Защита Сталина. Кто пытается опорочить страну и победу? Козинкин Олег
в) Сувалки, Алитус, Лида (или Гродно) для воздействия на правое крыло и тыл Западного фронта;
г) частный удар от Сувалки через Калвария на Каунас» (ЦА МО, ф.16, оп. 2951, д. 242, л.л.1-35)
А этот ПП разрабатывался-уточнялся по директиве НКО и ГШ № 503920/сс/ов от 14 мая еще! Который сочинялся на основе «Соображений» о стратегическом развертывании РККА весны 41-го – в «южном» варианте военных. Т. е. в «южном» варианте отражения агрессии-нападения, под который эти ПП и писались, вполне верно расписывали действия противника. Однако Жуков, показывая прущих в Прибалтике и на стыке с ЗапОВО танки и не показывая их в Бресте и на Украине, явно показывает, что есть угроза Кузнецову и Павлову, но против КОВО как раз особых действий вроде и нет. Хотя против КОВО стояла отдельная группа армий вермахта, фамилию командующего которой Жуков знал с февраля. Т. е. главные силы немцев явно атакуют севернее полесья, а не по Украине. Но это не вызывает «удивления» у Жукова – ведь именно это и ожидалось от немцев с осени 40-го еще.
Жуков явно врет в сводке – не показывая танки Гудериана против Бреста! Но под данную сводку Жуков вроде как использовал доклады павловых-кирпоносов с мест, так что уличить его в подтасовке сложно сегодня…
Директива на наши ответные действия, Директива «№ 3», появилась ближе к вечеру, и писалась она на основе сводок из округов.
Жуков с Тимошенко были у Сталина сначала утром, до 10.00: «22 июня 1941 года. 3. Тимошенко НКО 5.45–8.30. 4. Мехлис Нач. ГлавПУР КА 5.45-8.30. 5. Жуков НГШ КА 5.45-8.30. 6. Маленков Секр. ЦК ВКП(б) 7.30-9.20». Где в 7.15 была подписана «Директива № 2». Затем они уходят по рабочим местам для выяснения обстановки на границе и со сводкой № 01 от 10 часов утра, а также наверняка и с другими данными или новыми сводками, к 14 часам дня возвращаются к Сталину: «23. Шапошников зам. НКО по УР 13.15–16.00. 24. Тимошенко 14.00–16.00. 25. Жуков 14.00–16.00. 26. Ватутин 14.00–16.00. <…> Последние вышли 16.45».
Т.е. время сочинения «Директивы № 3» – это не позже 16.00 22 июня. Если она сочинялась и писалась, конечно же, в кабинете Сталина, как предыдущие директивы.
Вот что писал о ней в 1965 году М. Д. Грецов:
«Вторая директива Наркома обороны от 22 июня за № 3, полученная в конце дня 22 июня в штабе Юго-Западного фронта, оценивала действия противника за 22 июня как “до стижение небольших успехов” с нанесением ему больших по терь и ставила на 23–24 июня перед войсками фронта зада чу: “Прочно удерживая государственную границу с Венгри ей, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта окружить и уничтожить группировку про тивника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 24.6 овладеть районом Люблин. Прочно обеспечить себя с Краковского направления”.
Обе вышеприведенные директивы («№ 2» и «№ 3» – К. О.) свидетельствуют о том, что обстановка начавшейся войны расценивалась в Ставке ВГК настолько благоприятной, что, несмотря на очевидные неудачи первых часов сражения, Ставка считала единственно подходящим решением только наступление на Люблин с целью “окружения и уничтожения противника”.
Командующий войсками ЮЗФ в первый день войны, види мо, так же слабо знал истинное положение войск, как и Став ка ВГК, так как все его распоряжения во исполнение дирек тив Ставки в сущности рефлекторно повторяли требование Ставки только наступать.
Между войсками, терпящими поражение на фронте вбли зи границы, и высшими штабами, пока не знающими об этом, вскоре возникли нервозные отношения, наложившие отпеча ток в дальнейшем на характер управления войсками в целом….» («На юго-западном направлении (июнь-ноябрь 1941 г.). М., 1965 г., с. 47)
Жуков обвинил наркома (и Сталина) в появлении» этой директивы. Мол, он к вечеру 22 июня уже улетел в Киев, и его заставили «подписать» эту директиву по телефону, когда он был уже вечером в штабе Ю-ЗФ, хотя он с ней вроде как и не был согласен. Но, как видите, Жуков по журналам посещения Кремля (Сталина) в момент возможного создания этой директивы был именно в кабинете Сталина. Может, ее сочинили после этого совещания, после 16.00 в ГШ? Вряд ли. Точнее, однозначно сама отправка состоялась из ГШ, конечно же, после 16.00. С учетом того что выехав из Кремля, наброски директивы надо было привести в порядок, переписать если нужно в шифр-блокнот, после чего текст надо было, как и текст «Директивы б/н» от 22.20 21 июня, доставить к шифровальщикам и связистам ГШ, то сама отправка пошла после 17 часов. И вот тут Жуков в это время точно был уже в пути.
Как показывает С. Чекунов: «В директиве № 3 вместо автографа Жукова стоит его фамилия, “нарисованная” Ватутиным, что косвенно подтверждает мемуары Г. К. Жукова».
Делалось ли это в «истерике»? Конечно, нет. Текст писался на совещании у Сталина в 16.00 примерно, и никто не писал потом в воспоминаниях что на этом совещании кто-то бился в истерике. Так что создание директивы о немедленном ответном наступлении по напавшему врагу и прежде всего силами всего КОВО целиком на совести Тимошенко и Жукова…
Саму директиву сочиняли в Кремле. По крайней мере, ее суть и идею, и было это около 16.00. А вот окончательно подписывали ее, скорее всего, именно после 16 часов. Ведь эту директиву подписывал и Маленков как «Член Главного Военного Совета Союза ССР». А он был в Кремле у Сталина только – «19. Маленков 11.30–12.00». Т. е. скорее всего Маленков прибыл в Генштаб (или в наркомат к Тимошенко) как «куратор» от Политбюро над РККА около (или после) 17.00 и там и подписал эту директиву. И получается самое интересное – судя по всему, окончательный текст этой директивы писался точно не при Сталине, а когда Тимошенко и Жуков уехали после 16 часов от Сталина в Генштаб.
Жуков поучаствовал в сочинении «Директивы № 3» и вечером, после 17 часов помчался в КОВО, чтобы лихо, по-молодецки рвануть «на Люблин». Мог ли он везти эту директиву? Может, да, а может, и нет. Возможно, он повез с собой ее в виде «личного черновика», а штаб Ю-ЗФ получил бы и сам этот текст по связи. А потом, чтобы скрыть свой позор и вину за трагедию «22 июня», за ответственность за эту директиву, Жуков начал сочинять (врать), что «тиран заставлял» считать его с Тимошенко, что немцы главный свой удар будут наносить по Украине (и для этого там надо нагнать побольше дивизий). И что «тиран заставил» Жукова поставить его подпись под «Директивой № 3», которой Жуков и пытался реализовать свои дурные идеи:
«Н. Ф. Ватутин сказал, что И. В. Сталин одобрил проект директивы № 3 наркома и приказал поставить мою подпись.
– Что это за директива? – спросил я.
– Директива предусматривает переход наших войск к контрнаступательным действиям с задачей разгрома противника на главнейших направлениях, притом с выходом на территорию противника.
– Но мы еще точно не знаем, где и какими силами противник наносит свои удары, – возразил я. – Не лучше ли до утра разобраться в том, что происходит на фронте, и уж тогда принять нужное решение.
– Я разделяю вашу точку зрения, но дело это решенное.
– Хорошо, – сказал я, – ставьте мою подпись.
Эта директива поступила к командующему Юго-Западным фронтом около 24 часов. Как я и ожидал, она вызвала резкое возражение начштаба фронта М. А. Пуркаева, который считал, что у фронта нет сил и средств для проведения ее в жизнь».
Ватутин был с Жуковым и Тимошенко до 16 часов у Сталина. И скорее всего на самом совещании и был сочинен некий черновик, в котором однозначно Жуков поучаствовал, а вот когда шифровальщикам отдавали переписанный начисто текст, то Жуков уже был в пути и подпись свою на этом тексте, как положено, поставить уже не мог. Поэтому его слова о том, что его подписи формально нет под этой директивой – «правда».
Возможно, у Сталина на совещании был предварительный разговор об этой директиве, на котором «И. В. Сталин одобрил проект директивы № 3 наркома».
Сталину предложили идею этой директивы – о немедленном нанесении наших контрударов, пока враг не очухался и не вклинился глубоко на нашу территорию. При этом военные убедили Сталина, что для таких контрударов у них есть силы и возможности – мехкорпуса. Он дал добро военным, и те сочиняли ее окончательный вариант уже сами, и ее текст после 16.00 писал потом уже один нарком с Ватутиным и Маленковым в Генштабе, а Жуков в это время уже вылетел в Киев. Но в любом случае Жуков пытался снять с себя ответственность за эту директиву, а это вранье. Данная директива сочинялась при Сталине или с его ведома – не важно. И Жуков имеет к этому прямое отношение, т. к. до 16.00 присутствовал у Сталина в кабинете.
Т.е. Жуков врет, что это была директива только «наркома» и он к ней не имеет никакого отношения, и врет, что он по самодурскому приказу «тирана» чуть не в 14.00 уже летел в Киев:
«Приблизительно в 13 часов 22 июня мне позвонил И. В. Сталин и сказал:
– Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлем Шапошникова и Кулика. Я их вызывал к себе и дал соответствующие указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь.
Я спросил:
– А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?
И. В. Сталин ответил:
– Оставьте за себя Ватутина.
Потом несколько раздраженно добавил:
– Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся.
Я позвонил домой, чтобы меня не ждали, и минут через 40 был уже в воздухе».
Т.е. в 13.40 Жуков уже якобы летел в Киев, и, видимо, для «достоверности» Жуков добавил «подробностей»:
«Тут только вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел. Выручили летчики, угостившие меня крепким чаем и бутербродами.
К исходу дня я был в Киеве в ЦК КП(б)У, где меня ждал Н. С. Хрущев. Он сказал, что дальше лететь опасно. Немецкие летчики гоняются за транспортными самолетами. Надо ехать на машинах. Получив от Н. Ф. Ватутина по ВЧ последние данные обстановки, мы выехали в Тернополь, где в это время был командный пункт командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника М. П. Кирпоноса.
На командный пункт прибыли поздно вечером, и я тут же переговорил по ВЧ с Н. Ф. Ватутиным».
Который и «рассказал» Жукову, что подписана «Директива № 3» и Сталин заставляет Жукова поставить его подпись. (Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, М., 1969 г., с. 250–251) Т. е. якобы «Директива № 3» появилась дай бог к исходу 22 июня. И Жуков по любому уже отсутствовал в Москве. Но это вранье – Жуков имеет к этой директиве прямое отношение. Иначе зачем тогда Жуков скрывает, что он был на том совещании, и врет, что улетел в Киев уже в 2 часа дня?
Та же «малиновка» дает такие реквизиты по этой директиве – «ЦАМО РФ. Ф.48а. On. 1554. Д.90. Лл.260–262. Машинопись, заверенная копия. Имеется помета: «Отправлена в 21–15 22 июня 1941 г.»» (Издание: 1941 год. – М.: МФ «Демократия», 1998.Т.2. № 614, с. 441) Но это – время отправки данной директивы из ГШ – 21.15 вечера. Жуков же пишет, что она пришла в КОВО-ЮЗФ «около 24 часов». И вот тут можно попробовать рассчитать по времени – как и что происходило после 16.00…
Итак – Жуков выходит от Сталина в 16 часов, ему надо заскочить домой, приехать на аэродром, и в 17 часов, возможно, он вылетает. «Директива № 3» в это время, возможно, пишется в «чистом» виде Ватутиным и Тимошенко с Маленковым. Прикидывая по аналогии и времени, как писалась-переписывалась «Директива б/н» с 22.30 до 23.45 вечером 21 июня, которую потом шифровали полчаса и начали отправлять только в 0.20-0.25 в округа, можно предположить, что Директиву «№ 3» около 19.00 уже должны были начать отправлять по округам. Хотя если «Директиву№ 3» сочиняли Ватутин и Тимошенко с «нуля», не имея, как в случае с «Директивой б/н», уже готового и написанного при Сталине черновика, а только какие-то «наброски», которые надо было превратить во внятный текст, то тогда вполне получится, что ее стали отправлять только после 20.00 вечера в округа.
Жуков вылетел из Москвы в 17 часов максимум, и полет до Киева длится и сегодня не менее двух часов. Т. е. Жуков раньше 19 часов в Киев не мог прилететь – как он пишет, «к исходу дня я был в Киеве». Его встретил Хрущев, «сказал, что дальше лететь опасно», и они с ним поехали в Тернополь, до которого только по прямой, «самолетом» – около 300 км! Т. е. км под 400 по дорогам, и таким образом, быстрее чем за часов 7, а то и 8 доехать из Киева до Тернополя они не могли. И таким образом, Жуков мог прибыть в Тернополь дай бог около 2 часов ночи 23 июня в лучшем случае – если бы машина неслась с ним постоянно под сотню км в час. Что по ночным дорогам и тем более тех лет – просто опасно.
Возможно что «Директиву № 3» и начали отправлять только в 21.15 из Москвы, но к моменту возможного приезда Жукова в штаб КОВО – Ю-ЗФ ее и приняли уже и расшифровали, и разговор Жукова с Ватутиным после 2 часов ночи в исполнении Жукова действительно становится уже странным:
«Н. Ф. Ватутин сказал, что И. В. Сталин одобрил проект директивы № 3 наркома и приказал поставить мою подпись.
– Что это за директива? – спросил я.
– Директива предусматривает переход наших войск к контрнаступательным действиям с задачей разгрома противника на главнейших направлениях, притом с выходом на территорию противника.
– Но мы еще точно не знаем, где и какими силами противник наносит свои удары, – возразил я. – Не лучше ли до утра разобраться в том, что происходит на фронте, и уж тогда принять нужное решение.
– Я разделяю вашу точку зрения, но дело это решенное.
– Хорошо, – сказал я, – ставьте мою подпись.
Эта директива поступила командующему Юго-Западным фронтом около 12 часов ночи. Как я и ожидал, она вызвала резкое возражение начштаба фронта М. А. Пуркаева, который считал, что у фронта нет сил и средств для проведения ее в жизнь».
Вот эти вот слова, скорее всего, мог сказать как раз Сталин военным, Жукову и Тимошенко в Кремле с 14.00 до 16.00, – «мы еще точно не знаем, где и какими силами противник наносит свои удар. Не лучше ли до утра разобраться в том, что происходит на фронте, и уж тогда принять нужное решение». А не Жуков Ватутину. Но вот Пуркаев, скорее всего, именно так и реагировал на приезд Жукова и его директиву о нанесении ответного удара «на Люблин». Пуркаев, но не Кирпонос, который не поднимал округ по тревоге сразу как получил «Директиву б/н» и «Директиву № 1» в ночь на 22 июня. И которому, похоже, вообще была до одного места оборона страны…
(Примечание. Хотя, возможно, Кирпонос не поднимал войска и не приводил их в б.г. в ночь на 22 июня и немного по другой причине. Ведь если бы он дал четкую команду выполнять Планы прикрытия, то войска «расползлись» бы по своим рубежам обороны, и их сложно было бы потом снова собирать в «кулак», для мощного наступления «на Люблин». Силами до 80 дивизий округа-фронта. А как раз Кирпонос, по воспоминаниям Баграмяна, и был наиболее активным сторонником этого наступления. С тех пор как его назначили на КОВО в январе 41-го. Т. е., возможно Кирпонос не поднимал округ в ночь на 22 июня по «просьбе» Жукова?!
В итоге в КОВО, по словам генерала Владимирского «Поднятые по боевой тревоге решением командиров частей, войска армии выдвигались к государственной границе». (Владимирский А. В. На киевском направлении. По опыту ведения боевых действий войсками 5-й армии Юго-Западного фронта в июне-сентябре 1941 г. – М.: Воениздат, 1989 г.) Т. е. приказ на боевую тревогу – а значит, на вскрытие тех же «красных пакетов», и вывод частей по Планам прикрытия принимали сами командиры частей!
Но подробнее о том, как Кирпоснос запрещал своим войскам выполнять указания из директивы «б/н» и директивы «№ 1», в отдельном исследовании по ответам комдивов на «вопросы Покровского»…)
Жуков пишет, что в Тернополь «Директива № 3» прибыла только в полночь, но это вранье. Похоже, пометка на ней в публикации «малиновки» – «Отправлена в 21–15 22 июня 1941 г.» более правдива. А вот сам Жуков раньше 2-х часов ночи в штаб фронта прибыть не мог. Зачем Жуков «лукавил» об этом? Так чтобы скрыть свою ответственность за эту директиву и тот контрудар, подготовка к которому и привела, в том числе, к погрому РККА. Ведь по его мемуарам он вроде как был против такого контрудара из КОВО и начинает им заниматься вроде как против своей воли.
Тот же генерал Владимирский в своей книге «На киевском направлении. По опыту ведения боевых действий вой сками 5-й армии Юго-Западного фронта в июне-сентябре 1941 г.» показывает:
«В 2 часа 23 июня генералу Кирпоносу была доложена расшифрованная директива Наркома обороны № 3, в которой Юго-Западному фронту ставилась задача – концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти механизированных корпусов и всей авиации фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступавшую на участке Владимир-Волынский, Крыстынополь, и к исходу 24 июня овладеть районом Люблина[31].
При выработке решения во исполнение этой директивы начальник штаба фронта генерал Пуркаев высказал мнение, что наступление фронта с выходом в район Люблина 24 июня – задача нереальная, так как на участке между Люблином и Сокалем наступали десять вражеских пехотных и танковых дивизий, которым противостояли всего четыре стрелковые дивизии 5-й армии. К тому же следовало ожидать, что враг введет в сражение лишь первый эшелон своих сил и в последующие дни, безусловно, будет, и значительно быстрее, чем мы, наращивать силы. Если даже на следующий день к району сражения подойдут 135-я стрелковая дивизия и две дивизии 22-го мехкорпуса, то и тогда они не смогут противопоставить десяти вражеским дивизиям менее семи наших дивизий.
Войска второго эшелона фронта, выдвигавшиеся в полосу 5-й армии, находились на различном удалении от границы: 31-му и 36-му стрелковым корпусам нужно было пройти 130–150 км, что заняло бы пять-шесть суток, а 9-й и 19-й мехкорпуса смогли бы подойти и перейти в наступление не ранее чем через трое-четверо суток, и лишь 4, 8 и 15-й мехкорпуса (находившиеся южнее участка, где наносился главный удар противника. – А.В.) перегруппировались бы к району сражения через одни-двое суток. Корпуса будут подходить не одновременно и ввязываться в сражение по частям. Произойдет встречное сражение в самых неблагоприятных условиях. Поэтому только упорными боями возможно сдерживать продвижение противника, а тем временем силами стрелковых и механизированных корпусов второго эшелона фронта организовать прочную оборону в глубине полосы действий фронта по линии бывших Коростенского, Новоград-Волынского, Шепетовского, Староконстантиновского и Проскуровского укрепленных районов. Остановив противника на этом рубеже, советские дивизии получили бы время на подготовку общего контрнаступления[32].
Впоследствии Г. К. Жуков в своей книге «Воспоминания и размышления» напишет, что переход наших войск к контрнаступательным действиям в целях разгрома противника на главнейших направлениях с выходом на территорию противника был преждевременным, так как мы еще точно не знали, где и какими силами противник наносит свои удары. Но так как эта директива была составлена и спущена в войска по решению И. В. Сталина и Наркома обороны С. К. Тимошенко без участия его, Г. К. Жукова, бывшего в ту пору начальников Генерального штаба, то последнему, находившемуся тогда на КП фронта в Тарнополе, ничего не оставалось делать, как проводить ее в жизнь.
Командующий фронтом генерал М. П. Кирпонос и член Военного совета корпусной комиссар Н. Н. Вашугин не согласились с доводами генерала Пуркаева, считая, что нужно действовать в духе директивы Наркома обороны, то есть наступать, хотя и с ограниченной целью. Сначала ввести в бой те резервы, которые находятся ближе к району сражения, – они составят как бы первый эшелон нашей наступательной группировки и своими действиями скуют силы противника. А затем, после подхода, перейдут в наступление соединения второго эшелона фронта.
Исходя из этого решения, были поставлены задачи 5-й и 6-й армиям, а также 15-му и 8-му механизированным корпусам фронтового подчинения». (с.80–81)
Владимирский написал не просто «мемуары». Он сделал академическое исследование, со ссылками на документы. Но думаю, он время показывает поступления директивы «№ 3» не точное. Жуков приехал в районе полуночи в штаб, а директива «№ 3» пришла все же раньше.
В мемуарах Жуков пишет, что его отправил Сталин в КОВО уже 22 июня, но в письме на пленум ЦК КПСС в 1956 году Жуков писал, что по указанию-разрешению Сталина он должен был выехать к Кирпоносу только 23 июня. Т. е. получается, Сталин решил отправлять в помощь командующим округами генералов и маршалов из НКО и ГШ и убыть они должны были 23 июня, но Жуков сам рвался в КОВО уже 22 июня. Стать «генералом Победы».
Жуков врет, что он уже в 2 часа дня летел в Киев, руководить действиями Юго-Западного фронта, но его опровергают журналы посещения – Жуков с Тимошенко и Ватутиным в 14 часов только зашли к Сталину.
Жуков пишет, что он не был согласен с этой директивой, которая якобы «догнала» его в Тернополе – «мы еще точно не знаем, где и какими силами противник наносит свои удары, – возразил я. – Не лучше ли до утра разобраться в том, что происходит на фронте, и уж тогда принять нужное решение». Но если данная директива писалась в его присутствии около 16 часов в кабинете Сталина, то именно он и ввел в заблуждение Сталина и остальных присутствующих по поводу обстановки и именно он как начальник Генштаба и рекомендовал начать немедленное ответное встречное наступление из КОВО.
А скорее всего они с Тимошенко убедили Сталина на нанесение округами частных контрударов по врагу, а потом, в окончательный вариант директивы, которую окончательно писали в ГШ, вписали свою дурную идею – нанести мощный удар-наступление из КОВО – силами всего округа. К чему они и готовились все эти месяцы перед войной.
Ну а спустя годы в «воспоминаниях» Жуков стал утверждать, что он был против такого удара – «асимметричного наступления» как это назвал историк Исаев. Хотя может быть, что Жуков и Тимошенко Сталина убедили на нанесение такого удара и на еще этом совещании, в 16 часов.
Как Жуков мог это сделать? Так ведь он как начГШ и докладывал и свою сводку № 01, и прочие донесения об обстановке с границы. В конце концов, сводки ГШ утром-днем 22 июня, на основании которых и писалась директива «№ 3», подписывались именно Жуковым.
И он и мог, показав, что немцы наносят свой сильный и, похоже, главный удар по Прибалтике, угрожают тылам Павлова, убеждать Сталина – так как у нас собраны главные силы на Украине, мы можем немедленно врезать (это просто необходимо сделать!) по союзникам Германии, которые, как и немцы в КОВО, не шибко активно воюют пока…
О том, что Жуков врал, сваливая на Сталина ответственность за подготовку наступления по «Директиве № 3» и провал этой авантюры, Жукова изобличал еще в 1968 году генерал армии Покровский… еще до выхода в свет мемуаров маршала Победы:
«… на Юго-Западном фронте побывал Жуков, в самые первые дни, организовал там наступление с лозунгом: “Бить под корень!” На Люблин. Из этого наступления ничего не получилось. Погибло много войск, мы потерпели неудачу. Жуков уехал в Москву. Правда, потом он говорил, что это наступление было организовано по приказанию Сталина…» («Беседа К. М. Симонова с бывшим начальником штаба Западного и Третьего Белорусского фронтов генерал-полковником Покровским Александром Петровичем. Записана 26 мая 1968 г. Запись беседы печатается по оригиналу, находящемуся в архиве К. М. Симонова, в его семье, с сохранением всех особенностей речи Александра Петровича». Размещено на сайте – http://rkka.ru/memory/pokrovskiy/main.htm)
Как видите, больше похоже на то, что Жуков именно рвался на Украину и именно он и несет ответственность за принятие решения о начале немедленного ответного удара из Украины. За «Директиву № 3».
Почему-то я уверен, что никакой другой картины Сталину военные к 14.00 не докладывали. Т. е. никакой паники к 14.00 от действия противника не было и быть не могло. Немцы якобы прут только по «флангам» – из Пруссии на ПрибОВО и частично – на КОВО. Хотя при этом мы знаем о сильной группировке в «центре», в этом районе, по Бресту якобы особого наступления немцев нет.
Паники нет, но угроза флангам и тылам Павлова уже просматривается. И вот как раз картина из подобных докладов Жукова и Тимошенко и привела к созданию «Директивы № 3». Ведь противник может смять Павлова, ударить по его тылам, как это было «предвидено-просчитано» с войсками ЗапОВО во второй игре на КШИ в январе 41-го, и пора давать команду Кирпоносу начинать мощное контрнаступление из Украины. Ведь так «сложилась обстановка». Ведь минимум два мехкорпуса КОВО приведены в полную боевую готовность – 4-й и 19-й. Да и остальные, если надо – готовы будут наступать (помните, как Рябышеву еще 20 июня Кирпонос ставил задачу провести рекогносцировку в сторону границы?). Приграничные дивизии также вполне боеспособны и приведены в повышенную б.г. заранее, с 19 июня. А «глубинные» уже с 15 июня движутся в сторону границы с «полностью возимыми запасами огнеприпасов» и ГСМ по некой карте.
Этот контрудар позволит отвлечь немцев от ЗапОВО, сорвет их уже очевидное наступление на брестском направлении, которое якобы еще не началось, они будут вынуждены остановиться и попытаются перебросить часть своих войск на юг. Но если и Павлов ударит с Кузнецовым, у которых есть свои вполне и очень даже боеспособные мехкорпуса, приведенные также в полную б.г., «на Сувалки» (3-й, 12-й и 6-й), то немцы просто остановятся в своем общем наступлении. Ну а заодно удар из КОВО «убедит» союзников Гитлера в Венгрии и Румынии быстрее выйти из войны.
Вполне красиво получается? А то…
Жуков в Письме на пленум в 56-м писал, что должен был лететь в КОВО в помощь Кирпоносу не 22, а 23 июня. Но у него вообще об этом дне много вранья – и в мемуарах и прочих «письмах» различным писателям. Хотя валил он не на «тирана», а на наркома как автора «Директивы «№ 3». Например, пишет, что:
«Генеральный штаб, в свою очередь, не мог добиться от штабов округов и войск точных сведений, и, естественно, это не могло не поставить на какой-то момент Главное Командование и Генеральный штаб в затруднительное положение.
К 8 часам утра 22 июня Генеральным штабом было установлено, что:
– сильным ударам бомбардировочной авиации противника подверглись многие аэродромы Западного, Киевского и Прибалтийского особых военных округов, где серьезно пострадала прежде всего авиация, не успевшая подняться в воздух и рассредоточиться по полевым аэродромам;
– бомбардировке подверглись многие города и железнодорожные узлы Прибалтики, Белоруссии, Украины, военно-морские базы Севастополя и в Прибалтике;
– завязались ожесточенные сражения с сухопутными войсками немцев вдоль всей нашей западной границы. На многих участках немцы уже вступили в бой с передовыми частями Красной Армии;
– поднятые по боевой тревоге стрелковые части, входившие в первый эшелон прикрытия, вступали в бой с ходу, не успев занять подготовленных позиций…». (Воспоминания и размышления, М. 1969 г., с. 249)
Но если глянете в сводку Жукова-ГШ № 01, от 10.00 утра, то по ВВС там нет ничего критического. Т. е. возможно, на 8 часов утра в Генштабе и знали о погроме ВВС, но уже сам Жуков, скорее всего, просто умолчал в сводке от 10 часов утра, что «серьезно пострадала прежде всего авиация, не успевшая подняться в воздух и рассредоточиться по полевым аэродромам». И не стал «расстраивать тирана» по этому поводу.
Также он в мемуарах писал, что на 8 часов утра ему было известно, что «завязались ожесточенные сражения с сухопутными войсками немцев вдоль всей нашей западной границы», а в сводке, через 2 часа написанной, об этом «ожесточении» и тем более на всей границе – не особо показано. И тем более ситуация в Бресте, против которого танки Гудериана выявили еще в начале июня, в сводке вообще не отражена.
Далее Жуков пишет, что:
«С. К. Тимошенко позвонил И. В. Сталину и просил разрешения приехать в Кремль, чтобы доложить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации и образовании Ставки Главного Командования, а также ряд других вопросов.
В 9 часов мы с наркомом прибыли в Кремль. Через полчаса нас принял И. В. Сталин. (т. е. около 9.30. – К. О.)
Осведомившись об обстановке, И. В. Сталин сказал:
– В 12 часов по радио будет выступать Молотов.» (указанное сочинение, с. 249)
Но это вранье. По журналу посещений он и Тимошенко как прибыли в 5.45 утра в Кремль, так и находились у Сталина до 8.30: «3. Тимошенко НКО 5.45-8.30. … 5. Жуков НГШ КА 5.45-8.30». И после 8.30 они у Сталина не были – до 14.00.
В более поздних изданиях «у Жукова» появляются «подробности», но исчезает фраза о точном времени прибытия Жукова к Сталину:
«С. К. Тимошенко позвонил И. В. Сталину и просил разрешения приехать в Кремль, чтобы доложить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации и образовании Ставки Главного Командования, а также ряд других вопросов. (это и в первых изданиях есть. – К. О.)
И. В. Сталин ответил, что он занят на заседании Политбюро и может принять его только в 9 часов.
До 9 часов ничего существенного нам выяснить не удалось, так как штабы фронтов и командующие не могли получить от штабов армий и корпусов конкретных данных о противнике. Они просто не знали, где и какими силами наступают немецкие части, где противник наносит главные, а где второстепенные удары, где действуют его бронетанковые и механизированные соединения. <…>
Нас встретил А. Н. Поскребышев и сразу проводил в кабинет И. В. Сталина. Члены Политбюро уже находились там. Обстановка была напряженной. Все молчали.
И. В. Сталин молча ходил по кабинету с нераскуренной трубкой, зажатой в руке.
– Ну давайте, что там у вас? – сказал он.
С. К. Тимошенко доложил о проекте создания Ставки Главного Командования. И. В. Сталин посмотрел проект, но решения не принял и, положив бумагу на стол, коротко бросил:
– Обсудим на Политбюро. Осведомившись об обстановке, И. В. Сталин сказал:
– В 12 часов по радио будет выступать Молотов».
И далее Жуков историю создания «Директивы № 3» вообще не показал. Соврал, что улетел в 13.30 примерно из Москвы в Киев, поздно вечером был в Тернополе, сам позвонил Ватутину, и тот ему и сообщил об этой «директиве наркома». Кстати, если летел он в Киев с 14 часов, то прилететь к «исходу дня», т. е. примерно к 19 часам вечера – это надо умудриться так лететь – больше 4 часов от Москвы… При этом Жуков делает вид, что не знает, что это за директива – о нанесении силами КОВО немедленного мощного ответного удара – по «южному» варианту Генштаба-Жукова…
«Резуны» переживают – «если «всё шло нормально и по планам», то к чему тогда столь дикие приказы наступать Павлову, Кузнецову и Кирпоносу, в чьих округах даже мобилизация ещё не начиналась…?!» Ну, вообще-то шло все как раз не по «планам». Не по тем, которые рассматривал Сталин, точно. И в любом случае он кроме черновиков ничего и не видел. И что там подсовывали ему нарком и нГШ весной 41-го – одному Аллаху сегодня известно. Так что так ставить вопрос просто бессмысленно.
Решение на «Директиву № 3» принималось по ситуации, которая не была на 14.00 какой-то «плановой» или «внеплановой». О чем так страдают «резуны». Оно принималось по обстановке, которую доложил Жуков как начГШ, и по его докладу, вполне спокойному, если читать сводку № 01, и принималось решение – о нанесении ответного удара из Украины-КОВО. А сводка эта писалась по вполне оптимистичным и спокойным докладам с мест, хотя угрозы в Прибалтике уже показаны. И силы, которые собирались привлечь для этого удара, как раз были и отмобилизованы и должны были быть приведены заранее в б.г. – мехкорпуса и приграничные дивизии.
Т.е. – решение принималось по ситуации, которую Сталину нарисовали военные после обеда 22 июня и под которую у военных для Сталина вполне нашелся «ответ» – начать наступление из КОВО. Но на самом деле они эту «обстановку» просто подогнали под свои замыслы предвоенные. Т. е. по факту Директива «№ 3» была именно «плановой». Для военных. Но формально – якобы по «обстановке», которую военные доложили Сталину.
По нашим ПП, что тогда, что в поздние годы, задача была всегда одна – удержать противника на границе, связав его боями приграничных частей. А за это время остальные войска и проведут и отмобилизование и развертывание. И по мере готовности этих войск мы сможем планировать и свои ответные действия. Главная задача – удержать или сдержать противника на границе. Но этого можно добиться либо организацией своей обороны на границе силами приграничных частей – как и прописывалось в Планах прикрытия. Либо – встречными, фланговыми наступлениями своих корпусов. Либо – тем же превентивным ударом за «сутки-двое» до даты нападения противника.
Бить превентивно Жуков не мог – Сталин Жукову, по его же словам, и ответил, что с ним будет, если он такое сделает. Оборону он не готовил – в частях даже карт своей территории в глубину не было – только свой район обороны и территории противника. Те же учения перед войной проводились не на тему обороны в основном а – о наступательных действиях. И те же склады под это наступление выводились ближе к границам. Так что – ГШ-Жуков готовили именно встречное, но ответное наступление, что Жуков с Тимошенко и попытались реализовать «директивой № 3» от 22 июня.
Очередной «резун» спрашивает: «Сталин решает действовать именно так – бросить войска трёх фронтов в немедленное наступление в Европу. Отсюда и вопрос: Это была вынужденная импровизация, или так у него и было запланировано?».
Чушь. Сталин ничего не «планировал» на этот день. Он дает добро военным на их доклад по обстановке на 14 часов 22 июня. А по уверению начальника Генштаба, этот удар вполне готов и силы у КОВО и остальных округов для этого вполне есть и для этого все войска трех фронтов не нужны как раз. Но если это и было «импровизацией», то никак не «вынужденной» и тем более не со стороны Сталина.
Жуков вечером 21 июня сообщил генералу Тюленеву, командующему МВО, который должен был вскоре стать командующим Южным фронтом, что общее количество войск на границе у нас и немцев с их союзниками примерно одинаково. Паники у него не было вечером 21 июня по поводу возможного ожидаемого нападения, и паники к обеду 22 июня у него быть не могло тем более. Все это уже проверялось и зимой и месяц назад – на последних КШИ. Немцам завысили количество их ВВС, и при этом – все вроде прошло нормально с «отражением агрессии». Так что ожидаемое нападение, при всех заранее вроде как выполненных мероприятиях, не сулило особых неожиданностей и тем более «паники».
По «Директиве № 3» удар должны были наносить:
«б) Армиям Северо-Западного фронта, прочно удерживая побережье Балтийского моря, нанести мощный контрудар из района Каунас во фланг и тыл сувалкской группировки противника, уничтожить ее во взаимодействии с Западным фронтом и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки.»
Т.е. Ф. Кузнецов наносит удар «всеми» силами – силами двух армий на границе и имеющимися двумя мехкорпусами.
«в) Армиям Западного фронта, сдерживая противника на варшавском направлении, нанести мощный контрудар силами не менее двух мехкорпусов и авиации фронта во фланг и тыл сувалкской группировки противника, уничтожить ее совместно с Северо-Западным фронтом и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки».
Т.е. Павлов – силами только двух мк.
«г) Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая госграницу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6 А, не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин. Прочно обеспечить себя с краковского направления». («ЦАМО РФ. Ф.48а. On. 1554. Д.90. Лл.260–262. Машинопись, заверенная копия. Имеется помета: «Отправлена в 21–15 22 июня 1941 г.»». Издание: 1941 год. – М.: МФ «Демократия», 1998.Т.2. № 614, с. 441)
А вот в КОВО силы максимальные привлекаются – две армии, пять мк и вся авиация округа-фронта. Хотя из всех мехкорпусов КОВО только два мк были приведены в боевую готовность к 22 июня.
Как видите, идет реализация именно «южного» варианта отражения агрессии. Но делается это вполне спокойно и именно по отрепетированному еще в январе сценарию – мощному контрнаступлению из КОВО силами всего округа по неосновным силам противника. На следующий день после нападения врага… И видимо, через неделю Жуков, как и в январе, собирался быть в «Люблине».
А теперь смотрим мемуары И. Х. Баграмяна об этом вечере 22 июня:
«К вечеру 22 июня ни у кого из командования и штаба нашего фронта не возникало и мысли о возможности немедленного контрнаступления. Лишь бы выстоять! Все были уверены, что и директивы из Москвы будут нацеливать нас на оборонительные действия.
Примерно в одиннадцатом часу вечера начальник спецсвязи Клочков сообщил мне, что передается новая оперативная директива Народного комиссара обороны. Не дожидаясь, когда доставят документ целиком, я стал читать его отрывки по мере поступления». (Баграмян И. X. Так начиналась война. – М.: Воениздат, 1971 г., с. 112)
В «одиннадцатом часу вечера» – это до 22.30 точно. Т. е. если «Директиву № 3» начали отправлять по округам в 21.15, то, как и в случае с «Директивой б/н», ее отправляли около часа во все округа. И эта директива пришла в штаб КОВО-ЮЗФ как раз в 22.15 примерно. Ведь Баграмян лучше Владимирского должен знать о времени, когда его шифровальщики получили эту директиву. И, похоже, Киевский не оказался первым в этой отправке. Но разница по времени с Жуковым – полтора часа почти. Слова Баграмяна подтверждает «малиновка», и поэтому будем считать, что прав он, а не Жуков со временем поступления этой директивы в КОВО. И тем более не Владимирский с его временем – 2 часа ночи на 23 июня.
Баграмян:
«Начиналась телеграмма оценкой обстановки. Правильно указывалось, что главный удар противник наносит на Владимир-Волынский и Радзехув, в центре и на левом фланге нашей 5-й армии. Однако итоги первого дня войны оценивались чрезмерно оптимистически. Указывалось, что противник лишь на этих направлениях ценой больших потерь достиг незначительных успехов, а на всем остальном протяжении границы с Германией и Румынией атаки отбиты с большими потерями для наступающего». (с.112–113)
Как видите – Баграмян показывает, что никакой истерики или паники в этой директиве и он не увидел. Т. е. принималась она в Москве военными в первую очередь именно в спокойной обстановке и вполне подходила под именно предвоенные планы. А повода для «истерик» Генштабу не давали как раз донесения из округов. Баграмян пишет, что в оценке обстановки в директиве № 3» уже якобы выявлен главный удар немцев и главное направление – по Украине. Которое и надо ликвидировать нашим ответным ударом, силами всего практически КОВО. Смотрим текст «Директивы № 3»:
«№ 614. ДИРЕКТИВА ВОЕННЫМ СОВЕТАМ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО, ЗАПАДНОГО, ЮГО-ЗАПАДНОГО И ЮЖНОГО ФРОНТОВ
№ 3 22 июня 1941 г.
Карта 1000000
1. Противник, нанося удары из Сувалковского выступа на Олита и из района Замостье на фронте Владимир-Волынский, Радзехов, вспомогательные удары в направлениях Тильзит, Шауляй и Седлец, Волковыск, в течение 22.6, понеся большие потери, достиг небольших успехов на указанных направлениях.
На остальных участках госграницы с Германией и на всей госгранице с Румынией атаки противника отбиты с большими для него потерями…»
Как видите – удар немцев по КОВО не главный в директиве, т. е. Баграмян показал «главный» удар в полосе КОВО-ЮЗФ. А в директиве «№ 3» два удара, и какой из них главный – в директиве нет ничего. Хотя в сводке № 01 от 10.00 главным уже считается удар по ПрибОВО – на «стыке» с ЗапОВО. Этот удар немцев как главный выявили так быстро? Нет. Этот удар как главный ожидался изначально – севернее Полесья. И то, что он там и будет – главным – на это и надеялись.
Баграмян:
«С тяжелым чувством я перечитывал эти фразы. Невольно подумалось, что оптимизм оценок в документе из центра во многом был навеян и нашими довольно бодрыми донесениями.
Мы в 15 часов, еще не располагая исчерпывающими сведениями, отделались, по существу, общими фразами и ничего не сообщили о прорыве двух мощных танковых группировок – точные данные о них мы получили лишь в конце дня».
Решение в Кремле принималось по докладам военных и именно таких, какие слали Кирпоносы с мест. И Жуков, докладывая Сталину оперсводку № 01 от 10 часов утра и новую – от примерно 14 часов, именно на доклады «оптимистов» кирпоносов «ссылался», которые и на 15 часов не дали точных данных о противнике. И Баграмян именно это и показывает.
Баграмян:
«Просматривая сейчас наши первые разведывательную и оперативную сводки, я с горечью убеждаюсь: в них далеко не отражалась вся та огромная опасность, которая угрожала войскам северного фланга нашего фронта. Какие, к примеру, сведения о противнике, наступавшем на нашу 5-ю армию, смогли сообщить наши фронтовые разводчики? Они отмечали, что в районе Любомля наступает одна пехотная дивизия, в направлении Владимир-Волынского – одна пехотная и одна танковая, а южное, до самой границы с 6-й армией, – еще две немецкие пехотные дивизии.
Получалось, что во всей полосе армии наступает всего лишь пять дивизий противника. Учитывая, что неподалеку oт границы у нас стояли четыре стрелковые дивизии, положение, естественно, казалось не столь уж угрожающим. Из этого и исходила полученная нами директива».
Если вспомните суть «южного» варианта – наш ответный удар должен был проводиться по слабому крылу напавшего врага. Который на Украине не особо и активен при этом. И доклады Кирпоноса в ГШ в течение дня были вполне благостными – как раз для принятия решения о начале реализации «южного» варианта они вполне подходили. Но Жуков как раз не особо потом валил на кирпоносов вину за принятое в Москве решение о нанесении удара из КОВО. Он просто с себя ответственность снимал и валил на Тимошенко как автора и инициатора этой директивы и этих ударов. А Жукова, мол, в Москве уже и не было в те часы. Ну а самый главный виновник – Сталин, конечно же…
«Вероятно, такие же погрешности в оценке сил противника, вторгшегося в пределы страны, были допущены и другими фронтами.
Исходя из них, верховное командование теперь ставило задачи на 23 и 24 июня. Войскам нашего фронта предписывалось:
«Прочно удерживая государственную границу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти механизированных корпусов, и всей авиации фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополъ, к исходу 24.6 овладеть районом Люблин…»
У меня перехватило дыхание. Ведь это же задача невыполнимая!.. Но размышлять было некогда. Схватив документ, бегу к начальнику штаба фронта. По дороге прикидываю в уме, какие предложения я могу ему высказать.
Когда я зачитал Пуркаеву телеграмму, он с явным недоверием взглянул на меня, выхватил бланк и перечитал его несколько раз. Быстро обмениваемся мнениями. Они у нас сходятся: наступать преждевременно. Взяв у меня карту с обстановкой и прихватив директиву, Пуркаев молча подал мне знак следовать за ним. Идем к командующему фронтом.» (И. Х. Баграмян, указанное сочинение, с. 113–114)
Никакого Жукова в штабе нет и близко еще на 22.00… Он появится в тот момент, когда Кирпонос на возражения и предложения Пуркаева доложить Москве, что округ не готов наносить такой мощный удар по «директиве № 3» в силу объективных причин и именно 23–24 июня, ставит задачу:
«поставим Музыченко задачу: нанести с юга контрудар силами не одного, а двух – четвертого и восьмого – мехкорпусов. Нацелить их надо, как и выдвигающийся из района Злочева пятнадцатый мехкорпус, под основание танкового клина, вбиваемого противником. С войсками второго эшелона фронта поступим так: девятому и девятнадцатому мехкорпусам, а также всем стрелковым корпусам, составляющим второй эшелон фронта, продолжать форсированный марш к границе по указанным им маршрутам, а тем временем мы в соответствии с развитием обстановки уточним направления и рубежи их ввода в сражение.
<…>
В это время к нам прибыли начальник Генерального штаба генерал армии Г. К. Жуков и назначенный членом Военного совета фронта Н. С. Хрущев. Георгий Константинович Жуков, всегда отличавшийся конкретностью и четкостью в организации управления войсками, одобрил принятое командованием фронта решение и предложил, не теряя времени, отдать приказ о подготовке контрудара.
Начальник Генерального штаба коротко ознакомил Военный совет фронта с делами у наших соседей. Он сказал, что на юге противник особой активности не проявляет и там государственная граница прочно удерживается 9-й армией, сформированной из войск Одесского военного округа. А вот на Западном фронте обстановка складывается очень тревожно. По-видимому, противник наносит там главный удар. Соседняя с нами левофланговая 4-я армия этого фронта ведет пока бои в районе Пружаны, Городец. В направлении на Брест-Литовск противник глубоко вклинился в нашу оборону, и здесь, так же как и у нас, советские войска готовят мощный контрудар…» (И. Х. Баграмян)
Как видите, Жуков приехал около 23.00 примерно, или ближе к полуночи. И Жуков знает, что немцы главный удар наносят не по Украине, что по Бресту они наносят свой мощный и главный удар. Т. е. Баграмян прямо показывает – Жуков, приехав в Тернополь, точно знает, и доводит это до штаба КОВО-ЮЗФ – где противник наносит свой главный удар!!! По ЗапОВО! И знать это может Жуков именно еще до того, как выехал из Москвы. Ведь по дороге он вроде не мог узнать о ситуации на фронтах, сам ничего такого не показывает, и текста директивы «№ 3» он вроде как не знает, по его мемуарам, на момент прибытия в Тернополь к Кирпоносу. Но Баграмян показывает, что Жуков как раз всю обстановку знает и дает по ней указания. Т. е. Жуков и обстановку знает, и суть директивы «№ 3» знает вполне, и у него готово решение. Ведь приехал Жуков именно для того, чтобы рвануть «на Люблин» силами всего Ю-З фронта.
По его мемуарам это якобы он – «Я предложил М. П. Кирпоносу немедленно дать предварительный приказ о сосредоточении механизированных корпусов для нанесения контрудара по главной группировке армий «ЮГ», прорвавшейся в районе Сокаля». (Г. К. Жуков, указанное сочинение, с. 252) Однако Баграмян пишет, что это решение было принято до его появления в штабе фронта после получения директивы «№ 3». И Жуков только «одобрил принятое командованием фронта решение и предложил, не теряя времени, отдать приказ о подготовке контрудара». После чего Жуков поехал в мехкорпус Рябышева, который еще 20 июня должен был по приказу Кирпоноса отрекогносцировать направление удара корпуса до самой границы:
«Вскоре Г. К. Жуков в сопровождении представителей штаба фронта выехал в 8-й механизированный корпус генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева, чтобы на месте ознакомиться с состоянием его войск и ускорить их выдвижение из района Львова на Броды».
Т.е. Жукову не терпелось стать «генералом Победы», о чем Покровский и рассказал Симонову: «… на Юго-Западном фронте побывал Жуков, в самые первые дни, организовал там наступление с лозунгом: “Бить под корень!” На Люблин. Из этого наступления ничего не получилось. <…> Правда, потом он говорил, что это наступление было организовано по приказанию Сталина…»…
Вот что показывал после войны Покровскому на его вопросы начштаба 6-й армии КОВО генерал Н. П. Иванов:
«4 мех. корпус был намечен для использования в северном направлении с целью нанести фланговый удар в общем направлении Томашув или Сокаль во фланг и тыл главной группировки немцев, но затем задачи ему были изменены, так как противник приближался к Броды.
По приказанию Командующего Юго-Западным фронтом (бывш. КОВО) 4 мк, а затем и 8 мк, которым командовал генерал Рябышев и который находился в районе Дрогобыч, были переданы в распоряжение фронта и использованы на этом направлении. Так как мех. корпуса вводились в бой по мере их подготовки, они сталкивались с превосходящими танковыми соединениями противника и были разбиты. Остатки их начали отход на восток и юго-восток.
Создавшаяся угроза с севера вынудила командующего Юго-Западным фронтом начать быстрый отвод 6, 26 и 12 армий на восток». (ЦАМО, ф. 15, оп 977441, д. 3, л. 75, 76)
Томашув – городок в Польше. На полпути от Львова до Люблина. Сокаль– городок на Украине – на границе и чуть восточнее Томашув.
Жуков писал, что был весь день 23 июня у Рябышева с 9 часов утра и «договорившись с командиром корпуса по принципиальным вопросам, к вечеру мы вернулись в Тернополь на командный пункт фронта». А вот что сам Рябышев показывал Покровскому:
«в 10 часов утра был получен приказ командующего 26-й армией о сосредоточении корпуса западнее г. Самбор.
Связь с дивизиями отсутствовала. Приказ командующего командирам соединений был послан офицерами связи и дублировался по радио. Войска корпуса, совершив 8-километровый марш к 23 часам 22-го июня в основном закончили сосредоточение в указанном районе.
В 22.30 был получен приказ командующего армией, на основании которого 8-й механизированный корпус к 12.00 23-го июня должен был перейти в новый район, в 25 км восточнее г. Львова, где поступить в распоряжение командующего 6-й армией. Дивизии корпуса, выполняя поставленную задачу, должны были преодолеть расстояние от 100 до 150 км.» (ЦАМО ф.15, оп. 881474, д.12, л.179–180)
В своих мемуарах Рябышев, описывая, как его корпус гоняли вдоль фронта в поисках противника, о присутствии Жукова в ту ночь и тем более утро-день 23 июня не пишет. Но события после начала войны мы рассматривать не станем.
Был или не был Жуков у Рябышева 23 июня – нам не особо важно. Пускай другие его на вранье ловят дальше, если охота… Нам важно узнать – какое отношение Жуков имел к появлению Директивы «№ 3» и насколько она соответствовала предвоенным планам Жукова-ГШ.
Удар из КОВО под командованием Жукова, в отличие от игры на КШИ в январе, провалился. Ведь Павлову в помощь вместо «виртуальных» 18 дивизий и пары тысяч танков резервов Москвы, что были в январе на КШИ, стали перебрасывать армии из Украины. И если бы этого не сделали и Жуков рванул бы «на Люблин» за славой «генерала Победы», то повторилась бы история – из 1920 года с Тухачевским. Когда тот погнал армию в Польшу и, потеряв тылы и связь с соседями, там ее и потерял.
Ведь немцы, смяв Павлова, могли как ударить дальше по Минску и дальше рвануть к Москве, так и врезать на юг – по флангам и тылам прущего «на Люблин» Жукова. Которому в итоге и устроили бы то, что произошло с Тухачевским в 20-м – тылы и резервы будут отрезаны, и армии Жукова сгинут в Венгрии и южной Польше сами, без еды и боеприпасов с топливом… Поэтому снимать пришлось войска с Ю-ЗФ у Жукова-Кирпоноса и кидать их в помощь Павлову практически сразу же.
У Павлова уже было меньше войск, чем у немцев, и он по любому не мог удержать немцев изначально! Ну а с учетом того, что на том же Брестском направлении «б/у» поручик Коробков тупо слил армию и Брест оголил – тем более не могли из КОВО уже наступать лихо «на Люблин». Ни при каких обстоятельствах.
А ведь эту ситуацию проверили-проиграли на КШИ январских и увидели, что немцы главными силами смяли наши слабые войска севернее Полесья и стали угрожать флангу и тылам Жукова, прущего «на Будапешт» 75 дивизиями КОВО против 40 дивизий противника. Или могли врезать на Минск и дальше Москву. Но тогда наши стратеги хреновы нарисовали из воздуха 18 дивизий и пару тыщ танков «резерва», кинули их в помощь гибнущим войскам ЗапОВО, и Жуков, типа, победил немцев. Вот только тех 18 дивизий в реальности на 23 июня – не было. Под Москвой были 19 дивизий резерва в это время….
Так что никакой импровизацией появление «директивы № 3» не было, конечно же. И быть не могло. Импровизации начались потом – когда выполнение этой директивы, явившейся итогом предвоенного планирования Тимошенко-Мерецкова-Жукова, которую выполнить в принципе нельзя было, ввиду бездарности и безграмотности этого планирования – было сорвано!
Подводя некие итоги, глянем, что пишется в одном интересном, но пока закрытом для обычной публики исследовании. Подчеркнуто было уже в тексте (увы, данное исследование преподают в военных академиях, но оно недоступно простому читателю в силу наличия «грифов» – некому снять «ДСП» с обложки)…
«Наряду с планированием прикрытия госграницы в окру гах была проделана и определенная работа по подготовке войск, проведены другие мероприятия. До войск доводились боевые задачи. В целях их выдвижения из мест постоянной дислокации в предназначенные районы были разработаны планы подъема и вывода частей по тревоге, проводились также соответствующие тренировки. Для дивизий первых эше лонов время выхода в определенные им районы и приведения войск в полную боевую готовность составляло от 3 до 16 часов, а для дивизий второго эшелона – двое-трое суток. Приписка личного состава для этих дивизий планировалась из близлежащих районов за двое-трое суток до начала вой ны. Вывод войск в районы обороны должен был осуществ ляться по особому приказу Главного командования.
В целом «План обороны государственной границы 1941 г.» отвечал требованиям решения задач по отражению удара противника. Однако он имел и существенные недоче ты.
Во-первых, план не предусматривал создание предполья перед главной полосой обороны. Линия обороны войск прикрытия на ряде направлений проходила непосредственно по границе и ориентировалась на вновь строившиеся укрепленные районы. Это не позволило при внезапном нападении противника своевременно подготовить войска к отражению его наступления, выявить направления главных ударов и принять эффективные меры к разгрому ударных группировок.
Во-вторых, созданная по плану прикрытия группировка войск во многих случаях была подчинена решению задач при переходе в наступление, которое должно было развернуто вслед за отражением улара противника. Так, напри мер, весьма крупные силы были сосредоточены в белостокском и львовском выступах, что должно было сыграть большую роль при разгроме вторгнувшегося противника. В то же время у основания этих выступов, где вероятнее всего можно было ожидать наиболее сильных ударов агрессора, группировка советских войск была наименее плотной.
В-третьих, в самой организации развертывания войск прикрытия закладывались предпосылки к поражению. Так большинство дивизий Западного и Киевского Особых военных округов должны были занимать районы по плану при крытия не на тех направлениях, где они размещались, а со смещением к северу на 10–60 км и более, то есть соединения должны были совершать перегруппировку вдоль фронта.
Варианты с занятием обороны дивизиями первого эшелона в глубине, вблизи мест постоянной дислокации, не преду сматривались.
В-четвертых, система ввода в действие плана прикрытия была рассчитана только на то, что командование своевре менно узнает о времени нападения противника.
Она не учи тывала возможности внезапных действий агрессора. Кроме того, система предусматривала использовать для ввода в действие плана прикрытия шифрованную телеграмму. Вре мени на зашифровку, передачу и расшифровку затрачивалось сравнительно много, что также отрицательно сказалось на своевременности выполнения задачи. Более соответствовала бы обстановке передача определенного условного сигнала по телефону ВЧ с дублированием его по другим каналам связи».
На сегодня мы знаем точно, что командование в округах информировалось Москвой о возможных сроках-датах нападения своевременно и заблаговременно. Это показывают в своих ответах многие комдивы на расследовании Покровского. И войска начали вывод по ПП именно ДО возможного нападения. В том числе и приграничные дивизии начали занимать свои рубежи ДО 21 июня еще. Там, где их хотели вывести, конечно же, павловы… Ну а как в ночь на 22 июня поднимались округа – мы отдельно и очень подробно рассмотрим в отдельном исследовании, по полным ответам командиров на вопросы Покровского. Дело было не во «времени на расшифровку» директив Москвы на подъем по тревоге…
«В-пятых, неудовлетворительно было организовано при крытие с воздуха. Авиация приграничных военных округов до начала войны не была перебазирована на полевые аэродромы, не подготовилась к отражению удара противника с воздуха и вследствие этого в первые же часы войны понесла большие потери на аэродромах.
Планирование мобилизационного развертывания.
16 августа 1940 г. Главный военный совет принял решение о раз работке нового мобилизационного плана (МП-41). В Гене ральном штабе план неоднократно перерабатывался и был утвержден правительством только в феврале 1941 г. В марте военные округа получили указание Генерального штаба о разработке новых мобилизационных планов к 1 мая 1941 г. Этот срок был явно недостаточным, в результате чего воен ные округа и войска не смогли тщательно отработать весь комплекс мероприятий по новой схеме мобразвертывания. Поэтому разработка мобилизационного плана по ряду на правлений была продлена до 20 июля 1941 г.
В целом новый мобилизационный план к началу войны не был окончательно отработан в штабах округов и в доста точной степени не освоен войсками. Он оказался неглубоко продуманным и несовершенным. В частности, планом прак тически исключалась возможность поочередного приведения войск в готовность. Согласно плану нужно было либо при водить все войска на театре в боевую готовность, либо оставлять их в постоянной готовности. Сроки отмобилизова ния были установлены: для соединений первых эшелонов армий прикрытия – на 2-3-й день, для остальных соединений, частей боевого обеспечения, тыловых частей и учреж дений – на 4-7-й день мобилизации. Приведение Вооруженных Сил в полную боевую готовность с отмобилизованием и оперативным развертыванием на театрах военных действий предусматривалось осуществить на 15-30-й день мобилизации.
Проведение мобилизации планировалось по двум вариан там – скрытому (путем призыва на большие учебные сборы) и открытому. В Военно-Морском Флоте предусматривалось в случае войны перевести на организацию и штаты военно го времени в основном только части береговой и противо воздушной обороны, части авиации и частично подразделения боевого и тылового обеспечения флотов. Боевые кораб ли флотов и флотилий, а также части ПВО и крупнокали берной артиллерии береговой обороны содержались по шта там военного времени».
Также в штатах военного времени содержались (формировались) по личному составу те же мехкорпуса и противотанковые бригады, которые придавались приграничным армиям… Кстати, как показывает в своих исследованиях С. Чекунов, Генштаб также провел «переброску личного состава из ДВФ (более 40.000 человек) в КОВО и ЗапОВО, распоряжение о которой было отдано 4 АПРЕЛЯ 1941 года»…
Глянем еще одно «закрытое» исследование:
«Несмотря на неблагоприятные условия и весьма сжатые сроки, не позволившие закончить к началу войны разработку МП-41, основные вопросы подготовки к мобилизации (оповещение, порядок призыва военнообязанных и поставки авто транспорта и др.) были все же в основном отработаны, что в конечном итоге позволило военкоматам и войсковым ча стям провести мобилизацию 1941 г.
<…>
Готовность войск западных военных округов и флотов к отражению агрессии.
Политическое и военное руководство Советского Союза до начала войны располагало сведениями о подготовке фа шистской Германии к войне против СССР.
По данным разведывательного управления Генерального штаба РККА, противник, начиная с конца января 1941 г., активно стал осуществлять переброски своих войск к советской границе. Согласно разведсводкам, Германия име ла у наших западных границ на 1 февраля 66 дивизий, на 20 апреля – 84–89, а на 1 июня – 120–122, в том числе 14 танковых и 13 моторизованных. Кроме того, считалось, что против СССР развернуто до 16 дивизий и семи бригад румын, а также до 16 дивизий и трех бригад финнов.
Сравнивая приведенные количественные показатели с дей ствительными данными о составе немецко-фашистских груп пировок, следует отметить, что вначале разведка завышала количество соединений. Затем, особенно в июне 1941 г., она в основном правильно оценивала силы противника.
<…>
Советское политическое и военное руководство из раз личных источников получало также данные о, агрессивных намерениях врага и о возможном времени начала его наступления. Такими датами были названы: вначале 14 мая, затем 21 мая, 15 июня и, наконец, 22 июня 1941 г.
<…>
В связи с обострявшейся обстановкой в начале 1941 г. и особенно в мае – июне правительство и военное командование осуществили ряд крупных мероприятий, направленных на повышение боевой мощи и боевой готовности Советских Вооруженных Сил, на реализацию плана стратегического развертывания войск. Кроме ранее упоминавшихся, в этом направлении были проведены следующие крупные мероприя тия.
Читать бесплатно другие книги:
