Ответ Империи Измеров Олег

1. Мир пополудня

— Зонтик. Вы забыли раскрыть зонтик.

С ветки дерева на макушку Виктора Сергеевича упала тяжелая капля, заставив машинально потянуться за привычным предметом обихода.

— Дайте мне один пакет, так удобнее, — продолжал Гаспарян. — Нам теперь все равно по пути.

Виктор пробормотал "спасибо" и, передав шуршащий жесткий пакет с колбасой, сыром и ароматными сосисками, которыми он еще совсем недавно мечтал приятно удивить домашних, щелкнул, наконец, непослушной пружиной.

"Зонтик… какой тут к черту зонтик! Они что, не понимают, что такое ядерная война?"

— Я никак не могу понять… у меня в голове не укладывается…

— Да у многих не укладывается. Но, похоже, действительно вашими переходами кто-то управляет.

— Да нет, не переход, а все это… вообще.

— Что — вообще? Да говорите вы прямо, не бойтесь. Слово не воробей, на шляпу не нагадит.

— Ну… вот это… Насчет решающей фазы операции.

— Не волнуйтесь, — успокоила его Светлана Викторовна, — мы не собираемся специально ради вашего возвращения бомбить мирные американские города.

— Тогда извините… но я тоже ничего не пойму.

— Ну, давайте рассмотрим варианты. Вариант первый: никакой войны не начнется, вы спокойно живете среди нас, устраиваетесь, если, конечно, вас каким-то образом не отзовут. Например, снова с помощью МГБ из второй реальности. Это понятно?

— Понятно. Не понятно, при чем тут война.

— Война при том, что ее, скорее всего, начнут США и НАТО.

— А-аа… — протянул Виктор, рассчитывая на то, что США все-таки не рискнут рубить планетный сук, на котором сидят, — а как тогда я буду участвовать?

— Да за это совершенно не беспокойтесь, — вмешался Гаспарян, — участвовать вам совершенно никак не дадут.

Вот это Виктора удивило еще больше, чем вероятность войны со Штатами. Во всех книгах попаданцы из будущего передают своим высокие технологии и открытия, которые обеспечат победу. Правда, в реальных попаданиях Виктора прогрессорство почему-то оказывалось на втором плане, а для политиков большей частью был интересен сам факт его существования, как козыря в своих играх. Но в этом рае для новаторов запрет на прогрессорство в военной сфере выглядел более чем странно.

— Ну сами подумайте, — продолжал Гаспарян, — разница во времени между нашими мирами всего десять лет. Вы эти десять лет после ваших реформ были знакомы только с открытыми публикациями, то-есть, с теми разработками, которые начинали четверть века назад. Иными словами, ваша информация устарела на десять-пятнадцать лет, за исключением каких-то второстепенных моментов, тонкостей, вылезших во время боевого применения новых видов вооружений. Опыт диверсионных и контрдиверсионных войн — слава богу, у СССР он тоже накоплен и без кровопролития на собственной территории. Есть Африка, Азия, Латинская Америка. Тем более, вы ведь не бывший офицер спецназа?

Виктор отрицательно помотал головой.

— Теперь взглянем на вопрос с другой стороны. Сейчас у Советского Союза появились такие средства ведения войны, о которых у вас, в вашем мире, даже и не догадываются. Распад СССР затормозил вашу военную науку, теперь она развивается без таких масштабных прорывов, каким было, например, появление ракетно-ядерного оружия. Спрашивается, можем ли мы вам рассказывать об этих новых средствах ведения войны, если завтра вы можете — вжжик — неизвестно куда? Вообще, откуда вы знаете, может быть вас именно за этим и прислали?

— Интересная мысль… Кстати, раз уж у нас все время заходит об этом разговор, то, по идее, эти "они" должны позаботиться о том, чтобы я о них ничего не знал и не догадывался. Вы не находите?

— Находим. Как и то, что "они" должны позаботиться о том, чтобы за вами проследить.

— Короче, — подытожила Светлана, — мы организуем для вас искусственный хроноклазм.

В наступившей тишине Виктор услышал, как стучат капли о ткань зонтиков. Почти как счетчик Гейгера, подумал он почему-то.

— Хроно… что?

— Хроноклазм. То-есть ситуацию, когда вы с виду как бы участвуете в боевых действиях, но не можете на них влиять. Ну, как в "Конце вечности" у Азимова. Эти классики иногда дают хорошие мысли — пояснил Гаспарян.

Виктор промолчал. Он не помнил, что там было у Азимова, хотя когда-то и книгу читал, и даже фильм смотрел — один раз, потому что не очень понравился.

— Мужчины, ну давайте пойдем к машине, — вставила Светлана Викторовна, — тут, кроме ОРЗ, ловить уже нечего.

Дождь усиливался. Тонкие кружки расходились на лужах, как радиоволны от импульсного сигнала (полвека назад сравнили бы наоборот).

— Ну, а я что, просто зрителем буду? — продолжил Виктор уже на ходу. — Хотелось бы чем-то быть полезным обществу, раз уж я здесь живу. Да и на нормальную квартиру заработать.

— Ну, бездельничать мы вам не дадим, — тут же возразил Гаспарян, аккуратно перешагивая впадинки с лужами, чтобы не замочить туфли на тонкой подошве, не совсем по сезону. — К примеру, вот вам проблемка. Лет десять назад что делать с фундаментальной наукой, вроде как было ясно. На Западе придумали систему грантов, стимулирующее действие выше крыши, казалось внедряй, и будет людям счастье. Ан, нет. По данным наших аналитиков, в США просто выделился слой успешных грантоискателей, то-есть профессионалов не по тому, как раскрывать тайны природы, а по охоте за этими самыми грантами. И они настоящих ученых потихоньку выживают. В частности, у них университетская профессура — это слой, определяющий денежные потоки не только своих работ, но и, фактически, всего университета. И вообще у них в этой системе западной науки вроде как процветание, обеспеченность, но все поделилось на ремесленные цеха. Каждый ковыряется только в своей области, и не представляет себе, что делают рядом. И вся система исследовательской работы это средневековое разделение поддерживает. А ведь для того, чтобы найти что-то качественно новое, надо осмыслять знания из разных сфер! Самые крупные открытия всегда делались на стыке дисциплин.

— Значит, нужны энциклопедисты.

— Нужны энциклопедисты. Но тут дело в том, что ученый и так еле-еле успевает ознакомиться с информацией в своей области, потому что слишком много работ и знаний, и чем шире он пытается охватить область, тем меньше у него возможностей проверять получаемую информацию и оценивать ее правильность, ценность и так далее. В лучшем случае начинает развиваться верхоглядство, в худшем — мозг начинает некритично перемалывать и всякие непроверенные, но заманчивые гипотезы, которые воспринимаются, как "результат исследований", и ученый ударяется в мистику. Уже нескольких человек так потеряли в программе подготовке гениев. Не физически потеряли, а как специалистов. Человек начинает нести чушь всякую, смешивает факты и плоды своей фантазии. Вот вторая задача — как этого избежать.

— Ну, это вообще-то мировые проблемы.

— А вы думали, мы вам, как пану прогрессору, предложим думать, как командирскую башенку в танковой башне вваривать? На это у нас конструкторы есть. А вы у нас товарищ из будущего, так что с глобальными задачами вам и карты в руки. Я, конечно, не требую сейчас решить, но подумайте. У вас взгляд все-таки свежий, альтернативный.

К бордюру подкатил старый зеленый "уазик-батон" с узкой желтой полосой на борту, на которой лиловыми буквами было выведено "Ремонт и обслуживание БКС".

— Это наш, — сказал Гаспарян. — Кстати, когда-то был вагончик прослушки.

— БКС, простите, это боевая космическая станция? — недоуменно спросил Виктор, глядя на ностальгически затрапезный вид экипажа.

— Это бытовые компьютерные сети. Аббревиатура такая.

2. "Берегите свою ж…"

— Нет, я все-таки одного не пойму, — возразил Виктор, устроившись на жесткой дермантиновой сидушке батона по ремонту БКС (а почему бы и не возразить, как человеку другого мира?) — Все-таки за бугром нам политики бомбой грозят уже полвека, но разум-то у них действует. Вряд ли они захотят сами себя уничтожать, и даже риск создавать такой. Может, с ними опять договориться на высшем уровне? Разрядка, мирное сосуществование, даже идею конвергенции подбросить. Коммунизм-то у вас совсем не такой, с каким они воевали, частник даже развивается, если в переводе на их понятия. Не дураки же они совсем.

— Не дураки, — вздохнул Гаспарян. — Вот если говорить с каждым по отдельности, то большинство не дураки. Но, понимаете, все это было в эпоху кейнсианства.

— В этоху кого?

— В эпоху чего. Кейнсианства. Так у нас условно называется период, когда в капстранах государство влияло на имущий класс, чтобы не допустить революции. А где-то начиная с эпохи рейганомики, тэтчеризма — ну, помните, наверное? — в сознании масс вбивают идею асоциального бизнеса. Бизнеса без этики и морали. Асоциальный бизнес занимается только тем, что гребет к себе: увеличивает прибыль, себя считает перед обществом ничем никому не обязанным, а ему общество при этом обязано не мешать и даже создавать условия. То-есть перед обществом не отвечают два вида населения: бомжи и бизнесмены.

— Это понятно, — согласился Виктор. — У нас это тоже, как его, пропагандируют.

— Ну вот. А в таком обществе государство уже не влияет на бизнес — он шире, он международный, надгосударственный, а государство, значит, его обслуживает, вот эту функцию извлечения прибыли.

— Не, а демократия как же? Разве там ее нет?

— Ну. давайте мы вам доступ во Внешсеть дадим, спросите у соотечественников за рубежом, какая у них демократия… Вот такой результат: каждый из политиков, акционеров, промышленников, технократии там вроде гомо, так сказать, сапиенс, человек разумный, а вместе, как целое — ну, что-то вроде нежити. Только слепо вот эта функция грести прибыль, ничего больше, ни чувств, ни мыслей. Или как, знаете, кадавр, который у Стругацких. "Понедельник начинается в субботу" читали? Помните, что Роман там Выбегалле говорил? "Вы программируете стандартного суперэгоцентриста. Он загребет все материальные ценности, до которых сможет дотянуться, а потом свернет пространство, закуклится и остановит время". Так что либо человечество потребует от бизнеса глобальной социальной ответственности, либо бизнес сожрет человечество, ибо выторговал себе право тупо жрать. А пока человечество не встряхнет и не осознает, говорить с этими бизнес-функционерами, говорящими от имени своих народов, просто бесполезно.

— Но подождите… Может, это наивный вопрос, но почему у нас вообще должна голова болеть за всю планету?

— Ну а как вы думали? — воскликнула Светлана Викторовна. — Мы же высшая цивилизация, на нас и ответственность.

Салон был отделен от кабины водителя непроницаемой перегородкой с толстым стеклом. "Видимо, тут и вправду раньше было спецоборудование. "Высшая цивилизация…" Сверхчеловеки, что ли?"

— Ну, хорошо, продолжил Виктор, — вы говорите, ответственность. Но тогда какого же вы провоцируете США и НАТО напасть на Югославию? Слабость нарочно демонстрируете? Давно бы сделали с югами военный блок, союзнический договор, что еще там… а так дразнете пиндосов, то ли Союз будет защищать Белград, то ли нет. Вы этой Югославией перед носом у Клинтона вертите, чтобы он попытался цапнуть.

— Интересное кино, — хмыкнул Гаспарян. — С чего вы взяли, что политическое руководство страны сознательно провоцирует наших вероятных противников, а не придерживается гибкой неоднозначной позиции? Репрессивная политика ДКХП, к сожалению, приводит к нарушениям гражданских прав, что наше государство осуждает. Разве желание дистанцироваться от подобного режима не естественная реакция наших верхов?

— С чего? У вас был первый попаданец. Так что вы прекрасно понимаете, что следующая мишень после югов — Россия, СССР. Не можете вы их сдавать, в чем бы этот ихний ДКХП не замазался.

Гаспарян вздохнул.

— Ну что ж, Виктор Сергеевич… Вы взрослый человек, вы видите международную политику без иллюзий. У нас подсчитали, что в целом такой вариант — то-есть, если НАТО нападет в выгодной для нас стратегической ситуации — обойдется гораздо меньшими жертвами, чем если мы будем просто оттягивать время и дождемся, что НАТО нападет, лучше подготовившись, в более выгодной для нее ситуации, используя какие-то наши временные слабости. Людей надо беречь… а, стало быть, придется чем-то жертвовать.

— Но мы жертвуем югославами. Мы ими прикрываемся.

— Да мы рады с ними поменяться… Понимаете, так сложилось географически и исторически, что Югославия оказалась в это время в этом месте. Отказ, он только еще погубит ни в чем не повинных людей, вы хоть это поймите. После войны мы им все компенсируем… поможем. Это не то, что вы думаете.

— Людей тоже вернете?

Виктор ожидал, что Гаспарян будет возражать, приводить какие-то доводы, но тот тихо улыбнулся.

— Подумайте, предложите лучше. Обещаю, что внимательно изучат.

Наступила пауза. Спорить было не о чем.

"А ведь в нашей реальности просто разучились разговаривать", неожиданно подумал Виктор. "Все больше кричат — на улицах, в сериалах, в рекламе, в телешоу, даже в КВНе, хотя там надо острить. Почему? Привычка от мобелов? Или у нас теперь надо орать, чтобы услышали? Разучились слушать? Разучились искать информацию, и только фильтруем то, что лезет в уши на каждом шагу?"

И вдруг Виктор поймал себя на том, что он и сам втайне хочет, чтобы война шла на третьей территории. Ну, там, послать помощь, защитить, по дипломатической линии… Но чтобы подальше от наших границ. Все равно все "цивилизованные", когда наш народ жертвует собой ради кого-то, кроме себя, тычут нам в глаза нашим благородством и называют лохами. И вообще хорошо быть благородным, если ничем не надо жертвовать, а…

…А дороги у них ровные. Хоть и 'буханка', но идет плавно. Как им это удается? Вроде тот же асфальт, не слишком новый, с трещинками редкими, потертый — вон, камешки видны. А выбоин, волн — не видать.

— Здравствуйте, это не вы из ЖКО?

Женщина, которая окликнула их, когда они вылезали из 'буханки' возле 'Паруса' была из разряда мощных старушек. Такие обычно носят платки и большие бесформенные плащи или легкие стеганые пальто из синтетики; большая часть приехала из деревни в шестидесятых-семидесятых, подняла семьи и, отработав на производстве, ищет себе занятия, заполняющего время — поковыряться в огородике, затеять ремонт в квартире или просто пойти по магазинам, даже если все есть, чтобы не терять чувства значимости в этой жизни. Только здесь пенсионерки обычно носят не платки, а вязаные шапочки, и пальто на них чаще твидовые, или что-то в этом роде — любят натуральное, наверное. Позади нее на лавочке у перголы сидело еще трое пожилых женщин меньшей весовой категории.

— Нет, — ответил Гаспарян, — мы из ремонта компьютерных сетей. Профилактика. Жалобы на домолинию есть?

— На домолинию жалоб нет, а вот посмотрите, что малолетние хулиганы сделали!

Неподалеку, у тротуара на газоне, стоял рекламный щит. Рекламные щиты здесь редкость, и привыкший наталкиваться на такие штуки на каждом шагу Виктор, живя здесь несколько дней, вообще не обратил на него внимания, а местные, видимо, замечали. Афиша на нем была социальной — зима, в отличие от нашей реальности, здесь наступает для коммунальных служб не неожиданно, и районные власти предупреждали граждан не лезть на неокрепший лед, не ходить возле стен домов, которые еще не оборудованных решетками от сосулек, приобрести заранее шипованные галоши на случай внезапного гололеда, если сразу не успеют сколоть и посыпать, ну и так далее. Надпись внизу плаката гласила: 'Берегите свою ж…' Кусок плаката из пленки-'спамоклейки' по краю был оторван. Впрочем, смысл в основном не менялся и был понятен.

— А что, у вас тут часто хулиганят? — спросил Виктор.

— Да это не наши, наши не могли. Это, небось, компания вязовских, с Вязовой аллеи. Они у себя боятся, вот, по другим бегают. Вот поймают их и заставят кусты стричь. Макаровна сразу и в ЖКО и участковому позвонила — безобразие, что ж это такое.

— Безобразие, точно! — донеслось со скамейки в глубине пластиковой беседки у подъезда 'Паруса', позволявшей пенсионеркам отдыхать на воздухе и в непогоду. — Вот только что наклеили и уже испортили. Вод что за народ!

— Да ладно уж тебе, Ольга, — возразила невысокая бабушка, худощавая, на коленях которой возлежал большой серый кот, недовольно топорщивший усы от уличной сырости, — забыли, что ли, как вон тут на стенах писали, как драки были? Не надо, сейчас молодежь лучше, чем была. Значительно. Вон внук говорит, у них в классе на первую четверть будет пять отличников, не круглых, правда. Но когда ж такое было!

— Неправда! И после войны все учились! Голодно было, а все старались учиться. Не будешь учиться, вон будешь всю жизнь пастухом за сорок рублей.

— Какой сорок? Ты хоть знаешь, сколько сейчас квалифицированный пастух в агрофирме получает? И без среднего не возьмут. Это ж ковбои, а не пастухи, их теперь в деревне все ковбоями зовут. Вообще вот еще поживу в городе и в деревню поеду. Тихо там и те же удобства. А пенсию туда перечислять будут…

— Ну что ж! значит, будем ждать, когда подъедут! — резюмировала мощная старушка и продолжила, обращаясь уже к Виктору:

— А что, вы и в воскресенье работаете?

Вот тут до Виктора дошел смысл присылки 'батона'. Если на нормальной машине привозить и отвозить все время — это перед местными расшифруются. 'Наши люди на такси не ездят!' Ну, здесь, конечно, такси не роскошь, но вообще легковухи ограничиваются, слишком уж много в окружающей среде места занимают. А вот что на служебной с предприятия ехали, по пути до дома подбросили — это понятно. Это вполне по советским традициям, может, официально и не приветствуется, но в данном случае подозрения не вызывает.

— Да тут вопрос небольшой возник… Пришлось отвлечься от дел домашних.

— Ну, решили-то хоть?

— Ну дык… Для того и работаем.

— Светлана Викторовна, вы с нами едете, или как? — решил подвести под дискуссией Гаспарян.

— Поезжайте, я здесь на троллейбусе, — махнула рукой Светлана. 'Батон', довольно урча, укатил.

— Теперь с вами, — продолжила она, когда пенсионерки утратили к ним внимание, — Доренцова выехала, вместо нее вселен капитан Риденко Григорий Иваныч, он прикрывает вас в комплексе. Так что не удивляйтесь. Товарищ Риденко легендирован, как пенсионер-ветеран правоохранительных органов, холост и так далее. Будущие отношения — просто сосед, на лестничной клетке вас-вась. Понятно?

— Понятно. Варю на новое задание?

— Нет, в санаторий. Признаки нервного истощения. Новых хроноагентов не объявлялось, если это вас интересует.

— Вредная работа. Жаль…

— По городу теперь можете ходить без прикрытия. Только держаться рекомендуемых улиц, где есть наблюдение.

— Ситуация изменилась?

— Да, если бы хранители хотели вас убрать, они бы просто перебросили вас в период немецкой оккупации, в облаву. Или до основания города, когда здесь дремучий лес и дикие звери. Судя по всему, они надеются, что и в нынешнем качестве вы сыграете свою роль. Мы не собираемся их в этом разуверять. Способ обеспечить и ваше участие, и ваше невмешательство мы сами подготовим. Так что не удивляйтесь и не волнуйтесь.

— Да чему уж тут волноваться… то-есть удивляться… Это вам сейчас сообщили насчет смены режима или вы принимаете такие решения?

— Вариант просчитан и согласован заранее, — ответила она. Легкий порыв ветра сбросил на ее лоб запоздалую каплю с молодого клена; она легко смахнула небесную влагу, и выражение ее лица стало немного беззащитным, словно она хотела о чем-то попросить.

— Скажите, а вы не будете против… — тут она сделала небольшую паузу, — если я познакомлю вас с моей подругой?

'Иной способ наблюдения?' — мелькнуло в голове у Виктора. — 'Или воспитание хроноагента, который должен обрести личные связи? Вряд ли они делают что-то просто так… хотя, если это не так важно, и не регламентируется, они тоже люди, так что не будем спешить. Во всяком случае, знакомство само по себе ни к чему не обязывает.'

— Я не против, — ответил он. — У меня здесь пока не так уж много знакомых.

— Тогда это где-то на следующей неделе. На сегодня что планируете?

— Отдохнуть и переживать ситуацию. Посмотрю, может, из бытовых мелочей чего не хватает, посуды… а, терку надо купить, в универмаге, наверное, есть. Как говорят, займусь хозяйством, хотя оно здесь хорошо налажено. Погода все равно плохая. Возможно, запишусь в видеотеку, хочется ознакомиться с новым советским кино.

— Ну, что ж, желаю отдохнуть. На работу завтра не проспите… Вопросы какие-нибудь есть?

— Есть, — ответил Виктор, — а почему у вас гипермаркетов мало?

'Зачем я это задал? Хотя, действительно странно. Товаров много, а ни одного нового не построили.'

— Надоели брежневские универсамы, — улыбнулась Светлана, — народ, очереди, запах подсобки, ящики и нет того, что надо… Шучу. Гипермаркет — это культура личного автомобиля. Человек едет на личном авто и берет много. Гипермаркеты искусственно подстегивают потребление личных машин, а у нас их ограничивают, из-за экологии. Вместо этого у нас развивают мелкие магазины в пешей доступности. Помните, в 'Бриллиантовой руке' — наши люди в булочную на такси не ездят?

'Только что об этом думал'.

— Теперь наши люди могут ездить в булочную на такси. Состояние позволяет. Но незачем. Все рядом, что-то редкое можно по сети заказать. В магазине или прямо из дому.

Она сказала 'из дому', с ударением, на 'из', а не 'из дома', и от этого старого, известного в Брянске речевого оборота сразу повеяло чем-то домашним.

— А сервис в мелких магазинах хороший, потому что конкуренция. Только не конкуренция самих магазинов, иначе будет хаос, а конкуренция торговых фирм за профильные магазины в каждом районе. То-есть, если в молочном упадет СОЭ — совокупная общественная эффективность — то поддержку выиграет другая фирма, предложившая лучший рабочий план-обязательства по СОЭ, а сам молочный останется. А какие магазины нужны, это определяют три стороны — комитеты жильцов, отдел торговли райисполкома и предложения фирм.

— Интересный подход, — хмыкнул Виктор, — а как они это СОЭ определяют?

— А СОЭ — это компромисс между непосредственной прибыльностью магазина, с одной стороны, и создаваемой общественной прибыльностью. Методика сложная, но, когда пошла компьютеризация, это все стало возможным считать. Теперь понятно?

— Да, — согласился Виктор, — вполне.

Пока что он определенно понимал то, что в его жизни начинается новая полоса и придется опять к чему-то приспосабливаться. И еще он хотел узнать, как это сразу и участие, и невмешательство, но подумал, что на улице ему вряд ли будут об этом рассказывать.

'Ладно. Сами увидим. Придет время, разъяснят.'

— И еще одна мелочь. Вам возвращают 'ВЭФ' — если Вы помните, это мобильник. Вы его найдете в своей квартире в секретере, второй ящик, слева в ящике. ПО обновили, теперь, если звонит кто-то из наших, первая восьмерка номера будет без одного пиксела сверху. Ну, вроде, как дефект. Это значит, что канал защищен. Будьте внимательны.

— Уяснил… А если хакеры?

— Без 'если'. Ну, всего вам, а то я тоже спешу.

— Дом, дети?

— Дом, дети, личная жизнь, — виновато улыбнулась она. — Мы еще успеем поговорить. До следущего!

— Всего доброго! — машинально ответил Виктор, а сам подумал: 'Да уж, куда я от вас тут денусь…'

3. Пипифакс в подъезде

— Здорово, сосед! Будем знакомы, Григорий Иваныч, меня вот к вам тут заселили.

— Очень приятно. Виктор Сергеевич.

— Не военный пенсионер, случайно? В приемке на сто одиннадцатом работать не доводилось? Был там один товарищ, ну до чего ж похожий, прямо вылитый.

Риденку Виктор увидел еще в коридоре — тот ходил с леечкой и поливал свои цветы. Был он совсем не похож на бодигарда — невысокий, щуплый, хоть и жилистый, и спереди на лбу у него была большая залысина. В постперестроечном кино бытует такой типаж сотрудников КГБ, и почему-то там их изображают противными; однако Риденко выглядел простым и добродушным, и его можно было скорее принять за советского бухгалтера или экономиста из планового отдела. То, как он поливал цветы, добавляя воду в тарелочки, а потом обстоятельно опрыскивая их листья из пульверизатора со всех сторон, выдавало в нем человека пунктуального. Неподалеку по коридору женщина выгуливала годовалого ребенка, а с другой стороны от них, чуть подальше, две пенсионерки обсуждали новости, найденные в сети, видимо, так и не привыкнув к чатам, а, может, и привыкнув, просто случай поболтать подвернулся. Могли слышать.

— Нет, — ответил Виктор, — там не работал.

Он подумал, надо ли здесь говорить, что работал в Гондурасе, но Риденко уже сам перевел тему.

— В шахматы, случайно, не играешь?

— Да я как-то слабо. Давно не играл.

— Так я фору дам! Даже ферзя, если что. Я, знаешь, привык с детства, еще со школы в кружок ходил, а тут контингент незнакомый… Так что если настроение будет, заходи. Я блиц научу играть.

— А, ну, если фору… Конечно. Я понял.

— Мне теперь на пенсии особо спешить некогда, так что я почти всегда дома. Мемуары пишу. Дела из практики там всякие, ну вот как 'Рожденная революцией' хочу написать. Если выйдет, конечно.

…Войдя домой, Виктор по своей постсоветской привычке врубил пультом телек, чтобы нарушить звуками пустоту жилья; он так часто делал, когда дома никого из семьи не было и становилось непривычно тихо; затем он открыл холодильник и стал распределять по полкам продукты, которыми так и не удалось похвастаться в Российской Федерации.

По первой шел телемост с США; как при Горбачеве, его вели Позднер и Донахью. Правда, обстановка в студии скорее напоминала 'Суд времени' с Кургиняном.

— Тем, кто недавно к нам присоединился, напоминаем, что тема сегодняшнего телемоста — 'Экономический механизм, свобода или плановость'. Фил, продолжайте, пожалуйста.

— Yes, really, — начал Донахью; впрочем, лучше, если читатель, как и зрители романовского СССР 1998 года, услышат его в переводе.

— Да, действительно, — начал Донахью, — в последние двадцать лет мы видим в СССР значительные изменения. Можно взять такую область, как производство легковых автомобилей. Я не могу здесь употребить слово 'прорыв', потому что советские автомобили не соответствуют представлениям западных покупателей об автомобиле девяносто восьмого года…

— Но это потому, что у нас разные потребности, — заметил Познер.

— Хорошо. Вместе с тем, я вижу, что советский автомобиль стал очень качественный и надежный. Я вижу исключительное качество изготовления, когда я в своем путешествии по СССР ездил на вашей машине 'Москвич', потребность посещать автосервис была значительно меньше, чем та, к которой я привык у нас в США. Машина рассчитана на меньшие скорости на дорогах, но это уже ваша ограничительная политика. Честно говоря, я бы хотел, чтобы у нас продавались автомобили вашего производства.

— Ну вот видите. Вы же сами признаете, что социализм позволяет выпускать современные и качественные товары даже в такой традиционно американской отрасли.

— Но, Владимир, если мы посмотрим на ваши реформы, вашу модернизацию, то это просто отход от социализма, отход от тех принципов, которые декларировал Сталин. Вы раскрепостили частную и корпоративную инициативу, у вас появился рынок акций. Да, он пока еще не свободен, но со временем вы придете к выводам, что свободное движение капитала позволить лучше повысить эффективность, быстрее реагировать на изменение потребностей, а всякие инновации получат объективную оценку инвесторов, которые будут вкладывать в них средства в соответствии с ценностью. Вы идете к капитализму, как и Китай, просто мы понимаем, что пока вы не можете пока это сказать открыто.

— Извините, Фил, но я вынужден констатировать, что вы так и не поняли разницу между нашей экономикой и вашей. У нас бизнес, предприимчивость, личная и коллективная инициатива служит обществу, а у вас общество служит не личности, как вы провозглашаете, а служит деньгам личности, личной наживе.

— Но у нас на Западе есть государства и социальная политика. Не все сводится только к прибыли. В любом штате, в любом маленьком городке, если политик не обеспечит рабочие места, не обеспечит социальную помощь старикам, инвалидам, не будет развивать пожарную охрану, приводить в порядок дороги, допустит загрязнение окружающей среды, он утратит доверие избирателей. Демократия дает обратную связь, благодаря которой создаются общественные блага. Государство, как Робин Гуд, берет у богатых и раздает бедным.

— То, что Вы говорите — это теория, вроде нашего старого учебника по политэкономии, второй том. В жизни вся ваша политика — это такая большая попытка Остапа Бендера притащить инвесторов в Васюки. Вместо серьезного изучения, что и как надо развивать для богатства страны — провести олимпиаду или чемпионат мира, вывесить иллюминацию, устраивать на площадях лазерные шоу, пустить скоростной поезд, собирать встречи в верхах и саммиты и обещать, что на эту яркую блесну с перышками будут клевать жирные финансовые крокодилы. Чтобы при этом не утратить, как вы говорите, доверие избирателей, ваши политики кидают перед выборы разные подачки. Примерно, как компания, которая не может снизить цены и повысить качество сервиса, но привлекает покупателя чем? Устраивает лотерейки, дарит шарфики и кружечки с фирменной эмблемой, спасает редких животных, занимается мелкой благотворительностью. Устраивает такое казино, которое сделает богатым и счастливым только хозяина казино.

— Да, вы отчасти правы, популизм существует, но у нас есть и политическая конкуренция. Чтобы удержаться в политике, надо не только придумывать разные трюки для предвыборных кампаний. Долго манипулировать мнением домохозяек нельзя, ситуация в экономике ухудшится, и тогда придет другая команда.

— Фил, ну какая разница, одна команда, другая команда? Главное, что кто бы у вас ни пришел наверх, они будут заложники этой ситуации, и им, как и Остапу Бендеру в Васюках, остается только одно — тянуть время, пока не будет доиграна последняя партия и тогда придется прыгать в окно, не думая, на каком оно этаже.

— Владимир, у меня есть кассета фильма 'Двенадцать стульев' в русском переводе, не стоит так подробно рассказывать.

— Серьезно? Я очень рад, что наше искусство проникает к вам.

— Я скажу больше: этот роман несколько раз экранизовали за пределами России. Но, на мой взгляд, этот роман не только об афере. В нем показано, что человеку нужна деловая свобода. Главный герой понял эту свободу неверно, и попадал в комические положения. Но ведь сама свобода — это естественная ценность, которую человечество завоевало в течение всей своей истории. Например, общеизвестно, что в России свобода политической сатиры заканчивается на уровне управдома. А в нашей стране каждый человек имеет право критиковать президента, например, за то, что в подъездах не убирают.

— Понимаете, Фил, у нас незачем ругать президента за грязь в подъездах, потому что теперь в СССР нет проблем с подъездами! И именно потому в подъездах чисто, что президент у нас подъездами не занимаются. Ими занимаются жилкомхозы. Если они что-то недорабатывают, то вопрос с жилкомхозами решается на уровне райисполкомов, не выше. Здесь та же система, как в ваших фирмах компьютерной поддержки. В райисполкоме есть служба первого эшелона, она работает непосредственно по жалобам с ЖКО, решает непосредственно сам вопрос, выясняет, почему коммунальщики не сработали. Служба второго эшелона в райисполкоме анализирует инциденты, выясняет общие причины и готовит директивы и нормативные документы, которые устраняют сами причины недоработок. Недостаточную обеспеченность, например, ресурсы перераспределяет и так далее, и, со своей стороны, подает наверх предложения, как улучшить работу. Все, вопрос снят, потому что уничтожена сама причина, по которой возникал вопрос, ему взяться неоткуда. Поэтому в облисполкомах уже вообще подъездами не интересуется, они выясняют, как работают системы поддержки в райисполкомах и отлаживают их, как Билл Гейтс свою Windows 98. Каждый делает свою работу, а не устраивает шоу на публику.

Донахью, по-видимому, не был в курсе таких изощренных тонкостей клининговой политики страны нетрадиционного коммунизма; однако долг журналиста и азарт спорщика заставили его не смущаться и продолжать. Шоу маст гоу он.

— Но, Владимир, здесь опять таки вопрос ситуации и ценностей. Если в конкретной ситуации свобода может быть не востребована, это не значит, что она не должна существовать, как ценность. Невозможно все предусмотреть и заранее создать идеальный порядок. Всегда будет ситуация, когда человек, личность, будет нуждаться просто в безусловной экономической лкомах уже вообще подъездами не интересуется, они выясняют, как работают системы поддержки в райисполкомах и отили политической свободе, и эту свободу обязаны ему обеспечить политики.

— Фил, ну как можно сочетать два слова: 'западные политики' и 'свобода'? Давайте скажем себе честно: западные политики — это холуи. Это люди, которые ищут способы угодить инвесторам, чтобы они вложили деньги именно в их страну, в их штат, в их город. Вот всеми этими трюками, о которых мы уже говорили, вплоть до проведения олимпиад и футбольных матчей, чтобы привлечь к себе внимание, они отрывают средства от того, что непосредственно населению нужно. Им нужно не благосостояние, им нужен имидж, видимость перед денежными мешками. Если инвесторы начнут заходить в подъезды, чтобы отправлять там естественные надобности, то в подъездах повесят пипифакс!