Запретный плод Гамильтон Лорел
Он потер лицо и отнял окровавленную руку.
— Метки не снимаются, Анита. Я не могу их забрать.
Я сжимала обрез так, что даже руки заболели. Кровь текла по руке и из раны. Я думала. В какой-то момент я была готова разнести это совершенное лицо. Я этого не сделала. Наверное, потом пожалею.
— Вы хотя бы можете не лезть в мои сны? — спросила я.
— Это я могу. Я прошу у вас прощения, ma petitе.
— Перестаньте меня так называть!
Он пожал плечами. Черные волосы чуть ли не отливали багрянцем в свете факелов. Дух захватывает.
— Перестаньте играть с моим сознанием, Жан-Клод!
— О чем вы говорите?
— Я знаю, что вся эта неземная красота — ловкий трюк. Так что перестаньте.
— Я этого не делаю.
— Что же это значит?
— Когда найдете ответ, Анита, приходите и поговорим.
Я слишком устала для загадок.
— Кем вы себя считаете, что так играете людьми?
— Я новый мастер этого города, — сказал он. Вдруг он оказался рядом со мной, и его пальцы коснулись моей щеки. — И это вы возвели меня на трон.
Я отдернула голову.
— Держитесь от меня подальше, Жан-Клод, какое-то время или, клянусь…
— Вы меня убьете? — сказал он. И он улыбался, он смеялся надо мной!
Я его не застрелила. А еще говорят, что у меня нет чувства юмора.
Я нашла комнату с земляным полом и несколькими неглубокими могилами. Филипп дал мне его туда провести. И только тогда, когда мы стояли и смотрели на свежевзрытую землю, он повернулся ко мне:
— Анита?
— Тише, — сказала я.
— Анита, что происходит?
Он начинал вспоминать. Он будет становиться все более живым ближайшие несколько часов. День или два он будет почти настоящим Филиппом.
— Анита? — позвал он неуверенным голосом. Маленький мальчик, испугавшийся темноты. Он держался за мою руку, и рука его была настоящей. И глаза все те же чистые и карие. — Что здесь происходит?
Я привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. У него была теплая кожа.
— Тебе надо отдохнуть, Филипп. Ты устал.
Он кивнул и повторил:
— Устал.
Я отвела его к мягкой земле. Он лег на нее, и вдруг резко сел, хватая меня за руку и глядя испуганными глазами.
— Обри! Он…
— Обри мертв. Он тебя больше не обидит.
— Мертв? — Он осмотрел свое тело, будто только что его увидел. — Обри меня убил.
Я кивнула:
— Да, Филипп.
— Я боюсь.
Я поддержала его, растирая ему спину мягкими бесполезными круговыми движениями. Он обнял меня, будто никогда не отпустит.
— Анита!
— Тише, тише. Все хорошо, все хорошо.
— Ты хочешь положить меня обратно? — Он отодвинулся, чтобы видеть мое лицо.
— Да, — сказала я.
— Я не хочу умирать.
— Ты уже умер.
Он посмотрел на руки, сжал пальцы.
— Умер? — шепнул он. — Умер? — И лег на свежевскопанную землю. — Положи меня обратно, — попросил он.
И я положила.
К концу его глаза закрылись, лицо обмякло и стало мертвым. Он втянулся в могилу, и его больше не было.
Возле могилы Филиппа я упала на колени и зарыдала.
48
У Эдуарда оказался вывих плеча, перелом двух костей руки и укус вампира. Мне наложили четырнадцать швов. Мы оба выздоровели. Тело Филиппа перевезли на местное кладбище. Каждый раз, когда я там работаю, я прохожу мимо и здороваюсь, хотя знаю, что Филипп мертв и ему это все равно. Могилы нужны живым, а не мертвым. Они дают нам возможность думать о них, а не о том, что те, кого мы любили, гниют под землей. Мертвым безразличны красивые цветы и мраморные статуи.
Жан-Клод послал мне дюжину белейших роз на длинном стебле. К ним была приложена карточка: «Если вы правдиво ответили на вопрос, приходите танцевать со мной». Я написала на обороте «Нет» и в дневное время сунула карточку под дверь «Запретного плода». Меня привлекал Жан-Клод. Может быть, и до сих пор привлекает. И что из этого? Он думал, что это меняет положение вещей. Это не так. И чтобы об этом вспомнить, мне достаточно только посетить могилу Филиппа. Да, черт возьми, даже этого не нужно. Я знаю, кто я. Я — Истребительница, и я не встречаюсь с вампирами. Я их убиваю.