Иностранец на Мадейре Остальский Андрей

Глава 9. По дороге к Волшебной горе

Есть еще одна большая и важная улица, идущая выше, севернее, параллельно центральной Авениде Арриага. Это – Rua da Carreira (Руа-да-каррейра) – самая длинная улица города. Она соединяет красавицу Муниципальную площадь с левым берегом Сан-Жоао – одной из трех рассекающих Фуншал рек-ручьев. Судя по названию, на Каррейре когда-то устраивались конные бега, но она давно уже стала туристическим объектом, злачной и торговой зоной города.

Два ее отрезка лет десять назад сделали пешеходными.

Я совсем не эксперт по шопингу, но, как я понимаю, на этой улице можно купить много чего интересного. Мне запомнился визит в один симпатичный индийский магазинчик. Торговали здесь не только одеждой, но и техникой, и продавец готов был поменять батарейку в моих часах. Случай оказался не банальным, часы долго не желали открываться, батарейка была редкой разновидности, наш индиец не сразу нашел ее, провозился в общей сложности минут десять. «Ну, сейчас он с нас сдерет!» – подумал я. «Евро пятьдесят четыре», – подвел итог продавец. «Сколько?!» – мне показалось, что он потребовал с нас больше полусотни евро за баарейку вместе с работой. Оказалось, ничего подобного. Один евро, пятьдесят четыре цента. Мы округлили сумму, конечно, сорок шесть центов накинули… Продавец нас сердечно благодарил. Такие вот на этом острове цены…

Каррейра при этом местными считается районом достаточно дорогим.

На Каррейре мне очень нравился музей «Фотостудия Висенте», находившийся на территории настоящей первой фотостудии не только Мадейры, но и всей Португалии. Студия была основана в 1848 году. Выставленные здесь старинные фотографии показывали Мадейру такой, какой она была до Первой мировой войны. Ну, и кое-что более современное тоже можно было посмотреть. При музее к тому же работал очень уютный ресторан, расположившийся в полукруглом дворике. Балюстрада второго этажа была огорожена, или, скорее, украшена замечательной узорной металлической решеткой, а на стенах первого этажа висели огромные репродукции уникальных снимков начала прошлого века. Здесь недурно готовили мой любимый помидорно-луковый суп и мадерьянский шашлык эшпетаде. Можно было вкушать шедевры местной кухни, любуясь в то же время фотографиями, – и все это на свежем воздухе.

Замечательный был ресторан, кто бы мог подумать, что он обанкротится… Но вот, закрылся. Вот что значит – экономический кризис. Да и музей тоже закрыли на ремонт. Будем надеяться, что не навсегда.

На той же Каррейре есть еще одно заведение с великолепным двориком, не видным с улицы. О его наличии можно догадаться лишь по названию: «Jardim da Carreira», то есть «Сад Каррейры». Но на мой субъективный взгляд, владельцам надо всерьез поработать и над меню (оно не то чтобы плохое, но банальное, никак не выделяется на улице, на которой ресторан на ресторане сидит и рестораном погоняет). И сервис, мягко скажем, не выдающийся. Нет, вам не нагрубят, но что-то не видно радушия на не слишком гостеприимных лицах официантов.

Тут я сразу хотел бы предупредить: мадерьянцы могут иногда произвести впечатление людей чуть ли не суровых, они не выносят даже намека на подобострастие и приторную вежливость. Но это именно тот случай, воспетый Андреем Мироновым, – «на лицо ужасные, добрые внутри». Ну, или почти: в любом случае, поняв их, не полюбить их и не оценить их замечательных человеческих качеств, на мой взгляд, просто невозможно, хотя и на этот счет есть разные мнения. Однако, если уж работаешь в сфере обслуживания, необходимо все же сделать некое дополнительное усилие. Улыбнуться лишний раз. Постараться не слишком прямолинейно, достойно, но все же обаять клиентов, что ли. И надо сказать, что в большинстве случаев мадерьянцы такое усилие научились совершать, и правильная, без сервильности, форма общения с клиентами у них выработалась… В этом смысле Мадейра даст сто очков вперед Лиссабону, где сервис, по нашим наблюдениям, не то чтобы блещет, хотя бывают, конечно, исключения.

Вернемся к плану города. Еще выше, над Фуншалом, уже фактически в горах – очень важный для туриста район Monte (это слово и значит: «гора»). Во второй половине XIX и в первой половине ХХ века этот район считался суперфешенебельным пригородом. Здесь было чуть прохладнее летом, воздух был еще чище и свежее, чем в центре города, от которого сюда надо было подниматься в гору целых восемь километров. Прекрасные морские виды, ну и вообще ощущение некоей эксклюзивности, которую так любят сильные мира сего. Здесь были виллы богачей и аристократов и самые роскошные отели, здесь жили и умирали «селебритиз», знаменитости того времени. Например, похороненный в Монте последний император Австро-Венгрии Карл, отправленный на Мадейру в ссылку и, как считают сторонники теории заговоров, отравленный спецслужбами Антанты. (Кстати, я с удовольствием написал бы о нем книгу, фигура эта была абсолютно трагическая и не понятая современниками, достаточно сказать, что он упорно пытался остановить бессмысленную мясорубку мировой войны, но не смог. И его же превратили при этом в козла отпущения!)

Император жил на знаменитой усадьбе «Кинта до Монте», которую с тех пор переименовали в его честь: Quinta Jardins do Imperador. Усадьбу любезно предоставил в распоряжение изгнанника владелец – мадерьянский банкир. Тот, в свою очередь, перекупил ее в самом конце XIX века у наследников англичанина Джеймса Дэвида Гордона, очень богатого и весьма эксцентричного джентльмена. На территории усадьбы стоит башня «Malakoff» – «Малахов курган», красивое сооружение с элегантным кафе на крыше. Как вы догадываетесь, башню соорудили английские владельцы в ознаменование одной из главных битв Крымской войны.

Император Карл похоронен в изумительной церкви Nossa Senhora do Monte. Хорошо видная с моря, белая, с элегантными серого камня обрамлениями вокруг высоких окон, она остается местом ежегодного паломничества верующих. Самые благочестивые из них поднимаются к ней на коленях по всем 68 ступенькам.

На рубеже веков была даже построена железная дорога, соединившая Монте с центром, и по ней гоняли одновагонный поезд. Но с тех пор ситуация резко изменилась: поезд и железную дорогу ликвидировали, а толпы туристов вытеснили отсюда аристократию и богачей.

До Монте теперь добираются за 15 минут и за 15 евро (это если туда и обратно) на фуникулере – быстро, удобно, бесшумно. И экология не страдает, ведь раньше на дорогах возникали в том районе отравлявшие атмосферу пробки. Но всем не угодишь. Как-то посмотрел я вниз сквозь прозрачную стену кабинки и увидел огромную надпись на крыше дома (по-английски, что было по-своему логично): «We have our human rights too» – «У нас тоже есть человеческие права». Догадываюсь, что неприятно, если у тебя над головой целыми днями напролет ездят чужие люди, которым прекрасно видно все происходящее в твоем дворе. А ведь таким образом перемещается несколько сотен человек за день. Но что делать? Разве что требовать компенсации, на которую можно купить другой, закрытый от любопытных глаз дом…

На Монте еще много чего интересного. Например, Тропический сад (Monte Palace Tropical Gardens), принадлежащий благотворительному фонду Берарду. Тут надо сразу несколько слов сказать о его основателе – Джо Берарду. Как-никак он один из самых именитых сыновей Мадейры. Родился он в бедной семье в фуншальском районе Санта-Лузия и, как многие другие бедняки, в 18 лет отправился в ЮАР на заработки. Но, в отличие от подавляющего большинства, он не только ломал спину, копя гроши, но и искал возможности для успешного бизнеса. И пришла ему в голову без преувеличения гениальная идея: скупать по дешевке отходные (или отвальные) породы старых золотых рудников. Они, породы эти, в свое время были сочтены содержащими недостаточное количество драгоценного металла, чтобы оправдать дополнительные расходы и усилия по его извлечению. Но ведь с тех пор появились новые эффективные технологии…

В итоге Джо Берарду сказочно разбогател, стал сначала мультимиллионером, а потом, научившись ловко играть на бирже, и миллиардером, одним из самых богатых людей всей Португалии. Одна его коллекция современного изобразительного искусства оценивается более чем в триста миллионов евро.

Но вот последняя информация: финансовый кризис ударил и по португальским «олигархам»: Джо Берарду оказался в положении, близком к банкротству, но «дело его живет» – в том смысле, что благотворительный фонд его имени жив и функционирует, пока по крайней мере.

Одно из его детищ – этот Тропический сад Мадейры. В нем, помимо большого количества экзотических растений и цветов, собрана впечатляющая коллекция азулежуш – знаменитой португальской керамической плитки (от XVII до XX века), из которой сложены не только изящные мозаики, но и целые картины. Кроме того, здесь можно посмотреть на самую большую в мире вазу ручной работы высотой в пять метров, весящую около 350 килограммов. Это не говоря уже о выставке фарфора и небольшом минералогическом музее. Но ценнее всего, наверное, общая атмосфера сказки с таинственными тропками, прудами, мостиками, мини-водопадами. Сад этот обычно нравится детям, которых пускают туда бесплатно (в сопровождении взрослых, разумеется, которым придется платить по 10 евро за каждый билет – немалая сумма по местным понятиям). Средства от продажи билетов, за вычетом тех, что идут непосредственно на содержание сада, поступают в фонд поддержки искусств, культуры и так далее.

Еще один всемирно известный местный аттракцион называется «Carros de Cesto do Monte». Что значит в буквальном переводе «повозки-корзины Монте». Это такие сани с плетеными стенками, наподобие корзинки. Придуманы они были в XIX веке каким-то богатым англичанином (то ли тем же Джеймсом Гордоном, то ли его братом) вовсе не для развлечения, а для быстрого спуска из Монте в центр Фуншала: разве можно деловому человеку терять каждый день уйму времени на то, чтобы добраться до города гужевым транспортом или верхом? Идея носилась в воздухе: ведь на Мадейре долгие века не было колесного транспорта, люди и грузы передвигались на таких вот «бесснежных санях» (так их прозвал один русский путешественник) – с полозьями, с запряженным в повозку быком. Ну а немощных и очень богатых носили в паланкинах.

Но как обеспечить безопасность спуска по весьма крутому холму? А так: приставили к саням двух дюжих молодцов, которые должны бежать вместе с санями, когда нужно ускоряя, но большую часть времени, наоборот, слегка тормозя, сдерживая скорость и не давая саням слететь с дороги и во что-нибудь врезаться.

В наше время в таком спуске нет необходимости, но осталось оригинальное развлечение. Местные анналы сохранили мнение такого признанного эксперта по острым ощущениям, как Эрнест Хемингуэй, который якобы включал головокружительный спуск на этих санях в список достойных способов впрыснуть в кровь немного адреналина. Одеты молодцы (они называются carreiros) в белые сорочки, на ногах у них – специальные темно-коричневые сапожки, а на головах – соломенные круглые шляпы. Сапожки особой конструкции с очень толстыми резиновыми подошвами, чтобы можно было ими тормозить. Говорят, за год снашивается по несколько пар таких сапожек.

Один из carreiros по имени Жоао рассказывал, что и его дед, и его отец зарабатывали на жизнь таким способом. Наследственная профессия – бегать с санями для развлечения туристов…

Острое ощущение длится около десяти минут и обходится в 25 евро; впрочем, для групп есть скидки.

От Монте легко и удобно добраться до всемирно знаменитого Ботанического сада (не путайте с Тропическим садом, а то я несколько лет путал!). Ботанический был создан в 1960 году на месте частного парка. Это, на мой взгляд, удивительное место. Дело не только в том, что здесь в полной гармонии друг с другом растет около двух с половиной тысяч видов интересных растений и живет около трехсот экзотических птиц. Здесь какая-то очень позитивная атмосфера, здесь легко душе и приятно глазу. Тот, кто, побывав на Мадейре, не посетил Ботанический сад, зря сюда приезжал. Ну хорошо, может, это я погорячился, не зря, конечно, ведь здесь есть много чего другого замечательного. В конце концов, за год в саду бывает под 400 тысяч посетителей, а в целом Мадейру посещает до миллиона туристов в год. Но, скажем так, люди, не попавшие в Ботанический, совершили ошибку. Если вы один из них, исправьте ее непременно в следующий раз, точно не пожалеете.

До Ботанического сада на санях не доедете, надо или брать такси, или – удобнее всего – опять воспользоваться фуникулером: вторая линия «Telefrico» вошла в строй относительно недавно – в 2005 году. За примерно девятиминутное путешествие вы сможете насмотреться и на глубокий овраг, по дну которого течет еще одна из пересекающих Фуншал рек – Ribeira do Joo Gomes, и на растущий на склонах уникальный реликтовый лес. Фуникулер не только довезет вас в Ботанический сад, но и поможет быстро добраться до начала нескольких популярных пешеходных троп, проложенных вдоль оросительных каналов (левад) – Bom Sucesso, Tornos и Curral dos Romeiros. Впрочем, сразу предупреждаю: это далеко не самые легкие тропы, новичкам лучше начинать с других. Но о левадах подробнее в главе «Каналы, без которых нет Мадейры».

Глава 10. О нервных революционерах и харизматичных художниках

Спустившись на фуникулере из Монте в центр Фуншала, вы попадете в район парка Jardim do Almirante Reis.

Не могу удержаться и не сказать нескольких слов о человеке, в честь которого парк назван. Потому что он тоже просится в герои романа.

Адмирал Кандиду душ Рейш был одним из лидеров республиканской революции 1910 года в Лиссабоне. Некоторые историки даже считают, что его роль в антимонархическом восстании была чуть ли не решающей. Он был убежденным республиканцем и одним из тех, кто заложил традицию активного участия офицеров в политике, причем и в 1910, и в 1974 годах, во время «революции гвоздик», именно военные оказались главными двигателями перемен. Адмирал Рейш, награжденный высшими орденами за свои боевые заслуги на море, был совершенно бесстрашным человеком. Но видимо, слишком нетерпеливым и легко вспыхивавшим от мельчайшей искры. В каких-то военных и революционных ситуациях это было большим плюсом. Но вот в октябре 1910-го адмирал получил неверную, ошибочную информацию о поражении восстания и тут же взял и застрелился… А через несколько часов после рокового выстрела республиканская революция победила.

Адмирал Рейш явно не был типичным португальцем: многие иностранцы отмечают как национальную черту терпеливость и некоторую неторопливость – качества, которые в большинстве случае являются достоинствами. Но есть и исключения, например когда официант задерживается с исполнением заказа.

Сойдя с Фуникулера, неторопливо оглядитесь вокруг и поищите улицу Rua dos Barreiros (душ Баррейруш) – всего несколько шагов по ней, и она пересечется с другой, куда более интересной улицей, одной из самых интересных во всем Фуншале. Называется она Санта-Мария (Rua de Santa Maria) – и это, по мнению авторитетных историков, самая первая улица Старого города. С нее он начался в XV веке. Когда мы впервые сюда попали четырнадцать лет назад, улица производила удручающее впечатление. Было такое ощущение, что ее за все века ни разу не ремонтировали и не чистили. Облупленные грязные стены в подтеках, сомнительные запахи… Просто неприлично все это выглядело, а ведь она вела к нескольким претендующим на изысканность (и на кошельки туристов) ресторанам и к тому же фуникулеру. Стыд был и позор.

Но с тех пор фуншальцы показали, на что они способны. Нашлись деньги частных доноров, нашлись художники-волонтеры. Старые дома отчистили, отмыли, покрасили. В первых этажах открылись новые, стильные заведения. И, что особенно любопытно, художники дали волю своей фантазии, расписывая двери. Чего тут только нет – от всяких сюрреалистических чудищ до обнаженного женского тела… Но ни одна картина не повторяет другую. В итоге на свет появилась оригинальная выставка под открытым небом – «улица расписных дверей». Или «дверной живописи». Туристы ходят и только диву даются.

Одним из тех, кто расписывал двери, был Александр Гончаров, русско-украинский художник-самоучка из Белой Церкви. Художник пережил на родине тяжелые времена («Помню, как разводили водой варенье и пили вместо обеда», – рассказывает он), в поисках лучшей доли отправился на Запад и случайно попал на Мадейру. И сразу понял: вот оно место, где надо жить. «Почему?» – спрашиваю. «Потому что здесь простор», – отвечает он. Как же так? Ведь мне не раз приходилось слышать, что некоторым здесь, наоборот, тесно. Клаустрофобно даже. Вон и Дос Пассос, знаменитый американский писатель мадерьянского происхождения, говорил про родину предков, что это «одновременно и рай и тюрьма».

Но я понимаю, что имеет в виду Александр Гончаров. Он, как и я, заворожен на всю жизнь океаном. И для него остров существует не сам по себе, а как часть безграничных морских просторов.

С Санта-Марии можно попасть в художественный центр «Криамар» («Criamar» – игра слов: crianas – дети, mar – море, глагол criar – создавать, творить). Главный вход – с параллельной улицы Дона Карлуша. Лидер гостиничного бизнеса Мадейры, компания «Пештана», выделила деньги, и художники создали инициативную группу, выкупили развалившееся ни на что уже не пригодное здание, отремонтировали его и получили в свое распоряжение выставочное помещение.

Александр – красаец, хоть в Голливуде снимай. Немножко мистик, и что-то в нем есть от мессии. Он умеет не только интересно говорить, находя неожиданные образы и метафоры, но и интересно молчать. Забавно рассказывает, как он заглядывал себе в душу, пытаясь понять, что там такое требует выражения. Попробовал стать поваром – понял, что это не его. Пытался стричь, сделал дочери сложную прическу, но нет, парикмахерское искусство тоже не зажгло. Почти уже стал общественным деятелем, неформальным лидером украинской общины – тоже наскучило. Но вот, взявшись за кисти, почувствовал прилив никогда до тех пор не испытанного вдохновения. Рисовал много часов подряд и не мог остановиться.

Если смотришь на то, первое его произведение и сравниваешь с тем, как он рисует теперь, то видишь, какой огромный путь он прошел, как многому сумел себя научить. Картины Александра Гончарова здесь, пожалуй, самые интересные и самые профессиональные.

А две его дочки – уже наполовину португалки-мадерьянки. Здесь их родная сторона. Парадокс: вырастут, и им может показаться здесь тесно.

Младшая ходит в рисовальный кружок, созданный при благотворительном фонде «Криамар». Фонд финансирует и более серьезные художественные занятия, и летние клубы-лагеря, и походы, и соревнования для детей из небогатых семей. Деньги дает в основном «Пештана», а руководит всем этим на общественных началах бывший министр культуры и туризма Мадейры, абсолютно легендарная, феноменальная личность, главный мадерьянский эксцентрик Жоао Карлуш Абреу. Именно он придумал и создал в свое время знаменитые мадерьянские фестивали, в том числе фестиваль цветов. Да и проект разрисовки дверей улицы Санта-Мария – тоже его идея.

О доне Абреу речь еще впереди, он мне здорово помог в сборе материала для книги. По субботам любой ребенок из любой семьи может прийти в «Криамар» (с 11.00 до 14.30) и рисовать что в голову придет под руководством очаровательной, миниатюрной девушки по имени Пипа – так она всем представляется. На нее многие заглядываются, но Александр Гончаров рассказывает, что Пипа упорно не отвечает на ухаживания, только смеется, показывая ровный ряд жемчужных зубов. Наша маленькая англичанка тоже одно время в этот кружок ходила и получала от малевания немалое удовольствие, а с Пипой у нее, как и у других детей, полная любовь и дружба.

Вполне возможно, что в этой детской секции растет какой-то будущий знаменитый художник или художница, которые прославят Мадейру. Правда, юному поколению, помимо обучения рисовальной технике, необходима еще и подпитка художественными впечатлениями, а с ними на Мадейре не очень богато. Но кое-что все-таки есть…

Глава 11. Фуншальские музеи: вспоминая Врубеля

Одна из недлинных, но исторически важных улиц в центре Фуншала – Rua Bispo, улица епископа. Она идет параллельно проспекту Арриага, чуть выше него. На улице немало прекрасных образцов мадерьянской архитектуры XVIII века – изящных трехэтажных домов с двойными карнизами и элегантными эркерами. Но самое красивое здание, наверное, это все же бывший дворец епископа (bispo по-португальски – в его честь названа и вся улица) под номером 21. В этом здании теперь нет епископов, но располагается Museu de Arte Sacra, Музей сакрального искусства, и это, без сомнения, главное, что может предложить Мадейра любителям искусства изобразительного. Коллекция скромная, достаточно случайная и бессистемная, хотя и тщательно, любовно лелеемая мадерьянцами. Но есть там пара экспонатов, заставивших меня надолго перед ними задержаться и вспомнить Врубеля.

Я вовсе не специалист и, признаюсь, не люблю классическую живопись на библейские темы. Не могу в полной мере оценить мастерство и точность кисти, когда раздражают искусственность поз и приторное благочестие лиц. Может быть, поэтому так поразила когда-то «Богоматерь с младенцем» Врубеля, где такая высокая и такая современная (потому что вечная) трагедия в женских глазах, что оторопь берет. Забыть ее, по-моему, невозможно.

Не то чтобы я обнаружил в фуншальском Музее сакрального искусства врубелевский стиль, нет, это работы совсем другой эпохи. Но я испытал нечто подобное: внезапное «узнавание», острое сопереживание, соединение с, казалось бы, бесконечно далеким от сегодняшней реальности религиозным образом. Это прежде всего деревянная статуя сидящего Христа работы неизвестного фламандского скульптура. Столько в ней боли и ее мучительного, но совсем не пафосного, не «кричащего» преодоления, что безразлично мимо не пройдешь. На мой непросвещенный взгляд, несколько работ португальской школы тоже заслуживают внимания хотя бы элементарно интересующегося темой человека.

Под воздействием образа Христа вдруг обнаруживаешь, что с интересом рассматриваешь и другие экспонаты: например, очень, казалось бы, странный фрагмент огромной деревянной скульптуры архангела. От всей фигуры сохранилась только нижняя часть: мощные, в три человеческих размера, ноги, выбивающиеся из-под непомерной тоги. Ступни вылеплены (вернее, выструганы, это же дерево!) чрезвычайно реалистично, если не натуралистично. С этаким гигантским заскорузлым ногтем на большом пальце… С одной стороны, почти смешно. Но с другой – вдруг повеет от странной статуи чем-то очень правдивым, какой-то сермяжной и довольно жесткой правдой, и, как ни парадоксально, покажется вдруг очень дерзко современной форма, особенно если представить себе, что верхняя часть не обломилась, а что все так и было задумано. Не школа ли Сальвадора Дали? Нет, написано: XVII век…

И еще – тоже крупное, в человеческий рост деревянное распятие. Руки Христа сгорели, обожженным кажется и тело, и лицо… выраженное на нем терпеливое страдание кажется от этого еще более естественным и потому оставляет в душе какой-то неожиданно тревожный след. Как будто пожар стал соавтором неизвестного скульптора, многократно усилив задуманный эффект.

Это распятие тоже попало на Мадейру из Фландрии в начале XVI века.

Ну и, разумеется, в музее полным-полно той самой классической фламандской живописи, которую, как я уже со стыдом признавался, я не в силах постичь. Несколько десятков прекрасно сохранившихся, а то и аккуратно отреставрированных полотен. В основном – первая половина XVI века. Умом понимаю, что выдающаяся живопись, больших денег стоит… Но до души не доходит.

Эта коллекция, помимо всего прочего, – памятник славной истории Мадейры. Именно в тот период она играла центральную роль в европейской экономике, став на не очень продолжительное время главным поставщиков сахара на континент. Многие из этих полотен сыграли роль денег: ими иногда напрямую оплачивался сладкий продукт и его производные. В других случаях картины купили разбогатевшие на тростниковом сахаре мадерьянские купцы.

Так или иначе, но к середине XVI века сахарное лидерство Мадейры было подорвано. Родная Бразилия, с которой щедро делились технологиями, опередила учителя и забросала мир сахаром по демпинговым ценам. В какой-то мере место сахара потом займут мадера и бананы, кроме того, еще долгое время остров будет служить важным перевалочным пунктом на торговом пути из Европы в Индию, Китай и Южную Америку. Но такой славы и влияния, как на рубеже XV и XVI веков, не будет уже никогда.

Вот почему остальные музеи Фуншала куда скромнее, но все же и они достойны упоминания.

Например, очень милый камерный музей в «Кинте Крестов» («Quinta das Cruzes»), где можно окунуться в быт верхних слоев мадерьянского общества минувших веков: мебель, посуда, утварь и прочее. Уникальные фотографии, в том числе последнего императора Австро-Венгрии Карла или знатного русского эмигранта князя Григория Волконского. Быт богатого негоцианта XIX века можно познать, посетив другой оригинальный музей – «Фредерику-де-Фрейташа». Но там еще и абсолютно уникальная коллекция азулежуш – португальской керамической плитки. Советую найти время для Муниципального музея в здании библиотеки (дворец Сан-Педру) на улице Мавров (Rua da Mouraria). Там есть небольшой аквариум с красивыми обитателями океанских глубин, а на втором этаже – не только чучела огромных рыбин и морских чудищ, но и замечательный большой макет острова Мадейры, тщательно воспроизводящий весь его оригинальный рельеф. Сразу будете наглядно себе представлять, как выглядит остров из ближнего космоса. А рядом – небольшой, но очень уютный сад, своего рода музей под открытым небом, где высажены типичные для Мадейры травы, использующиеся в кулинарии. В грядки воткнуты таблички с краткими, но очень интересными описаниями. Ну и аромат там царит очень интересный, и лавочки удобные… Еще надо бы сказать хоть пару слов о недавно открывшемся в Фуншале музее «CR7». Догадываетесь, наверное, что это такое и кому посвящено. Да, самому знаменитому сыну Мадейры, лучшему футболисту мира. Его фамилия – душ Сантуш Авейру. А имя – Криштиану Роналду. Назван он так в честь президента США Рональда Рейгана. А многие думают, что Роналду – это фамилия. Ну, он теперь и сам привык, что все зовут его фамильярно, только по имени. Вот и музей обходится без фамилии.

Музей – сплошной, несколько безумный культ этого человека. Но если звезды зажигают… Значит, есть люди, которым это нужно, важно и приятно. Ну и ладно, не самая вредная страсть на свете.

Кроме того, роль музеев в какой-то мере играют церкви. Именно там можно найти прекрасные образцы изобразительного искусства.

Одна из самых замечательных смотровых площадок Фуншала – Miradouro das Cruzes, к которой от улицы Карейра круто вверх ведет одноименная улица Руа-даш-Крузеш. Каждый будний день по дороге в школу останавливались мы с нашей юной леди на этой площадке. Сколько времени я там провел, сбился со счета, все никак не мог налюбоваться на панораму города, острова Дезерташ и океан, сливающийся на горизонте с небом. На первом плане – прямоугольник Англиканской церкви, построенной якобы в подражание иерусалимским образцам, и окружающий ее небольшой, но изящный парк. Позади – темно-красная, точно крепостная, стена Музея Кинты Крестов, а слева, словно взлетающий в синее небо, купол церкви и конвента Санта-Клара. Купол этот отдаленно напоминает своей формой то ли мечеть, то ли какой-то старый московский или даже византийский собор. Золотые и коричневые цвета его ассоциируются у меня с чем-то точно восточным, но с чем? Издалека мне казалось, что купол отделан деревом или еще каким-то необычным материалом. Оказалось, это изразцы, знаменитые португальские азулежуш, старинные, седых веков, ни разу не реставрировавшиеся (дело почти невозможное или, по крайней мере, безумно дорогое), а потому слегка истершиеся и от того, возможно, приобретшие некую дополнительную загадочность.

Санта-Клара – конечно, не главная церковь Мадейры. Но для нашей семьи – самая важная, потому что нам там очень часто приходилось бывать по школьным делам нашей маленькой англичанки. Ну и, кроме того, эта церковь особенно тесно связана с памятью о Зарку, с его семьей: и он, и его ближайшие родственники в ней похоронены. Да и жил он рядом – его официальная резиденция стала тем самым знаменитым Музеем Кинты Крестов. И самая маленькая школа Европы в двух шагах. И самый оригинальный музей острова Universo de Memrias de Joo Carlos Abreu с его восхитительным кафе на свежем воздухе. И все это сосредоточилось на одном удивительном пятачке, дороге к форту – Calada do Pico, – круто поднимающейся к легендарному Форту до Пику, запечатленному Карлом Брюлловым на достославной картине.

Церковь Санта-Клары, продолжая традицию, остается важным центром общественной жизни. Здесь работает популярный детский сад на 250 мест, в который мечтают устроить своих детей родители, но там всегда большая очередь.

Вот какие объявления я обнаружил под мощными, вековыми арками из темно-серого камня при входе в конвент: во-первых, набор в кружок игры на аккордеоне, во-вторых, меры по борьбе с комарами и предупреждения об опасности лихорадки денге (и то и другое вроде бы уже побеждено и истреблено дружными усилиями властей и населения). И самое удивительное – школа детских показов моды. (Вот так конвент!)

По конвенту каждый рабочий день водят экскурсии. Раньше это делали монахини, но теперь, увы, вольнонаемные экскурсоводы. За три евро они покажут вам резные деревянные алтари и иконы XVII и XVIII веков. Их держат взаперти, за специальными деревянными ставнями, которые экскурсовод каждый раз отпирает, а потом запирает. Волшебно поют дети в волшебной красоте внутренней церкви конвента под дивным деревянным потолком – удачно отреставрированным.

Кто знаком с историей католичества, тот поймет по названию, что здесь помещался монастырь клариссинок, или «бедных клар». А это – явление совершенно особое. Орден клариссинок – женский вариант францисканского ордена, основанный в XIII веке Кларой Ассизской, ученицей и последовательницей Франциска Ассизского. Францисканцев называют нищенствующим монашеским орденом, живущим в буквальной нищете и проповедующим аскетизм и любовь к ближнему. Важная составляющая философии ордена – всемерная помощь обездоленным и больным. И Клара, и Франциск происходили из богатых и могущественных семей, но настал момент, и они «узрели свет» христианской любви, полностью отреклись от материальных соблазнов, комфорта и благополучия и сменили свои богатые одежды на рубища. Примеру Святой Клары затем следовали юные представительницы привилегированных классов на протяжении многих поколений. Удивительное все же явление…

История конвента Святой Клары – своего рода наглядная иллюстрация к истории Мадейры и всей Португалии. Первыми клариссинками были внучки Зарку – Изабел и Конштанса. В пору самого расцвета ордена – в XVII веке – в монастыре жили 130 «бедных клар». Но жизнь их на острове вовсе не была безоблачной.

Одной из главных проблем Мадейры на протяжении нескольких столетий были пиратские набеги, вот почему на острове так много фортов и крепостей, за стенами которых спасалось население. (Тридцать шесть, по моим подсчетам, но от некоторых остались лишь остовы. В Порту-Мониш форт превратили в большой аквариум, сохранив при этом все внешние приметы крепости.)

Одно из самых ужасных нападений произошло в 1566 году, когда на Фуншал налетел свирепый французский капитан Бертран де Монлюк (Bertrand de Montluc) во главе отряда из восьмисот солдат. Налетчики бесчинствовали 16 дней, грабили, насиловали, потрошили церкви и храмы. А ведь, казалось бы, капитан происходил из очень знатной семьи, был сыном маршала Франции и знаменитого мемуариста Блэза де Монлюка, предка Талейрана. Монлюк-младший изображал из себя защитника святой веры. Но, видно, приучившись беспощадно истреблять «неправильных» христиан – гугенотов – у себя на родине, легко перешел к убийству и грабежу и католиков тоже под тем предлогом, что были они гражданами враждебной на тот момент Португалии. Не щадили никого: ни женщин, ни священников. Монахини-клариссинки вынуждены были спрятаться от убийц в глубине острова, в разломе, получившем название «Убежище сестер», «Curral das Freiras», или «Долина монахинь». (Один из главных туристических объектов сегодняшней Мадейры.)

Воинство капитана перебило 200 мирных жителей, сожгло десятки кинт, уничтожило много сельхозугодий. Разграбили главные церкви и монастыри. Но Бог Монлюка покарал: он был тяжело ранен и умер тут же, в Фуншале.

Но и на этом злоключения монахинь Санта-Клары не кончились, хотя в XIX и XX веках гонения на них были не столь кровавыми.

Дважды изгоняли их из обители и дважды в нее возвращали.

Первый раз это случилось в результате гражданской войны первой половины XIX века, в 1834 году, когда пришедшие к власти в Лиссабоне либералы объявили войну церковным орденам. Некоторое время спустя страсти улеглись и монахинь потихоньку вернули в конвент. Правда, последняя «бедная кларисса» умерла в 1890 году, но вскоре в здании церкви и монастыря появились новые обитательницы – родственный клариссинкам монашеский орден (Franciscanas Missionrias de Maria). После республиканской революции 1910 года и этих бедных монахинь ждало изгнание. И только набожный диктатор Салазар в конце концов вернул Санту-Клару католической церкви.

Как птица Феникс, конвент раз за разом возрождался из пепла. Но вот пришли новые времена, и без всяких гонений, просто под давлением новых реалий ХХI столетия, монастырь потихоньку умирает. Осталсь 20 старушек, старательно поддерживающих чистоту и порядок. Новых послушниц практически не бывает – никто больше не хочет посвящать свою жизнь христианской любви.

В центре конвента – уютный садик. Розы, лилии, другие цветы. Трогательные бутылочки висят на нешпере – защищают дерево от паразитов. Целое событие теперь – увидеть воочию монашенку. Мне это удавалось пару раз…

Правда, в изумительной красоты внутренней церкви конвента идут службы. Но все же он все больше превращается в музей. И кстати, с 1943 года конвент официально значится памятником португальской истории.

Узкий и крутой спуск ведет вниз от церкви Святой Клары к Мавританской улице, к Муниципальному музею и к еще одной старинной, очень интересной церкви – So-Pedro, Святого Петра, говоря по-русски. Стены там покрыты абсолютно изумительной голубой керамической плиткой – азулежуш – просто загляденье!

Кстати, я обнаружил удивительную вещь: многие местные жители, даже с высшим образованием, прожили жизнь в уверенности, что это слово – azulejos – происходит от корня azul – синий. Но и то сказать: действительно ведь классический, наиболее распространенный вариант плитки – именно синего цвета! Между тем в основе слова – арабский корень: родственное слово «зулейдж» по-арабски означает «полированный для декоративного применения камень».

Но каково совпадение. В давние времена цвет плитки мог быть самым разнообразным (пример тому – золотисто-коричневая керамика на куполе Санта-Клары). В эпоху Ренессанса и тесных сахарных связей с голландцами португальские мастера подпали под их влияние, а именно там, в Нидерландах, существовала мода на синий глазурованный кафель… Слово же «азул», azul, то есть синий, тоже происходит от арабско-персидского корня, но от другого. От него и наша лазурь пошла…

Еще две величественные церкви, которых нельзя не упомянуть, – это, разумеется, главный собор всего архипелага – Sй, построенный в самом начале XVI века (S означает, что собор кафедральный). У собора обманчиво аскетичный, какой-то даже протестантский, а не католический фасад, мощные готические двери, а внутри – знаменитый резной потолок. Он покрыт деревом, но не простым, а редким кедром, украшен золотом и слоновой костью.

Для контраста с внушительных размеров собором в Фуншале есть церковь, считающаяся чуть ли не самой маленькой в мире. Она называется Capela das Almas Pobres и находится совсем рядом со все тем же удивительным пятачком Калсаду-ду-Пику. Прямо под скалой, вернее даже вжавшаяся прямо в скалу, на которой стоит музей Universo de Memrias и его славное кафе. Сидя там, на террасе, надо сильно-сильно вытянуть шею, чтобы разглядеть внизу церквушку. В ней очень простой, аскетичный деревянный алтарь, но что-то в нем есть такое, подлинное, не пытающееся приукрасить себя пышным золотом…

По моим наблюдениям, местная интеллигенция если вообще хоть когда-нибудь ходит в церковь, то предпочитает Igreja de So Joo Evangelista, церковь Апостола Иоанна Евангелиста по-нашему. Это так называемая церковь Коллегиума иезуитов. Она действительно когда-то принадлежала этому суровому ордену, который в те времена был второй, негласной властью на острове. А может быть, и первой. Но за это и поплатился…

Португальцы сами пригласили иезуитов на Мадейру под впечатлением от налета Монлюка на остров и предполагая, что далеко не всякий пират решится связываться с могущественным орденом. Эти надежды отчасти оправдались, но лекарство оказалось со временем опаснее болезни. Король обеспокоился чрезмерным влиянием иезуитов и в 1786 году выгнал их и с Мадейры, и из континентальной части страны. Назад их уже не пустили. В здании самого Коллегиума теперь разместился университет Мадейры, есть там также и неофициальный, но очень интересный музей. Студенты подрабатывают: водят по зданию экскурсии.

Церковь же продолжает функционировать самостоятельно, подчиняясь фуншальскому епископату. Внутри есть ощущение красивой, элегантной торжественности. Она и внешне хороша, гордо возвышающаяся над Муниципальной площадью – официальным центром города.

Но для многих фуншальцев, да и для туристов, настоящий центр в другом месте, неподалеку, – там, где расположился главный рынок острова.

Глава 12. Ананаши и сладкие чудовища

Пройдя улицу Санта-Мария до конца, вы выходите к берегу обмелевшей реки-ручья Sao-Jorge и к памятнику великим труженикам мадерьянского прошлого – быкам. Два великолепных каменных экземпляра с огромными рогами тянут бочонок вина (мадеры, надо думать) и удобно рассевшегося на бочонке крестьянина в традиционной вязаной шапочке с помпончиком.

Место для памятника выбрано не случайно – он стоит рядом с рынком Mercado dos Lavradores. Это самое слово – Лаврадореш – происходит от того же латинского корня, что и название Лейбористской партии, но в данном контексте означает сельских тружеников, фермеров, или, проще говоря, крестьян. Правда, установить, сколько там торгует настоящих крестьян, а сколько перепродающих товар посредников – невозможно. Подозреваю, что в большинстве случаев произошло разделение труда: одни растят, другие стоят целый день у лотка, зазывая туристов, толпами бродящих по рынку с камерами и фотоаппаратами в руках.

Меркаду-дош-Лаврадореш – на мой вкус, очень красивое и элегантное здание, но я вообще люблю классический арт-нуво, а кому-нибудь этот стиль, возможно, уже надоел… Интересный контраст с кремовыми и темно-красными тонами образуют большие голубые панно из традиционных азулезеш, живописующие идиллические сцены из фуншальского прошлого. Но туристы как заведенные щелкают фотоаппаратами, снимая ряды домов сумасшедше ярких цветов при входе и груды красных, рыжих, абрикосовых, лимонных, зеленых фруктов… И каких только еще цветов и оттенков нет в этой куче-мале, источающей вдобавок волшебные ароматы.

Самые интересные и экзотические фрукты продаются на втором этаже, где торговцы щедро угощают желающих маленькими толиками этих фантастических плодов. Я перепробовал множество видов маракуйи, в том числе банановую, и пришел к выводу, что всего вкуснее гренадилья – золотистый плод со смешной кисточкой, торчащей из «затылка». Я, кстати, долго не знал, как этот фрукт называется, и даже не догадывался, что и он тоже, собственно, все та же маракуйя, тот же «плод страсти», только особая, более дорогая его разновидность. Однажды я познакомился с женщиной, смотревшей на гренадилью влюбленными глазами. Она-то мне все и объяснила, сказав также, что все ее детство именно этот фрукт был главной радостью праздников, о которой она мечтала в будни.

Как всякая маракуйя, гренадилья тоже защищена прочной скорлупой, но если разрезать ее пополам и, вооружившись чайной ложкой, приняться вычерпывать золотисто-зеленоватую мякоть, поедая ее вместе с косточками, то неземное удовольствие гарантировано.

Один торговец со второго этажа рынка убедил меня попробовать выращенную на Мадейре папайю, и она показалась мне более сочной и более изысканно сладкой, чем бразильские, которыми завалены супермаркеты. Но и цена тоже отличалась значительно… Парадокс: местный продукт в три раза дороже импортного! И конечно, я согласен с писателем Иваном Гончаровым, в XIX веке открывшим для себя на Мадейре аннону, – действительно выдающийся фрукт и, пожалуй, действительно напоминающий сливочное мороженое, а на мой взгляд, еще и с неким намеком на землянику. В меньшем восторге был я от «вкусного чудовища» – монстеры деликатесной – эту вытянутую зеленую шишку сравнивают с бананами и ананасами, и нечто отдаленно похожее во вкусе ощущается, но все же это – на любителя.

А вот с ананасами дело обстоит сложнее. Мы-то думали, что знаем, что это такое. Экзотические фрукты из далеких тропических стран – те, что жуют вместе с рябчиками загнивающие буржуи. Но на Мадейре ананас не экзотика, а доступная для трудящихся вполне повседневная вещь, все равно что яблоки и груши в средней полосе России. Однако оказывается, есть два разных фрукта, не сразу различаемых нашим нетренированным глазом. Один называется абакаши (abacaxi), и он, в общем-то, и внешне и внутренне похож на то, что мы изредка потребляли в нглии. Да и в советском детстве вьетнамский фрукт такого примерно вида и вкуса иногда попадал к нам на праздничный стол, разве что мадерьянский вариант несколько сочнее и слаще. Другой фрукт называется здесь как раз ананаш (ananas), его завозят сюда обычно с соседних Азорских островов. Кто-то из моих мадерьянских знакомых мимоходом сказал, что ананаш, может, и считается чем-то более изысканным, но на самом деле не стоит денег, которые за него просят. И вообще – абакаши в целом лучше. Сочнее. Ну, я и поверил. Но потом настал момент, и я увидал нечто меньшее по размеру, иного, более золотистого, приятного для глаза цвета. Это был азорский ананаш. Но почему бы не попробовать, решил я.

Это был шок. Ответственно заявляю, что это – один из самых, если не самый потрясающий фрукт из тех, что доводилось мне пробовать за достаточно долгую жизнь. На своего простецкого брата этот волшебный фрукт вкусом не очень-то и похож. Если существует где-то в этом или ином мире божественный нектар, то вот таким он должен, по-моему, быть на вкус. С чем он ассоциируется? Если взять лучшее из спелой испанской черешни, винограда «дамские пальчики» и отборной туркменской дыни, добавить туда мягкую ароматную кислинку гренадильи и оттенок «сливочной» анноны, то, может быть, и получится что-то вроде азорского ананаша.

Но знакомые нас не обманули: абакаши сочнее и намного дешевле – раза в три.

Или возьмите такой банальный, казалось бы, фрукт, как банан. Это в советское время за ними стояли в огромных очередях (и, помню, мои дети плакали, когда они кончались у них перед носом). А с наступлением капитализма бананы стали в России чем-то дешевым и заурядным, как картошка, продающимся на любом углу. Так же, как в Англии, да и во всем остальном мире, за исключением разве что Северной Кореи. А на Мадейре – это национальный продукт. Огромные площади отданы под него. Даже у моего друга Октавиу пять доставшихся ему в наследство гектаров земли – под этим фруктом.

Кроме обычных, на Мадейре выращивают и так называемые серебряные бананы (banana de prata), которые, помимо рынка сельских тружеников, можно найти и во многих фруктовых лавках (изредка они появляются и в супермаркетах). Стоят они при этом в два-три раза дороже обыкновенных. В отличие от истории с ананашем, особой прелести в серебряных бананах я не нашел, сколько ни пытался. Есть можно, но ничего особенного.

А уж яблочные бананы и вовсе разочаровали. Торговец с банальным именем Жоао как-то раз подарил мне одну такую штуковину, увидев, как я с сомнением ее разглядываю. Сомнения оправдались: это странные гиганты, точно с другой планеты, где гравитация сильнее земной в несколько раз, но по вкусу они значительно преснее обычных.

На банановую траву (да-да, банан на самом деле – гигантская многолетняя трава, а вовсе не пальма и вообще не дерево, как полагает большинство) натыкаешься повсюду, даже и в центре города. Очень эффектный экземпляр стоит, например, у входа в гостиницу «Porto Bay». Можно потрогать большой, тяжелый багрово-красный цветок, напоминающий своей конической формой гигантскую шишку. Очень красиво по-своему. Но ни о чем подобном подавляющее большинство потребителей бананов и не подозревает…

Но ох как же невзлюбил бананы Иван Гончаров, впервые в жизни попробовав их именно на Мадейре! Может, подумал я, ему попались именно серебряные?

Pitanga, она же бразильская или суринамская вишня – это для Мадейры ягода (или это все же фрукт?) совершенно обычная, как для нас какая-нибудь малина или клубника. Уже упоминавшаяся зеленая шишковатая аннона, столь поразившая Ивана Гончарова, – здесь тоже не бульшая экзотика, чем у нас груши; в сезон в каждой овощной лавке валяется в ящике рядом с картошкой и яблоками. Но есть фрукты куда более экзотичные даже для мадерьянцев, они выращиваются в очень ограниченных количествах, а то и ввозятся из соседних или тесно связанных с Мадейрой стран вроде Бразилии. Вот интересные и необычные плоды, которые мы попробовали за три года жизни на Мадейре, обнаружив их не только на рынке или в лавках, а порой даже и в обыкновенных супермаркетах.

Физалис (physalis) – эта штука похожа на цветок бледно-желтого, лимонного цвета – растет по всей Мадейре, в том числе в диком виде, вдоль левад и речных русел… Срывай кому не лень… Надо взять ее нежно в руки и не спеша, аккуратно и уважительно, раскрыть «бутон». Внутри окажется желтая ягода величиной с мелкую вишенку. Говорят, если рвать лепестки грубо, ягода огорчается. Не знаю… По-моему, легенда. Содержимое – нежно кисло-сладкое, совсем не резкое, скорее приятное. Но это не гренадилья, не тот вкус, который вам будет сниться по ночам. Сейчас физалис в качестве декоративного растения распространен в том числе и в России, но плоды его там не вызревают – слишком уж холодно для нежного тропического гостя.

Но кстати, насчет важности вежливого обращения: Fruto do Paraiso – райский фрукт – должен раскрыться только сам. Спешить и самому открывать его нельзя, действительно может оказаться малосъедобным!

Карамбла (carambola) – плоды желто-зеленые, ребристые, на первый взгляд могут показаться увеличенной копией физалиса, но при ближайшем рассмотрении они не только в три раза крупнее, но и гораздо тверже. В поперечном разрезе карамбола выглядит как пятиконечная звезда, отсюда и другое имя – старфрут, звездный фрукт. Очень сочный плод, кожу его тоже можно есть, но она чуть «восковая», поэтому не советую. А вот мякоть замечательно хрустит на зубах. Кисло-сладкий вкус, говорят, оттого, что в ней много щавелевой кислоты, поэтому надо проявить осторожность страдающим повышенной кислотностью, язвенной болезнью, гастритом. Вообще приятно, но много не съешь. Чего не скажешь о мангостане (или мангостине)…

Вот это один из царских фруктов! Недаром в свое время он так восхитил автора «Обломова». Он описал его как «темно-красный фрукт, видом и величиной похожий на небольшое яблоко». Я, пожалуй, выбрал бы другие слова: что-то среднее между крупной сливой и большущим орехом; кожица темная, толстая и очень твердая, почти как скорлупа – не разгрызешь. Надо аккуратно взрезать ее ножом и снять верхнюю «крышку». Сверху видны несколько белых долек, по форме напоминающих зубчики чеснока, но по фактуре – скорее личи… Но вот на вкус… На вкус это в сто раз лучше любого личи! «Прохладительно, свежо, тонко и сладко, с легкой кислотой. Это мангустан, а по английскому произношению „мангустэн“. Англичане не могут не исковеркать слова», – писал Гончаров в своем «Фрегате „Паллада“».

Насчет «свежо и тонко» совершенно согласен. Добавил бы еще: вызывает также вкусовые ассоциации с клубникой, а то и земляникой. Потрясающий фрукт. Но не удержусь насчет произношения. Что это за манера у нас с незапамятных времен полагать, что это все остальные шагают не в ногу, а мы одни все делаем правильно? На самом деле ведь неверно и то и другое! То, как фрукт называли на исторической родине, где-то между Вьетнамом и Таиландом, вообще европейцу не воспроизвести. По-португальски (а фрукт стал известен через португальскую Индию) тоже сказать непросто: мангустао, но последний звук «о» надо произносить сильно в нос, гундосить. Получается почти носовое «н». И кто в меньшей (или в большей) степени не прав в произношении этого названия – англичане или русские – не берусь судить, но каждый имеет право говорить как ему удобно.

Фрукт под названием мелану (melano) выглядит страшновато: крупный ярко-оранжевый овальный плод с пугающими шипами. Шипы нешуточные, 1,5–2 сантиметра в длину, возьмешь в руку – больно уколешься. Недаром еще одно название этого фрукта – рогатая дыня. Мякоть внутри зеленовато-желтоватая, с большим количеством светлых, мягких, вполне съедобных семечек. Вычищать их – замучаешься, проще проглотить. Но стоит ли награда усилий? Сомневаюсь. Ну так, разве забавы ради. Что-то среднее между огурцом и киви, но ближе все же к огурцу. Безвкусные семечки дело портят, наверное. Было бы что охранять такими жуткими шипами…

Нешперу (nspera) я в первый раз попробовал в странном месте и при странных обстоятельствах. Мой друг Октавиу привел меня в местный центр исторический исследований познакомить с самым звестным мадерьянским историком Антониу Виейрой. Тот повел меня в загадочные глубины старинного здания – памятника архитектуры XVIII века, чтобы показать и рассказать много интересного. Проходили мы через живописный двор, в котором в качестве живой иллюстрации к истории острова растут пальмы и другие знатные деревья и кустарники, в том числе кофейные кусты и сахарный тростник, сыгравший такую огромную и в каком-то смысле роковую роль в истории Мадейры. «А вот это нешпера, ты знаком с ней?», – спросил меня Октавиу, и я лишь покачал головой. Тогда наш радушный хозяин резко изменил маршрут, подвел нас к дереву и стал срывать с него небольшие желтые, отдаленно похожие на алычу плоды. Вид при этом у них был не слишком аппетитный, помятый, с какими-то впадинами и пожухлостями… Но деваться было некуда: я, по примеру моих мадерьянских спутников, нажатием пальцев раскрывал плод, выдавливал из него мякоть так, чтобы не касаться ее ни на секунду пальцами, и быстро отправлял в рот. Это такой местный способ избежать инфекции при отсутствии возможности потребляемый продукт помыть (И все-таки, не имея должной сноровки, я коснулся мякоти несколько раз и боялся потом, что подхвачу дизентерию.) У меня был похожий случай на Ближнем Востоке, который закончился очень печально. Уважаемый человек угощал виноградом с куста, отказаться было невозможно, и результат был ужасен. Последствия остались со мной на всю жизнь.

В этот раз все обошлось, но удовольствие от первого знакомства с нешперой было несколько испорчено. Я оценил фрукт (или это все же ягода?) в полной мере лишь позднее, когда была возможность помыть его под струей воды и отправить в рот целиком, не снимая тонкой кожи. И скажу вам, это нечто! Хотя в сравнении с гренадильей или ананашем фрукт по вкусу скромный, глаза на лоб не лезут, но что-то есть приятное и даже успокаивающее в его кисло-сладкой мякоти, даже несмотря на то что внутри у него несколько крупных темно-коричневых косточек. В сезон мы привыкли есть нешперу каждый день, тем более что стоит она не дороже яблок. Думаю, что кое-кто из читателей мог сталкиваться с одной из разновидностей нешперы под другим именем: мушмулла японская.

Но для многих туристов главный интерес представляет другой сектор Меркаду-душ-Лаврадореш – рыбный. Туда можно попасть либо зайдя с торца, либо пройдя насквозь через цветочно-фруктовые лотки и прилавки.

Первое, на что направлены объективы камер туристов, – это главная «героиня», занимающая обычно место в самом центре зала, – Эшпада.

У этой рыбы белое, в меру плотное и все же тающее во рту мясо. Пока вы не попадете на рынок, трудно догадаться, как этот деликатес выглядит. А это такая иссиня-черная, с блестками… почти змея, только толстая, как какой-нибудь питон. С пугающей, зубастой головой, точно у гигантской щуки. Страхолюдство! Но вот что говорят спецы: в своем естественном хабитате, в бог знает каких морских глубинах, Эшпада на самом деле – красавица! С переливающейся яркими цветами чешуей. Но вот когда ее вытаскивают на поверхность, с ней случается своего рода «кессонная болезнь» и она мгновенно чернеет. И глаза из-за перепада давления вылезают из орбит.

Из-за того, что Эшпада – рыба глубинная, в мире очень мало мест, где ее можно поймать. Но вот именно в районе Мадейры она поднимается ближе к поверхности, где и подстерегают ее местные рыбаки. Но ближе – это весьма относительно. Потому что все равно надо сотни метров лески с грузом опускать на глубину от восьмисот до тысячи с лишним метров. Происходит это достаточно далеко от берега – на расстоянии 3–4 километров. Ловят Эшпаду так: на леску нанизано примерно 100–150 крючков. Приманкой служат надетые на крючки креветки и куски кальмара. Почему-то считается необходимым густо посыпать приманку солью. Место ловли помечают буйком и оставляют часов на двенадцать. Некоторые рыбаки ночуют в море, так как нет смысла мотаться взад-вперед. Ловля происходит так же, как происходила она сто, а то и все двести лет назад, с одним, впрочем, существенным отличием: буек разыскивают с помощью GPS… Вернувшись, вытягивают леску. Иногда вместе с Эшпадой попадаются небольшие акулы, вот каким образом на рынке появляется иногда в продаже акулье мясо.

Но в тот день, когда я заглянул на рынок с подругой Филипой, никаких акул там не было. Пришли мы часов в начале девятого утра – поздновато. Потолковали с продавцами: они говорят, что лучше всего приходить или к 07.30, к открытию, или тогда уж попозже – после десяти, когда мало покупателей, спокойно, а выбор не намного хуже.

Филипе очень нравится cherne (черне, она же групер). Это чуть ли не самая дорогая на всем рынке рыба – 17 евро за килограмм. И я должен согласиться с Филипой: черне – одна из самых вкусных рыб! Очень хороша – даже потрясающа! Особенно – жаренная на гриле. Черне – что-то вроде южного палтуса, от которого я когда-то нос воротил в советские времена, но здесь это нечто совсем другое. И кстати, стоит она дорого потому, что крайне трудно ловится. В некоторых ресторанах, да и на рынке вам иногда могут подсунуть вместо нее эсколар, масляную рыбу. И не из вредности, а по глупости. Некоторые невежды считают, что это чуть ли не одна и та же рыба! Действительно, есть отдаленное сходство по фактуре и по вкусу. Кое-кто даже утверждает, что масляная рыба вкусней, что это одна из самых вкусных на всем белом свете рыб. И возможно, так оно и есть. Проблема одна: эсколар может вызвать понос, причем чудовищный. Людям с чувствительным кишечником не стоит к ней и близко подходить, остальным можно, но нужно ограничиться только самой маленькой порцией. Причем желательно, чтобы эсколара предварительно грамотно обработали, а именно: после поимки надо отсечь рыбе голову и подвесить на несколько часов так, чтобы вытекал жир.

Мне лично очень нравится robalo, эта рыба по-русски называется лаврак, но в московских ресторанах ее именуют сибасом, а иногда – морским волком. Даже обидно, что мой робалу оказался почти в два раза дешевле, чем знаменитый черне.

На Мадейре умеют чудесно готовить тунца. Помню, приехала из Петербурга одна милая пара, довольно много уже по миру поездившая и много чего попробовавшая. И в фуншальском ресторане «Serra da Estrela» (к сожалению, уже закрытом) я им посоветовал маринованного тунца – Atum Escabeche (атум эшкабейше). Они посмотрели на меня скептически, но, будучи интеллигентными людьми, подчинились насилию. И мне было чрезвычайно приятно наблюдать, как приятно они были удивлены. Его действительно прекрасно тут маринуют – с белым вином и специями. О-очень вкусно…

Цены на тунца на фуншальском рынке очень сильно колеблются в зависимости от сезона. И еще – они зависят от того, готовы ли вы взять целую рыбину или же хотите, чтобы ее за вас разделали и вы могли бы выбрать понравившиеся куски.

Так вот, в тот день (зимой, не в сезон) тунец стоил: разделанный – 9,99 евро, а неразделанный, целиком – 6,95 евро за килограмм. Филипа предположила, что в сезон, в середине мая, эти цены могут упасть раза в два. И так оно примерно и произошло.

Еще я обратил внимание на крупную – раза в три-четыре больше сардины – темно-коричневой окраски рыбу. Оказалось, это абротеа (abrotea), то есть, по-русски говоря, – хек. Наш родной хек! Но вот странность: в советские времена хек почему-то не вызывал у меня, мягко говоря, восторгов. Наверное, думаю я теперь, потому что был он мороженый-перемороженый… А может, и разновидность какая-то другая. Потому что здесь он у меня проходит за милую душу, просто отличная белая рыба. Заглянул в справочники – мать честная! Разновидностей хека, он же мерлуза, – больше десятка.

Стоит абротеа не так дорого, как я мог бы предположить: 6,99 евро за килограмм. Самой дешевой (два евро за килограмм) рыбой на рынке оказалась мелкая, похожая на хамсу, пекенья, ее я попробовать не удосужился, но говорят, очень даже недурно, если пожарить на сковороде. Еще мне понравилось название шишарру (chicharro). Поинтересовался, что это. Говорят, «лошадиная макрель». А по виду так что-то вроде сардинок. Не сильно отличается от сардин и кавала (cavala). На маленькую полосатую камбалу смахивает рыба саргу, и цена ее вызывает уважение – почти восемь евро. А вот безугу – длиннее сардины, очень изящная рыбка с большим желтым глазом, но стоит всего пятерку. Подивился я и на знаменитую, большим спросом пользующуюся на востоке острова гайяду секу. Стоит она почти десять евро за килограмм, но понятно почему – ее продают не сырой, а фактически приготовленной. Ее разделали, расплющили, посолили и провялили на солнце. Я пробовал. Довольно вкусно, если не смущает обилие уксуса, в котором ее слегка маринуют, прежде чем подать на стол. Удивительно похоже по вкусу на тунца, что странно, ведь совершенно другая и по размерам, и вообще по внешнему виду рыба – просто ничего общего. На солнце вялят и родственницу трески, рыбу по имени гату (что значит «кошка»).

Ну а что же главная местная знаменитость – госпожа Эшпада?

Докладываю: 5,99 евро за килограмм, но, в принципе, цена может сильно колебаться в зависимости от улова.

Жаль, что не нашлось в тот день на рынке ни опасного эсколара, ни акул, ни рыбы-свиньи. В районе Канисала имеющие на это дело лицензию могут поразвлечься ловлей этой рыбы, полностью оправдывающей свое прозвище. И внешне на свинью похожа, и ест все подряд. Ее можно ловить, например, на сигареты. Причем рыбины подплывают прямо к лодке, начинают жадно заглатывать приманку, и в этот момент ее можно запросто ловить просто руками. Но – увы! Рыба, говорят, малосъедобная, ее мясо имеет неприятный привкус.

Расставаясь с Mercado dos Lavradores, который, конечно, обязательно надо посетить каждому туристу, хочу предупредить: достаточно приятное кафе на террасе второго этажа – одно из самых дорогих на острове. Без всяких на то оснований, кроме, разве что, расчета на наивность иностранцев. Но вообще-то, кроме главного, «колхозного», в Фуншале есть и кое-какие другие рынки.

Каждую среду наша милая подруга Филипа как на службу спешит на небольшой, но пользующийся культовой репутацией среди местной интеллигенции «биологический рынок» в самом центре Фуншала. Как-то раз я увязался с ней.

Рынок находится недалеко от главного городского собора, на Авениде Арриага, напротив еще одного культового места – кафе «Golden Gate», «Золотые Ворота». Сразу видно, что здесь все – сплошь знатоки и завсегдатаи, вроде Филипы или англичанина Чарльза и его русской жены Татьяны. В сопровождении своего очаровательного пса Фредди они умело и целеустремленно выбирают себе тут всякую зелень.

Но, конечно же, органический рынок на то и органический, что зависит от сезона. А потому «репертуар» его может оказаться совсем иным в другое время года. И даже среда на среду не приходится. Но в тот весенний день, исследуя рынок в компании подруги, я обнаружил здесь немало интересного.

Например, beterraba, а говоря по-русски, свеклу, вернее свеколку. Выращенная без всяких химикалий и удобрений на склонах местных гор, она кажется совсем миниатюрной, просто крошечной, если называть вещи своими именами, но очень необычно и завлекательно пахнет. Если ее аккуратно и бережно очистить, слегка посолить, посыпать мелко натертым чесночком и потом запечь в печи, получится что-то совершенно божественное. А казалось бы – просто свеколка…

Здесь же – множество интересных трав, названий которых я так и не запомнил. А еще португальская капуста – Couve Portuguesa. Листья ее крупнее и темнее, чем у привычной нам обыкновенной капусты, и в них, как говорит Филипа, больше железа.

А вот «лохматая капуста» такая рельефная, что хочется ее погладить, как симпатичного зверька. Растет она на Мадейре, но называется ломбардской – Couve Lombarda. Считается, что в ней еще больше всяких полезных веществ, но она сильно отличается по вкусу от того, что мы понимаем под капустой. Я пробовал ее потом и не понял – одного раза, видимо, мало.

Сладкая картошка вроде как завезена из Латинской Америки. На Мадейре растет три вида – «английская» (не рискну сказать, почему она так называется, в Англии такая точно не водится, Филипа тоже не знает), «оранжевая» и «пурпурная». Мне понравилась именно «английская»; Филипа знает, как ее готовить правильно: со всякими специями, солью, слегка промаринованная и прожаренная, она очень даже приятна и оригинальна. В остальных случаях (а мне привелось пробовать ее в разных местах) эта капуста, по-моему, только оригинальна.

А вот Espidos – эшпидуш – классная штука, родственник брокколи, но богаче по вкусу.

Питанга (pitanga) – я уже упоминал ее вскользь, теперь хочу рассказать подробнее. Эта ягода (или все-таки фрукт?) просто поражает воображение. Этакая выпуклая, ребристая, восьмиугольная алая «вишня». Ее так и называют на этом рынке – «бразильская вишня». Но потом я посмотрел в справочнике: правильнее все же «суринамская». Как бы там ни было, ясно, что историческая родина питанги – Южная Америка и что она давно уже отлично прижилась на острове. Все местные сходятся на том, что ее вкус «не похож ни на что на свете», и я с ними соглашусь. Не попробовать ее невозможно…

Кусты питанги можно обнаружить в самых неожиданных местах, например, облокотился я как-то на кустик около бензозаправки «Repsol» на Авениде-до-Инфанте, смотрю: на ветках полыхают ребристые ягодки… Но вот черной питанги в дикорастущем виде я никогда не видел, хотя меня уверяют, что именно она особенно хороша. На самом деле, она только называется черной, а по цвету – темно-темно-вишневая. Кто-то подсказал мне, что «черную» можно иногда купить на сельском рынке Санто-да-Серра (Santo da Serra), в горах, но не очень далеко от Фуншала. Помчались туда. Искали, искали, уже отчаялись, но в последний момент обнаружили одну-единственную сиротливую ягодку, добавленную в стакан с обыкновенной розово-желтой питангой у одной только торговки. «Неурожай», вздохнула она… Но вот что произошло: увидев, как я огорчился, торговка тут же достала ее, родимую и единственную, из стаканчика и протянула – в подарок. Вот он, мадерьянский характер. Мы ту женщину, наверное, слегка обидели, принявшись протирать ягоду дезинфицирующей салфеткой, но ближневосточный горький опыт не дает мне покоя. Попробовали… Во-первых, вонючая салфетка подпортила впечатление. Во-вторых, черная питанга оказалась не до конца созревшей, а потому кисловатой. Но важно было не подать вида, что я разочарован…

А питанга обыкновенная – повсюду. Здоровенное дерево вымахало в чьем-то саду на улице Каррейра, и мы каждый день ходили мимо него по дороге в самую маленькую школу Европы. Ветви дерева свесились через забор, и проезжая часть покрылась изрядным слоем алых ягодок: проезжающие машины давят их, превращая в розовую кашицу…

Еще несколько слов о впечатлениях от деревенского рынка в Санто-да-Серра. В общем-то, рынок как рынок, по одну сторону дороги – вещевой, продают всякий китайский ширпотреб, впрочем, и красивые скатерти местного производства здесь тоже можно приобрести, причем значительно дешевле, чем в городе, а если поискать, потрудиться, можно найти еще много всякого интересного. Наш приятель Александр Юрздицкий на наших глазах купил себе там очередную монету для своей нумизматической коллекции.

Переходишь дорогу и оказываешься в продовольственной части рынка. Все как полагается: фрукты, овощи, хлеб, мясо. Ну еще и цветы по удивительным ценам. Экзотическая, похожая на райскую птицу – стрелиция в букете выходит по 25 центов за штуку, роскошная, мрачновато-красивая протеа – по пятьдесят…

Самое, может быть, для иностранцев необычное – в дальнем уголке оборудована выложенная кирпичом печь, в которой уютно пылает огонь. В лавке напротив покупаешь нарезанное мясо, получаешь в аренду шампуры и давай, жарь себе шашлыки на огне. А вокруг печи – аккуратненькие столики и стульчики, очень чисто, печь манит огнем… Трудно удержаться от соблазна, не присесть, не съесть чего-нибудь, совсем даже не обязательно мясо.

Мадейра вообще – рыбный край по определению, но местные жители почему-то в основном мясоеды. В любом случае, на этом благословенном острове любая диета – не проблема.

Глава 13. Скромное обаяние мадерьянской еды

На Мадейре плохо поесть можно, но трудно. Надо, чтобы уж очень не повезло.

Португальская кухня кажется на первый взгляд скромной и простенькой по сравнению с французской, но это впечатление несправедливо и неправильно. Что касается нашей семьи, то мы пришли к выводу, что никогда в жизни так великолепно, разнообразно и здорово (с ударением на второй слог) не питались, как на Мадейре. Здесь, на волшебном острове, замечательные, удивительные фрукты, вдобавок – очень дешевые. Потрясающая свежая рыба, которую ловят и ранним утром продают на рынках, где ее тут же расхватывают рестораны и магазины. Для тех, кто еще не отказался от мяса, здесь тоже есть чем поживиться – сами португальцы на этом рыбацком острове почему-то все же в основном увлекаются говядиной и козлятиной. Ну и каждый раз, когда мы собираемся в Англию, живущая там наша дочь умоляет привезти ей мадерьянскую курицу, которую здесь зажаривают под прессом – что-то напоминающее наших цыплят-табака. Девушка клянется, что такой вкусной и сочной курицы во всем Альбионе не сыскать. И вот что важно: местные фрукты и овощи долго не живут, даже в холодильнике. Их надо съесть за два-три дня, иначе они начинают портиться. Почему? Ответ очевиден: химии в них нет вовсе или мало.

Мадерьянская кухня отличается и от французской, и даже от португальской континентальной. Нам кажется, она лучше и той и другой. Здесь нет французского пафоса, всех этих выспренних, головоломно сложных соусов. Все натуральное, свежее, в общепите готовят здесь в основном по-домашнему.

Самое знаменитое и в то же время часто встречающееся блюдо в меню ресторанов Мадейры – рыба Эшпада во множестве ее разновидностей. Это совершенно справедливо, и я принципиально пишу ее имя с большой буквы. Кстати, по странному лингвистическому совпадению название главного мясного блюда острова звучит очень похоже – эшпетада. Не перепутайте! Espada – вкусная белая рыба, espetada – местный шашлык.

За пределами Мадейры Эшпада становится дорогущим деликатесом, и далеко не во всяком ресторане Европы вы ее найдете. Здесь же, наоборот, без этой рыбы не обходится ни один ресторан. Из всех способов приготовления нам милее всего жареное на гриле филе (Espada Grelhada, Эшпада грильяда). Оно стоит чуть дороже остальных – за исключением, возможно, некоторых фирменных вариаций, но и то лично я не уверен, что предпочел бы даже самые замечательные из них, самые замысловатые простому, свежайшему и совершенно великолепному куску рыбы, только что зажаренному на гриле. Правда, одному человеку в нашей семье очень нравилось филе Эшпады в тонкой панировке из оливок и с добавлением тамарина (или, по-русски, тимьяна). Я уже упоминал его в главе «Фуншал». Называется это по-португальски Filete de Espada em crosta de azeitonas e tomilho. Его подают, например, в ресторане «Villa-Caff», из меню которого еще могу рекомендовать карпаччо из осьминога и морского черта в оболочке из бекона в горчичном соусе. Но это уже не слишком типичные для мадерьянской кухни изощрения.

В мороженом виде Эшпаду возят на континент, но в сравнении со свежей – это совсем не то! Так что воспользуйтесь своим пребыванием на благодатном острове – распробуйте ее как следует.

Считается, что классический способ приготовления Эшпады – с бананом. Многим очень даже нравится. И, объективно говоря, это совсем даже недурное блюдо. Но все познается в сравнении… Впрочем, дело индивидуального вкуса.

Эшпетада же, мадерьянский шашлык, делается из высококачественного говяжьего филе. Есть два способа: мясо либо маринуется сутки в виноградном уксусе со специями, либо не маринуется вообще: крупная соль и чеснок, через две минуты готово. В любом случае нежнейшее мясо нанизывается на ветку непременно лаврового дерева. Получается своего рода большущий, вертикальный шампур. Его торжественно устанавливают на середине стола, сверху в марлевой повязке помещается плавящееся, раскаленное масло, иногда тоже с ароматическими добавками, капающее на мясо. Любители жанра говорят, это полный восторг! По традиции эшпетаду надо подавать с обжаренной кукурузой и народным хлебом, название которого звучит по-русски не слишком благозвучно: болу-ду-каку.

Мои мадерьянские друзья говорят, что этого фирменного хлеба в континентальной Португалии не существует: одна из особенностей острова. Но уж здесь вам практически в каждом заведении будут непременно предлагать его, а потому давайте сразу скажу о нем несколько слов. «Болу» – это булка, а то и круглый торт или нечто печеное в виде круга. Неблагозвучное слово «каку» означает кусок стали, в конечном итоге – импровизированный гриль, на котором традиционно выпекается тесто, превращаясь в то самое «болу» (тут есть отдаленное сходство с методологией изготовления арабского «хубза», наверное, не обошлось без мавританского влияния, хотя арабы Ближнего Востока тонкие свои лепешки пекут несколько иначе). Важнейшая отличительная черта – изнутри этот хлеб пропитывается маслом с чесноком и подается горячим. Свежий, с пылу с жару, он чрезвычайно хорош, и мы в начале своего мадерьянского пути не раз совершали одну и ту же ошибку: набегавшись или наплававшись за день, с голодухи наедались им так, что не могли потом вполне оценить всю остальную еду! Ведь в ресторанах болу-ду-каку норовят подать до всего остального, вместе с напитком, будь то вино, пиво или просто вода.

Впрочем, знатоки уверяют, что по-настоящему классная эшпетада получается, когда ее готовят не на сковородке и не на гриле, а в печи, как это делают в загородных ресторанах вроде «Abrigo do Pastor» или «Chao da Ribeira».

Мадейра – единственное место из тех, где мы пробовали обитать, где можно совсем не готовить. Причем для этого не обязательно напрягать бюджет ежедневным питанием в ресторанах. Здесь существует разветвленная сеть дешевых кафе-закусочных, устроенных по принципу самообслуживания и, конечно, самое лучшее из этой системы – Sabores au Kilo, что значит «вкус на вес».

Вот как это происходит… Поставив тарелку на поднос и вооружившись вилками-ложками, вы двигаетесь вдоль уставленной едой стойки, набираете себе в тарелку все, что вам понравилось из выставленного, а выбор действительно большой (если прийти во время, то есть до 14.00). Au kilo существуют при супермаркетах сети Pingo Doce. Еда здесь кажется совершенно домашней, но и не слишком простенькой. Вы едите практически так, как португальцы едят у себя дома, причем есть разные варианты. Можно еду на вес не брать, а купить порцию супа с хлебом. Это самый дешевый способ пообедать, спасение для бедноты. Из супов самый дорогой, но все равно смехотворно дешевый – сопа де тригу, Sopa de Trigo, то есть «пшеничный суп». Чего в этом супе только нет! Это некий эквивалент нашей мясной солянки (без помидоров, но еще гуще), в нем много всяких овощей, фасоли, но главное – полно мяса. Я пробовал, докладываю: очень даже вкусно и предельно питательно. Вполне обеспечит необходимым количеством белков и калорий от обеда до вечера. А обходится всего в один евро шестьдесят один цент. Ну плюс еще, допустим, тридцать за кусман вкуснейшего хлеба, о каком мы в Англии могли только мечтать… Итого: около двух евро – и вы пообедали. Для местной бедноты – благодать, но для иностранных туристов, для разборчивых средних классов, особенно для тех, кто следит за своим холестерином, конечно, совсем не то… и для нас с вами там есть много чего другого. Как насчет филе рыбы Эшпады, запеченной в томатно-луковом соусе? Или филе лосося в горчично-сметанно-майонезном соусе (я за подобное в ресторанах Великобритании под двадцать евро платил, здесь кусок идет на вес – пару евро выйдет или того меньше). Народ еще увлекается лососем на гриле, жареным ломтями – «пошташ де пейше». Кстати, по-португальски это – очень важный термин. Запомните: postas de peixe – это толстые куски, стейки, вырезанные из рыбы – поперечно – как правило, во всю ширину (изредка – в половину) туши. И вот еще маленькая, но говорящая деталь: во многих Au kilo в центре Фуншала рядом с рыбой выложен – бесплатно – нарезанный лимон. Действительно, как же можно без лимона-то… Даже беднота возмутится.

Рыба пешкада, pescada, или мерлуза европейская, еще один родственник нашего хека, часто представлена в самых разных видах – то запеченная в печи, то отваренная с каким-ибудь соусом из помидоров и красного перца, то еще как-нибудь интересно. Отличная рыба, белая, сочная. Ничуть не хуже судака. Жена в восторге от дорады, которую в Au kilo жарят на гриле целиком. И наверное, она права – в энциклопедии рыб говорится, что это «поистине королевская рыба» с «плотным, нежным и ароматным мясом с приятным сладковатым вкусом, и к тому же костей в ней совсем немного». Все правильно. Но мне лично еще больше по нраву рыба, про которую я уже рассказывал в главе про центральный рынок, это рыба по имени robalo, которая по-русски называется лаврак или морской волк. Ну, волк небольшой, запросто умещается на тарелке. Кстати: если вы вдруг захотите озвучить португальское название этой рыбы, то имейте в виду: в начале слова буква «R» произносится не как наша русская «р», а как украинское «г». А вместо «о» в конце надо говорить «у». Получается гобалу… Эх, как же я люблю Португалию. Все в ней люблю, кроме языка. Язык – кромешный ужас…

Зато какие прекрасные цены в Au kilo! Представьте себе: вся эта замечательно, по-домашнему приготовленная еда стоит около десяти евро за килограмм. Несколько странно вот что: и королевские креветки, и дорогая рыба с одной стороны, и отварная картошка или морковка да цветная капуста с другой – все стоит одинаково, в соответствии с тем, сколько на кассе будет весить содержимое вашей тарелки. Если гнаться непременно за выгодой, то получается, что надо набирать сплошь дорогие продукты и ничего больше. Но лучше, конечно, просто душевно пообедать, гармонично заполнив тарелку всем, что вашей душеньке угодно. Вам понравится, особенно если учесть, что на покупку этих продуктов в супермаркете вы потратили бы примерно столько же. А тут тебе самому ни готовить, ни посуду мыть не надо. Знай набирай на поднос, плати смешные деньги – и получай удовольствие.

Но что меня лично особенно удивляет – так это то, что самые элементарные продукты здесь гораздо вкуснее, чем те, к которым я привык в Англии, да и в прежней российской своей жизни. Например, морковь. Или вареная стручковая фасоль – не понимаю, в чем дело, как они ее тут так варят, что она становится чуть ли не деликатесом. И самая простая картошка – просто отварная, почему она-то в разы вкусней? Но особенно хорош вариант – картошка в мундире. (По-португальски: batatas com cascas.) Маленькие молодые упругие картошечки, точно в меру запеченные в соли… Мне иногда хотелось набрать их полную тарелку, ничего больше и не нужно, кажется, для гастрономического счастья… И апофеоз – Rodelas de Batata com ervas – тончайшие картофельные листики с травками и поджаристой корочкой… не забыть никогда! Наверно, половина объяснения в том, что оливковое масло, в котором все здесь жарится и тушится, в десять раз вкуснее, чем в Британии, даже пахнет оно совершенно по-другому.

Между разными Au kilo есть достаточно большие отличия. В старейшем на острове, самом маленьком из ныне существующих, уютнее, чем в остальных, где в рабочие дни в обеденное время имеет место общепитовский «час пик». Здесь же людей меньше, всегда найдется свободный столик. Почти каждый день есть в «репертуаре» роскошные королевские креветки, мы с женой даже и прозвали заведение по имени этого морепродукта. Поедем в «креветки»? А поедем! На Эстрада Монументал, за Лидо, продолжить движение и по правую сторону – небольшой супермаркет «Пингу досе», а при нем – тот самый «ау килу»… Еще одно тамошнее фирменное блюдо – отменный молочный поросенок, которого мне очень хвалили любители этого жанра. В целом выбор, конечно, поскромнее, чем у коллег в «Дольче вита», «Форуме» и торговом центре «Анадиа». Но зато всегда есть разливное красное вино (белое – только в бутылочках) и потрясающая «сангрия» (тоже в разлив) – оказывается, и этот традиционный испанский «крюшон» у португальцев получается почему-то лучше, чем в оригинале.

Ну а жена клянется и божится соками компании «Компал», особенно из маракуйи (по-португальски – «маракуж», с ударением, падающим на последний слог). В редкие дни, когда маракуйи не находится, есть еще один удивительный напиток – смесь апельсинового, морковного и сока манго. Но зато в маленьком «ау килу» не выжимают апельсинового «фреша», а в больших, правда, в отдельном кофейном «буфете» – непременно. И цены опять-таки смешные – восемьдесят девять центов за маленький и евро двадцать за большой стакан…

Бывают названия блюд в «ау килу» и совсем экзотические – Rigatoni alla Putanesca, например. Или – Bacalhau Espiritual (высокодуховная треска – смешно, не правда ли?). Но я заметил: чем замысловатее название, тем проще, если не примитивнее, еда. Ничего в этих двух блюдах нет плохого, но и особо замечательного – тоже. Макароны в помидорном соусе все равно останутся лишь макаронами, даже если наречь их столь вызывающе, и ничего нет в них путанского. А тушеная треска останется просто треской, никакой высокой духовности и ничего спиритического в ней не появится, как ее ни назови. Но может быть, просто у шеф-повара чувство юмора такое, а мы тут разводим, понимаешь, тоску, вместо того чтобы похихикать.

Тут, я думаю, самое место поговорить об этом странном феномене мадерьянской кухни – о соленой треске. Это такое заметное явление, что для его обозначения даже в русскую гастрономическую терминологию вошло португальское слово – бакальяу (bacalhau). На континенте, как выясняется, это тоже распространенный продукт, но все же ему там далеко до культового статуса, который он имеет здесь, на острове. В окнах продовольственных лавок часто висит тресковая расплющенная тушка, прямо с гордостью какой-то ее вывешивают! И раскупают вовсю. Продавцы отпиливают кусок пилой и взвешивают. И кстати, не дешевле многих других, сильно уважаемых рыб.

Что за странность – ведь это рыбный край, каких поискать. Местные рыбаки каждый день вылавливают в окружающих водах и Эшпаду, и дораду, и robalo (он же сибас), и даже черне, о чем многие другие страны могут только мечтать… Так нет – главная рыба для мадерьянцев – это, видите ли, закупленная в Норвегии засоленная треска…

Вот сегодня был достаточно типичный день, за обедом в «ау килу» я взял себе в тарелку немного запеченной в томатно-луковом соусе пешкады, фаршированной креветками, и еще кусочек лазаньи с тунцом – тончайшая штука, скажу вам, оторваться трудно. Но на наших глазах другое блюдо, самое популярное, кончилось. Народ огорчился, но терпеливо ждал. И не напрасно, через несколько минут принесли из кухни новый поднос. А на нем – тушеная соленая треска, та самая, вожделенная, с капустой и еще какими-то овощами. Я как-то из любопытства пробовал что-то подобное. Есть можно… но не нужно… А народ уписывает за обе щеки. Вот и сегодня – потрясающая пешкада и тунцовая запеканка побоку, а люди выстраиваются в очередь за треской. Но вот как раз эту рыбу в Британии делают гораздо вкуснее! По той простой причине, что она там свежая, а не соленая. А здесь ее, конечно, вымачивают перед готовкой и все такое, но все равно, соль, как нам кажется, отбивает всякий вкус. Но то ли с детства они к ней привыкли, то ли действительно вкусовые рецепторы у мадерьянцев особые, но факт налицо: национальное помешательство на чужой, норвежской, привозимой из тридевятой земли рыбе. Возможно, дело историческое: когда-то это был очень дешевый привозной продукт, спасавший жителей острова от голода в трудные годы. Может быть, и так, но ведь это когда было… Или, действительно, вошло в генетический код как-то? Немадерьянца, который разделял бы местные восторги по поводу соленой трески, я долго не встречал, но недавно все-таки встретил: таким человеком оказалась украинка Лена, сама работающая поваром в одном из фуншальских ресторанов. Правда, у Лены бойфренд – мадерьянец.

Бывало, что мы не брезговали и жареными сочными цыплятами, теми самыми, которые почти табака. Они тоже – большой хит среди местной публики победнее. Жарят таких цыплят в сплющенном, плоском виде на стальных вертелах в мощной печи. На них кризиса ради поддерживают искусственно низкие цены. Это очень социально ориентированный продукт, благодаря нему местные трудящиеся не голодают и получают достаточно питательных веществ (всего четыре с полтиной евро за килограм). Поэтому этих цыплят довольно быстро расхватывают, их берут на обед, но особенно часто – домой, это популярнейший тейк-эуэй: если выстраивается очередь за каким-то блюдом, то, если это не соленая треска, то почти наверняка жареная курятина.

Есть ли вещи, которые мне активно не нравятся в мадерьянской кухне? Есть! Orelhas de porco – поросячьи уши. Они частенько входят в меню шведского стола, я попробовал один раз – в первый и в последний! Жуешь какие-то безвкусные хрящики, с трудом их проглатываешь и думаешь: «Зачем я это ем?» Однако же хватает любителей и этого блюда. И добро бы продавалось оно за особую цену, как жареная курятина. Так нет, стоит ровно столько же, сколько и королевские креветки, Эшпада или перка (perca – морской окунь).

В общем, кому дорог поп, кому попадья, а кому поросячьи уши.

Но все-таки больше всего португальцы любят хорошее мясо. И пьют с ним, как правило, красное столовое вино. Свой же самый знаменитый продукт – мадеру – употребляют нечасто. И уж точно – не за обедом. Это, говорят они, для туристов, для иностранцев.

Глава 14. Британцы-мадерьянцы

На прием к генеральному директору «Madeira Wine Company» (MWC) Крису Блэнди я пробился без всякого блата. Рассказал на ресепшен, что пишу книгу для русского читателя. Мне попытались навязать интервью с пиарщиками, я отказался. Сказал: с уважением отношусь к этой профессии, но в данном случае они не годятся. И через день получил имейл, что Крис согласен со мной встретиться. Что было даже удивительно: я уже слышал от осведомленных людей, что российский рынок не входит в число стратегических приоритетов компании.

Мадейра – большая деревня, к тому моменту у меня уже было с Крисом Блэнди множество общих знакомых. Почти все они реагировали на его имя так: «О, да, это будет интересно. Но…» «Что – но?» «Увидишь сам», – говорили они. И я увидел: уже через пару минут стало понятно, что они имели в виду. Во-первых, Крис неприлично молод для главы крупной компании, ему 35 лет, но на вид – еще меньше. Во-вторых, сразу видно, что человек он жесткий, уже привыкший повелевать, но без крика и напора, стиль общения предельно корректный, вежливый, но суховатый. Скажем так: не португальский. Чуть-чуть напрягает.

Внешне он похож на германского или шведского аристократа. Высокий, стройный, холеный, очень уверенный в себе, но все время себя сдерживающий, контролирующий. Видно, заботится о том, чтобы его не считали высокомерным. (Но многие все равно считают.) Очень быстро думает и говорит быстро, при этом четко, выговаривает слова с безупречным, так называемым «оксфордским» произношением. (Иногда это еще называют «королевским английским».) Сразу виден выпускник английской частной школы-интерната, в которых столетиями ковалась элита Британской империи.

Давно нет империи, но некоторые ее форпосты остались. Правда, официально Мадейра никогда британской колонией не числилась. Но был момент, когда она чуть было ею не стала. В 1662 году португальская принцесса Катарина Браганская выходила замуж за английского короля Карла II. Это был чрезвычайно важный для Португалии династический союз, призванный закрепить альянс двух морских держав в их противостоянии Испанской экспансии. В приданое принцессе давали Бомбей и Танжер, но в Лиссабоне опасались, что английский парламент сочтет это недостаточным. Было принято секретное решение добавить в крайнем случае к нему еще и Мадейру. Но как-то уж так сложилось, что такая добавка не потребовалась: в конце концов, укрепление союза с Португалией было важно и для Лондона – по всяким стратегическим соображениям. В результате Катарина сыграла большую роль в британской истории, оказала серьезное влияние не только на международные отношения, но и на традиции двора. Любвеобильный король по-своему любил жену, но не мог удержаться от многочисленных романов на стороне. Детей у нее не было, а вот свободного времени было много, и она его использовала, чтобы просвещать английскую аристократию, приобщать ее к новейшим веяниям. Например, приучила ее пить чай и есть мармелад. Парадокс, конечно, в том, что с тех пор португальцы к чаю остыли совершенно. Пьют теперь все больше кофе, а о чае вспоминают тогда, когда простуживаются. (Если в кафе кто-то в очереди перед вами заказывает чай, лучше отвернитесь на всякий случай, чтобы не заразиться.) Мармелад тоже больше почти не употребляют, хотя в деревнях бабушки делают нечто похожее из груш, предпочитая ему свои великолепные джемы и варенья. (О, незабываемая Doce de Cereja, вишневое варенье, чемпион жанра!) Зато Британию сделали главными потребителями и того и другого на века.

Во времена наполеоновских войн Мадейра находилась под так называемой «дружественной оккупацией» британских войск. Правда, дружественной она стала не сразу. Поначалу высадившиеся на острове войска под командованием генерала Бересфорда вели себя как завоеватели и потребовали от португальского губернатора капитуляции и передачи военным всей полноты власти.

В том, что так случилось, была виновата… Россия. Британия так резко среагировала на Тильзитский договор Парижа и Петербурга, воспринятый Лондоном как антибританский сговор. И как все же иногда повторяется история! Как и у советско-германского пакта 39-го года, у этого договора были секретные приложения. Александр I согласился поддержать завоевателя, получив за это свободу действий в Финляндии, которую Россия смогла отторгнуть от Швеции и аннексировать. А наполеоновская Франция получила российскую поддержку в организации блокады Британии и в том числе захвате ее флота в европейских портах. Использовав Россию, Наполеон ее потом обманет и нападет на нее, точно так же как Гитлер поступит затем со Сталиным. Но в момент подписания Тильзитского договора Александру казалось, что он такой ценой не только купил мир для своей страны и родичей, но и создал мощный альянс, перед которым вынуждена будет склониться вся Европа…

Португальский принц-регент как мог потихоньку саботировал выполнение французских требований, хотя формально и вынужден был подчиниться грубой силе. (В конце концов с британской помощью он будет переправлен в Бразилию, и Рио-де-Жанейро станет временной столицей Португальской империи.)

Вскоре британская оккупация Мадейры была переведена на другую правовую основу: был заключен договор, который вернул реальные полномочия гражданским португальским властям. В целом отношения местного населения с этими «друзьями» в чужой военной форме были взаимно уважительными и действительно скорее дружелюбными, но не безоблачными, возникали и конфликты. Народная память сохранила неприятный эпизод: за какую-то провинность британский солдат был приговорен к смертной казни через повешенье. Для острова это было совершенно чрезвычайное событие, и местное общественное мнение считало, что оккупанты не должны лишать человека жизни на чужой территории без решения португальского суда.

Отношение к смертной казни и на острове, и в континентальной Португалии издавна было отрицательным, считалось, что она несовместима с христианской верой. Относились к ней как к неизбежному, но все же очевидному злу. Еще в XV веке, в период освоения острова, португальский король предоставил трем своим наместникам – «капитанам» архипелага – высшие судебные полномочия. За одним исключением: смертный приговор не мог быть приведен в исполнение без королевской санкции. Тем самым утверждалось понимание смертной казни как совершенно чрезвычайной меры, к которой можно прибегать только в исключительных случаях. Не случайно Португалия стала первой страной Европы, совсем от казней отказавшейся, – лет на сто раньше всех остальных государств континента. Даже во времена полуфашистской диктатуры Салазара смертные приговоры не выносились. (Правда, главного политического противника диктатора, популярного генерала Дельгаду тайная полиция убила без суда, было и еще несколько подобных случаев.)

Вот почему казнь провинившегося солдата в декабре 1813 года показалась мадерьянцам чем-то отвратительным. Настолько, что в течение длительного времени, проходя мимо форта Penha da Franca, в котором стоял британский гарнизон и в котором совершилась казнь, жители острова демонстративно отворачивались.

Были и другие конфликты и взаимные обиды. Вот и Крис Блэнди говорит о сложных отношениях британских семей с мадерьянскими властями. От других местных британцев я слышал, что Альберту Жоао Жардим, находящийся у власти на острове уже тридцать семь лет подряд, был изначально предубежден против выходцев из Альбиона и их потомков. «Да собственно, он и сейчас этих предубеждений не преодолел, нам с ним очень сложно», – говорят они. Считается, что если бы Лиссабон не сдерживал местного властителя, он бы поступил с британскими семьями еще круче, с корнем вырвал бы из мадерьянской почвы эти «английские сорняки» (такое выражение ему приписывают).

При этом неприкрытая враждебность правителя входит в странное противоречие и с традициями, и с духом британо-португальских союзных отношений, да и дружелюбием мадерьянцев. Живущие здесь многочисленные британские пенсионеры – важный контингент местного населения, вносящий ощутимый вклад в бюджет автономии. И кстати, ни разу не слышал я от них жалоб на отношение к ним мадерьянцев, наоборот, как правило, там царят взаимная любовь и согласие. Не говоря уже о туристах. Каждый божий день летают самолеты между аэропортом Мадейры и британскими городами: Лондоном, Манчестером, Ливерпулем, Глазго. В сезон же добавляются еще и чартеры.

При всем при этом Крис Блэнди и другие известные мне представители старых английских семей признают, что в первые годы своего правления Жардим сделал очень много для развития острова, для его экономики, инфрастуктуры, транспортных сетей, коммунальных служб. В значительной степени благодаря ему улицы Фуншала столь чисты, что Лондон и Париж могут только завидовать, а сеть потрясающих автодорог опоясала весь остров (эх, России бы такие!), автобусы дешевы и доступны и домчат вас в любой конец. Да еще и ходят по расписанию!

Но всякая власть развращает, а долгая власть развращает очень сильно…