Помеченный смертью Кунц Дин

— Ну и что дальше? — спросил Дойл.

— Может, нам следует обратиться в полицию и заявить об этом?

— Прежде чем кого-то обвинять, у тебя должны быть доказательства, — ответил Дойл, — и даже если бы у нас было в распоряжении неопровержимое доказательство, что человек в "Шевроле" намеревался напасть на нас, мы все равно ничего не смогли бы сделать. Мы не знаем, кого обвинять. Не знаем ничего: ни его имени, ни цели поездки, — кроме того, что он едет вместе с нами на запад, ничего такого, за что полицейские могли бы ухватиться.

И он взглянул сначала на Колина, а потом назад, на черную полосу шоссе.

— Так что все, что мы можем сделать, — это поблагодарить небеса за то, что избавились от него.

— Да уж, я думаю!

— Лучше просто верь в это.

Колин надолго замолчал, а потом сказал:

— А когда он гнался за нами, сворачивая, как мы, на обочину, увеличивая скорость, чтобы поймать нас, тебе было страшно?

Дойл на секунду задумался: следует ли признаваться мальчику в том, что он чувствовал беспокойство, страх, тревогу, волнение, — словом, в столь "немужской" реакции на происходящее? И все же с Колином лучше всего быть честным и откровенным.

— Конечно, мне было страшно. Немного. Но все же страшно. И для этого были причины.

— Мне тоже было страшно, — без стеснения признался Колин, — но я всегда думал, что, когда нужно быть взрослым, ты не должен бояться никого и ничего.

— С возрастом ты избавишься от некоторых страхов. Но не от всех. И будешь бояться совсем не того, чего боишься сейчас.

Они пересекли Миссисипи в Гэнибэл вместо Сент-Луиса, миновав таким образом арочный мост Гейтуэй. Прямо перед поворотом на Гайаву, штат Канзас, они съехали с тридцать шестого шоссе и по развязке выехали вновь на семидесятую магистраль, а потом, проехав по ней немного к югу, прибыли в "Плейнз мотель" недалеко от городка Лоуренс. Там у них были заказаны комнаты. Было четверть девятого вечера.

"Плейнз мотель" был очень похож на "Лейзи Тайм", с той только разницей, что в нем было одно длинное жилое крыло и само здание было сложено из серого камня и деревянных досок, а не кирпича. Даже неоновая вывеска точно так же горела оранжевыми и зелеными огнями. И казалось, будто автомат с кока-колой возле двери в офис за прошедший день перетранспортировали из "Лейзи Тайм" в Индианаполисе прямиком в "Плейнз". Воздух был приятно прохладным, и в помещении царил шум какой-то механики. Алекс не удивился бы, если бы портье в "Плейнзе" оказалась грузная женщина с прической в стиле "пчелиный улей".

Однако портье был мужчина, приблизительно того же возраста, что и Дойл, хорошо выбритый, с тщательно уложенными, аккуратными волосами. У него было честное, открытое американское лицо с квадратной и тяжелой нижней челюстью, идеальное для плакатов, агитирующих юношей идти в вооруженные силы. Он мог бы делать прекрасные рекламные ролики на телевидении для "Пепси", "Жилетт" или "Шик", а также позировать для фото на разворот во всех журналах с рекламой сигарет "Кэмел".

— Я заметил, у вас там табличка на двери — "Свободных мест нет". Но мы заказывали комнату, хотя и приехали на час позже назначенного времени...

— Ваша фамилия Дойл? — спросил портье, улыбнувшись и продемонстрировав ряд отличных белых зубов.

— Да.

— Разумеется, ваш заказ мы сохранили.

И он достал из стола тонкий, почти прозрачный бланк для заполнения.

— Вы, должно быть, беспокоились, приятель, из-за того, что мы застряли...

— Нет, ни в коем случае, мистер Дойл. Заказ есть заказ. К тому же мне вовсе не улыбалось сдавать ваш номер "енотам".

Алекс был сильно утомлен, так как целый день просидел за рулем, поэтому никак не мог понять, что имеет в виду портье.

— Енотам?

— Ну, неграм, — ответил тот. — Они приходили сюда трижды. И если бы не ваш заказ, мне пришлось бы сдать одному из них двадцать второй номер на одну ночь. А я это терпеть не могу. По мне, так лучше бы комната вообще пустовала всю ночь, чем сдавать ее негру.

Подписывая карточку посетителя, Алекс чувствовал себя так, словно одобрял нелепый расизм этого парня. И вскользь подумал о том, с чего бы это он, одетый весьма своеобразно, произвел более благоприятное впечатление, чем чернокожие, которые приходили сюда раньше, до него.

Вручая Дойлу ключ от их комнаты, симпатичный портье спросил:

— Сколько бензина съедает такой "Тандерберд" за милю?

Алекс, который давно понял, что собой представляют такие вот молодчики, ожидал от этого, как и от остальных, продолжения ругани в адрес "енотов" и был немало удивлен тем, что парень быстро сменил тему.

— Сколько бензина? Не знаю. Никогда не проверял.

— Я коплю деньги на такую же машину. Жрет бензин без меры, но мне нравятся "Тандерберды". Такая тачка говорит о том, что ее владелец — настоящий мужчина. Если он смог заработать на "Тандерберд", то это парень что надо.

Алекс взглянул на ключ.

— Двадцать два? Где это?

— Направо и до конца по коридору. Это хороший номер, мистер Дойл.

Алекс вышел из мотеля проверить машину. Он понял, почему портье признал его. Для этого человека "Тандерберд" являлся символом, преображавшим реальность. В его глазах такая машина была своего рода гарантией качества ее владельца. Подобная реакция очень угнетала Алекса. Право, этот портье был ничем не лучше Чета с бензоколонки или той, с "пчелиным ульем" на голове.

* * *

Джордж Леланд провел ночь со вторника на среду в дешевом мотеле, расположенном тремя милями западнее "Плейнза". И хотя он занимал крошечную комнатку на одного, Леланд все же не чувствовал себя одиноким. Потому что к нему часто наведывалась Куртни. Иногда она появлялась в углу комнаты, прислонившись спиной к стене, а то он видел ее сидящей на краю кровати или на жестком, с плохо набитым сиденьем стуле возле двери в ванную комнату. Не раз Леланд приходил в ярость и приказывал Куртни убираться. И она исчезала так же незаметно и тихо, как и появлялась. Но потом Джордж принимался скучать, тосковать по ней — и Куртни появлялась вновь, превращая дешевую комнатушку в роскошные апартаменты, богаче "Плейнз мотеля".

Леланд спал крепко.

Приблизительно за два часа до рассвета он проснулся и уже не мог заснуть. Поэтому он встал, принял душ и оделся. Сев на кровать, Леланд развернул несколько карт и изучил по ним маршрут на среду, водя кончиками пальцев по линиям дорог. Леланд понимал, что где-то в районе этих шестисот миль он должен перехватить Дойла и мальчишку. Больше не было необходимости скрывать правду от самого себя. Куртни помогла ему понять и принять это. Он должен убить их так же, как того патрульного, который попытался было встать между ним и Куртни. Откладывать уничтожение Алекса и мальчишки становилось слишком опасным. К завтрашнему вечеру они проедут уже добрых полпути к Сан-Франциско. И если Дойл решил изменить маршрут последнего и самого длинного участка пути, он может совсем потерять его.

Значит, завтра. Где-нибудь между Лоуренсом, Канзасом и Денвером Леланд наконец-то нанесет им ответный удар, им и всем, кто за последние два года строил козни против него и выбивал почву из-под его ног. Но теперь он уже не будет уступать, не позволит отталкивать себя. Он научит всех уважать его. И к нему вернется удача. Убрав с дороги Дойла и этого мальчишку, Леланд и Куртни смогут вновь вернуться к прежней жизни, замечательной жизни вдвоем. Все, что у нее останется, — это он, Леланд, и Куртни будет держаться за него.

* * *

В начале седьмого вечера во вторник в кабинете детектива Эрни Ховела раздался телефонный звонок.

Кабинет Ховела находился на втором этаже главного управления полиции. Это была небольшая комнатка с минимумом мебели.

Эрни взял трубку. Звонили из экспертного отдела.

— По делу Пулхэма? — спросил он еще до того, как на другом конце смогли что-либо сказать. — Если нет, передайте информацию кому-нибудь другому. Я занимаюсь только Пулхэмом, и, пока не разберусь, ничем другим.

— Вам это понадобится, — ответил эксперт. Кажется, говорил тот самый, желтолицый, узкоплечий и лысоватый, которого детектив Ховел так и не смог переубедить накануне вечером. — Мы получили ответ из Вашингтона по отпечаткам пальцев. Только что пришел по телетайпу.

— Ну и?

— Безрезультатно. В картотеке отсутствует.

Ховел навис над своим огромным столом, отчего тот сразу стал казаться меньше. Одной рукой он что есть силы сжал телефонную трубку, другая смяла в кулаке стопку бумаги. Суставы пальцев побелели и заострились.

— Отсутствует?

— Я говорил вам, что это вполне возможно, — заявил эксперт, явно довольный разочарованием Ховела. — С каждой минутой дело все больше и больше становится похоже на психическое.

— Это политическое дело, — настаивал Ховел, сжимая и разжимая кулак, — продуманное, заранее спланированное убийство полицейского.

— Не согласен.

— У вас есть доказательства? — гневно спросил Ховел.

— Нет, — признался эксперт. — Мы все еще пытаемся найти автомобиль, но, похоже, это безнадежно. Мы взяли пробы с каждой трещины и царапины. Но кто знает, были ли они оставлены машиной убийцы? И если какие-то из них — да, то какие?

— Вы осмотрели кузов? — спросил Ховел.

— Разумеется, — ответил эксперт, — нашли несколько волосков, обрезки ногтей. Массу грязи разного происхождения. Травинки. Остатки пищи. Большинство найденного материала не имеет никакого отношения к убийце. А то, что может иметь, — волосы, пара оборванных нитей на дверной ручке, — мы все равно не можем использовать, пока у нас нет конкретного подозреваемого, к которому можно будет приложить все это.

— Да уж, это дело не решить в лаборатории, — согласился Ховел.

— Какие у вас еще версии?

— Восстанавливаем картину дня, смену Пулхэма. Начинаем с того момента, когда он вывел из гаража свою полицейскую машину.

— Что-нибудь прояснилось?

— Еще очень многие моменты нужно учесть, переговорить с массой людей, — сказал Ховел, — но мы обязательно что-нибудь выясним.

— Мы имеем дело с психом, — вновь уверенно заявил эксперт.

— Ошибаетесь.

И Ховел повесил трубку.

Двадцать лет назад Эрни Ховел стал полицейским. Это произошло потому, что он с детства знал: детектив — не просто работа, а профессия. Она в конце концов приводит мужчину к почету и уважению. Да, это тяжелый труд, требующий долгих, бесконечных часов упорных усилий за более чем умеренную плату. Однако это занятие давало возможность приносить пользу окружающим. А "дополнительные льготы" полицейского — благодарность соседей и восхищение собственных детей — были гораздо более важны, чем зарплата. По крайней мере, так было раньше...

"Теперь же, — размышлял Ховел, — полицейский — не более чем мишень. Он мешает всем: черным, либералам, пацифистам, феминисткам, — все эти сумасшедшие фанатики млеют от счастья, делая из полицейских дураков. Сегодня на копа смотрят как на шута, фигляра, и это в лучшем случае. В худшем его называют фашистом, и нет большего удовольствия для всех этих играющих в революцию людишек, чем приговорить полицейского к смерти..."

И все это началось в 1963гм, с Кеннеди и Далласа. И все стало гораздо, гораздо хуже с началом войны. Ховел прекрасно понимал это, хотя и не мог уяснить себе, почему политические убийства и войны так круто меняют людей. В истории Америки были и другие убийства по политическим мотивам, но они не оказывали столь глубокого влияния на нацию. И были другие войны, которые только лишь укрепили ей нервы и характер. И Ховел не мог объяснить, почему это так, если только не признать тот факт, что коммунисты и другие "революционеры", будоража общество, ищут себе оправдание. Ховел был уверен, что прав.

Он подумал о Пулхэме — новой жертве перемен. При этом его кулаки непроизвольно сжались. Это дело политическое. Рано или поздно, но они схватят тех ублюдков.

Среда, 7.00 утра — Четверг, 7.00 утра

6

С утра начал собираться дождь. Зеленый ковер из молодых ростков пшеницы слегка покачивался под низким серым небом, по которому быстро бежали облака. Там и сям высились огромные бетонные башни элеваторов, похожие на гигантские громоотводы. Земля была настолько плоской и ровной, что казалась какой-то неестественной. Надвигалась буря.

Колин любил такую погоду. И ему нравился пейзаж. Он то и дело показывал на элеваторы и редкие буровые вышки, стоявшие вдали и похожие на сторожевые тюремные башни. При этом он поминутно спрашивал:

— Здорово, правда?

— Здесь все то же самое, как и там, в Индиане и Миссури, — сказал Дойл.

— Но здесь кругом живая история!

Сегодня Колин был одет в красно-черную тенниску с Франкенштейном и не обращал никакого внимания на то, что она сбилась и вылезла из его вельветовых джинсов.

— История? — переспросил Дойл.

— Ты что, никогда не слышал о старой Чисхолмской дороге? Или о дороге Санта-Фе? Здесь же находятся все старейшие города Дикого Запада, — начал рассказывать Колин, — Эйбилен и Форт-Райли, Форт-Скотт, Пони-Рок, Вичита, Додж-Сити, ну и древний Бут-Хилл.

— А я и не знал, что ты любитель вестернов, — ответил Алекс.

— Ну, я не большой любитель вестернов, но все же эти места очень интересные, и довольно волнительно проезжать здесь.

Алекс окинул взглядом огромные равнины и попытался представить себе, какими они были раньше: движущиеся пески, пыль, кактусы — угрюмый, застывший ландшафт, почти не тронутый человеком.

— Здесь проходили войны с индейцами, — продолжал Колин, — и в 1856 году Джон Браун спровоцировал "маленькую" гражданскую войну в Канзасе, когда со своими ребятами прикончил пятерых рабовладельцев в Поттауатоми-Крик.

— Держу пари, ты не произнесешь это пять раз подряд и быстро!

— Принимаю. Доллар? — предложил Колин.

— Согласен.

— Поттауатоми, Поттауатоми, Поттауатоми, Поттауатоми, Поттауатоми! — быстро сказал Колин, едва переводя дух. — Ты мне должен доллар.

— Запиши на мой счет, — откликнулся Дойл. Он вновь чувствовал себя легко и свободно теперь, когда их поездка возвратилась в нормальное, запланированное ранее русло.

— А ты знаешь, кто еще родом из Канзаса?

— Кто?

— Кэрри Нэйшен, — захихикал Колин, — женщина, которая ходила с топором по салунам и громила их.

Они проехали мимо очередного элеватора, торчавшего в конце длинного, прямого, как стрела, черного ответвления шоссе.

— И откуда ты все это знаешь? — удивился Дойл.

— Да так, подцепил где-то, — ответил Колин, — отовсюду понемногу.

Теперь они ехали мимо необработанных участков земли — больших коричневых квадратов, похожих на огромные, аккуратно расстеленные скатерти. На одном из них ветер поднимал в весенний звонкий воздух плотные, похожие на колонны вихри пыли.

— Здесь еще жила Дороти, — добавил Колин, наблюдая за вихрями.

— Кто это — Дороти?

— Героиня книги "Волшебник из страны Оз". Помнишь, как ужасный ураган торнадо унес ее в Волшебную Страну?

Алекс хотел было ответить, но был испуган резким ревом сигнала шедшего сзади автомобиля. Он взглянул в зеркало заднего обзора и тихонько заскрежетал зубами — за ними ехал фургон "Шевроле". Он держался футах в шести от заднего бампера. Невидимый водитель фургона все жал и жал на кнопку сигнала: бип, бип, бип, бип, би-и-и-и-п! Алекс взглянул на спидометр. Скорость была чуть выше семидесяти миль в час. И если бы он от неожиданности, услышав звук сигнала, случайно нажал на тормоз, "Шевроле" врезался бы в "Тандерберд" сзади и, вероятно, перевернул бы его. И все бы они погибли.

— Идиот, сукин сын... — произнес Алекс.

Бип, би-и-и-ип, би-и-и-и-п...

— Это он? — спросил Колин.

— Да.

Фургон приблизился настолько, что Дойл уже не видел его передний бампер, не видел на треть защитную решетку...

— А почему он все время сигналит? — снова спросил Колин.

— Не знаю... Но думаю, чтобы быть уверенным в том, что мы знаем о его присутствии.

7

Сигнал фургона продолжал монотонно завывать.

— Думаешь, он хочет, чтобы мы остановились? — спросил Колин, нагибаясь вперед и обхватывая своими тонкими руками колени. Казалось, напряжение и возбужденность мальчика согнули его.

— Не знаю.

— Будешь останавливаться?

— Нет.

Колин утвердительно кивнул:

— Хорошо. Не думаю, что нам следует останавливаться. Надо продолжать двигаться, несмотря ни на что.

Дойл ждал. Ждал, что вот-вот незнакомец перестанет сигналить, немного отстанет и будет вновь держаться сзади на расстоянии в четверть мили. Но вместо этого фургон словно завис теперь уже всего в трех футах от их заднего бампера и делал семьдесят миль в час. Еще и этот дурацкий сигнал...

Неизвестно, был ли незнакомец в "Шевроле" так же опасен, как Чарльз Мэнсон или Ричард Спек, но, без сомнения, он был психически неуравновешен. Он получает удовольствие от того, что терроризирует совершенно незнакомых людей, а такое поведение ненормально. Яснее, чем раньше, Дойл осознал, что совершенно не хочет идти на прямой контакт с этим человеком, сталкиваться с ним лицом к лицу и выяснять пределы его безумия.

Бип, би-и-и-п, би-и-и-и-п...

— Что нам делать? — спросил мальчик.

— Ты пристегнут? — Дойл бросил быстрый взгляд на Колина.

— Конечно.

— Мы опять оторвемся от него.

— И поедем в Денвер по глухим дорогам?

— Ага.

— А завтра утром он опять нагонит нас, когда будем выезжать из Денвера в Солт-Лейк-Сити.

— Нет, не нагонит.

— Почему ты так уверен?

— Он же не ясновидящий, — ответил Дойл, — ему просто везет, вот и все. Чисто случайно он останавливался на ночь где-нибудь возле мотеля, в котором были и мы, и опять же по чистой случайности утром он отправлялся в путь в то же время, что и мы. Это просто совпадение, поэтому он продолжает попадаться нам на пути.

Алекс понимал, что это единственное рациональное объяснение происходящего, единственно возможная разумная причина. Слабое, слабое объяснение. Алекс не верил ни одному собственному слову.

— Ты ведь читал в газетах о десятках самых невероятных совпадений. И они происходят постоянно.

Теперь Алекс говорил только для того, чтобы успокоить Колина. К нему опять вернулось старое, хорошо знакомое чувство страха. Дойл знал, что теперь, пока они не прибудут в Сан-Франциско, душа у него будет не на месте.

И он нажал на акселератор.

"Тандерберд" рванулся вперед, увеличивая разрыв между собой и "Шевроле". Расстояние быстро росло, несмотря на то, что фургон, в свою очередь, тоже прибавил газу.

— Если мы поедем окольными путями, то тебе придется гораздо дольше сидеть за рулем, — сказал Колин, и в его голосе послышалось смутное предчувствие беды.

— Совсем необязательно. Мы можем поехать на север и попадем опять на тридцать шестое шоссе. Там довольно неплохая дорога, — ответил Дойл, наблюдая за фургоном, который постепенно отдалялся.

— Все-таки это лишние два часа. Вчера, когда мы приехали в мотель, ты был очень уставшим.

— Со мной все будет в порядке, за меня не волнуйся, — сказал Алекс.

Они свернули на семьдесят седьмую магистраль, которая вела на тридцать шестую, и поехали на северо-запад по границе штата.

Колина уже не интересовали поля, элеваторы, старые нефтяные вышки и вихри пыли. Он почти не глядел по сторонам. Он то сминал, то расправлял свою майку с Франкенштейном, нервно барабанил пальцами по коленкам, протирал свои очки с толстыми линзами и опять принимался за майку. Минуты, словно улитки, медленно тащились одна за другой.

Леланд снизил скорость до семидесяти миль в час. При этом мебель и другая домашняя утварь в кузове перестали шумно подпрыгивать. Леланд посмотрел на прозрачную девушку с золотистыми волосами, сидевшую рядом.

— Должно быть, они где-то свернули по пути. Теперь мы уже не догоним их, пока не приедем вечером в Денвер.

Девушка молчала.

— Мне нужно было бы держаться подальше и не показываться им, пока не подвернется шанс сбить их с дороги. Мне не надо так давить на него, наступать на пятки.

Она лишь улыбнулась.

— Ну хорошо, — продолжал он, — я думаю, ты права. Скоростное шоссе — слишком людное, заметное место, чтобы разделаться с ними. Сегодня вечером в мотеле это будет гораздо удобнее. И я смогу прикончить их ножом, если удастся проскользнуть в номер. И никакого шума. Тем более что ничего подобного они не ожидают.

Мимо пробегали поля. Небо налилось свинцом, опустилось еще ниже, и капли дождя брызнули на лобовое стекло. Шуршали "дворники", издавая странный завораживающий звук, как будто палкой или дубинкой размеренно ударяли по мягкой и теплой плоти.

8

"Рокиз Мотор отель" находился в восточной части Денвера. Это было огромное двухэтажное здание, имевшее четыре больших крыла по сто комнат в каждом. Но, несмотря на его размеры — около двух миль коридоров с цементным полом и металлическими крышами, — отель казался маленьким на фоне высоченных небоскребов города и особенно в сравнении с величественными Скалистыми горами, чьи заснеженные вершины простирались к западу и югу. Днем высокое и яркое солнце путешествовало по рядам окон с двойными рамами и по стальным желобам водостока. Солнечные лучи превращали все стекла в кривые зеркала и плескались на поверхности плавательного бассейна в центре внутреннего двора. По ночам почти во все комнаты из-за гардин пробивался теплый золотистый свет ночных фонарей. Бассейн был с подсветкой, вокруг него сверкало множество лампочек. А при въезде в мотель огромные вывески горели желтым, белым и красным: "Администрация", "Приемная", "Ресторан", зал "Биг рокиз коктейль".

Однако в среду в десять вечера мотель выглядел мрачно и скучно. И хотя, как обычно, он был украшен множеством огней и реклам, они не могли пробиться сквозь хлещущий серый ливень и дымку ночного тумана, который казался запоздалым напоминанием о зимних холодах. Леденящие струи воды обрушивались на покрытую щебнем стоянку, барабанили по десяткам машин и стучали в стеклянные стены приемного зала и ресторана. Дождь настойчивой и монотонной дробью бил по крышам и гофрированным тентам над прогулочными дорожками. Это был приятный звук, в особенности для ночных гостей мотеля, так как он быстро погружал их в глубокий спокойный сон. Дождевые капли с шумом и бульканьем плюхались в бассейн и превращали почву у подножия елей и других деревьев в грязное месиво. Вода переливалась через край водосточных желобов, мелодично журчала, сбегая вниз по обочинам тропинок и канавам, и образовывала крошечные озерца вокруг канализационных решеток. Туман ожерельем свисал с оконных карнизов и стлался по гладким красным дверям с номерами комнат.

В комнате номер 319 на краешке кровати сидел Алекс Дойл и прислушивался к стуку дождевых капель по крыше и одновременно к Колину, который разговаривал по телефону с Куртни.

Мальчик ни словом не обмолвился о незнакомце в фургоне. За долгий-долгий остаток дня тот так и не догнал их. И никаким образом он не мог знать, где Алекс и Колин собираются провести ночь... Даже если игра эта с самого начала имела целью заинтриговать, заинтересовать Алекса настолько, чтобы иметь возможность потом убрать его с дороги, незнакомец не станет продолжать ее в такую скверную погоду. И он не станет осматривать все мотели вдоль шоссе в надежде отыскать "Тандерберд" — по крайней мере в этот вечер и в такой ливень. Поэтому не стоило беспокоить Куртни, рассказывая ей в деталях про опасность, которая уже миновала. Более того, теперь Дойл чувствовал, что с самого начала эта история не стоила того, чтобы придавать ей слишком большое значение.

Колин закончил разговор и передал трубку Дойлу.

— Ну а как тебе понравился Канзас? — спросила Куртни после того, как они обменялись приветствиями.

— Очень поучительно.

— Особенно когда есть учитель вроде Колина.

— Точнее не скажешь.

— Алекс, что с ним?

— С Колином?

— Да.

— Ничего. А почему ты спрашиваешь?

Куртни молчала. Телефонная линия, соединявшая их, мягко шуршала, словно приглушенное эхо дождя.

— Ну... Он не такой экспрессивный, как всегда.

— Даже Колин иногда устает, — ответил Дойл, подмигнув мальчику.

Тот в ответ мрачно кивнул. Он знал, о чем спрашивает сестра и о чем Алекс так старается умолчать. Разговаривая с Куртни, Колин заботился о том, чтобы его голос звучал искренне и естественно. Однако Куртни трудно было обмануть. Во всяком случае, ему не удалось полностью скрыть страх, который продолжал таиться у него в глубине души с того самого момента, когда рано утром предыдущего дня они вновь увидели фургон.

— И только? Он всего лишь устал? — продолжала допытываться Куртни.

— А что еще может быть?

— Ну...

— Мы оба измотаны дорогой, — перебил ее Алекс. Он понял, что Куртни своим шестым чувством ощутила: что-то не так. Иногда она казалась ему прямо-таки телепатом, медиумом.

— Ты знаешь, когда едешь через всю страну, действительно есть на что посмотреть, хотя большая часть пейзажа — это в точности то, что ты уже видел и десять, и двадцать минут назад.

И Алекс переменил тему до того, как Куртни смогла бы начать расспрашивать о подробностях:

— Привезли какую-нибудь мебель?

— О да! Спальный гарнитур, — оживленно ответила она.

— И как?

— Точно так же, как он выглядел в салоне. И матрац, знаешь ли, такой упругий.

Алекс принял ее насмешливый тон:

— Как это ты успела узнать об этом, когда твой муж не проехал еще и полпути из одного конца страны в другой?

— А я минут пять подпрыгивала на нем. Проверяла, понимаешь? — ответила Куртни, тихо посмеиваясь.

Алекс представил себе, как стройная длинноволосая девушка с нежным лицом подпрыгивает на постели, словно на батуте, и рассмеялся.

— И знаешь еще что, Алекс?

— Что?

— Я была совершенно голая. Как тебе это понравится?

Алекс перестал смеяться.

— Мне это очень нравится. — Он почувствовал, как слова вдруг застревают у него в горле. Более того, он понял, что совершенно по-идиотски улыбается, тогда как рядом был Колин, внимательно за ним наблюдавший. — Ну зачем так меня мучить?

— Да я, знаешь ли, все думаю о том, что ты по дороге можешь встретить какую-нибудь нахальную девчонку и удрать с ней. Я не хочу, чтобы ты забывал меня.

— Я в не смог, — произнес он совершенно уж недопустимым, "сексуальным" голосом, — я бы не смог забыть.

— Хорошо, но я хочу быть уверенной. Ах да, я, кажется, нашла себе работу.

— Уже?

— Здесь открывается новый журнал, и им нужен фотограф на полный рабочий день. И никакой возни с бумагами и инструментами. Только фотографирование. Завтра у меня встреча в редакции — я покажу им свои альбомы.

— Звучит грандиозно.

— И для Колина это будет очень хорошо, — продолжала Куртни. — Это не работа в кабинете. Я буду бегать по всему городу и делать снимки. Поэтому ему будет чем заняться летом.

Они поговорили еще несколько минут и распрощались. Когда Дойл повесил трубку, ему показалось, что барабанная дробь дождя по крыше стала громче. Чуть позже, когда они оба уже лежали в своих постелях в темной комнате, Колин вдруг вздохнул и сказал:

— Она поняла, что что-то случилось, да?

— Да.

— Ее не проведешь.

— Ну, по крайней мере, она беспокоилась недолго, — ответил Дойл, уставившись в темный потолок и вспоминая разговор с Куртни.

Казалось, тьма в комнате то сгущается, то рассеивается, пульсирует, как живое существо, и опускается на них сверху, будто теплое покрывало.

— Ты думаешь, мы вправду от него оторвались? — спросил мальчик.

— Разумеется.

— Мы и раньше так думали.

— В этот раз можешь быть уверен.

— Надеюсь, ты прав, — снова вздохнул Колин, — но, кем бы он ни был, он настоящий сумасшедший.

И вскоре шелестящая, обволакивающе-ритмичная музыка весеннего ливня убаюкала их...

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Расследуя серию убийств на даче спикера российского парламента, Лев Иванович Гуров узнает о политиче...
Когда дело запутано, а преступник неуловим, успех расследования зависит только от Гурова. На этот ра...
Сыщик дел не выбирает. На этот раз легендарный полковник Гуров оказался… в цирке. Дрессировщики, кло...
Полковник Гуров давно понял, что сыщик – это не профессия, а образ жизни. Именно поэтому только он с...
Находясь в отпуске, подполковник Гуров включается в расследование уголовного дела, нити которого вед...
Находясь в отпуске, подполковник Гуров включается в расследование уголовного дела, нити которого вед...