Мистер Убийца Кунц Дин

– Это абсолютная новинка, прямо из лаборатории. Любой знающий человек, который ее увидит, удавится, чтобы…

– Ботинки у меня, – резко произнес Ослетт.

– О'кей. Тогда пусть себе находят тела и бьются лбами о стену, стараясь решить дело. Нас это не касается. Пусть кто-то другой расхлебывает это.

– Вот именно.

– Скоро свяжусь с вами.

– Рассчитываю на это, – ответил Ослетт, закончив разговор.

Ему вдруг стало не по себе от перспективы проехать более сотни черных и пустых миль в компании Клокера. К счастью, у него имелось кое-что шумное и развлекательное. С пола заднего сиденья он достал "Гейм-бой" и надел наушники. Вскоре он напрочь забыл о действующем ему на нервы сельском пейзаже за окном, погрузившись в перипетии электронной игры.

Когда Ослетт в следующий раз поднял голову от миниатюрного экранчика в ответ на толчок Клокера в плечо, в ночи уж мелькали огни пригорода. На полу между его ногами зазвонил телефон сотовой связи.

Голос абонента в Нью-Йорке звучал трагически, словно тот только что вернулся с похорон собственной матери.

– Как скоро вы сможете добраться до аэропорта в Оклахоме?

Ослетт повторил вопрос Клокеру.

Невозмутимое лицо Клокера не изменилось, когда он ответил:

– Через полчаса, сорок минут, при условии, что вуаль реальности не накроет нас ни там, ни здесь.

Ослетт передал в Нью-Йорк только приблизительное время их приезда, опустив научную фантастику.

– Поезжайте как можно быстрее, – ответил Нью-Йорк. – Вы отправляетесь в Калифорнию.

– Куда именно?

– В аэропорт Джона Уэйна, округ Орандж.

– У вас есть что-то на Алфи?

– Сами не знаем, что за дерьмо у нас есть.

– Пожалуйста, отвечайте, только без таких подробностей, – сказал Ослетт. – Мне не нравится.

– Когда вы доберетесь до аэропорта в Оклахоме, найдите газетный киоск. Купите последний номер "Пипл". Просмотрите страницы шестьдесят шесть, шестьдесят семь и шестьдесят восемь. Тогда вы будете знать столько же, сколько и мы.

– Это шутка?

– Мы только что узнали об этом.

– О чем? – спросил Ослетт. – Послушайте, меня не интересует последний скандал в семье британской королевы или диета, на которой сидит Джулия Робертс.

– Страницы шестьдесят шесть, шестьдесят семь, шестьдесят восемь. Когда прочтете, позвоните мне. Похоже, что мы оказались по колено в бензине и кто-то уже зажег спичку.

Нью-Йорк отсоединился прежде, чем Ослетт мог что-то ответить.

– Мы едем в Калифорнию.

– Зачем?

– В журнале "Пипл" думают, что там нам понравится, – ответил Дрю, решив посмотреть, как понравятся напарнику уже его собственные загадки.

– Может, так и случится, – ответил Клокер таким тоном, как будто то, что сказал Ослетт, было ему абсолютно ясно. Когда они въехали на окраину Оклахомы, Ослетт вздохнул с облегчением при виде признаков цивилизации, хотя пустил бы себе пулю в лоб, доведись ему жить здесь. Даже в час пик Оклахома казалась не полностью пробудившейся ото сна; не то, что Манхэттен. Ему не только было необходимо ощущать бьющую ключом жизнь, для него это было просто необходимо, как пища и вода, и даже важнее секса.

Сиэтл был лучше Оклахомы, но до Манхэттена все равно не дотягивал. Казалось, здесь было слишком много места, но слишком мало народа. Улицы – были относительно спокойны, а люди казались какими-то… беззаботными. Можно было подумать, что они не осознавали, что, как и все другие, они рано или поздно умрут.

Он и Клокер находились вчера в два часа дня в Международном аэропорту Сиэтла, когда должен был прилететь Алфи из Канзаса штата Миссури. Самолет приземлился через восемнадцать минут, но Алфи на нем не оказалось.

За те четырнадцать месяцев, в течение которых Ослетт курировал Алфи, а это был весь период функционирования Алфи, ничего подобного не случалось. Алфи исправно появлялся в назначенный срок, выполнял ту задачу, которая перед ним ставилась, и был точным, как машинист в японском поезде. Так было до вчерашнего дня.

Они не стали сразу паниковать. Существовала возможность, что Алфи попал в автомобильную аварию по дороге в аэропорт, это задержало его, и он опоздал на самолет.

Вообще-то, как только он выбивался из графика, "клеточный элемент подчинения", вживленный глубоко в его подсознание, должен был активизироваться, заставить его набрать определенный номер в Филадельфии и сообщить об изменении своих планов. Но с элементом могли возникнуть проблемы: возможно, он был вживлен в мозг так глубоко, что команда не доходила до него и элемент, соответственно, не срабатывал.

В то время, когда Ослетт и Клокер продолжали ждать в аэропорту Сиэтла, чтобы убедиться, что их человек не прилетит более поздним рейсом, абонент "Системы" в Канзасе поехал в мотель, где останавливался Алфи. Он хотел проверить, зарегистрировал ли Алфи свой отъезд. Имелись опасения, что этот парень мог позабыть обо всех правилах и уроках, которые получил, точно так же, как могла затеряться информация, когда дискета компьютера ломалась. В этом случае несчастный до сих пор сидел бы в своем номере в состоянии прострации.

Но в мотеле его не было.

Не было его и на следующем самолете, прилетевшем в Сиэтл из Канзаса.

На борту частного самолета, принадлежавшего филиалу "Системы", Ослетт с Клокером вылетели из Сиэтла. К тому времени, как они добрались до Канзаса в воскресенье вечером, была обнаружена брошенная машина Алфи, взятая им напрокат в жилом районе Топики, в часе езды на запад. Пришло время взглянуть правде в глаза. У них на руках оказался "непослушный" мальчик. Алфи стал ренегатом.

Строго говоря, Алфи никак не мог стать ренегатом. Оказаться в прострации – да. Все, кто вплотную принимал участие в программе, были уверены в этом. В своей уверенности они напоминали экипаж "Титаника" до того, как он "поцеловался" с айсбергом.

Поскольку "Система" прослушивала все разговоры полиции в Канзасе, как, впрочем, и в других городах, она знала, что Алфи убил два предписанных ему объекта, когда они спали, где-то между полуночью в субботу и часом ночи в воскресенье. До этих пор он действовал согласно графику.

А вот после этого никаких данных о его местонахождении у них не было. Они вынуждены были предположить, что он сорвался и отправился в бега сразу же после часа ночи в воскресенье, по среднеевропейскому времени, что означало, что через три часа он уже полных два дня гулял сам по себе.

Мог ли он проделать весь путь до Калифорнии за сорок восемь часов? Ослетт раздумывал над этим, когда Клокер свернул на подъездную дорогу в аэропорт Оклахомы.

Они предполагали, что Алфи был на машине, поскольку "хонда" была украдена с улицы, недалеко от стоянки, где оставлялись взятые напрокат машины.

От Канзаса до Лос-Анджелеса было тысяча семьсот – тысяча восемьсот миль. Он мог покрыть это расстояние даже меньше чем за сорок восемь часов если предположить, что он был нацелен только на это и не сомкнул глаз. Алфи мог обходиться без сна три-четыре дня.

В воскресенье вечером Ослетт и Клокер выехали в Топику, чтобы осмотреть брошенную машину. Они надеялись найти какие-нибудь улики, наводящие на след киллера.

Ввиду того, что Алфи был достаточно хитрым чтобы использовать фальшивые кредитные карточки, которыми они снабдили его и по которым его можно было легко выследить, и потому, что он обладал всеми необходимыми навыками умело и успешно совершать вооруженные ограбления, они использовали контакты "Системы", чтобы получить доступ и просмотреть компьютеризированную картотеку отделения полиции в Топике. Они обнаружили, что неизвестным был совершен налет на придорожный магазин примерно около четырех часов утра в воскресенье; продавец был убит выстрелом в голову, а по гильзе, найденной на месте преступления, было установлено, что выстрел произведен из оружия девятимиллиметрового калибра. Пистолет, которым снабдили Алфи для выполнения задания в Канзасе, был "Р7" девятимиллиметрового калибра фирмы "хеклер-кох".

Еще одной зацепкой была сама покупка, которую отпустил продавец за несколько минут до смерти и которую полиция вычислила по компьютеризированному кассовому аппарату.

Купили необычно много: всевозможные виды диетического питания, сырные крекеры, орешки, маленькие булочки, плитки шоколада и другие высококалорийные продукты. Обладая ускоренным обменом веществ, Алфи вполне мог запастись такими продуктами в том случае, если пустился в путь, намереваясь обходиться какое-то время без сна.

После этого они снова надолго потеряли его след. Из Топики он мог направиться на запад по дороге Семьдесят между штатами прямо в Колорадо. Он j мог поехать на север по федеральной магистрали Семьдесят пять, на юг можно было добраться разными дорогами до Чануты, Коффевиля. На юго-западе впереди находилась Уичито. Он мог отправиться куда угодно.

Теоретически, через несколько минут после того, как он прекратил повиноваться командам, существовала возможность включить передатчик в его ботинке с помощью зашифрованного сигнала, передаваемого через спутник по всей территории Соединенных Штатов. Тогда они смогли бы использовать серию геосинхронных спутников слежения, чтобы вычислить его местонахождение, поймать его и вернуть домой в течение нескольких часов.

Но появились проблемы. Проблемы всегда появляются неожиданно, как "поцелуй" айсберга.

Лишь в понедельник днем они засекли сигнал передатчика в Оклахоме, восточное границы с Техасом. Ослетт и Клокер, будучи рядом с Топикой, вылетели в Оклахому и, взяв машину напрокат, выехали по Сороковому шоссе, вооруженные электронной картой, которая и привела их к убитым престарелым гражданам и паре ботинок Рокпорт, один из каблуков которых был срезан и оттуда выглядывала электронная начинка.

Сейчас они снова были в аэропорту Оклахомы, шатаясь туда-сюда, как два шарика внутри игрального аппарата. К тому времени, когда они добрались до стоянки агентства по прокату машин, чтобы оставить там свою машину, Ослетту хотелось выть. Единственной причиной, почему он так и не завыл, было то, что никто не мог его услышать, кроме Карла Клокера. С таким же успехом можно было выть на луну.

В аэропорту он разыскал газетный киоск и купил последний номер журнала "Пипл".

Клокер купил пачку фруктовой жвачки, круглый значок, который гласил: "Я побывал в Оклахоме – и теперь могу спокойно умереть", и книжонку в мягкой обложке, которая была черти каким продолжением серии под названием "Звездный трек".

Снаружи здания аэропорта, где поток пешеходов был не велик и не интересен, как, скажем, на "Ла Гуардия" в Нью-Йорке, Ослетт сел на скамейку, окруженную густыми кустами. Он пролистал журнал до страниц шестьдесят шесть и шестьдесят семь.

"МИСТЕР УБИЙЦА" в Южной Калифорнии, писатель детективных романов Мартин Стиллуотер видит темноту и зло там, где другие видят только солнечный свет.

Двухстраничный разворот, который начинал сообщение на три страницы, был почти полностью занят фотографией писателя. Закат. Зловещие облака. Темные деревья на заднем плане. Снимок сделан под непонятным углом. Стиллуотер, казалось, надвигался на камеру, его черты были искажены, глаза отражали свет, и он был похож на зомби или убийцу-маньяка.

Парень был явно сумасшедшим, отвратительным показушником, готовым ради рекламы своих книг переодеться в обноски Агаты Кристи или прилепить свое имя на пачку крупы для завтрака: "Таинственные хлопья Мартина Стиллуотера, приготовленные из овсянки и загадочных молотых добавок; с сюрпризом в каждом пакете, по одному из серии одиннадцати жертв, каждая из которых была убита по-новому; призываем начать коллекционировать их с сегодняшнего дня, прямо сейчас; и пусть наша каша хорошо варится в ваших кастрюлях!"

Ослетт прочел текст на первой странице, но до сих пор не понял, почему статья заставила подскочить давление у абонента в Нью-Йорке до критической отметки. Читая о Стиллуотере, он подумал, что статью можно было бы назвать "Мистер скука". Если этот парень действительно позволил появиться своему имени на крупе, то можно быть уверенным, что ее качество обеспечит вам серьезное расстройство желудка.

Дрю Ослетт не любил книги так же сильно, как некоторые не любят дантистов, и думал, что люди, писавшие их, – особенно романисты – родились на полвека позже, чем надо, и что они должны искать себе применение в настоящем деле, например в проектировании, кибернетике, в космических науках или прикладной волоконной оптике, в различных отраслях промышленности, где можно было внести свой вклад в улучшение жизни именно сейчас, на этом промежутке времени. В качестве развлечения, книги были очень занудными и длинными. Писатели хотели, чтобы люди заглянули в душу героев, открывая вам их мысли. В фильмах же не нужно было терпеть этого. Фильмы никогда не показывали, что на уме у героя. Даже если они это и показывали, то кто хотел бы проникнуть в мысли Сильвестра Сталлоне, или Эдди Мерфи, или Сьюзан Сарандон?

Книги были слишком интимными. На самом же деле не имеет значения, что думают люди. Главное, что они делают. Действие и скорость. Сейчас, накануне нового высоко развитого технического века, существовало только два слова: действие и скорость.

Он начал читать третью страницу статьи и увидел другую фотографию Мартина Стиллуотера.

– Господи помилуй!

На второй фотографии писатель сидел за своим письменным столом, глядя в объектив. Освещение было каким-то странным, поскольку казалось, что свет идет от стеклянной лампы, которая находилась сзади него и немного сбоку. Но на этой фотографии он не был похож на зомби с горящими глазами с предыдущей страницы. Клокер сидел на другом конце скамейки, похожий на огромного дрессированного медведя, одетого в человеческую" одежду и терпеливо ожидающего, когда цирковой оркестр сыграет его музыкальную тему. Он с головой ушел в первую главу "Стар трека", которая называлась "Спок получает удар" или что-то в этом роде.

Держа журнал перед собой так, чтобы Клокер мог увидеть фотографию, Ослетт сказал:

– Взгляни-ка на это!

Дочитав до конца абзац, Клокер взглянул на журнал "Пипл".

– Так это Алфи.

– Нет, не он.

Продолжая жевать фруктовую жвачку, Клокер заметил:

– Но очень на него похож.

– Что-то здесь не так.

– Но это просто вылитый он.

– "Поцелуй" айсберга, – загадочно произнес Ослетт.

Нахмурившись, Клокер спросил:

– Что?

В удобной кабине двенадцатиместного частного самолета было тепло. Она была со вкусом отделана мягкой бежевой замшей и контрастной по цвету темно-коричневой кожей с зелеными крапинами. Клокер сидел спереди и читал "Таинственная угроза в проктологии" или еще как-то. Ослетт сидел в середине салона самолета.

Сразу после взлета из Оклахомы он позвонил своему абоненту в Нью-Йорк.

– О'кей. Я прочитал "Пипл".

– Как, удар ниже пояса, не так ли? – ответил Нью-Йорк.

– Что здесь происходит?

– Мы этого еще не знаем.

– Вы считаете, что их сходство простое совпадение?

– Господи, конечно нет. Они похожи, как близнецы.

– Зачем я отправляюсь в Калифорнию? Чтобы взглянуть на этого придурка-писателя?

– И, может быть, найти Алфи.

– Вы думаете, Алфи в Калифорнии? В Нью-Йорке ответили:

– Куда-то же он отправился. Кроме того, сразу же, как на нас свалился этот журнал "Пипл", мы начали выяснять о Марти Стиллуотере и только что узнали, что у него были неприятности дома, в Мишн-Виэйо, во второй половине дня, ближе к вечеру.

– Что за неприятности?

– Доклад полиции уже составлен, но еще не введен в компьютер, поэтому мы не можем его пока получить. Мы знаем лишь то, что кто-то вломился в его дом. Стиллуотер, видимо, стрелял в него, но грабителю удалось сбежать.

– Вы думаете, что это имеет отношение к Алфи?

– Никто из нас не верит в совпадение.

Шум мотора изменился. Самолет набрал высоту и взял нужный курс.

– А как мог Алфи узнать о Стиллуотере? – поинтересовался Ослетт.

– Может быть, он читает "Пипл", – ответил Нью-Йорк и нервно рассмеялся.

– Если вы думаете, что взломщиком был Алфи, остается понять, зачем ему понадобился этот Стиллуотер.

– У нас нет на этот счет никаких данных.

Ослетт вздохнул.

– Мне кажется, что я стою в космическом туалете и сам Господь Бог спустил воду.

– Может быть, вам надо было проявить больше внимания, занимаясь им?

– Я не нанимался в няньки, – огрызнулся Ослетт.

– Эй, я никого не обвиняю. Я только передаю то, о чем говорят здесь.

– Кажется, они следили за ним через спутник?

– Очень трудно найти его после того, как он снял ботинки.

– Но как случилось, что им потребовалось полтора дня, чтобы найти эти дурацкие ботинки? Помешала плохая погода на Среднем Западе? Активность пятен на солнце, магнитные бури? Слишком много сотен квадратных миль в первоначальной зоне поиска? У них всегда одни отговорки и оправдания.

– По крайней мере, они хоть что-то имеют, – заметил Нью-Йорк сухо.

Ослетт замолчал, едва сдерживая ярость. Он злился, что находился далеко от Манхэттена. Как только появились трудности, эти честолюбивые пигмеи сразу начали пытаться свести на нет его репутацию.

– Вас встретит наш человек в Калифорнии, – сказал Нью-Йорк. – Он проинструктирует вас.

– Прекрасно!

Ослетт нахмурился, затем нажал кнопку "конец связи", разъединяя линию.

Ему захотелось выпить.

Кроме пилота и его помощника экипаж самолета включал в себя стюардессу. Нажав на кнопку в подлокотнике кресла, он смог вызвать ее из маленькой галереи в хвосте самолета. Когда через несколько секунд она появилась, Ослетт заказал двойной виски со льдом.

Стюардесса была привлекательной блондинкой в вишневой блузке, серой юбке и таком же сером пиджаке. Он обернулся ей вслед, когда она пошла обратно в свой отсек.

Интересно, с ней было бы просто договориться?

Если он сумеет обольстить ее, может быть, она пойдет с ним в туалет и они сделают это стоя.

Целую минуту он размышлял об этой возможности, но потом спустился с небес на землю и выбросил ее из головы. Даже если бы она и оказалась сговорчивой, все равно были бы и неприятные стороны в этом деле. Возможно, она бы уселась рядом с ним и до самой Калифорнии делилась с ним мыслями и чувствами обо всем на свете: о любви и судьбе смерти и важности жизни. Ему же было совершенно наплевать, что она думала. Его интересовало, что она могла делать. Он был не в том – настроении, чтобы притворяться чувствительным юнцом.

Когда она принесла виски, он спросил, какие видеофильмы имеются на борту самолета. Она дала ему список сорока фильмов. Самым лучшим фильмом всех времен в этом списке был фильм "Смертельное оружие". Он не помнил, сколько раз он видел его, но удовольствие от фильма раз от разу только увеличивалось. Это был идеальный фильм, поскольку не имел четкого сюжета, за которым надо было внимательно следить, не требовалось наблюдать, как герои меняются и вырастают, полностью состоял из серий жестоких схваток и был громче, чем шум от автомобильных гонок с концертом рок-группы вместе взятых.

Четыре экрана в разных местах самолета позволяли показывать пассажирам сразу четыре фильма. Стюардесса включила "Смертельное оружие" на ближайшем к Ослетту экране, и дала ему пару наушников.

Он надел их, включил звук на полную громкость и с довольной ухмылкой откинулся на спинку сиденья.

Позже, покончив с виски, он задремал под фильм, в котором Денни Гловер и Мел Гибсон нечленораздельно кричали друг на друга, все вокруг полыхало огнем, строчили пулеметы, взрывались мины и гранаты, и все это перекрывала музыка.

Ночь на понедельник они провели в двух смежных номерах мотеля в Лагуне-Бич. Условия в нем не дотягивали до пяти – или даже четырехзвездочного отеля, но комнаты были чистыми, а в ванных комнатах было полно полотенец. Выходные уже прошли, месяцы наезда туристов закончились, поэтому почти половина мотеля пустовала, несмотря на близость магистрали, тянущейся по всему тихоокеанскому побережью.

События предыдущего дня дали о себе знать.

Пейдж чувствовала себя так, как будто не спала целую неделю. Даже слишком мягкий и немного неровный матрас в мотеле показался ей божественным.

На обед они ели пиццу, салат и канноли с вкусной густой горчицей – все это Марти принес в номер из ресторана неподалеку от мотеля.

Вернувшись, он нетерпеливо постучал с дверь и бледный, с ввалившимися глазами вбежал в комнату, держа в руках пакеты с едой. Сначала Пейдж подумала, что он увидел двойника где-то поблизости, но потом до нее дошло, что он боялся, что, вернувшись, обнаружит их или убитыми, или не обнаружит вовсе.

Входные двери обеих комнат имели крепкие запоры и накидные цепочки. Они заперлись на все замки и для верности подставили стулья с прямыми спинками под дверные ручки.

Ни Пейдж, ни Марти не могли представить, каким образом Другой мог их найти снова. Но стулья под дверные ручки все равно подставили, причем очень крепко.

Невероятно, но, несмотря на ужас, который они пережили, девочки восприняли ночь, проведенную вне дома, как необычное и интересное приключение. Им не приходилось останавливаться в мотелях раньше, поэтому все, начиная от вибрирующих матрасов, которые включались, если опустить монету, до бесплатной писчей бумаги и ручек на письменном столе, миниатюрных кусочков туалетного мыла в ванных комнатах – показалось им необыкновенным и вызвало изумление.

Особенно заинтриговали их туалетные сиденья в обеих комнатах, обернутых хрустящей белой бумаги, на которой на трех языках были напечатаны заверения администрации, что вся сантехника продезинфицирована. Из всего этого Эмили сделала вывод, что некоторые постояльцы были "настоящим" свиньями", которые не понимали, что должны были сами за собой все вычистить, а Шарлотта стала гадать, не означает ли такое сообщение, что для стерилизации поверхностей применялись не мыло или обычный антисептик, а нечто вроде огнемета или радиации.

Марти быстро сообразил, что новизна прохладительных напитков, имеющихся в автомате при мотеле, немного развлечет девочек. Он также накупил им плиток шоколада с самыми разными начинками: вишней, орехами, виноградом и мандаринами. Все четверо устроились в одной из комнат, а бутылки с разноцветными газировками поставили на тумбочку у кровати. До конца обеда Шарлотта и Эмили постарались попробовать все сорта прохладительных напитков, отчего Пейдж немного забеспокоилась.

Обладая некоторым педагогическим опытом, воспитывая двоих детей, Пейдж давно пришла к выводу, что дети гораздо легче, чем взрослые, могут справляться с сильными переживаниями. Этот потенциал лучше всего реализовался тогда, когда дети имели стабильную семью, чувствовали большую привязанность своих родителей и были уверены, что их уважают и любят. Она почувствовала прилив гордости за то, что ее дети оказались такими эмоционально подготовленными и сильными, – но потом суеверно и незаметно все-таки постучала по деревянной спинке кровати, прося про себя Бога не наказывать ее и ее детей за ее тщеславие.

Самое удивительное, что после того, как Шарлотта и Эмили приняли душ, залезли в свои пижамы и легли в постель в соседней комнате, им захотелось, чтобы Марти почитал им перед сном и продолжил стихи о злом двойнике Санта-Клауса. Пейдж почувствовала неприятную и несколько жуткую схожесть между придуманными стихами и последними страшными событиями в их жизни. Она была уверена, что и Марти, и девочки тоже видели эту связь. Тем не менее Марти обрадовался возможности почитать им свои стихи, раз дети захотели послушать их.

Он поставил стул ровно посередине двух кроватей. Спеша покинуть свой дом и второпях собирая вещи, он, однако, не забыл прихватить свой блокнот, который назывался "Рассказы для Шарлоты и Эмили" а также лампочку-прищепку, работающую от батарейки. Он сел и поднес к глазам блокнот. Винтовка лежала на полу возле его ног. "Беретта" была на туалетном столике, до которого Пейдж могла дотянуться в считанные секунды. Марти подождал, пока не наступит тишина. Вся сцена во многом напоминала ту, которую Пейдж так часто наблюдала дома, в спальне девочек, если не считать двух моментов. Две двуспальные кровати были для Шарлотты и Эмили слишком большими, и они казались детьми из сказки, бездомными беспризорниками, которые проникли в замок к великану, в надежде украсть немного каши и переночевать в комнате для его гостей. И еще то, что миниатюрная лампочка, крепившаяся на блокноте, не была единственным источником света; один из ночников был не погашен и оставался гореть всю ночь, что было единственной очевидной уступкой их страхам.

Пейдж с удивлением обнаружила, что и сама с удовольствием послушает продолжение поэмы. Она села в ногах Эмили.

Пейдж размышляла о том, что именно таилось в семейном чтении и заставляло людей желать этих минут наравне с пищей и водой.

Фильмы никогда не привлекали столько людей, как во время Великой депрессии. Во времена застоя книги шли нарасхват. Причем людьми двигало не просто желание отвлечься от своих проблем. Причина этого была гораздо глубже и загадочней.

Когда в комнате воцарилась тишина и наступил нужный момент, Марти начал читать. Из-за того что Шарлотта и Эмили настояли, чтобы он начал с самого начала, он прочел стихи, которые они уже слышали в субботу и воскресенье, остановившись на том, что злой двойник Санта-Клауса стоял у двери на кухню в доме Стиллуотеров, намереваясь проникнуть внутрь.

– Ой, жуть! – произнесла Шарлотта.

– Поджилки затряслись? – спросила Эмили.

– А с чем был пирог? – поинтересовалась Шарлотта.

– С начинкой из изюма, миндаля и сахара, – ответила Пейдж.

– Ой! Тогда я его не виню, что он в него плюнул.

– А, он критик! – вскрикнула Шарлотта, сжимая руки в кулачки и отчаянно размахивая ими перед собой.

– Критики! – Эмили преувеличенно вздохнула и закатила глаза, как не раз делал ее отец.

– Господи! – сказала Шарлотта, закрывая лицо руками. – В нашем доме – критик!

– Но вы же знали, что это будет страшная история, – сказал Марти, и продолжил:

– Десять фунтов! – Шарлотта открыла рот от изумления. Она приподнялась на локтях, подняв голову с подушек и с волнением выпалила: – Ой! Нужны вагон и маленькая тележка, чтобы столько увезти, когда ее поджарят. Это ведь горы снежных хлопьев, только из кукурузы. Нам потребуется грузовик карамели и, может быть, миллион фунтов орехов, чтобы сделать кукурузные шарики. Нас засыплет по самую задницу.

– Что ты сказала – переспросила Пеидж.

– Я сказала, что нам потребуется вагон и маленькая…

– Нет, какое слово ты употребила?

– Какое?

– Задница, – терпеливо ответила Пейдж.

– Это не плохое слово, – выкручивалась Шарлотта.

– Ты так думаешь?

– Его все все время произносят по телевизору.

– Не все, что показывают и говорят по телевизору, отличается вкусом и интеллектом. – Марти опустил блокнот на колени.

– Если не сказать, что почти все. Пейдж сказала Шарлотте:

– По телевизору я видела, как люди сбрасывают машины с обрывов, отравляют своих родителей, чтобы получить наследство, дерутся на кинжалах, грабят банки, – все те вещи, которыми я не хотела бы, чтобы вы когда-либо занялись.

– Особенно, когда отравляют родителей, – добавил Марти.

– О'кей. Я не буду говорить "задница", – Шарлотта сдалась.

– Отлично.

– А что же говорить вместо него? "Зад" подойдет?

– А как тебе нравится слова "попка"? – спросила Пейдж.

– Думаю, что смогу пережить. Стараясь не рассмеяться и не рискуя взглянуть на Марти, Пейдж сказала:

– Сейчас пользуйся словом "попка", станешь старше, понемногу перейдешь на слово "зад", а когда совсем повзрослеешь, тогда сможешь сказать и "задница".

– Довольно справедливо, – согласилась Шарлотта, снова ложась на подушки.

Эмили, которая до сих пор размышляла над чем-то своим и не раскрывала рта, сменила тему:

– Десять фунтов сырой кукурузы не поместятся в микроволновку.

– Поместятся обязательно.

– А я совсем не уверена в этом.

– Я проверил перед тем, как написать это, – твердо настаивал Марти.

Лицо Эмили выражало полнейший скептицизм.

– Ты сама знаешь, как я все проверяю, – сказал он.

– Но, может, не на этот раз, – предположила она. Марти твердо сказал:

– Десять фунтов.

– Но это так много! – Повернувшись к Шарлотте, Марти произнес:

– Еще один критик появился!

– Ну ладно, – сдалась наконец Эмили, – давай читай дальше.

Марти поднял бровь.

– Ты действительно еще хочешь слушать эту непроверенную, неубедительную чепуху?

– Ну, немного можно, – снизошла Эмили. Преувеличенно вздохнув со страдальческим видом Марти хитро подмигнул Пейдж и снова взялся за блокнот, продолжая:

– Ему это безнаказанно не пройдет, – сказал Шарлотта.

Эмили возразила:

– Он может!

– Не посмеет.

– А кто его остановит?

Такой поворот событий – Шарлотта и Эмили в качестве героинь – понравился девочкам. Они повернули головы, чтобы взглянуть друг на друга, через проход между кроватями, и расплылись в улыбке.

Шарлотта повторила вопрос Эмили:

– А кто сможет его остановить?

– Мы, кто же еще!

– Ну… может быть, – сказал Марти.

– Уу-оо! – воскликнула Шарлотта. Эмили была настроена очень решительно:

– Не беспокойся. Папочка просто старается немного нас расшевелить. Конечно же, мы остановим этого человека.

– Мама, а ты знаешь, что это такое? – задала вопрос Шарлотта.

– Вполне возможно, те грязные гольфы, которые ты куда-то засунула полгода назад.

Эмили хихикнула, а Шарлотта сказала:

– Найду я эти гольфы рано или поздно.

– Если в коробке лежат действительно они, то я не открываю.