Сошествие тьмы Кунц Дин

6

Сидя за кухонным столом, Лавелль словно вглядывался в своего невидимого собеседника.

Ветер сотрясал дом.

Бокор спросил:

— Я должен убить его детей сегодня вечером, не откладывая?

— Да-а-а.

— Но если я убью его детей, не станет ли Доусон искать меня с удесятеренной силой?

— Убей их.

— Вы хотите сказать, что их смерть сломает Доусона?

— Да-а-а.

— Вызовет у него нервный срыв?

— Да-а.

— Уничтожит его?

— Да-а.

— Вы в этом абсолютно уверены?

— Он очень любит сво-о-их де-е-тей.

Лавелль проявлял настойчивость.

— Вы гарантируете, что это уберет Доусона с моего пути?

— Убей их.

— Мне нужна абсолютная уверенность.

— Убей их. С особой жестокостью. Убийство должно быть очень жестоким.

— Понимаю. Вы хотите сказать, что жестокость убийства заставит Доусона сдаться? Так или нет?

— Да-а-а.

— Сделаю все, чтобы убрать его с моего пути, но мне нужны гарантии того, что результат будет такой, какой я хочу.

— Убей их. Сломай им кости и вырви глаза. Выдери языки. Изруби, как свиней на скотобойне.

7

Спальня Ребекки.

В окна бьются снежинки.

Лежа на спине, прижавшись друг к другу, они держатся за руки.

Приглушенный свет освещает их лица.

— Я никак не думала, что это произойдет еще раз, — призналась Ребекка.

— Что именно?

— Вот это все.

— А-а-а-а.

— Я думала, что вчера была просто случайность.

— Правда?

— Я была уверена в том, что мы больше никогда не будем так близки.

— Но это же так!

— Господи, неужели это не сон?

Джек спросил:

— Ты жалеешь?

— Нет.

— И не думаешь, что это в последний раз?

— Нет, не думаю.

— Это не может быть в последний раз, нам слишком хорошо вместе.

— Да, нам хорошо вместе.

— Ты можешь быть такой мягкой.

— А ты-таким сильным.

— Ну уж...

— Правда.

Они помолчали.

Ребекка задумчиво спросила:

— Что же с нами все-таки случилось?

— Ты действительно не можешь понять?

— Ну, не совсем.

— Мы полюбили друг друга.

— Но разве это может произойти так внезапно?

— Не так-то уж и внезапно.

— Все это время мы были всего лишь полицейскими, партнерами на работе...

— Больше, чем просто партнерами.

— ...и тут вдруг... бац!

— Совсем не вдруг. Я уже давно люблю тебя.

— В самом деле?

— Ну, что-то месяца два.

— Я как-то не замечала.

— Долго и медленно влюблялся в тебя.

— Но почему же я ничего не видела?

— Ты все очень хорошо видела. Только подсознательно.

— Может, ты и прав.

— Не пойму, почему ты так противилась нашему чувству?

Ребекка промолчала.

— Я думал, что чем-то тебе неприятен.

— Нет, я просто считала тебя неотразимым.

— Тогда зачем отталкивала?

— Я боюсь.

— Чего?

— Обладать кем-то. Любить кого-то.

— Почему?

— Страшно потерять человека, которого любишь.

— Но это ведь глупо.

— Нет, совсем не глупо.

— Каждый, имея что-то, рискует потерять...

— Я знаю.

— Что же, тогда не надо ничего приобретать?

— Может, это лучше всего.

— Вообще не иметь ничего, приносящего счастье?

— Да.

— Это философия одиночки.

— И все равно наша любовь пугает меня.

— Мы не потеряем ее, Ребекка.

— Ничто не вечно на этом свете.

— Но у нас же с тобой не то, что называется хорошими отношениями?

— Все проходит.

— Послушай меня внимательно, если у тебя что-то не складывалось с другими мужчинами, то это еще не значит...

— Нет, я не об этом.

— О чем же тогда?

Ребекка ушла от ответа:

— Поцелуй меня.

Джек поцеловал ее. Еще и еще раз...

В этих поцелуях не было страсти. Они были нежными, упоительными.

Спустя некоторое время он сказал:

— Я люблю тебя.

— Не говори этого.

— Это правда.

— Просто не говори это вслух.

— Я не привык бросаться словами.

— Знаю.

— И я не стану говорить чего-то, не будучи в этом уверенным.

Она старалась не встречаться с ним взглядом.

Джек сказал:

— Ребекка, я уверен, что люблю тебя.

— Я, кажется, просила тебя не говорить этого.

Сказала и закусила губу.

— Я не напрашиваюсь на ответные обещания, — сказал он.

— Джек...

— Просто скажи, что не ненавидишь меня.

Она вздохнула.

— Я не ненавижу тебя.

Джек ухмыльнулся.

— А теперь скажи, что я тебе не очень противен.

— Ты мне не очень противен.

— Скажи, что я тебе немного нравлюсь.

— Ты мне немного нравишься.

— Может, больше, чем немного?

— Может, больше, чем немного.

— Отлично. На настоящий момент мне этого хватит.

— Ну и хорошо.

— Но все равно я люблю тебя.

— Джек, черт возьми!

Она отодвинулась от него, натянув на себя простыню.

— Не будь такой холодной, Ребекка.

— Разве я холодно к тебе отношусь?

— Не обращайся со мной так, как ты это делала весь сегодняшний день.

Она посмотрела ему в глаза.

Джек сказал:

— Мне казалось, что ты сожалеешь о том, что было вчера.

Она отрицательно покачала головой.

Джек продолжал:

— Меня очень задело то, как ты вела себя сегодня. Я решил, что ты разочаровалась во мне и в себе после того, что произошло вчера.

— Нет, и не думала.

— Теперь я это знаю, но сейчас ты снова отстраняешься от меня.

Что-нибудь не так?

Ребекка, как маленькая девочка, принялась грызть ноготь.

— Ребекка!

— Я не знаю, как сказать. Не знаю, как объяснить. Мне никогда раньше не приходилось говорить об этом кому-либо.

— Не беспокойся, у тебя хороший слушатель.

— Мне нужно немного времени, чтобы подумать.

— Пожалуйста, думай.

— Немного. Буквально несколько минут.

— Можешь думать сколько угодно.

Ребекка задумчиво рассматривала потолок. Джек накрыл себя и ее одеялом.

Некоторое время они оба молчали.

Ветер за окном пел серенаду из двух нот.

— Мой отец умер, когда мне было шесть лет, — заговорила наконец Ребекка.

— Это ужасно. Ты его, по сути, и не знала?

— Да, это так. Но даже сейчас, как ни странно, мне его очень не хватает — отца, которого я почти не знаю и которого почти не помню. Все равно мне его страшно не хватает.

Джек вдруг подумал о своем Дэйви, которому в момент смерти матери не было еще и шести.

Он мягко сжал руку Ребекки.

Она продолжала:

— Страшно не то, что отец умер, когда мне было только шесть лет. Самое страшное то, что я присутствовала при его смерти, видела все собственными глазами.

— Господи, как это случилось?

— Ну... у них с мамой была бутербродная. Совсем маленькая, четыре небольших столика. В основном они работали по заказам: бутерброды, картофельный салат, салат из вермишели, несколько сладких блюд. В этом бизнесе трудно добиться успеха, если у тебя с самого начала нет двух важных вещей: приличного стартового капитала, чтобы продержаться два первых трудных года, и выгодного людного места по соседству с какими-нибудь офисами. В этом смысле моим родителям было трудно: у них не было хорошего стартового капитала, они не могли платить за аренду помещения в бойком месте. Начав с невыгодной точки, они каждые три года перебирались в новое место, немного лучше предыдущего. Трудились в поте лица, не покладая рук — отцу пришлось подрабатывать уборщиком. Он уходил на эту работу поздним вечером, когда закусочная закрывалась, и возвращался домой только к утру. Спал четыре-пять часов и шел открывать свою бутербродную. Мама много работала на кухне, стояла за прилавком, убиралась в чужих квартирах, чтобы немного подработать.

Наконец закусочная стала приносить доход. Отец бросил вторую работу, мать больше не подрабатывала уборкой. В общем, дело пошло в гору, и они уже стали искать помощника, поскольку вдвоем уже не справлялись с работой. Но однажды днем... в затишье между обедом и ужином, когда мама пошла отнести заказ, а мы с отцом были в заведении вдвоем... пришел этот парень... с пистолетом.

— О черт! — воскликнул Джек. Он знал, чем это обычно кончается. Он много раз видел это — трупы владельцев магазинов, распростертые у прилавка в луже собственной крови, очищенные кассовые аппараты...

Ребекка продолжала:

— Этот парень был какой-то странный. Хотя мне было всего шесть лет, я это сразу почувствовала, прошла на кухню и стала наблюдать за ним из-за занавески. Он выглядел нездорово... был бледен... тени под глазами.

— Наркоман?

— Да, как выяснилось позже. Стоит мне закрыть глаза, и я вижу его бледное лицо, искривленные губы. Самое ужасное, этого подонка я помню отчетливо, а лицо собственного отца стерлось из памяти. Эти бешеные глаза!