Зюльт Белковский Станислав
ГОЦЛИБЕРДАН. Потом Малпахидзе с освобожденной дочечкой отвалил в Лондон. Там и умер. Погиб. Попал под такси.
ДЕДУШКИН. Под такси? Под какое такси?!
ГОЦЛИБЕРДАН. Под лондонское такси. Черный кеб. Самое обычное такси.
ДЕДУШКИН. Как же он смог попасть под такси?
ГОЦЛИБЕРДАН. Очень просто. Он переходил улицу Пикадилли. В положенном месте. По пешеходному переходу переходил. И тут – инфаркт. Малпахидзе падает на переходе, и на него тут же наезжает такси. Финита.
ДЕДУШКИН. Как-как вы сказали?
ГОЦЛИБЕРДАН. А еще потом было другое. Новое. Выяснилось, что все имущество Давида Малпахидзе было оформлено на любовницу. И дочери не получили от покойного папеньки ничего. Даже хера без соли не получили. Судятся до сих пор. А толку-то? У них уже и бабок нет, чтобы судиться.
ДЕДУШКИН. Эта девица Малпахидзе как-то подозрительно давно у нас учится. Надо проверить, все ли там в порядке. Нет ли коррупции, понимаете. Я сразу скажу, чтоб проверили.
ГОЦЛИБЕРДАН. А дальше, профессор, все вышло так, что я решил создать научную формулу стоимости человека. Придумать ее. Добыть. Вот, например, можно ли оценивать человека по восстановительной стоимости?
ДЕДУШКИН. Очень смелая идея.
ГОЦЛИБЕРДАН. Да, смелая. Сколько стоит сделать такого же точно человека, один в один? Пока наш общий друг Боря Толь не дожал промышленное клонирование, ответа нет. Но скоро ведь он дожмет. И можно будет с нуля сделать любого хрена с бубликами. Например, такого раздолбая, как я, – тыщ за десять. А такое светило, как вы, – миллионы потребуются.
ДЕДУШКИН. Да что вы, Гоценька. Какое светило! Очень старый старик. Там уже и клонировать-то нечего.
ГОЦЛИБЕРДАН. В общем, пока восстановительную стоимость применять не можем. А что можем?
ДЕДУШКИН. Что можем?
ГОЦЛИБЕРДАН. Можем – ликвидационную стоимость.
ДЕДУШКИН. Звучит очень заманчиво. А как это?
ГОЦЛИБЕРДАН. Сколько стоит ликвидировать человека, профессор?
ДЕДУШКИН. Сколько?
ГОЦЛИБЕРДАН. Столько стоит и сам человек.
ДЕДУШКИН. Я уже чувствую, что это научный прорыв. Но я еще…
ГОЦЛИБЕРДАН. Постойте, профессор. То есть наоборот, присядьте. Отдохните. Послушайте вашего непутевого Гоценьку. Вот ведь каждый день на стройке элитного дома в Москве гибнет какой-нибудь очередной молдаванин. Без документов. Нелегальный рабочий. И раз он без документов, его сразу кладут и замуровывают в бетон. Был молдаванин – и нет его. Себестоимость проекта какая?
ДЕДУШКИН. Какая?!
ГОЦЛИБЕРДАН. Ноль. Абсолютный ноль по Кельвину. Значит, и жизнь молдавского нелегала стоит ровно ноль. А вот, наоборот, убили недавно священника, Гавриила Сирина. Помните такого?
ДЕДУШКИН. Пока помню. Это которого исламисты…
ГОЦЛИБЕРДАН. Да что вы, профессор! Такое светило, а верите в официальные байки. Никакие не исламисты.
ДЕДУШКИН. Да что вы! А кто же?!
ГОЦЛИБЕРДАН. Кагэбэшники, ясный хрен. Они, сто пудов. Чтобы подставить всех нас. И спровоцировать Игоря. На всякие нехорошие высказывания. И ведь у них получилось, сука, получилось!
ДЕДУШКИН. Да, теперь я понимаю. И надпись на стене – это тоже они?
ГОЦЛИБЕРДАН. А кто же?
ДЕДУШКИН. Но, кажется, этот священник и сам был агент КГБ?
ГОЦЛИБЕРДАН. Конечно. Все правильно. Сначала заслали его к Игорю. А потом убрали. Обычная кагэбэшная метода.
ДЕДУШКИН. Ужас, ужас! Недаром я всю жизнь так не хотел с ними связываться. С кагэбэшниками этими.
ГОЦЛИБЕРДАН. Следовательно.
Слегка барабанный гром.
Слушайте, профессор. Тысяч пятьдесят долларов было заплачено киллерам. За само убийство.
ДЕДУШКИН. Пятьдесят тысяч?! У нас столько кандидатская хорошая стоит. Если из региона. Кавказ особенно. Северный, Южный Кавказ. Нам все равно, какой Кавказ. Только бы аспирант был хороший. Но у нас-то диссертация настоящая, ваковская. Не то что у этих жуликов. Которые за двадцать пять продают. А потом выясняется – липа.
ГОЦЛИБЕРДАН. Дальше. Пятьсот тысяч долларов дали, чтобы Патриархия перевела стрелки на исламистов.
ДЕДУШКИН. Пятьсот тысяч?! Какой дом можно построить на Байкале. Прекрасный дом. Только бы Рослесхоз быстрее согласовал.
ГОЦЛИБЕРДАН. Следующая остановка. Миллион двести тысяч. Средствам массовой информации. Чтобы – только про исламистов. И ни про кого больше.
ДЕДУШКИН. Ни про кого больше!
ГОЦЛИБЕРДАН. А всякие там следователи, прокуроры, присяжные заседатели? Вот и набегает. Убить жалкого попа, у которого и квартиры-то своей не было, выходит под два лимона баксов! Два миллиона, понимаете, профессор!
ДЕДУШКИН. Нам как раз столько нужно на ремонт седьмого корпуса. Мы смету в Минфин уже подали. Но я не могу сейчас докучать Давыдову. Он ведь сингапурскую платежку еще не подписал. А как увидит новые два миллиона – может сказать, вообще не подпишу. Дескать, пусть председатель правительства выпускает распоряжение. А председатель правительства, после той надписи на стене…
ГОЦЛИБЕРДАН. Значит, молдаванин – ноль. А отец Гавриил, который, если вдуматься, в пять раз вреднее молдаванина – нет, лучше сказать, в семь раз его бесполезнее – два миллиона. Такая вот диссертация.
ДЕДУШКИН. Диссертация. Прекрасная будет диссертация. Я уверен.
ГОЦЛИБЕРДАН. А как посчитать вашу стоимость, например, профессор?
ДЕДУШКИН. Как?
ГОЦЛИБЕРДАН. Понятно, как. Прикинем, сколько стоит вас завалить, и…
ДЕДУШКИН. Как это – завалить?!
ГОЦЛИБЕРДАН. Ладно, ладно, я пошутил. У вас аж трость вспотела. Так что вы мне посоветуете?
ДЕДУШКИН. Я вам назначу научного руководителя. Скоро. На следующей неделе. Назначу. Прекрасного руководителя. Мы быстро начнем и быстро кончим.
ГОЦЛИБЕРДАН. Какой-то бордельный лозунг у вас, профессор. Ладно. Я сегодня утром говорил с Давыдовым. Через 72 часа сингапурская платежка будет исполнена.
ДЕДУШКИН. Правда, Гоценька?!
Падает на колени.
Это такое счастье, если б вы только знали! Такое счастье! А то, я уж думал, после надписи… После того злополучного дня…
ГОЦЛИБЕРДАН. Ньенте. Что я еще могу для вас сделать?
ДЕДУШКИН. Я. Я сам буду вашим научным руководителем. Мы соберем коллектив. Хороший. Через месяц диссертация будет готова. А там уже и защита. К концу года станете доктором наук. Точно станете.
ГОЦЛИБЕРДАН. Я хочу к моему дню рождения. Вы помните, когда у меня день рождения?
ДЕДУШКИН. В октябре. Гоценька, в конце октября. Двадцать пятого октября.
ГОЦЛИБЕРДАН. Двадцать пятого была революция. А у меня – двадцать шестого. Запомните.
Стук стальных пальцев о бетонную стену.
Запомнили?
ДЕДУШКИН. Запомнил. Точно запомнил. Двадцать шестого.
ГОЦЛИБЕРДАН. Мне стукнет 49, профессор. Уже 49. А к полтиннику я хочу подойти во всеоружии. Доктором наук. Настоящим, полноценным доктором. Обожаю, знаете ли, лечить.
Пауза.
Да и не только.
ДЕДУШКИН. Подойдете, обязательно подойдете. Я все сделаю. 72 часа. Ох…
Хватается за вроде как сердце.
ГОЦЛИБЕРДАН. Хороший у вас туркестанский саксаул, Евгений Волкович. Всем бы такой.
Пауза.
Нам.
XL
Мария.
МАРИЯ. Послушай, Гоц. Здесь какие-то совсем странные вещи начались. Я разбирала сегодня бумаги… Да, на комоде. Игоря. И там – письмо. По-испански. От Хосе Марадьяги. По-моему, Хосе Антонио Марадьяги. Архиепископа Гондураса. Тегусигальпа – я правильно? Это так называется. Приглашает Игоря на обед. Пасхальный обед в резиденцию. На Пасху. На озере. На каком-то озере. Резиденция на каком-то озере. Я пятнадцать лет испанский учила. Уже не так, чтобы здорово говорить, но… Никакой ошибки. Марадьяга. Гондурас. Но я же вспомнила. Я точно помню, что его убили. На прошлое Рождество. Тремя выстрелами. Я смотрела по телевизору. На католическое Рождество. Прошлое. Он что, выжил? Тогда говорили, что он умер на месте. Ты не смотрел в Интернете? Мог он выжить? Никогда Игорь с такими людьми не общался. Что ты, никогда. Это приглашение на пасхальный обед. Адрес не помню. Я спрятала дома. Я тебе потом скажу. Не знаю. Кажется, не читал. Точно, не читал. Это какая-то чертовщина, Гоц. Мне страшно. Мне реально страшно. Возьми и меня, пожалуйста. Прямо сейчас. Здесь. Сделай, пожалуйста. А то мне очень страшно. Ты понимаешь? Вот так. Как ты умеешь. Сильно. Это в последний раз. Я обещаю. Не знаю, кому. Давай же. О!..
XLI
Толь.
ТОЛЬ. Вот что они пишут, значит. При попытке бегства из Звенигородского СИЗО застрелен 25-летний Антон Хлебородов, лаборант Института биохимии имени Баха. Хлебородов, считавшийся активистом запрещенной Национал-большевистской партии, был задержан десять дней назад по обвинению в организации теракта. Теракт произошел 25 марта в здании Академии рыночной экономики, во время торжественного собрания, посвященного Дню русского либерализма. В собрании участвовали премьер-министр, руководитель администрации президента и многие другие представители правящей элиты России. Хлебородов, пробравшись в здание Академии незадолго до начала мероприятия, написал специальной невидимой, так называемой всплывающей красной краской на стене нецензурную надпись. Надпись проявилась сразу после выступления премьер-министра, после чего торжественное собрание было со скандалом прервано. В первые же дни в следственном изоляторе нацбол дал признательные показания. Он заявил следствию, что действовал в одиночку и исключительно по своей инициативе. Боярский районный суд Москвы по ходатайству следствия арестовал его на месяц. Что побудило Хлебородова к побегу – пока неясно. По факту гибели заключенного возбуждено уголовное дело. Начальник СИЗО полковник Драгоноженко заявил, что в действиях охраны изолятора нет состава преступления, так как она действовала по закону и не превысила пределов разумной самообороны. В свою очередь, мать нацбола Галина Хлебородова заявила, что руководство СИЗО отказывается выдавать ей тело сына, ссылаясь на некие особые обстоятельства.
Смотрит поверх в зал.
Особые обстоятельства. И правда, зачем ему было бежать?! В изоляторе ему было б лучше, чем на свободе. Сытнее, по крайней мере.
Постепенно удаляется.
XLII
Кочубей, Пол Морфин.
МОРФИН. Неужели вы завизируете текст в таком выгляде?
КОЧУБЕЙ. В таком чем?
МАРИЯ. Нет такого слова?
КОЧУБЕЙ. В таком виде. По-русски – в таком виде.
МОРФИН. О, вероятно, я с польским спутал. Спасибо.
КОЧУБЕЙ. Да, я визирую все как есть.
МОРФИН. Нашим читателям будет очень интересно. Это настоящая сенсация. Но за вами еще одна задолженность.
Вы помните?
КОЧУБЕЙ. Какая из них?
МОРФИН. Почему из них?
КОЧУБЕЙ. У меня много всяких задолженностей. Какая из них?
МОРФИН. Вы обещали мне какую-то веселую историю из времени, когда вы были премьер-министром. Веселую.
КОЧУБЕЙ. Да, обещал. Вспомнил. Я сказал вам, что у нас вообще тогда было очень весело. Веселая жизнь.
МОРФИН. Да. Да. Веселая жизнь.
КОЧУБЕЙ. Вот такая, например, история. Как-то осенью Ельцин захотел, наконец, уволить меня. И поставить премьером генерала Кучеватова, своего старого друга. Собутыльника еще по Свердловску. Этот Кучеватов был когда-то начальником Свердловского КГБ. А потом стал при Ельцине секретарем Совета безопасности. Знаете, есть такая должность?
МОРФИН. Я изучал русские должности прежде, чем прибраться в Москву. Как второе имя этого человека – Кочеватов?
КОЧУБЕЙ. Кучеватов. Второе – у. Как удар. Или угроза. Ульяновск. Участие. Усердие. Урфин Джюс. Уродонал Шатилена.
МОРФИН. Что вы сейчас перечисляете? Это были члены правительства? Советники Ельцина?
КОЧУБЕЙ. Я? Ничего. Ничего. Не обращайте внимания. Кучеватов очень хотел стать премьером. И нам сообщили, что указ уже готов. Парламент ждет. С замиранием сердца ждет, когда уберут ненавистного Кочубея и отправят к ним социального близкого генерала Кучеватова.
МОРФИН. Это действительно веселая история?
КОЧУБЕЙ. Потерпите немного. Весело еще будет. Сейчас будет весело. Тогда к Боре Толю привели молодого артиста. Пародиста. Понимаете, что такое пародист?
МОРФИН. Не совсем. Это имитатор?
КОЧУБЕЙ. Можно и так сказать. Умеет хорошо говорить чужими голосами и вообще изображать других. Его звали Максим Галкин. Молодой парень. Тогда был. Очень хотел пробиться. Мы ему помогли.
МОРФИН. Максим Галкин – это, кажется, известный теперь артист, да? Мне говорили, что он муж Аллы Пугачевой. Певицы. Вы это знаете?
КОЧУБЕЙ. Муж Пугачевой? Вряд ли. Он ей во внуки годится. Хотя, может, и муж.
МОРФИН. После того, как Лиз Тейлор вышла замуж за водителя грузовика, ничего удивительного.
КОЧУБЕЙ. Лиз Тейлор? Я встречался с ней недавно в Америке. В Лос-Анджелесе. Мы выпили по дайкири. Даже по два дайкири. Два двойных дайкири! Очень приятная женщина. Немолодая, но обаятельная.
МОРФИН. Страшная старуха, по-моему. Алкоголичка. Нимфоманка. Так что же мистер Галкин?
КОЧУБЕЙ. Он записал несколько разговоров голосом этого Кучеватова. Абсолютно точно его голосом, не отличить.
МОРФИН. Простите, записал на пленку?
КОЧУБЕЙ. Да, записал на пленку. Там Кучеватов издевался над Ельциным. Говорил, что президент совсем спился. Выжил из ума. Что пора уже устраивать досрочные выборы. И они, генералы-патриоты, их устроят.
МОРФИН. Учинят досрочные выборы?
КОЧУБЕЙ. Да. Именно что учинят. У нас был своей человек в охране Ельцина. Мы платили ему пять тысяч долларов в месяц.
МОРФИН. Официально платили охраннику Ельцина?
КОЧУБЕЙ. Боже упаси. В конверте передавали. И он был не охранник, а замначальника службы безопасности по аналитической работе. Большой аналитик был. Сейчас пять тысяч – это ничто. Цена хорошего ужина. А тогда были – огромные деньги.
Пауза.
По крайней мере, солидные деньги.
МОРФИН. Вы видите, для Америки пять тысяч долларов в месяц – это и сегодня немаленькие деньги. Уверяю вас, господин премьер.
КОЧУБЕЙ. Спасибо за комплимент. Наш человек в охране передал Ельцину эти записи. Эти пленки передал. Ельцин был в бешенстве. Он в тот же день уволил Кучеватова и поклялся, что не пустит его ни на одну государственную должность. Наше правительство устояло.
Отзвук аплодисментов.
МОРФИН. Вы хотите, чтобы это появилось в «Вашингтон пост»?
КОЧУБЕЙ. Меня все равно уволили. Но позже, через два месяца. Если вам кажется, что это история веселая, вы можете ее опубликовать. Если она невеселая – я найду для вас другую.
МОРФИН. Эта история не очень веселая в американском смысле, господин КОЧУБЕЙ. Но читателей моей газеты она заинтересует. Очень заинтересует. Я хочу ее публиковать.
КОЧУБЕЙ. Публикуйте, Пол. Скоро увидимся.
МОРФИН. Вы хотите читать ее перед публикацией?
Пауза.
Мы прощаемся?
КОЧУБЕЙ. Да, нынче прощаемся. Очень сосет под ложечкой. Мне нужно срочно отдохнуть. Врачи грозят мне инсультом. Мой врач профессор Берешит. Слышали такого?
МОРФИН. Я слышал это имя. Он должен быть знаменитый доктор в Москве. Так вам прислать текст последнего фрагмента?
КОЧУБЕЙ. Не надо. Я не хочу исправлять последний фрагмент. Просто напишите все, что я вам сказал. И не пишите того, чего я не говорил. Очень просто.
МОРФИН. Я вам очень благодарен, господин премьер. У нас выйдет если не текст десятилетия, то текст года 100 %. Сто процентов.
КОЧУБЕЙ. Держите меня в курсе, Пол. Пришлите мне газету. Я хочу знать, когда оно выйдет.
МОРФИН. Я обязательно пришлю, господин КОЧУБЕЙ.
КОЧУБЕЙ. Обязательно. Обязательно!
XLIII
Гоцлибердан.
ГОЦЛИБЕРДАН. Ай-ай-ай-яй-ай… Как же это нехорошо получилось. Сообщает агентство «Рейтер». Или «Ройтер». Черт его разберет. Надо было лучше учить английский в институте. А не только шляться по бабам. Гоц! Еще раз: Гоц! Итак. Как сообщает это самое «Рейтер-Ройтер», сегодня в Москве, на Красной площади, на так называемом Лобном месте, которое в Средние века служило площадкой публичной казни русских диссидентов, был задержан нарушитель порядка. Одетый в тренировочный костюм «Гуччи», хулиган выкрикивал социальные протестные лозунги. Он кричал: покайтесь, так как нечто приблизилось. Неразборчиво. Нрзб. Что именно приблизилось – прояснить не удалось. Затем нарушитель стал читать отрывки, по-видимому, из исторического исследования о так называемом царе Ироде. Одном из правителей Иудеи во времена римского господства, скончавшемся в четвертом году до нашей эры. Нарушитель заявил, что не следует молиться за царя Ирода, не следует также заниматься паблик рилейшнз царя Ирода, работать спичрайтером царя Ирода и поставлять царю Ироду аналитические обзоры состояния экономики. Примерно через 7 минут после начала протестной акции нарушитель был задержан сотрудниками Особого отделения милиции кремлевского гарнизона. К значительному удивлению милиционеров, задержанным оказался известный либерал, экономист Игорь Кочубей, который в начале девяностых годов двадцатого века возглавлял правительство России и положил начало так называемым рыночным реформам. Источник «Рейтер-Ройтер» в правоохранительных органах не исключил, что господин Кочубей находился под воздействием алкоголя или наркотиков. Эксперты разделились в оценках эксцентричного поступка господина Кочубея. Политолог Станислав Белковский считает, что нарушитель на самом деле выступал в роли актуального художника, производя перформанс по заказу одной из ведущих московских арт-галерей. Бывший премьер-министр был доставлен в изолятор временного содержания Особого отделения, который располагается в Теремном дворце Московского Кремля. Подробности последуют.
Пауза на выдохе.
Никаких подробностей ни хуя не последует. Потому что мы уже за это забашляли. Боря согласился выделить трешку. Три миллиона. Американских долларов. Чтобы нигде никому ничего. Налом. Жадный-жадный, а тут не пожидился. Все-таки Игоряшка всегда умел быть паразитом. За семь минут развести Бориса на целую трешку! Нельзя, наверное, брать деньги у царя Ирода. Но если очень хочется, почему не. Так, кажется, говорила бабушка нашего профессора.
Танцует пасодобль.
Эх, разве вы не знаете, что царю Ироду даром не нужна ваша экономическая аналитика! Царю Ироду нужны только первичные данные. Самые изначальные. Дикие, как камни, и грубые, как веревки. Вы совершенно не знаете царя Ирода. А я-то его знаю. Нас свела любовь к танцу. Вот такому танцу. Пенному, как боги, и открытому, как огонь. Я заставлю стариков танцевать его на моей дискотеке. Я их уговорю. Покайтесь, ибо приблизилось время ночного мероприятия! О, царь Ирод!
Утанцовывает.
XLIV
Кочубей, Толь, Гоцлибердан.
ТОЛЬ. Игорь, ты можешь ответить только на один вопрос: зачем ты все это сделал?
КОЧУБЕЙ. Ты думаешь, я должен был поручить это охраннику? Или референту?
ГОЦЛИБЕРДАН. У тебя нет никаких референтов. Одна только секретарша, и ту мы оплачиваем.
ТОЛЬ. Гоц! Не вмешивайся сейчас! Не мешай!
ГОЦЛИБЕРДАН. Можно, я вообще пока уйду. Посплетничаю с домработницей Светочкой. Или, как говорят в эпоху политкорректности, с экономкой Светочкой.
С экономкой Светланой. Так, наверное, в эпоху политкорректности. А вы здесь пока… ТОЛЬ. Да. Пойди пока к домработнице. Сходи.
Пауза.
Гоцлибердан уходит сплетничать с домработницей/экономкой.
Ты знаешь, Игорь, я уже не хочу ни о чем расспрашивать. Это унизительно как-то. Даже для меня. Хотя я толстокожий, ты знаешь.
КОЧУБЕЙ. Да. Я и позвал тебя в свое время в правительство, потому что ты толстокожий.
ТОЛЬ. Ты?
КОЧУБЕЙ. Что я?
ТОЛЬ. Ты позвал меня?
КОЧУБЕЙ. Я позвал. Ты сам всегда так говорил.
ТОЛЬ. Да, наверное, ты позвал.
Самое начало капели.
Я только хочу сказать тебе несколько вещей.
КОЧУБЕЙ. Разве можно говорить вещи? Раньше мы могли говорить слова. Не вещи. Слова.
ТОЛЬ. Я только хочу сказать тебе несколько вещей. Остров в Южной Атлантике за десять миллионов совершенно не годится. Мы проверяли. Инфраструктуры никакой. Почти никакой. Газа нет…
КОЧУБЕЙ. Может, и прекрасно, что газа нет.
ТОЛЬ. Трубы девятнадцатого века. Никто не станет жить с трубами девятнадцатого века.
КОЧУБЕЙ. Если только оркестр. Нет такого оркестра, который не любит старые трубы. Помнишь «Скрипки Андалусии», бывший оркестр Дома культуры Капотни?
ТОЛЬ. Паром не ходит. Давно отменен. В восемьдесят третьем году еще отменен. После Фолклендской войны.
КОЧУБЕЙ. Ты помнишь это?
ТОЛЬ. Что? Что – это?
КОЧУБЕЙ. Фолклендскую войну. Тогда была у нас в Москве Олимпиада. Я собирал бутылки. Пустые бутылки из-под фанты и пепси. Сдавал их. И на вырученные копейки покупал журнал «Новое время». Там было все про Фолклендскую войну. Про Мальвинские острова.
Мягкое дребезжание.
Ты только подумай, ТОЛЬ. Какое название – Мальвинские острова! Итальянская сказка! Почти Буратино. Я назвал бы мой остров Артемоном. Если б он уже не назывался островом Святого Плотника. Так красивей. Конечно.
ТОЛЬ. Прости, Игорь. Прости еще раз. Но Фолклендская война была в 83-м году. Тогда у нас уже не было никакой Олимпиады. И ты не мог собирать бутылки в восьмидесятом. Ты работал в журнале «Коммунист». Редактором отдела экономики комсомола. Ты разве забыл?
Пауза.
А я – я жил в Ленинграде. На проспекте Энергетиков. И не думал ни про какую войну. Я волейболом тогда увлекался. Чуть не стал чемпионом района. Очень расстроился, что не стал.
КОЧУБЕЙ. Но и в журнале «Коммунист» можно собирать бутылки.
ТОЛЬ. И «Новое время» ты получал по подписке. Как редактор отдела. Разве нет?
КОЧУБЕЙ. Может быть, ты и прав. Даже, скорее всего, ты прав, ТОЛЬ. А что ты хотел мне сказать?
ТОЛЬ. Я хотел сказать тебе, что совершенно не нужен, вовсе не нужен остров этого дурацкого плотника. Это хрен знает где и никаких условий для жизни. Есть предложение гораздо лучше. Качественно лучше. Сейчас продается прекрасный остров в Адриатике. Запад Черногории. Бывший отель. Шестьсот метров превосходного пляжа. Песок. Мелкий серый песок. Остров Святой Софии. Он раньше принадлежал мужу Софии Лорен. Лоренцо да Понте. Ты слыхал о таком?
КОЧУБЕЙ. Лоренцо? Действительно Лоренцо?
ТОЛЬ. Да. Бывший оперный дирижер. Потом женился на Софии Лорен. И умер от разрыва аорты. Но остров успел переименовать в честь жены. Ты запомнил Софию Лорен?
КОЧУБЕЙ. Нет. Я не запомнил Софию Лорен. Кто она?
ТОЛЬ. Когда мы с тобой служили в правительстве, она приезжала на кинофестиваль. На наш, московский фестиваль. Она была председатель жюри. Мы ужинали с ней в испанском ресторане. В гостинице «Москва». Неужели ты не помнишь?
КОЧУБЕЙ. Да, кажется, помню. Она жива еще?
ТОЛЬ. Муж ее скончался от разрыва аорты. А она жива.
КОЧУБЕЙ. И она живет там же, на этом острове?
Хворост.
ТОЛЬ. Какой-то странный вопрос ты задаешь, Игорь. Она продает остров. Верней, ее сыновья продают. И если мы покупаем – то есть, если ты покупаешь – то никакой Софии Лорен там не будет. Ее, в сущности, и сейчас там нет. Она живет где-то совсем в другом месте.
КОЧУБЕЙ. Почему? Ей разве не нравится адриатический остров? А если ей не нравится, почему там должен жить я?
ТОЛЬ. Ты не должен. Ты ничего не должен, Игорь. Елки-палки. Я же говорю тебе. Прекрасный остров. Пятизвездочный отель. Легко переоборудуется в семейный дом. Толстые стены красного камня. Кругом кондиционеры. Винные погреба. Пляж шестьсот метров. Парк три гектара. Гольф-поле на полторы лунки. И всего полтинник! Всего. Из твоей доли – из твоей доли у нас – мы заплатим хоть завтра. Ты переедешь туда и забудешь эти сумерки. Отдохнешь как следует. Придешь в себя. Станешь человеком.
КОЧУБЕЙ. Кем?
ТОЛЬ. Это главное, что я собирался тебе сказать. Если ты согласен, я завтра же даю команду на оформление. Через две недели…
КОЧУБЕЙ. Когда?
ТОЛЬ. Ну ладно, через пять недель у тебя будет свой остров в Адриатике. Гражданство черногорское делается за семь секунд. Я проверял. Ты даже не представляешь, какой там климат! Не зря София Лорен в свои семьдесят выглядит на пятьдесят.
КОЧУБЕЙ. Ты думаешь, так просто можно купить?
ТОЛЬ. Проще некуда. Нужно только твое согласие. У тебя на наших общих офшорах скопилось триста восемьдесят. Остров стоит всего пятьдесят. Твоя отмашка – и все. Пять недель. И никакого Святого Плотника.
КОЧУБЕЙ. А там есть хорошая спальня?
ТОЛЬ. Где?
КОЧУБЕЙ. На острове. Ты же рассказывал мне про остров!..
