Дожить до рассвета Малышев Андрей
Колдунья испуганно моргнула, боязливо озираясь по сторонам. Странный дед, словно из-под земли появился за ее спиной. Нахмурив лоб, Морока попыталась вспомнить какое-нибудь охранное заклятье, отводящее взгляды и беды стороной. На ум так ничего не пришло, словно и не ворожила она никогда в своей жизни.
— Не бойся, я тебя не обижу. А ты забывай, милая, чему тебя Морана научила. Ни к чему оно тебе отныне.
— Кто ты? — прошептала дрожащая колдунья, испуганно отводя взор от его пристальных голубых глаз. — Ты… Велес?
Старик расхохотался, продолжая неторопливо очищать деревья от сушняка.
— Бог с тобой, милая. — Он добродушно улыбнулся ей, давая время осознать услышанное. — Дети мои нынче заняты.
Морока охнула, всем своим колдовским нутром понимая истинность его слов. Рухнув на колени, колдунья склонилась в поклоне, принявшись причитать:
— Прости, Отец! Прости душу мою грешную…
Старик нетерпеливо взмахнул рукой, прерывая ее тираду на полуслове.
— Не люблю пустой болтовни! — Брови его грозно сошлись на челе, и голубые глаза сверкнули гневным взором. — Ты меня на слезу не бери! Забыла, с кем разговариваешь?!!
Морока задрожала, словно лист на ветру, склонившись в поклоне у его ног. Его громоподобный голос вызывал в ней страх и сожаление. Страх перед праведным судом, которого никому не избежать. Сожаление о собственных ошибках, исковеркавших ее жизнь.
Белобог грустно вздохнул, сменяя гнев на милость.
— Не пришел еще час твоего суда. Потому не спеши хоронить себя заживо. — Старец склонился над ней, бережно поднимая с колен. — Ну, вдоволь наплакалась? А теперь ступай, дочка. Ступай и найди себя в этом мире. Столько лет людей морочила, истину от них скрывая. И что? Был ли в том толк?
Морока покачала головой, рыдая, словно дите малое. Схватив старца за руку, она прижалась щекой к его ладони.
— Виновата я перед тобой, Отец. Ведь ведала, что творила. Только не желала я ни силы, ни власти над другими людьми. Боялась обиженной быть. Ворожба она ведь и защитить может, и укорот дать обидчику. — Колдунья поднесла руки к груди, почувствовав неимоверное облегчение. — Ох! Сказала правду — и на душе легче стало. А теперь и помирать не страшно.
Белобог впервые улыбнулся, чувствуя искренность ее слов.
— Рано тебе помирать, дочь моя. Пришел час твоего искупления. Благо, крови людской на твоих руках нет. Ты на людей морок наводила, а демоны тебя морочили. Но отныне все! — Он взмахнул рукой, указывая на тропу: — Ступай к камню, который крови твоей вкусил. Ты ведь Морока — вот и наведи там морок. Да такой, чтобы люди то место стороной обходили. Это и будет твоя последняя ворожба. Отзовет Морана свой дар, недовольствуя на тебя. Трудной будет твоя дальнейшая жизнь, ибо Тьма не прощает отступников. Потому на солнышко чаще смотри, даст оно тебе облегчение. Ну, ступай, дочка, дорогу осилит идущий.
— Дедушка, еще о них расскажи! — хором заголосила детвора, хватая старика за руки.
Сидя у костра, старик улыбнулся, принявшись ворошить клюкой угли. Глаза его были грустными, длинные седые волосы развевались на ветру.
— Ну, хорошо, — прошептал Чернобог, погрузившись в воспоминания и пристально глядя на огонь. — Одного из них звали Лиходеем. Не потому, что он лихие дела творил, просто талант у него был к колдовству особому. Умел тот ведьмак Лихо Одноглазое призывать. Все знают, что это за божество?
Дети молча закивали головами, зябко ежась на ветру и испуганно озираясь по сторонам. На дворе уже давно наступила ночь, и байки захожего старика-сказителя вызывали у них мурашки по телу.
— Так вот… — Чернобог на миг замолчал, словно прислушиваясь к чьим-то шагам, затем продолжил свой рассказ: — Был тот ведьмак могучим воином. И с мечом управлялся справно и ворожил умело. У горы Ара они вместе с братом Безобразом остановили огромное харийское воинство. В бою братья сражались слаженно и умело, заставив трусливых врагов бежать с поля битвы. Лиходей призвал на помощь Лихо Одноглазое, и сбросило оно на головы харийцев огромный камнепад. И Безобраз был великим воином. От ударов его смертоносного меча тысячи врагов почили в земле…
— И тысячи матерей потом долго оплакивали своих павших сыновей, — раздался чей-то голос, заставив детвору испуганно вскочить со своих мест. Белобог появился из темноты, неторопливо присаживаясь у костра и разглядывая испуганных детишек. — Привет, детвора! Байки слушаете?
Мальчишки удивленно переглянулись. Оба старика были похожи друг на друга как две капли воды. Только у того, который о могучих героях рассказывал, в руках была кривая клюка.
— Здрав будь, брат, — произнес Белобог, весело глядя в печальные глаза Повелителя Тьмы. — Вот и свиделись. Зачем детвору обманываешь небылицами о героях-ведьмаках?
— Ступайте по домам. Ночь на дворе! — прогремел голос Чернобога, вмиг утративший ласковые интонации доброго дедушки. — Длинная ночь…
Белобог лишь неодобрительно покачал головой, видя, как засверкали пятки убегающей детворы:
— Больно ты суров сегодня, брат. Случилось чего?
Чернобог гневно сверкнул глазами и вновь принялся ворошить угли.
— Детей своих оплакиваю, — прошептал он, пристально вглядываясь в пламя костра. — Здесь, на этом самом месте, окончил свой путь Лиходей.
— Знаю. — Белобог печально кивнул головой, всем своим видом показывая сострадание. — А еще Падун и Безобраз. Зачем ты отправил их в Явь, брат мой? Ты ведь знаешь, им не место здесь.
Чернобог лишь отмахнулся от его слов, погрузившись в собственные мысли.
— Тебе не понять меня. Они были хорошими сыновьями. Они любили и боялись своего сурового Отца. Как и подобает верным сынам. А теперь я обязан их наказать!
Белобог понимающе кивнул, видя, как вокруг костра колыхнулись тени испуганных слуг Чернобога. Повелитель Тьмы никогда не путешествует без свиты.
— Понимаю. Ты обязан их наказать, чтобы иным неповадно было. Такова твоя сущность. Ты никому не прощаешь обид, ни мне, ни даже своим собственным детям.
Чернобог с хрустом переломил свою клюку, выбрасывая обломки в костер.
— Зачем ты хотел меня видеть?! — гневно прокричал он, вскакивая на ноги. — Я не желаю радовать тебя своими печалями!!!
— Я никогда не радуюсь горю, — возразил Белобог, грустно покачав головой. — Скажи, брат, почему все это повторяется вновь и вновь? Почему ты продолжаешь беспокоить границы Яви? Вторгаешься в чужие судьбы, разрушаешь то, что не создано тобой. Неужели твое желание досадить мне столь неудержимо?
Чернобог громко расхохотался, подходя к ближайшему деревцу и легко выдергивая молодой побег с корнем. Принявшись безжалостно обдирать с него ветви, он произнес:
— Не льсти себе, светлый брат. Неужели ты и вправду считаешь, что твои творения идеальны? — Взмахнув очищенным от ветвей стволом деревца, Чернобог с грохотом ударил им оземь. Недавно стройное деревце болезненно изогнулось, превратившись в кривую клюку. — Ты же сам видел восхищенные глаза этих мальчишек, слушающих о подвигах моих сыновей. Они воины! Ради славы они будут готовы уничтожить друг друга, забыв о том, что еще вчера они были друзьями!
Белобог устало вздохнул, поднимаясь со своего места. В его глазах была печаль. Каждая их встреча всегда заканчивалась одинаково. Вновь и вновь раздувая в своей душе искру надежды, он шел к брату, и каждый раз тот отвергал его.
— Мне горько слышать твои слова, — произнес Белобог, протягивая к Чернобогу руки, — давай забудем наши распри, брат мой. Позволь мне обнять и вразумить тебя. И быть может, тогда Отец откроет для тебя врата в Вышние Миры. Смирение — великая мудрость. Умерь свою гордыню и тебе будут дарованы знания созидания. Ты сможешь сам создавать миры.
Чернобог расхохотался, словно не замечая протянутой к нему руки:
— Ты так ничего и не понял. Не все рождены быть пахарями и скотоводами. Я никогда не смогу создать что-либо, как это делаешь ты. Я воин! Я карающий меч Отца! Я умею лишь завоевывать, отбирать то, что создано другими! — Чернобог замолчал, вглядываясь в глаза брата. Улыбка покинула его лицо, и он тоскливо добавил, быть может, первый раз в жизни произнеся правдивые слова: — Я твое испытание. Испытание твоей мудрости, любви, силы духа… Ступай, брат, нам более не о чем с тобой говорить. Настала Ночь Сварога, и теперь я вступаю в свои права. Человечество обязано пройти это испытание. До Рассвета доживут лишь лучшие из твоих созданий.
Белобог печально вздохнул, покидая проклятое место гибели Лиходея. Много таких темных пятен осталось на Земле. Зверь такие места стороной обходит, людей, рядом живущих, преследуют неприятности, болезни одолевают. Такова скорбь Чернобога о своих павших сыновьях. Ничто в Яви не проходит бесследно.
— Эй, брат?! — прокричал ему вслед Повелитель Тьмы. — Где посох свой потерял?
Белобог улыбнулся, не оборачиваясь:
— Хочешь сделать из него клюку? Не выйдет, брат. Дуб — крепкое дерево, как сама жизнь, тебе его не согнуть. Я подарил его хорошим людям. Теперь там всегда будут смех и радость, даже если Земля содрогнется от несчастий. А себе я взращу новый посох, крепче прежнего. До встречи, брат мой.
Глава 19
Стоян опустился на колено, зачерпнув ладонью холодную воду Северного моря. Смыв пыль и грязь с обветренного лица, ведьмак поднялся на ноги, воззрившись вдаль. Там, за безграничной водной гладью, был ненавистный ему Асгард. Там была Ледея. Там был его сын. Ведьмак потерял счет дням и месяцам. Однако сердце его подсказывало — близок тот день, когда плач его чада оповестит этому миру о наступлении конца света. Скоро, очень скоро она родит его сына.
— Ну и где этот хаттский ублюдок?! — прорычал за спиной брата Пастух, зорко вглядываясь в морскую гладь. — Как бы не отступился в последний момент…
Словно отвечая на его вопрос, на горизонте появились паруса хаттских кораблей. Стоян усмехнулся, оборачиваясь к Пастуху:
— В кои-то веки ты усомнился во мне, брат? Неужели тот, кто правил великими атлантами, не распознает мысли их жалких потомков? — Ведьмак громко расхохотался, радостно подставляя лицо морскому бризу. Хаттский царь держал свое слово, сотни кораблей были переполнены его воинами. — Сиявуш всего лишь жалкий человек, помыслами которого правит гордыня. Как и его глупые предки, он испил из моих рук отравленное зелье Матери. Теперь его жизнь и моя власть переплелись воедино. Этот глупец желает усадить свой толстый зад на трон Асгарда!
Ведьмаки дружно расхохотались, глядя на приближающиеся корабли. Сиявуш изо всех сил рвался к власти, которой ему никогда не увидеть.
— Ярослав! Готовь войско к погрузке! — прокричал Стоян, не оборачиваясь.
Медведич кивнул, ловко запрыгивая на коня. Его затуманенный взор лишь на мгновение обратился к Асгарду. С каждым днем зов Ледеи слабел, словно она умирала.
Ведьмак обернулся, словно почувствовав его взгляд:
— Она все еще там, Ярослав. Она ждет нас.
…Чернава стояла у окна, задумчиво вглядываясь вдаль. Ее руки ласково гладили огромный живот, словно успокаивая неугомонного ребенка. Девятый месяц беременности был на исходе. Малышу уже было тесно в материнском чреве, и он настойчиво толкался своими крепкими ножками. Молодая женщина улыбнулась, нащупав пальцами его пяточку, и прошептала:
— Потерпи, мой маленький. Еще не время…
В дверь горницы тихо постучали, и на пороге появился Правитель. Маска более не скрывала его лица, и Чернава грустно вздохнула, видя его печаль:
— Враги уже рядом?
Чародей молчаливо кивнул в ответ, утомленно присаживаясь на лавку. Его осунувшееся от усталости лицо более не лучилось сиянием власти и величия. Дни и ночи напролет он и Ратибор готовились к предстоящей осаде Асгарда. Сотни защитных заклятий наложили они на стены города, тысячи оберегов изготовили для своих воинов. Магия истощила силы Правителя — за все в этом мире нужно платить.
— Он скоро появится на свет. Я чувствую это, — прошептала Чернава, не отрывая задумчивого взгляда от морской глади. — Я боюсь.
Правитель вымученно улыбнулся, глядя себе под ноги.
— Раньше мне казалось, что я мудр и всемогущ. — Чародей умолк на мгновение, пытаясь подобрать верные слова. — Последний год меня многому научил. Теперь я понимаю, что не знал ничего о жизни. Ничто не принадлежит нам вечно, ни здоровье, ни умения, ни власть. Некоторые даже с разумом прощаются к старости. Тысячи лет я учил людей, как должно им жить. Я правил великой империей, наставляя на путь целые народы. Когда-то и у меня был Наставник. Он вознаградил мои труды — мне была дарована молодость. Я радовался, вновь обретя ее. Но лишь сейчас, когда наступил судный час, я понял, насколько неоценим его дар. Он сохранил мои силы для того, чтобы я мог сражаться. Сражаться и погибнуть, принимая смерть для того, чтобы жили люди. Я тоже боюсь, девочка. Боюсь, но иного пути не вижу.
Правитель поднялся с лавки, направившись к выходу. Задержавшись у порога, он обернулся, печально улыбнувшись колдунье.
— Все ответы ищи в своем сердце, девочка. Лишь одно могу тебе сказать: родив сына демона, ты должна воспитать его человеком. Ты должна научить его радоваться, смеяться. Его плач и ярость уничтожат этот мир. Ледяное дыхание Нави уже сейчас веет от твоего чрева. Поэтому люби его. Лишь любовь пробудит в нем его человеческую сущность. А теперь мне нужно идти. Их корабли подошли к берегам Дарии.
Чернава молчаливо проводила Правителя взглядом, коснувшись ладонью груди. Там висел ключ, подаренный ей Богиней Карной. Он холодил ее и без того ледяное сердце, напоминая о единственно правильном выборе. Губы Чернавы шевельнулись и негромко прозвучали главные в ее жизни слова:
— Прости, малыш, но ты никогда не увидишь своего отца. Я не отдам тебя ему.
Малюта поднялся на крепостную стену, осторожно выглядывая в бойницу. Огромное войско Чернобога разбило лагерь, выстроившись лунницей у стен Асгарда. Заметив у бойницы любопытного воина, от их воинства отделилась одна из колесниц, по дуге проносясь мимо стены. Стоящий на колеснице лучник быстро спустил тетиву. Медведич ловко увернулся от просвистевшей в пяди от виска стрелы. Вслед удаляющейся колеснице с опозданием полетели стрелы асгардских ратников. Спрятавшись за щитоносца, хаттский лучник лишь расхохотался в ответ.
Сняв шлем, Малюта окинул насмешливым взглядом столпившихся на стене ратников.
— Слава Богам, сами пожаловали! — Глядя в хмурые лица воинов, он поинтересовался: — Чего приуныли, вои, али умер кто? Беда на чужбине голову сложить, а на своей земле и воевать легче!
Спустившись со стены, медведич направился к стоящим в стороне воеводам. Улыбка покинула его лицо, и суровая морщина рассекла чело.
— Чего хмуришься, тысяцкий? — Главный воевода Януш усмехнулся, встретив его наигранным весельем. — Небо вроде ясное.
Малюта кивнул, салютуя воеводам, и, присев на корточки, вынул из-за голенища нож, принявшись чертить на земле.
— Тут ведьмы котлы поставили. Теперь их со спины не обойти. С боков двухколесные телеги выставил. Никогда таких не видел. Тысячи телег. Проносятся вдоль стен, осыпая стрелами бойницы. На телегах по три воина: один конем правит, другой щитом прикрывает, третий из лука стреляет. А для ближнего боя у всех троих мечи имеются. Чудн придумано!
Януш взглянул на Тугдаме, молчаливо спрашивая его мнения. Дружинный воевода лишь вздохнул, поправляя тысяцкого:
— Колесницы это, а не телеги, медведь ты неграмотный. — Тугдаме сокрушенно покачал головой. — Он привел с собой хатти. Сотня тысяч воинов у наших стен. Да еще ведьмы проклятые. Что чародеи-то говорят, воевода Януш?
Януш с улыбкой кивнул в сторону Меру. Летающая ладья Ратибора, раздувая парус, плыла по небосводу на встречу с врагом.
— А вот сигнал к наступлению. Чародеи не болтают попусту, Тугдаме. Они принимают бой вместе с нами! — Януш отвел взор от пристального взгляда Тугдаме. Он единственный среди людей знал правду. Уры покинули Землю. Лишь Правитель и Ратибор остались для решающей битвы. — Не время думы горькие думать, Тугдаме! По коням!
Дружинный воевода быстро натянул шлем и ободряюще хлопнул Януша по плечу:
— Не печалься, воевода! — Тугдаме обернулся к Малюте: — Давай, тысяцкий! Тебе первому песню заводить!
Медведич сурово кивнул и бросился к своему коню. Запрыгнув на Гнедыша, он оглянулся на многочисленную Сварожью Дружину, приготовившуюся к атаке. Воины надели шлемы, с надеждой обращая свои взоры к небесам. Знойное солнце грело их доспехи, словно пытаясь изгнать из воинов холод страха перед предстоящим сражением.
Подъехавший к Дружине Тугдаме выхватил из ножен меч, громко выкрикивая:
— Да пребудет с нами Перун! Слава Роду — Творцу, Богу единому и многоликому!
— Слава!!!
Тысячи клинков сверкнули на солнце, салютуя всевидящему оку Бога. Малюта гордым взором окинул воинов своей тысячи. Именно они в этой битве пойдут во главе войска. Долгие месяцы утомительных тренировочных боев. Семь потов каждый день сгонял тысяцкий со своих воинов, чтобы заслужить право встать в битве по правую сторону от Тугдаме. И сегодня, когда Дружина полетит птицей, его воины станут ее разящим стальным клювом. Лишь самые сильные дружинники достойны стоять в голове.
— Открыть врата! — прокричал Тугдаме, мимолетно покосившись на Малюту. — Не зарывайся в сечу, медведич! Больно горяч ты в бою. И главное помни, лишь твоя тысяча в центр ударит. Не ждут они от нас удара по флангам, никогда Дружина так бой не вела. Всегда в центр разили, грудь на грудь брали. Но, как говорится, с волками жить — по-волчьи выть. Не будет им сегодня честного боя! Помни, медведич, твое дело отвлечь — и бегом назад, пока силки за спиной не затянулись. Усек, косолапый?
Медведич кивнул, сверкнув зубами в недоброй улыбке, и подмигнул Тугдаме:
— Понял, воевода. — Тысяцкий обернулся к своим воинам: — А кто из нас Костлявой в зенки не заглядывал?! Да неужто устоит старая перед добрым молодцем?!!
Воины поддержали шутку тысяцкого дружным хохотом. Тяжелые ворота Асгарда распахнулись, выпуская Сварожью Дружину на поле брани. Ратники сгрудились у бойниц, сверкнув стальными остриями стрел. Луки их изогнулись, изготовившись к первому залпу.
Ладья Ура быстро приближалась к полю битвы. Стоящий на носу корабля Ратибор грозно хмурил брови, сжимая в руке верное стальное копье. Его седые волосы развевались на ветру, губы непрестанно шептали заклятья, готовясь к смертельной битве. Обернувшись к сидящим вдоль бортов волхвам, Ур отдал команду, силясь перекричать стонущий ветер:
— Мечи на изготовку! — Взгляд наставника внимательно пробежался по лицам учеников, запоминая их навсегда. Быть может, сегодня, отстаивая Асгард, эти воины примут смерть. Ур вздохнул, поднося ладонь к груди, где впервые в жизни так безумно забилось его сердце. — Помните, дети мои, настоящий воин желает принять смерть так же сильно, как его враг борется за жизнь!
Один из волхвов усмехнулся, поднявшись с лавки. Стягивая через голову рубаху и сбрасывая портки, он прокричал товарищам:
— Эх, семи смертям не бывать — а одной не миновать! — Оставшись голым, воин взял в руки меч. — Принимай, Земля-матушка, в чем мать родила!
Один за другим волхвы принялись раздеваться, следуя примеру товарища. Ратибор сжал зубы, разглядывая их мускулистые тела. Безумие, с которым эти воины гоовились к битве, пугало. А все разумное в этом мире бежит прочь, когда безумие встает на его пути.
— Да поможет нам Перун-Громовержец! — прокричал Ратибор, возвращаясь на нос корабля.
Прохаживаясь вдоль ведьминых котлов, Стоян косо поглядывал на крепостные стены, размышляя о предстоящем штурме. Стены Асгарда были мощны и неприступны для таранов. Единственным слабым местом были ворота. Асгардцы знали это, и потому именно над ними защитники поставили десятки котлов, приготовившись обрушить на захватчиков потоки кипящей смолы. Стоян был мудрым воителем, он понимал, какие потери понесет его воинство при штурме ворот. Потому корабли хатти привезли с собой много древесины и бечевы, и теперь его воины вязали лестницы, готовясь к штурму стен. Он удивит Уров, направив свою атаку туда, где его никто не ждет.
Рамунос возлегал на носилках, окруженный множеством заботливых слуг. Громко чавкая, хаттский царь ел виноград, подставляя свои измазанные соком уста заботливым рукам наложниц. Недовольно поглядывая в сторону Асгарда, Рамунос капризно произнес, обращаясь к ведьмаку:
— Брат мой Стоян. Не пора ли нам начать битву? — Царь огляделся по сторонам, восхищаясь их огромной армией, осадившей столицу Дарии. — Не понимаю, почему они все еще не открыли перед нами ворота? Им не устоять против моей армии.
Стоян обернулся, впившись в Рамуноса убийственным взглядом.
— Нашей армии, — поежившись, поправил себя Рамунос. Еще через мгновение он добавил: — Твоей армии, брат мой.
Стоян молча отвернулся, отправившись к ведьмам. Этот хаттский боров, никогда в жизни не державший в руке клинка, начинал его раздражать. Подойдя к ведьминым котлам, Стоян скривился, принюхавшись:
— Это чем так воняет? Словно падалью какой-то!
Бобура расхохоталась, отстраняясь от своего котла, и кивнула в сторону подруг:
— Это ты Трясею спроси. С утра над котлом ворожит, гадость всякую варит.
Ведьмак направился к котлу Трясеи, брезгливо прикрывая нос ладонью:
— Ты чего, девка, совсем белены объелась?! Рядом ведь стоять невыносимо! Что ты там варишь?
Трясея поежилась, покосившись на ведьмака испуганным взглядом. Быстро прикрыв котел крышкой, она ответила:
— Лихорадку наворожила. Поди, за один день битва не закончится. — Ведьма грустно склонила голову, тихо добавив: — Не люблю я хвори ворожить. Дурно мне после этого. Да что поделаешь?
Вновь сняв с котла крышку, она склонилась над своим вонючим варевом. Стоян выругался, отходя в сторонку и прислушиваясь к ее шепоту.
— Как откроет ноченька очи, как заглянут глазоньки лун в души ваши, да скует вас дрожь лютая, да нальются кровушкой очи не спавшие! — Ведьма схватила пучки трав, принявшись их бросать в котел, приговаривая: — Плакун-трава горемычная, корень папороти черной, останки плоти смердящие, прольются слезы рекой горной. Кипеть вашей кровушке во тьме, как вареву в моем котле! Ключ, замок.
Ведьма перевернула котел, выливая его содержимое в пламя костра. С возмущенным шипением вонючий столб пара устремился ввысь, собираясь под небесами в небольшое серое облачко. Трясея сурово пригрозила облаку пальцем и взмахнула рукой, указывая направление:
— Ступай порча, куда велено!
Стоян усмехнулся, видя, как облачко неторопливо устремилось в сторону города, прячась среди белых облаков.
Вдруг ворота Асгарда распахнулись, выпуская на поле боя Сварожью Дружину. Ведьмак нахмурился, взглянув на появившуюся в небесах ладью Ратибора. Белые пушистые облака вмиг потемнели, стягиваясь к полю битвы грозовыми тучами.
— Ярослав! Ратникам поднять щиты, ряды сомкнуть. Копейщиков выставить в первый ряд. Держать центр! — Стоян призвал на помощь весь свой опыт воителя, пытаясь понять происходящее. — Пугать нас удумали? Ну, что ж, в своей конуре и собака хозяин. Крам! — Огромный хаттский воин, начальник стражи Рамуноса, испуганно дернулся, взглянув на ведьмака. — Поручаю тебе левый фланг. Колесницы изготовить к бою. Когда Дружина пойдет в атаку — ударишь с фланга.
Неуверенно кивнув, Крам бросился исполнять приказание. Ведьмак обернулся, отыскал взглядом Пастуха.
— Пастух! Твой правый фланг.
Старый ведьмак запрыгнул на коня и устремился к правому флангу, готовиться к битве. Вандал нахмурился, недовольно глядя вслед Стояну. Снова брат унижал его, оставляя в тени своей славы.
— Брат мой Стоян! — раздался с носилок возмущенный голос Рамуноса, приподнявшегося на локте. — Я сам буду командовать своими воинами. Немедленно верните Крама! Я сам отдам ему приказ.
Стоян злобно ощерился, обернувшись к Вандалу:
— Мне надоело хрюканье этого борова! Заткни его, брат!
Вандал радостно кивнул, быстро направившись к носилкам хаттского царя. Рамунос удивленно взглянул на приближающегося к нему воина. Взгляд царя медленно скользнул по его руке, испуганно задержавшись на длинных крючковатых медвежьих когтях.
— Что с твоей рукой, воин?
Вандал ухмыльнулся в ответ, стремительно бросившись к носилкам, и, словно коршун с небес, обрушился на свою добычу. Вопли испуганных слуг слились с криками боли Рамуноса, чью плоть принялись безжалостно рвать медвежьи когти Вандала.
— Заткни его, брат! — вновь прорычал Стоян, недовольно покосившись через плечо.
Вандал взмахнул лапой, одним ударом вспарывая горло Рамуноса и прекращая его страдания. Окровавленная гроздь винограда упала наземь. Глаза хаттского царя вопросительно воззрились в небеса, словно осуждая их за несправедливость.
Стоян отвернулся от носилок, безразлично пожав плечами:
— Я ведь обещал тебе бессмертие, Рамунос. — Ведьмак расхохотался, поднимая глаза к небесам, и прокричал, обращаясь к улетающей ввысь душе: — Теперь ты бессмертен!
— Становись! — скомандовал Тугдаме, поднимая ввысь правую руку.
Словно эхо, зазвучали голоса тысяцких и сотников, передающих команду воеводы. Храп лошадей, лязг доспехов и ругань воинов, занимающих положенные им места, слились в единый поток. Малюта нетерпеливо гарцевал на Гнедыше, наблюдая, как медленно Дружина выстраивается птицей, расправляя свои огромные крылья. Разглядывая стан врага, где суетливо сновали воины, готовясь к битве, медведич улыбнулся.
— Ты прав, воевода, в центре они удара ждут. В пять рядов копейщиков выставили. — Тысяцкий нетерпеливо поднял коня на дыбы, простонав: — Командуй, Тугдаме, не томи!
Воевода нахмурился, пригрозив ему кулаком, и взглянул на летящую в небесах ладью. Корабль Ратибора уже миновал Дружину, устремившись к вражьему стану.
— Ждем, — проронил Тугдаме, наблюдая за грациозным полетом чудо-ладьи. — Ратибор первым битву начать должен. Ждем! — Вынув клинок из ножен, воевода поднял его вверх. Двадцать тысяч клинков как один с лязгом покинули ножны, сверкнув на солнце. — Ждем!!! — Голос Тугдаме сорвался на крик. Глаза его неотрывно наблюдали за кораблем, зависшим над вражеским станом. И вот в небесах грянул первый гром, и с ладьи Ратибора ударили десятки ослепительных молний, испепеляя воинов Чернобога. — За мной! Ура-а-а!!!
Испуганно заржав, кони сорвались с места, быстро переходя в галоп. Пригнувшись к гриве Гнедыша, Малюта зачарованно смотрел вперед. В небесах сверкнула ослепительная молния, ударяя в корабль Ура. В тот же миг волшебное копье Ратибора с оглушительным треском извергло из себя десятки молний, выжигая врагов. В небесах вновь раздался раскатистый гром, холодный ливень обрушился на землю. Малюта нервно ухмыльнулся, крепче сжимая рукоять меча.
— Воевода, небеса оплакивают наших врагов!
— Удачи, медведич! — прокричал Тугдаме, сворачивая к левому флангу и уводя за собой Сварожью Дружину. — Не поминай лихом!
Конная лавина распалась, и лишь голова «птицы» устремилась к центру, отвлекая на себя основной удар. В одно мгновение лица врагов стали четкими, и Гнедыш на всем скаку врезался во вражеский строй. Защищенная доспехом грудь жеребца безжалостно ломала острые копья врагов. Взмахнув клинком, Малюта нанес первый удар, громко закричав в призыве:
— Ярослав! Яросла-а-ав!!!
Сидя на коне в центре войска, Ярослав дернулся, словно его ужалила пчела. Взгляд медведича блуждал по лицам накативших волной дружинников, пытаясь отыскать того, кто вызывал его на поединок.
— Яросла-а-ав!!!
Рука молодого медведича потянулась к клинку, уверенно выхватывая его из ножен. Дернув повод, Ярослав направил коня к месту сражения. Голос воина призывал его. Брат явился, чтобы завершить их поединок.
Корабль чародея завис над полем битвы, опустившись ниже и продолжая извергать смертоносные молнии. Вдруг, перепрыгивая через борта ладьи, вниз посыпались обнаженные воины. Обрушившись на головы врагов, вооруженные одними лишь мечами, они с яростными криками вступили в бой. Забирая десятками жизни врагов, волхвы уверенно прорубались сквозь вражеский строй, направляясь к ведьминым котлам. Воины Чернобога падали к их ногам, сраженные молниями волховских клинков. Мечи врагов, словно по волшебству, избегали их обнаженных тел.
Смахнув с лица потоки дождя, Стоян с ненавистью взглянул на грозовые тучи. Молния непрестанно разила в корабль Ратибора, даруя чародею силу громовержца.
— Бобура, разгони эти проклятые тучи, пока он не зажарил нас, как свиней!
Полногрудая ведьма бросилась к костру, принявшись неистово ворожить на погоду. Играя желваками скул, ведьмак наблюдал за ходом сражения. Его многократно превосходящее по численности воинство медленно, но уверенно терпело поражение. Совершив непредвиденный маневр, Сварожья Дружина разделилась, ударив по правому флангу его армии. Не успевшие развернуться колесницы хатти переворачивались, образовав завалы. В самом центре схватки то и дело взвивались в воздух черные кольца колдовского кнута Пастуха. Пытаясь спасти положение, ведьмак разил им направо и налево, рассекая пополам воинов и коней.
Левый фланг армии Стояна наконец-то развернул колесницы, выстроившись в боевом порядке. С грохотом они устремились к центру сражения, где рубилась лишь тысяча воинов Дружины.
Стоян взревел в бешенстве, проклиная тупость Крама, беспрекословно исполняющего данный ему приказ:
— Болван! Тупой хаттский ублюдок!!!
Ведьмак окинул взглядом небосвод. Тучи медленно расползались, разгоняемые умелой ворожбой Бобуры. Копье чародея все реже разило молниями, утратив небесную силу. Стоян взглянул на поле битвы, отыскивая взглядом волхвов. Голые, грязные и окровавленные, они умело рубились, пробиваясь к дымящим котлам.
— Недоля! — Ведьмак обернулся, отыскивая взглядом седовласую колдунью, навеки утратившую молодость и красоту. — Убей их!
Сидящая у шатра старуха тоскливо взглянула на своего беспощадного повелителя. Словно замученная избитая собака, боящаяся ослушаться хозяина, она поднялась на ноги. Ее дрожащие морщинистые руки потянулись вперед, погружаясь в Великую Пустоту в поиске сверкающих нитей жизни сражающихся волхвов. Схватив одну из нитей, колдунья взмахнула рукой, рассекая ее невидимым колдовским клинком. Один из волхвов вскрикнул от боли, пронзенный случайным ударом клинка. Меч выпал из его ослабевшей руки, и ликующие враги набросились на него, словно псы на раненого медведя.
Застонав от жгучей боли в груди, Недоля заплакала, потянулась за следующей нитью:
— Стоян, эта ворожба убьет меня! Отпусти меня, Стоянушка? Я же страдаю вместе с ними! — Колдунья вскрикнула от боли, рассекая нить второго волхва. — Пощади, не по силам они мне…
Ведьмак лишь оскалился, не отрывая взгляд от поля битвы. Один за другим волхвы гибли, теряясь под грудами навалившихся врагов.
— У тебя нет иной судьбы, Недоля, — процедил сквозь зубы ведьмак. Устремив взгляд на корабль Ратибора, он прокричал: — Иди же ко мне, Ур! Твои верные псы не справились!
Стоящий на носу ладьи Ратибор сплетал заклятья, пытаясь вновь собрать тучи над головой. Противостоящая ему ведьма была сильна в ворожбе, но ее силы почти иссякли.
— Дава-а-й! Сдава-а-й! — Рычал Ратибор, метнув на поле битвы заклятье поиска. — Ну же! Ты ведь баба, куда тебе с мужиком тягаться?!
Наконец, нащупав источник ворожбы, Ратибор узрел перед собой разгоряченное лицо Бобуры. Натужно дуя над котлом, она стонала от напряжения, нашептывая заклятья.
— Попалась, ведьма! — Ратибор ликовал, потянувшись к ней рукой и сжав пальцы, словно стальные когти. — Говорил ведь — отступись!!!
Охнув, Бобура схватилась за грудь, чувствуя, как замирает сердце, сжатое смертельной хваткой чародея. Глаза ведьмы закатились, и она рухнула замертво, опрокидывая свой котел. Огонь костра возмущенно зашипел и погас, залитый водой. Погас, чтобы больше никогда не гореть под колдовским варевом Бобуры.
Ратибор облегченно вздохнул, наконец-то возвращаясь сознанием к битве. Глаза его распахнулись от горя и ужаса. Волхвы гибли один за другим, словно слепые котята, подставляясь под вражеские мечи.
— Что же с вами, дети мои?! — Чародей устремил свое сознание к оборванным нитям их угасающих судеб. Безошибочно отыскав взглядом убийцу, Ур закричал в горе: — Да будь ты проклята, рабыня Мары!
Яростно взвыв, Ратибор метнул свое копье, устремившееся к горестно рыдающей старухе. Преодолев сотни шагов, копье чародея пронзило ей грудь. Рухнув наземь, Недоля лишь улыбнулась, благодарно прошептав:
— Теперь свободна…
Обезумевший от горя Ратибор взмахнул рукой, отменяя заклятье полета. Его корабль стремительно понесся к земле, обрушиваясь на головы врагов. Выхватив из ножен меч, старый мастер прыгнул за борт ладьи.
Правитель сел в капитанское кресло, от которого уцелел лишь металлический каркас. Оснастка корабля истлела от времени, превратившись в пыль и труху. Две тысячи лет капитан не садился за штурвал «Ковчега», с того самого дня, как их экипаж прибыл на Землю.
«Ковчег» был кораблем класса «Наблюдатель», он не был предназначен для межгалактических прыжков. Программа освоения миров, проводимая Урами в иных галактиках, не предусматривала возвращения экипажей. «Ковчег» не нес на своем борту вооружения, миссия Урая была мирной. Он мог выйти на орбиту планеты, спасая экипаж от природных катаклизмов. Мог стать неприступной крепостью, мог перемещаться в атмосфере планет, изучая флору и фауну.
Высадившись на Землю, Уры исполнили первый приказ Наставника: «Ковчег» никогда не взлетит в небеса до завершения миссии. Такова была воля Богов, Высших Созданий, наделивших их правами и обязанностями планетарных учителей. Человечество обязано пройти все этапы развития, от зерна до колоса, от колеса до телеги, от левитирующей ладьи до космического корабля. Наука. Магия. Духовное самосовершенствование. Великий Триглав — Явь, Навь и Правь — единый и неделимый в своем совершенстве. Материя, энергия, законы мироздания, управляющие всеми процессами. Все это человечество будет постигать тысячелетия, сомневаясь, ошибаясь, но все же двигаясь вперед в своем развитии. И приступив к обучению людей, Уры постигли великую мудрость. Они снизошли до уровня своих учеников. Они отказались от удобств и технологий, они забыли о «Ковчеге», словно и не было его никогда. Сотни раз, с самых азов проходя с учениками по их пути, они сами становились мудрей. Этому учил их Наставник, всегда с улыбкой называвший себя умнейшим из глупцов.
Окинув взглядом панель управления, на кнопках которой уже не распознавались знаки, капитан дрожащими пальцами ввел код доступа.
— Только оживи…
Перед его лицом развернулся экран, мигнув помехами и зашипев. Правитель затаил дыхание в ожидании чуда. Через мгновение сознание «Ковчега» активировалось, и бортовой компьютер приступил к тестированию всех систем.
— Система запуска двигателей исправна. Система климатического контроля удовлетворительна. Обнаружены болезнетворные вирусы, необходимо провести чистку шлюзов. Система навигации исправна. Вношу поправку отклонения движения небесных светил. Обнаружена неисправность в системе энергообеспечения. Требуются профилактические работы.
Правитель грустно вздохнул — одной надеждой меньше. Глядя на результаты тестирования, он произнес дрожащим от волнения голосом:
— «Ковчег», взлет возможен?
— Система запуска двигателей исправна, — сухо повторил компьютер, коротко дополнив информацию: — Взлет корабля не рекомендован. Недостаточно ресурсов для посадки.
Правитель облегченно вздохнул, утирая потный лоб, и задал следующий вопрос:
— Достаточно ли ресурсов для выхода на орбиту планеты Земля?
Компьютер долго молчал, анализируя энергоресурсы корабля. Наконец, он чуть ли не по слогам произнес, словно разговаривал с неразумным ребенком:
— Ресурсов для выхода на орбиту планеты Земля достаточно. Недостаточно ресурсов для посадки. Повторяю, взлет не рекомендован.
Правитель улыбнулся. Электронный мозг почувствовал угрозу для себя. Начали включаться системы безопасности от несанкционированного доступа.
— «Ковчег», в каком состоянии система самоликвидации?
— Вопрос отклонен. Для запуска системы самоликвидации необходимо подтверждение руководителя экспедиции о завершении миссии. Введите код доступа, подтверждающий ваши полномочия.
— Будут тебе полномочия, — улыбнулся Ур, отстукивая по клавишам секретный код доступа, и требовательно повторил вопрос: — В каком состоянии система самоликвидации?
— Система самоликвидации исправна.
В голосе бортового компьютера прозвучали обиженные нотки, не желающего расставаться с жизнью существа. Все, что создано человеком, все создано по подобию своему. Капитан поднялся с кресла, удовлетворенно кивнув головой:
— Слава Роду!
Направившись в оружейную, он бережно достал из лотка семистрельный лук Перуна и склонился в благодарном поклоне. Это оружие не было чудом техники высокоразвитого Урая. Это был дар Бога Перуна, явившегося две тысячи лет назад, дабы покарать безумных атлантов. Сущность этого грозного оружия была непонятна Правителю. Лук был велик даже для его высокого роста. Словно два серебряных рога соединились между собой, излучая мягкое сияние Силы. Рука Правителя легла на рукоять, и между плечами лука вспыхнула сияющая, словно солнечный луч, тетива.
— Надеюсь, твой волшебный колчан не опустел? — промолвил Правитель, с надеждой взирая на грозное оружие. — Какой же могучий разум заключил в тебе столь сокрушительную силу?
Правитель покинул «Ковчег», быстро направляясь к летающей ладье. Обслуга корабля бросилась ставить парус, с опаской поглядывая на сияющее оружие в руках повелителя.
— Живей! — прокричал чародей, поднимая ладью в небеса. Корабль взмыл ввысь, покидая гору Меру и подставляя парус неистовому ветру. Встав на носу корабля, Ур воззрился вдаль со словами: — Держись, брат. Теперь им нас не одолеть.
Великий Ур грозно нахмурил брови, принявшись взывать к окружающим его стихиям. Он готовился к смертельному поединку, в котором важна была каждая капля Силы, витающей в энергетическом поле Земли.
Гнедыш ржал от боли, то и дело вздымаясь на дыбы. Яростно отбиваясь копытами от наседающих воинов, животное пыталось вырваться из этой безумной схватки не на жизнь, а на смерть. Стремясь удержаться на коне, Малюта вцепился в его густую гриву, налево и направо разя мечом. Перед глазами все плыло. Оглохнув от криков, стонов и лязга мечей, медведич дико озирался по сторонам.
— Ярослав! — Его меч в сотый раз обрушился на безликого врага, коих были десятки тысяч на этом поле. — Где же ты, брат?!
На поле боя показался Ярослав, нетерпеливо прокладывающий себе дорогу конем. Сражающиеся под проливным дождем воины расступились, пропуская своего воеводу. Продолжая отбиваться от наседающих врагов, Малюта радостно воскликнул:
— Ты пришел, брат! — Заглянув в холодные глаза младшего брата, он истошно прокричал: — Ярослав, это я — Малюта! Ты узнаешь меня?!
Ярослав наконец-то пробился сквозь шеренги ратников, остановив коня напротив тысяцкого. Он разглядывал врага, привычно выискивая бреши в его защите. Малюта не унимался, пытаясь докричаться до его разума.
— Помнишь детство, брат? Как мы ходили на охоту? Как ты завалил своего первого кабана? А потом мы бежали от медведя! — Тысяцкий пытался напомнить Ярославу дела давно минувших дней. Казалось, битва вокруг них прекратилась, предоставляя братьям возможность обнять друг друга. — Да, если бы не залезли на старый дуб — порвал бы нас косолапый.
Ярослав лишь на мгновение улыбнулся, отправившись сознанием в прошлое. И в тот же миг улыбка покинула его лицо, брови медведича нахмурились.
Читать бесплатно другие книги:
