«Огненное зелье». Град Китеж против Батыя Стрелков Владислав

Глава 14

Зимний лес невероятно красив, когда одевается в снежное серебро. Разлапистые елки, украшенные снежными шапками, похожи на столпившихся подружек, которые собрались посмотреть на странных людей, замерших среди них.

Люди затаились за рублеными щитами из бревен, замаскированными лапником, щедро присыпаны снегом. Сидели не шевелясь. Ждали.

– Сигнал! Княже, сигнал!

– Не кричи, вижу.

Я поднял руку, показывая, что сигнал видели и поняли, толкнул Демьяна, и он, привстав повыше, замахал руками, подавая знак на другую сторону поля.

– Приготовились, всем сидеть тихо.

Послушал расходящийся шепот повторяющейся команды, потом повернулся к Борису:

– Ну, все, Боря, иди с Богом. Только на этот раз как договаривались, лады?

Борис кивнул и исчез в лесу.

Эта засада не первая. Три раза мы делали ловушки для небольших отрядов монголов. Два раза обошлись без потерь, а в третий раз пошло не так, как планировал. Бояре, привыкшие к прямому бою, роптали на то, что выскакиваем, как тати из леса. Ну и выскочили, не дожидаясь нужного времени. В результате наши потери составили тринадцать ратников убитыми и одиннадцать тяжело ранеными, из них трое уже не бойцы. Причем мне даже отчитывать нерадивых не пришлось. Наставляли провинившихся Кубин и, неожиданно для меня, Лисин Макар Степанович, один из сотников, который вывел свою сотню в атаку только на поддержку остальных. Теперь, надеюсь, будет так, как задумано.

Дозоры вернулись с вестью, что в эту сторону идет десять сотен степняков, и мы, используя особенности местности, сделали ряд засад. Узкая полоса поля или старицы, всего двести метров в самом широком месте, петляющая как дорога, хорошо подходила для первой засады. Вначале поле сужалось до пятнадцати метров, где были подпилены высокие сосны, для того чтоб завалить узкий проход, потом после нескольких поворотов упиралось в лощину, в глубине которой мы приготовили вторую засаду. В самом начале лощины, по-видимому, был большой водоем, довольно глубокий – более четырех метров. После того как мы уйдем по оврагу, специальная команда набьет по краю водоема много лунок так, чтоб лед только-только выдержал проход легкой конницы, и уйдет вслед за нами, оставив специально подготовленных мной ратников для подрыва четырех пороховых зарядов. Думаю, хватит, чтоб закупорить выход из лощины в случае отхода монголов из второй ловушки или отсечь возможную помощь. Обойти овраг не получится – слишком густые заросли и завалы.

Для лучшего использования наших лучников я собрал самых метких стрелков в одной команде, на этот раз разделив на две части. Сотня на той, полторы сотни на этой стороне леса. Причем два отряда лучников сдвинуты друг от друга, чтоб каждый контролировал все части поля. Также по краям поля, в самой глубине леса, находились боярские сотни, которые ударят в нужный момент с двух сторон.

Тщательно замаскировались, а в этом нам весьма помог снег, шедший весь вчерашний день и вечер. Наутро ударил крепкий мороз, но люди тихо сидели и ждали подхода поганых. Каждый понимал, что впереди жаркий бой и, возможно, для кого-то последний, так как решили замахнуться на больший, чем в прошлые разы, отряд степняков. Нас всего три сотни. Еще около сотни простых мужиков, что прибились к нам после освобождения из полона, которых как воев я не считал, отправив пока в обоз. Если монголы пройдут большим отрядом, то просто пропускаем их и ждем других. Задача у нас есть конкретная – отбивать полон и искать обозы с осадными орудиями. Ну, и по возможности уничтожать мелкие группы степняков, но только в подобных засадах. В любом другом случае мы просто обречены. Даже не приближаясь, такое количество монголов вмиг нашпигует нас стрелами, а оставшихся в живых накромсает в мелкий салат. Вот и приходится применять такие засады, ожидая, когда дозоры обнаружат то, что надо. Только обозы с камнеметами и камнями пока не встретились, а вот полон отбили раз, и сразу много.

Степняки тогда вели куда-то огромную толпу, в основном молодых девушек. Бояре, увидевшие, как монгол плетью огрел упавшую девушку, сразу выхватили сабли – и в атаку. Удержать их было невозможно. Поганых была всего сотня, но они не кинулись врассыпную, не спаслись, а дали отпор, весьма грамотно прикрываясь полоном, не давая нашим лучникам работать в полную силу. Тогда-то наш отряд и понес первые потери. Но удержатся ли бояре в этот раз от преждевременной атаки?

– Идут.

Из-за поворота показались всадники, идущие широким, в несколько рядов, строем. И опять ничего не боясь. Считают, что нет им тут достойных противников. Исполать им.

– Два, три, четыре…

Демьян шепотом считал десятки проходящих монголов. Толкнул его локтем и тихо зашипел:

– Уймись, считай про себя.

Надо сидеть тихо, так как любой звук в зимнем лесу слышен далеко. Кто этих степняков знает? Может, кроме острого зрения у них еще чуткий слух? Все это понимали и сидели не шевелясь. Даже сороки, всегда гомонящие некстати, сейчас притихли. В тишине замерзшего леса были слышны только потрескивания деревьев от мороза и тихий гул тысяч копыт.

Я смотрел за поворот, на крону сосны, что торчала в самом лесу, и была выше всех остальных деревьев. На ней сидел наблюдатель, который должен дать сигнал. Один взмах рукой – отряд один, и больше никого нет; два – отряд не один, и их необходимо пропустить. Уже не раз оговаривалось, что в случае прохождения очень большого отряда или тяжелой монгольской конницы все сидят не высовываясь. Иначе придется уходить с боем, так как даже внезапное нападение на небольшой отряд тяжелой конницы не даст нам преимущества. Но нам везет, опять мимо идет легкая, и их около десяти сотен. Ждем сигнала наблюдателя.

Из-за ствола махнули один раз. Так, эти идут одни, и больше никого. Последние всадники поравнялись с нами. Пора.

Подаю знак, и Демьян выстреливает стрелой с привязанной красной лентой. Это сигнал всем. Натягиваются луки, и лес наполняется треньканьем спущенных луков и шелестом стрел. Без крика и клича. Пусть поганые как можно дольше остаются в куче, так проще их бить. В прошлый раз взревели и потом долго перестреливались с кинувшимися в разные стороны монголами.

В дружине стрелков хороших – полторы сотни, остальные на расстоянии больше двух сотен шагов стреляют не ахти. Но сейчас они бьют практически в упор.

Со всех сторон щелкали луки, посылая смерть ненавистным врагам. Степняки взвыли и стали отвечать. В щиты очень часто застучало, но раненых или убитых, слава Богу, пока нет. Раздался резкий крик, и часть монголов рванула обратно к узкому проходу. Часть стрелков тут же переключилась на них, быстро выбивая поганых. Никто не уйдет!

В узком проходе на поле малая группа мужиков, готовых завалить все подрубленные сосны, и князь Борис со своими ратниками, а с другой стороны поля – все остальные бояре под командой сотника Лисина.

Рука хватает пустоту, сам не заметил, как опустели оба тула со стрелами.

– Запас давай!

Из-за ели вынырнул мужичок с полными тулами: один мне, другой Демьяну. У него тоже стрелы кончились. Я наложил стрелу, но стрелять поздно – из леса вылетели сотни тяжелой русской конницы с неизменным кличем:

– Китеж!

Стрелки, убрав луки и выхватив клинки, с ревом ринулись добивать остатки поганых. Часть осталась на контроле подходов – никто не должен уйти. Но по многим было видно, что еще чуть – и они кинутся в общую свалку.

Хлопнул прыгающего от нетерпения Илью Лисина по плечу:

– Иди помаши саблей. Мы тут сами управимся.

Парень нырнул за ель, где стояли наши кони. Через секунду, опережая свой клич, Илья летел к сражающимся.

– А я? – Демьян смотрел обиженно.

– А ты как лучший стрелок смотри, чтоб никто не ушел.

– Чего тут смотреть? Всех перебили, а кто жив еще – бояре приголубят.

Вот уже четвертый раз такие разговоры на эту тему. Как ведь охота саблю наголо – и вперед. Ну да, время такое, люди такие. А на поле уже все кончено. Только вижу, что боярские сотники почему-то опять недовольные опять едут.

– Что случилось, Тимофей Дмитриевич, что опять не слава Богу?

За Садова с усмешкой отвечает Лисин:

– Все слава Богу. Да только уж больно метки наши стрелки. Только с сотню поганых и было. Многие верную саблю вражьей кровью не порадовали.

– А я успел! – воскликнул Илья Лисин. – Одного приложить успел.

Лисин-старший подтвердил, хитро глядя на меня:

– Всех побили, с Божьей помощью. Даже язв серьезных не получили.

– Как всех побили? Ведь говорил же.

Это случилось опять. В ярости бояре крушили всех, кто попался под руку. Мстили за Китеж, у множества ратников в святом городе жили родственники. Мстили за родных, угнанных из разоренных родовых вотчин. За сожженный дом. За погибших страшной смертью братьев и отцов на Буевом поле у Больших Ключей. Я не мог винить их за то, что в ярости боя они забывали о так нужных пленных. А мне требовались языки. Вестей от дозоров явно недостаточно. Бояре были со мной согласны, но как только они видели врага, то…

Вот и опять, похоже, не судьба.

Но Лисин усмехнулся и, сделав кому-то знак, произнес:

– Есть, есть кощий. Я позаботился. Единственного, что мне живым попался, пришлось вязать и отбивать от боярых братьев.

По полю на веревке за конем волокли пленника. А он хоть живой? Веревка-то привязана за ноги. Посмотрел на Лисина, и тот, поняв мои мысли, сказал:

– Не беспокойся, говорить сможет. Бока и баялку ему хорошо намяли, это чтоб не блядовал, а правду глаголил. Резв оказался, уж в самом лесу настигли поганца.

Ну и хорошо, хоть так, а то только одними наблюдениями дозоров обстановку знать не будешь, где кто находится не разведаешь, обозы с осадными орудиями и камнями не найдешь.

– Ладно, с пленным потом поговорим. В обоз его, и смотреть, чтоб не сбег. Лошадей согнать, собрать оружие…

Я оглядел укрытия, густо утыканные монгольскими стрелами, и добавил:

– И все стрелы. Уходим в овраг.

Дождался, когда последние сани втянутся в узкий проход оврага и, в последний раз посмотрев на поле, поскакал вслед, на прощание махнув оставленным наблюдателям. Для них, как в прошлый раз, выбрали высокую сосну в глубине густого ельника. Тут же осталась и команда с четырьмя пороховыми фугасами, которые подорвут лед водоема на выходе из оврага.

Кони несли вперед, взрывая рыхлый снег. Выпало его уже порядком, но движению конницы он не мешал. Солнце опять заслонили облака, и, похоже, опять будет снег. Это хорошо. Прикроет следы от множества пробитых лунок на водоеме, набитых, чтоб фугасами разнесло весь лед наверняка, надежно закупорив ловушку.

Этот бой удачен, даже не верится. Всегда бы так. Погибших нет, больше двух десятков раненых, но это несравнимо с успехом. Только…

Только настораживает беспечность монгольских темников и тысячников. Какое-то странное ощущение неправильности. Почему этот отряд шел без заводных? Короткий рейд? С какой целью? Поиск нашего отряда? А может, это и не монголы вовсе? Народов, что выставило своих воинов под руку Батыя, было много. Но все они были под командой опытных монгольских военачальников. Что-то тут не так. Но что?

Вечером, если по следу уничтоженного монгольского отряда не пройдет другой, побеседую с пленным. Позову всех сотников и десятников. Пусть присутствуют при допросе, а потом пленного в расход. Если Батый узнает про нас, то начнется большая облава, как на Николая Евпатина, которого здесь называю Евпатий Коловрат. Где он сейчас? Братья Варнавины уже давно отправились на его поиски. Ходят слухи, что Коловрат бьет монголов, причем успешно. Недавно слышали новость о большом разгроме пяти тысяч монголов под командой Хостоврула. Вот удалец, право! Ведь у Евпатина всего две тысячи ратников! Скорей бы Варнавины нашли его отряд.

– Хэн тийм? Ярих![10]

Но пленный играл в молчанку. Надменное выражение сменялось презрительным. Похоже, он не понимал, что тут шутить не будут. На мои вопросы молчал и щерился. Ну-ну, я кивнул, и за него принялся боярин Бедата. Он прекрасно помнил, как расправились монголы с его семьей. И собрался проделать с монголом то же самое. Перехватив ноги пленника петлей и закинув веревку на толстый сук, Иван Григорьевич в один мах поднял пленника в воздух. Потом достал засапожный нож, присел и стал смотреть монголу прямо в глаза.

Монгол дернулся и… заговорил по-русски.

Ого! А акцента почти нет. Непростой нам язык достался. Я стал задавать вопросы. Монгол, поглядывая на боярина Бедату, отвечал сразу, долго не думая.

Степняк сказался простым кыштым-цэриг[11] из рода Тумэты, зовут Буолом, и знает он совсем немного. Расположения всех войск ему неизвестно, передвижения обозов тоже не знает.

В общем, по словам пленника – пустышка нам попалась. Только зря он так, мы же не совсем серые. Я встал с чурки, на которой сидел и задавал вопросы пленнику.

– Все, Иван Григорьевич, он нам не нужен. – И подмигнул. Бедата ощерился и понимающе кивнул. Схватил монгола за подбородок и поднес засапожник к его горлу.

– Нет! Не надо, я все скажу.

Я резко повернулся:

– Жить хочешь?

Степняк мелко закивал, косясь на близкий клинок.

– Тогда ты должен сказать то, что нас заинтересует. И подумай, прежде чем обмануть.

– За нами идут десять сотен тяжелой конницы, – выдавил из себя монгол.

– На каком расстоянии?

– Три санга[12].

Это примерно двадцать пять километров.

– Для чего?

– Найти и уничтожить неизвестный отряд, который действует у нас в тылу.

Ага, мы пока неизвестный отряд, но силы, выделенные для нашего поиска и уничтожения, внушительны. Уважают. И пленник совсем не прост.

– А ты непростой кыштым-цэриг. Слишком хорошо по-нашему лопочешь. Я думаю, ты сотник. Тушимэл[13], верно?

Степняк сглотнул и, не отводя глаз, кивнул:

– Харагул-цэриг[14].

О как! Повезло офицера разведки поймать. Хорошо, что его не упустили. Вот Лисин-то обрадуется.

– Что он сказал? – спросил сотник. – Кто он?

– Сотник дозора, Макар Степанович. Ты хорошего языка поймал.

И сразу задал следующий вопрос монголу:

– Сколько таких отрядов в поиске?

– Пять. Впереди каждого идет дозором легкая конница.

Так, это пять тысяч легкой и пять тысяч тяжелой конницы получается. Целый тумен за нами охотится. Ладно, надо действовать.

– Хорошо, Буол, ты пока будешь жить. Потом я еще с тобой побеседую.

Степняк чуть вздохнул и неожиданно сказал:

– Я знаю, кто ты, бохадур.

Я посмотрел ему в глаза и, улыбаясь, ответил:

– Не сомневаюсь. – Повернулся к братьям Борзовым: – Увезти к Кубину. Глаз с него не спускать, головой отвечаете.

Борзовы кивнули и, отвязав веревку, уволокли изумленного монгола прочь, а я задумался. Тумен – это для нас много, чересчур много. Даже если вычесть из этих сил уничтоженную утром тысячу, то все равно их много, надо уходить. Но просто бросить подготовленное место для засады не следует. Пусть она на тяжелую конницу не рассчитана. Тогда сделаем ловушку на лесном пруду – тут есть, где развернуться.

– Что будем делать, княже? – спросил Макар Степанович. – Против десяти сотен тяжелых конных пойдем?

– А почему бы нет? – И я повернулся к Бравому: – Иван Пантелеевич, зови всех десятников.

Бравый кивнул и исчез среди деревьев.

– Макар Степанович, сколько у нас земляного масла осталось?

– Три бочки, а что?

– Мало, а дегтя?

Лисин пожал плечами:

– В обозе должон быть. А что ты задумал?

– Погоди, Макар Степанович, поясню, как соберутся все, но сразу скажу, что поганым это не понравится.

Монгольская тяжелая конница двигалась медленно. Плотным строем по пять всадников в ряд. Внимательно вглядываясь в стену леса по краям оврага. Всадник, едущий во главе, поднял руку, и колонна остановилась. Резкая команда – и все тут же закрылись щитами, превратив колонну во что-то похожее на бронированную многоножку. Монгол спрыгнул с коня, откинул личину и присел, рассматривая многочисленные следы ушедших по оврагу русских. Многое ему не нравилось, но на лице невозмутимое, грозное выражение, повторяющее маску личины.

То, что они обнаружили на поле перед оврагом, говорило о том, что неведомый отряд русских легко расправился с тысячей. Тысяцкий не мог понять – как это случилось? Почему не заметили такую засаду? Осмотрев все тщательно, он признал простоту и изящество засады, сделанной коварными урусутами. И, главное, судя по следам, урусов было вдвое меньше. Сейчас его не покидало чувство – этот лес опасен. Но приказ темника однозначен – найти отряд урусов и уничтожить.

Овраг петляет и имеет крутые стены, иногда достигающие большой высоты, в три всадника. Злые демоны, ну почему этот лес такой? По краям оврага не пройти, разведчики вернулись сразу. И дно оврага настораживало. Чересчур ровное, совсем как в устье, где тысяцкому не понравилось то, что кто-то набил отверстий во льду. Значит, тут тоже водоем. Овраг, наверное, представлял собой рукав реки или протоки, однако довольно широкой, чтоб идти плотным строем. Выдержит ли лед прохождение тяжелой конницы?

Впереди лощина значительно расширялась, превращаясь в небольшое поле, потом следовал новый поворот. Монгол посмотрел на многочисленные следы, оставленные ушедшим русским отрядом, и втянул воздух сквозь сжатые зубы. Он бы сделал засаду тут, в самом узком месте. А там, впереди, стены оврага были меньше половины роста всадника. Да и лес там становился реже на первый взгляд. И просторней, чем тут, в овраге. Надо вывести тяжелую конницу туда и ждать результатов разведки.

Демоны и дэвы, куда подевались разведчики?

Из-за поворота появились всадники. Тысяцкий узнал всех троих, но среди них не было Сагана, старого и опытного воина. Значит, впереди врага нет, раз он не возвратился сам. Впрочем, сейчас он все узнает. Тысяцкий поднялся на коня и посмотрел на края оврага. Ёлки и деревья украшены выпавшим снегом. Тишина в лесу нарушалась только дыханием лошадей. Скорей всего, тут урусутов нет.

Кони взрыли снег рядом, и после поклона дозорный сказал:

– Мы разведали путь, Тенгуз-бохадур, на санг впереди по краям субуга[15] только девственный лес. Следы урусутов уходят дальше. Саган послал нас предупредить тебя. – И дозорный опять поклонился.

Тысяцкий задумался: если Саган не заметил ничего опасного, то почему так свербит? Не потому ли, что он уже сделал одну ошибку, втянув отряд в лощину, не дождавшись результатов разведки? Но он посылал проверить лес по краям лощины – там такие заросли и завалы, что не пролезут даже тарбаганы. Или беспокоят те набитые во льду многочисленные проруби? Нет, скорей всего, урусуты там ловили рыбу. Во всяком случае, надо двигаться вперед. Найти и уничтожить урусутов. Тысяцкий, наконец, снял невозмутимое выражение со своего лица и осклабился, представляя, как он будет казнить каждого уруса. Он опустил личину, скрыв свою улыбку под ней, и махнул рукой. Строй слитно сделал шаг вперед.

Взрывая снег, тяжелая конница вышла на просторную поляну, миновав большие кучи веток и прочего мусора по бокам устья. Такая же куча торчала посередине поляны. Строй не стал объезжать ее, а просто, разделившись, обогнул с двух сторон. Проезжая этот завал веток и прочего мусора, присыпанный снегом, темник ощутил новый прилив беспокойства.

Эти кучи на входе, и в центре, и… на выходе! Одновременно с последней мыслью тихий лес вдруг наполнился шелестом, похожим на звук летевшей тучей саранчи. Это стрелы! Они густо летели со всех сторон.

Тысяцкий ощерился – глупые урусуты напали на гвардию. Им не по зубам отборные латники Сага-Тенгуз-бохадура! И они кидают легкие охотничьи стрелы! Глупцы! Охотничьи стрелы не могут пробить крепкие латы, даже лошадей не покалечат. Тысяцкий резко выкрикнул команду, и конница, втянувшаяся в широкую часть лощины, встала вкруг и закрылась щитами. Теперь мы готовы, только покажитесь.

Стрелы летели и, ударяясь о бронь, отлетали в снег. Сага-Тенгуз-бохадур уже определил, где находятся основные силы урусутов, и отдал команду перестроиться. Конница выстроилась вытянутым овалом с основным направлением построения к пологому берегу оврага. Приказ стрелять в ответ тысяцкий пока не отдавал, все равно врагов не видно, а запас стрел не велик, тем более что стрелы урусутов урона не приносят, только беспокоят, как весенняя мошка. Вдруг что-то прочертило дымом тонкую полосу и воткнулось в большую кучу мусора, которая оказалась в самом центре строя. Полыхнул огонь, сразу зачадив черным и вонючим дымом. Стрелки, определив, что стреляли с высокой сосны, которая стояла недалеко, защелкали луками.

Сага-Тенгуз-бохадур скривился в усмешке, глядя, как от полыхающей кучи лесного мусора в центре расходятся горящие дорожки к таким же на входе и выходе оврага. Глупые урусуты! Воины Темуджина не боятся огня земляного масла. На пылающий в центре строя огонь никто не обращал внимания, как и на вспыхнувшие костры у обоих выходов из оврага. Урусуты вдруг перестали стрелять. Тысяцкий усмехнулся – видно, поняли, что бесполезно.

Вдруг что-то сильно ухнуло, сразу заложив уши, подняло и швырнуло вперед. Сага-Тенгуз в ужасе увидел, как огненные клубы растут со всех сторон. Он заорал от нестерпимой боли, но из горла вырвался только хрип. В гаснущем сознании промелькнула последняя мысль – коварные урусы его перехитрили.

Да, стильно они приодеты! Я смотрел на тяжелых монгольских конников из-под большой разлапистой еловой ветки. Сразу видно: элиту против нас послали. Все в одинаковом прикиде, и цвет у всех один – коричневый. Доспех у тяжелого всадника был необычен, даже шлем непривычной, вытянутой формы не имеет привычного навершия, он обтянут кожей и украшен бахромой по кругу. Кони тоже неплохо защищены, причем не только спереди. На головах, закрывая глаза, были надеты жуткие маски, наверное, для устрашения врагов. Тяжелые всадники обычно врубаются во вражеский строй, и ничем их не остановить. Только я знаю, как это сделать.

Издалека конница, плотно стоящая длинной колонной в овраге, была похожа на медленно ползущий бронепоезд. Колонна остановилась, не выходя на открытое пространство, ехавший впереди всадник что-то крикнул, и строй мгновенно закрылся щитами.

– Во дают! – изумленно прошептал Илья Лисин. А сидящий рядом Макар Степанович тихо сказал:

– На змия ползучего стали похожи.

Монголы в строю действительно сейчас напоминали огромного коричневого питона, который выполз из пещеры и озирается в поисках жертвы. Тем временем всадник спрыгнул с коня и присел, рассматривая следы.

– Он что-то заметил?

– Вряд ли. Следов-то там уйма, и все ведут дальше в овраг, а наши следы мы зачистили, и снег, что шел всю ночь, нам помог.

– Эвон, как внимательно в след смотрит.

– Энто, похоже, тысяцкий, – заметил Макар Степанович.

– А он деготь и земляное масло не учует?

– Не знаю. Хорошо бы нет.

Из-за поворота донесся топот, и показались скачущие всадники. Три часа назад по оврагу прошел монгольский дозор. Десять всадников покрутились, осматриваясь, и поскакали дальше. С вестями почему-то вернулись только трое.

– Макар Степанович, кого ты отправил в дозор на ту сторону оврага?

– Макарова Бориса Всеславовича.

– Добре.

Дозорные остановились у головы колонны тяжелой конницы и переговорили с тысяцким. Тот покрутил головой, как будто не веря тому, что сказали дозорные, и что-то крикнул. Бронированная колонна начала движение. Конница вышла на ровную гладь замерзшего лесного пруда. Рукотворная куча лесного мусора оказалась ровно посередине строя, который, разделившись, стал обтекать ее с двух сторон. Тысяцкий, глядя на кучу, остановился, потом посмотрел вперед.

– Он что-то учуял…

– Тише, Илья, не шуми, уже не важно, – успокоил я молодого Лисина. – Приготовились. Стрелять только охотничьими стрелами. Пусть кучней встанут.

Тяжелая монгольская конница уже на две трети вышла из оврага. Скоро голова колонны войдет во второй створ. Пора начинать.

– Бей!

Все разом выстрелили из луков и с пулеметной частотой начали опустошать заготовленные накануне вечером охотничьи стрелы. Громкая команда – и монголы довольно быстро выстроились в круг. Лисин-старший не стрелял, наблюдая за перестроением степняков.

– Эти стрелы им как укус комара. О, глянь, Владимир Иванович, в каре встали.

Я хмыкнул, глядя на эволюции поганых:

– Да нет, Макар Степанович, это не каре, это больше на яйцо похоже. Мы его сейчас изнутри… откроем.

Подал знак сидящему на сосне Демьяну и приказал лучникам:

– Приготовить боевые стрелы.