Черный цветок Денисова Ольга

Он остановился на клиньях под ногти - болезненная, но не опасная для здоровья вещь. И не ошибся. Жмуренок, изображая бесстрашие, позволил прижать свои руки к столу, только презрительно щурил глаза, собираясь гордо молчать, - Огнезар видел его в эти минуты насквозь.

Кричать он начал почти сразу. И удивление, на которое надеялся Огнезар, превзошло его ожидания. Мальчишка испугался, он не ожидал ничего подобного, он звал маму, он был похож на щенка, которому прищемили лапу. Из ощетинившегося подростка он превратился в несчастного ребенка за несколько минут. Сначала у него из глаз градом катились слезы, а потом к ним добавились судорожные рыдания. Огнезар не сомневался, что победил. Он остановил ката и дождался, когда парень перестанет задыхаться от слез.

- Ну что? - спросил он понимающе и доверительно. - Я думаю, уже достаточно? Скажи мне, где ты спрятал медальон, и пойдешь домой, к отцу.

Тот всхлипнул громким тройным вздохом, и из глаз его снова побежали слезы. Парень молчал долго, словно раздумывал, дрожал всем телом, а потом покачал головой, сжался и зажмурился.

Глава III. Балуй. Страшно

Есеня сидел, забившись в угол камеры, на соломе, и смотрел на руки, которые он подтянул к груди и поставил запястьями на колени. Слезы капали на рубашку, а он никак не мог понять: как это получилось? Как вообще такое бывает? И бывает ли? Было так больно, что он не мог не плакать. Было страшно, и он дрожал. И чувствовал себя запредельно несчастным, обиженным, обманутым, незаслуженно наказанным, и наказанным чересчур жестоко. Не хотелось думать, что это только начало, от таких мыслей сжимался желудок и судорога пробегала по спине.

Он был противен сам себе, он посмеялся бы над собой вчерашним - самоуверенным болваном, бесстрашие которого не имело под собой ничего, кроме наивности. Не слушал Полоза, вместо того чтобы быстро забрать нож и уйти, остался дома - потому что хотел похвастаться! И теперь придется - хочет он того или нет - придется молчать! Потому что иначе останется только умереть. Нельзя предать чужие надежды. Полоз доверил ему нести медальон, а Есеня догадался притащить его в лапы Огнезара! Хорошо еще, что хватило ума его спрятать. И теперь… Слезы капали из глаз, и больше всего хотелось закричать: «Помогите».

«Я виноват, простите меня, я больше никогда так не буду, только помогите! Заберите меня отсюда!»

Есеня едва не вскрикнул, когда снаружи заскрипел замок. Нет! Нет, пожалуйста, нет! Только не сейчас! Еще рано! Он прижался к стене тесней, зажмурился и выставил вперед руки.

- Не бойся, - тихо сказал ему тюремщик и подошел поближе, - я поесть принес.

Есеня со стоном опустил руки на колени. Ну что ж он так испугался-то? Как маленький… Он же никогда ничего не боялся…

- Я не хочу, - тихо сказал он.

- А я тебя не спрашиваю, хочешь ты или нет, - тюремщик присел рядом и поставил миску на пол. - Больно?

- Ага.

- Ты, главное, не бойся. Когда боишься, во много раз хуже выходит.

Легко сказать! Не бойся! А как не бояться, если страшно? Так страшно, что даже тошнит. Есеня зябко повел плечами.

- Ты злись. На себя, на них, на меня. Когда злишься - все по-другому. Давай-ка поедим. Похлебка не ахти, конечно, но лучше, чем ничего.

- Да не хочу я! - всхлипнул Есеня.

- А ты через «не хочу», - тюремщик взял миску в руки, зачерпнул оттуда мутной жидкости, в которой плавала капуста, и поднес ложку Есене ко рту. - Давай, открывай рот. Чтоб злиться, сила нужна. А то превратишься через три дня в слизняка дрожащего.

- Я и так слизняк дрожащий… - разревелся Есеня горько и отчаянно, размазывая слезы тыльной стороной ладоней. - Я и так… и так…

Тюремщик отставил миску в сторону и обнял его за плечо.

- Ты молодец. Если в первый раз не сломался - значит, молодец. Самое страшное - это в первый раз. А что кричал и плакал - так у нас взрослые мужики ревут белугой.

- Правда, что ли? - Есеня на секунду плакать перестал.

Глава IV. Полоз. Стены из желтого камня

Полоз выбрался из берлоги с нехорошим предчувствием, которое его не обмануло. Солнце клонилось к западу - последнее время он стал слишком долго спать и совсем не мог обходиться без сна, как это было раньше.

Жмуренок мог бы не стараться и не писать ничего на снегу - Полоз бы и без этого догадался, что тот задумал. Он выругался, сложил вещи в котомки и повесил их на дерево: если доведется вернуться, звери не распетрушат. Смысла прятать следы ночевки не имело, но он все равно забросал снегом кострище, скорей по привычке, и по проложенным следам двинулся к дороге. С вещами он не смог бы идти быстро, поэтому взял из котомок только самое необходимое - огниво.

Внутри подрагивала и нарастала тревога: неприятная, тоскливая, сосущая. Если бы он так не устал и спал чутко, если бы он догадался держать Жмуренка за руку хотя бы! Дурак! Невыносимый, упрямый дурак! Ну почему он не может просчитать последствий своих действий хотя бы на два шага вперед! Полоз злился на мальчишку, и попадись тот ему под руку прямо сейчас, вздул бы его хорошенько за эту глупую, опасную выходку.

Но что-то подсказывало Полозу, что для парня это был бы исключительно счастливый исход.

Он пошел по дороге к городу быстро и сдерживал себя, чтобы не бежать. Парень не успеет перешагнуть порога собственного дома, как его схватят! Там его ждут всегда! Наверное, ему хватит ума не тащить с собой медальон, а впрочем - почти никакой разницы.

Примерно на полпути Полоз почувствовал жар - первый предвестник приступа невыносимой головной боли. Ему не стоило так спешить! Ему не стоило волноваться. Он остановился и вытер лицо снегом. Но от наклона жар покатился вверх стремительно, горло захлестнула тошнота, и в голову ударила боль, раскатившись перед глазами золотыми искрами. Полоз перестал чувствовать землю под ногами и ноги тоже чувствовать перестал.

Это пройдет. Это быстро пройдет. Оно всегда проходит, надо только глубоко дышать. Если он потеряет сознание надолго, то умрет, замерзнет прямо на дороге!

Полоз добрался до города через четыре дня. В двух верстах от Олехова его подобрали крестьяне, которые затемно вышли из деревни с обозом: он не потерял сознания, но голова у него кружилась так сильно, что он падал на четвереньки, едва вставал на ноги. Улич предупреждал, что дорога ухудшит его состояние, но Полоз не предполагал насколько.

В деревне - ближайшей к городу - за ним ухаживала добрая женщина, одинокая вдова с четырьмя малолетними пацанятами, и Полоз с тоской думал о том, чем будет с ней расплачиваться. Денег она не взяла. Глядя на ее детей - четверых головорезов от шести до одиннадцати лет, - он решил, что Жмуренок не самый худший представитель шумной братии мальчишек.

Ползти в город на карачках Полоз не рискнул и дождался, пока сможет стоять на ногах. Но как только почувствовал, что в состоянии пройти больше десятка шагов, ночью потихоньку оделся и покинул добрую вдову, про себя желая ей всего наилучшего.

Жидята не спал: он любил засиживаться допоздна, но и по утрам никогда не вставал рано.

- Я думал, ты убит. Ходили слухи, что в Урде тебе проломили голову, - встретил он Полоза.

- Что-то у этих слухов слишком длинные ноги… - проворчал Полоз и поспешил сесть. - Но голову мне действительно проломили. Дай мне воды.

- Может, горячего вина? - участливо предложил Жидята. - На улице мороз.

- Я как ущербный, мне воды. Не тяни, говори. Я же вижу, тебе есть что сказать.

- Жмуренок в тюрьме, - Жидята протянул ему кружку.

- Я в этом и не сомневался…

Полоз сделал два больших глотка и поставил кружку на стол. Надежда, похожая на робкий язычок пламени, вздрогнув, погасла, и вместо огонька вверх взвился едкий дымок горечи.

- Медальона у него не было, - поспешил добавить Жидята.

- Это точно?

- Его обыскивала стража, а не тюремщики, с ними всегда можно договориться. А еще… У нас тут что-то вроде военного положения. Они ждут, что мы откроем медальон. Набирают по деревням новых стражников, а всех ущербных из деревень отправляют по домам.

- Они преувеличивают наши возможности… - с горечью сказал Полоз.

- Они перестраховываются, - пожал плечами Жидята, - но это значит также, что медальона у них нет.

- Я думаю, это дело времени, - Полоз сжал губы.

- В этом никто не сомневается. На послезавтра назначен малый сход.

- Ты что? - Полоз привстал. - Почему я ничего не знаю?

- А где ты был? Никто не верил, что ты жив.

- И что мы будем обсуждать?

- Жмуренка и медальон, - ответил Жидята, - что нам еще обсуждать?

- Где будет сход?

- Здесь. На послезавтра - потому что раньше не все успеют подойти. Давай-ка я поставлю самовар, поешь, попьешь чаю и спать. Лицо-то у тебя белое совсем.

Жидята встал и подкинул дров в печку, старательно отводя глаза.

- Есть не буду, а чаю попью, - сказал Полоз и решился спросить. - Ты про Жмуренка что-нибудь узнавал?

- Его допрашивает Огнезар, сам. От меня просто шарахались, когда я пытался что-нибудь выяснить. Он же у нас государственный преступник номер один. В лоб, за деньги, никто ничего не скажет. Знаю, что в общей камере его нет. Они тоже не дураки: разбойников в тюрьме не меньше полусотни, лагеря по три раза за зиму меняли места.

- Из наших есть кто-нибудь? - спросил Полоз.

- Нет, вы сразу ушли далеко и с провиантом. Они ослабить нас хотят, они боятся… Так что Жмуренок в одиночке, скорей всего. Это же очень давит. В камере и поддержат, и перевяжут, и покормят. Он же ребенок еще, как ему там, одному-то? - Жидята шумно сглотнул. - Я ж с пеленок его знаю…

- Я попробую завтра, у меня есть свои люди, - вздохнул Полоз. - А что Жмур?

- Жмур лежит четвертый день.

- Ранен?

- Нет, оглушили слегка. Он… он переживает. Знаешь, у ущербных ведь тоже душа болит. Как умеет, конечно, но болит. Может, сильней, чем у нас. Когда ее рвут-то в разные стороны. Нормальный человек бы поплакал, а он и плакать толком не умеет.

Полоз вздохнул: обрубок души. Говорят, отрубленная рука болит всю жизнь. И ничего с этим не сделаешь - не вылечишь, припарку не положишь. Может, и у Жмура так же? Души нет, но она болит?

Тюремщик сидел перед Полозом и пил пиво. Он привык к своей работе, он привык рассказывать родственникам об арестантах, он оставался спокойным и невозмутимым. Полоз дождался, когда хозяин пивной отойдет от их стола, пригубил пиво и спросил, стараясь не привлекать к себе внимания:

- Узнал?

- Узнал… Трудно было: он в холодной. Его допрашивает сам Огнезар. А каты, знаешь, народ не очень разговорчивый, - тюремщик вздохнул.

- Сколько? - устало спросил Полоз. Внутри все дрожало: ну же! Все еще допрашивает?

- Ну, пару серебреников накинь.

- Возьми, - Полоз выложил из кармана три серебреника и припечатал монетки к столу.

Тюремщик посмотрел на них, две сгреб рукой, а третью пальцем подвинул обратно Полозу.

- Мне лишнего не надо. Пока от него ничего не добились. Кат говорит, Огнезар нервничает. Он думал, что парень быстро сломается, начинал помаленьку. Тот и вправду едва не сломался поначалу. Его сперва тридцать часов без воды в кандалах держали, к стене прикованного, в холодной, а потом сразу мучить начали. Конечно, мальчик испугался. Но потом ничего, взял себя в руки, смирился, что ли…

- Сильно мучают? - спросил Полоз, стараясь оставаться равнодушным.

- А ты как думал? Государственный преступник… Вчера на дыбе висел. Кнутом его били.

Полоз охнул и закусил губу. Это слишком, для мальчика - это слишком. Что же, благородный Огнезар не видит, что перед ним ребенок?

- Его в застенок ведут - он боится: плачет, рвется. А как Огнезара видит, сожмется весь и молчит.

Полоз скрипнул зубами и стиснул кулаки. Мелькнула мысль напасть на Огнезара, когда тот поедет домой. Хороший бросок гири цепа, и никакая охрана ему не поможет. Впрочем, смысла это не имело: они боятся, что медальон откроют, и подлорожденного мальчишку не пожалеет никто. Огнезара быстро сменит кто-нибудь другой, не менее хитрый и жестокий.

- Я могу поговорить с катом?

- Нет, он живет при тюрьме. Его никуда не выпускают сейчас, приказ благородного Огнезара. Могу передать что-нибудь. Еды хорошей, одежды… Но ничего запрещенного, а то сам на дыбе окажусь завтра.

- Да. Конечно, - Полоз вскинул глаза и полез в котомку, - у меня есть… Вот…

Покупки показались ему такими жалкими, даже издевательскими.

- Тут молоко, он любит молоко. И гусятина. Ты попроси кого-нибудь, пусть его покормят, а?

- Покормят, не беспокойся. Но лучше бы ему курицы вареной, а не гусятины. И яблок.

- Я завтра принесу. Ты спрашивай, каждый день спрашивай, ладно?

- Если спросят - кто передал?

- Жмур, - не задумываясь ответил Полоз.

- Да, чуть не забыл. Ищут его мать и сестер. Благородный Огнезар сначала хотел парня пытками отца припугнуть, но подумал и решил, что этим его не проймешь - поздно. Мальчишка еле дышит. Если не его, а отца пытать начнут, он только вздохнет с облегчением. А мать - она мать и есть…

Полоз вышел из пивной на главной площади, и взгляд его уперся в белое полотно размером в сажень: Жмуренок смотрел на него, виновато насупившись. Полоз запрокинул голову - на портрете, нарисованном черной краской, ему привиделись янтарные глаза с зелеными прожилками. Он посмотрел на желто-серую тюрьму за высокой оградой… Пятьдесят шагов, всего пятьдесят шагов…

Сколько раз он смотрел на это здание и сколько раз сжимал кулаки от бессилия… Сколько его друзей выходило оттуда чужими людьми - непонятными, с пустыми глазами… Ущербными. Мимо него прошел тюремщик и направился к воротам, унося в узелке флягу с молоком и гусиные ножки. Что еще сделать для мальчика? Полоз бы охотно поменялся с ним местами, он был готов прямо сейчас взять тюрьму приступом. Некстати вспомнилась дурацкая записка на снегу. ПОЛАС… Полоз нервно захихикал, зажимая рот рукой, и вдруг понял, что не смеется, а плачет.

Он знал, что сделать ничего нельзя. Из тюрьмы еще никто не убегал. Если бы это было возможно, не превращали бы вольных людей в ущербных. Только одно - найти медальон. И дать знать парню, что тайник пуст. Но и это не спасет. Если медальона не найдут, ему просто не поверят. А это еще хуже - тех, кто начинает говорить, мучают сильней, чтоб дожать.

Полоз выбрался за городскую стену и дошел до старого дуба. Нет, медальона там не было. Где еще? Куда он мог его деть еще? Надо предупредить Жидяту о семье Жмура.

Глава V. Огнезар. Гусиные ножки

Жмуренок молчал, и Огнезара это выводило из себя, хотя он знал: нельзя испытывать ненависти к допрашиваемым, даже злиться на них нельзя! От этого начинаешь действовать необдуманно! Надо понимать их мотивы, надо влезать в их шкуру, чтобы добиваться результатов. Жмуренку будто кто-то запретил говорить о медальоне, внушил, что этого делать нельзя, - уж не Полоз ли? И запрет этот оказался столь мощным, что его не пробил кнут и не прожгло каленое железо. И есть четыре способа этот запрет преодолеть. Во-первых - мать, а лучше сестры. Во-вторых - обман, в третьих - убеждение. Ну, и последний - сумасшествие. От пыток сходили с ума и более крепкие, зрелые люди. Уничтожить личность - и никаких запретов не останется. Искалечить, ослепить - для подростка этого будет достаточно. Но опыт показывает, что это крайняя мера: он может забыть, перепутать, впасть в детство, онеметь, наконец. Этого никто не знает заранее.

Из всех способов наиболее простым и доступным был обман, и Огнезар долго выстраивал планы. Мальчик наивен, но не глуп, и дешевка не пройдет.

Случай подвернулся очень быстро. Огнезар не успел покинуть тюрьму, как его нагнали у выхода:

- Передача Жмуренку, - запыхавшись, доложил начальник тюрьмы.

Вообще-то, тюремное начальство смотрело сквозь пальцы на передачи арестантам: и тюремщики имели с этого дополнительный доход, и продуктов тратилось меньше. Но о Жмуренке велено было докладывать, и они не посмели ослушаться.

- Кто передал?

- Жмур.

Конечно, кто же еще, как не отец, должен был позаботиться о сыне? Только почему на шестой день? Почему не в первый, не во второй? Нет, это не Жмур. Ущербный кузнец понятия не имеет, как это сделать, к кому обратиться и сколько заплатить. Да ему и в голову не приходит, что такое возможно. Это его друзья - вольные люди. Ищут связь? Выясняют подробности?

- Узнай, кто из тюремщиков принес передачу, но тихо. Завтра проследи, с кем он встречается. Если это Жмур - можешь меня не беспокоить. Если кто-то другой - попытайся его взять. Сдается мне, это Полоз. И взять его будет нелегко.

План выстроился в голове сразу. Откуда мальчику знать, что ни один тюремщик не осмелится пронести с передачей записку? В архиве Урда служитель подтвердил, что парень торчал там почти месяц, просматривал метрические книги. Значит, читать умеет хорошо. Если он знает почерк Полоза, идея провалится. Найти образец будет трудно. Но почему бы не попробовать?

Огнезар сам написал записку и, осмотрев передачу, обернул тонкую полоску бумаги вокруг гусиной ножки. Найдет. Найдет и прочитает. Он не сильно верил в успех, но попытаться стоило. Довольный собой и подвернувшейся оказией, Огнезар отправил тюремщика, ухаживавшего за мальчиком, в камеру к Жмуренку, а сам устроился у глазка: если мальчишка не поверит, надо понять почему. Тюремщик относился к Жмуренку по-доброму, и у того должно было появиться доверие к нему. У арестанта обязательно должен быть человек, которому он доверяет, это всегда окупается.

Парень лежал на матрасике: лекарь не велел класть его на солому и посоветовал топить холодную. Одна из стен представляла собой щит, по которому шло тепло из соседнего помещения, и матрасик постелили к ней вплотную. Не прошло и часа, как Жмуренка вернули в камеру, и он не двигался, лежа на боку и притянув к животу ноги. Посмотрев в его пустые немигающие глаза, Огнезар подумал, что тот сойдет с ума раньше, чем его начнут калечить.

Тюремщик открыл дверь, но мальчик не шевельнулся, даже не посмотрел в его сторону.

- Тебе передачу принесли, - тюремщик сел на пол, подкрутил фитиль лампы, чтобы горела ярче, и стал развязывать узелок.

- Кто? - хрипло спросил парень.

- Отец, кто же еще.

- А это что, разве можно? - он перешел на шепот. Лицо его оставалось безучастным, он вовсе не обрадовался передаче, чему Огнезар не удивился.

- Ну, за деньги все можно.

- А тебе за это ничего не будет?

- Никто же не узнает. Смотри-ка, фляжка, - стражник отвинтил крышку. - Молоко. Хочешь молока?

- Хочу, - парень вздрогнул, губы его поползли в стороны, и на глазах показались слезы.

- А что плачешь-то?

- Просто. Обидно. Я здесь, а батя там за меня волнуется. Молока прислал.

- Давай-ка я тебя поверну. Я потихоньку, - вздохнул тюремщик.

Интересно, он такой хороший актер - или на самом деле сочувствует Жмуренку? Огнезар не возражал против сочувствия арестантам - главное, чтобы оно не выходило за границы дозволенного.

- Не надо. Я сяду лучше. Сам.

А заплакал он неспроста. Огнезар решил запомнить эту деталь. Мысли о доме, об отце его растрогали, заставили пожалеть себя… Это тоже можно использовать.

Парень неловко поднялся - руки у него действовали плохо - и, поскуливая, сел, опираясь плечом на стену.

- Давай я одеялом тебя накрою, - предложил тюремщик, но тот покачал головой.

- Не, не надо, жжет.

Тюремщик поил его молоком, и каждый глоток причинял мальчишке боль. Он выпил не больше стакана и помотал головой - устал.

- А тут еще гусиные ножки, - улыбнулся ему тюремщик.

- Правда? - лицо Жмуренка тронула живая, озорная улыбка, которая быстро сползла с губ. - Давай.

Огнезар ждал, и тюремщик не подвел.

- Я этого не видел, - сказал он и отвернулся, когда Жмуренок заметил полоску бумаги и перестал жевать. Листочек исчез под матрасом. Теперь оставалось дождаться результата.

Тюремщик ушел, оставив лампу ярко гореть, и Жмуренок долго рассматривал записку, шевелил губами, подносил к лампе, а потом успокоился, лег и уставился в одну точку на потолке. Огнезар выдержал паузу и отправил к нему тюремщика только через два часа - отнести воды.

- Слушай… - смущенно и тихо начал Жмуренок, и Огнезар напрягся, прижавшись ухом к смотровому окошку. - Ты только не выдавай меня, ладно?

Тот покачал головой.

- Прочитай мне, что тут написано, а?

Провал! Полный провал! Огнезар сжал кулаки. Как же так? Что же он делал в архиве? В метрических книгах картинок нет!

Тюремщик взял записку в руки и прочитал - внятно, по слогам:

- «Расскажи тюремщику, который принесет молоко, где медальон. Мы его заберем оттуда. Полоз».

- Как ты говоришь? ПОЛОЗ? - Жмуренок сделал ударение на последнем «о» и отчетливо произнес звук «з». - Так и написано?

- Да, - удивился тюремщик.

- А я-то, дурак… - Жмуренок усмехнулся и повернул голову к стене. - Уходи.

- Ты что?

- Уходи. Можешь ничего больше не приносить. Ничего мне не надо.

- Да что ты? Чего обиделся? Не веришь?

- Полоз знает, что я такими буквами не умею читать. Я только печатными умею. Он бы мне такой записки не послал, - Жмуренок со злостью оттолкнул флягу, и остатки молока потекли на пол.

Полный провал. Огнезару оставалось лишь ругать самого себя. Напиши он записку печатными буквами, и о почерке можно было не беспокоиться! А если бы вышло наоборот? Если бы мальчишка читал письменные буквы, он бы заподозрил подвох в печатных. Не угадал. Просто не угадал.

Глава VI. Полоз. Мальчик должен умереть

Малый сход собрался через два дня.

Все они считали себя равными друг другу, всех их отличало честолюбие и умение вести за собой людей. Всех - кроме, пожалуй, Жидяты, который служил им кем-то вроде третейского судьи: сглаживал ссоры и высказывал решения так, что они ни у кого не вызывали возражений.

Елага, не желавший брить бороду даже приходя в город, появился первым. Он недолюбливал Полоза, и Полоз платил ему той же монетой. Елага был моложе Полоза лет на десять, но вел себя чересчур заносчиво. Его непомерное тщеславие напоминало кичливость «вольных людей» Кобруча и казалось Полозу наивным и ребяческим. Впрочем, разбойники его любили: он был справедлив, отважен и хитер.

- Добегались по Урдиям, - проворчал он, усаживаясь за стол. - Надо было собирать сход осенью, а не сейчас.

Полоз не стал отвечать. Никакого толку в сходе осенью он не видел.

Следующим пришел самый старый из них - Заруба - и тоже глянул на Полоза как-то странно. Пожалуй, только Неуступ обрадовался встрече.

Сначала Полоз рассказывал о решении урдийских мудрецов, потом Жидята - об аресте Жмуренка и перемещениях в рядах стражников.

- Интересно, почему они так уверены, что мы можем открыть медальон? - спросил Неуступ. С виду простой, и одетый по-крестьянски, на самом деле он был образован не хуже Полоза. - Мы можем искать Харалуга несколько месяцев и не найти.

- Откуда им знать, что мы его не нашли? Может, мы в лесах воспитываем армию Харалугов, - улыбнулся Елага.

- Нет, тут дело в другом. И Жмуренок знает, что никаких Харалугов у нас нет, - покачал головой Заруба.

- Жмуренок молчит, - заметил Жидята.

- О Жмуренке еще поговорим, - вздохнул Заруба. - Я думаю, они знают нечто, что неизвестно нам. И почему-то предполагают, что нам это известно так же хорошо, как и им. Мне кажется, ответ лежит на поверхности…

- Если ответ на поверхности и мы должны это знать, мы это скоро узнаем, - усмехнулся Неуступ. - Однако мы снова потеряли медальон и обсуждать нам нечего…

- Надо вытащить Жмуренка из тюрьмы, - сказал Полоз.

- Полоз, ты сошел с ума? - рассмеялся Елага. - Это невозможно! Про Жмуренка забудь. Из двух зол - безвозвратная потеря медальона или медальон у Огнезара - надо выбирать его безвозвратную потерю!

- Надо хотя бы попытаться… - Полоз сжал губы.

- Надо попытаться найти медальон, пока его не нашел Огнезар, - тихо сказал Заруба. - Логика мальчика проста. Он не может спрятать вещь так, чтобы ее невозможно было найти. Но, учитывая ограниченность во времени, мы рискуем.

- Что ты хочешь сказать? - Полоз вскинул глаза.

- Ты сам прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Мы ждали этого события много лет, его ждали наши деды и прадеды. Мы не можем позволить медальону вернуться назад. Лучше он будет похоронен в каком-нибудь тайнике. У нас будет много времени, чтобы искать его. И я думаю, мы его рано или поздно найдем.

- Мальчик молчит, - снова напомнил Жидята.

- Он молчит, пока не сойдет с ума от пыток, пока в тюрьму не привезут его мать, пока не доставят из Урдии того невольника, который читает мысли… - Неуступ махнул рукой, - Полоз, ты же понимаешь сам. Мальчик должен умереть до того, как это случится.

Полоз это понимал. Он не хотел об этом думать, не хотел принимать в этом участия. Но он это понимал. У ситуации было два исхода: или Жмуренок умрет от пыток, так ничего и не сказав, или он сломается, и медальон окажется у Огнезара. И еще одна, маловероятная возможность - найти медальон в ближайшие два-три дня. В любом случае, счет идет на дни.

- Когда ты встречаешься с тюремщиком? - спросил Заруба.

- Через три часа.

- Возьми пять золотых. Кат не устоит.

- Погодите. Дайте мне подумать. Я должен что-нибудь придумать…

- Полоз, тут не о чем думать. Это единственное решение. Ему не передадут даже записки без того, чтобы о ней не узнал Огнезар. И о подкупе ката Огнезару не доложат, только если это будет крупная сумма.

- Если это будет крупная сумма, то и записку передадут, - рявкнул Полоз, понимая бессмысленность этого спора.

- А обратно? Обратно что передадут? Если Огнезар узнает о подкупе ката, он рассердится на ката. И этим все кончится. Мы потеряем осведомителя, только и всего.

- Я дам себя арестовать и найду способ к нему пробиться!

- Полоз, это детство. Мы решили этот вопрос. Возьми деньги.

Жидята сидел, уткнувшись глазами в пол. Полоз стиснул зубы и сгреб золотые в кулак. Они правы. Они, конечно, правы. И жизнь Жмуренка не стоит сотни ущербных, которые завтра выйдут из тюрьмы на улицы города. Завтра. И еще в течение многих лет. Но как это глупо и несправедливо! Расплатиться жизнью за одну мальчишескую глупость. За его, Полоза, неосторожность и неосмотрительность. ПОЛАС… Что ему стоило самому сходить за этим проклятым ножиком? Ведь понятно было, что парню эта глупость прочно втемяшилась в башку, и он от нее не отступится.

Он вспомнил, как Жмуренок кричал на Улича: «Курицу - Полозу!» Как приходил и прятал голодные глаза, собирая медяки на работу в архиве. Как плакал у него на плече в Кобруче. От радости плакал.

До него как сквозь сон доносились слова Неуступа о том, что нужно стягивать лагеря ближе к городу, потому что медальон может обнаружиться в любую минуту. Елага с ним соглашался, а Заруба выступал против снятия лагерей с мест. Мучительно болела голова, и снизу к горлу волнами подкатывал жар.

- Да любой из вас давно бы раскололся! - закричал он и жахнул кулаком по столу. - Любой из вас не выдержал бы так долго! А он еще мальчик, и он молчит! А вы предали его. Он вас не предал, а вы его - предали!

Каждое слово било по темени, словно молоток.

- Полоз, мы его предали, - кивнул Заруба. - Мы поступаем жестоко и несправедливо по отношению к нему. И отдаем себе в этом отчет. Ты ведешь себя как ребенок.

- Вы даже не думали, как ему помочь…

- Не считай себя умней других. Любая операция потребует времени, которого нет. Хорошо, если мы успеем… заставить его замолчать. Что ты думаешь по поводу перевода лагерей поближе к городу?

- Ничего. Какой в этом смысл? Медальона нет, и как его открыть, мы не знаем. Зачем рисковать людьми?

- А ты, Жидята? Нас двое надвое.

- Я против убийства Жмуренка, - сказал тот.

- Это мы поняли. Что про лагеря?

- Я думаю, это имеет смысл. Никто не знает, как повернутся события, - он пожал плечами, словно знал, как они повернутся, но никому не хотел говорить.

Полоз увидел тюремщика издали, и соглядатая, который шел за ним, увидел тоже. Мелькнула мысль позволить им себя арестовать, но тут Заруба был абсолютно прав: это детство. Можно убедить тюремщика в Кобруче, что ты урдийский врач, который не разобрался, что к чему. Но Огнезар - не тюремщик, и в Олехове его так просто обратно не выпустят.

Полоз дождался, пока тюремщик зайдет в пивную, пока выпьет кружку пива, выйдет на площадь и, удивленно глядя по сторонам, пожмет плечами и направится домой. Дождался, пока соглядатай замерзнет, стоя у забора напротив, потом обошел двор с другой стороны и залез к тюремщику в дом через чердак.

Конечно, тот напугался. Его дети уже спали, и жена укачивала младшего в люльке - Полоз услышал чуть слышный скрип и тихую колыбельную песню. Интересно, хотелось бы ему жить так же, как этот тюремщик? В маленьком доме было уютно, темно и приятно пахло хлебом. Тюремщик сидел за столом, освещенным единственной свечой, и хлебал борщ из глубокой миски.

- Извини. За тобой следили, а я очень хотел с тобой увидеться, - улыбнулся Полоз и сел напротив. - Ты ешь, ешь. Я подожду.

- А я-то думал - напрасно с катом говорил. В пивной ждал и на площади искал.

Полоз удовлетворенно кивнул: Огнезару доложат, что никто на встречу не пришел.

- Есть новости? - спросил он и стиснул зубы. Он не сможет. Ему не хватит на это сил. Конечно, они правы. Конечно, так будет лучше, и Жмуренку меньше мучений. Но не сегодня. Он сегодня только спросит. Завтра утром.

- Есть. Благородный Огнезар собирается отца его вызвать.

- Зачем?

- Он хочет, чтоб батька пожалел, уговорил. Когда жалеют их, они расклеиваются сразу. Так часто делают, нарочно устраивают свидание. Вот сейчас ты все расскажешь, и отец тебя отведет домой. Очень действует. Это у них задумано на послезавтра. Огнезар любит вслух рассуждать, а кат все запоминает, он такой… А завтра, сказал, опять на дыбу повесят - языки для кнута велел готовить. Обычно дней десять ждут, пока оправится, а тут - торопятся.

- Денег кату можешь передать? - спросил Полоз и сам ужаснулся от этого вопроса. Для ката лучшей возможности не представится. Ему ничего не стоит - никто бы и не понял, даже благородный Огнезар. Умер бы он не под кнутом, а в камере, через несколько часов, от какого-нибудь разрыва селезенки - никто бы не догадался.

- Чтоб убил? - спросил стражник. Спросил так равнодушно и понимающе, что у Полоза по спине пробежали мурашки.

Страницы: «« ... 1617181920212223 »»

Читать бесплатно другие книги:

В данный сборник включены рабочие программы по информатике и ИКТ, соответствующие Федеральному компо...
Вам нужна хорошая работа? Вы ее найдете! Деньги? Сколько угодно! Здоровье? Пожалуйста! Любовь? Никак...
Книга «Глаз и Солнце», созданная выдающимся ученым, академиком С. И. Вавиловым (1891–1951), стала кл...
Антология включает как научно-популярные очерки, посвященные истории возникновения и развития алхими...
Учебное пособие соответствует требованиям Государственного образовательного стандарта третьего покол...
Супружеская чета Лужайкина-Буторкиной – идеальная крепкая пара. По административным возможностям мэр...