Жертва всесожжения Гамильтон Лорел

20

Я спала, положив голову на папины колени, и папа гладил мои волосы. Я завозилась, устраиваясь поудобнее, прижимаясь щекой к обнаженному бедру. Обнаженному бедру? Внезапно я проснулась, резко села, еще даже ничего не видя. Джейсон сидел у стены, это у него на коленях я проснулась. Он выдал мне сильно разбавленную версию своей обычной наглой улыбки, но глаза у него были усталые и холодные. Он не собирался сегодня меня подначивать. Да, если Джейсон перестает дразниться, значит, положение серьезно.

Жан-Клод и Падма спорили по-французски, стоя по обе стороны деревянного стола. На столе лицом вниз лежал мужчина, и серебряные ленты, привинченные к столу, удерживали его щиколотки, запястья и шею. Он был гол, но не только одежды на нем не было. Вся задняя часть тела была сплошной кровавой кашей. Нашелся владелец висящей на двери кожи. Красивое лицо Рафаэля обмякло. Он был без сознания. Дай Бог, он уже давно его потерял.

Рафаэль, Царь Крыс, был главой второй по величине и силе стаи оборотней города. Ничьей игрушкой он не был. Какого черта он оказался здесь в таком виде?

– Что здесь делает Рафаэль? – спросила я у Джейсона.

Он ответил безжизненным усталым голосом:

– Мастер Зверей хочет владеть крысолюдами. У Рафаэля не хватило сил не прийти на его зов, но хватило сил не привести с собой других крыс. Он принес в жертву только себя. – Джейсон снова откинулся головой к стене, закрыв глаза. – Они не смогли его сломать. И Сильвию тоже.

– Сильвию? – Я оглядела комнату. Двадцать футов на двадцать, не особо большая. Сильвия была прикована к противоположной стене. Она обвисла в цепях, всем весом на запястьях, без сознания. Почти вся она была закрыта столом, где лежал Рафаэль. Вроде бы ничего с ней плохого не сделали.

– Почему она здесь?

– Мастер Зверей призвал к себе и волков. Ричарда в городе не было, и потому пришла Сильвия. Она защитила нас, как Рафаэль защитил свой народ.

– А о чем спорят сейчас Жан-Клод и Зверский Мальчик?

– Странник дал нам свободу, но они не хотят включать в договор Рафаэля. Мастер Зверей говорит, что Царь Крыс – не наш народ и не наши друзья.

– Он мой друг.

Джейсон улыбнулся, не открывая глаз:

– Я знал, что ты так скажешь.

Я встала, оттолкнувшись от стены. Немного меня шатало, но не сильно. Французская речь вампиров звучала горячо и яростно. Я подошла к ним.

Жан-Клод обернулся.

– Ты очнулась, mа petite. – Он говорил с сильным акцентом. Так часто бывало с ним после долгого разговора по-французски.

Падма поднял руку:

– Нет, не влияй на ее мнение!

– Как скажешь, – поклонился Жан-Клод.

Я хотела потрогать Рафаэля. Видно было, как поднимается и опускается у него спина, но я не могла поверить, что он жив, пока не дотронусь. Руки мои повисли над ним в нерешительности – не было места, не ободранного и не причиняющего боль. Наконец я коснулась его волос и отняла руку. Не хотела я приводить его в сознание. Сейчас обморок был лучше любого другого состояния.

– Кто он тебе? – спросил Падма.

– Это Рафаэль, Царь Крыс. Он мой друг.

В дверь камеры вошла Ханна, и я сразу поняла, что это Странник. Это невероятно женственное тело он сумел прислонить к двери очень по-мужски.

– Не можешь ты быть другом каждого монстра в этом городе.

– Поспорим? – обернулась я к нему.

Он покачал головой. Светлые волосы Ханны взметнулись волной, как в рекламе шампуня. Он рассмеялся очень девичьим смехом.

– О нет, Анита Блейк! Сегодня ночью я не стану спорить с тобой второй раз. – Он спустился по ступенькам – сняв туфли на каблуках, соскользнул. – Но будут ночи и после этой.

– Я просила неприкосновенности, и ты ее мне дал, – сказала я. – Ты больше ничего не можешь нам сделать.

– Я дал неприкосновенность только на эту ночь, Анита.

– Не помню, чтобы твое обещание ограничивалось определенным временем, – заметил Жан-Клод.

Странник отмахнулся:

– Это было понятно.

– Не мне, – сказала я.

Он остановился у стола рядом с Падмой, посмотрел на меня серыми глазами Ханны и нахмурился.

– Любой другой понял бы, что я имею в виду только эту ночь.

– Как ты сам сказал. Странник, она – не любой другой, – сказал Жан-Клод.

– Он – всего лишь один из совета. Он не может договариваться за всех нас, – вмешался Падма. – Он может заставить нас отпустить вас сегодня, но ничего более. Не может дать вам свободу без голосования всех, кто здесь представлен.

– Значит, его обещание – пустой звук.

– Если бы мне только в голову пришло, что ты просишь безопасности на все время нашего пребывания, – сказал Странник, – я бы просил большего, чем правды о смерти Колебателя Земли.

– Мы заключили сделку. Я свои обязательства выполнила.

Он попытался скрестить руки на груди, но пришлось свести их на животе – груди Ханны лежали на сгибах рук. У женщин неподходящая конструкция для крутого вида.

– Ты все время создаешь мне проблемы, Анита. Мудрее было бы не быть такой проблемной.

– Угрожай как хочешь, – ответила я, – но сегодня ты нас тронуть не можешь.

– Не вбивай этого себе в голову. – Его голос упал на пару октав, медленно вырываясь из горла Ханны.

Я обошла стол и встала у Рафаэля в головах, желая погладить его волосы и не решаясь. Слезы напирали из меня, давя на глаза.

– Раскуйте его. Он идет с нами, иначе твое слово плевка не стоит, Странник.

– Я его не отдам, – упрямо сказал Падма.

– Ты сделаешь как тебе скажут, – ответил ему Странник.

Я отвернулась от изуродованного тела Рафаэля. К тому же я не хотела, чтобы противник видел мои слезы. Отвернувшись от Рафаэля, я оказалась лицом к Сильвии – и остолбенела.

Штаны болтались у нее возле щиколоток, туфли не были сняты. Я шагнула, еще раз и почти подбежала к ней, опустившись на колени. Бедра Сильвии были измазаны кровью, руки сжаты в кулаки, глаза крепко зажмурены. Она что-то шептала, очень тихо, повторяя вновь и вновь. Я дотронулась до нее, и она вздрогнула, заговорила чуть громче, но я могла расслышать только одно слово: «Нет, нет, нет». Снова и снова, как мантра.

Я заплакала. Сегодня днем я говорила насчет всадить в Сильвию пулю, а теперь я плакала от жалости к ней. Какой из меня, к черту, крутой беспощадный социопат. У меня с Сильвией были свои счеты, но такое... она же вообще не любила мужчин ни при каких обстоятельствах. Поэтому все это было еще хуже, еще оскорбительнее. А может быть, я просто помнила ее гордой, уверенной в себе, и видеть ее вот такой было для меня невыносимо.

– Сильвия, Сильвия, это я, Анита! – Меня тянуло поправить ее одежду, но я не решалась до нее дотронуться, пока она не поймет, что это я. – Сильвия, ты меня слышишь?

К нам подошел Джейсон:

– Дай я попробую.

– Она не захочет, чтобы ее касался мужчина.

– Я не буду ее касаться. – Он опустился на пол с другой стороны от нее. – Но я пахну стаей, а ты нет. – Он поднес руку к ее носу, тщательно следя, чтобы не коснуться ее. – Почуй запах стаи, Сильвия. Ощути утешение нашего единства.

Она перестала твердить «нет», но и только. Даже глаз не открыла.

Я встала, посмотрела на тех, кто был в комнате.

– Кто это сделал?

– Она могла в любой момент это прекратить, – сказал Падма, – отдав мне стаю. Все бы кончилось. Она могла получить свободу.

– КТО ЭТО СДЕЛАЛ? – завопила я.

– Я, – ответил Падма.

Я уставилась в пол, а когда подняла глаза, «узи» смотрел на Падму.

– Я тебя пополам разрежу.

– Ма petite, ты попадешь в Рафаэля и, возможно, в меня. Автомат сделан не для стрельбы по одиночной цели в толпе, но пули из браунинга Падма переживет. Я затрясла головой.

– Он умрет. За это он умрет.

Странник встал рядом с Падмой.

– И это тело ты тоже убьешь? – Раскинув руки, он закрыл Падму собой. – Убьешь возлюбленную твоего друга Вилли?

Слезы были так горячи, что прожигали полосы на щеках.

– Прокляты, будьте все вы прокляты!

– Падма не лично сделал это с твоей подругой, – сообщил Странник. – Изнасиловать женщину может любой мужчина, но снять шкуру с живого оборотня – лишь мастер своего дела.

– Тогда кто? – чуть спокойнее спросила я. Стрелять из автомата я не стану, и мы все уже это знали. Я выпустила «узи», он повис на ремне под пальто. Охватив рукоятку браунинга, я стала обдумывать этот вариант.

Жан-Клод направился ко мне – он слишком хорошо меня знал.

– Ма petite, мы все можем уйти отсюда беспрепятственно – по крайней мере на эту ночь. Этого добилась ты. Не погуби своей работы ради мести.

В дверь вошел Фернандо, и я поняла. Может быть, он был не единственный, но он среди них был. Фернандо ухмыльнулся мне в лицо:

– Странник не дал мне Ханну.

Меня начало трясти – мелкой дрожью, возникшей в руках, захватившей плечи, все тело. Никогда никого мне так не хотелось убить, как вот этого здесь и сейчас. Он скользнул босиком вниз по лестнице, поглаживая линию волос, начинавшуюся у него на животе, потирая руки о шелк собственных штанов.

– Может, мне и тебя удастся приковать к стене, – сказал он.

Я почувствовала, как по моему лицу расплывается улыбка, и сказала очень старательно – иначе бы завопила, застрелила бы его. Это я знала так же точно, как то, что здесь стою.

– Кто тебе помогал?

Падма остановил сына, обняв его руками. На лице Мастера вампиров отразился неподдельный страх. Сын его был слишком самодоволен или глуп, чтобы понять ситуацию.

– Я сам справился.

Смех, который из меня вырвался, мог бы задушить горечью.

– Столько вреда ты бы один не наделал. Кто тебе помогал?

Странник положил руку на плечо Фернандо:

– Другие, безымянные. Если эта женщина сможет тебе рассказать, пусть. Если нет, значит, тебе не надо знать. Охотиться на них ты не будешь, Истребительница.

– Сегодня – нет. – Трясущая меня дрожь стала стихать. Ледяной центр моего существа, то место, где я отказалась от части самой себя, стал расширяться, заполняя меня. Я была спокойна, смертельно спокойна. Могла сейчас перестрелять их всех, не моргнув глазом. – Но ты сам сказал. Странник: будут и другие ночи.

Джейсон что-то тихо говорил, и Сильвия отвечала. Я глянула на нее. Она не плакала. Лицо ее побледнело и окаменело, будто она держала все внутри, крепко и туго. Джейсон отстегнул цепи, и Сильвия сползла вниз. Он попытался подтянуть ей штаны, но она его оттолкнула.

– Позволь я помогу, – предложила я.

Сильвия хотела подтянуть штаны сама, но руки ее не слушались. Она повозилась и рухнула набок в слезах.

Я начала ее одевать, и она не мешала мне. Где могла, она помогала, но руки у нее так тряслись, что она мало что могла сделать.

Брюки у нее были из розового полотна, трусов я не нашла. Их не было. Я знала, что раньше они были, потому что Сильвия не вышла бы без них. Она леди, а леди так не делают.

Когда все уже было прикрыто, она подняла на меня взгляд. Такое было в ее карих глазах, что мне захотелось отвернуться, но я себе не позволила. Если она могла перенести всю ту муку, что сейчас отразилась на ее лице, то самое меньшее, что я могу сделать, – не отводить взгляд. Не моргнуть. Я даже плакать перестала.

– Я не выдала стаю, – сказала она.

– Знаю, – ответила я. Мне хотелось до нее дотронуться, поддержать, но я не решалась.

Она рухнула лицом вперед, всхлипывая – не плача, но всхлипывая так, будто выплакивает внутренности по кускам. Я осторожно обняла ее за плечи. Она припала ко мне, держась за меня. Наполовину она лежала у меня в руках, наполовину на коленях, и я медленно ее укачивала. Наклонившись к ее уху, я тихо выдохнула:

– Он покойник. Все они покойники.

Она медленно затихла, потом посмотрела на меня:

– Клянешься?

– Клянусь.

Она припала ко мне и тихо сказала:

– Я не стану убивать Ричарда.

– И хорошо, потому что мне не хотелось бы убивать тебя.

Она засмеялась, и смех тут же перешел в плач, но тише, спокойнее, без того отчаяния.

Я посмотрела на остальных. Мужчины, живые и мертвые, глядели на меня.

– Рафаэль идет с нами, дебаты окончены.

– Очень хорошо, – кивнул Падма.

Фернандо обернулся к нему:

– Отец, этого нельзя! Волки – ладно, но не Царь Крыс.

– Тише, Фернандо.

– Ему нельзя позволить жить, если он не покорится!

– Ты недостаточно крыса, чтобы стать для него доминантом, Фернандо? – спросила я. – Он сильнее, чем ты можешь вообще быть, и за это ты его ненавидишь.

Фернандо шагнул ко мне. Падма и Странник удержали его, взяв каждый за плечо.

Жан-Клод встал между нами.

– Пойдем отсюда, mа petite. Ночь выдалась утомительная.

Странник медленно отступил от Фернандо. Не знаю, кому из нас он меньше доверял – мне или крысенку. Потом Странник медленно отстегнул цепи Рафаэля. Крысолюд все еще был в обмороке, безразличный к своей судьбе.

Я встала, Сильвия поднялась вместе со мной. Она отодвинулась от меня, попыталась идти сама и чуть не упала. Я подхватила ее, Джейсон поймал ее за вторую руку.

Фернандо захихикал.

Сильвия споткнулась, будто получила пощечину. Этот смешок резал сильнее любых слов. Я приложила губы к ее щеке, прижала свободной рукой ее лицо к своему, шепнула прямо в ухо:

– Не забудь, он покойник.

Она на миг прижалась ко мне, потом кивнула, выпрямилась и позволила Джейсону отвести себя к лестнице.

Жан-Клод как можно бережнее поднял Рафаэля и положил его себе на плечи. Рафаэль застонал, руки его сжались в кулаки, но глаз он не открыл.

Я повернулась к Страннику:

– Тебе нужно найти себе другую лошадь. Ханна идет с нами.

– Да, конечно, – ответил он.

– Быстрее, Странник!

Он посмотрел надменно – такого выражения я на лице Ханны еще никогда не видела.

– Не стоит тебе вести себя глупо, Анита, из-за одного удачного акта магической бравады.

Я улыбнулась, зная, что улыбка эта не из приятных.

– Сегодня у меня терпение кончилось, Странник. Быстро выметайся из нее, или...

Я ткнула стволом браунинга в пах Фернандо – все стояли настолько близко.

У Фернандо широко открылись глаза, но он и вполовину не испугался так, как надо было бы. Я прижала ствол чуть сильнее – большинство мужчин в таком случае отступают. Он слегка ухнул, когда ствол вдавился, но наклонился ко мне, пытаясь поцеловать.

Я засмеялась. И смеялась, пока его губы витали вблизи моих, а ствол упирался в его тело. И смех, а не ствол заставил его отодвинуться.

Ханна свалилась на колени – Странника в ней не было. Надо было, чтобы кто-нибудь помог ей подняться. Я подумала о Вилли, и он тут же появился и помог Ханне встать, не глядя на меня. Я не сводила глаз с плохих парней. Все надо делать по порядку.

– Почему ты смеешься? – спросил Фернандо.

– Потому что такие мудаки, как ты, долго не живут. – Я отодвинулась, по-прежнему направляя на него ствол. – Это твой единственный сын? – спросила я Падму.

– Мое единственное дитя.

– Мои соболезнования, – сказала я.

Нет, я его не застрелила. Но глядя в его злобные глаза, я знала, что возможность еще представится не раз. Некоторые люди ищут смерти от отчаяния, другие бросаются ей навстречу от глупости. Если Фернандо хочет броситься, я с удовольствием его подхвачу.

21

Рафаэль лежал на смотровом столе, но не в больнице. У ликантропов есть импровизированный пункт «скорой помощи» в подвале здания, которое им принадлежит. Мне когда-то самой здесь обрабатывали раны. Сейчас на столе лежал спиной вверх Рафаэль под капельницами с питательными растворами и анальгетиками. На ликантропов анальгетики действуют не всегда, но надо же что-то попробовать.

Он очнулся еще в джипе. Кричать он не стал, но вполне хватило тех сдавленных звуков, которые вырывались у него из горла на каждом ухабе.

Доктор Лилиан была миниатюрной женщиной с полуседой прической строгого делового стиля. Она тоже была крысолюдом.

– Все, что могла, я для него сделала, – сказала она мне.

– Он поправится?

– Да. – Она кивнула. – Если пережить шок и кровопотерю, то единственная опасность – инфекция. Мы подхватить инфекцию не можем.

– Аргумент за временную мохнатость, – сказала я.

Она улыбнулась и похлопала меня по плечу.

– Я знаю, что у тебя юмор – средство справиться со стрессом, но сегодня на Рафаэле его не используй. Он хочет с тобой говорить.

– А ему уже можно...

– Говорить? Вообще-то нет, но он мой царь и не позволил мне его усыплять или отключать сознание, пока он не поговорит с тобой. Я займусь другими пациентами, пока он будет тебе говорить то, что считает столь важным.

Она хотела выйти, но я тронула ее за рукав:

– Как Сильвия?

Лилиан хотела отвести глаза, но все же не стала.