри и Буша налицо была обратная зависимость.
О демократах говорят, что они находятся в левой части политического спектра, а республиканцы – в правой. Тем не менее, как убедился Касасанто, жесты, связанные с позитивными и негативными переживаниями, зависят от того, какая рука у политика ведущая, а не от его политических пристрастий. Когда Маккейн высокопарно заявил, представляя Сару Пэйлин: «Она вдохновила нашу партию и народ всей Америки», он жестикулировал своей ведущей левой рукой. Когда Буш говорил о социальном страховании («Они будут продолжать получать свои чеки»), он жестикулировал правой рукой. Таким образом, наблюдение за жестикуляцией политиков обретает неожиданную коммуникативную ценность. Подобная информация дает избирателям тонкую подсказку об истинных мыслях и чувствах выступающего по поводу того, о чем он говорит. Посмотрим, что и как сказал Обама в 2008 году о страховании здоровья. Жестикулируя левой рукой, он заявил: «Вы сможете сохранить свой медицинскую страховку». За четыре года до этого Керри, выступая на ту же тему, отправил такое же позитивное послание, сопроводив его жестом правой руки: «Если вы захотите купить себе страховку, то у вас будет такая возможность»{97}.
Касасанто дал нам в руки ключ к пониманию эмоций человека: нужно следить не только за тем, что люди говорят, но и за тем, что делают их руки. Жесты способны рассказать о чувствах говорящего гораздо больше, чем его речи, даже если он и не облекает свои переживания в слова.
Специалисты по языку тела – люди востребованные в самых разных ситуациях. Нередко их приглашают для того, чтобы обучать руководителей более эффективному взаимодействию с партнерами по бизнесу или помогать агентам ФБР в определении того, говорит человек правду или нет{98}. Обычно эксперты фокусируются на выражении лица и движении глаз собеседника, чтобы понять, отражают ли они настоящие мысли и чувства. Теперь мы знаем, что для этого можно использовать и жесты.
Оказывается, правши охотнее соглашаются с посланиями, которые им преподносят люди, жестикулирующие правой рукой, соответственно, у левшей все наоборот. Следовательно, важно знать свою аудиторию – знать, правша или левша ваш клиент. Мы чаще склонны соглашаться с ораторами, жестикулирующими той рукой, которой мы сами предпочитаем пользоваться, – как будто мы ставим себя на место говорящего{99}. Конечно, может показаться, что все это мелочи, но когда речь идет о действительно важных делах, любое, даже небольшое преимущество может оказаться решающим. Если вы хотите максимально увеличить свои шансы на получение согласия ваших слушателей с тем, что вы говорите, то в процессе беседы вам лучше жестикулировать той рукой, которая для собеседника является ведущей.
Впрочем, и это еще не все: как выяснилось, важна также плавность жестов. Профессиональные игроки в покер часами напролет тренируются, пытаясь научиться придавать своему лицу полную бесстрастность. Существует даже специальный термин – «лицо покериста» (poker face). И правда, лица игроков в покер обычно не выражают ровным счетом ничего. По их мимике никогда не догадаешься, какие им выпали карты, а вот по движениям рук – можно. Когда игрок двигает фишками, делая ставку, руки могут выдать его расклад. Дело в том, что уверенность в себе и спокойствие придают нашим движениям плавность. Как показало исследование, игроки в покер, чьи движения были оценены как более мягкие, имели на руках более сильные карты, как выяснилось впоследствии{100}. Иными словами, движения рук выдают нас с головой. Что бы вы ни делали телом, и особенно руками – жестикулировали или просто толкали по столу сложенный листок бумаги, – в этих движениях отражается то, что происходит у вас в уме.
В процессе общения для людей вполне естественно пользоваться жестами и другими формами языка тела. Но жестикулируем мы не только для того, чтобы яснее донести до окружающих свою мысль, – мы жестикулируем и для самих себя. И делаем это даже тогда, когда разговариваем по телефону и собеседник не может нас видеть. Движение рук способствует высвобождению умственной энергии. Когда мы размахиваем руками, то как будто удерживаем часть информации кончиками пальцев, освобождая мозг, чтобы он мог вместить в себя другие, более важные данные.
Сегодня нам понятна взаимосвязь между жестами и мышлением намного лучше, чем раньше, во многом благодаря двум психологам из Чикагского университета: Дэвиду Макнилу и Сьюзен Голдин-Мэдоу. Они провели множество экспериментов для раскрытия силы жестов для человека в процессе разговора. Жесты помогают нам думать и, что еще важнее, думать по-другому, не так, как в том случае, если бы мы говорили, не шевелясь. Особенно интересно, что информация, передаваемая жестами, по утверждению Голдин-Мэдоу, зачастую не дублируется в словах, которыми эти жесты сопровождаются. Похоже, в этих движениях находят выражение мысли, о существовании которых в своей голове оратор может и не подозревать. Ученики, которые затруднялись решать уравнения, подобные 4 + 5 + 3 = х + 3, начинали справляться с задачами гораздо лучше, если их заранее обучали пользоваться жестами, напоминающими решение проблемы. Например, изображать двумя пальцами знак V для обозначения первых двух чисел слева (то есть 4 и 5) и затем скрещенными пальцами указывать на знак х, расположенный во второй части уравнения. Самое удивительное, что ученики с большей легкостью справлялись с задачами такого типа, если их тренировали при виде подобной задачи пользоваться жестом V из двух пальцев, чем если их приучали повторять про себя: «Мне необходимо сделать одну сторону уравнения тождественной другой». Проигрывание задачи «на пальцах» помогает школьникам быстрее найти решение{101}.
Довольно часто бывает и так, что ученики, которые вот-вот поймут, как решается какая-то задача, демонстрируют несогласованность движений рук и слов, которыми они описывают решение. Например, они могут сложить 4 и 5 вместе в жесте V из двух пальцев и указать на x справа (то есть дать правильный ответ), но на словах сказать другое: «К 4 добавляешь 5, потом приплюсовываешь 3 и – готово» (неправильный ответ). Получается, у них в голове спрятан правильный ответ, но почему-то они не могут выразить его словами. Если ученики не двигают руками, а только говорят о решении задачи, они оказываются лишенными части каналов передачи своих знаний. Жесты дают им еще одно средство выражения правильного ответа. Чем больше у школьников возможностей для донесения правильного ответа – даже если они еще не догадываются, что уже знают его, – тем выше вероятность, что они чему-то научатся.
Каким образом жесты меняют наше мышление? Есть мнение, что жесты – это просто «побочный эффект» попыток мысленно симулировать выполнение определенных действий. Жесты «анимируют» наши мысленные блокноты для заметок, позволяя нам проиграть действие руками, прежде чем мы осуществим его в реальной жизни или продумаем в достаточной степени, чтобы выразить словами{102}.
В рамках одного эксперимента детей просили решить задачу с мысленным вращением фигур, которая представлена на рис. 5.1. Дети инстинктивно делали такое движение, как будто они держат фигуры из сектора А в руках, сначала раздельно, а затем сдвигают одну к другой и уже тогда поворачивают. Жесты выглядели так, как двигались бы сами фигуры, если бы их действительно можно было взять в руки и подвигать. Чем больше ребенок «работает» руками, тем лучше он справляется с решением трехмерных задач{103}.
Рис. 5.1. Детей просили мысленно сложить две фигуры слева, из сектора А, и определить, на какую из фигур справа, из сектора Б, они похожи
Объясняя, как они выполняют те или иные действия, скажем, наносят удар по мячу для гольфа или переворачивают блинчик на сковородке, люди жестикулируют. Они воспроизводят руками все движения, как будто делают то, о чем рассказывают. Когда вы стимулируете их выполнять вращательные движения с фигурами, воспроизводить траекторию полета мяча для гольфа или даже использовать знак V для понимания, каким образом одна сторона уравнения может стать тождественной другой, они учатся лучше. А все благодаря тому, что передаваемая жестами информация легко присоединяется к умственному «багажу», причем та информация, которую проще выразить и запомнить в виде жестов. К тому же мы нередко даже не подозреваем, что в нашем мозге она уже имеется{104}.
Профессор химии Франсуа Амар из Университета штата Мэн с некоторых пор стал всерьез интересоваться силой жестов. В последние годы он начал поощрять студентов младших курсов жестикулировать, когда они думают о молекулах{105}. Поскольку любая молекула трехмерна, студентам бывает проще представить себе различные ее части с помощью собственных рук, вследствие чего они лучше понимают и запоминают ее структуру.
Жесты помогают нам учиться. Они помогают качественнее усваивать новые знания{106}. Поэтому в следующий раз, когда будете пытаться запомнить материал при подготовке к экзамену или презентации на работе, попробуйте жестикулировать. Жесты помогут вам уловить и донести до аудитории все тонкости темы, которые, возможно, будет непросто передать словами. К тому же такой метод способствует скорейшему вспоминанию того, что нужно говорить. Подобно тому как актерам бывает проще вспомнить свои реплики, если они связаны с определенными действиями, так и вам будет проще запечатлеть информацию в памяти вместе с жестами. И когда придет время извлечь ее на свет божий, вы сможете воспользоваться двумя крючками, чтобы «выудить» ее: первый связан с действием, а второй – с речью.
И дело не только в жестах. Почти любое движение руками оказывает влияние на наше мышление. Сегодня, когда коммуникация все чаще происходит виртуально, текстовые сообщения, электронные письма и голосовая почта стали для нас главным средством передачи информации. Теперь наш язык формируют движения рук и буквы-клавиши, с которыми они связаны. Они оказывают влияние даже на наши чувства к людям и компаниям, находящимся на другом конце коммуникационного канала, по которому мы шлем свое сообщение. От того, как вы используете свое тело для коммуникации и насколько легко и плавно это делаете, зависит то, как вы будете относиться ко всему, что вас окружает. Сегодня понятие «язык тела» приобретает совершенно новый смысл.
Кто контролирует наше мышление
Я расскажу вам одну историю – историю клавиатуры QWERTY. Ее название складывается из первых шести букв (если читать слева направо) первого ряда англоязычной раскладки клавиатуры пишущей машинки. Придумал ее газетчик Кристофер Шоулз в 1868 году, после того как несколько лет подряд трудился над разработкой новой, более совершенной печатной машинки, которая позволяла бы ему писать свои материалы быстрее. Первое созданное им устройство доставляло больше неудобств, чем приносило облегчения. Как и в других печатных машинках того времени, буквы в ней располагались в алфавитном порядке и представляли собой подвижные металлические рычажки, которые ударом по пропитанной чернилами ленте пропечатывали букву на листе бумаги, закрученном вокруг специального валика. Стоило нажать несколько соседних букв одновременно или в быстрой последовательности, как рычажки переплетались и застревали. Возникал «затор». Машинка не могла печатать дальше. Поскольку место получения оттиска букв располагалось ниже каретки, человек не мог сразу определить, привела блокировка машинки к опечатке или нет. Ему приходилось приподнимать каретку, чтобы проверить, что же отпечаталось на бумаге.
Все эти неудобства надоели Шоулзу до чертиков. Он решил перестроить клавиатуру: расставить литеры не в алфавитном порядке, а так, как ими будет удобнее пользоваться, и при этом развести часто идущие парами буквы, такие как th и st, подальше друг от друга, чтобы их металлические рычажки не соприкасались и не цеплялись. Такая перестановка помогла газетчику избежать постоянных проблем с блокировкой машинки и сделать свою работу эффективнее. Буквы, часто использующиеся в комбинации, были вынесены на разные края клавиатуры, и в дополнение к этому буквы, составляющие слово TypeWriter («пишущая машинка»), были размещены в самом верхнем ряду клавиш. Это было сделано для облегчения труда продавцов чуда техники, которые теперь могли легко набрать это слово и тем самым произвести впечатление на потенциальных покупателей{107}.
QWERTY-клавиатура понизила частоту возникновения «заторов», но она все еще оставляла желать лучшего. И в первую очередь недовольны были машинистки, которые не могли добиться максимальной скорости. Дело в том, что при таком раскладе клавиш примерно три тысячи английских слов приходится писать только левой рукой – попробуйте-ка сами набрать слово secret или exaggerated и посмотрите, сколько времени у вас на это уйдет. А только правой – нужно набирать всего триста слов, причем таких коротких, как milk, jolly и hill{108}. Притом что большинство людей быстрее печатают правой рукой. Правая рука чаще бывает ведущей и предпочитаемой у большей части населения, но при этом букв на правой стороне QWERTY-клавиатуры меньше, потому что значительная часть нижнего правого угла занята клавишами со знаками пунктуации. Это означает, что выбор приходится делать из меньшего количества букв, а потому бывает легче выбрать правильную букву, так как сужение выбора приводит к ускорению принятия решения. На такой клавиатуре люди не используют свою более умелую правую руку в достаточной степени, чтобы сказать: раскладка оптимальна для быстрого печатания.
Клавиатура Дворака, одна из популярных альтернатив QWERTY-клавиатуры, избавила всех от части вышеперечисленных проблем. Она спроектирована таким образом, что буквы, часто набираемые в одной и той же последовательности, приходятся на разные руки. Распределение слов, которые люди вынуждены набирать только одной рукой, более равномерное. Стив Возняк, сооснователь компьютерной компании Apple, – большой почитатель клавиатуры Дворака. На ней были установлены некоторые из величайших рекордов по скорости печатания. По данным «Википедии», рекорд за самую высокую скорость печатания англоязычного текста, попавший в 2005 году в Книгу рекордов Гиннесса, принадлежит некоей Барбаре Блекберн. Ей удалось поддерживать скорость печатания в 150 слов в минуту на протяжении пятнадцати минут, временами скорость доходила до 212 слов в минуту{109}. Но несмотря на некоторые свои несомненные преимущества, клавиатура Дворака не прижилась. А вот QWERTY-клавиатура сегодня повсюду: в компьютерах, смартфонах, планшетах – везде. И по мере того как голосовая коммуникация замещается набором и отправлением текстовых сообщений, лидирующее положение этой раскладки становится все более незыблемым.
Как ни странно, повсеместное использование QWERTY-клавиатуры помогает найти объяснение одному примечательному факту: наш повседневный лексикон – тот комплект слов, которыми мы чаще всего пользуемся, – похоже, в определенной степени зависит от того, насколько легко набираются те или иные слова. Людям в принципе больше нравится то, что дается легко, а потому мы предпочитаем употреблять на письме слова, которые проще набрать на QWERTY-клавиатуре правой рукой. Этот феномен называют QWERTY-эффектом. Он наблюдается и в английском, и в немецком, и в испанском. Во всех странах, где говорят на этих языках, люди пользуются клавиатурой со схожей раскладкой. Примечательно, что QWERTY-эффект сильнее всего отражается на словах, появившихся после изобретения одноименной клавиатуры. Как будто эти неологизмы сформировались под диктовку самой «клавы»{110}. По этой же причине, надо полагать, такие выражения, как LOL[14] (которое можно набрать только правой рукой) или YUCKY[15] (которое почти целиком набирается правой рукой), еще долго будут в ходу. Можно предположить, что люди, придумывающие названия для новых продуктов, поступят мудро, если подыщут слова, которые можно набрать одной правой. А не взять ли нам по сэндвичу Jimmy John’s?
QWERTY-эффектом, похоже, можно объяснить и тенденцию, наметившуюся в последнее время при выборе имен для младенцев. Изучая данные переписи населения США, ученые заметили возможные следы влияния клавиатуры на выбор родителей, называющих своих отпрысков. Исследователи обнаружили, что с момента изобретения персонального компьютера и широкого распространения QWERTY-клавиатуры резко возросла популярность имен, которые состоят из букв, расположенных справа на клавиатуре, а новые имена, появившиеся после начала 1990-х годов, такие как Lileigh, в массе своей также содержат больше букв с правой стороны клавиатуры, чем те, что возникли до появления вездесущего QWERTY-стандарта{111}.
Тело оказывает влияние на ум разными способами, порой весьма неожиданными. Даже если мы ничего не делаем и не двигаемся, мозг, похоже, все равно ждет от тела подсказок относительно того, как именно он должен себя чувствовать и что ему должно нравиться. Учитывая, сколько времени мы проводим перед компьютером, можно не сомневаться: QWERTY-клавиатура очень сильно влияет на то, как мы пользуемся языком, и даже на то, какому языку отдаем предпочтение. Короче говоря, нам больше нравится то, что телу делать легко.
Посмотрите на две следующие колонки парных букв[16]:
Какая из двух колонок вам больше нравится? В этих парах букв нет никакого смысла, они не являются устойчивыми буквосочетаниями и не рифмуются. Это также не аббревиатуры, и они не формируют акронимы. Казалось бы, нет никаких разумных оснований отдавать предпочтение какой-либо из колонок. Однако моя исследовательская группа и я убедились, что люди, по крайней мере те, кто умеет быстро печатать, способны проводить различия между колонками букв и в большинстве своем отдают предпочтение второй из них. Почему? Просто буквы из второй колонки набирать на клавиатуре легче, чем буквы из первой колонки, потому что они приходятся на разные руки и разные пальцы. Каждый человек, умеющий быстро печатать, скажет вам, что буквы, которые находятся на клавиатуре рядом, как буквы из первой колонки, и которые нужно отстукивать одним и тем же пальцем, набирать труднее, чем отстоящие на большем расстоянии друг от друга. Нельзя начать печатать вторую букву, пока не напечатаешь первую. Намного сподручнее набирать буквы разными пальцами обеих рук: тогда можно нажимать клавиши почти одновременно. Как убедились мы с коллегами, у опытных наборщиков один только вид букв на компьютерном экране активизирует двигательную область коры головного мозга. Люди мысленно, как в симуляторе, воспроизводят процесс набора текста и получают представление о том, насколько легко или сложно напечатать те или иные буквы. И так как нам больше нравится то, что дается легче, предпочтение обычно отдается буквосочетаниям из второй колонки, хотя обычно мы и не знаем, чем именно они нам «приглянулись»{112}.
Наше тело контролирует наше мышление, но оно не всегда позволяет мозгу осознать это. Такая мягкая форма контроля отнюдь не ограничивается QWERTY-эффектом. Например, при наборе телефонного номера буквы, соответствующие набираемым цифрам, автоматически отпечатываются в памяти. Названивая по номеру, содержащему число 5683, у нас в подсознании возникает слово love («любовь»), а когда набираем цифры 75463, то, вполне вероятно, на ум придет нехорошее слово slime («дрянь»). Компании, выбирающие себе номера со смыслом, не зря идут на лишние расходы. Когда люди совершают некие действия, их результат мысленно активизируется – даже если сами люди этого и не осознают. Поскольку мы часто используем одинаковую клавиатуру как для телефонных номеров, так и для текстовых сообщений, то при наборе номера мозг «подсовывает» нам одновременно и цифры, и буквы.
Люди действительно предпочитают набирать номера, которые ассоциируются у них со словами, несущими позитивный смысл, например 37326 – dream («мечта»), а не негативный, скажем, тот же 75463 – slime («дрянь»). А еще нам нравится то, что телефонный номер компании связан со словом, имеющим отношение к конкретному типу бизнеса. Люди скорее позвонят в агентства знакомств, телефонный номер которых ассоциируется со словом love («любовь»), или в похоронное бюро, если его номер можно расшифровать как corpse («труп»), чем в компании, номера которых никак не связаны с родом их деятельности{113}. Факт остается фактом, даже если мы и не осознаём связи между телефонным номером и конкретным словом.
Тело управляет мозгом очень деликатно. Если простой процесс набора телефонного номера может навести нас на определенные мысли, то интересно, какими еще способами тело пользуется, чтобы контролировать наш разум?
Как мы выбираем продукты в магазине
Свое открытие Дэвид Розенбаум совершил во время обеда в ресторане. Он наблюдал за действиями официантов, обслуживающих посетителей, и его поразило, как они подают стаканы с водой. Большинство из нас не стали бы обращать внимание на такие мелочи, но Розенбаум не похож на большинство. Он заведует Лабораторией по изучению процессов познания и действия при Пенсильванском университете и занимается исследованием того, как люди планируют и контролируют движения своего тела.
Высокие стаканы для воды были расставлены на столах ресторана вверх дном. Розенбаум заметил, что официанты, беря стакан в руки, чтобы наполнить его, делали это особым образом, а не просто как придется. Они выворачивали кисть и хватали стакан рукой большим пальцем вниз. Это, казалось бы, очень неудобное положение руки на самом деле позволяло официантам одним легким движением выхватывать и переворачивать стакан, после чего они наливали в него воду и ставили на стол перед посетителем. Иными словами, то, как официант брал стакан, определялось не формой стакана, а намерениями официанта в отношении следующего действия.
Заинтригованный поведением обслуживающего персонала ресторана, Розенбаум вернулся в свою лабораторию и поставил эксперимент. Он хотел понять, всегда ли мы, люди, берем в руки предметы таким образом, каким нам будет в дальнейшем удобнее ими пользоваться. Как можно догадаться, его предположение полностью подтвердилось. Люди берут в руки электрические лампочки не так, как они хватают теннисные мячи, потому что обычно они применяют эти предметы в разных целях. Одну и ту же бутылку мы берем со стола по-разному в зависимости от того, что собираемся с ней делать дальше – попить из нее воды или бросить в мусорную корзину на другом конце комнаты. И официанты тоже хватают стаканы по-разному – все зависит от того, собираются они налить в них воду или поставить на поднос, чтобы отнести в мойку. Когда человек берет перевернутый вверх дном стакан большим пальцем вниз, это означает, что легким поворотом кисти он сможет перевернуть его и наполнить водой. Так Розенбаум открыл «эффект содействия конечному состоянию»{114}.
Оказывается, обезьяны тоже берут в руки предметы по-разному, с учетом их дальнейшего применения. Эдипов тамарин – это вид небольших обезьян, которые живут в Южной Америке. Эти животные часто используются в несложных лабораторных экспериментах. Когда тамарин хочет достать вкусную пастилу, засунутую в бокал для шампанского так, чтобы она из него не выпадала, обезьяна хватает бокал по-разному в зависимости от того, как он стоит – дном вверх или вниз. Когда бокал стоит основанием вниз, обезьянка берет его за ножку, и ее большой палец при этом повернут вверх. Когда же бокал перевернут основанием вверх, то обезьяны берут бокал за ножку большим пальцем вниз – точно так же, как официанты, за которыми наблюдал Розенбаум{115}. Таким образом, тамаринам понадобится сделать лишь одно вращательное движение кистью, чтобы достать сладкое угощение.
От того, каким образом люди и обезьяны берут предмет в руки, зависит и то, насколько он им понравится. Недавно в моей Лаборатории исследований поведения человека я вместе с коллегами провел следующий эксперимент. Мы усаживали студентов-добровольцев за небольшим столиком, на котором лежали два предмета из кухонной утвари: деревянная ложка и силиконовая лопатка. Мы подходили с особым вниманием к их размещению. В некоторых случаях оба предмета были повернуты ручкой к испытуемому, так что взять их не составляло для него никакого труда. В других случаях объекты располагались обратно, рабочим концом от добровольца, и ему приходилось вывернуть кисть, чтобы взять понравившийся предмет за ручку. В третьих случаях объекты лежали разнонаправленно. Имейте в виду, что мы не просили испытуемых делать что-либо с этими предметами – что-нибудь готовить или помешивать. У них была одна-единственная предельно простая задача: взять в руки прибор, который им больше приглянулся.
Как и в случае с официантами Розенбаума, добровольцы стремились взять предмет за ручку так, как будто собирались его использовать. Но самое интересное, они отдавали предпочтение тому из них, который было легче взять, то есть тому, который лежал ручкой к ним{116}. Склонность считать более привлекательными те объекты, которые проще достать, можно назвать примером предрасположенности к физическому комфорту. Мы автоматически представляем себе, что и как мы сделали бы с помощью этого предмета, и по степени легкости взаимодействия с ним определяем, нравится он нам или нет. Вот почему праворукое большинство человечества считает объекты, расположенные по правую сторону от себя, более привлекательными, чем те, что находятся слева, – потому что с ними, предположительно, взаимодействовать будет удобнее. Нам больше нравится то, с чем нам легче обращаться.
Получается, что внесение небольших изменений в упаковку и размещение продуктов на полках магазинов тоже может оказывать существенный эффект на желание людей покупать их. Хорошо известно, что от того, как расставлены товары в торговом зале и насколько близко к входу в магазин или выходу из него они расположены, во многом зависит их продаваемость. Гораздо меньше внимания пока уделяется изучению одного важного фактора: насколько сильно удобство взаимодействия с продуктом зависит от его упаковки. Безусловно, идея, что движения тела способны оказывать влияние на мозг, не могла пройти мимо таких компаний, как Procter&Gamble, которая производит все – от средств по уходу за волосами до стиральных порошков, или Coca-Cola. Степень легкости и простоты обращения с продуктом влияет на выбор покупателя. Только подумайте, какой длинный путь эволюции прошла упаковка различных продуктов от своего появления до наших дней. Сегодня большинство жидких моющих средств продаются в бутылках с ручкой. Такая же ситуация и с большими упаковками молока или фруктового сока. Несколько лет назад двухлитровая бутылка колы приобрела значительно более извилистые формы, чтобы ее было удобнее держать и наливать из нее. После этого продажи компании превысили аналогичные показатели ее ближайшего конкурента, Pepsi{117}. И это не просто совпадение. Упаковка, облегчающая переноску, мягко подталкивает людей к покупке продукта большего объема.
После того как Coca-Cola выпустила на рынок новую крутобокую бутылку, компания PepsiCo решила нанять в качестве главного ответственного за дизайн своих продуктов Мауро Порчини, который до этого был главным дизайнером корпорации 3M. PepsiCo планирует вложить в рекламу примерно 600 миллионов долларов, чтобы повысить рыночную долю своих ведущих брендов, таких как Pepsi, Gatorade и Doritos{118}. Конечно, часть этих денег пойдет на то, чтобы придумать, как сделать эти продукты более легкими и комфортными в обращении. Если при прочих равных условиях что-то ложится в руку удобнее, то оно нравится нам больше.
Первый раз эта мысль озарила меня тогда, когда я стояла в проходе между полками супермаркета в нашем квартале с месячной дочкой на руках. Я долго собиралась с духом, прежде чем отважиться сходить в магазин вдвоем со своей крохой. Вдруг она начнет реветь и голосить на весь торговый зал? Или ее стошнит? Или и то и другое? Но однажды мне пришлось срочно выскочить за подгузниками. Держа ребенка одной рукой, я машинально потянулась другой и взяла с полки небольшую упаковку из 24 штук, чтобы мне было легче нести и малыша, и пакет с памперсами. И тут я подумала, что мне вообще-то нужна упаковка побольше, если я не хочу через день-два снова бегать в магазин за подгузниками. Но большая упаковка мне не как-то не приглянулась. Дело не в деньгах (хотя, конечно, чем больше пакет, тем экономичнее) и не в дизайне (оформление у упаковок было одинаковое), просто в суперразмере было что-то отталкивающее. Только после того как начала исследовать влияние тела на наши предпочтения, я осознала, что именно меня тогда остановило. Скорее всего, тот простой факт, что мне будет тяжело нести и дочку, и огромную упаковку подгузников, заставил меня сделать выбор в пользу пакета поменьше. Мы даже не осознаем, что наша двигательная система подсказывает нам, к чему приведут те или иные действия, раньше, чем мы решаемся их совершить. Наше тело оказывает удивительно большое влияние на наш выбор: что покупать, а что – нет.
Даже то, чем мы пользуемся в магазине – корзиной или тележкой, – влияет на покупательские предпочтения. Представьте себе, что вы находитесь в продуктовом магазине. У вас есть два варианта действия: взять в руку корзину или толкать перед собой тележку. Сколько раз вы выбирали первое, будучи уверенными, что заскочили в магазин на минутку, только за самым необходимым, и покупок у вас будет немного, но до кассовой зоны добирались, еле волоча тяжеленную корзину? Одна из причин, по которой вы переполнили корзину продуктами, которые изначально и не думали покупать, заключается в том, что, неся корзину, вы сгибаете руку.
Акт сгибания руки и приближения ее к телу – рутинное движение, которое человек проделывает, пытаясь «присвоить» что-либо. За более или менее долгую жизнь у вас выработалась устойчивая связь между сгибанием руки и получением вознаграждения, поэтому, когда вы сгибаете руку, повышается вероятность того, что вы захотите удовлетворить свои потребности и уступить желаниям. Приближая руку к телу, вы посылаете мозгу своеобразный сигнал: давай, вперед, доставь себе удовольствие. Когда же вы отводите руку в сторону, то посылаете противоположный сигнал. Если рука находится в согнутом положении, вы больше настроены на получение легкодоступного вознаграждения: вы действуете и мыслите в краткосрочной, а не в долгосрочной перспективе. Такое расположение духа сказывается и на покупательском поведении. Так что имейте в виду: выбор продуктов в магазине во многом зависит от того, несете ли вы корзину (и сгибаете руку) или толкаете перед собой тележку (и вытягиваете руку от себя).
Недавно в Нидерландах провели ряд исследований{119} с целью проверить гипотезу, в соответствии с которой люди, предпочитающие пользоваться в магазине корзиной, чаще покупают суррогатные продукты, такие как шоколадные батончики и другую нездоровую пищу, чем те, кто идет по магазину, толкая тележку. Исследователи, не таясь, следили за случайно выбранными покупателями в гипермаркете с того самого момента, как они входили в магазин, и до тех пор, пока они его не покидали.
Конечно, люди ходят в магазин по разным причинам и направляются в разные отделы – в те, где продаются интересующие их продукты. Пребывание в некоторых отделах сильнее стимулирует импульсные покупки, чем пребывание в других, – вспомните, какие искушения подстерегают нас в отделе легких закусок. Чтобы сузить рамки исследования, ученые сравнивали покупательское поведение людей с корзинками и тележками, зашедших в магазин только за продуктами из кассовой зоны, где обычно лежат, дожидаясь нас, шоколадные батончики, конфеты и жевательные резинки – словом, все те продукты, которые можно закинуть в рот, чтобы получить сиюминутное удовольствие.
Следует признать, что различия в покупательском поведении «носителей» корзинок и «водителей» тележек могут быть продиктованы множеством причин. Возможно, те, кто у входа взял тележку, пришли в магазин, думая о покупках на длительный срок, с запасом на будущее, а потому остерегались покупать суррогатные продукты, которые приносят удовлетворение немедленно, но ненадолго. Чтобы исключить влияние этого и других подобных факторов, ученые продолжили вести свои наблюдения в более жестко контролируемых условиях. Они пригласили добровольцев отовариться в супермаркете, который был создан специально для целей этого исследования. Участники эксперимента получали список покупок, в который входил с десяток различных типов продуктов, таких как мясо, овощи, легкие закуски. После этого их просили самих выбрать конкретный товар из указанных продуктовых категорий. Каждому выдавали для прохода по магазину или корзинку, или тележку.
Этот простой эксперимент подтвердил наблюдения ученых: люди с корзинами в руках чаще отдавали предпочтение суррогатным продуктам, а не натуральным и полезным. Например, на перекус вместо яблок или апельсинов они гораздо чаще брали батончики Twix или Mars. Чтобы быть совсем точными, отметим, что они делали это в три раза чаще, чем люди с тележками. Выходит, поза диктует нам, что покупать. Когда наши руки согнуты, мы более склонны к получению незамедлительного вознаграждения, чем тогда, когда они вытянуты.
Наше тело – отнюдь не пассивный механизм, который безропотно выполняет приказы и решения, посылаемые ему мозгом. Говоря словами исследователей, проводивших эксперимент с тележками и корзинами в супермаркете, «тело человека, словно хакер, способно “взламывать” мозг». То, как мы двигаемся и даже просто наклоняемся, оказывает влияние на наши мысли, решения и даже на предпочтения того или иного типа продуктов. Вот несколько примеров из того же «магазинного» исследования:
Игровые автоматы спроектированы так, чтобы приносить незамедлительное вознаграждение. Когда человек тянет рычаг на себя, он получает больше удовольствия, чем тогда, когда толкает его от себя или нажимает на кнопку. К тому же рычаг находится на правой стороне игрового автомата, что у большинства праворуких людей ассоциируется с чем-то хорошим. Это также может усиливать в них желание играть и готовность расстаться с большей суммой.
Если дверь в магазин подвешена так, что покупателю при входе нужно потянуть ее на себя, а не толкнуть от себя, это тоже может вызвать в нем желание получить незамедлительное вознаграждение и подтолкнуть к покупке суррогатных продуктов. Возможно, хозяевам магазинчиков, торгующих мороженым или спиртными напитками, стоило бы обратить внимание на этот факт. Когда мы тянем дверь на себя, мы сгибаем руку так же, как и тогда, когда ходим по магазину с корзиной, что может настроить нас на волну получения легкодоступного удовольствия.
Наше тело и движения, которые мы совершаем, оказывают на мышление и умозаключения сильное и притом весьма предсказуемое влияние. Мы можем научиться подмечать признаки этого влияния, чтобы в полной мере понимать, как работает наш мозг, а также чтобы адекватнее оценивать способ его взаимодействия с телом.
Глава 6
Обувь, секс и спорт
Как тело облегчает понимание
Читаем мозг
Со времен Аристотеля философы не перестают спорить о том, в какой части тела обитает душа – в голове или другом органе, например в сердце. Австрийский философ, врач и анатом ХІХ века Франц Йозеф Галль, основатель краниоскопии, или френологии, был убежден, что способен определить, что именно происходит в уме человека, по одной только форме его черепа. Он доказывал, что различные части мозга отвечают за совершенно разные умственные процессы – например, самоуважение, веру или речь – и что по небольшим отличиям в форме отдельных участков черепной коробки, под которыми находится соответствующая область головного мозга, можно судить о таких качествах человека, как интеллигентность или нравственность. В свое время его теория получила достаточно широкое распространение. Тогда претендентов на занятие должности нередко отправляли к местному френологу, чтобы тот, сделав обмер и «расчет» их черепных коробок, выдал заключение – работодатели во все времена хотели знать, чего можно ожидать от новых сотрудников, нет ли изъянов в их «отсеках» добросовестности и исполнительности.
Свой большой труд по френологии Галль опубликовал в 1819 году. В переводе на английский он называется «Анатомия и физиология нервной системы в целом и мозга в частности с соображениями о возможности установления некоторых умственных и нравственных предрасположенностей человека и животного по очертаниям их головы». В наши дни книга с таким заголовком никогда не стала бы популярной – слишком уже он длинный для твита!
В начале 1800-х многие люди верили, что френология действительно способна читать мозг как раскрытую книгу{120}. Церковь, однако, отвергала идею о возможности внешнего, телесного проявления духовных особенностей человека, таких как вера или самоуважение. Некоторые называли френологию шишкологией, высмеивая тезис, что по форме черепа можно судить о его «содержании». Ученые объявили труд Галля псевдонаучным, а самого автора и его последователей обвиняли в сборе только тех фактов, которые подтверждали их теорию, и игнорировании опровергающих ее доказательств.
Работы по френологии действительно отличаются тем, что психологи сегодня называют предвзятостью подтверждений, то есть склонностью искать и находить только ту информацию, которая доказывает истинность имеющейся точки зрения{121}. Конечно, это слабое извинение, но никто не застрахован от подобной ловушки. Позвольте мне сделать небольшое отступление, чтобы доказать вам, насколько легко в нее угодить. Прочитайте следующую задачу из категории «проблема тождества слов»:
Вам выдали четыре карты. На лицевой стороне каждой из них нанесена одна буква или цифра. Допустим, вам достались карты с обозначениями A, В, 4, 7. Вам сообщают правило: «Если на одной стороне карты стоит гласная буква, значит, на другой стороне – четное число».
От вас требуется проверить это правило и определить, насколько последовательно оно соблюдается. Итак, какие карты вам необходимо перевернуть, чтобы определить, действует правило или нет?
Если вы перевернули карты А и 4, то вы попали в хорошую компанию. Многие так поступают, но и они, как френологи, падают жертвой предвзятости подтверждения. Вам действительно необходимо перевернуть карту А, чтобы увидеть, соблюдается ли правило – у нее на «спине» должно быть четное число. А вот карта 4 вам ни к чему: что именно на ее обратной стороне, не имеет значения. О том, что должно быть нанесено на нелицевой стороне карты с согласными буквами, в правилах нет ни слова. Не исключено, что у некоторых из них там могут быть и четные числа. На самом деле вам, как и большинству людей в этой ситуации, необходимо было сделать другое: попробовать опровергнуть правило. Для этого требовалось перевернуть карту 7. Если у нее на спине оказалась бы гласная буква, то правило не действует.
Большинство людей не ищут информацию, опровергающую их убеждения. К таким людям, безусловно, относились и френологи. К середине ХІХ века невыверенность постулатов этой науки стала очевидной, поэтому ее популярность пошла на спад.
Однако не все утверждения Галля были лишены оснований. Современная нейробиология нашла немало доказательств в пользу его теории о специализации различных областей мозга. Речь, например, формируется в его особых центрах. С помощью таких технологий, как функциональная магнитно-резонансная томография, ученые сегодня способны наблюдать за тем, что происходит в мозге человека, пока тот говорит. Они доказали, что определенные участки в нем отвечают исключительно за коммуникацию с окружающими и понимание вербальных сообщений. Подобные исследования помогли нейробиологам убедиться еще кое в чем, а именно в том, что осмысление слов происходит не в одной зоне мозговой ткани – в случае необходимости к процессу подключаются и другие области мозга. Например, когда мы пытаемся понять некое сложное высказывание, то обращаемся за помощью к тем участкам мозга, которые организуют наши действия и взаимодействие с миром, даже если мы при этом не делаем никаких физических движений.
Возможно, вам доводилось слышать фразу: «Возбуждающиеся вместе нейроны связываются». В ней в упрощенном виде обобщено удивительное открытие, сделанное в 1949 году канадским физиологом Дональдом Хеббом, который доказал, что структура нашего мозга очень пластична. Так, Хебб обнаружил, что клетки мозга, неоднократно активизирующиеся в одно и то же время, тяготеют к установлению связи между собой. Иными словами, активность в одном нейроне приводит к активности в другом. Это открытие существенным образом изменило наше понимание значения нейронов для процесса обучения. По мере того как клетки снова и снова возбуждают друг друга, происходит определенный рост или изменение метаболизма связей между этими клетками, отчего они начинают еще эффективнее стимулировать друг друга. Если перенести этот закон в область речевой деятельности и придания смысла выражениям, то можно сказать: если одно слово часто встречается в контексте определенного действия, то его звучание провоцирует активность в двигательной области головного мозга, которая, в свою очередь, способствует более быстрому пониманию этого слова. Мы понимаем множество вариантов произношения того или иного слова, потому что моторные зоны мозга, которые были бы использованы для выполнения действия, о котором нам говорят, вовлекаются в процесс осмысления услышанных звуков.
В случае, когда речь идет о таких простых глаголах, как «пнуть», «схватить» и «лизнуть», это, безусловно, верно. Понимание их смысла осуществляется не каким-то речевым мини-компьютером, имплантированным глубоко-глубоко в наш мозг и выполняющим задачи по приданию смысла этим и прочим словам самостоятельно. Огромную роль в данном процессе играют те области мозга, которые участвуют в осуществлении конкретных телодвижений. Чтобы понять смысл этих глаголов, мы пользуемся «услугами» моторных зон головного мозга, которые, собственно, и помогают нам проделывать указанные действия{122}. Слово «схватить» обретает смысл, потому что мы в состоянии ассоциировать его с хватательным движением, которое совершаем. Увязывание глагола «давать» с действием передачи чего-либо кому-либо подкрепляет смысл этого набора звуков конкретным деянием. Даже тогда, когда мы говорим о чем-то абстрактном, например о подаче боссу идеи, двигательная система, контролирующая процесс подачи, снова подключается{123}.
Можно подумать, что понимание речи представляет собой, по сути, мысленную симуляцию действия с участием практически тех же систем мозга, которые и заставляют нас совершать или воспринимать эти действия в физической реальности. Отсюда следует, что слова порождают действие, но связь эта не односторонняя. Совершая действия, например забивая гвоздь, мы лучше понимаем связанные с ними фигуры речи, например: «Джесси пригвоздила его взглядом»{124}. Если действия неоднократно сопровождаются определенными словами (или целыми выражениями), неизбежно наступает момент, когда появление одной половинки этой пары вызывает ассоциацию с другой. И чем больше слов и действий совмещаются таким образом, тем более глубоким и беглым становится наше понимание речи. Конечно, это еще означает, что при нарушениях в двигательной системе речь – особенно та ее часть, которая связана с движениями, – тоже будет затруднена.
В конце января 2000 года в одну из британских больниц поступил пациент, одержимый идеей, что с ним вот-вот произойдет нечто страшное. По словам его жены, эта мания завладела им несколько месяцев назад. Поначалу она не придавала особого значения назойливым мыслям супруга, так как он всегда был человеком беспокойным и предрасположенным к мрачным толкованиям «знаков судьбы». Но его навязчивое состояние усугубилось: на протяжении нескольких недель, предшествующих поступлению в клинику, он постоянно тревожился и повторял, что беда может обрушиться на него в любой момент.
Больница располагала одним из лучших в Англии неврологическим отделением. Всего за несколько часов с момента поступления пациента команда врачей подвергла его полному обследованию и обнаружила, что его движения замедленны. Мужчина принимал оланзапин, нейролептический препарат, предназначенный для предотвращения приступов психоза. Затруднения моторики – один из известных побочных эффектов этого медикамента, так что нарушения двигательной функции не были неожиданными. Однако сканирование головного мозга показало атрофию лобных долей. Пациент плохо справился с тестом на проверку умственных способностей и явно испытывал трудности с речью. Когда его попросили за 60 секунд назвать как можно больше предметов определенных категорий, например автомобилей, фруктов или просто слов, начинающихся на букву «Т», ему удалось назвать от силы два-три.
В последующие шесть месяцев состояние пациента продолжало ухудшаться. При каждом следующем осмотре выяснялось, что его движения еще больше замедлились, а речь стала еще неразборчивей. Наступил момент, когда он мог говорить только «да» и «нет», а затем однажды потерял и эту способность. Мужчина все еще был в состоянии общаться с окружающими с помощью ограниченного набора жестов и мимики, но говорить уже не мог.
Случай заинтересовал всех невропатологов больницы, которым доводилось иметь дело со схожими симптомами у пациентов. Подобная резкая потеря двигательных и речевых способностей характерна для болезней двигательного нейрона – группы прогрессирующих дегенеративных заболеваний, которые разрушают нервные клетки, контролирующие произвольную мышечную деятельность, в том числе артикуляцию, ходьбу, дыхание и глотание{125}.
Обычно, когда нам нужно осуществить некое действие, двигательный нейрон в мозге отправляет сообщение спинному мозгу, откуда, собственно, конкретный мускул, осуществляющий движение, получает приказ сократиться и выполнить его. Если по ходу передачи этих сигналов возникает нарушение, мускулы перестают работать как положено. Их движение замедляется и нередко сопровождается окоченением или судорожным подергиванием. В итоге происходит полная потеря способности контролировать движения тела. Потеря двигательной функции в принципе переносится людьми тяжело, но особенно мучительны для пациентов трудности, возникающие с глотанием. Когда человек не может нормально глотать, то сложно предотвратить попадание в дыхательные пути посторонних веществ. Пациенты с болезнью двигательного нейрона нередко умирают от аспирационной пневмонии – воспаления легких, возникающего в результате попадания в них кусочков пищи, жидкости, рвотной массы или слюны.
Примерно шестеро из 100 тысяч человек сталкиваются с болезнью двигательного нейрона. Одной из ее форм страдает и известный физик Стивен Хокинг, а именно боковым амиотрофическим склерозом, известным также под названием «болезнь Шарко» или «болезнь Лу Герига». У бывшего сенатора от штата Нью-Йорк Джейкоба Джевитса тоже была болезнь двигательного нейрона{126}.
Невропатологи из упомянутой британской клиники разработали ряд тестов для выявления проблем, с которыми сталкиваются пациенты, предположительно страдающие болезнью двигательного нейрона. В одном из тестов пациентам предлагали сопоставить несколько наборов слов, таких как «туфли» и «сапоги» или «есть» и «пить», с картинками, изображающими эти самые объекты или действия. Примечательно, что с первым тестом пациенты справлялись относительно хорошо, а со вторым – несоизмеримо плохо.
В тесте под условным названием «Пальмы и пирамиды» пациентам давали картинки с изображением египетских пирамид и следом две картинки с деревьями: на одной были изображены сосны, а на другой – пальмы. Испытуемых просили определить, какие деревья смотрелись бы более естественно на фоне пирамид. (Ответ: пальмы.) А затем больным давали тест с «танцами и поцелуями». В этом тесте на картинках изображены не объекты, а некие действия. Испытуемым, например, могли показать три картинки: на первой из них была изображена рука, выводящая карандашом букву, на второй – рука, печатающая текст на машинке, а на третьей – рука, помешивающая кофе ложечкой. Писать буквы от руки и печатать их на машинке – два действия более подобные, чем помешивание кофе в чашке, поэтому правильно было бы назвать именно их близкими по типу. Для обычных взрослых между двумя тестами нет особой разницы. Однако пациенты с диагнозом «болезнь двигательного нейрона», справлялись с тестом с «танцами и поцелуями» гораздо хуже, чем с тестом с «пальмами и пирамидами».
В большинстве языков глаголы, как правило, труднее для восприятия, чем существительные. Во многом сложности объясняются значительным многообразием их грамматических форм. Это относится в первую очередь к таким языкам, как английский и итальянский, и в меньшей – к греческому или группе славянских языков, для которых характерны сложные именные конструкции. Однако у пациентов с другими формами повреждений и дегенеративных изменений головного мозга, например с болезнью Альцгеймера, нет подобных сложностей с глаголами – они есть только у людей, страдающих болезнью двигательного нейрона{127}. Почему? Возможно, причина в том, что дисфункция двигательной системы лишает не только возможности выполнять действия, но и способности понимать их языковые корреляты – глаголы. Если человек теряет двигательную функцию, то он начинает с трудом понимать слова, описывающие действия.
Тот пациент, который поступил в британскую больницу в январе 2000 года, умер менее чем через два года после появления первых симптомов. Вскрытие подтвердило диагноз – болезнь двигательного нейрона. Как и у других пациентов, умерших от этого заболевания, у мужчины обнаружили атрофию спинного мозга и стволовой части головного мозга, а также дегенеративные изменения премоторного и моторного кортекса.
Примерно в то же самое время, когда английские невропатологи благодаря пациенту с болезнью двигательного нейрона обнаружили, как тесно связаны между собой действия и описывающие их слова, нейробиолог Фридман Пулвермюллер делал свои открытия в понимании языка тела. На протяжении нескольких лет он настойчиво пытался разобраться в том, что именно происходит с мозгом тогда, когда наступает быстрое разрушение способности говорить и понимать слова. Особый интерес у него вызывал тот факт, что нарушения двигательных функций, которые нередко возникают у людей, переживших инсульт, часто сопровождаются также проблемами с речью.
Для понимания работы Пулвермюллера важно представлять себе строение двигательной системы. Тот участок нервной ткани, который называется моторным кортексом, или двигательной областью коры головного мозга, расположен на внешней стороне мозга и охватывает оба полушария. Его роль, говоря очень упрощенно, состоит в том, чтобы превращать наши планы о совершении каких-либо действий в реальные действия. Нейроны, иннервирующие моторный кортекс, организованы таким образом, что отдельные зоны контролируют определенные части тела, причем чем больше работы приходится выполнять «подотчетной» части тела, тем обширнее площадь зоны. Например, под представительство пальцев рук и особенно больших пальцев в кортексе отведено непропорционально большое пространство (имеется в виду непропорционально размеру самих пальцев). Люди обычно с легкостью сгибают и разгибают первую фалангу больших пальцев, но сделать то же самое другими пальцами рук им бывает уже сложнее. Различия отчасти объясняются несоразмерностью объемов мозговой ткани, отвечающих за большие пальцы и другие пальцы рук соответственно. Первые владеют значительно большей мозговой «недвижимостью».
Можно составить специальную карту мозга и показать на ней связь различных органов с участками моторного кортекса. Такая карта называется соматотопической. «Картинка» напоминает уродливого человека с непропорционально большими по сравнению с другими частями тела руками, губами и лицом (рис. 6.1). Поскольку этим частям тела приходится выполнять функции, связанные с мелкой моторикой, они занимают на карте двигательной области коры мозга значительное место{128}.
Рис. 6.1. Соматотопическая организация моторного кортекса{129}
Впервые соматотопические карты мозга появились в 1950-х годах как побочный продукт технологии, используемый для терапии эпилепсии{130}. В те времена неконтролируемые эпилептические припадки было принято лечить путем вскрытия черепа пациента, определения участка мозговой ткани, в которой зарождается приступ, и удаления соответствующих клеток. Но прежде чем провести операцию, нейрохирурги проводили электроразведку, стимулируя различные участки мозга пациента, лежащего на операционном столе в полном сознании, чтобы выяснить, какие из них за какие функции отвечают в первую очередь. Таким образом они определяли, что можно удалить с наименьшими негативными последствиями для пациента после операции. Технология электростимуляции сделала возможным создание соматотопических карт двигательной коры мозга и продемонстрировала, как именно мозг связан с другими частями тела.
Подобные карты помогают найти объяснение некоторым интересным феноменам. Вы когда-нибудь задумывались о том, почему массаж ног доставляет такое удовольствие? Возможно, все дело в том, что область мозга, которая «отвечает» за ноги, и та, которая «заведует» половыми органами, находятся рядом. Когда две зоны плотно прилегают друг к другу, их тесное соседство, похоже, способствует обмену нерелевантной информацией между нейронами, в результате чего возбуждение в одной зоне может передаваться и распространяться на соседнюю. Близость участков мозга, отвечающих за гениталии и ноги, может дать объяснение и тому, почему некоторые люди фетишизируют ноги и даже одержимы обувью{131}. И хотя нам вряд ли удастся узнать, так ли это, наверняка – если, конечно, Имельда Маркос[17] не завещает свой мозг науке, – с большой долей вероятности можно предположить, что в моторном кортексе бывшей первой леди Филиппин эти два участка взаимосвязаны. Некоторые нейробиологи утверждают, что у женщин по сравнению с мужчинами области коры головного мозга, отвечающие за ноги и половые органы, расположены ближе одна к другой{132}. Надо полагать, именно этим можно объяснить любовь женского пола к красивым туфелькам.
Пулвермюллер и его команда исследователей использовали соматотопические карты тела для изучения связи между речью и движением. Добровольцев просили выполнять простые действия рукой, ртом или ногой, и в то же время их мозг сканировали. Помимо этого испытуемые читали глаголы, связанные с движением тех же самых частей тела. Как и следовало ожидать, движение конечностями активизировало те области в моторном кортексе, которые были связаны с движением соответствующих частей тела. Причем выяснилось, что даже тогда, когда участники всего лишь слышали глаголы, связанные с подобными движениями, у них активизировались те же самые (или смежные) области коры головного мозга. Например, когда люди слышали такие слова, как «пнуть», в их двигательной системе включались участки мозга, соответствующие на карте ногам. А зоны, управляющие руками и ладонями, активизировались при слове «схватить». Слова, которые обозначали действие, связанное с лицевыми органами, например слово «лизнуть», приводили в «боевую готовность» зоны мозга, участвующие в управлении движением языка. Но удивительнее всего другое. Пулвермюллер обнаружил, что участие двигательной системы в обработке речевой информации происходит исключительно быстро, всего за несколько миллисекунд после произнесения слова. Подобная скорость активизации говорит о том, что двигательная система вступает в действие в ту же секунду, когда нам нужно понять слово, то есть еще на первоначальном этапе смыслообразования{133}.
Открытие Пулвермюллера имеет огромное значение. Начнем с того, что оно раскрывает нам механизм понимания речи, а именно то, что зоны мозга, применяемые для осуществления движения, используются и для понимания речи, по крайней мере глаголов. Или, как говорил философ Людвиг Витгенштейн, язык «вплетен» в действие{134}. Но важнее другое: если двигательная система помогает нам понимать речь, то проблемы с речью, возникающие, скажем, вследствие инсульта, могут быть частично разрешены или смягчены путем стимулирования областей мозга, которые способствуют осуществлению действий. Восстановление двигательной функции могло бы на практике восстанавливать речь.
Считается, что ежегодно 15 миллионов человек переживают инсульт. Иногда его называют мозговым ударом. Он происходит при нарушении притока крови в мозг{135}. Примерно у трети жертв инсульта возникают проблемы с речью, в том числе происходит утрата способности понимать чужую речь, или афазия. У некоторых больных эти трудности со временем проходят, но у многих сложности с коммуникацией переходят в разряд хронических. К сожалению, наши возможности для терапии хронической афазии ограничены, и люди нередко отказываются от дальнейшего лечения задолго до того, как наступает улучшение. Работа Пулвермюллера меняет такое положение дел. На основе его исследований уже разрабатываются новаторские методы лечения афазии, предусматривающие практику речи в контексте неких действий. Его пациенты после инсульта упражняются не только в простых речевых умениях, но и в более сложных коммуникационных актах. Например, они заново учатся обращаться с просьбой к кому-нибудь или отвечать на вопросы. При этом в качестве подсказки они используют карточки с текстом и картинками. Таким образом, они занимаются речевой практикой вместе с соответствующими действиями{136}. Похоже, именно двигательные действия берут на себя значительную долю тяжелой ноши по восстановлению способности к обучению речи, в том числе и тех, кто продолжает страдать хронической афазией даже через несколько лет после инсульта. Терапия действием, предложенная Пулвермюллером, помогает мозгу связать речь с движением. Вследствие инсульта эта связь часто нарушается, но мы знаем, что она имеет, безусловно, решающее значение для понимания речи.
Терапия действием также помогает здоровым людям, особенно в деле изучения и понимания иностранных языков. В речи на незнакомом языке нам часто бывает сложно определить, где кончается одно слово и начинается следующее. Предложения сливаются и превращаются в одно большое-пребольшое слово. Языковеды полагают, что, вероятно, нам трудно вникнуть в чужую речь потому, что никогда не доводилось совершать такие движения языком и ртом, какие необходимы для правильного произнесения этих звуков. Тренируясь говорить на иностранном языке с правильным произношением, вы не просто слушаете, как на нем говорят другие, – двигательная практика облегчает вам понимание незнакомых слов. Чем больше вы практикуетесь произносить иностранные слова, тем лучше начинаете понимать язык. Даже после относительно непродолжительных тренировок – достаточно всего ста предложений или около того – вы сами почувствуете пользу{137}. Наше понимание языка опирается на действия, особенно на действия, которые мы способны умело выполнять сами.
Воспринимаем буквально
Одно из самых удивительных свойств языка состоит в том, что его можно использовать для передачи как буквальных значений, так и абстрактных понятий, которые мы не можем увидеть или сделать. А поскольку способность понимать язык зиждется на установлении связи с действиями и событиями, о которых мы читаем или слышим, то возникает вопрос: как же мы понимаем смысл того, чего не можем увидеть, услышать или потрогать? Например, как мы осмысливаем такие эмоциональные понятия, как «великодушие», или выражения типа «встречать в штыки». Ответ простой: наше тело понимает эти идеи буквально.
Представим себе парня, который пытается порвать с девушкой. Они давно перестали ладить друг с другом, отношения не клеятся, и молодой человек хочет вырваться на волю. Девушка думает, что их связь еще можно спасти, но для парня все кончено. Он решает встретиться с ней после обеда и разрулить ситуацию в каком-нибудь общественном месте, где, как он полагает, она не станет устраивать сцены. «Мы оказались на перепутье», – говорит он, пытаясь объяснить, что их «пути расходятся». Люди часто описывают абстрактные понятия, такие как любовь, метафорически, наделяя их свойствами вещей вполне осязаемых, скажем, дороги, по которой идут двое влюбленных. Именно так и складывается в нас понимание абстрактных понятий – путем их «приземления», привязывания к чему-то буквальному, существующему в реальном мире. И пока девушка обливается слезами, какие-то участки ее мозга, осуществляющие движения, возможно, отмечают про себя метафору и начинают в мозговом симуляторе движение в сторону от теперь уже бывшего возлюбленного{138}.
Как известно, многие метафоры связаны с действием, а потому, наверное, неудивительно, что мы постигаем смысл самых разных абстрактных идей путем «привязывания» их к объектам из материального мира. Например, фразеологизмы типа «уловить идею» или «отдать концы» употребляются в переносном, образном смысле, но образованы с помощью глаголов, обозначающих конкретное действие, – «ловить» и «отдать». Однако, оказывается, наше тело принимает активное участие в обработке и тех выражений, которые не имеют столь явной связи с физическими действиями. Это выяснилось при проведении несложного эксперимента. Участников просили выслушать ряд высказываний типа «Трэвис передал тебе новость» или «Ты рассказал Лизе историю» и отреагировать на них определенным образом – например, потянуть рычаг на себя, – если предложение, на их взгляд, имеет смысл. Опыт показал, что содержание утверждений сказывается на скорости, с которой люди реагируют на услышанное. Они быстрее оценивают смысл предложений о получении информации и медленнее – о ее передаче другому, когда им нужно потянуть рычаг на себя. И наоборот, когда испытуемых просили надавить на рычаг от себя, если предложение им кажется осмысленным, то у них на это уходило больше времени, если в речевом сообщении говорилось о получении информации, и меньше времени – если речь шла о передаче информации другому. А все потому, что даже абстрактные понятия о распространении информации – получении или передаче – соотносятся с выполняемыми нами действиями получения и отдачи – рычаг на себя или от себя. И когда абстрактное понятие и наши действия оказываются однонаправлены, то исполнение ускоряется. Обмен идеями воспринимается человеком как продолжение обмена предметами, а потому в значительной степени связан с теми же двигательными и перцепционными процессами. При восприятии речи двигательная система активизируется, если слова содержат в себе значение передачи чего-либо кому-либо независимо от того, происходит ли реальное перемещение предметов{139}.
Абстрактное мы понимаем благодаря перенесению его на карту физического. Только вдумайтесь: что такое время? Мы часто говорим о времени как о пространстве и используем при этом пространственные образы, например: «Он передвинул встречу на два часа вперед». На такое абстрактное понятие, как время, мы переносим конкретику наших телесных движений. О чем говорят такие выражения: «Я предвкушаю нашу встречу в пятницу» или «Оглядываясь назад, на нашу встречу в прошлую пятницу, я понимаю…»? Они говорят о том, что мы взываем к чему-то, имеющему пределы и границы, такому как пространство, чтобы придать смысл другому понятию, воспринять которое нам сложнее, например времени. При этом мы крайне редко говорим о пространстве, как о времени. Было бы странно сказать: «Этот участок дороги длительный», чтобы выразить мысль о его размере. Однако мы можем сказать: «Время поджимает», чтобы напомнить о приближении крайнего срока. Когда людей, стоящих в очереди в столовую, спрашивали, когда состоится назначенная на среду встреча, если ее перенести на два дня вперед, то те, кто уже отстоял очередь и значительно продвинулся вперед, чаще, чем те, кто стоял в самом конце очереди, отвечали, что встреча состоится в пятницу{140}. (Правильный ответ: в понедельник.) Иными словами, передвижение в пространстве оказывает влияние на наши представления о времени. Поскольку мы способны физически перемещаться в пространстве, но не во времени, то склонны использовать первое, когда думаем о втором, но никогда наоборот.
Даже когда люди вспоминают события из прошлого или планируют будущее, их тело, похоже, скрыто проигрывает образы времени как высказывания о пространстве. Когда люди думают о том, что случилось в прошлом, они немного отклоняются назад, а когда размышляют о будущем, слегка наклоняются вперед. Это смещение в ту или другую сторону совсем незаметно, всего несколько миллиметров, тем не менее оно иллюстрирует склонность переводить время на «язык» телесных движений в пространстве{141}.
Опыт имеет значение
После потери мяча оклахомцем убойным броском в игру вступает Леброн.
Леброн доводит мяч до вершины трапеции, проходит трехсекундную зону и подносит Кевину Дюрану на ладони отменный двухочковый.
Ели вы фанат баскетбола и особенно если любите играть в свободное время (даже если в последний раз затягивали шнурки на кедах в далекие дни учебы в средней школе), эти предложения наверняка кажутся вам вполне осмысленными. И ваш наблюдательный мозг наверняка проигрывает все то, о чем вы читаете, как будто вы и есть Леброн. В определенном смысле так и есть: мозг думает, что вы член команды «Майами Хит» и сейчас находитесь на паркете. Не исключено, конечно, что в какие-то моменты вы побывали также и игроком «Оклахома-Сити Тандер», но, надо полагать, приятного в том было мало – раз вам довелось выступать против «Хит» в чемпионате НБА 2012 года.
Мы понимаем такие слова, как «бросить», потому что научились объединять бросательные движения с близкими к нему словами. Такие слова, как «бросок» и «двухочковый», обретают для нас смысл благодаря предыдущему опыту. Означает ли это, что мы не сможем понять то, что читаем, если сами ранее не выполняли описываемых в тексте действий? Не обязательно. Если вы никогда не пользовались китайскими палочками для еды, вы все равно поймете смысл предложения: «Мила аккуратно подняла клецку палочками». Просто в этом случае вы перенесете то, что читаете, на более знакомые действия, как, например, есть клецки вилкой или держать карандаш кончиками пальцев. Тем не менее, если бы вы могли опираться на опыт собственной двигательной системы, то вам было бы легче понимать слова.
Когда знаешь, что опыт действий в реальном мире оказывает влияние на восприятие окружающего, то уже нетрудно объяснить себе, почему спортсмены и фанаты в равной степени подражают движениям, которые видят на поле или по телевизору или о которых слышат комментарии по радио. Несколько лет назад в лаборатории психологии при Университете Майами мы провели исследование, в котором главным объектом изучения была именно эта «мимикрия». Если вы следите за тем, что происходит в профессиональном американском футболе, то, наверное, знаете, что Университет Майами находится не во Флориде, а в Оксфорде, в штате Огайо, небольшом провинциальном городке примерно в 45 минутах езды от Цинциннати. Возможно, вам это известно, потому что Бен Ротлисбергер, квотербек «Питтсбург Стиллерз», выступал за нашу университетскую команду. Еще у нас есть первоклассная хоккейная команда. Когда я работала в этом университете, Брайан Сипотц, один из звездных защитников нашей ледовой дружины, числился ассистентом в моей лаборатории, поэтому я часто ходила на матчи и наблюдала за его игрой.
Брайан был убежден: раз он сам играет в хоккей, его поведение как болельщика меняется. Наблюдая за игрой со стороны, он ведет себя не так, как его друзья-неспортсмены, и он лучше их понимает происходящее на льду. По его словам, когда он смотрит на игру, то чувствует себя так, будто и сам играет: невольно дергается, уворачивается и движется, как если бы находился на месте игрока с шайбой. Это чувство возникало не только тогда, когда Брайан смотрел игру, но также и в моменты, когда слушал радиотрансляцию матчей любимой НХЛ. Мог ли собственный игровой опыт на льду изменить его понимание поведения спортсменов, за игрой которых он наблюдал как зритель? Мы решили протестировать утверждения Брайана. Для этого пригласили к нам в лабораторию его товарищей по хоккейной команде и еще одну группу ребят, которые спортом не занимались. Мы хотели с помощью сканера понаблюдать за их мозгом, когда они будут слушать радиотрансляцию смоделированного хоккейного матча, и выяснить, насколько близко к сердцу каждый из них будет принимать то, что слышит.
Когда хоккеисты слушали матч, двигательная система их мозга, и особенно премоторная зона коры, пребывала в возбужденном состоянии. А вот у ребят, которые не играли в хоккей, во время трансляции матча участок коры, отвечающий за «хореографию» движений, оставался по большей части в состоянии бездействия – и уж точно ни разу не активизировался до такой степени, как у хоккеистов. Участники-хоккеисты, во время прослушивания аудиозаписи могли воссоздавать в уме поведение игроков на льду. И чем активнее работала их премоторная зона, тем ревностнее они следили за игрой{142}.
Наша работа с игроками в хоккей открывает путь к новому пониманию того, что именно происходит в умах спортивных болельщиков, когда они лежат на диванах или сидят на трибунах и смотрят матч или даже просто слушают его. Все это время их мозг «бегает» по полю. Он может даже симулировать движения реально выступающих игроков. Такое подражание можно воспринимать как проявление особого энтузиазма со стороны болельщика, но на самом деле оно связано с навыками и умениями человека. Когда мы наблюдаем за действиями других людей или же просто слушаем репортаж о них – особенно если сами делали что-нибудь подобное в прошлом, – мы перестаем быть просто зрителями: по крайней мере, двигательная область коры нашего головного мозга уж точно не будет сидеть смирно. Мы проигрываем в уме то, за чем наблюдаем, как будто сами являемся одним из игроков.
Капоэйра – бразильское боевое искусство, сочетающее в себе элементы танца и техники боя{143}, было создано потомками африканских рабов, вывезенных в Бразилию для работы на земле и сбора урожая сахарного тростника. Рабы были обречены на тяжелый труд и голод и лишены даже элементарных удобств. Капоэйра возникла как нечто большее, чем просто танец, – это был способ выразить свой гнев и отчаяние, а также обучиться приемам ведения боя, которыми раб мог бы воспользоваться для самозащиты.
Сегодня капоэйра известна во всем мире, ее часто можно увидеть в популярных фильмах и видеоиграх. Возьмем, к примеру, боевик 1993 года «Только сильнейшие». В нем герой Марка Дакаскоса применяет капоэйру как инструмент для мобилизации молодежи на борьбу против бандитов, заполонивших его родной город Майами. Один из главных героев видеоигры «Стритфайтер» тоже «работает» в стиле капоэйры. Это бразильское искусство использовалось даже в некоторых научных исследованиях по нейробиологии как способ продемонстрировать, насколько важен наш собственный опыт для понимания действий других людей.
Когда специалисты по капоэйре наблюдают за ее исполнением, область их мозга, руководящая осуществлением соответствующих движений, приходит в состояние высокой активности. Если же за этим танцем наблюдают артисты классического балета, то их мозг не приходит в такое же возбуждение. Примечательно, что активизация двигательной системы происходит только на фоне собственного двигательного опыта человека, а не просто его знакомства с конкретным стилем танца. Когда балерины наблюдают за па и фигурами из собственного репертуара и партнеров по танцу противоположного пола, их мозг реагирует столь активно именно на те движения, которые выполняют они сами, а не на те, на которые они лишь смотрели со стороны. Интернализация наблюдаемых действий помогает человеку понимать то, что он видит{144}.
Когда собственная двигательная система человека вступает в игру (или танец), он получает определенные преимущества. Например, он способен предсказывать результаты действий другого человека раньше, чем они будут выполнены до конца. Такой «дар» предвидения особенно полезен на спортивной площадке, да и просто тогда, когда человек пытается следить за игрой. Поэтому арбитрам и спортивным комментаторам идет на пользу личный опыт выступления в том виде спорта, о котором они судят.
Несколько лет назад коллектив нейробиологов из Рима провел эксперимент, в ходе которого трем группам испытуемых – баскетболистам, спортивным журналистам и людям, не имеющим опыта игры в баскетбол, – давали посмотреть отрывки из фильма, в котором игроки отрабатывали штрафные броски. На разных этапах совершения броска запись останавливали и просили зрителей угадать, попадет игрок в корзину или нет. Неудивительно, что прогнозы профессиональных игроков в баскетбол оказались более точными. Интересно другое: они угадывали исход броска на совсем ранних этапах его выполнения. Еще до того как мяч срывался с руки подающего, баскетболисты с опытом, сидящие в зале, уже могли судить об исходе броска, и их «предсказания» сбывались намного чаще, чем прогнозы спортивных журналистов или баскетболистов-новичков. Опыт давал игрокам со стажем преимущество перед коллегами в понимании того, как завершится действие, начало которого они видят{145}.
Пока люди наблюдали за выполнением штрафных бросков, ученые следили за сигналами, поступающими по электродам, которые они прикрепили к кистям и предплечьям испытуемых, рассчитывая таким образом получить свидетельства подготовки тела к действию. Во время просмотра мозг каждого из зрителей посылал определенные двигательные сигналы к мускулам рук своего «хозяина». Но только у людей с опытом игры двигательное возбуждение в мышцах рук достигало такой степени, что можно было предсказать, попадет мяч в кольцо или пролетит мимо. Активность была повышена и тогда, когда мяч, отлетая от руки героя на экране, ударялся об обод кольца, но не попадал в него.
Профессиональные спортсмены, занимающиеся другими видами спорта, тоже способны предсказывать итоги выступления коллег по цеху. Опытные бадминтонисты предугадывают, куда и как попадет волан, еще до того, как игрок на экране ударит по нему, даже если они видят не всю руку и ракетку играющего. Новичкам же, чтобы сделать такой прогноз, необходимо располагать всей информацией, видеть картину целиком{146}. В бейсболе отбивающие, или бэттеры, часто замахиваются для удара раньше, чем мяч покинет руку питчера, потому что они способны по движению тела питчера угадать, куда полетит мяч. Опытный мозг может сообразить, что делает другой человек, отражая его движения как в зеркале, и послать сигналы телу, чтобы оно знало, чего ждать и что делать, еще до того, как событие полностью свершится. Вот почему создается впечатление, что бывалые игроки всегда оказываются на два шага впереди: их мозг проигрывает действия раньше, чем они воплотятся в реальности.
Возможно, разгадка этой способности лежит в нейронной цепи, в которой формируется «опережающая модель» предстоящего действия. Она помогает мозгу предвидеть результаты наших поступков, а также действий окружающих еще до их осуществления. Когда мы принимаем решение сделать что-нибудь и мозг посылает мышцам сигнал выполнить нужное действие, одновременно создается и копия этой команды, которая дает возможность оценить конечный итог задуманного движения. Так мы получаем от мозга отклик на результат еще до того, как успеваем совершить действие в реальности. Когда вы перемещаете руку из одного положения в другое, мозг оценивает новое местоположение и то, что вас там может ожидать, еще до того, как к вам поступит какая-либо информация от внешнего мира. Именно благодаря таким «предсказаниям» мозга вы можете отдернуть руку от конфорки прежде, чем ощутите боль от ожога. И когда придет настоящая обратная информация, то реальными ощущениями можно будет по большому счету пренебречь, если они соответствуют тому, что мозг уже спрогнозировал.
Ученые утверждают, что они научились наблюдать за формированием опережающих моделей в действии. Мозжечок – это такой комок нервной ткани, расположенный в задней нижней части мозга. Он выполняет различные важные функции, в том числе рассчитывает время, необходимое для осуществления движений. Так вот, изучив возбуждение нейронов в мозжечке кошек, можно определять траекторию движущейся цели. Мозжечок кошки способен предвидеть движение цели вплоть до ее приземления, и, похоже, чем богаче опыт кошки в наблюдении движущихся предметов и животных, тем точнее будет ее «прогноз»{147}.
Представьте себе гимнастку, выступающую на бревне на Олимпийских играх. Чтобы выполнить последовательно несколько прыжков с поворотами на пятиметровом деревянном брусе, она должна точно знать, где именно закончит серию движений, причем знать это она должна еще до того, как разбежится для первого прыжка. Только так девушка сможет подготовиться к выполнению элементов. Потребность в предвидении существует во всех видах спорта, в которых человек совершает действия слишком быстро, чтобы можно было полагаться на получение обратной информации от среды. Так, в теннисе игрокам необходимо начинать движение еще до того, как мяч отлетит от ракетки соперника; в слаломе горнолыжник должен предвидеть свое движение как минимум на двое ворот вперед, чтобы успеть подготовиться к поворотам. Мозг эксперта обязан предвидеть будущие действия, прежде чем они будут выполнены, чтобы отреагировать своевременно и внести необходимые поправки. Поскольку хорошие профессиональные спортсмены накапливают огромный опыт, они способны оценить то, что видят или собираются сделать, и на базе этой оценки сформировать для себя весьма точную картину конечного результата. Наличие опыта отменяет необходимость обосновывать действия шаг за шагом – свои и даже чужие. Человек обретает способность проигрывать в уме то, что произойдет, еще до того, как он выполнит эти действия в реальности.
Хотя опытным игрокам не нужно бить ракеткой, чтобы узнать, куда приземлится волан, или бросать мяч, чтобы сказать, попадет он в кольцо или нет, они думают, что делают это. Спортсмены не всегда осознают, как именно у них возникает понимание и предвидение будущих действий. Возможно, поэтому из блестящих игроков не всегда получаются блестящие тренеры. Не все они способны заниматься самонаблюдением и вникать в то, что и как они делают, чтобы можно было научить этому других людей. Надо полагать, таков случай Уэйна Гретцки[18]. После нескольких лет полного доминирования на льду Гретцки попытался сформировать победоносную команду, но в качестве тренера не добился успеха ни на Олимпийских играх, ни в чемпионате НХЛ. Похоже, как игрок он умел предвидеть, что именно сделает игрок команды-соперника, раньше, чем тот сам это понимал, но передать свое умение другому для него оказалось не так-то просто{148}.
Вполне очевидно, что наши мысли могут управлять нашим поведением. Вместе с тем многое из того, что мы знаем о мире, приходит к нам со способностью двигаться и действовать в нем. Тело тоже оказывает влияние на разум. Наверное, поэтому люди говорят, что необходимо самому иметь определенный опыт игры на фортепьяно, чтобы по-настоящему оценить «Петрушку» Стравинского, и поэтому самыми страстными спортивными болельщиками становятся бывшие игроки. Короче говоря, то, что мы делаем при помощи своего тела, определяет то, что и как мы будем понимать умом. Но не только! Наши физические действия определяют также и нечто другое: насколько нам будет интересно то, что мы видим и слышим вокруг себя.
Глава 7
Слезовыжималка