«Огненное зелье». Град Китеж против Батыя Стрелков Владислав

– Сейчас посмотрим, как они перескочат наши ежи, – хмыкнул я и поднялся в рост. Рядом с Евпатием встает Кубин. Ратники вынули сабли и мечи, приготовили копья.

– К бою! В ряд! – И меж стен гуляй-города выстраивается практически фаланга, ощетинившаяся длинными копьями.

Конная лава уже на середине подъема. Лук в руку – и весь остаток стрел из тула в самый центр конного клина. Рядом щелкают луки других бояр. Передние ряды атакующих сбиты, но лаву это не останавливает. Она подминает под себя слетевших с коней седоков и упавших лошадей. Первые всадники попытались с ходу перескочить торчащие ряды острых кольев, но кони напарывались на следующие, а всадники вылетали из седла под ноги выстроившихся ратников. Этих сразу добивали. Но часть конницы прорвалась через заграждение, и тут же была встречена множеством копий.

Удары, треск, жалобное ржание, звон железа, яростный рев…

Пеший монгол не ровня пешему русскому вою. Тут у стен гуляй-города наша сила. Перед ежами выросла груда вражьих и конских тел. Лошади бились в агонии, мешая накатывающим волнам степняков. Бояре с легкостью отбили и эту атаку. Степняки отхлынули, оставив у заграждений еще пару сотен убитых. Сразу ливнем посыпались стрелы.

Я скомандовал отход, и ратники, прикрываясь щитами, организованно отошли под защиту гуляй-города. С горечью увидел, как за бревенчатую стену оттаскивают убитых и раненых. А до этого стрелами даже не побило никого.

– Неплохо начали! – весело сказал Коловрат, стряхивая кровь с меча. – Десяток на несколько сотен поганых разменяли.

От его слов мне стало не по себе. Любой погибший воин мне как в сердце нож. Но я Евпатия не виню, он пробыл в этом времени достаточно, чтобы так оценивать потери. А я привыкать не хочу.

– Что-то решают, – проронил Кубин, глядя на противоположный холм.

– Ага, они так еще не получали. Четыре сотни положили, а результатов – ноль. Но что-нибудь надумают…

– Почему бы сейчас адскую машину не подорвать? – спросил Коловрат.

– Нельзя, – ответил я. – Надо ждать, когда подойдут полки и закроют выходы из поля. О, опять атакуют!

Монголы вновь ринулись в атаку клином, но у заграждения, заваленного трупами, спешились и, преодолев его, выстроили сплошную стену из щитов, чем сильно нас удивили. Быстро они учатся, но пока бестолково выходит. Степняки, как говорится, рождаются сразу с уздечкой в руках и спускаются с коня на землю только для продолжения рода. Они отличные всадники, но пеший степняк уступает привычному к пешему бою русскому ратнику. Бояре хмыкали, глядя на неровный ряд колыхающейся, как волна, щитовой стены. Степняки непрерывно приседали, и из-за щитов летели стрелы. Вдруг монголы, взревев, бросились вперед. Наши лучники заработали со скоростью пулемета, но волна атакующих захлестнула первую бревенчатую стену, и округа опять заполнилась звоном оружия.

– Запас! Давай запас! – орали стрелки обозникам.

Я стоял во второй линии щитов и своим луком поддерживал сражающихся бояр. Высунулся поганый – стрелой его…

Тулы быстро пустели, но тут же обозники доставляли полные. Рядом, у края бревенчатой стены, застыл обозный старшина, поглаживая ратовище копья.

– Егор, ты чего тут? А ну, к обозу…

Сквозь железный звон слышу спокойный голос Суромяка:

– Никуда не уйду. Я чту и помню отцов своих. – И обозник сунул копье через щель, наколов монгола у стены. – Вот так!

Степняки прикрываются щитами, и я оттягиваю тетиву до хруста в лопатках.

Дыннн! Стрела входит в деревяшку по самое оперение, а монгол валится назад с пришпиленным к телу щитом. Врагов становится слишком много, и наша стрельба начинает походить на идиотскую компьютерную стрелялку, где враги-мишени начинают появляться с чудовищной скоростью. Похоже, Батый загнал на холм целый тумен.

Первая стена уже опрокинута, и поганые сплошным потоком текут на нас. Против каждого ратника не менее пятерых. Щиты сдвинуты, бой идет через ряд. Коловрат в первых рядах. Вокруг него, как мошка, вьются монголы, а он крутит огромным мечом, как косой косит, создавая пространство наполненное обрубками и кровью. Но поганые все равно лезут – каждому хочется победить такого батыра. Сражающаяся масса людей уплотняется. Ратников начинают теснить ко второй стене. А следом идут свежие степные тысячи.

Я протиснулся ко второму ряду щитов, где застыли в готовности расчеты орудий. Пушки заряжены, запальные шипы накалены, но стрелять нельзя – много наших могут попасть под свою же картечь. Услышат ли?

– Отхо-о-од! Прикрыть орудия!

Услышали! Сражающиеся бояре начинают оттягиваться ко второму ряду щитов, выстраиваясь по их краям клином. Наконец наших ратников в секторах стрельбы орудий не осталось. Одни поганые, и их стало еще больше…

– Господи помилуй, – пробормотал я и рявкнул, – пали!

Одновременно откинулись орудийные порты, раскаленные шипы коснулись запального пороха, и пушки, отпрыгнув на полсажени, изрыгнули ярость картечи по врагу. По ушам хлопнуло грохотом залпа, на время выключая слух, все пространство между первым и вторым рядом щитов заволокло дымом. Расчеты яростно заработали банниками, вычищая стволы от тлеющих остатков. Сейчас необходимо прикрыть работу расчетов и заодно восстановить внешнюю стену гуляй-города.

– Ва-а-л!

Ратники в мгновение перестроились в несколько рядов, закрывшись чешуей щитов.

– Вперед!

– И – раз! – слитно двинулись вперед ряды. – И – раз!

В редеющем дыму проступали силуэты оглушенных и раненых степняков. Их сразу добивали. Картечь прорубила широкие просеки во вражьих толпах. Под ноги страшно смотреть…

Остальные монголы в панике скатывались по склону. Ратники выдвинулись вперед, подняли первый ряд стен и организованно вернулись под их защиту. С опозданием посыпались стрелы.

В глубине леса почти одновременно ухнули взрывы. Ага, отряды в тыл все-таки послали. А вдруг новики не управятся? Вдруг поганых через лес пройдет больше?

– Макар Степанович, будь добр, помоги своей сотней нашим лесовикам.

Лисин увел бояр в лес. Я поймал усталый взгляд Кубина.

– Власыч, не след тебе в общей свалке быть, – я поднял руку, прерывая возмущение старика, – возьми карабин, поднимись на башню и смотри в оптику. Если поганые притащат камнеметы, или еще чего неприятного, то сообщишь.

– Батыя подстрелить? – без улыбки пошутил Кубин.

– Без опыта все равно не достанешь, но если что, то максимум пять патронов… но наверняка!

– Есть, княже! – и дед Матвей приложил руку к шлему.

Я бродил среди павших ратников и всматривался в лица. Имена крупными буквами вспыхивали в памяти. Их теперь никогда мне не забыть. Сколько воев уже погибло? Не знаю. Счет давно потерян. Где князь Борис? А Лисин Илья? Почему не вернулся Макар Степанович?

Медленно обвожу взглядом заваленное телами поле боя. Потом смотрю на вражий лагерь. Монголы прервали атаки и затихарились, явно не зная – как бороться с русскими и их страшным оружием. Три атаки мы отбили только благодаря артиллерии и каждый раз, когда монголы в панике откатывались с холма, восстанавливали передовую стену. Потери у нас страшные. Даже у хорошо защищенных от стрел пушкарей. В пылу боя один заряжающий поторопился и, не пробанив ствол как следует, сунул новый заряд. Тлеющие остатки воспламенили порох как раз в момент проталкивания унитара. Выстрелом парня разорвало пополам…

Устав бродить, я подошел к бревенчатой стене. Тут трупов меньше. Бросил щит на снег, собираясь на него присесть, и вздрогнул от того, что сидящий у стены человек, которого я принял за убитого, вдруг открыл глаза и спросил:

– Отец вернулся?

– Нет.

Илья посмотрел сквозь меня и закрыл глаза. Рядом с ним шевельнулся лежащий вдоль стены князь Борис. Живы! Хоть одна хорошая новость, а то я считал, что они погибли. Хотя немудрено, что я принял их за мертвых, выглядели они как трупы, лежащие вокруг нас: все в рваных и рубленых ранах и в запекшейся крови. Велесов поднялся и сел. Я опустился на щит и откинулся на стену, вытянув раненую ногу.

Стена вздрогнула от того, что рядом уселся Коловрат.

– Жив, Владимир Иванович? Ну и слава Богу!

Евпатий вытянул руку, в которой он держал свой огромный меч, и, морщась, осмотрел его. Меч был в крови, которая уже успела местами замерзнуть. Он чуть наклонился, подтащил за ногу труп монгола и тщательно вытер клинок о его халат. Снова критически оглядел меч, затем повторил процедуру. Я усмехнулся, глядя на его манипуляции, вспоминая, как он разил поганых в бою. Меч Коловрата огромен и тяжел, но в руках Евпатия клинок порхал, будто тростинка, от одного удара разваливая пополам вместе со щитом очередного кандидата на победителя Великого Богатыря.

– Хичирхэг! Мэхэл багатур![18] – кричали монголы Коловрату. Но, видя неудачу очередного соратника, монголы упорно лезли под его смертоносный меч. Евпатин и располовинил врагов больше всех.

Из-за стены появились Горин и дед Матвей. Коловрат отложил клинок и посмотрел на Кубина. Тот потоптался, намереваясь присесть на корточки, потом плюнул и сел на труп степняка, подложив под себя щит. Демьян сел рядом с Борисом.

– Почему Батый так в нас вцепился? – спросил Коловрат. – Ведь уже почитай целый тумен тут положили.

– Дело принципа, – хрипло ответил Кубин.

– И чести, – добавил я. – Как же, непобедимый хан всей ордой не может одолеть какие-то пятнадцать сотен.

Нас давно уже не пятнадцать сотен, но все наши павшие внутри гуляй-города и монголам не видны. И гуляй-город стоит нерушимо.

– И кровник он твой, не забыл?

– Не забыл, – хмыкнул Евпатин. – Сам пусть придет и спросит, а я отвечу.

И покачал своим мечом.

– Оно, конечно, хорошо бы, – вздохнул дед Матвей. – Да только не придет он сам, кого попроще пошлет. Я с башни вот что углядел: пять волокуш на поле въехало. Никак пороки Батыю привезли. Засуетились они там.

– Кликните обозного старшину, пусть земляное масло и особые стрелы приготовит.

– Нет его, Владимир Иванович, – прохрипел Борис. – Он погиб.

– Боярин! – Из-за стены выскочил ратник и подбежал к нам. – Поганые пороки собирают.

У передовой стены собрались все ратники и смотрели на лагерь монголов. Перед холмом, примерно в ста пятидесяти саженях от нас, суетились серые фигурки вокруг четырех конструкций. Камнеметы собирались неожиданно быстро. Жаль, что картечь не достанет, а снарядных фугасов у нас кошкины слезки – всего пять штук. Будем забрасывать стрелами с нефтью. И подожжем.

У пороков гарцевали сотни всадников охраны. Если камнеметы разобьют передовые щиты гуляй-города и переключатся на внутренние укрепления, то монголы тут же начнут атаку.

– Выдвинуть пушки вперед, – распорядился я. – Убрать с их пути тела.

Расчеты с помощью ратников выдвинули пушечные минифорты вперед.

– Парни… – На лицах новиков задор, но в глазах бесконечная усталость. Многие ранены, но пришли все до единого. Даже Илья явился, несмотря на то что его качало, как тростник на ветру. Я оглядел парней и показал за щиты:

– Вон там стоят пороки, и сейчас они угрожают только нам. Но что есть мы? Мы – вои. А через несколько дней они будут кидать камни в города, где женщины и маленькие дети. Знаю, далеко и трудно. Но надо.

– Да что, княже, разве мы не понимаем? – Треш слабо улыбнулся и пихнул Павла Савельева. Тот кивнул:

– Добросим стрелу, не зря столько времени болты кидали.

В этот момент один порок метнул снаряд. Странный. Это не камень… это мешок! Он перелетел через стены гуляй-города и упал в лесу.

– Глянь, что там было, – сказал я Демьяну.

Только Горин ушел, как метнул снаряд второй камнемет. Серая глыба полетела низко и воткнулась в холм у передовой стены, разбросав снег в стороны.

Кинули камни и остальные пороки. Один пролетел над нами и упал где-то в лесу, а второй ударил в крайнюю бревенчатую стену и взорвался мелкими осколками. Сама стена развалилась по бревнышкам.

Мать ети! Льдом швыряются! Камни для городов берегут? Ну да, чего на нас булыжники тратить? Лед наши простенькие стены разобьет, а его зимой вдоволь на реках. Пора камнеметы уничтожать, а то скоро пристреляются.

– Приготовились!

Каждый из новиков взял по стреле-снаряду, только что наполненных горючей смесью. Я отошел в сторону и скомандовал:

– Бей!

Пятьдесят с лишним стрел по навесной траектории полетели в сторону метательных машин. А ведь точно летят! Зря я сомневался. Почти все стрелы разбились о деревянные конструкции метателей. Некоторые упали между ними. Пора кидать огонь, а то прислуга у камнеметов и степняки вокруг засуетились. Следом за новиками выстрелили мы. Четыре стрелы, оставляя черный след, взмыли вверх и полетели к порокам. Огненные столбы взмыли вверх, а новики вновь зарядили арбалеты.

– Бей!

Пламя вспыхнуло еще злее, а до нас долетел треск пожара и яростный рев степняков. Вокруг пылающих метательных машин суетились люди, пытаясь потушить пожар. Бесполезно, нашу смесь, в которую добавили все, что может гореть, потушить невозможно. Проверено. Если только все монголы не разденутся и плотно не закидают пороки своей одеждой.

Коловрат, глядя на огонь, усмехнулся:

– Вот и нет у поганых пороков.

– Что, совсем никаких? Ты уверен?

– А вот и ответ. – Бояре вскинули щиты, и по ним градом застучали стрелы. Мы шагнули вплотную к стене.

– Пороков больше нет? – Евпатий глянул на меня и захохотал. Я смотрел на него, улыбаясь, и думал – ведь он должен был от камня, брошенного пороком, погибнуть. Неужели историю изменили? Коловрат смеялся, посмеивались бояре.

– Княже! – закричали с башни. – Княже!

Дозорные на смотровой башне вразнобой показывали в разные стороны. Смотрю на поле: монголы начали активно перемещаться. Прибежал Кубин с карабином.

– Володя, полки подошли, – радостно сообщил он.

Все вокруг воодушевились. В монгольском войске началась уже нездоровая суета. Как бы Батый не вырвался из западни. Но нас монголы в тылу не оставят, могут навалиться всей сворой. Надо дать условный сигнал Русаку.

– Дымы сюда! Обложите ими тот холм.

Новики расхватали стрелы с дымными пакетами, подожгли фитили, и через мгновение полсотни дымных следов прочертили воздух над полем. Противоположный холм затянуло белым дымом. Но подрыва не было. Я забрал у Кубина карабин и нашел оптикой развилку на сосне, дощечка была на месте.

– Чего Русак медлит-то?

Бабах!

Это что еще? Одиночный выстрел со стороны врага насторожил. Вдруг дальняя стена из бревен разлетелась, калеча засевших за ней ратников.

Бабах!

Что-то ухнуло перед передовой стеной, и нас обильно присыпало снегом.

– Никак пушки? – вскочил Евпатин и выглянул на поле.

Вместе с Кубиным я выскочил с другой стороны щита. У самого подножья холма, чуть в стороне от догорающих пороков, суетилась кучка людей. К ним несли какие-то трубы, потом вспыхнуло пламя, что-то пролетело к нам – и край бревенчатой стены разлетелся в стороны. Вот и пушки, а с ними и китайские спецы. Только странно – после выстрела трубу оттаскивали в сторону и ставили другую. Одноразовые? А наводчик тоже один? Лук уже в руке, наложил стрелу…

Наводчик – штучный товар. Вот он, на кончике стрелы, в меня целит. Тонко пропела тетива, а сердце отстучало три раза, как я увидел, что китаец отлетел со стрелой в глазу. Но пушка все равно выстрелила. Успел огонь поднести, поганец! А снаряд…

– Назад! – запоздало закричал я.

Стена, за которой стояли мы, вспучилась бревнами.

Удар – и темнота.

Перед глазами люди. Много людей. Они стоят во множестве рядов, словно на старой черно-белой фотографии запечатлен целый полк. В первом ряду я вдруг узнаю своего отца и своих обоих дедов, а дальше – незнакомые люди, но с очень знакомыми лицами. И я вдруг понимаю – это мои предки. Где-то в самой дали угадывается лицо князя Владимира Дмитриевича…

Неожиданно приходит боль. И по ушам бьет чей-то крик:

– Очнись, Владимир Иванович! Очнись!

Вдруг обнаруживаю над собой Бориса и Кубина. Они прикрывают меня щитами. У передовой стены бояре выстроили вал. Лучники метают стрелы из-за щитов.

– Что случилось?

– Ох, слава Господу, жив! – крестится дед Матвей. – Тебя, Володя, бревном оглушило, а Евпатию-то… худо ему, зашибло сильно. Боюсь, не жилец…

Густо посыпались стрелы, и ратники, ругаясь, прижались к стенам. Я поднялся и сделал шаг к телу Коловрата. Прикрыл его от стрел своим щитом. Рядом подняли щиты Кубин и князь Борис.

– Казус какой… Владимир Иванович… – Евпатин поперхнулся кровью и слабо улыбнулся, – ведомо было, что смерть мне будет от пороков, а видишь, как вышло-то? Ты пороки сжег, а смертушка от пушек пришла.

– Ну-ну, рано о смерти говорить. Сейчас мы тебя к обозу унесем, там и поможем. Жить долго будешь.

– Нет… это… конец… чую. – Коловрат закрыл глаза. – А славно… мы бились…

И, выдохнув, замер.

Кубин смахнул слезу и, протянув руку, закрыл другу глаза.

– Прими, Господи, душу раба своего. Настоящего русского воя.

Вот и не стало Николая Евпатина. Не былинного, а настоящего богатыря – Евпатия Коловрата. Под частый перестук падающих стрел Борис прочел «Отче наш». Мы постояли, склонив головы.

– Княже! – опять крикнули со смотровой башни. – Наши из леса возвращаются.

Сотня Лисина, наконец, вернулась из леса. Долго их не было. Почему задержались? Макар Степанович въехал в гуляй-город верхом, а с ним очень знакомая личность…

– Долгие лета, Владимир Иванович! – поздоровался воин в золоченом доспехе. Причем в изготовленном по подобию наших.

– И тебе, Владимир Юрьевич, долгие лета, – кивнул я в ответ.

Сын великого князя лихо спрыгнул с коня. Быстро прошелся по гуляй-городу, особо не обращая внимания на вражьи стрелы, покачал головой на сваленные в сторонке трупы степняков, посмотрел на поле…

Пока он знакомился с обстановкой, я спросил у Лисина о результатах рейда.

– Посекли всех поганых, княже, – сказал Макар Степанович.

– А Борзов где?

Лисин склонил голову.

– Поганых две сотни было. Пять десятков от огненного зелья полегло, остальных мы побили… – голос боярина дрогнул, – убит Миша. Голову кровнику свернул, но не уберегся в сече.

Я взглянул на небо. Вороны… вороны… вороны… над полем кружила большая стая. Даже грохот взрывов и пушечная канонада не пугала их. Птицы ждали своего часа.

– Там и дозоры княжича встретили, – добавил Лисин. – Их боярин из коловратовской дружины провел.

– Ну, говори, князь Керженский, – сказал подошедший княжич, – что далее делать потребно. Ведь это ты у нас теперь главный воевода.

Что ж, если меня признал воеводой сын великого князя, то и сам Юрий Всеволодович тоже, но на время, а потом, скорей всего, попробуют использовать или вовсе избавиться. Никому не нужен такой конкурент в борьбе за власть. Ладно, посмотрим, а сейчас имеются другие проблемы.

– Сколько воев привел, княжич?

– Со мной двадцать сотен, – приосанился парень. – Там, в лесу стоят.

Хм, как, интересно, они там сумели разместиться? В лесу мы специально расчистили просторную поляну при вырубке. Нашим лошадям там достаточно просторно, но вместе с прибывшими толкотня, наверное, жуткая. Однако пусть потерпят. Как подорвем фугас, так сразу в атаку и пойдем.

– Что там Русак-то, может, не видит? Киньте еще дыма.

– Он не увидит, княже…

Я обернулся на голос.

– В том мешке были головы… – хрипло сказал Демьян, и по лицу его текли слезы. – Егора, Акима… всех…

Свело болью грудь… это я виноват в их смерти… проклятый степняк, чтоб ты в самое адово пекло попал!

– У-у-у-… – выхватив карабин из рук Кубина, я метнулся к минифортам, отпихнул заряжающего в сторону, высунул ствол «Тигра» в смотровую щель и прицелился в сосну. Полтора километра…

Даже для СВД запредельное расстояние, а для охотничьего карабина – тем более, но надежда есть. На таком расстоянии пуля никого даже не поранит. Синяк в худшем случае, но даже малого толчка достаточно, чтобы сорвать дощечку с чеки. Только попасть… только попасть…

Прицелился, потянул спуск…

П-чих! В оптику видно верхушку сосны, но пуля прошла, ничего не задев. Хоть бы веточку… чтобы понять… Еще две попытки – без результата. П-чих! П-чих! П-чих! Мимо…

Вытаскиваю карабин и быстро скручиваю глушитель. И вновь целюсь.

Ничего не должно мешать. Теперь для меня никого рядом нет. Нет никакой битвы, нет пушек, людей, ничего нет. Есть только цель – дощечка, а в ней весь враг. Именно в ней. Все зависит от проклятой деревяшки…

Бах! Ветка гораздо левее и ниже цели заметно вздрагивает. Ага! Теперь выше и правее…

Бах! Пуля срезала ветку рядом с целью. Проклятье! Еще чуть-чуть правее…

Бах! Мимо…

Последний патрон… от напряжения сводит руки и слезятся глаза. Расслабил кисти и зажмурился. Вдруг перед глазами встала та картина с моими предками. И явно вижу пустое место рядом с князем Владимиром Дмитриевичем. Для меня? Или Бориса?

– Володя, – слышу голос деда Матвея. – Монголы с холма уходят.

В оптике цель. И единственный патрон в карабине.

– Небывалое – бывает, – шепчу я и плавно тяну спуск.

Бах! Дощечка исчезает из виду. Попал! Мина сработает через две-три секунды. Успеваю посмотреть на холм через оптику. Действительно, куда-то собрались. Ага, вот и Батый…

Земля вздрогнула и вздыбилась. Вверх полетели бревна, грунт, люди. Огненный вихрь мгновенно вырос и раздался в стороны. С жутким воем полетели в разные стороны огненные шары, накрывая вражьи полчища беспощадным пламенем…

При закладке я повторил опробованный на лесном озере способ – в центре пороховой заряд, а по бокам и сверху бочки с нефтяной смесью. Только теперь пропорции были в разы больше. И взрыв мощнее – от грохота заложило уши и сбило с ног ударной волной наших ратников. Даже на таком расстоянии.

А монголов просто разметало. Многих пожгло. Ханской гвардии почитай нет. От тумена тяжелой конницы остались крохи – всего пара сотен; остальные степняки, разом лишившиеся высшего руководства, в панике пытаются выбраться из ловушки, но оба выхода из поля перекрыты русскими ратями. В перелесках разгоралось сражение. Теперь пора ударить и нам.

– Коня! – крикнул я. – Эй, на башне, стяг сюда!

Пока еще не привели коней, я отдавал последние распоряжения.

– Трифон, Николай! – позвал я десятников пушкарей. – Мы сейчас по поганым ударим. А вы сейчас отстрелите заряженную картечь и заряжайте пять пушек фугасами, и палите вон туда, а затем скатывайте орудия вниз. Берите весь огненный запас. Зарядов не жалеть. Николай, три пушки налево тяни, где поганых меньше, – и я показал на левую часть поля. – Встанешь там и с боярами Бравого оборону держи. Ты, Трифон, с четырьмя развернешься вон туда, видишь, где поганых больше всего? Мы ударим наискось, а ты жди, как от тебя по правую руку окажемся, тогда бей в самую гущу. Мы за пушки забежим и опять ударим. Если поганые отойдут, то двигай пушки ближе и бей.

Подвели коней. В этот момент грянул залп. Лошади шарахнулись, а бояре княжича от неожиданности присели, быстро крестясь и бормоча молитвы.

– Что, Владимир Юрьевич, непривычен глас пушечный? – спросил я княжича. – Ведь сам хотел на эту диковину взглянуть.

– Да уж, громок глас этот, – признался парень, немного бледнея. Он до сих пор был под впечатлением от увиденного взрыва. – Не бесов ли огонь это? Эвон как тьму поганых вознесло…

– Э нет, Владимир Юрьевич, – засмеялся Кубин, – не вознесло, а унесло. И огонь этот тьму вражью сжигает, значит никак не бесовский…

Княжич на это только перекрестился.

– Вои! – крикнул я. – Ударим поганых всей силой своей. За Ижеславец, Белгород, Пронск. За Рязань! За Китеж. Никто не уйдет от возмездия!

– Да-а-а! – взревели ратники. Я поднял вверх руку с копьем и направил коня вперед. Следом пошли бояре, и конница начала разбег. На полсклона повернули направо, огибая вал трупов у рва. Раздался протяжный грохот залпа, и, обгоняя нас, закувыркались пять фугасных снарядов. Они влетели в самую гущу монгольского войска. Четыре взрыва раздались почти одновременно, затем подорвался пятый фугас. От взрывов степняки шарахнулись в разные стороны. Часть поганых выскочила навстречу нам. Увидев атакующую кованую рать, многие отвернули назад, остальные, что-то заорав, кинулись в лобовую. Но кулак кованой конницы прошел через разрозненные отряды как нож сквозь масло. Проскочив до опушки, мы повернули направо, обходя поле по краю, чтобы забежать за орудия, пополнить утерянные в стычке рогатины и ударить вновь. Вслед за нами кинулись несколько тысяч монголов, собираясь ударить в спину. Расчеты минифортов к нужному месту не успели и дали залп издалека, больше в острастку, но степняки все равно шарахнулись обратно. После подрыва фугаса на холме и сокрушающих картечных залпов любой орудийный выстрел сильно пугал степняков, и они предпочитали держаться от пушек на приличном расстоянии.

Мы отбежали к пушкам, за которыми ехало несколько саней с запасами копий и стрел.

– Молодец, Трифон! – похвалил я десятника. – Вовремя пуганул вражин. А теперь толкайте пушки ближе, и жди момента. Если мы в сече увязнем, то стреляйте попарно. Пока две пушки заряжаются, две наготове…

У пролеска гремела основная сеча. Уже были видны ряды пеших русских ратников. Монголы стрел почти не кидали. От обозов их отсекли, и теперь степнякам пополнять тулы негде.

Вновь атака. Набираем скорость, направляя свой удар в край вражеского скопления. Навстречу нам развернулось до тысячи кочевников.

Двести метров, сто, пятьдесят… сшиблись!

Я отбил щитом вражеское копье, но и противник смог отбросить и мое в сторону. Однако тут же в степняка ударило копье Демьяна. А меня атаковали сразу двое поганых. Оба молоды, в стеганых халатах и с плетеными щитами. Я вскинул щит и толкнул пику одного степняка вверх, поднырнул под нее и гранью тяжелого щита ударил поганому в бок, а второму вонзил рогатину в край щита. Ратовище сразу вырвало из руки. Выхватил саблю, но впереди открылся разрыв между нами и основным войском монголов. Я потянул поводья, уводя конницу правее, однако отбежать за орудия сразу не удалось. Поочередный залп четырех орудий проредил кинувшихся нам наперерез несколько тысяч монголов, и они тоже прижались к опушке, а от основной массы начал накапливаться еще отряд. Кто-то явно организовывал разрозненные отряды. Сотники или кто-то из тысяцких, но не старше, так как вся верхушка орды была похоронена после подрыва большого фугаса.

Нам предстояло пробиться к пушкам, которые вновь начали бить парными залпами. С того края поля тоже часто грохотали орудия, только вот прикрыты они всего лишь сотней бояр, но и поганых там было на порядки меньше.

– Владимир Юрьевич, – подъехал я к княжичу, – надо бы нашим с того края поля помочь. И быстрее, а то, смотри, поганые для удара накапливаются. Вдруг прорвутся и нашим в спину ударят?

Перед нами перемещались тысячи степняков. К пушкам они лезть опасались, держась на приличном расстоянии, но насчет нас намерения понятные. Княжич, привстав на стременах, пристально посмотрел на поганых и кивнул:

– Добре, тысячу возьму.

Начинаем разгоняться и сбиваться в плотные ряды. Меня и многих бояр, оставшихся без копий, оттирают второй и третий ряд. Мы врубаемся в неуспевших разогнаться для удара монголов. В этот момент грохочут пушечные выстрелы, и по правую руку от нас вдруг проходит картечь, выкашивая врага. Как-то расчеты смогли подтянуться ближе и дать два залпа в спину степнякам. Однако благодаря пушкарям мы почти без потерь прорвались под прикрытие пушек. Вновь забежав за орудия, восполнили отсутствие копий, и сразу часть дружины с княжичем во главе ушла на помощь Бравому.

Расчеты орудий работают слаженно и быстро. От орудий валит пар, это стволы остужаются, причем оригинально – после выстрела, пока орудие банится и заряжается, на стволы накинуты овчины, обвалянные в снегу.

– Молодцы, ребята, – хвалю я парней, – а как сюда так быстро успели-то?

– Обозники помогли, княже, – весело ответил десятник.

После нескольких залпов подряд поле перед пушками затянуло густым дымом. Как бы поганые не воспользовались этим. Посмотрев по сторонам и немного подумав, я сказал пушкарям:

– Вот что, парни, сдвигайте пушки к левому краю леса. Вас прикроет сотня боярина Садова. Дали залп на десяток саженей вперед, так и двигайтесь…

Начинаем новую атаку, используя задымление. Повел дружину направо, считая, что отсюда поганые атаки не ждут. Но у самой опушки на нас вылетело не меньше двух тысяч легкой конницы, и мы молча опустили копья.

– А-а-а-а! – заорал поганый, метясь своим длинным копьем точно мне в грудь.

Я качнулся вправо, отбивая щитом вражеский наконечник. Мою рогатину степняк тоже отбил, но неудачно, она впивается лошади в спину под седлом. Бросаю ратовище, выхватываю саблю и по затылку н-на!

Новый враг налетает справа, метя в лицо. Вскинул щит, отводя удар, и клинком срубаю сжимающую древко руку. Тут же столкнулся щитами с проносящимся слева степняком, взмахнул вслед саблей, но не достал и чуть не проворонил противника справа – монгол, что-то крича, замахнулся из-за головы. Подставил щит под удар клевца, а сам рубанул врага по ребрам. Сабля скрежещет по кольчуге, но тут же в него впивается пика Демьяна. Поганого выносит из седла. Навстречу другой степняк, с саблей и плетеным щитом. Я выбросил клинок вперед. Враг прикрылся щитом, но вместо сабли бью окантовкой в нижний край халхи. От столкновения плетенка вминается, а поганого сносит с коня.

Вражеская конница смята, но мы вылетаем на спешенных монголов, которые выставляют перед нами копья. Конь налетает грудью на острие, рубанул одного поганого саблей и кубарем полетел в самую гущу врагов. Успеваю вскочить первым и убить двух сбитых мной монголов. Ко мне прорывается князь Борис, вместе с Гориным и Ильей Лисиным. Вокруг закипела отчаянная рубка. Почти половина бояр в столкновении лишилась коней. Вытесняемые с пролеска монголы кидались на нас со всех сторон. От левой опушки грохочут залпы, от которых некоторые кочевники испуганно приседают.

Шаг вперед, рубящий удар, щитом в щит, вражеская сабля проскальзывает мимо, тут же срубаю ее вместе с кистью. Удар прямо, обратным ходом, укол в другую сторону, короткий взмах и резко клинок вниз, подрубая слишком далеко выставленную ногу. В тесноте широкие взмахи редки, в основном короткий удар. Сабля чертит рисунок смерти. Враг наседает, и каждый раз клинок находит плоть, но и в ответ получаю болезненные удары, от которых спасает хороший доспех.

Где Борис? Где Демьян? Кажется, вокруг только одни монголы, но по мелькающим клинкам и характерным доспехам видно, что это не так.

Перед лицом блеснула сталью сабля. Шаг назад, принимаю удар на щит, выпад в ответ, монгол закрывается своим, отражая мой клинок. Одновременно бью краем щита в его щит, поганый от удара открывается, и тут же чиркаю лезвием по его глазам. Разворот – и удар по затылку склонившегося над упавшим боярином врага, еще взмах – и еще раз с силой по загривку. Ратник оттолкнул упавшее на него тело, вскочил, коротко кивнул и схватился с другим поганым. А мне достались сразу двое. Шаг назад, отбил удар щитом, ударил сам, отпрыгнул в сторону, щит вперед, и из-под него укол в бок врага, шаг влево, и под ноги валится убитый степняк, острием вправо, снова взмах, отступление еще на два шага, удар из-за головы…

В трех метрах вижу Горина. От его тяжелого меча разваливаются монгольские щиты.

Где же князь Борис?

– Уй-ча! – вопит монгол и прыгает на меня. Приседаю, удар саблей понизу, степняк резко опускает свой щит вниз и взмахивает клинком. Шаг в вперед, щит под удар, а кончик сабли делает еще одну улыбку поганому, чуть ниже подбородка.

В секунду роздыха оглядываюсь, но Велесова нигде нет, однако вижу Илью – он отмахивается сразу от трех степняков. Кидаюсь к нему, на ходу ударом окантовки щита сшибая поганого. Второго – саблей по ноге, и вместе с Лисиным одновременно накалываем третьего.

Сзади сильно бьют по шлему. Разворот – и клинок срубает степняку руку вместе с частью груди.

Не сражение, а гигантская мясорубка. Острая сталь кромсает плоть, кровь льется рекой, снег перемешался в густой кисель бурого цвета…

Взмах, удар, по щиту скрежещет сталь, еще взмах, удар в ногу… Тесно тут. Отмахнулся щитом от направленной в лицо сабли, с разворота рубанул по спине врага, кольнул в бок другому…

И тут вижу Велесова. Он, пятясь, отбивается от высокого степняка. Падает, запнувшись о труп, и поганый победно орет, поднимая клинок для последнего удара. Не успеть, далеко. Метаю свой щит. Он сбивает монгола с ног, и Борис тут же закалывает врага. Рядом с князем возникает Илья Лисин, хватает мой щит и, встав спина к спине с Велесовым, начинают отбиваться от наседающих степняков.

Выхватываю из бурой каши чей-то клинок. Передо мной тут же вырастают трое поганых. Щерятся. Думают, щита нет, так я легкая добыча? Счас! Качнул плечами и скрестил впереди клинки. Степняки расходятся, охватывая с боков. Раскручиваю сталь веером и прыгаю вправо. От трех ударов халха монгола расползается, следом летит отрубленная кисть, а степняк отлетает с улыбкой от уха до уха. Шаг ко второму. Щит поганому не помогает, порубаю ему ногу у колена и следом кисть.

– Хичирхэг! Мехел багатур! – орет третий, кидается в атаку и… отлетает в стороны по частям. Но его крик услышан. Степняки, как мухи, липнут к сильным бойцам. Какие же сказки им рассказывают в детстве, если они свято верят, что сила убитого ими богатыря перейдет к ним? На что надеются?