Самая большая тайна разума. Что такое сознание, и как это работает Терехов Василий
Это устройство кроме всего прочего является устройством создания рекурсий. Сначала мозг создаёт модели, затем модели моделей и т. д. Каскадные цепочки рекурсивных моделей бесконечны.
Частным случаем рекурсивной модели является имя (название, наименование, слово, символ) – простая дополнительная модель, служащая ассоциативным заменителем адреса, потому что в голове человека нет адресного пространства.
В современной психологии и философии нет единого простого понятия – сознание. Это понятие многозначно и подразумевает в разном контексте разные явления. Одно из понятий сознания связано с пониманием. Сознание – это то, что имеет отношение к познанию и знанию. Это постижение смысла, то есть понимание. В этом смысле осознать значит понять. А понимать человеческий интеллект способен единственным своим способом: создавая модели, модельные рекурсии и детализируя модельные конструкции.
Интроспекция и шаг
Интеллект пытается понять не только окружающий мир, но и свой внутренний мир и самого себя. Это то, что называют самосознанием и самоосознанием. Интеллект пытается заглянуть внутрь себя, осуществить интроспекцию (внутреннее видение, лат.).
Делает он это, конечно, только путём создания моделей. Он строит свой внутренний мир из виртуальных моделей. Он создаёт модели самого себя. Возникает самый сакраментальный вопрос: при этом он познаёт себя или создаёт? Оказывается, этот процесс парадоксален. Интроспекция – это зона максимальной неопределённости.
Каждая «часть себя», которую пытается понять интеллект – ускользающая вещь. Как только интеллект обращается к ней, она становится уже не той же самой. Вещь превращается в артефакт, в покусанную булочку. Она изменяется в процессе исследования.
Таким образом, разум строит самосознание, которое на самом деле является модельным представлением о самом себе. Самосознание появляется в результате попыток самоосознания, то есть попыток увидеть своё настоящее, действительное, истинное Я.
Но что это такое? Что такое Настоящее Я?
Что это, если отвлечься от туманных философских сентенций? Что это, если отбросить различные физические, физиологические, ролевые и оценочные характеристики, его историю, представления и прочее? Что остаётся, если у человека всё забрать, раздеть его и отделить его разум от тела? Что же остаётся, если не считать дух, парящий над водой? Что находится в самом центре, если можно так выразиться, интеллекта? Что является его глубинной онтологической сущностью? Что является тем, что философы пытаются обозначить непонятным понятием субъект?
А остаётся единственная неуловимая сущность – виртуальная позиция наблюдения. Она ни при каких условиях не может попасть в поле зрения интеллекта, и поэтому некто или нечто, что находится в этой позиции, всегда является исключённым наблюдателем (исключённым из своего же ситуативного поля вИдения).
Для интеллекта никогда недоступно его же Настоящее Я. Он только пытается его поймать, примерно так же, как собака пытается поймать свой хвост. Другими словами, субъект пытается объективировать субъект, то есть самого себя, а это принципиально невыполнимое действие, потому что объективированный субъект – это уже не субъект, а объект: «я – не я».
Интеллект только пытается приблизиться к своему Настоящему Я, но он никогда не сможет этого сделать. Каждая такая попытка – это интроспективный шаг. При интроспективном шаге происходит смена логической точки зрения (виртуальной позиции наблюдения) и Настоящее Я как бы ускользает от себя самого, оставляя после себя только артефакт самого себя. Таким образом, интроспективный шаг всегда является ретроспективным.
В позиции наблюдения находится мнимый Исключённый Наблюдатель, за которым без устали гоняются теоретики-психологи, называя его то Эго, то как-нибудь ещё, и философы в поисках замеченного, но так и не познанного ими Субъекта.
Под вИдением и наблюдением, конечно, нужно понимать не только визуальное зрение и умозрительные визуальные картины. В широком смысле – это любые чувственные, мысленные, логические и абстрактные виртуальные модели интеллекта. Н. Амосов писал: «Сознание – это движение активности по значимым моделям». Позиция наблюдения или точка зрения – это мнимая точка временной и относительной фиксации объектной модели в процессе работы интеллекта и движения его сознания.
Любопытный читатель может спросить: а как же верифицировать эту абстрактную философскую модель, и что же это за такие «мнимые точки», которые являются «позициями наблюдения»? Как это понять, как обнаружить «точку» в хитросплетении нейронов или в программном коде компьютерного разума?
«Физически», если только такое слово применимо к массивам информации, такой «точкой» является «имя файла». В компьютере это буквальное имя. В сетевом интеллекте – это, конечно, условное понятие. Таким именем является другая, дополнительная модель (ассоциированный образ). Но и в том и другом случае она существует реально как некая внешняя по отношению к модели символьная ссылка на эту виртуальную модель. Компьютерный и человеческий разум в этом смысле концептуально одинаковы. Так что всё очень просто.
При изменении модельной позиции наблюдения фокус внимания перемещается в другую позицию. Изменяется позиция наблюдения. Такое однократное смещение можно назвать шагом. При этом смещение позиции наблюдения алгоритмически тождественно интроспективному движению, то есть шаг переноса точки наблюдения всегда и одновременно является интроспективным шагом. Возможно, это покажется не очень понятным, не доказуемым и не очевидным. В таком случае такое утверждение можно просто считать ещё одной аксиомой кибернетики. Однако, это утверждение не произвольно и формально следует из того, что при любом изменении позиции наблюдения предыдущая позиция должна «автоматически» стать объектом, т. е. превратиться в артефакт и, возможно, попасть в поле зрения (вспомним аналогию переноса камеры на штативе), а это означает не что иное, как интроспективный шаг.
Осознание реальности
Обычно человек не сомневается в реальности мира. Он уверенно пользуется ментальной картой своей территории.
Физиологически процесс объективации не требует никаких дополнительных органов, нейроструктур или специальных алгоритмов. Он выполняется «автоматом», всё происходит как бы само собой.
Но на заре кибернетики первой, – очень наивной, – мыслью была идея меток реальности. Кибернетики задавали вопрос: каким образом искусственный компьютерный мозг сможет отличать образы из сигналов рецепторов от виртуальных моделей? Как он сможет отличать реальное от воображаемого? Предлагали в компьютерную программу ввести специальный алгоритм, который будет ставить метку реальности, помечая каждый образ.
Но разум сконструированный природой, – интеллект человека, – не ставит никаких меток. Мозг считает всё реальным. На уровне физиологии любой образ объективируется, а на уровне мышления неявно имеет место исключение наблюдателя без всяких логических шагов.
Физиологический механизм восприятия есть и у дождевого червя, и в простых технических устройствах типа перцептрон. Такие устройства (как бы «по умолчанию» или «автоматом») считают сигналы в своих рецепторах сигналами окружающей среды, а не сигналами возбуждения своих же собственных рецепторов.
Конструкторы перцептрона специально не разрабатывали никакой схемы объективации, а у червя нельзя обнаружить какой-то группы клеток, органа или алгоритмической программы, которые давали бы дополнительную информацию о том, что возбуждение его рецепторов вызвано сигналами внешнего мира. Червю это как бы и так понятно. Он не задаётся вопросом о реальности мира, и ему всё равно в бочке его мозг или где-то ещё. На высшем уровне человеческого сознания механизм объективации тоже как бы есть, но, оказывается, что на самом деле его нет.
Несмотря на парадоксальность словосочетаний «автомат в автомате», «механизм без механизма», «программирование без программирования» и «процессы вне времени», такие решения являются реальным путём к решению многих важных практических задач. Помимо динамической логики существует ситуативная логика: логика как бы за кадром, логика без процедурных шагов. Например, метод исключения наблюдателя является методом ситуативной логики, а исключение позиции наблюдения является шагом без шага.
Разум не способен проверять реальность интеллектуальных моделей. Но он может проверять их нереальность, вернее пытаться это сделать. Этой способностью обладает только интеллект уровня человека: интроспективный интеллект.
В самом деле, червь не задаётся вопросом о реальности своих ощущений, он просто не способен это сделать. Человек, в отличие от червя, способен задать себе такой вопрос. Однако, сами по себе интеллектуальные модели – это уже готовые, существующие виртуальные конструкции, в них ничего не изменяемо, не уничтожимо и не проверяемо, по той простой причине, что они не могут проверять сами себя (так же как ничего не проверяемо в сигналах рецепторов дождевого червя). Их проверка возможна только путём создания дополнительных моделей, дополнительного стороннего анализа, при котором происходят интроспективные шаги и модельные переходы (изменение позиции наблюдения).
По умолчанию, если можно так выразиться, разум всё считает реальным. А что именно? Не только то, что видят его глаза и слышат уши вокруг себя, когда он идёт по городу или гуляет в лесу. Если человек спит, он видит виртуальные образы. Если человек читает, он видит воображаемые картины.
З. Фрейд внятно высказал мысль о том, что мир снов аналогичен миру литературных образов. Он провёл явные параллели и нашёл аналогии. Человек параллельно живёт во многих виртуальных мирах, и все они изначально для него реальны. Хорошо известен феномен погружения. Читатель, читая книгу, может полностью погрузиться в её мир. Зритель в кинотеатре может совершенно забыть о том, что мир на экране это только театр теней, творческий продукт, изготовленный мастерами фабрики грёз. Он может эмоционально реагировать на фильм как на реальность. Во сне люди часто «забывают», что они спят.
Как же конкретно мыслящий интеллект определяет реальность? Что он находит, что получает как итог, и как это отмечается?
Разум только пытается это сделать. Разуму достаточно того факта, что он попробовал это сделать. Он ничего не получает, никакого ответа. Интроспекция – это попытка с заведомо отрицательным результатом. И что, итог в самом деле отсутствует? Результатом является ситуационное изменение. Мысль без мысли.
Для разума всегда всё реально. Проверка на реальность не заканчивается установлением нереальности или реальности. Всё гораздо проще и изящнее. Если посмотреть на творение природы как на конструкторскую разработку, то её изобретательность восхищает.
Разум ничего не воспринимает как нереальное. Сомневаетесь? Неужели разум воспринимает любой бред, галлюцинации, фантазии, ложные представления точно также как реальность? Неужели он не способен отличать реальное от нереального? Кажется, что такое утверждение противоречит элементарному здравому смыслу. У современного человека это интуитивно вызывает протест. Но если вдуматься, то на самом деле всё так и есть: разум воспринимает любой бред и галлюцинации точно также как реальность. Например, люди страдающие галлюцинациями воспринимают их именно как реальность, это медицинский факт.
Проверка реальности не может закончиться тем, что восприятие становится реальным или нереальным. Когда человек ощущает реальность или нереальность происходящего, это не имеет для него действительного смысла, и это не следует понимать буквально.
Рассмотрим два случая.
Случай первый. Произошло неприятное для человека событие. Он отказывается верить в реальность происходящего. Он может сказать: «Этого не может быть. Мне всё это кажется нереальным сном.» Значит, действительность представляется разуму нереальной? Нет. Именно потому, что происходящее воспринимается как реальность и не хочется верить в реальность события.
Разум хочет изменить ситуацию. Ситуацию надо исправить или смириться с ней, потому что короткое замыкание должно иметь или нециклическую точку выхода, или постепенно затухать.
Этот случай объясняется проще, чем второй, противоположный случай.
Случай второй. Сбылась заветная мечта. Человек ощущает, что попал в сказку. Он так долго мечтал об этом, что ему даже не верится, что мечта стала былью. Значит ли это, что происходящее ощущается как нереальное? Нет, просто ожидания не закончились.
На самом деле разум не сомневается в реальности окружающего. Разве можно не верить собственным глазам и ушам? Но пока разум ждал своё счастливое событие, он жил по другой карте на другой территории.
Мечты остались в прошлом. Теперь им нет места, они осуществились и уже стали фактом. Но желания не исчезают сразу. Мышление не меняется мгновенно. Стереотипы обладают инерцией. Мечта осуществилась, но… не сбылась. Интеллект вынужден перестраиваться.
Здесь, в описанных двух противоположных ситуациях приведён пример ощущения нереальности. А ощущение реальности? Аналогично, только в примерах выше оценку «нереально» нужно заменить на оценку «невероятно реально». А так можно?
Да, в плане восприятия для разума между реальностью и нереальностью нет никакой дистанции. В принципе одно ощущение легко переходит в противоположное, а появиться то или иное может в значительной степени произвольно. Факторы, определяющие реальность или нереальность, – вторичны. Потому что, как было уже сказано, реальность или нереальность не имеет для разума буквального смысла, ведь восприятие всегда одинаково реально. Реализм – это только производная, дополнительная интроспективная оценка.
В неприятных и опасных ситуациях часто обостряется чувство реальности. А в ситуациях осуществления мечты или счастливой удачи также часто появляется обострённое ощущение реальности, яркости красок или полноты жизни.
Также часто при оценке нереальности или реальности происходит последовательная смена ощущения нереальности на ощущение обострённой реальности, и наоборот.
Обратим внимание на то, что в оценках реализма описание нереальности самодостаточно, а вот оценка реальности даётся с дополнительными эпитетами: обострённое ощущение реальности, невероятно реально и т. п. Это становится необходимым потому, что разум «по умолчанию» и так считает всё реальным. Чтобы дать вторичное оценочное ощущение реальности, оно должно быть в описании вербально усиленным с помощью какого-либо эпитета.
Понижение «базовой» реальности происходит при стремлении уйти от ситуации (это состояние депрессии), а повышение при стремлении включиться в ситуацию и взять её под контроль.
В большинстве случаев человек не ощущает ни реальности, ни нереальности, – ни того, ни другого. Он нейтрален к реализму, и в таком состоянии он позитивен. Ощущение обострённой реальности или ощущение нереальности, – и то, и другое, – это стремление осознать ситуацию.
В любом случае оценочное состояние является негативной позицией, так как является критическим отношением к действительности. Дополнительный оценочный интроспективный шаг – это стремления глобального вытеснения, что может привести к попытке глобального уничтожения и самоуничтожения. Такой негативизм может привести к необдуманным и разрушительным действиям. Бывает, что солдаты на фронте бросаются на пулю. Бывает, что люди на пике удачи внезапно разрушают свою судьбу.
Квалиа
К числу ненаблюдаемых и невообразимых для разума «вещей» относится также квалиа (qualia), которую психологи и философы относят к так называемым hard problems (жёстким проблемам) психологии. Но с точки зрения кибернетика эта проблема на самом деле не является жёсткой, природа квалиа объяснима.
Если вы не знаете, что такое квалиа, то откройте Википедию и найдите соответствующую статью по поиску. На страничке «Квалиа» вы увидите иллюстрацию, – яркий красный квадрат, – и прочитаете на той же страничке, что красность, как «свойство чувственного поля» является «субъективным характером опыта», и что «человек с нормальным зрением, который видит красный, не сможет описать переживание этого восприятия таким образом, чтобы слушающий, который никогда не видел этого цвета, смог бы узнать всё, что можно знать об этом переживании».
Все размышления психологов и философов о квалиа приводят к парадоксу: квалиа как будто бы реально существует, но в то же время в реальности не существует. Ведь «субъективное» как бы есть в субъективной реальности интеллекта, но его нет в некоей так называемой объективной реальности.
На самом деле мир не делится. Он не делится на объективное и субъективное, на внутренний и внешний мир, на идеальное и материальное и т. д. Мыслящий интеллект ситуационно является частью вселенной. Системологически любой объект является реализацией неких абстрактных системных сущностей. При этом, если мы рассматриваем любую систему, как «систему в общем смысле», не может быть никакой разницы «в общем смысле» между «объективными» и «субъективными» (или между «идеальными» и «материальными») системами или моделями. Поэтому при попытках разграничить субъективное и объективное разум попадают в зону максимальной неопределённости: «системы в общем смысле» по этим категориям не различимы.
Психологически проблема квалиа появляется в результате «многократной» интроспекции: интроспекции реальности, собственных ощущений реальности и неявной попытки увидеть мир глазами другого человека, представляя себя на его месте, который знает что некто другой на своём месте видит что-то другое… (а этот другой на самом деле – не другой, а сам же мыслящий интеллект, воображающий себя на месте другого). (!..)
Червь и технический перцептрон проблемой квалиа не озадачиваются, и только интроспективный интеллект уровня человека способен задумываться над такими вопросами. Только человек может начать размышлять (или решить не размышлять) о реальности или нереальности. Однако интроспекция своего собственного сознания или собственных механизмов восприятия и мышления – это попытки с заведомо отрицательным результатом, заведомо невыполнимые, при которых мысль попадает в цикл короткого замыкания. (Положение о недоступности для интеллекта собственных механизмов мышления и понятие «короткое замыкание» сформулированы Марвином Мински.)
К этому можно ещё добавить, что жёсткая проблема квалиа возникает как следствие недопонимания фрагментарности восприятия. Ведь в действительности те «картинки» окружающего мира, которые разуму интроспективно кажутся целостной «картой» или «фотографией» окружающей действительности, – это иллюзия. Хотя это невозможно понять разуму интроспективно, но это так и есть: «картина» мнится, но не существует. Разум «схватывает» очень незначительные фрагменты того, что он считает объектами и пространством. Любого сколь угодно малого фрагмента достаточно, чтобы он был символом мнимого объекта.
При этом разум находится в уверенности, что он воспринимает объекты и пространство в полной мере. Эта уверенность основывается на том, что всё недостающее он может потенциально достроить в любой момент, и фактически это и делает, постоянно рассматривая и изучая всё новые и новые детали и фрагменты окружающего. То есть мнимая картинка не находится в мозге, а находится, – вернее мнится, – как бы снаружи. Этот феномен является ещё одной причиной логической убеждённости интроспективного интеллекта в существовании «объективной реальности» и появления сомнения в реальности квалиа.
И наконец, ещё об одном феномене, который связан с квалиа. Восприятие имеет диффузию. И ощущение абстрактных свойств подвержено диффузии. Например, красный цвет (абстрактно – красность) воспринимается как тёплый, а синий как холодный, то есть цветовые ощущения диффузно связываются с ощущениями температуры. Аналогично красный цвет может ассоциативно связываться с вертикальным прямоугольником или вертикальными линиями, а голубой – с горизонтальным или горизонтальными линиями. Цветовые ощущения связываются с пространственными паттернами.
Причиной диффузии служит то, что на самом деле разум не может воспринимать абстрактных свойств, ведь он оперирует объектными моделями. Поэтому абстрактные свойства диффузно объективируются, достраиваются мнимыми ощущениями других органов чувств (диффузная объектная куча), в том числе ощущениями собственного тела.
Это происходит по следующим причинам.
Во-первых. Обычно разум получает несмешиваемые ощущения соответствующие одному объекту от нескольких органов чувств, и при этом объективация лежит в основе ощущения пространства.
Во-вторых. Виртуальная позиция наблюдения при работе интеллекта представляет собой дополнительный ассоциированный образ, являющийся внешней ссылкой на образ. В результате скольжения (перемещение позиции наблюдения) выстраиваются цепочки образов, в которых каждая ссылка становится ассоциированным образом для следующей ссылки. Поэтому, красность «тянет» за собой тёплость, и т. д. Или красность ассоциируется с зелёностью, синестью и т. д., как это происходит при восприятии цветомузыки или абстрактной живописи.
В-третьих. Человек думает не только мозгом, но и всем телом. Он эмоционален. Эмоции являются телесными образами, то есть моделями, состоящими не только из сигналов, «зашифрованных» в нейронах мозга, но и из сокращений и микросокращений мышц, а также многих других соматических микроизменений. При этом мозг, воспринимая что-либо «внешнее» с помощью органов чувств, получает также вторичные соматические ощущения, которые образуют общую проекцию (кучу) с «внешним» восприятием.
Диффузии подвержены все ощущения. Причём не только сигналы от внешних раздражителей, но и внутренние, соматические ощущения, в том числе и ощущение от так называемого центра удовольствия (который Павлов называл «аффективным тонусом», а Н. Амосов – «интегральным чувством приятно-неприятно»). Последнее лежит в основе получения эстетического наслаждения при восприятии произведений искусства.
Всё это наиболее заметно в музыке. При восприятии танцевальной музыки или рок-музыки создаются сильные мышечные модели. Ритмическая идеомоторика способствует существенному повышению тонуса, а также переходу к моторике: танцу. Спокойная музыка вызывает романтический или философский эмоциональный спектр. Вторичные соматические ощущения, вызванные звуками музыки, по ассоциации оцениваются как действительные эмоции, ощущения «короткого замыкания», и, следовательно, как мысли, чувства и переживания. Так организовано музыкальное мышление.
В абстрактной живописи как будто отсутствует предметность, эта живопись базируется в большей степени на восприятии абстрактных свойств и их объектной диффузии. В такой живописи квалиа, реальная и несуществующая одновременно, играет большую роль.
Ну а теперь посмотрите внимательно на чёрный квадрат Малевича. И ещё раз посмотрите внимательно на красный квадрат, который находится на страничке «Квалиа» в Википедии. Смог ли я вам объяснить загадку квалиа?
Личное психологическое пространство
Квалиа философски соседствует с феноменом реальности как личного психологического пространства («своя комната») и известной парой философских категорий «мыслящий интеллект»/«другие».
Ощущение квалиа приводит к психологическим ощущениям вообразимости или невообразимости ненаблюдаемого, в частности к возможности или невозможности объяснения другому своих ощущений, возможности или невозможности посмотреть на мир глазами другого человека, реинкарнации, обмена телами и переселения душ. Ощущение своей комнаты даёт интеллекту вторичное интеллектуальное понимание жёсткости реальности, существования «объективной» реальности за пределами комнаты и дислокации своего Я в некотором пространстве своей комнаты, за пределы которой Я не может выйти.
При этом то, что находится за пределами его «комнаты», является для интеллекта чем-то совершенно недоступным, то есть психологически является мистическим. Этот феномен как философско-психологическая тема присутствует во многих и фантастических, и реалистических книгах и кинофильмах, а также в религиозных представлениях.
В отличие от компьютерной программы, разум человека нельзя переписать на флэшку и перенести куда-либо, например, в другое тело или в компьютерный мозг. Это самое существенное отличие человеческого интеллекта от компьютерной программы. Потому что на самом деле человеческий разум – это не программа, а метасистемный комплекс: сложная ситуативная система. В ней диффузные метасистемные границы. Она не целостна, но единственна, неповторима и непереносима. Разум человека не сосредоточен в мозге, фактически «мозгом» является всё тело и, как ни фантастически это звучит, окружающее, которое «мнится» в силу фрагментарности восприятия.
Технически современный человек распространил свой разум за пределы черепной коробки. Например, записи в блокноте являются его личной внешней памятью. Но это очень простой пример. Интеллект диффузно распространяется в значительно большей степени, чем можно подумать.
Интеллект, который в мире образов может легко менять точку наблюдения, не может также легко менять тело или позицию своего тела в мире, чтобы изменить картину мира. В жёсткой реальности он как раз таки полностью аналогичен камере, установленной на штативе. Ему нужно физически перемещаться, или изменять конструкцию самой камеры, чтобы изменилась картина мира.
Так как для интеллекта в плане восприятия всё является реальным, он не может однозначно понимать и принимать жёсткую реальность. Понимание жёсткой реальности находится в зоне неопределённости. Для разума всегда грань между жёсткой и мягкой реальностью размыта. Люди верят в единство мира, в объективные реалии, трезво и расчётливо планируют свою жизнь, и при этом их ускользающее Я приводит их к вере в переселение душ и прочему. Альтернативой невозможности переселения души являются различные эксперименты по изменению своего тела и окружающей обстановки с целью проверки реальности на жёсткость. Бывает, что погоня за своим ускользающим Я приводит вполне здравомыслящих людей к «квазибезумию».
Внимание и сознание
Внимание – это фиксация разума (его вИдения) на определённом объекте в определённой позиции наблюдения. При смене модели или позиции наблюдения внимание переключается. Разум переключается на восприятие другого объекта или начинает воспринимать старое в новом свете, в другом ракурсе или с другой точки зрения.
В фокусе и в зоне внимания может находиться только одна модель. Это простая модель. Можно сформулировать это утверждение в инверсной форме: модель – это то, что находится в поле внимания (или просто в поле зрения). Внимание – это фиксированное поле зрения (поле восприятия или ментальная картина).
Если происходит скольжение, то есть изменение позиции наблюдения, то такой скачок внимания является движением сознания, если перемещение внимания одновременно отмечается в дополнительной модели.
Различие между вниманием и сознанием можно понять, если сравнить два вида счёта, доступный человеческому интеллекту: одномоментный умозрительный и последовательный. В первом случае требуется внимание, во втором сознание.
Одномоментно, без последовательного счёта, человек может воспринимать до 7 любых счётных объектов, находящихся в его поле зрения. Этот предел ограничен модельной рекурсией. В этом случае восприятие человека не отличается от восприятия простого перцептрона.
Последовательный счёт производится иначе. В отличие от компьютерной программы у человеческого разума нет счётчика циклов. Компьютерная программа накапливает приращение счётчика циклов в соответствующем регистре процессора, который никогда не ошибается. Человеческий разум не может считать циклы «в регистре», но он может создавать дополнительные модели и выполнять интроспективные шаги. Если разум пытается считать свои шаги, он создаёт ещё одну модель, но тогда внимание переходит на эту модель, и разум начинает «терять» первоначальную модель, потому что она временно уходит из фокуса внимания.
Именно это происходит при последовательном счёте. Предположим, вы начинаете считать какие-то предметы: «Раз, два, три…», дальше, дальше, «…двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять…». И вдруг вы сбиваетесь, и приходится начинать сначала. Бывает такое? Часто. Разуму трудно удерживать две динамически изменяющиеся модели в сознании. Ведь фокус внимания может одновременно находится только в одной модели. Внимание может удерживать в поле зрения только одну модель. Поэтому фокус внимания «мечется» попеременно между двумя моделями, и при этом можно потерять направление мысли, если внимание случайно будет отвлечено на что-либо, не участвующее в счёте. Вот так работает сознание.
Ещё один пример. Предположим, вы просто произносите число «двадцать шесть». Как только вы его произнесли, в вашей голове что-то произошло. Вы «отложили» число где-то «в уме».
Но что при этом происходит? Вы даже не делаете с ним никаких операций, ничего не считаете, не рассуждаете, просто произнесли… Но уже произошло скольжение, сделан шаг. При этом произошло «исключение наблюдателя». Событие, при котором число отложилось где-то в уме, является вытеснением. Вы сделали попытку интроспекции. Ваше Я отделилось от модели объекта, и это как-то смутно ощущается. Интроспективный шаг вы ощутили как психологический миг (и это не физическое время).
Если условно считать сознание некоей функцией, то эта функция является своего рода производной от функции внимания. Практически в механизмах разума сознание выполняет важную роль: оно переключает и направляет внимание, организует его. Мы часто говорим, например, такие фразы: обратите внимание, внимание, уделите внимание, сконцентрировать внимание, внимательный человек, внимательный читатель. И хотя мы говорим о внимании, внимание на самом деле пассивно. Оно не само себя «концентрирует» или «обращает». Человек это делает сознательно, то есть сознательный процесс в его разуме управляет его вниманием.
Сознание – это процесс самоуправления и самоконтроля в интеллекте. У сознания есть загадочный «виртуальный мускул», который называют волей. Попробуйте понаблюдать за собой. Чтобы что-то запомнить или вспомнить вы как-то напрягаетесь, как будто напрягаете какие-то неведомые «мышцы» в голове. Также надо напрячься, чтобы принять или выполнить какое-либо решение. Эти мнимые мышцы работают, когда вы что-то представляете или воображаете. Вы можете каким-то образом оперировать в поле воображаемых картин, например, мысленно переставлять фигуры, если играете в шахматы, или скользить и блуждать «взглядом» по воображаемому расписанию в виртуальном списке дел на неделю. Какая-то часть интеллекта в какой-то данный момент времени управляет и манипулирует другими частями интеллекта, и человек при этом уверен в целостности своего разума. Воля обладает потенциалом волевого усилия, это усилие позволяет выполнять «силовой» выход из цикла короткого замыкания. (Сравните с системой усиления-торможения, – СУТ, – в модели Николая Амосова).
Рассматривая сознание как производную функцию внимания, можно определить этапы появления и развития сознания в живых организмах в процессе эволюции. Когда в процессе эволюции появилось сознание? Есть ли сознание у червей или муравьёв? А у рыб, земноводных? Есть ли сознание у птиц, а если есть, то в какой степени? А есть ли сознание у собак и кошек?
Анализируя особенности зрительного аппарата человека можно сделать некоторые выводы. Человек – эволюционный потомок динозавров. Именно на той эволюционной ступени, когда глаз стал видеть неподвижные объекты, в живых организмах появились первые проблески сознания. Глаз, который не ждёт, когда переместится объект, а перемещается сам относительно объекта – это активный, управляемый орган зрения. Им управляет некая физиологическая функция более высокого порядка. Он приобретает определённую автономию и становится «частью мозга, вынесенной на периферию».
Но даже пассивный глаз земноводных и рыб воспринимает не изображение на сетчатке, а изменение изображения на сетчатке, то есть некую производную смещения изображения. Такое смещение является пассивным скольжением. По аналогии с «камерой на штативе» можно сказать, что пассивную камеру не перемещают, но вокруг неё меняются декорации. Пассивный глаз не стремится увидеть свою прежнюю позицию наблюдения, он не «любопытен». Он живёт в мире с единственной временной шкалой, в отличие от активного глаза, который живёт в мире множественности времён.
Где-то в эволюционном промежутке между восприятием земноводных и восприятием животных находятся птицы. Глаз птицы неподвижен, как у земноводных, но она активно вертит головой.
А вот собаки и кошки находятся уже на гораздо более высокой эволюционной ступени. Они многое понимают, они воспринимают неречевые сигналы и даже простую речь и интонации. Для людей они близкие существа, наши братья меньшие.
Следующим этапом эволюции сознания является появление речи у человека. Появляется динамическое мышление и ментальная позиция наблюдения.
Так как в разуме модельная позиция наблюдения является не физической пространственной точкой, а внешней ссылкой на модель-образ, или иначе именем, то становится понятным особая роль речи в сознании человека. Ведь все слова языка является именно «именами». При этом разум человека использует и неречевые имена, которые представляют собой различные образы-символы, иногда очень сложные. Кроме того заметим, что именами являются не только отдельные слова, но комплексно фразы, книги и большие культурные пласты. (Сравните с тем, что пишет Ч.Докинз о мемах).
Внимательный читатель заметит, что в метафорической иллюстрации «камера на штативе» место установки камеры и сама камера не находятся в поле зрения камеры, а в противоположность этому имена вроде бы доступны для восприятия.
На самом деле это не совсем так. Имена и образы, на которые ссылаются имена автономны и ситуативно отдельны, так же как точка установки камеры и окружающий ландшафт. Но при этом, в отличие от камеры на штативе в интеллекте, всё переплетено сложным образом. Метасистемные границы размыты. В ассоциативном интеллекте нет чётких разграничений, а есть диффузия образов. Тем не менее, исключение наблюдателя определённо есть и в виртуальном мире разума.
Когда человек читает книгу, он в своём воображении воспроизводит содержание книги. Слова же остаются невидимками, если человек отдельно не концентрируется на них в отдельных интроспективных шагах. Например, в художественной литературе перенос внимания читателя с содержания на форму и звучание слов часто целенаправлено планируется автором и является одним из художественных достоинств произведения.
Также можно отметить, что слова родного языка человек воспринимает совсем иначе чем звучание неизвестного ему языка. Родной язык в большинстве случаев он просто не слышит, в поле внимания находится только смысл.
Такими же невидимками являются бренды: торговые, научные, политические и т. д. И это один из секретов их магического действия на людей.
Внутренние слова и невербальные образы в воображении и памяти, являющиеся личными мемами, могут быть невидимками как для окружающих, так и для самого человека, и при этом, являясь его фиксированной виртуальной позицией, определять его жизнь. Этот факт может быть интересен для психоаналитиков.
Есть ещё более высокая ступень сознания. В человеческом обществе на определённом этапе эволюции появилось общественное сознание. Это сознание является по отношению к интеллекту индивидуума сверхсознанием. Оно контролирует разум и управляет его сознанием и вниманием.
Ощущение глубины рекурсии
Проведём такой опыт: возьмём два зеркала и поставим их параллельно друг другу, а сами станем между ними. Заглянув в любое из них, мы увидим бесконечный ряд взаимных отражений. Но, присмотревшись, увидим, что на самом деле ряд не бесконечен. Мы не можем увидеть бесконечность. Каждое следующее отражение всё более неясно, чем предыдущее.
У рекурсивного ряда отражений есть предел. «Удалённые» отражения становятся неразличимыми, размытыми. Но и сам этот предел тоже не точная величина, он зависит от качества зеркал и от того хорошо ли они вымыты. Отражения в зеркалах являются результатом перемещения лучей света между зеркалами. Физически они перемещаются в замкнутом поле, в пространстве между двумя зеркалами. Вложенность одного изображения в другое является иллюзией наблюдателя.
В пределах рекурсии моделирование является ретрансляцией. Рекурсия ограничена, так же как и ограничено число копий при ретрансляции.
Например, если делать последовательно ксерокопии документа одну с другой, то очень скоро качество ухудшится настолько, что копию документа прочесть практически будет невозможно. Другой пример: биологический организм в течение своей жизни многократно копирует сам себя методом ретрансляции (клетки отмирают и замещаются новыми клетками), но при этом его качество неизбежно меняется – организм стареет.
За пределами рекурсии происходит скольжение. Но так как метасистемные границы размыты, практически трудно разграничить рекурсию от скольжения, трудно разграничить явления внимания и сознания. В разуме всё очень сложно перемешано и переплетено.
Как умозрительно интеллект считает предметы: распознаёт ли он их пространственно? Но тогда ему бы пришлось их считать раздельно, поштучно. Так считать разум тоже умеет, но сейчас мы говорим только об одномоментном, умозрительном счёте. Следует сделать вывод, что в этом случае разум не различает предметы пространственно. На первый взгляд такое утверждение кажется более чем странным. Но это так и должно быть, поскольку разум распознаёт умозрительно «числовую фигуру» как один символ.
Если число предметов превышает предел умозрительного счёта, то разум воспринимает такое число предметов как число «много». Однако, много – это сколько? Этого много может быть меньше или больше, и даже бесконечно много.
Распознаёт ли разум глубину рекурсии в больших числовых фигурах по степени неясности рекурсивных моделей? Ощущает ли рекурсию? В этой зоне неопределённости внимание становится неустойчивым и появляется импульс для движения сознания. Ощущение глубины рекурсии – это, можно сказать, пробуждение сознания. Картина «звёздное небо» при движении сознания (в сознании) рассыпается на отдельные точки и умозрительно счётные группы точек. И каждая счётная точка или группа воспринимается как рефлексия предыдущих. Мир для интеллекта становится множественным и динамичным миром, и появляется ощущение психологического пространства (не путайте с физическим или геометрическим пространством).
Неразличимость прогрессии
Несколько предметов поставленных в ряд или линия как множество точек кажутся более или менее монотонной последовательностью. Но при последовательном счёте любой множественный ряд – это не последовательность, а прогрессия.
Обычно интеллект не различает прогрессию, считая её монотонной последовательностью. Любое множество счётных предметов обыденно воспринимается как арифметическая последовательность, хотя на уровне восприятия и осознания оно является рекурсивной прогрессией.
Аналогично как простая последовательность воспринимаются последовательность событий, а также речь. Человек воспринимает обычную прозаическую речь (прозу) как последовательное сообщение не обращая внимания на то, что на самом деле это прогрессия, имеющая точки скольжения позиции наблюдения.
Например, рассмотрим структуру довольно простой фразы: – Я знаю, что ты понимаешь. Она состоит из двух фрагментов, причём в первом «субъектом» является Я, а во втором Ты. На самом деле, то, что называют грамматическим субъектом (подлежащим в предложении), – это уже объективированный субъект, то есть это объект квазидинамической модели. В одной фразе соединены две разные модели, представленные с разных точек зрения. При восприятии в точке соединения фрагментов происходит скольжение, смена позиции наблюдения.
Время как проекция сознания
Человеку свойственно квазидинамическое мышление. Каждая ментальная модель является элементарной динамической моделью. Динамическая модель – это темпоральная модель, то есть модель во времени. Чтобы модель могла существовать как некая система во времени, время должно существовать вне самой модели. Время – эта некоторая ось координат, относительно которой соизмеряется автономная относительно неё система. Метафорически время очень часто представляется как «стрела времени».
Но как может время темпоральной системы существовать вне этой системы? Темпоральная модель является составляющей частью другой модели, которая является этой же моделью плюс её модельное время. Но ведь все модели построены по принципу исключения наблюдателя. Значит, наблюдатель исключён и из первой модели, и из второй. Между первой и второй моделью есть некая разница, которая равна одному интроспективному шагу. Таким образом, время – это проекция сознания интеллекта, что соответствует определению З. Фрейда.
То, что человек воспринимает как объективное время, не является внешней и независимой от него природной системой. Время – это проекция сознания на модель окружающего мира. Человек не может воспринимать своё сознание непосредственно, поскольку оно является частью его аппарата мышления и при этом по своей природе это всего лишь дрейф перманентной интроспекции. Человек не может видеть сам себя, он может увидеть только свою тень или своё отражение в зеркале. Время – это тень его сознания на ментальной карте территории, которую он считает своим миром.
У человека существует представление о необратимости времени. Но в виртуальном мире разума время на самом деле обратимо. Например, читая научно-фантастический роман, читатель путешествует во времени. Или, например, школьник на доске нарисовал график в координатах, одной из которой является ось t. Он может двигаться и вперёд, и назад вдоль этой оси, исследуя график. В таких случаях наблюдатель является сторонним наблюдателем темпоральной модели.
Также относительное время практически обратимо, в том смысле, что во многих случаях реально можно исправить ошибки, вернуться в предыдущей стадии какого-либо действия или процесса, «начать новую жизнь» и т. д. Физические процессы тоже бывают обратимыми.
Но чему понятие «время» соответствует в реальном мире? «Гремит ли гром, если его никто не слышит?». Существует ли время «вне» интеллекта. Это изначально парадоксальный вопрос, не имеющий ответа. Как для философов, так для и физиков он оказался наитруднейшим. Если озадачиться таким вопросом, то ясного ответа в научных трактатах не найти, можно только ещё сильнее запутаться в тупиковых парадоксах.
Чтобы приблизиться к пониманию этого вопроса, необходимо вспомнить о «неделимости» мира. Универсум включает в себя всё, включая мыслящего наблюдателя. Поэтому вопрос «существует ли время в окружающем мире» изначально некорректен. Вам не кажется такой ответ исчерпывающим?
Философы помимо понятия «время» предлагают дополнительные понятия, например «изменение», «изменчивость», «необратимость». Но изменчивый мир ничуть не яснее туманного темпорального.
Обычное представление состоит в том, что всё же существует какое-то вселенское или физическое время: абсолютное время, независящее от наблюдателя. Но это парадоксальное мнение, потому что любой, кто утверждает это, сам является наблюдателем как мыслящий интеллект. Мир не делится, и мыслящий интеллект не может отделить себя самого от «объективного» мира.
Необратимость означает невозможность повернуть вспять или вернуться на шаг назад. Невозможность для кого? Для мыслящего интеллекта. На практике это та ситуация, на которую человек не может повлиять только по своему желанию.
Представление о необратимости это к тому же проекция необратимости моделирования. Например, в любом тексте, дискуссии или выступлении каждое следующее слово или утверждение не уничтожает предыдущего, хотя логически они могут быть опровержением предыдущего. Каждая следующая модель не уничтожает, а дополняет предыдущую. Любое предыдущее утверждение может быть опровергнуто, но не может быть возвращено. «Слово не воробей, выпустишь – не поймаешь». Необратимость – следствие неуничтожимости? Неуничтожимость означает инерцию в философском смысле. Возможно, что философская категория «инерция», более продуктивна, чем понятия времени или необратимости. Но это, конечно, тоже парадоксальное понятие.
Темпоральный дальтонизм
Есть люди, которые плохо различают некоторые цветовые оттенки. Два оттенка разного цвета кажутся им одним и тем же цветом, в то время как другие люди видят два разных цветовых оттенка. Таких людей называют дальтониками. Но есть ещё один вид «дальтонизма»: темпоральный дальтонизм, и присущ он всем людям.
Время множественно, в каждой системе существует своё собственное время. В любой модельной линии, которая является прогрессией, соединяются не только различные точки зрения, но и разное модельное время. Например, во фразе «Я знаю, что ты понимаешь» два времени. В каждой части фразы своё время. Можно независимо изменять грамматическое время в каждой составляющей фразы. Например: «Я знал, что ты понимаешь», «Я буду знать, что ты понял», «Я знаю, что ты поймёшь» и т. п.
Модельные времена в сложных модельных линиях (прогрессиях) как бы наслаиваются друг на друга, но при этом в объединённой модели время остаётся расслоённым, то есть в виде, можно сказать, слоёв времени. Время в сложных моделях многослойно.
Вот пример из школьного курса элементарной физики (формульная модель). Время присутствует в известных формулах для расчёта скорости (v) и ускорения (a):
1) v = s / t; 2) a = v / t; и отсюда как бы следует
3) a = s / t2.
Кажется, что в этих формулах присутствует одно и то же время t, как один общий параметр. На самом деле здесь «времён» t то ли два, то ли три, если считать третьим обобщающее два исходные. И это обобщающее время имеет определённую историю своего появления. Хотя написать эту историю можно только довольно утрированно и условно, как условную иллюстрацию, всё-таки попробую набросать утрированный сюжет, чтобы пояснить, о чём идёт речь.
Вначале была создана одна простая модель (s/t) в которой было время t. Затем другая (v/t), уже с другим временем. Потом физик обозначил и то и другое одной буквой t, нивелируя различие между ними. Таким вот образом появилась третья модель (s/t2), в которой присутствует третье время.
Так как мир сложен, в нём нет общего или единого времени, и его невозможно моделировать одной простой схемой, то мышление характеризуется переходами и наложением простых моделей. В каждой простой модели своё простое время, но так как целостный интеллект стремится избежать разрывов и расслоения сознания, он логически нивелирует и сглаживает временные переходы и разрывы между простыми моделями, подставляя общий знаменатель времени в каждую модель. В вербальных моделях знаменатель синтаксически выражается стандартизированными глагольными формами, которые согласуются с контекстом (подразумевается некое общее контекстное время, время рассказа). В визуальных моделях общим знаменателем является время воспроизведения и просмотра.
Целостный интеллект как бы неспособен различать где «время-1», а где – «время-2», или, вернее, это связано для него с определёнными трудностями. В рамках простой модели легко может быть описано время в другой простой модели, но только как квазипространственная метафора. Время же текущей простой модели всегда остаётся вне поля зрения интеллекта.
Квазипространственная реализация времени и его расслоение в усложнённых схемах присутствует во всех интеллектуальных моделях.
Что такое квазипространственная реализация времени? Например, на уроке в школе учащийся выходит к доске и рисует оси координат, одну из которых он обозначает как «расстояние», а другую «время», а затем рисует в этих координатах график перемещения физического тела. Время превратилось в квазипространственную метафору, оно объективировано и нарисовано на доске. Время стало пространственной вещью, объектом. Произошла реализация времени в модельный объект. Это удивительный феномен, но мы так привыкли к подобным вещам в нашей повседневной жизни, что не обращаем внимание на очевидное.
Целостная личность не может принять множественность Я и Времени. Я должно быть единым и единственным, и в этом целостная личность никогда не может сомневаться несмотря ни на что! Это – самый сакраментальный догмат разума. Он не отличает Я1 от Я2, не отличает Время1 и Время2. В этом проявляется его логический дальтонизм.
Сколько Я во фразе: «Я знаю, что я понимаю, то о чём я читаю, но всё же иногда я не понимаю то, что я читаю»? Разум считает, что одно. А какое оно? Для разума истинным единым Я каждый раз становится Я последнего скольжения. Просто в силу последовательной смены: «Король умер, да здравствует король!». То же самое относится ко времени.
Это очень простой метод механики разума. Но не так всё просто для самого разума. У него всё как раз получается очень сложно. Обычно разум блуждает в лабиринтах стереотипов и парадоксов, пытаясь найти иллюзорный конечный результат или окончательное решение. Он стремится к простоте.
Разум создаёт для себя простую категориальную картину мира, единую и целостную. Он уверен, что есть объективное время, хотя объективное время такая же фикция, как объективный мир. Так что же на самом деле ничего нет? «Что-то такое» на самом деле есть. Но это что-то является чем-то очень сложным, его нельзя просто воспринимать и описать как время, или необратимость, или изменчивость, или инерцию, или ещё что-либо однозначное и категориальное. Философские размышления по этому поводу могут быть бесконечно пространными.
Логический подвох, приводящий к неразрешимости парадокса времени, появляется по причине того, что время, или точнее «что-то такое», на самом деле недоступно для восприятия, хотя любой человек уверен в обратном, и постоянно использует квазипространственные метафоры времени. Квазипространственная метафора для разума – это объект. Рассуждая о времени как об объекте, сотни мыслителей от Аристотеля до наших дней, сочинили множество забавных парадоксов о времени.
Это очень странно, не правда ли? Мозг-в-бочке не может знать, что на самом деле «снаружи»? Впрочем, это «что-то такое» и не «снаружи» и не «внутри», оно неотделимо от механизмов его собственного мышления и поэтому недоступно для осознания. Невозможно «осознать сознание» и ровно так же невозможно осознать то «нечто», что отбрасывает свою тень на ментальную карту мира. Человек обыденно убеждён, что он способен непосредственно ощущать время. Но почему, как только он вспоминает о времени, он невольно ищет часы, чтобы посмотреть на них?
Хотя естественнонаучный подход как бы отрицает мистику и противопоставляется мистическому познанию мира, с другой стороны, разве время и вечность глобально не являются для интеллекта странным, «потусторонним» миром? Психологически эта странность мира способствует распространению всевозможных мистических страхов, фантазий и совершенно иррациональных заблужений.
Прогрессия и рекурсия
Неразличимость прогрессии объяснима и тем, что прогрессия воспринимается разумом как условное совмещение рекурсивных моделей: фрагментов, на которые распадается прогрессия. В пределах фрагмента прогрессия превращается в «числовую фигуру» и помещается в поле внимания. Фрагмент прогрессии для разума становится рекурсивной моделью, а составляющие его репродукции – рефлексиями. Одна рекурсивная модель – это психологически одномоментное объединение нескольких рефлексий. Разум получает что-то вроде иллюзии множественности отражений в параллельных зеркалах.
Рассмотрим такую рекурсивную модель (отрывок из известной песни):
«Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, посмотреть, не оглянулся ли я».
Здесь пять рефлексий:
1) «Я оглянулся
2) посмотреть,
3) не оглянулась ли она,
4) посмотреть
5) не оглянулся ли я»
или шесть, если считать ещё позицию автора (рассказчика), которая «за кадром»:
1) Автор:
2) «Я оглянулся
3) посмотреть,
4) не оглянулась ли она,
5) посмотреть
6) не оглянулся ли я»
Обратим особое внимание на то, что в этом примере число рефлексий странным образом совпадает с пределом одномоментного счёта.
А может ли число рефлексий во фрагменте быть больше? Может. Но разум перестаёт воспринимать его как рекурсию. Фрагмент рассыпается на несколько фрагментов. Но если он контекстно-логически организован как единая логически неразделимая рекурсия, то разум попадает в цикл короткого замыкания, он «путается» и ощущает дискомфорт.
У человека могут появиться ощущения, характерные для эмоций короткого замыкания. Рекурсивная модель, превышающая предел рекурсии, для мыслящего разума теряет смысл и превращается в абсурд. Абсурдные модели могут использоваться манипуляторами для так называемого зомбирования.
Во многих моделях можно заметить ограничение глубины рекурсии. Например, в физических формулах можно встретить время t в первой, второй и третьей степени. Но возможна ли формула, включающая t (или какой-либо другой физический параметр) в 25, 70 или 144 степени? Здравый смысл подсказывает, что это абсурд.
Сознание как иллюзия
Сознание является иллюзией. Точно так же как в промежутке между двумя параллельными зеркалами бесконечный ряд отражений является иллюзией наблюдателя, точно так же самосознание человека является иллюзией самоосознания.
Интеллект не может увидеть своё Настоящее Я, которое бесконечно ускользает от самого себя. Это Я является настоящим, потому что является актуальным. А актуально оно потому, что ситуационно всегда находится в точке наблюдения. Движение мысли всегда является переходом по узловым точкам логической прогрессии, а движение восприятия движется по узловым точкам картины «звёздное небо», и оно сопровождается ощущениями глубины рекурсии.
Интеллект «не видит» сам себя непосредственно. Он не может осознать себя самого, потому что фактические, актуальные механизмы интеллекта для него непосредственно недоступны. Все модели самого себя являются вторичными объективированными моделями (артефактами). В частности интеллект принципиально не может осознать своё собственное сознание. Все попытки самоосознания являются коротким замыканием.
Короткое замыкание сопровождается телесной картиной – эмоциями короткого замыкания. Самая сильная негативная эмоция возникает при попытке представить исчезновение собственного сознания, это – страх смерти.
Интеллект старается выйти из таких циклов. Жёсткий выход является агрессией (физической, вербальной или психологической). Но интеллект может выходить из циклов мягко, постепенно как бы тормозя и останавливая цикл. При этом остаются артефакты короткого замыкания: статические рекурсивные модели. Они являются замороженными рекурсиями: иллюзиями, подобными иллюзии отражений между двумя параллельными зеркалами.
Интеллект живёт в иллюзиях как в зоне комфорта. Они избавляют его от страха смерти и других негативных эмоций. Но так как каждая иллюзия является замороженной рекурсией короткого замыкания, а его цикл не разрывается как в случае агрессии, а только замораживается, то интеллект при этом находится в медленном дрейфе: поиске своего Я. Останавливая попытки представить исчезновение собственного сознания, интеллект возобновляет попытки осознать своё сознание, и наоборот.
Дополняющие друг друга факторы, – комфорт и поиск, – являются фазами самоосознания. Сознание находится в перманентном движении в попытках самоосознания. Движущая сила этого движения подобна силе, которая заставляет ночную бабочку лететь на свет. Сознание стремится к свету в конце туннеля, но зачем? Ведь на самом деле в конце туннеля можно найти только… конец собственного сознания.
Так же как и в случае ощущений реальности объектов внешнего мира, разум в той или иной степени может ощущать реальность или нереальность своего Я. И точно также собственное Я для разума по умолчанию всегда является реальным. Его нет, но оно всё же есть.
Комплекс формирования сознания
Обучение последовательному счёту, развитие интроспекции, способность сопереживать и страх смерти появляются у ребёнка в младшем возрасте. Эти феномены составляют комплекс, и их появление у человека означает формирование сознания.
Что может быть общего между страхом смерти и обучением счёту? Давайте вспомним детскую считалочку.
- Раз, два, три, четыре, пять,
- Вышел зайчик погулять.
- Вдруг охотник выбегает
- Прямо в зайчика стреляет.
- Пиф – паф! Ой-ой-ой!
- Умирает зайчик мой.
- Принесли его домой,
- Оказался он живой.
Этот забавный детский стишок знают многие поколения детей, ставшие уже взрослыми, а служит он на самом деле для вполне серьёзных целей обучения. Обучается ребёнок сразу нескольким навыкам:
уметь последовательно считать: «раз, два, три, четыре, пять» (при этом во второй и третьей строках достигается предел рекурсии, так как они ритмически продолжают первую, неявно продолжая счёт на 6 и 7);
уметь что-либо умозрительно представлять, воображать («вышел зайчик погулять», «вдруг охотник выбегает»);
уметь в воображении представлять себя на месте другого, сопереживать; «Пиф-паф!», – слыша это, ребёнок невольно начинает смотреть на мир глазами зайчика, и представляет себя на его месте;
уметь бояться смерти («умирает зайчик мой»; так как ребёнок мысленно представляет себя на месте зайчика, он начинает пытаться представить себя умирающим);
находить точку психологической опоры в зоне комфорта («принесли его домой») и выходить из цикла короткого замыкания («оказался он живой»); раз зайчик не умер, то страх смерти рассеивается как наваждение, и вместо него остаётся иллюзия существования собственного Я.
2.2. Парадоксальность сознания
Природа парадокса
Как писал Роберт Стивенсон в книге “Art of Wrighting”, прозаический текст разворачивается как логическая прогрессия (logical progression). При этом прозаическая речь состоит из нитей и узлов (nits and nuts). Чтобы проза воздействовала на читателей, она должна образовывать узлы парадоксов, в какой-то степени прояснять противоречия, и снова завязывать логические нити в парадоксы.
Последовательная речь, текст или изобразительный ряд не являются однородными последовательностями. Это может казаться идущим вразрез со здравым смыслом. Общепринятое представление заключается в том, что речь должна быть связанной, последовательной, непротиворечивой. Мысли должны развиваться последовательно, вытекать одна из другой. Такую цель ставит перед собой любой человек, когда он пишет какой-либо текст или мыслит, или, скажем, составляет какой-либо производственный план. Однако, любой модельный ряд приобретает свою техническую целостность уже в силу того, что является множеством на плоскости модельной проекции. Эта техническая целостность, – куча на планомене, – является модельной цельностью, то есть просто объединением моделей. Стремление к логической взаимосвязи и смысловой последовательности является стремлением к вторичной целостности.
Что это? Как и почему к этому стремятся авторы?
Но сначала вопрос: как любой читатель читает и воспринимает текст? Читатель не просто последовательно читает одну фразу за другой по строчкам. Есть выражение «думающий читатель». Значит, читатель не только читает, но и думает? Именно так. В литературоведении этим термином обозначают наиболее активных читателей. Однако, в более широком смысле все читатели, зрители, слушатели и в любых случаях – думающие.
Фокус внимания читателя не перемещается строго последовательно по тексту. Он блуждает в памяти или даже по тексту, сопоставляя разные части фразы, страницы, главы и тома. Он то возвращается назад, то забегает вперёд, совершая «броуновское» движение. При этом читатель строит свои дополнительные модели, то есть мыслит!
Например, читая фразу «Я знаю, что я ничего не знаю», состоящую из двух моделей, читатель мысленно начинает генерировать модели, которых нет в тексте. Они являются рекурсиями к прочитанным фразам. Скажем, он спрашивает: «Если я ничего не знаю, то как я могу знать, что я ничего не знаю?»
Так появляется парадокс. Читатель ищет его решение. Он делает следующие мысленные шаги, пытаясь решить парадокс, устранить противоречие и найти окончательное решение. В действительности же ни один парадокс не может иметь окончательного решения. Каждый следующий шаг только делает его ещё более распространённым и запутанным.
Все предлагаемые решения литературных, жизненных, политических, производственных или научных парадоксов являются временными. К любому якобы решённому парадоксу всегда можно придумать ещё один каверзный вопрос.
Природа парадокса определяется множественностью смыслов, в первую очередь множественностью Я и множественностью времени. Мысль движется по моделям, и в каждой модели присутствует своё модельное время и свой объективированный субъект и мнимый исключённый наблюдатель. Во фразе «Я знаю, что я ничего не знаю» на самом деле два Я. Одно Я знает, другое Я не знает. Мыслящий интеллект чувствует какое-то напряжение. Он не может ясно (т. е. одномоментно, умозрительно) представить, как это одно и то же Я одновременно и знает, и не знает. Он заблуждается дважды: во-первых, модельное Я не одно и то же, во-вторых, одновременность иллюзорна, так как модельное время в каждой модели разное.
Разум не хочет понимать этого, потому что он ищет единый общий знаменатель и полную объективность. Но общий знаменатель – это только иллюзия. На самом деле этот знаменатель может быть только третьим Я, и так далее. Во фразе «Если я ничего не знаю, то как я могу знать, что я ничего не знаю?» уже три Я. Парадокс продолжается, расширяется и усложняется. Каждое новое Я после нового перехода и каждое новое модельное время кажется разуму (мыслящему интеллекту) истинным. Он продолжает мыслить. Мышление длится как работа его сознания.