Обсидиановая бабочка Гамильтон Лорел
Я с облегчением выдохнула:
- Уф!
Он уже хмурился:
- Вопросов о своем здоровье вы больше не задаете? Только об убийствах?
- Вы сказали, что не знаете, отчего я чуть не погибла и отчего вдруг выжила. Меня, кажется, спасла Леонора Эванс.
Ему стало не по себе еще больше.
- Я только знаю, что, как только мы позволили ей возложить на вас руки, давление у вас стало восстанавливаться, и вернулся сердечный ритм. - Он покачал головой. - Я просто не знаю, что случилось, вы и не представляете, как врачу, любому врачу, трудно признаться в своем невежестве, иначе мои слова потрясли бы вас больше.
Я улыбнулась:
- На самом деле я уже бывала в больницах. Я ценю вашу честность и то, что вы не пытаетесь присвоить себе мое чудесное исцеление.
- Чудесное - точное слово. - Он тронул шрам от ножа у меня на предплечье. - Вы просто собрание военных травм, миз Блейк. Думаю, вы много больниц повидали.
- Пришлось, - сказала я.
Он покачал головой:
- Вам сколько - двадцать два, двадцать три?
- Двадцать шесть.
- Выглядите моложе, - заметил он.
- Это из-за маленького роста.
- Нет, - возразил он, - не из-за него. Но все равно столько шрамов к двадцати шести годам, миз Блейк, это плохой симптом. Я проходил практику в очень скверном городском районе, миз Блейк. И у нас много бывало парней из шаек. Если они доживали до двадцати шести, то тела их имели такой же вид. Шрамы от ножевых ран... - он наклонился и поднял рукав моей рубашки, коснулся зажившей пулевой раны выше локтя, - пулевых ранений. У нас даже была банда оборотней, так что я шрамы от клыков и когтей тоже видел.
- Наверняка это было в Нью-Йорке, - сказала я.
- Как вы угадали? - моргнул он.
- Закон запрещает намеренное заражение несовершеннолетних ликантропией даже с их согласия, так что вожаков банд приговорили к смерти. И послали специальные силы, чтобы вместе с лучшими полицейскими Нью-Йорка стереть их с лица земли.
Он кивнул:
- Я уехал из города еще до того. И лечил много таких ребятишек. - Глаза его затуманились воспоминанием. - Двое таких перекинулись в процессе лечения. Их больше не пустили в больницу. Тех, кто носит эти цвета, бросали подыхать.
- Думаю, они почти все и так выжили, доктор Каннингэм. Если исходная рана не убивает на месте, то вряд ли они умерли.
- Пытаетесь меня утешить? - спросил он.
- Быть может.
Он посмотрел на меня сверху.
- Тогда я вам скажу то, что говорил им всем. Бросайте это дело. Бросайте или вам никогда не дожить до сорока.
- Честно говоря, я думаю, доживу ли я до тридцати.
- Шутите?
- Да, наверное.
- Как говорит старая пословица, в каждой шутке есть только доля шутки.
- Что-то я не слышала такой поговорки.
- Прислушайтесь к себе, миз Блейк. Примите мои слова к сердцу и найдите себе работу не такую опасную.
- Если бы я была копом, вы бы мне такого не стали говорить.
- Мне никогда не приходилось лечить полисмена с таким количеством шрамов. С подобным случаем в моей практике я встречался всего один раз, не считая тех бандитов, это был морской пехотинец.
- И ему вы тоже посоветовали сменить работу?
Он посмотрел на меня серьезными глазами:
- Война тогда уже кончилась, миз Блейк. Военная служба в мирное время не столь опасна.
Он смотрел на меня очень серьезно. На моем непроницаемом лице доктор ничего бы не прочитал. Он вздохнул:
- Поступайте как хотите, и вообще это не мое дело.
Он повернулся и пошел к двери. Я сказала ему вслед:
- Доктор, я очень вам благодарна за то, что вы сказали. Я серьезно.
Он кивнул, держа стетоскоп за два конца, как полотенце.
- Вы оценили мою заботу, но совет мой не примете.
- Честно говоря, если я выберусь из этого дела живой, доктор, то хотела бы взять отпуск. Дело даже не в количестве ранений. Меня начинает беспокоить размывание моральных устоев.
Он потянул за концы стетоскопа.
- У вас получается как в старом анекдоте: "Если вам кажется, док, что у меня плохой вид, посмотрели бы вы на того парня".
Я опустила глаза.
- Я - исполнитель приговоров, доктор Каннингэм. Потом смотреть уже не на что.
- Так вы казните вампиров? - спросил он.
- Уже давно, слишком давно. Об этом я и говорю.
Мы переглянулись долгим взглядом, и он сказал:
- Вы хотите сказать, что убиваете людей?
- Нет. Я хочу сказать, что между вампирами и людьми не такая уж большая разница, как я когда-то внушала себе.
- Моральная дилемма, - сказал он.
- Ага.
- Не завидую я вам с такой проблемой, миз Блейк. Одно могу сказать: старайтесь подальше держаться от стрельбы, пока не сможете сами на нее ответить.
- Я всегда стараюсь держаться подальше от стрельбы, доктор.
- Приложите больше стараний, - сказал он и вышел.
Глава 43
Как только он ушел, в дверях появился Эдуард, одетый в черную рубашку с короткими рукавами и кармашками. Будь она коричневой, я бы сказала, что он собрался на сафари. Черными были и свежеотглаженные джинсы, пояс, охватывающий узкую талию, и даже пряжка, покрытая чем-то черным, чтобы не блестела на солнце и не выдавала владельца, - под цвет наплечной кобуре и пистолету, выпиравшему на груди. Полоска белой нижней рубашки виднелась у открытого ворота, но все остальное - сплошной темный тон, от которого глаза и волосы Эдуарда казались еще светлее. Впервые с момента прибытия я увидела его без ковбойской шляпы.
- Если ты оделся на мои похороны, то слишком неформально. А если ты всегда так на улицу одеваешься, то туристов распугаешь.
- Ты жива. Отлично, - сказал он.
- Очень смешно.
- Я не шутил.
Мы переглянулись.
- Эдуард, чего ты такой мрачный? Я спросила дока, он мне сказал, что убийств больше не было.
Эдуард покачал головой и встал в изножье кровати рядом с импровизированным алтарем. И мне неудобно было смотреть на него с такого расстояния - приходилось поднимать голову. Тогда я правой рукой нащупала кнопки и приподняла изголовье. Достаточно часто я бывала на больничной койке, чтобы помнить ее устройство.
- Да, убийств больше не было, - согласился он.
- Тогда чего у тебя такая постная рожа?
Пока койка приподнималась, я прислушивалась к своим ощущениям, ожидая боли. Тело ныло, как и должно быть после ударов об стены. Грудь болела, и не только от ожогов. Когда Эдуарда можно было видеть уже не напрягаясь, я остановила подъем.
Он улыбнулся едва заметно:
- Ты чуть не умерла и спрашиваешь меня, в чем дело?
Я приподняла брови:
- Вот уж не знала, что тебя это волнует.
- Больше, чем надо бы.
Я не знала, что на это сказать, но попыталась:
- Значит ли это, что ты не будешь убивать меня из спортивного интереса?
Он моргнул, и эмоции смыло с его лица. Эдуард разглядывал меня со своей обычной чуть веселой непроницаемостью.
- Ты же знаешь, я убиваю только за деньги.
- Чушь. Я видела, как ты убивал совершенно бесплатно.
- Это только когда работал с тобой.
Я пыталась вести себя как свой крутой парень - Эдуард не поддержал такой тон. Тогда я попробовала честный разговор.
- Эдуард, у тебя усталый вид.
- Я действительно устал, - кивнул он.
- Раз больше убийств не было, где ты так вымотался?
- Бернардо вышел из больницы только вчера.
Я подняла взгляд:
- Он сильно пострадал?
- Сломанная рука, сотрясение. Поправится.
- Это хорошо.
Какая-то в нем ощущалась отстраненность, больше, чем обычно, будто у него было что еще сказать, а он отмалчивался.
- Эдуард, не юли.
Он прищурился:
- Ты о чем?
- Расскажи, что вас тут всех волнует.
- Я пытался увидеться с Ники Бако без тебя и Бернардо.
- Бернардо тебе сказал о встрече? - спросила я.
- Нет, твой друг детектив Рамирес.
Этого я не ожидала.
- Последний раз, когда я с ним виделась, он рвался пойти к Бако вместе со мной.
- Он продолжал рваться, но Бако никого из нас видеть не захотел. Он требовал тебя и Бернардо или хотя бы тебя.
- И ты расстроился, что Ники отверг твое приглашение на танец? - спросила я. - В этом дело?
- Тебе в самом деле нужен Бако, Анита?
- А что?
- Ответь на вопрос.
Я достаточно знала Эдуарда. Если я не отвечу на его вопрос, он не ответит на мой.
- Да, нужен. Он некромант, Эдуард, а эта тварь, чем бы она ни была, - это какая-то форма некромантии.
- Но ты лучший некромант, чем он, ты сильнее.
- Может быть, но я ничего не знаю о ритуальной некромантии. То, что я делаю, ближе к вудуизму, чем к традиционной некромантии.
Он вяло улыбнулся, качая головой:
- А что именно называется традиционной некромантией и почему ты так уверена, что Бако ею занимается?
- Если бы он был аниматором, я бы о нем слышала. Нас не слишком много. Значит, он не поднимает зомби. Но и ты, и все, кто имеет отношение к метафизике в Санта-Фе и его окрестностях, говорят, что Бако работает с мертвецами.
- Я только знаю, какая у него репутация, Анита, с работой его я не знаком.
- Да, но я его видела. Он не занимается вудуизмом. Я достаточно с ним пообщалась, чтобы это почувствовать. Значит, он не аниматор и не вудуистский жрец, а его все равно называют некромантом. Тогда это может быть только ритуальная некромантия.
- То есть? - спросил Эдуард.
- Насколько я знаю, это значит вызывать духи мертвых для чего-нибудь вроде гадания или ответов на вопросы.
Эдуард покачал головой:
- Что бы ни делал Бако, это что-то похуже, чем вызов призраков. Люди его боятся.
- Очень мило с твоей стороны предупредить об этом уже после того, как я у него побывала.
Эдуард сделал глубокий вдох, держа руки на бедрах и не глядя на меня.
- Я допустил оплошность.
Я посмотрела на него:
- В тебе много разных свойств, Эдуард, но оплошность к их числу не относится.
Он кивнул и поднял на меня глаза:
- А тяга к соперничеству?
Я нахмурилась, но ответила:
- К соперничеству? Это я готова за тобой признать. Но при чем здесь Бако?
- Я знал, что в его баре сшивается шайка местных вервольфов.
Я вытаращилась на него, и когда моя отвисшая челюсть приняла исходное положение, я сказала:
- Засранец ты завистливый. Из-за тебя мы с Бернардо вошли туда неподготовленными. Нас обоих могли из-за тебя убить.
- Я сейчас объясню, зачем это сделал, дай мне шанс.
- Хочешь, угадаю навскидку? Ты хотел видеть, как я или Бернардо справимся с ситуацией или справимся мы оба.
Он кивнул.
- Какого хрена, Эдуард? Это же не игра!
- Я знаю.
- Нет, не знаешь. Ты все время что-то от меня скрываешь, с момента моего приезда. Испытываешь мою храбрость и самообладание, сравниваешь со своими. Это так по-школьнически, так... - Я поискала нужное слово и нашла: - Так по-мужски!
- Прошу прощения, - сказал он тихо.
Извинение меня остановило, слегка охладило праведное негодование.
- Я никогда не слышала, Эдуард, чтобы ты за что-нибудь извинился перед кем бы то ни было.
- Я уже очень давно этого не делал.
- Значит ли это, что с играми покончено и ты перестаешь выяснять, кто из нас круче?
Он кивнул:
- Именно так.
Я выпрямилась на кровати и посмотрела на него.
- Это общение с Донной или что-то другое так тебя преобразило?
- То есть?
- Если ты не прекратишь всю эту сентиментальную тягомотину, я начну считать, что ты такой же простой смертный, как все мы.
- Кстати, о бессмертных, - улыбнулся он.
- Но мы же не о них говорили?
- А это я меняю тему.
- Ладно.
- Так вот, если этот монстр действительно какое-то страшилище ацтекских легенд, тогда чертовски странное совпадение, что Принц города, совершенно случайно - ацтекской крови, ничего о нем не знает.
- Мы с ней говорили, Эдуард.
- Как ты думаешь, вампир, пусть даже Мастер, способен натворить все то, что мы видели?
Я задумалась, потом ответила:
- С помощью только вампирской силы - нет, но если она при жизни была ацтекской чародейкой, то могла сохранить свое умение и после смерти. Я слишком мало знаю об ацтекской магии. О ней вообще мало что известно. Эта тетка отличается от всех известных мне вампиров, а это значит, что при жизни она могла быть чародейкой.
- Я думаю, тебе надо бы снова с ней повидаться.
- И что? Спросить ее, не замешана ли она в убийстве, расчленении и обдирании двадцати с лишним человек?
- Что-то вроде, - осклабился он.
Я кивнула:
- О'кей. Когда выйду из больницы, первым делом наведаюсь в штаб вампиров.
Лицо у него стало совершенно пустым.
- Эдуард, в чем дело?
- Тебе действительно нужен Бако?
- Я эту тварь почуяла в первый же день - или ночь - приезда. И она меня ощутила и закрылась. С тех пор я так сильно ее не воспринимала, а мы проезжали мимо того места, где это было. Бако тоже умеет ее ощущать, и он ее боится. Так что да, я бы хотела с ним поговорить.
- Ты не думаешь, что за этим стоит он?
- Я ощущала силу этой твари. Бако силен, но не настолько. Чем бы эта штука ни была, но это не человек.
Он вздохнул:
- Ладно. - И сказал, будто принял решение: - Бако говорит, что ты должна с ним встретиться сегодня до десяти утра, иначе можешь вообще не приходить.
Я поискала взглядом по палате и нашла часы. Было восемь.
- Черт! - сказала я.
- Док говорит, что тебе нужно пробыть здесь еще не меньше суток. Леонора считает, что, если монстр опять на тебя нападет, ты не выдержишь.
- Ты еще что-то хочешь сказать.
- Что мне очень не хотелось тебе это говорить.
Я начинала злиться.
- Меня не надо беречь, Эдуард. Я думала, что уж кто-кто, а ты это понимаешь.
- И ты уверена, что готова это сделать?
Я чуть не сказала "да", но я была очень вымотана. Такая усталость не имеет отношения к недосыпанию. У меня все болело, и не только ушибы и порезы.
- Нет.
Он даже моргнул:
- Тебе должно быть очень хреново, раз ты так говоришь.
- Я бы подождала, но что-то напугало Бако. Если он сказал, что встретиться надо до десяти, то так тому и быть. Может, эта страшная штука собирается съесть его в одиннадцать. Мы же не можем такого пропустить?
- Я принес тебе одежду, она там, в холле. В приемном покое с тебя срезали наплечную кобуру и наспинные ножны.
- Блин! - сказала я. - Ножны ведь были сделаны на заказ!
Он пожал плечами:
- Можешь заказать новые.
Он подошел к двери, высунулся и вернулся с сумкой в руках. Обошел кровать с той стороны, где стоял стул Леоноры. С другой стороны было слишком много всякой аппаратуры, чтобы там мог встать посетитель.
Открыв сумку, Эдуард стал вынимать оттуда вещи. Застегнутая донизу черная рубашка не прилегала к ребрам плотно. Он выложил одежду аккуратными стопками: черные джинсы, черная тенниска, черные носки, даже белье в той же гамме.
- Зачем такой похоронный цвет?
- Темно-синие джинсы и тенниска изорваны в клочья. У тебя осталось только черное, красное и лиловое. Сегодня нам нужно что-то темное, внушительное.
- Поэтому ты тоже в черном? - спросила я, глядя, как шевелится рубашка, когда он движется. Это не пистолет. И вряд ли ножи. Что у него под рубашкой?
- К тому же на белом кровь видна.
- А что у тебя под рубашкой, Эдуард?
Он улыбнулся и расстегнул средние пуговицы. На груди у него было что-то вроде портупеи, но не для пистолета. Это оказались металлические предметы, для патронов великоватые, и с концами странной формы. Похоже на миниатюрные металлические дротики...
- Это что-то вроде крошечных метательных ножей?
Он кивнул:
- Бернардо сказал, что, если ободранному выдрать глаз, ему это не нравится.
- Я дважды тыкала им в глаза, и оба раза это их, по всей видимости, дезориентировало. Но, честно говоря, я не думала, что Бернардо заметил.
Он улыбнулся и стал застегивать рубашку.