Новый скандал в Богемии Дуглас Кэрол
Он улыбнулся ей, предчувствуя окончательную уступку.
Она в ответ улыбнулась ему, предчувствуя, что наконец получит мужа, давно полагавшегося ей по праву.
Гардероб от Ворта был уже в процессе изготовления. Вскоре у короля останется слишком мало лишних денег, чтобы тратить их на столь недешевые безделушки, как любовницы.
Это был брак, свершившийся на небесах – но также в аду, через который царственной чете не так давно пришлось пройти.
Ирен сияла, глядя на это истинное сочетание душ, не говоря уж о родословных, затем подошла к Годфри, взяла его под руку, и мы удалились.
– Надо же, как странно, – сказал Годфри, самолично откупоривая бутылку шампанского с щегольством заправского официанта с белым полотенцем на сгибе руки.
Мы вернулись в номер, который я теперь делила с Аллегрой. Ирен с супругом все так же занимали тесный одноместный номер Годфри, как в ночь спасения короля, и ничуть на это не жаловались, хотя все чемоданы Ирен и оставались в нашей комнате.
– Во время дуэли, – продолжал адвокат, наполняя доверху четыре бокала, – у меня было совершенно четкое предчувствие, что со мной ничего плохого не случится. Ни страха, ни тревоги – лишь воодушевляющая уверенность в собственной неуязвимости.
– Что ты и доказал, – отметила Ирен, глядя поверх ободка своего фужера с шампанским. – И чем ты объясняешь этот приступ уверенности в себе?
– Тем недолгим временем, что я провел с учителем фехтования Ротшильда, – твердо сказал Годфри, – и кое-какой тренировкой с оружием самого высокого класса. Мне нужно обязательно возобновить эти уроки по возвращении. Вы, дамы, даже не представляете, насколько это невероятное событие, – я, новичок, ранил соперника с первого выстрела, при том что он стрелял раньше и все равно не попал! Я и не подозревал, что у меня такой талант в делах чести.
– И тем не менее мы не горим желанием в ближайшее время снова подвергать твою жизнь опасности, – промурлыкала Ирен, потягивая шампанское с той же осторожностью, с какой Люцифер приступал к миске со сметаной.
– Опасности? Если человеку, обладающему столь малыми умениями, так феноменально везет, об опасности даже и не приходится говорить. – Годфри застыл, задумавшись о менее радостной картине. – Полагаю, я мог и убить его, однако, хоть для меня потеря была бы не велика, бедная Клотильда считала бы себя неудачницей.
– Сейчас она настоящая королева, – отметила Ирен, – Королева Сердец – вершина того, о чем могут мечтать почти все женщины. Если бы ты не… сохранил жизнь королю во время дуэли, ты не узнал бы, что он не представляет для тебя угрозы – и никогда не представлял.
– Нет, сам я этого не понял бы. – Годфри, подойдя к Ирен, продел руку под локтем жены, и они выпили из бокалов друг друга.
Я не знала, куда девать глаза. Просто невероятно, как два человека могут превратить столь безобидный обычай пить на брудершафт в зрелище, крайне стеснительное для безвинных наблюдателей, пускай они и женаты – я имею в виду этих двоих, а не наблюдателей.
Аллегра сжала мои пальцы и наклонилась поближе, шепча на ухо:
– О, дорогая Нелл, не смущайтесь! Такие моменты – лучшая награда, как, я думаю, вы и сами убедитесь в недалеком будущем.
– Ах ты, бесстыдница, что ты имеешь в виду? – шутливо возмутилась я.
В ответ она продемонстрировала мне лукавые ямочки на щеках – способ, который молодые девушки частенько используют, чтобы избежать вопросов, и который быстро перестает действовать даже на молодых людей.
Я мечтала хоть ненадолго остаться с Ирен наедине, так как у меня к ней была масса вопросов. Но теперь она полностью погрузилась в череду репетиций для частного представления «Невесты призрака». Если она не ворковала с Годфри, то выводила трели с мистером Дворжаком в Национальном театре. Надо сказать, этот джентльмен был по-настоящему счастлив снова ее видеть. От меня не ускользнуло, как увлажнились его глаза, когда ему сообщили, что Ирен все-таки планирует наконец спеть его кантату. Затем он посерьезнел и предсказал стремительную атаку репетиций.
Мистер Дворжак оказался таким строгим надзирателем, что мне пришлось буквально зажать Ирен в уголке ее гримерки два дня спустя, пока Годфри сопровождал Аллегру на многообещающей экскурсии по пражским пивным на открытом воздухе – оба даже не дали мне возразить против подобного отступления от правил приличия.
– Не смей ни подсматривать, ни подслушивать заранее, – предостерегла Ирен, обнаружив меня в гримерке, – иначе испортишь себе весь сюрприз.
– Ирен, я переживу, если не услышу ни единой ноты до начала представления. Но вот чего я точно не переживу, так это отсутствия сведений о том, что случилось с поддельным королем. В конце концов, мы с Аллегрой несли за него ответственность, и мне было бы так же невыносимо услышать о его смерти, как тебе – о смерти той девушки-служанки.
– Вот как! И это всё, Нелл? – Ирен обмахнула свои идеальные черты лица пуховкой и засияла в тумане взлетевшего в воздух облачка пудры, предусмотрительно закрыв глаза. – Все очень просто: поддельного короля похитили Шерлок Холмс и доктор Уотсон, чтобы отправить на допрос в британское Министерство иностранных дел, где очень интересуются амбициями России в Восточной Европе.
– Так этот несносный джентльмен все-таки был Шерлок Холмс?
– Точно не скажу, Нелл, – засмеялась Ирен. – Зависит от того, какого несносного джентльмена ты имеешь в виду.
– Я имею в виду мужчину с моноклем.
– По-моему, у агента Ротшильда были темные очки.
– Да, у него как раз были очки. Но там был еще один мужчина.
– Всегда найдется еще один мужчина… Что ж, кем бы он ни был, он уехал с поддельным королем, и тот до сих пор жив, если уж на то пошло.
– Ирен, разве тебя не волнует его судьба? – возмутилась я. – И почему ты так уверена, что в этом замешано британское Министерство иностранных дел?
– О, у меня есть связи… – Она снова начала пудрить лицо, вынуждая зажмуриться и меня, – слишком знакомая ситуация.
– Ты же не поддерживаешь тайную связь с Шерлоком Холмсом? – подозрительно спросила я, осмелившись приоткрыть глаза.
– Разумеется, нет! Хотя интуиция подсказывает мне, что сей джентльмен был счастлив поймать поддельного короля, я уверена, он и понятия не имеет о моей тайной роли в этом мероприятии.
Я не разделяла уверенности подруги, но не собиралась об этом говорить.
– А кто, кстати, выступил в роли поддельного короля? – спросила я вместо этого. – И почему – как такое вообще возможно? – он столь удивительно похож на Вилли?
Наконец-то мне удалось задать вопрос, заставивший Ирен опустить пудреницу.
– Правильно мыслишь, Нелл. – Подруга весело посмотрела на меня в зеркало. – Ты, вероятно, слышала, что русский царь Александр Третий – огромный мужчина почти под два метра ростом, как и король Богемии?
– Да, конечно; это муж той миниатюрной дамы, императрицы Марии Федоровны.
– А еще он отец – и не только царственных наследников и наследниц.
– Ты же знаешь, что я не понимаю твоих завуалированных намеков, Ирен, – разозлилась я. – Скажи прямо, что ты имеешь в виду.
– Ладно, сама напросилась. Поддельный король Богемии был вылитый Вилли, потому что связан с ним родством, как сам Вилли связан родством с русской царской фамилией. Он байстрюк царя Александра.
– Байстрюк? Какое необычное выражение.
– Не такое уж необычное, если мы говорим о королевских связях. – Ирен отложила пудреницу и прямо посмотрела на меня через зеркало. – Это один из немногих случаев, когда я могу говорить с полной уверенностью, Нелл: самозванец – ублюдок Александра Третьего. И ублюдок в полном смысле слова, – проговорила она с шокирующим удовольствием, будто титулуя настоящего короля Богемии этим грубым эпитетом. – Его зовут Рудольф, а дальше непроизносимая русская фамилия. Подумать только, Рудольф! Звучит так, словно он сбежал со страниц либретто какой-нибудь венской оперетты, не правда ли? Очаровательно! Эту проделку я считаю одной из самых захватывающих в своей жизни, но я рада, что мне удалось раскланяться до ее развязки. Политика – это так… утомительно. Не сомневаюсь, что мистер Холмс и его соратники из Министерства иностранных дел до сих пор вытягивают всякую скучную информацию об имперских амбициях царя из бедного, всеми преданного Рудольфа.
– Не понимаю, почему ты полагаешь, что настолько хорошо осведомлена о делах мистера Холмса.
Ирен помахала руками в бесшабашной манере, которую могут освоить только истинные служительницы сцены:
– Я артистка, Нелл. Я использую воображение. Кстати, очень рекомендую это упражнение, – многозначительно добавила она.
Я откинулась на спинку маленького металлического стула, предназначенного для гостей, которым не полагается задерживаться надолго:
– Все сложилось весьма выгодным для тебя образом.
– Да, это правда, – ответила моя подруга с предельным удовлетворением в голосе.
– Королева в восторге от своего нового обходительного короля.
– Так и должно быть. – По лицу Ирен пробежала тень сожаления. – Мне никогда не приходило в голову, что стоит запереть Вилли в подземелье на пару месяцев, и он станет совершенно податливым. Тут, надо отдать должное Татьяне, она меня обошла.
– Она упрятала короля в темницу не для того, чтобы поправить его характер! Она сохраняла ему жизнь, чтобы держать самозванца на поводке, и это было крайне необходимо, учитывая, насколько тот ревнив.
– Какая ты проницательная, Нелл! А я-то гадала, почему они сразу не убили Вилли. – Ирен отвернулась от зеркала в порыве энтузиазма. – Какая чудесная оперетта вышла бы из этой истории! В ней чего только нет – и два короля, и королева с разбитым сердцем, и ревнивая любовница, и дуэль, и сцена на кладбище, и иностранные заговоры, и известный детектив.
– Под последним ты имеешь в виду Шерлока Холмса или себя?
– Я еще не решила, – ухмыльнулась она. – Ему можно воздать должное за поимку самозванца, но это я воскресила истинного короля, что позволило мистеру Холмсу схватить поддельного.
– За свои заслуги ты получишь не больше общественного признания, чем в случае с раскрытием убийства отца Вилли, – предупредила я.
Примадонна позволила себе надуть губы – просто потому, что эта гримаса очень ей шла.
– Богемское королевство ужасно неблагодарное, Нелл, как и любые другие королевства. Впрочем, у нас вообще часто не отдают должное блестящим специалистам – в любых областях.
– Получить выкуп с короля в виде неизвестных работ старых мастеров – как-то не похоже на «не отдают должное», Ирен, – сварливо заметила я.
Моя подруга пожала плечами:
– Они томились бы там, всеми забытые, как и столетия до того. Кстати, я должна похвалить тебя за то, что ты не завопила об истинной ценности картин, которые я попросила. Похоже, ты делаешь гигантские шаги к практическому взгляду на вещи.
– К воровству, ты хочешь сказать! – воскликнула я, но тут же добавила: – По крайней мере, ты устроила так, чтобы ту несчастную девочку освободили, хоть она и была убийцей.
Ирен улыбнулась и нанесла на щеки румяна белой кроличьей лапкой:
– О да! Меня это очень радует. Даже убийцы заслуживают публичного слушанья. И Вилли, как и я, прекрасно знал, что она просто сделала то, что ей велели, не осознавая возможных последствий.
– Роль, которую при тебе обычно выполняю я. – Мне не удалось скрыть горечь. – Очень надеюсь, что на Небесах мне за это будет смягчено наказание.
– Уверена, что ты попадешь прямиком к вратам рая, Нелл, причем без всякой моей помощи. Я тебе буду махать рукой… снизу.
– Подозреваю, вскоре окажется, что райскому хору как раз не хватает одного контральто и тебя переведут по чисто техническим причинам. Тебе, Ирен, всегда удается избежать любой катастрофы, несмотря на твое горячее желание с ней встретиться.
– Не всегда. – Ее лицо омрачилось. – Годфри не знает, как опасна на самом деле была дуэль и с кем он в действительности стрелялся. С Татьяны станется ранить или похитить его, просто чтобы он принадлежал только ей. И она может пойти ради этого на все.
Я беспокойно заерзала на стуле:
– Не понимаю, Ирен. Вы с Годфри женаты. Более того, Годфри никогда не отвечал на ее заигрывания. Зачем ей упорствовать?
– А зачем король преследовал меня, хотя было очевидно, что я от него сбежала? Эти имперские личности ни в ком не признают суверенитета, даже в тех – и, наверное, особенно в тех, – кого они решили полюбить. Тот варварский образ Татьяны, что ты нарисовала, – знаешь, кого он напоминает? Саломею, которая так желала обладать объектом своей любви, что вместо этого уничтожила его[36]. Настоящая любовь, Нелл, – это не слепое обладание, это освобождение.
– Ирен, твоя мысль очень глубока – и крайне нравственна.
– Благодарю, – сказала моя подруга и легонько поклонилась.
– Но ты никогда не видела образ, который я нарисовала.
– Мне и не нужно; я знаю, где мадам Татьяна черпает свое вдохновение. Не сомневаюсь, что она, станцевав эту роль однажды, захочет повторить все снова.
– Ты не… Годфри имеешь в виду?
Ирен на мгновение замолчала, а потом сурово произнесла:
– Она не забудет. И я тоже.
– Как ужасно! Мне хотелось бы думать, что любовь облагораживает и освобождает, но столь немногие испытывают именно такую ее разновидность. И в этом случае я счастлива оставаться старой девой.
Ирен улыбалась себе в зеркало какой-то хитрой улыбкой и прятала от меня взгляд. Я встряхнула юбки, собираясь удалиться, но тут в дверь кто-то постучал.
– Да? – сказала Ирен, и даже одно это слово из ее уст звучало мелодичным приглашением.
– Подарок, госпожа Нортон, – донеслось из-за двери.
Ирен вскинула брови и пошла открывать.
В комнату вплыл огромный букет в вазе, которую нес человек, почти не видный за обилием шикарных цветов.
– Боже мой! Туда, на туалетный столик, – указала подруга, одним махом сдвигая свои баночки с косметикой, чтобы освободить место для цветущего бегемота. – Нелл, у тебя есть?..
Естественно, от меня ждали вознаграждения посланнику за его услуги. Я порылась в своем потертом кожаном кошельке и вытащила несколько крупных иностранных монет.
Посыльный разулыбался и коснулся рукой шляпы – похоже, я обеспечила ему деньги на пиво на месяц вперед. Ирен повернулась к двери спиной и принялась перебирать цветы, пытаясь найти карточку.
– О, госпожа Нортон, – спохватился посыльный уже у порога, – к вазе прикреплена коробочка.
Ирен опустила уже обнаруженный маленький белый конверт и стала добывать новый трофей.
Через пару секунд она вытащила маленькую, обернутую в фольгу продолговатую коробочку.
– Как изобретательно! Надо открыть.
– От кого это? – спросила я. – От мистера Дворжака? От Годфри?
Она неохотно оставила поблескивающую коробочку и открыла конверт, и лицо ее потемнело.
– Обычное уведомление из цветочного магазина. Тут написано: «От его величества короля Вильгельма».
– От короля! Он действительно тебе благодарен, раз посылает цветы к представлению, которое ты запретила ему смотреть, но попросила оплатить.
Она отбросила карточку:
– Допустим, это очень милый жест, но если Годфри спросит, скажи, что букет от мистера Дворжака.
– Не буду я такого говорить! Молись, чтобы Годфри меня не спросил.
– Надеюсь, что подарок Вилли более королевский, чем приложенная карточка. – Она взяла коробочку и начала срывать упаковку.
– Ирен! Ты же не собираешься принять от него этот подарок?
Она посмотрела на меня в полном изумлении:
– А почему нет, Нелл? Я шантажом заставила короля устроить это дорогостоящее преставление, не говоря уже о том, что выпросила картин из фамильной коллекции на целое состояние. Почему же нельзя принять еще один подарок в качестве компенсации за все то беспокойство, которое он причинил мне много месяцев назад? Надеюсь, он лучше разбирается в драгоценностях, чем тот, кто отвечает за украшение богемской короны!
– Ирен! Немедленно оставь эту отвратительную посылку! Я не буду молча сидеть и смотреть, как ты принимаешь такой подарок. Ты замужем, а теперь и он женат. Подобные презенты – верх неприличия, вне зависимости от размеров благодарности короля – или твоей жадности!
– Но я хочу знать, что в посылке, Нелл, даже если я не оставлю подарок себе, – но я, возможно, все-таки оставлю, если там что-то любопытное. А тебе не обязательно смотреть, можешь подождать в коридоре.
Я встала, злясь на Ирен, как… все последние месяцы:
– И подожду. И не утруждай себя, если захочешь мне потом показать, – мне не интересно.
– Прекрасно. Тогда уходи.
– И уйду.
Я в жутком возмущении протопала к двери, слыша, как за моей спиной рвется упаковка. Однако, едва я взялась за дверную ручку, она повернулась у меня в руках и дверь распахнулась.
Глава тридцать восьмая
Яд Фаберже
Передо мной стоял высокий худой джентльмен в свободном дорожном пальто и мягкой шляпе, с очень темными бровями и пронзительными серыми глазами.
У меня упала челюсть.
Гость пронесся мимо меня – нет, скорее, отпихнул меня в сторону самым грубым образом.
– Я не опоздал? – спросил он и тревожно вскрикнул, не дожидаясь ответа: – Мадам! – Обращался он не ко мне; честно говоря, меня он едва заметил.
Ирен повернулась от туалетного столика, как актриса, удивленная несвоевременным выходом партнера.
– Мистер Холмс… – выдохнула она тоном, который не поддается описанию.
Но я все равно попробую его охарактеризовать, потому что каждое мгновение этой встречи ярко отпечаталось у меня в голове: в голосе подруги слышались одновременно возмущение, удивление и восторг.
– Мистер Холмс, – повторила она с большей уверенностью. – Собственной персоной. В собственном обличье.
Этот человек не тратил времени на общепринятые приветствия.
– Что вы сделали с цветами? – требовательно спросил он.
– Посмотрела на них, – с удивлением ответила она.
Он последовал ее примеру, хоть и не в той манере, в какой обычно наслаждаются красотой природы. Нет, мистер Шерлок Холмс изучал вазу и цветы, будто они были какими-то инопланетными предметами, настойчиво и нервно, как собака, почуявшая след.
Потом сыщик разогнулся и острым взглядом уставился на коробочку в руках у Ирен:
– А это что?
– Это… подарок. От короля. Его доставили вместе с цветами.
– Неужели? Предполагаю, это какой-то намек, не так ли, мадам?
– Я считаю, это скорее… награда, – сказала она иронично, но все происходящее явно доставляло ей удовольствие.
– Положите ее. – Длинный повелительный палец указал на заставленный туалетный столик.
Ирен подчинилась с такой осторожностью, будто ей приказали убрать заряженный пистолет. Она аккуратно поставила нарядно завернутую коробочку на стол и отошла подальше.
С быстротой титулованного спортсмена Шерлок Холмс занял освобожденное ею место. Затем он встал на колени – говорю истинную правду, клянусь, – ухватился руками за края столика и оглядел несчастную коробочку со всех сторон.
– У вас есть крючок для застегивания пуговиц, мадам?
Ирен, ничуть не смущенная его лающим тоном, отвечала милейшим образом:
– Нет, но у меня есть маленький кинжал. Подойдет?
Он глянул на нее – первый раз за весь визит – и коротко усмехнулся:
– Прекрасно.
Кинжал – это была новость для меня. Я с изумлением наблюдала, как Ирен наклоняется, поднимает подол платья и нижние юбки – поднимает, хочу отметить, в непосредственной близости от мужчины, которому прекрасно все видно, – и достает из кожаного ботиночка нечто похожее на довольно острый нож для открывания писем.
Вынуждена отдать должное: мистер Холмс схватил оружие, даже не взглянув на его нетрадиционные ножны, и сунул руку в карман пальто, вытаскивая лупу.
Ирен тихо, почти беззвучно опустилась на стул, где раньше сидела я, и наблюдала за действиями сыщика.
Через лупу он внимательно обследовал туалетный столик, вазу, цветы и особенно посылку.
Затем, сфокусировавшись на частично разорванной упаковке, он осторожно снял ее с коробки. Ирен следила за этой процедурой сначала с удивлением, потом с любопытством и, наконец, с полной сосредоточенностью, опираясь локтями на туалетный столик и положив подбородок на руки.
Я оставалась у двери, наблюдая столь странное… препарирование обычной посылки. Ибо Шерлок Холмс подходил к этому простому делу так, будто он хирург, оперирующий чрезвычайно заразного пациента, и малейшее неточное движение может поставить под угрозу опасный и важный процесс.
Столь сконцентрированным было его внимание, столь четкими и осторожными – его жесты, что я обнаружила, что задерживаю дыхание и почти забываю выдыхать.
Наконец мятая бумага была снята.
Перед нами лежал коричневый футляр для драгоценностей из искусственной кожи, поблескивая в свете лампы позолоченными петлями.
Мистер Холмс запустил кончик кинжала Ирен в тонкий ободок позолоты, как человек, вскрывающий устрицу с жемчужиной.
– Не подходите, – предупредил он, через зеркало глядя на Ирен и даже на меня.
Сгорбившись над этим скромным предметом, как скупец, он занес руку над крышкой и взялся за ее края большим и средним пальцами. Его длинная тонкая кисть нависала над коробочкой, будто паучьи лапки.
– Господи Боже, – выдохнула я так тихо, что никто меня не услышал.
Ирен не шевелилась. Она больше напоминала застывший портрет, чем живого человека, и ее лицо теперь было совершенно серьезным.
Кончиками пальцев придерживая коробочку с боков, Холмс просунул кинжал в переднюю часть и продвинул его через левую сторону к задней стенке. Затем лезвие вернулось, как острый стальной язычок, пробующий золото на вкус.
Мне показалось, что в этих медленных, рассчитанных движениях есть что-то отталкивающе змеиное, но мистер Холмс и без того мне не нравился. И тем не менее я, как и Ирен, не могла отвести глаз от этого странного и беззвучного представления.
Когда кинжал продвигался по правой части коробочки, сыщик внезапно остановил его.
– Ага! Мадам, не могли бы вы подержать футляр… очень осторожно…
Ирен поднялась и подошла к нему с левой стороны. Мне не понравилось, что ей пришлось наклониться через его плечо, чтобы выполнить инструкции.
– Я потяну вверх… вот так, нажимая на кинжал, и… не двигайтесь, что бы ни случилось!
Несмотря на указания, я прижала руки к груди. Было очевидно, что сейчас в комнату выпустят нечто смертельно опасное. Я надеялась, что оно хотя бы не ядовитое.
Я услышала только легкий щелчок, как от взведенного курка пистолета Ирен. Крышка отскочила, и я вскрикнула. Даже Ирен отпрыгнула назад.
Мистер Холмс был смертельно спокоен. Наконец он встал и посмотрел вниз на вещь, теперь представшую нашим глазам.
На белом атласе ювелирного футляра лежал восхитительный синий эмалевый портсигар Фаберже с инициалом «И», выложенным крупными бриллиантами.
Ирен медленно отодвинулась от подарка, словно это и правда была змея.
– Яд? – спросила она.
– Штырь, спрятанный в той стороне крышки, куда вы положили бы пальцы левой руки, держа коробочку в правой. Яд попал бы в средний палец и далее прямо в сердце.
– Яд, – слабо повторила я.
– Я уже видела подобный метод, – сказала Ирен, – но не ожидала встретить его снова.
– Возможно, – заметил мистер Холмс, – в последнее время ваши мысли заняты другими вещами. Полагаю, вам известна личность отправителя?
Моя подруга медленно кивнула, затем посмотрела в лицо сыщика, в его настоящее лицо. В первый раз в жизни между ними не стояли никакие маски или грим.
– Как вы?.. – начала Ирен.
– Бедный Рудольф ужасно разочарован в своей бывшей любовнице, – прервал ее Холмс. – Его возмутила попытка его убить, но еще до этого его возмутил интерес Татьяны к другому. Вот почему он вызвал вашего мужа на дуэль. Он знал, что мадам Татьяна не шутит и у нее есть план вывести вас из игры.
– Вывести Ирен из игры? – пискнула я от двери.
Мистер Холмс едва на меня взглянул:
– Я заберу эту аккуратную ловушку с собой в Англию и изучу ее хорошенько, раз больше она не опасна…
Ирен невольно подняла руку:
– А вам нужно ее содержимое?
– Сомневаюсь, что сам портсигар отравлен. Вы хотите сказать, что и правда намерены оставить себе этот жуткий сувенир? – Он посмотрел на Ирен столь же пристально, как смотрел на опасный футляр.
Она слегка улыбнулась и пожала плечами в своей совершенно обезоруживающей манере:
– На нем же мой инициал, и я обожаю Фаберже.
Тонкие губы Холмса сжались – то ли в раздражении, то ли в изумлении, трудно сказать.
– Мне придется проверить его, прежде чем отдать вам.
Моя подруга отошла в сторону, жестом указав на туалетный столик, и принялась наблюдать, как сыщик обследует содержимое коробочки с не меньшей тщательностью, чем ее оболочку.
Мы покорно ждали, как горничные указаний хозяина, пока Холмс наконец не встал, держа чудесную вещицу – синюю, как ночное небо, усыпанное звездами, – и не вручил ее Ирен с поклоном.
– Полагаю, вы не разрешите отблагодарить вас чуть позже и более формальным образом? – сказала она.
– Я здесь инкогнито, милая мадам, как и вы, и немедленно возвращаюсь в Англию.
Холмс отодвинул полу пальто, достал карманные часы и посмотрел на время. Золотое солнце соверена, который Ирен подарила ему, сокрытому под чужим именем, на своей свадьбе, свисало с его цепочки для часов. Только я знала, что его напарник считает мою подругу единственной женщиной, завоевавшей уважение этого странного человека и, возможно, даже затронувшей его сердце.
Если это было правдой, сегодня ему выпало удовольствие спасти ту даму, которая так много для него значила. Я отлично понимала это благородное чувство, но не заметила и его следа на остром, аскетическом лице Холмса. Однако он не был похож и на человека, злоупотребляющего наркотиками, хотя я точно знала, что за ним водился такой грех.
– Как вы вообще оказались в Праге? – спросила Ирен.
Ничто не могло сдержать ее непрестанное любопытство – даже то, что этот человек несколько минут назад спас ей жизнь.
Мистер Холмс в ответ на ее вопрос улыбнулся, и его суровые черты стали более человечными и даже почти мягкими.
– Меня привело сюда дело, которое вы сочли бы незначительным по сравнению с собственными отчаянными приключениями: смерть двух швей в парижских мастерских Ворта.
– Двух? – Изумление Ирен было налицо. – Останься я в Париже, я могла бы предотвратить…
Он протестующе взмахнул рукой:
– Вы достаточно потрудились здесь, в Богемии, мадам. Я более чем уверен, что сыщику не следует считать себя оракулом или богом.
– Значит, узор на платьях манекенов Ворта представлял собой шифровки, которыми обменивались шпионы нескольких европейских стран? – живо откликнулась Ирен. – И убитые вышивальщицы догадались о его назначении?
Я отважно выступила из своего укрытия возле двери:
– Так вот почему эта жуткая мадам Галлатен так рассвирипела, когда я попыталась изменить схему рисунка…
Мистер Холмс воззрился на меня с немым вопросом, и я невольно пустилась в путаные объяснения:
– Просто я… Перед самым нашим отъездом в Прагу я два дня изображала вышивальщицу в мастерских Ворта, чтобы разузнать что-нибудь об убийстве Берты.
– Мадам Галлатен – главная шпионка в модном доме, – пояснил сыщик. – Если бы вы и дальше пытались вторгнуться в узор вышивки, вас ждало бы близкое знакомство с парой ножниц.
Ирен побледнела, будто сама только что не подвергалась смертельной опасности: