Ответ Империи Измеров Олег
— И что же у меня? Комплекс или нечеткость?
— Ни то, ни другое. Два случая похожи на последствия нормальной социально-психологической адаптации к иным условиям в течение нескольких недель, сжатые до одного дня или меньше. Более глубокий анализ показал, что эти условия близки к периоду советской индустриализации России, но не в период войны.
— Очень интересно. Короче: какую награду обещают за участие и сколько надо вложить. Больше десяти рублей не дам, я жадный.
— Я понял. Мы не аферисты и ваши деньги нам не нужны. Давайте так: вы считаете меня за сумасшедшего — а то, что я буду вам говорить, формально дает вам право так считать. Вы не возражаете, ибо с сумасшедшими, как известно, не спорят.
— Ну, если вы так хотите…
— Итак: вы дважды были в прошлом, в двадцатом веке.
— Был. Мед, пиво пил. У моря видел дуб зеленый.
— Если вы были дважды за такое короткое время — это не случайность.
— Несомненно. Два случая — тенденция, три — диагноз.
— Если вас отправляли в прошлое дважды, то весьма вероятно, что отправят и в третий раз.
— Ну что ж. Бог троицу любит.
— Не пора ли что-нибудь и для нашей реальности сделать?
— Что мешает?
— Я имею в виду конкретно: выяснить в прошлом рецепт построения коммунизма.
— Ого! А смысл? Анатолий Михайлович! Ну кто еще, после того, что было, может верить в коммунизм? Кому он здесь нужен, этот рецепт? Владельцам этого гипермаркета? Да ни одна партия сейчас коммунизма не строит. Ни одна.
— Это единственное, что мы можем противопоставить глобализации. Вот что вы можете предложить? Русский ислам? Так основные святыни окажутся вне России. А коммунизм универсален. Да и это уже наш вопрос, зачем. От вас только способ нужен. Технология.
— Угу. Так что взять коньяк в пуху, растворимую сноху? Ну вы хоть адресок магазина укажите. А то припрусь я к Марксу, он бороду почешет и скажет — "Да я и сам без понятия".
— Виктор Сергеевич… На космических зондах ставят пластинки — послания инопланетянам без почтового адреса. А вдруг? Это же шанс человечества. Вдруг попадете в коммунистическое общество?
— Слушайте, — не выдержал Виктор, — да не верю я в эти общества. Уже сколько строили, и одни общества, и другие, и что получалось? Ничего, ни коммунизма, ни социализма, ни рыночного общества, оно, говорят, у нас все время не то… У нас даже кризис не может кончится, у нас демократию двадцать лет строят и все на форумах читаешь, что нет демократии! Все подсовываете выбирать из каких-то измов, будто пришел штаны покупать, а вместо штанов батарейки предлагают и китайский подсвечник, а человеку штаны нужны! Извините, накопилось. Всего доброго.
— Ну что ж, — пожал плечами Ринер, — по крайней мере, честно. Жму вашу руку на прощанье.
Он протягивает ладонь. Что-то царапает кожу руки Виктора у большого пальца — заусенец ногтя, наверное. Ринер еще что-то говорит, его губы шевелятся. Почему не слышно? Больше ничего не слышно…
— Виктор! Просыпайтесь!
"Что? Это сон… Какой глупый сон. Я был снова в своей реальности. Вообще, где я?"
Виктор разлепил веки. Он сидел на том же диване в квартире Инги, накрытый толстым шерстяным пледом, под затылок была аккуратно подложена небольшая подушка.
"Черт! Это я тут до утра проспал!"
— Прости, я, кажется, задремал… вроде бы вино и не было крепким…
Инга рассмеялась.
— Ты что, подумал, что был пьян? Ничуть. Мускат был легче газировки. Это, как тебе сказать… Вот накопилось у человека нервное напряжение, а потом он попал в домашнюю уютную обстановку, и его сразу отпустило. Я не хотела тебя будить, ты был тихий и очень домашний.
— Наверное, я тебя здорово стеснил?
— Напротив. Все было очень хорошо. Я посмотрела кино и разложила кресло. Знаешь, было такое чувство, что с этой осенью пришло что-то хорошее… устоявшееся, чего не хватало. Я поставила чайник. В ванной я поставила в стаканчик одноразовые станки — когда-то брала для одного человека… он сюда уже никогда не придет, а они лежат.
— Ты прекрасный человек, Инга.
— Мне это часто говорили. Мойся, и идем доедать торт.
Так, если меня не ошмонали и подкинули к дверям милиции, то вчерашние опасения насчет клофелина бред и паранойя, подумал Виктор. По крайней мере в своем изначальном виде. Но человека можно усыпить, чтобы просто проверить карманы.
Какие основания причислять Ингу к секретным сотрудникам? Первое: большинство женщин, искавших знакомства с Виктором в других реальностях, связаны со спецслужбами. Тем более, что в тридцать восьмом, с точки зрения тамошних дам, он смотрелся как тридцатипятилетний мужик с ростом сто девяносто и последствия неудивительны. Второе: странные вещи вроде нынешнего засыпания или выстрела в "Соловьях". Кстати, выстрел был поводом пригласить Виктора домой. Хорошим поводом: страх привести незнакомого мужчину сильнее страха остаться одной. В этих случаях обычно идут ночевать к подруге… а, стало быть, такой подруги нет? А на всякий случай… Да, на всякий случай можно усыпить. Но тогда органы ни при чем. Тогда это что-то в духе Агаты Кристи. Кстати, тогда обязателен труп. Вот только чей?
Виктор посмотрел на себя в зеркало.
"Нет. Какая Агата Кристи в Брянске?"
— Я заварила чай с мятой. Ее здесь выращивают дачники. Конечно, можно взять и в гастрономе, но мне ее показалось как-то более непосредственным. А вообще на дачах стали меньше выращивать продуктов. Больше цветы, специи, или что-то экзотическое… Разве что для того, чтобы поесть что-то свежее с грядки.
Сон, черт возьми, какой-то странный сон, думал Виктор. Может это он вспомнил то, что было перед переходом, когда спал? Но как тогда отделить воспоминания от сновидений? Допустим, это все воспоминания. Тогда ясно одно: направил его сюда явно не этот мужик, как его… Ринер. Но полагал, что направят. А вот с царапиной, тогда, точно он. И что это? Яд замедленного действия или инфекция, чтобы заставить что-то сделать за противоядие? Но тогда кто-то должен сообщить условия, а время идет, и никто на связь не вышел. Вариант второй: хотели ликвидировать, как человека, который узнал слишком много, но обломилось. То ли яд не попал, то ли этот Ринер просто шизанутый и вообразил, будто вводит яд. Ладно, пока ничего не происходит, не будем себя накручивать. Что еще? Он что-то говорил после этого. Почему не запомнилось? А-а, вот еще интересный вариантик: введение в транс химпрепаратами, затем внушил, чтобы все забылось. А теперь, значит, всплыло. Не так паршиво, как второе и первое. Будем надеяться.
Виктор так ушел в свои мысли, что, прощаясь с Ингой, машинально чмокнул ее в щеку. Инга от неожиданности вскинула брови, но смущения не показала.
Ясное утро обдало Виктора неожиданным холодом; на сонном одеяле травы на газонах серебрилась свежая роса. Вымытый ключевой водой свежего ветерка купол неба тонким шрамом прямо вдоль проспекта Ленина пересекал инверсионный след самолета, люминисцентно-голубой над стройной, устремившейся ввысь стеллой на Площади Партизан и розовато-белый, как крем на пирожном — над раскрытой книгой гостиницы "Брянск". В прозрачном воздухе, словно горчинка в бокале "Саян", был растворен все тот же легкий запах сжигаемой листвы, знакомый с детства неистребимый аромат нашей городской осени.
Над сквериком у угловых домов Виктору бросилась в глаза перетяжка:
"Агата Кристи в Брянске".
"Только вспоминал… Правда, не ту. Интересно, что они сейчас и здесь поют? "Последний подвиг Евы Браун"? Или, наоборот, что-то созвучное духу?"
Приехал Виктор даже, пожалуй, немного рано — за полчаса до рабочего дня. Служебная дверь уже была открыта, на асфальтовой дорожке возле газона, где пламенели последние осенние цветы, стояла песочно-желтая, как американские такси, машина, с широкой лиловой полосой и надписью "Милиция".
Виктор спокойно обошел машину, поднялся на крыльцо и толкнулся в дверь. В конце концов, при всех возможных вариантах действий, в этом случае он меньше всего вызывал подозрения.
— Виктор Сергеевич! Пройдите сюда, пожалуйста! — сразу же позвала его Полина из-за приоткрытой двери кабинета.
Виктор вошел. За конференц-столом сидел и заполнял бумаги человек лет под тридцать в милицейской форме. Полина нервно прохаживалась перед окном, теребя пуговицу.
— Проходите, проходите, присаживайтесь, — сказал он, когда Виктор приблизился. — Я Клебовский Никита Михайлович, следователь следственной группы МВД, вот мое удостоверение. Назовите, пожалуйста, вашу фамилию, имя и отчество.
— Еремин Виктор Сергеевич.
— Вы сотрудник кооператива "Коннект"?
— На данный момент нахожусь в процессе трудоустройства на работу.
— Временную или постоянную?
— Имею намерение устроиться постоянно.
— Где проживаете?
— Временно, до поиска жилья, в подсобном помещении данного кооператива, сегодня заночевал у знакомых.
— У нас пока нет общежития, — пояснила Полина, — вот и разрешили. Если это нарушение…
— Да нет, какое тут особо нарушение, — возразил Клебовский. — Если товарищ Еремин, как вы подтверждаете, намерен трудоустроиться на постоянную, как он говорит, работу и иметь определенное место жительства — это хорошо. Вот если бы он тунеядствовал или скрывался — это было бы хуже.
Клебовский вытащил из нагрудного кармана формы визитку и протянул Виктору.
— Знаете, как тут с бюрократией бывает? Пока не пропишут, не устроишься, пока не устроишься, не пропишут… Если трудности будут, звоните или заходите ко мне, посмотрим, чем могу помочь.
Еще один рояль, подумал Виктор. Хотя, может, просто задабривает. А если задабривает, значит, чего-то хочет.
— Скажите, Виктор Сергеевич, знаком ли вам Штыра Петр Трофимович?
— Знакомых с такой фамилией у меня не было.
— Хорошо. Узнаете ли вы человека, изображенного на этой фотографии?
Он положил перед Виктором две распечатки на лазерном. На обоих из них был тип, который позавчера увязался за Виктором на вокзале.
— Да. Этого человека я видел вчера на Верхней Лубянке, по дороге к Дуки. Мне показалось, что он следует за мной, я пропустил его вперед. Больше я его не видел ни позже, ни раньше.
— Почему вы решили, что он следует за вами?
— У него был вид, похожий на наркомана, это внушило подозрения.
— Понятно. — Клебовский потер подбородок. — Вам уже рассказали о происшествии?
— Нет, я только что зашел и меня позвали.
— Так… Гражданин Штыра, ранее привлекавшийся за употребление наркотиков, этой ночью в четыре утра взломал замок задней двери кооператива, что установлено по дворовым камерам наблюдения, проник в помещение бытовки и скрылся до прибытия наряда милиции.
"Ффууу… Хорошо, что в отдел постановщиков не залез, у меня там блокнот с шифром ячейки под видом номера телефона"
— Сейчас мы пройдем в бытовку, где работают наши коллеги, и вы посмотрите, не украли ли у вас какие-то вещи.
— Да у меня там и красть нечего.
— Посмотрите. Даже если самую мелочь, пуговицу унесли. Это может быть уликой. Да и еще вот что: если будете ходить по Верхней Лубянке и случайно увидите гражданина Штыру, не подавая вида, пожалуйста, сообщите нам. Он раньше проживал в районе Первой Школы у своей сожительницы. Специально там не светитесь, а если так, по пути.
— Хорошо. Обязательно обращу внимание.
Когда протокольные вещи были закончены, Виктором охватило двоякое чувство. С одной стороны, было не совсем ясно, почему от него так и не потребовали документов, удостоверяющих личность. С другой стороны, при отсутствии факта хищения — а из разговоров сослуживцев Виктор узнал, что ничего не украли и, кроме вскрытия замка, иного ущерба не нанесли, особо расследовать было и нечего. Дворовая видеокамера кооператива зафиксировала, что входил один Штыра, порылся и сбежал. Почему этот нарик не прихватил с собой хотя бы магнитолу, понять было трудно, как и то, почему перед видеокамерой он колготки на голову не натянул или вроде того. Впрочем, он мог и не соображать, что делает. Теперь, судя по фразе Клебовского, Штыра в бегах.
"Может, даже, этого придурка тут и ловят", подумал Виктор.
— Вы никуда отъезжать не собираетесь? — спросила его Полина Геннадьевна после допроса.
— Пока абсолютно никаких планов.
— Предупредите заранее, если что-то. Мало ли что на вас подумают, если внезапно съедете. И с паспортом, пожалуйста, не тяните.
— Ну что вы! Я же не собираюсь вас подводить.
Как только Виктор отошел от Полины, на него буквально наскочил Зеленков. Выглядел он довольно взволнованно, даже бордовый галстук немного съехал на сторону.
— С вами уже закончили? Сейчас надо срочно в БИТМ к Столкину. Во-первых, там не надо допуска, во-вторых, от нас туда ездила Галя Щуковец и говорит, что там что-то не совсем понятное.
— Непонятное в чем?
— Непонятен объект. Не буду пересказывать, лучше посмотрите свежим взглядом.
"Похоже, боятся неприятностей и дают дохлую задачу. Ну намекнули бы прямее, я не обидчивый. Но съездить надо. Терять нечего, и вдруг полезные связи объявятся. Как-то уже все равно, узнает там меня кто, не узнает. Может, даже лучше, если узнает."
18. Стройбат из будущего
— Итак, напомню исходные данные… Галерка, не шуметь, сейчас сюда пойдете рассказывать! Значит, исходные данные. Год одна тысяча восемьсот девяностый, задача внедренного от нас прогрессора — развить отечественный автопром. В серию предлагается запустить следующую машину. Четырехцилиндровый ДВС рабочим объемом полтора литра, верхнеклапанный, верхний распредвал. Блок цилиндров чугунный с алюминиевой головкой. Карбюратор, зажигание электрическими свечами, распределение зажигания механическое, бензонасос от распредвала. Теперь кузов: сварной, на кованой раме. Продольные рессоры, тормоза гидравлические барабанные, подвеска шкворневая. Колесные диски стальные, штампованные, покрышки пневматические… простите, шины пневматические, оговорился. Цвет, салон значения не имеют. Ну что ж, Камшевский, теперь рассказывайте, как вы оцениваете данное решение.
Камшевский был парень слегка раздолбайского вида, в мягкой серой куртке на "молнии" и вертикальной надписью "Байкал", свелоголубых джинсах и кроссовках. Он взял у препода пультик от лазерного проектора и встал у экрана.
— Значицца, так, — он кашлянул, — мне в этом прожекте больше всего не нравится двигатель. Бензин в конце девятнадцатого века в России вещь дорогая, дефицитная. Автодизель — это, как, его, здесь утопия. Предлагаю калоризаторный двигатель на сырой нефти, его как раз через год изобретут. Значицца, все электрическое убираем, без него даже проще. Так…
— Рама, кузов…
— Рама, значицца… Двигатель у нас тяжелый выходит, то-есть все остальное легче надо. И кованая рама — это непроизводительно, листого проката мало, да и от славяновской сварки кузов поведет. Чего делаем. Берем компоновку от "Татры" — хребтовая рама в виде трубы. Бесшовные трубы братья Маннесман как раз в это время катать учатся, можно продвинуть. Соответственно две рессоры поперечные, дифера нет, как у "Татры". Теперь кузов. В России лес дешевле металла. Значит, чего? Фишер уже машину для лущения шпона изобрел, бакелит делать можно, значицца продвигаем бакелизированную фанеру и делаем кузов в форме яйца…
Аудитория оживилась.
— Не хихикаем! Сейчас следующий кто-то пойдет рассказывать!
— Делаем форму кузова… ну, как у самолета. Тормоза колодочные, дисковые, по нашим дорогам и Шумахер больше сорока не выжмет. Колеса деревянные, продвигаем дельта-древесину. Выходит дешевле, под массовое производство, и с ремонтом без проблем, хоть в кузне.
— Ну, с кузней вы переборщили. А вот бакелизация древесины — мысль. Это вообще может дать толчок российской экономике при тогдашних объемах торговли лесом.
— Да, и еще кок-сагыз развести надо, потому что каучук понадобится, а синтетический еще не потянем.
— То-есть Россия еще и экспортер каучука на какое-то время? Вот видите, как работа над конкретной машиной позволяет решить задачи продвижения экономики страны на мировые рынки… Так, не вижу активности аудитории. Дитова Светлана, пожалуйста.
— Мне кажется, Сергей Вениаминович, — быстро затараторила худощавая веснушчатая девчушка, — что массовый выпуск легковых автомобилей в это время еще не назрел, нет спроса. Уровень жизни людей невысокий. Мне кажется, что в этот период нужно ускоренно развивать производство группы "А" для создания на селе, где живет большинство людей, развитой инфраструктуры, хороших дорог, а для этого выпускать грузовики и дорожные машины, а также трактора… Путем аграрной реформы ускоренно кооперировать мелкое крестьянство и реконструировать помещичьи хозяйства в госагрофирмы по опыту Ленинградской области.
— Ну… это вы заскочили уже в чистую экономику. Мы пока рассматриваем вариант, когда личный автомобиль за счет чего-то там востребован, и говорим о технике и технологии, а экономика уже производное. Кто хочет дополнить? Рук не вижу. Вот вы, пожалуйста…
— Ну, как вам наш семинар? — спросил Виктора в уже опустевшей аудитории мужчина, внешность которого сочли бы во всех отношениях заурядной, если бы не рыжеватые волосы и шкиперская бородка — он и был Сергей Вениаминович Столкин, доцент кафедры инженерной психологии и инновационного менеджмента. — Или вы хотите спросить, зачем в БИТМе готовят прогрессоров, засланцев в другое время?
— Ну, если звезды зажигают… Я понял так, что вы хотите таким образом показать, что конструирование машин, выбор их решений, определяется той технологией, по которой их могут делать, и абсолютно прогрессивных решений нет.
— Абсолютно правильно. Но это — не все. Понимаете, я хочу вообще исключить вообще из мышления специалиста слова "мы не умеем", "мы не хотим", "ничего не изменится". Знаете, зачем в пещерах первобытных людей рисовали зверей, пронзенных копьями? Убив изображение добычи в пещере, человек готовил себя, чтобы сделать это в жизни, на охоте. Ну и вот тут мы меняем воображаемое прошлое, "убиваем рисунок добычи", чтобы потом изменить будущее. Инженер привыкает видеть настоящее глазами человека будущего, и тогда видно несовершенство настоящего. Инженер, специалист, квалифицированный рабочий должен понять, что он — не современник тому, что есть! Он оттуда! Он попал сюда из будущего! Которое лучше, совершеннее! И он должен понять, как, используя имеющиеся средства, это прошлое, которое он видит, приблизить к своему будущему, которое внутри него, в котором он остался умом и душой!
— А чем мы вам можем в этом помочь?
Столкин не успел ответить: дверь открылась, и в комнату вкатился невысокий, полноватый, но очень живой преподаватель лет сорока, Виктору незнакомый.
— Серег! Слушай, у тебя сигареты не найдется?
— Так вы же бросили.
— Ну, бросил, бросил, а…
— Нет. Только жвачка от курения.
— Жвачка и у меня есть. Слушай, а кто это с тобой? С завода?
— Нет, это с коооператива насчет "Кассандры".
— А, понятно… Григорий Семенович Бобыкин, кафедра робототехники.
— Еремин, Виктор Сергеевич, постановщик.
— Очень приятно. Случайно не курите?
— Увы.
— М-да, кругом шестнадцать… Слушай, — робототехник снова обратился к Столкину, — я, наконец, понял, зачем мне нужно строить этот двухэтажный коттедж в Бежичах.
— И зачем?
— Чтобы приехать домой и нормально поработать. В своем кабинете, с большими окнами в сад, где цветут хризантемы. Тогда можно получить полную отдачу. А Суходольцева надо срочно клонировать, а то зашьемся. Сейчас по новым минским темам пашем, как в войну.
— Клонировать людей из будущего — вот как раз с товарищем и занимаемся… А чего, еще ХД подвалило?
— Спрашиваешь! Ты же знаешь, что Союз, в отличие от Китая, не может использовать много дешевой рабочей силы. Смысл социализма тогда теряется. Так что вся надежда в этой гонке на роботов и их удешевление.
— Ну и как, у нас есть хоть какие-то шансы? Если учесть, во сколько обходится нам роботы и во сколько им — говорящие орудия из Юго-Восточной Азии?
— Да есть кое-что… У нынешнего капитализма одна слабость — рост издержек на продвижение продукта и доля этих издержек в стоимости. У них, по сути дела, скрытый хронический кризис перепроизводства, и то, что они выигрывают на дешевой рабсиле и высоких технологиях, они потом спускают на рекламу, общественные связи, разные приемы вытеснения конкурентов. Ну и потом дешевые азиаты кормят евросов и янков. Да, кстати о Штатах: недавно во внешсети наткнулся на мыло Талкевича, списались.
— Это что в Израиль катанул? А для этого всем тут пиво ставил, чтобы ему антисемитские письма присылали?
— Ну да. Чего-то у него там с родословной не совсем вытанцовывалось, так он хотел как жертва преследований. Но ему там не понравилось, пишет, евреев много. Теперь в Штатах.
— Как жертва Ку-Клукс-Клана?
— Хрен знает. Но там ему тоже не нравится. Злой страшно.
— С работой не повезло?
— Нет, он устроился на какой-то там электроникс корпорейшн… Но понимаешь, вот он уезжал и думал — все, у него там дом будет, машина, и рулон туалетной бумаги, а здесь, значит, ему будут все завидовать. А фиг там. Здесь он теперь без разницы, был он, не был, бывшие коллеги работают, чего-то своего добиваются… А фастфуд, он, знаешь, для пищеварения вреден и рулон быстро кончается. Вот теперь и бродит по открытым форумам, на Союз дерьмо сливает.
— Да этим там много страдает…
— А, кстати, рассказывал, чем завершилось с тележкой на МЭКР-280ТК?
— Это где на Новокузнецком ось вот так наискось полетела?
— Да. Вот я говорю — всегда надо в смежные отрасли заглядывать. Тепловозникам это, представляешь, полвека известно, и называется автоколебания при боксовании, ну это, как пальцем по мокрому стеклу водишь. Мы там допплеровские датчики поставили и придушили боксование на корню. Все, нет проблемы. Ладно, отвлек я тебя… Побежал. Всего доброго!
— Да, так, собственно, насчет "Кассандры", — продолжил Столкин, — идея как раз в том, чтобы создать экспертную систему для выбора конструкторского решения на основе не существующих технологий, а которые будут созданы завтра. Все это надо для концептуального проектирования.
— А как же мы узнаем, какие технологии будут завтра? — удивился Виктор.
— А-аа, в этом-то вся соль. Технологии в будущем появятся те, в которых есть острая потребность сейчас. Эта потребность возникает из невозможности изготовить известными человечеству средствами часть из требуемых продуктов. Таким образом, если мы в концепт-проекте исходим из технологии завтрашнего дня, то такое проектирование повлияет на технологии завтрашнего дня, из которых мы исходим, и так далее, такая вот обратная связь. Понятно? Не совсем? Вот у меня тут на дискете некоторые наработки…
Виктор понял, что его приключения в девяностых начинают плавно перетекать из раздела "Альтернативная история" в раздел "Научная фантастика". И вообще, все, что он видел, очень хотелось назвать утопией, но как это назвать утопией, если это — реальность?
Когда он вышел из БИТМа — а точнее, из предвоенного Чертежного корпуса, подновленного и подкрашенного, откуда часть старых кафедр была переселена в Красный, а освободившиеся площади были заново перекроены гипсокартонном и заселены экспериментаторами, задача казалась ему уже не столь тупиковой. В принципе, можно было взять за базу "АСНИЛ-3 Знания" и прикрутить кое-что из столкинских алгоритмов, которые сам Столкин, в силу привязанности, пытался реализовать на Паскале. Также надо было врубиться в ЯГО — язык создания динамических веб-страниц, который тут развивали в опережение будущему королю сайтовых движков PHP.
"Может, у них действительно, какие прогрессоры работают? Хотя с языком движков понятно — потребность возникла раньше. Вон в нашем девяносто восьмом у нас в Брянске умельцы делали дизайн сайтов лучше, чем у тогдашних штатовских. Просто кому это было нужно в условиях нашего развала — сразу создавать мощные веб-дизайнерские фирмы с филиалами? Где рынок сбыта, если на многих заводах просто не то что Интернет — электронной почты не было? Кто в это инвестировал бы тогда? И вообще, много ли у нас вкладывают в крупное отечественное производство, а не в рога и копыта и торговые сети?"
БИТМ в этой реальности изменился даже больше, чем в нашей. Военная кафедра была существовала, но была отселена на территорию возле Стальзавода, на место выведенной из города воинской части — теперь там был создан объединенный центр военной подготовки запасников для нескольких вузов и техническая база НВП школ, ПТУ и техникумов. Вместо белого административного корпуса, появившегося в нашей реальности, к Старому Корпусу была сделана трехэтажная пристройка из красного кирпича все в том же стиле русского модерна, похоронившая под собой бывшие гаражи военки и кремлевской стеной замкнувшая здание корпуса на 22 Съезда: министерство удалось убедить, что храм науки должен внушать также и своим видом. Первая общага, длинное здание в духе конструктивизма, пересекавшая наискось двор на углу, была снесена, и на ее месте буквой "Г" выросла белая девятиэтажная студенческая общага строгих очертаний для экономии места. Двухэтажная столовая переселилась в первый этаж выросшего на ее месте, между Второй и Третьей общагами высокого Дома Преподавателей; к домикам у футбольного поля, очевидно, тоже собирались подбираться и разместить там что-то основательное.
Голубое, развеявшееся к обеду небо, теплый осенний полдень двадцатого столетия и тихий шорох опавших листьев на брянских тротуарах, которые не слишком спешили мести дворники, создавали у Виктора какое-то светлое, ностальгическое чувство возвращения в студенческие годы. Казалось, что он только что отсидел последнюю пару на лекции, и теперь можно с легким сердцем и спокойной совестью сводить знакомую чувиху в кино, а потом посидеть с ней вместе на скамейке в Пушкинском парке, думая попутно, у кого содрать курсовик.
Оказывается, как прекрасно взять и начать все заново, подумал Виктор. Начиная новое, мы неизбежно оставляем свое прошлое, свои былые трудности, неудачи и даже болезни. Мы вновь возвращаемся к себе, восстанавливаем свою душу и тело. Если бы наша страна, а еще лучше — все пятнадцать республик бывшего Союза — вдруг смогли бы, погрузившись в захватывающую новизну, забыть о своем прошлом, оставить вся и всех, что напоминает нам о прошлых болячках и неудачах — не было бы это началом пути к их восстановлению? Не потому ли над нами вьется стая назойливого гнуса, который денно и нощно зудит о наших исторических болячках и неудачах, потому что хочет видеть нашу страну больной? И не пора ли сдуть эту стаю репеллентом, чтобы увидеть за этим зудом наши удачи и расцветы — хотя бы временно, ради исцеления нашей страны?
19. Вроде зебры жизнь, вроде зебры
— Не слышали? Нашли этого, что ночью дверь взломал. — окликнула его Вика, когда он, вернувшись из Бежицы, входил в зал работы с клиентами через переднюю дверь.
— Поймали?
— Нашли тело.
— В смысле? Его убили, что ли?
— Написали сейчас на ресурсе, где хроника МВД, что обнаружили в овраге, в Судке, в районе улицы Вали Сафоновой, то-есть в нашем районе. Признаки смерти от передозировки наркотиков. Время смерти между пятью и шестью утра. При нем обнаружены инструменты для взлома. Ну, обращаются к населению, просят заявить, кто что видел. Во как бывает.
— Странно.
— Почему странно? — удивилась Вика.
— Если у него была доза, зачем он сюда лез? Или он за час еще кого грабанул, купил у кого-то дозу, ширнулся и отдал концы под кустом?
— Откуда вы знаете, что под кустом? Тоже читали?
— Я не знаю, я овраг знаю, там везде кусты.
— Ну и что? Может, он в бытовку сунулся уже под этим делом, когда ничего не соображал. А потом еще накатил.
— Может. Кто их разберет, этих нариков.
— А вам звонили в отдел. Женщина, — многозначительно добавила Вика.
— Неужели? В наше время женщина, которая звонит, а не связывается по сети — редкость.
— Не всегда. Например, если не по работе и из автомата. АОН определил автомат у общаги строительного техникума. Где кольцо "тройки".
— Интересно. Может, из родственников кто паспорт подвез?
— Не знаю. Ничего не просила передать, сказала, еще позвонит.
— …Ему позвонили где-то сразу после обеда. Он узнал голос Инги.
— Здравствуй. Что, у тебя там из-за отсутствия какие-то неприятности?
— Никаких неприятностей. Обычное дело, торчок сигнализацию нарушил.
— Какой торчок?
— Ну обколотый или обкуренный… Я-то откуда знаю?
— Ты так спокойно говоришь? Наркоманы уже свободно по городу по ночам шастают, они же что угодно могут сделать?
— Этот уже ничего не сделает, он коньки отбросил.
— Что? Тебя плохо слышно, говори яснее!
— Ну помер он, уже на сайте… на ресурсе МВД появилось.
— Что?.. — неожиданно резко воскликнула она. — Ладно, хорошо хоть у тебя спокойно. Кстати, ты в курсе, что сегодня в Художественном последний день выставки Дятьковского хрусталя?
— Обожаю хрусталь. Сходим после работы, перед закрытием?
— Да, сегодня я свободна. Жду в шесть у входа. Пока!
Так, с кольцом "тройки" все ясно, рассудил Виктор. Как раз рядом вход в Художественный. Инга не воспользовалась мобилой. Почему? Возможно, операторы еще дорогие, дороже таксофонов.
Вторая половина дня принесла с собой тревогу. Вернулся из командировки некто Росинов — он ездил в Киев по поводу рамочного соглашения со "Светочем". Дело шло к слиянию фирм, что обещало выход на крупные заказы союзных агенств и расширению "Коннекта". Все было бы хорошо, но помимо этого Росинов принес весть, что в поездах начали ни с того, ни с сего проверять паспорта; ничего внятного по этому поводу, кроме туманных намеков на обострение международной обстановки, не объясняли. Чтобы не дергаться и не выдавать себя, Виктор полностью ушел в работу.
В отличие от хакеров, о постановщиках не пишут романов, тем более фантастических, хотя работа постановщика не в пример интереснее и увлекательнее. Если отвлечься от киношных мифов, хакер просто сидит за компом и азартно занимается очень нудной работой; возможно, только непонятность этой работы окружающим создает вокруг хакеров загадочный ореол. Постановщик же работает с людьми и погружается в глубину их отношений, как сценарист сериала и агент разведки в одном лице. То-есть, ему вначале, надо, как агенту, погрузиться в глубину моря житейского в лице отдельно взятой бизнес-структуры и понять действующие в ней явные и тайные пружины, а затем, подобно сценаристу, превратить их в некий сюжет для создания программного кода.
— Виктор Сергеевич! Опять тут тот же клиент вас хочет… Который с белой сборкой. Мозинцев.
Иван Анатольевич нервно перерывал коробку с дискетами.
— Жалоба, что ли?
— Нет, говорит, еще что-то обнаружил, хочет, чтобы посмотрели. Вообще как он, как клиент? Скандальный?
— Нет… не похоже. Вообще он произвел впечатление человека, которому приятно иногда сорить деньгами.
— Может быть. Я тут по бордам пошарился. Любит ходить в рестораны, покупать и продавать антиквариат, живопись, машину имеет, но почти не ездит почему-то, заводит деловые знакомства, вообще человек с большими связями, и, хотя сам ничем не руководит, может помочь. Сейчас, конечно, дефицита нет, но иногда надо чего-нибудь такое…
— Ясно. Посредник по услугам, "ты-мне, я-тебе". Он никому тут никакую комбинацию не предлагал? Может, он хочет что-то провернуть по кооперативу и ищет гастролера?
— Только сейчас нарисовался. Хотя… ну, в общем, смотрите там. Бухгалтеру я уже сказал насчет дневной. Так что до завтра, завтра у нас зал работы с клиентами работает, я тоже буду в течении дня. Паспорт еще не прислали?
— Ну вот я надеюсь, на следующей неделе…
— Хорошо… А, ну вот же драйвер к вильнюсской "Сонар". Успеха!
Вечернее небо было уже затянула серым шатром облаков; наиболее нахальные из них, мохнатые и лиловые, проползали между небом и антеннами, грозя споткнуться и пролить струи дождя. Тем не менее, было тепло. На бульваре Гагарина все так же весело лопались каштановые ежики; Виктор уже стал привыкать к архитектурным различиям между реальностями, и на углу Дома Политпроса ему уже стало казаться, что он никуда и не перемещался.
У Мозинцева уже горела люстра; казалось, хозяин квартиры не хочет смотреть на это унылое небо и специально пораньше закрыл занавески.
— А-а, проходите, проходите. На улице там дождь не идет?
— Нет, тепло. Так что там опять с вашим?
— Знаете, не загружается. Пищит.
Виктор снял с системного блока монитор и, приподняв крышку, осмотрел монтаж: память была вставлена не до конца.
— Скажите, — спросил он Мозинцева, поправляя планку, — вы внутри там ничего не делали? Или кто-то еще?
— Пылесосил. Пыли там много.
— Понимаете, там надо аккуратно, может, даже лучше кисточкой мягкой смахнуть…
Он водрузил все на место и включил: на мониторе пошло привычное тестирование памяти.
— Вот! А я уж испугался. Слушайте, вы для меня все время так много делаете…
— Да ничего, эта наша работа.
— Я понял, как вас отблагодарить. Знаете, я вам сделаю паспорт.
— Какой паспорт?
— Какой-какой? Обыкновенный, советский, какой еще. С заграничным как-нибудь сами, если надо.
— Простите, не понял, — Виктор вытер внезапно вспотевший лоб, — а зачем мне два паспорта?
Читать бесплатно другие книги:
