Пятое Правило Волшебника, или Дух Огня Гудкайнд Терри
Зная о предназначении шимов, Зедд сильно подозревал, что, заманив обещаниями покоя, перед тем как высосать жизнь, эти создания наверняка обрушивают на жертву весь ужас.
Прежде чем он достиг водопада, что-то невидимое пронизало водяную колонну.
Невидимые руки раздвинули водопад, открывая проход в пещеру. Надо полагать, Сентраши, шим огня, предпочитает заполучить его сухим.
Ступив на площадку перед пещерой, Зедд услышал предупреждающее ржание Паучихи. Он обернулся.
Кобылка стояла на берегу, вся напружинившись, уши торчком, в глазах огонь, хвост бьет по бокам.
— Все в порядке, Паучиха, — успокоил ее Зедд. — Я дарю тебе свободу. — Он улыбнулся:
— Если не вернусь... то наслаждайся жизнью, подружка. Наслаждайся жизнью.
Паучиха сердито заржала. Зедд помахал ей напоследок, и ржание перешло в низкий рев.
Старый волшебник повернулся и ступил во тьму позади водопада. Водный занавес закрылся за ним.
Он не колебался. Он твердо решил дать шимам то, что они жаждут, — душу.
Если удастся при этом сохранить жизнь, он так и сделает, но без магии у него мало надежды осуществить задуманное и уцелеть.
Зедд был Великим Волшебником и имел некоторое представление о том, с чем имеет дело. Шимам, чтобы остаться в мире живых, требуется душа — именно такой ценой их призвали. Более того, им требуется не просто душа, а обещанная.
Будучи порождениями мира смерти и, следовательно, лишенными души, шимы весьма смутно представляют себе, что есть душа и каковы свойства той души, что им обещана. Конечно, у них есть определенные инстинкты, но сейчас шимы пребывают в полностью чуждом им мире.
И это их невежество — единственная надежда Зедда.
Зедд — близкий родственник Ричарда, Ричард некоторым образом получил жизнь от Зедда, и потому их души имеют много общего — они родственны, как и тела.
Но при всем их сходстве есть, разумеется, и различия. И здесь-то и кроется опасность.
Зедд рассчитывал на то, что шимы примут его душу за обещанную, заберут и, поскольку душа все же не та, фигурально выражаясь, подавятся ею.
Это — единственная надежда. Другого способа остановить шимов он не знает.
С каждым днем угроза миру все сильней. Каждый день гибнут люди. С каждым днем магия слабеет.
Увы, он не видит иного способа остановить шимов, кроме как пожертвовав жизнью. Быть может, его душа разрушит заклинание, с помощью которого шимы проникли в мир живых.
Зедд — волшебник, и мысль не такая уж глупая. Вполне разумный подход.
Сомнительный по исходу, но разумный.
Зедд знал — то, что он запланировал, на худой конец, хотя бы частично ослабит заклинание. Как пущенная не совсем точно стрела не убивает животное, но ранит.
Чего он не знал — так это что будет с ним самим.
Зедд не питал иллюзий. Он не без оснований полагал, что, если задуманное и не вытряхнет из него душу, а следовательно, не убьет, то наверняка разозлит шимов, и уж те не упустят возможности отомстить.
Зедд улыбнулся. Во всем существует равновесие, и сейчас все беды уравновешиваются тем, что он снова встретится в мире духов со своей возлюбленной Эрилин. Там ее душа давно уже ждет его.
Внутри пещеры жар был почти невыносим.
Стены представляли собой медленно крутящийся, перекатывающийся и переливающийся жидкий огонь.
Зедд находился внутри твари.
В центре пульсирующей пещеры Сентраши, королева огня, обратила на него свой смертоносный взор.
Зедд в последний раз попытался призвать магию.
Сентраши ринулась к нему с пугающей быстротой и пугающей жаждой.
Чудовищная боль скрутила каждый его нерв, невыносимая агония охватила душу. Мир вспыхнул. Вопль Зедда потонул в оглушающем звоне.
Ричард вскрикнул. Боль от чудовищного звона чуть не расколола череп.
Ничего не соображая, он соскользнул с лошади. Боль от удара показалась чуть ли не приятной в сравнении с диким звоном, лишающим самообладания, заставляющим кричать.
Зажав голову руками, Ричард, свернувшись в клубок, катался по земле, воя от боли.
Мир исчез, осталась лишь боль.
Вокруг, выкрикивая приказы, соскакивали с лошадей всадники. Ричард различал лишь смутные тени. Он не понимал ни слова. Никого не узнавал.
Единственное, что он мог, это пытаться сохранить сознание, цепляться за жизнь в беспощадной агонии.
Лишь то, что он прошел испытание болью, через которое должны пройти все волшебники, и выжил, до сих пор позволяло ему цепляться за жизнь. Не пройди он этой школы, был бы уже мертв.
Он был один в своем аду. И не знал, как долго еще сможет цепляться за жизнь.
Казалось, весь мир разом взбесился. Беата со всех ног неслась по траве. От ужаса ее колотило.
Вопли Тернера смолкли. Орал он дико, но всего мгновение.
— Прекратить! — завопила Беата во всю силу легких. — Прекратить! Вы что, спятили?! Прекратить!
Воздух еще дрожал от гула Домини Диртх. Взметнулись столбы пыли, и от этого казалось, будто земля вокруг дымится. Почва сотрясалась, посаженное предыдущим отделением одинокое деревце рухнуло.
Казалось, мерзко вибрирует весь мир.
По щекам Беаты струились слезы.
Тернер совершал обычный патрульный обход, проверяя территорию перед Домини Диртх.
Его вопль стих в считанные мгновения после того, как Домини Диртх зазвонил, но прозвучавшие в этом крике боль и ужас до сих пор звенели в ее ушах. Беата знала — этого вопля она не забудет никогда.
— Прекратить! — орала она, взлетая по ступенькам. — Прекратить!
Беата влетела на платформу, сжав кулаки, готовая тут же вздуть идиота, звонившего в Домини Диртх.
И остановилась, тяжело дыша, обводя платформу бешеным взглядом. Эммелин стояла, застыв в полном шоке. Брайс тоже явно был не в себе. Он в панике взирал на Беату.
Длинное било, которым обычно звонили в Домини Диртх, по-прежнему висело на месте. Дежурные стояли слишком далеко от него.
— Что вы сделали?! — завопила Беата. — Каким образом вы его задействовали? Вы что, сдурели?!
Она посмотрела на кучку костей и фарша, мгновение назад бывшую Тернером.
— Вы убили его! — ткнула она рукой. — Почему вы это сделали? Что вам взбрело в голову?
Эммелин медленно покачала головой:
— Я с этого места и шагу не делала.
— Я тоже. — Брайса начало колотить. — Сержант, мы в эту штуку не били. Клянусь. Мы к ней и близко не подходили. Мы этого не делали.
Молча глядя на них, Беата вдруг осознала, что откуда-то издалека доносятся крики. Она перевела взгляд на соседний Домини Диртх — обнаружила, что там тоже люди носятся так, словно весь мир спятил.
Она повернулась, посмотрела в другую сторону, где виднелся еще один Домини Диртх. Там творилось то же самое: люди вопили и бегали, как сумасшедшие. Беата пригляделась внимательнее. Перед тем Домини Диртх виднелись останки двух солдат.
Эстелла Руффин и капрал Мария Фовел подошли к тому, что осталось от Тернера. Эстелла, схватившись за голову, дико закричала. Мария отвернулась, и ее вывернуло.
Отделения, охраняющие каждый Домини Диртх, одновременно посылают патрули на осмотр территории, вспомнила Беата. Чтобы никто и ничто не проскользнуло незамеченным.
И тут она поняла. Зазвонил не только их Домини Диртх. Все Домини Диртх вдруг зазвонили сами по себе.
Кэлен держала Ричарда за рубашку. От боли он ничего не соображал, и Кэлен никак не удавалось заставить его разогнуться. Кэлен не знала, что произошло, но боялась, что догадывается.
Ричард был в смертельной опасности. В какой?
Она слышала его крик, видела, как он упал с лошади и ударился о землю. И не понимала, что случилось.
Первая мысль была — Ричарда поразила стрела. Кэлен пришла в ужас, что его поразил стрелой наемный убийца. Но почему тогда нет крови?
Она окинула взглядом окружавшую их тысячу д'хариан-ских солдат. С первого же мгновения, как только Ричард закричал и рухнул с лошади, воины, не дожидаясь приказа, начали действовать. Мечи словно сами собой выскочили из ножен, боевые топоры моментально оказались в руках, пики взяты на изготовку.
По всему периметру солдаты соскочили с лошадей, готовые к битве. Другие, сомкнув ряды, образовали второй круг обороны, готовые ринуться в атаку.
Отдельные группы рассеялись в разные стороны на поиски напавших, готовые мгновенно очистить территорию.
Кэлен знала толк в боевых подразделениях. И по реакции солдат поняла, что эти — одни из лучших. Не было необходимости отдавать приказы: воины сами мгновенно проделали все необходимые маневры, причем быстрей, чем она успела бы произнести слово.
Непосредственно вокруг Кэлен с Ричардом образовали тесный круг меченосцы бака-тау-мана с мечами на изготовку. Из чего бы ни стреляли нападавшие — из лука, арбалета или чего-то еще, — вряд ли их защитники допустят повторное нападение на Магистра Рала.
Кэлен вдруг почему-то — совсем не к месту — подумала, что Кара будет в бешенстве, ведь Кэлен обещала Морд-Сит, что не допустит, чтобы с Ричардом произошло что-то дурное.
Дю Шайю протолкнулась между мечниками и присела подле Ричарда. Она принесла с собой бурдюк воды и тряпицу — перевязать рану.
— Ты обнаружила рану?
— Нет, — ответила Кэлен, осматривая Ричарда. Она прижала руку к его щеке.
Вот таким вот было его лицо, когда он заразился чумой и бредил. Но сейчас-то это явно не болезнь — ведь он закричал и упал с лошади, а на ощупь у него жар.
Дю Шайю протерла влажной тряпицей лицо Ричарда.
Кэлен продолжила осматривать его, пытаясь обнаружить рану от арбалетного болта или дротика. Ричарда трясло, он почти уже бился в конвульсиях. Кэлен искала отчаянно, переворачивая его с боку на бок, сосредоточившись только на том, что делает, стараясь не думать ни о чем другом, чтобы не потерять самообладание.
Кэлен аккуратно перевернула Ричарда на спину, и Дю Шайю погладила его по щеке. Мудрая женщина бака-тау-мана, наклонившись, запела какой-то напев, слов которого Кэлен не понимала.
— Ничего не нахожу! — в отчаянии воскликнула Кэлен.
— И не найдешь, — рассеянно ответила Дю Шайю.
— Это почему?
Мудрая женщина шептала Ричарду нежные слова. Хоть Кэлен и не понимала ее языка, но чувства-то она улавливала.
— Это не телесная рана, — сказала Дю Шайю.
Кален поглядела на окружавших их солдат и оберегающим жестом положила руки Ричарду на грудь.
— Что ты хочешь сказать?
Дю Шайю ласково убрала руки Кэлен.
— Это рана душевная. Повреждена его душа. Позволь, я займусь им.
Кэлен бережно коснулась его щеки.
— Откуда ты знаешь? — быстро спросила она Дю Шайю. — Ты не можешь этого знать.
— Я — мудрая женщина. И умею распознавать такие вещи.
— Лишь потому...
— Ты нашла рану?
Кэлен на мгновение замолчала, оценивая собственные ощущения.
— Чем мы можем ему помочь?
— Ты помочь не сможешь ничем. — Наклонив темноволосую голову, Дю Шайю прижала ладони к груди Ричарда. — Предоставь это мне, — пробормотала она, — иначе наш муж умрет.
Кэлен откинулась на пятки и принялась наблюдать, как мудрая женщина бака-тау-мана, наклонив голову и прижав руки к груди Ричарда, впала в подобие транса. Она что-то тихо бормотала себе под нос, ее сотрясала дрожь, а руки ходили ходуном.
Дю Шайю скривилась от боли.
И вдруг опрокинулась на спину, разорвав контакт. Кэлен едва успела ее подхватить.
— Что с тобой?
— Мое могущество, — прошептала Дю Шайю. — Оно сработало. Оно вернулось.
Кэлен перевела взгляд с Дю Шайю на Ричарда. Он вроде бы стал спокойней.
— Что ты сделала? Что случилось?
— Что-то пыталось забрать его душу. Я прибегла к своему могуществу, чтобы отвести руку смерти.
— Твое могущество вернулось? — В голосе Кэден сквозило сомнение. — Но как это может быть?
Дю Шайго покачала головой:
— Не знаю. Оно вернулось, когда Кахарин закричал и упал с лошади. Я это поняла, потому что снова ощутила связывающие меня с ним узы.
— Может, шимы убрались в Подземный мир?
Дю Шайю снова покачала головой.
— Что бы это ни было, оно прошло. Мое могущество снова исчезает. — Она посмотрела в пустоту и тихо добавила:
— Исчезло. Хватило лишь на то, чтобы помочь Кахарину.
Дю Шайю спокойно приказала своим меченосцам расслабиться, сообщив, что все кончено.
Кэлен вовсе не была в этом убеждена. Она еще раз взглянула на Ричарда. Он вроде бы затих и начал спокойно дышать.
Внезапно глаза его распахнулись, и он прищурился от света.
Дю Шайю, склонившись к Ричарду, промокнула влажной тряпицей пот у него на лбу.
— Теперь с тобой все хорошо, муж мой.
— Дю Шайю, — прохрипел он, — сколько раз тебе повторять, что я тебе не муж! Ты не правильно толкуешь древние законы.
— Видишь? — улыбнулась Дю Шайю, обращаясь к Кэлен. — Ему уже лучше.
— Хвала добрым духам, что ты оказалась с нами, Дю Шайю, — прошептала Кэлен.
— Вот и скажи ему об этом, когда он начнет в следующий раз нудить, что я должна оставить его.
Кэлен невольно улыбнулась, перехватив сердитый взгляд, брошенный Ричардом на Дю Шайю. На глаза навернулись слезы, но она справилась с собой.
— Ричард, ты как? Что случилось? Отчего ты свалился с лошади?
Ричард попытался сесть, Кэлен с Дю Шайю, не сговариваясь, толкнули его обратно.
— Обе твои жены велят тебе немного отдохнуть, — сообщила Дю Шайю.
Ричард опустился на землю. Серые глаза обратились на Кэлен. Она вцепилась в его руку, мысленно вознося благодарность добрым духам.
— Не знаю в точности, — начал он. — Просто этот звук — словно оглушающий колокольный звон — внезапно взорвался в моей голове. Боль была... — Он слегка побледнел. — Не могу объяснить. Ничего подобного я в жизни не испытывал.
Ричард сел, мягко оттолкнув руки Кэлен и Дю Шайю.
— Теперь все в порядке. Что бы это ни было, оно ушло. Все прошло.
— Не уверена, — покачала головой Кэлен.
— Да не бойся же! — Ричард растерянно покачал головой. — Было такое чувство, будто что-то буквально рвало мне душу.
— Но не вырвало, — сказала Дю Шайю. — Попыталось, но не смогло.
Она говорила совершенно серьезно. И Кэлен поверила ей.
Потряхивая гривой, лошадь стояла, впечатав копыта в поросшую травой землю.
Все инстинкты вопили, что надо бежать. Волны паники прокатывались по ней, но она не двигалась. Человек ушел за водопад, в черную дыру. Лошадь не любила дыры. Ни одна лошадь их не любит. Человек закричал. Земля содрогнулась. Это было давно. И с того времени она стоит неподвижно. Теперь все тихо. Однако лошадка знала, что ее друг жив. Она издала низкое протяжное ржание. Лошадке было одиноко. Для лошади нет ничего хуже одиночества.
Глава 49
Энн открыла глаза. И с удивлением разглядела в тусклом свете лицо, которое не видела вот уже много месяцев. С тех пор, как была еще аббатисой Дворца Пророков в Танимуре, что в Древнем мире.
Средних лет сестра смотрела на нее. Средних лет, если считать пятьсот с чем-то лет средним возрастом, напомнила себе Энн.
— Сестра Алессандра.
Говорить было больно. Губы заживали плохо. Челюсть до сих пор с трудом двигалась. Энн не знала, сломана она или нет. Даже если и сломана, все равно ничего не поделаешь. Будет заживать, как у всех обычных людей. Магии-то нет.
— Аббатиса, — холодно кивнула женщина. Энн вспомнила, что у Алессандры была коса. Длинная коса, которую она всегда укладывала короной. Теперь ее седеющие волосы были обкромсаны и свисали чуть выше плеч. Энн пришло в голову, что такая прическа куда больше подходит Алессандре к ее довольно-таки выдающемуся носу.
— Я принесла вам поесть, аббатиса, если хотите.
— Почему? Почему ты принесла мне поесть?
— Его Превосходительство желает, чтобы вас кормили.
— Почему ты?
— Вы меня не любите, аббатиса, — слегка улыбнулась женщина.
Энн постаралась изобразить как можно более сердитый взгляд. Но сильно сомневалась, что с такой опухшей физиономией ей это удастся.
— Вообще-то говоря, сестра Алессандра, я люблю тебя так же, как люблю всех чад Создателя. Мне просто претят твои действия. Ты продала душу Безымянному.
— Владетелю Подземного мира. — Улыбка сестры Алессандры стала чуть шире. — Значит, вы можете любить женщину, ставшую сестрой Тьмы?
Энн отвернулась, хотя от миски с жарким шел божественный аромат.
Беседовать дальше с падшей сестрой она не желала.
Будучи закованной, Энн не могла есть самостоятельно. Она безоговорочно отказалась принимать пищу из рук сестер, предавших ее вместо того, чтобы стать свободными. И до сего момента ее кормили солдаты. Эта обязанность не вызывала у них восторга. Судя по всему, результатом их отвращения к обязанности кормить старуху и было появление сестры Алессандры.
Сестра Алессандра поднесла ложку ко рту Энн.
— Вот, поешьте. Я сама приготовила.
— Почему?
— Потому что подумала, что вам понравится.
— Надоело отрывать ножки муравьям, сестра?
— Какая же у вас отменная память, аббатиса! Я не делаю этого с детства, с тех пор, как впервые появилась во Дворце Пророков. Если мне не изменяет память, именно вы убедили меня расстаться с этой привычкой, поняв, что я просто несчастна, оказавшись вдали от дома. Ну а теперь попробуйте ложечку. Пожалуйста!
Энн искренне изумилась, услышав из уст Алессандры слово «пожалуйста». И открыла рот. Есть больно, а если не есть — ослабеешь. Энн могла отказаться от пищи или найти какой-нибудь другой способ умереть, но у нее имелась не выполненная еще задача и, следовательно, повод жить.
— Неплохо, сестра Алессандра. Совсем даже недурственно.
Сестра Алессандра улыбнулась почти что с гордостью.
— Я же вам говорила! Вот, съешьте еще.
Энн ела медленно, аккуратно пережевывая мягкие овощи, стараясь не травмировать лишний раз поврежденную челюсть. Куски мяса она заглатывала не жуя.
— На губе у вас, похоже, останется шрам, — заметила Алессандра.
— Мои любовники будут премного огорчены.
Сестра Алессандра засмеялась. Не грубым циничным хохотом, а искренним звенящим веселым смехом.
— Вы всегда умели меня рассмешить, аббатиса.
— Да, — ядовито ответила Энн. — Поэтому-то и не понимала так долго, что ты перешла на сторону зла. Я думала, что моя малышка Алессандра, моя счастливая веселушка Алессандра никогда не будет втянута в злые игры. Я так верила, что ты любишь Свет.
Улыбка сестры Алессандры исчезла.
— А я и любила, аббатиса.
— Пфе! — фыркнула Энн. — Ты любила только себя!
Сестра некоторое время помешивала суп, затем протянула следующую ложку.
— А может, вы и правы, аббатиса. Обычно вы всегда были правы.
Энн жевала овощи, взглядом изучая мрачную крошечную палатку. Аббатиса устроила такой скандал, когда ее попытались оставить с сестрами Света, что Джеган, похоже, предпочел поместить ее в персональную маленькую палатку. Каждую ночь в землю вгонялся длинный стальной штырь, к которому приковывали Энн. А палатку ставили уже потом.
Днем же, когда армия готовилась двигаться дальше, Энн засовывали в деревянный сундук, который запирали то ли на замок, то ли с помощью какого-то штыря. Затем сундук грузили в закрытый фургон без окон: это Энн знала, поскольку ухитрилась проковырять щелку между плохо подогнанными досками сундука.
По вечерам Энн вытаскивали из сундука, и какая-нибудь сестра сопровождала ее в уборную, затем бывшую аббатису приковывали к штырю и ставили палатку. Если ей вдруг приспичивало в течение дня, выбор был небогатый: либо терпеть, либо нет.
Иногда имперцы не трудились ставить палатку, и Энн оставалась прикованной на виду у всех, как собака.
Со временем аббатиса полюбила свою маленькую палатку и радовалась, когда ее ставили. Палатка стала ее убежищем, местом, где можно вытянуть затекшие ноги и руки, прилечь или помолиться.
Энн проглотила ложку супа.
— Ну, приказал ли тебе Джеган еще что-нибудь, кроме как кормить меня? Может, отлупить меня ради его удовольствия или твоего?
— Нет. — Сестра Алессандра вздохнула. — Просто кормить вас. Насколько я понимаю, он еще не решил, что с вами делать, но пока суд да дело хочет, чтобы вы оставались в живых. Вдруг еще пригодитесь?
Энн наблюдала, как сестра помешивает суп.
— Знаешь, он ведь не может проникнуть в твой разум. Сейчас не может.
— Почему вы так думаете? — подняла глаза Алессандра.
— Шимы вырвались на свободу. Ложка на миг остановилась.
Алессандра посмотрела на Энн.
— Я слышала об этом. — Ложка снова начала круговое движение. — Слухи, не более.
Энн поерзала, стараясь устроиться поудобней на жесткой земле. А она-то всегда думала, что при ее габаритах сидеть на земле ей будет вполне удобно!
— Хотелось бы мне, чтобы это были лишь слухи. Почему же, по-твоему, магия не действует?
— Но она действует!
— Я говорю о Магии Приращения.
Алессандра опустила глаза.
— Ну, наверное, я просто не очень-то хотела ею пользоваться, только и всего. А если надумаю, она сработает, я уверена.
— Ну так попробуй! Увидишь, что я права.
Сестра Алессандра покачала головой:
— Его Превосходительство запрещает пользоваться магией без его особого распоряжения. Очень... неумно нарушать приказы Его Превосходительства.
Энн наклонилась к сестре.
— Алессандра, шимы на свободе! Магия исчезла. Иначе, во имя Творения, какого рожна я, по-твоему, сижу в этих железяках? Неужели, будь в моем распоряжении магия, я не учинила бы какой-никакой концерт, когда меня схватили? Пошевели мозгами, Алессандра! Ты же не дура, в самом-то деле!
Уж кем-кем, а дурой Алессандра не была. Непонятно, как такая умная женщина могла поддаться обещаниям Владетеля. Наверное, ложь способна соблазнить даже мудрецов.