Жена странного человека Сивинских Александр
Мистер Вэн поспешил признаться, и при этом ничуть не лукавил, что сын её чудесен.
Ада вздохнула, не стесняясь крохотных морщинок вокруг печальных глаз.
– Он встретит утро завтрашнего дня.
– Утро? Можно я покажу Глену место, где работаю?
Ведь не зря тысячи людей считали мистера Вэна очень практичным человеком.
Ворота порта распахнулись, императорский лимузин бесшумно вполз на свою законную территорию.
– Пошли пешком? Надеюсь, ты у нас не ленив?
Мистер Вэн заехал за мальчиком по указанному городскому адресу очень рано, оправдываясь перед Адой тем, как важно для него быть вовремя на работе. Мистер Вэн нетерпеливо стоял у подъезда, большая машина ждала его за углом.
Глен немного удивился, пробрался на роскошное кожаное сиденье по-мальчишески неуклюже, почти всю дорогу до порта смотрел в окно, молчал, окончательно просыпаясь.
– Пошли?
Утреннее солнце на безоблачно прозрачном небе, оранжевые стены складов, сверкающие ярко-жёлтыми гранями верхушки портальных кранов.
Порт и до мистера Вэна был похож на город, а став его собственностью, окончательно наполнился чёткими улицами и перекрёстками.
Асфальт, брусчатка, бетонные плиты, рельсы, опущенные вровень с поверхностью дорог.
Едва заметная колея разогретого прошлым летним зноем асфальта заполнилась недавно дождём. Напряжение рабочего дня ещё не наступило, машин на главной портовой улице они с Гленом пока не замечали, и мальчишка с интересом шел, ступая ногами по разным берегам этих речек, смотрелся в них, стараясь не нагибаться…
Из тесного судоремонтного тупичка на простор подъездных путей вдруг выскочил крохотный железнодорожный кран, стремительно развернул стрелу и снова умчался в свой звонкий труд. «Как собачонка, которая на секунду отскочила в сторону от драки для передышки и пополнения собственной злости…»
– Нравится?
Мистер Вэн ни на секунду не выпускал из своей руки крохотную ладошку.
– Да. А парусные корабли в порту есть?
– Конечно, есть… Но для начала давай-ка заглянем сюда. Я когда-то здесь работал. Очень давно.
Среди современных перегрузочных комплексов, разделённых обширными газонами и тротуарами, спряталась старая кочегарка. Несколько раз проектанты предлагали её снести, но мистер Вэн всегда оправдывал существование чумазого зданьица его полезностью: пусть, мол, там сжигают мусор, остатки картонной тары, обломки деревянных поддонов. Ну, и получают хоть и небольшое, но бесплатное тепло.
Шершавая дверь с шорохом отворилась.
Мистер Вэн подобрал полы плаща, наклонился, шагая в жаркий сумрак по низким ступенькам.
Всё осталось прежним.
Жестяная труба вентиляции под потолком, накрытая многолетним слоем пыли, прорезанная самодельными жабрами-решётками. От движения воздуха шлаковая пыль на решётках шевелилась толстыми рыжими червяками.
Потный кочегар только взглянул на них из-под ладони, рассматривая сквозь ослепительные отблески топочного огня. Промолчал. Вновь решительно взялся за лопату, мелкий мокрый антрацит послушно вздыхал, ложась на уже раскалённые предыдущие комья.
В топке пламя ревело так, будто там просыпались ящеры, ушедшие в уголь миллионы лет назад.
– Это мощная установка?
Мистер Вэн не сразу заметил, что Глен испуган.
– Не очень. Совсем, впрочем, не мощная. Здесь неподалёку есть другая, современная. Хочешь посмотреть?
– Нет.
И уже на улице, на свежем воздухе, повеселев лицом и голосом, Глен остановился и остановил на тротуаре его.
– А знаете, в созвездии Лебедя есть одна очень огромная и яркая звезда! Она мощностью в пять миллионов тысяч вольт! Представляете?! Вот!
– Ого!
Они шли по главной дороге, болтали о разных случайностях, хохотали, совпадая словами, останавливались около интересных зданий и механизмов, переходили в другие переулки, но всё равно неуклонно приближались к сияющей Башне.
– Мистер Вэн, а вы покажете, где здесь делают суфле скумберии? Мы с мамой иногда покупаем, это очень вкусно, если с картошкой.
– Что?! Как ты сказал? Скумберия?!
На застеклённых просторах своей Башни он не стал исполнять привычный ритуал подготовки к ежедневной работе. Подвёл Глена сначала к одному окну, затем к другому, с удовольствием, неожиданным для самого себя, принялся рассказывать любознательному мальчишке обо всём том, чего они не смогли увидеть внизу, когда проходили по улицам и аллеям.
Порт вовремя наполнился густым и осмысленным движением.
– Мистер Вэн, а зачем столько много людей?
– Так необходимо для успешной работы, лишних нет.
Глен ненадолго притих.
– А почему здесь, в Башне, работаете вы, а не кто-то другой?
«Вот так и влюбляются в маленьких разумных детей…»
– Я больше всех желал этого.
– Но ведь любому человеку хочется командовать, а не подчиняться!
– И тебе тоже?
– Ага! Всё сверху видишь, отдаешь приказы по телефону! Здорово!
– Ну, если так…
Мистер Вэн встал у окна близко и одинаково с Гленом, обнял его за плечо.
– Тогда, малыш, всё зависит от твоей готовности подвергнуть себя невероятному напряжению.
На следующий день, соблюдая предварительную договоренность, мистер Вэн принимал у себя в Башне крупного поставщика металла.
Разговор поначалу был привычным, ожидание отказа в выгодных условиях заставляло гостя постоянно лукавить быстрыми глазами.
Но почему-то мистер Вэн позволил себе задуматься, потом ещё раз и ещё…
Поставщик вскоре радостно уполз из его кабинета с нужными бумагами, удивляясь и удивляя окружающих своими странными рассказами об увиденном.
– Не тот уже старина Вэн, мягок стал… Совсем не как всегда.
Мистер Вэн позвонил, улыбнулся звонкому ответному голосу, и почти сразу же вызвал секретаря.
– Подготовьте на пятницу совещание. Обязательно обеспечить присутствие директора управляющей компании. Тема – полная передача полномочий. Оформляйте документы.
– Но…
– В пятницу, ровно в двенадцать. Все должны быть готовы.
В среду они купили Глену щенка, а в четверг он пригласил Аду в кафе.
Она сидела напротив него, лёгкая, с тихими глазами, очень похожая на его жену в молодости.
Он устал от жизни, увидев же в первый раз Аду – захотел снова жить.
В пятницу, объявив свою волю и юридически отойдя от всех дел, он собрался лететь в столицу.
Личный самолет мистера Вэна стоял на выходе из ангара. С нетерпением он бросил плащ и газеты на соседнее кресло, набрал уже знакомый номер телефона. Гудки. Длинные, длинные, длинные… Чёрное бешенство ударило по глазам – поздний вечер, одна ли?
Она знала, зачем смотрит в кухонное окно и что должна сегодня увидеть в чистом ночном небе.
Полнолуние. Вот… Прошло всего лишь несколько минут, и неизвестная круглая тень надвинулась на сверкающую серебром Луну, остался исчезающий серпик. Вся затемнённая часть стала серо-розовой, очень непривычно, ярко и отчетливо проявились контуры морей и кратеров.
В прихожей глухо задребезжал телефон.
Легко вскочила со стула, щёлкнула светом.
– Да, я… Нет, Глен немного приболел, укладывала его спать, поэтому, наверно, и не слышала…
Ревели самолётные двигатели, даже через спинку обширного мягкого кресла прямо в сердце передавалась дрожь отчаянного разбега по взлётной полосе.
– Имею ли я право вот так…? Но я хочу об этом вам сейчас говорить! Я хочу сделать очень многое для вас… И для Глена.
Третий час они обсуждали его книгу.
Издатель быстро добился желаемого, но не скучал, а с удовольствием продолжал удивляться.
– Твоя рукопись – это…, это грубая мужская рубаха, на которой есть следы и крови, и пороха, остался на ней и пот сладкой женской истомы.
Мистер Вэн молчал и был невнимательным.
Глаза под лохматыми бровями сверкали, маленький стремительный человечек расхаживал по кабинету.
– Согласись, писательское ремесло похоже на удовлетворение плотских потребностей. Если человек графоман и может делать своими движениями приятное только самому себе, не ставя в известность окружающих и не интересуясь их мнением – это и есть самое настоящее рукоблудство! Если же автор, прежде всего, готов доставить удовольствие другим – он мужчина.
Я предпочитаю резкое, грубое начало: с первых же строчек, с первых движений героев – интрига, кровь, пот, мускулы, насилие – грубое овладение читателем! Но, заметь, я ничуть не пренебрегаю и прелюдией! Плавное развитие событий, неспешный подвод к самому главному, сияющему. Но не должен же автор заставлять читателя ждать, не должен затягивать вступление на целый том! Нужны короткие, сильные, точные действия. «Война и мир» или, допустим, описание природы у Фенимора Купера – чистой воды мазохизм! Бесконечное, растянутое на долгие зимние вечера, поглаживание женского бедра. И без результата…
– Извини, я должен позвонить.
– Она хороша?
– Мне обидеться до пощечины?
– Ну-ну, извини, не горячись. Значит, условия издания твоей книги…
Прыгнул, уселся удобнее на высоком стуле за обширным столом.
– Я подготовил полный текст нашего контракта, читай. Уверен, что мы с тобой всё подробно обсудили, но если… Поправки сейчас же внесут – и я готов его подписывать.
– Погоди. Выслушай меня очень внимательно. Измени контракт.
На обратном пути сначала было яркозвёздное небо, жадное стремление, сияющие глаза мистера Вэна.
Потом звёзды скрылись за внезапными облаками, за тучами.
Единственное место, где ни при каких обстоятельствах не должна была возникнуть такая длинная молния – именно это небо. Единственная цель, в которую она не имела права попасть – это самолет мистера Вэна. Но так уж случилось.
Рваный металл среди сосен догорел только к утру.
Тревожилась, скучала, печалилась до слёз.
Ждала звонка, бледнела, пытаясь догадаться, чем же могла обидеть.
И сын спрашивал о человеке, который был с ним когда-то так ласков и строг…
Через две недели Ада открыла дверь утреннему почтальону. Посыльный учтиво попросил расписаться и передал ей пакет, в котором было вложено письмо от издателя и другие плотные бумаги.
Всё ещё в халатике, кусая губы, она бросилась к телефону.
– Да, милая, чертовски неприятно, что об этом тебе говорю я… Он сам настоял. Все права на книгу он оставил тебе. Тираж огромный, будет ещё… Почему? Не знаю, но он умел предвидеть, был прозорлив… Считаю, что контракт очень удачный, впрочем, Вэну это всегда неплохо удавалось. Извини, но иное мнение меня уже не интересует. Деньги твои, воля – моего клиента. И я её выполню.
Затмение. Не на минуты, а на долгие годы.
У зимнего окна, в кресле, – женщина с всё ещё светлым лицом, рядом седеет крупной мордой медленный и мудрый пёс…
Гулко бьют кабинетные часы, в окружающем сумраке пахнет старой пылью, человек в чёрных одеждах привычно ровно читает стандартные строки. Нотариус бесстрастен, он давно высох лицом от постоянных прикосновений к людской жадности и злобе, но всё-таки, длинно и бегло перечитывая права, имущество и деньги, которые мистер Вэн когда-то оставил после себя, останавливается на одной из строчек завещания. Хмурится.
Имя.
Нотариус подносит лист дорогой бумаги под свет бронзовой настольной лампы, ещё раз беззвучно шелестит губами, оборачивается на календарь, и повторно читает странное имя.
– Говорят, он хотел продолжать иногда здесь работать…
Секретарь учтиво прикрыла за собой дверь и, удивляясь никогда не виденному, потрогала ладонью большое голубое стекло.
– Ничего не изменилось. Это хорошо.
Высокий юноша со стремительным взглядом прошёл вдоль стен кабинета, встал у тёмного стола, поднял и положил на место карандаш.
– Вам принести кофе, мистер…?
– Я – мистер?! Просто – Гленарван. Да, пожалуй, лучше начать с кофе.
Призывно, с радостным отчаяньем нового дня и новых смелых дел, встрепенулся внизу, под самыми окнами Башни, гудок маленького рейдового буксира.
Тёплые камни
Король с жадной злобой мстил своему народу.
Как тёмные волки рыскали его подручные по городам и селениям некогда славной, богатой и трудолюбивой страны. Тучные поля вконец истощились, люди, ещё совсем недавно радостные, теперь каждый день кричали от боли пыток, женщины сохли в горьких слезах, дети голодали, мужчины умирали на чёрных кострах инквизиции.
Страх жил в каждом.
Вельможи тряслись из-за своих больших денег – если их казнили в тюрьмах, то все богатства доставались королю и церкви.
Простолюдинов хватали, сжигали и топили в кровавых реках для порядка, чтобы не смущали речами соседей, и десятина их имущества всегда отходила доносчику.
Страшным было случайно услышать что-то опасное в родном, ещё вчера близком и счастливом дыхании…
В тот ранний рассветный час низкую приморскую равнину продолжал убаюкивать розовый туман цветущего майского шиповника.
По большой дороге, ненароком касающейся окраины рыбацкой деревушки, двигалось медленное общественное стадо: гулко перекликались коровы, звенели тонкими голосками овцы и козы, хрипло отзывалась старая собака.
Пастух шёл позади, ступая босыми ногами по прохладной пыли.
Несколько ночей подряд совсем близко гремели раскаты королевских орудий; люди, покинувшие где-то свои городские дома, бежали, спешили уйти подальше от сражения, многие плакали, опечаленные тем, что далёкие повстанцы из последних сил держатся, прижатые к невысоким и ненадёжным береговым скалам. На пути из столицы в темноте скакали курьеры, генералы и грозные чёрные всадники.
Теперь по этой тихой дороге, уходящей от деревушки в вересковые пустоши, шли разбуженные рассветом добрые домашние животные.
У последних домов пастух по привычке оглянулся, зевнул, мельком посмотрел на придорожную траву, вдруг испуганно подпрыгнул и побежал обратно в деревню, оставив брошенный кнут валяться в пыли.
Так уж случилось, что именно у стены его хижины старый пастух нашел утром её, лежащую в беспамятстве.
То ли из проезжающего ночью экипажа пыталась бежать пленница, то ли верховой конь, на котором она мчалась от погони, сбросил неловко свою хозяйку…
Со всей деревни собрались тогда рыбаки, начали грубо кричать, размахивать рваными соломенными шляпами и со смехом ругаться.
Почтальон рассказывал в толпе о том, что вчера весь день в соседней деревне целый отряд жандармов искал какую-то опасную мятежную преступницу; дети с любопытством рассматривали лежащую на траве у большого камня незнакомку, их отцы, собравшись в кружок неподалеку, равнодушно дымили трубками.
Сладким голосом, потирая руки и покашливая, почтальон уговаривал стариков поскорее сообщить обо всём в город – тогда их обязательно наградят.
Молодой рыбак Просперо молча раздвинул могучими плечами толпу, поднял девушку на руки и унес её в свой одинокий дом.
Ещё долго местные женщины в громком недовольстве расходились по окраинным улицам, осуждая закрытые глаза и дорогую одежду красивой горожанки.
К вечеру она на мгновенье очнулась, а услышав за распахнутым окном мычанье коров и звуки невежественных голосов, заплакала, и снова уснула в беспамятстве.
Просперо остался сидеть за столом, задумчиво поправляя пальцами фитиль свечи и изредка поглядывая в тёмное окно. Потом встал, хлопнул дверью и совсем скоро вернулся домой с соседкой-старушкой.
Маленькая горбатая женщина сноровисто переодела мечущуюся в бреду девушку в крестьянскую одежду, снова смочила ей губы отваром и ушла, перекрестившись на пороге. Рыбак помедлил и решительно бросил в печь богатое пыльное платье.
Стремительно обернулся, заметив чей-то любопытный взгляд за ставнями.
Только степные шакалы, большеглазые совы и опытные предатели смогли бы заметить в ту ночь человека, который несколько раз пробирался от окраинных деревенских домиков к бухте. С большими узлами он спускался к лодкам быстро, а последнюю свою ношу пронёс на руках бережно, ступая по прибрежным камням осторожно, как никогда в жизни.
На островке среди чёрных скал, к песчаному берегу которого Просперо привёл утром свою рыбацкую лодку, было много жаркого солнца, сочных плодов и вдоволь чистой прохладной воды в лесных родниках.
Привычно, по-хозяйски, молодой рыбак устроил привезённые припасы под навесом маленькой хижины, спрятавшейся в густой тени больших деревьев, без опаски вытянул лодку на белый берег и только потом поднял на руки девушку, до тех пор в тихом молчании лежавшую на корме.
На закате она открыла глаза.
– Как тебя звать?
Просперо взглянул в прекрасное лицо.
Мучительно долго девушка молчала, потом закашлялась.
– Я – Формана. А ты, незнакомец, кто?
Она были похожими внешне, как брат и сестра, и очень, очень разными, как только могут отличаться друг от друга юность трепетной городской женщины и могучая жизнь загорелого простолюдина.
Иногда он уходил на лодке, чтобы поймать к обеду несколько блестящих рыб.
Она с нетерпеливой грустью ждала его, смотрела из-под тонкой ладони на чёрные и огромно-страшные обломки скал в воде вокруг их острова, через которые он на рассвете искусно уводил свой маленький парусник от берега в открытый океан.
Она вздрагивала в задумчивости, пристально замечая чудовищные водовороты вокруг тех самых далёких скал.
– Мне страшно. Кажется, что отсюда нет выхода. Почему мы здесь?
Он ласково обнимал её, гладил по волосам, скрывая тайну.
– Ты же веришь мне? Ну, вот видишь… Не бойся – только я знаю путь к этому острову. Никто посторонний сюда не заглянет и скоро нас никто здесь не найдёт. А без моей защиты там, на другой земле, тебя могут обидеть.
– Но почему кто-то злится на меня издалека?
С добрым участием смотрел Просперо на девушку, так и не вспомнившую свою прежнюю жизнь.
– Милая моя Формана, нужно, чтобы вчерашние волны немного успокоились.
Поначалу она хотела всегда и везде быть вместе с ним, просилась в лодку, обещала посильную помощь в рыбной ловле и послушание, умоляла хоть один раз показать ей путь среди опасных скал к свободной воде, но он только смеялся. Уверял, что в океане совсем не опасно, что океан ничем ему не грозит и что он запросто справится со всеми трудностями и без неё.
По вечерам они сидели на тёплом береговом песке, убаюканные закатом и стремительно наступающей южной ночью, слушали песню знакомой маленькой цикады, так похожую на звон постоянного серебряного молоточка.
Днем, если им случалось оставаться вместе, Просперо чинил сети, а Формана танцевала рядом, неподалеку от порога их простой прибрежной хижины, высоко поднимая разноцветные юбки и дразня его лукавым взглядом. Иногда она просила его поиграть с ней в прятки в высоком кустарнике; оставаясь же одна, Формана читала книги, связку которых Просперо догадался взять в ночь побега у деревенского священника.
Однажды он вернулся из океана хмурый и очень уставший. Поцеловал руки Форманы, за обедом съел только хлеб и уснул, опустив голову ей на колени, беспокойно кусая во сне соль на своих жестких губах. Она впервые тихо заплакала, почувствовав неладное, осторожно высвободилась и ушла в хижину.
Сон молодого рыбака был смутно долгим. Давно привыкший к неудобствам жизненных обстоятельств, Просперо всю ночь ворочался на остывающем песке, изредка коротко стонал и скрипел зубами.
Все эти дни он ни разу не пожалел, что так дерзко увез девушку от опасного внимания злых, замученных постоянной тяжёлой работой, деревенских людей. Почувствовав, что скоро может случиться беда, он принял быстрое решение и ничуть не жалел о нём. Но вот сегодня… Угрожающие мачты сторожевого корабля ждали его у выхода в океан. Просперо вовремя свернул свой небольшой парус и притаился у скал, поэтому никто не заметил его маленькой лодки, но возвращаться пришлось кружным путем, очень долго и осторожно.
Кто-то из местных людей донёс королевским шпионам про его остров.
А утром он проснулся привычно весёлым, умылся, высоко брызгая из родника на неё, принесшую из хижины чистое полотенце.
– Что будет, если ты однажды не вернешься из океана?
Формана грустными глазами смотрела на Просперо.
– Я умру на этом острове? Одна?
Он долго вытирал прозрачные капли с лица, хмурился, молча признавая её правоту.
– Не грусти, я не собираюсь сдаваться.
Именно после этих слов Просперо, когда ему удалось успокоить взволнованную Форману, и предложил ей новую забавную игру – строить на берегу башенки из небольших, плоских, окатанных водой камней.
Они хохотали, наперегонки выхватывая из мелкого песка приглянувшиеся им обоим куски старых вулканических плит. Девушка спешила, небрежно устанавливая слабыми руками гулкие камни, и обижалась, когда капризно признавалась самой себе, что постоянно проигрывает. Несколько раз она даже толкала изящной ножкой свою недостроенную башенку, заметив, как в постройке Просперо камни ложатся выше и прочней.
Он целовал её пальцы, утешая, затем приносил издалека к маленьким ногам удобные и ровные обломки разбитых штормами скал, терпеливо советовал, как поступить с ними лучше и правильней.
Просперо был добр и великодушен, только поэтому Формана соглашалась снова играть, быстро вытирала прозрачные слёзы, но каждый раз при этом упрямо выбирала новое место для своей поспешной и неуверенной постройки.
Он терпеливо вздыхал, задумчиво наблюдая, потом отходил в сторону, со странным вниманием смотрел сначала на неё, потом, зачем-то, на далёкое вечернее солнце, и каждый раз с лёгкой улыбкой рушил свою уже готовую, почти в его рост, красивую и прочную башню. Почти тотчас же, ещё раз примерившись к солнцу и к расположению её новой башенки, начинал из этих же камней возводить неподалёку свою очередную, но такую же высокую и стройную, как и прежняя, башню.
Формана ласково упрекала его, стыдясь собственной несдержанности.
– Зачем?! У тебя же ведь и та получилась чудо, как хороша…!
Просперо приносил на берег холодную воду в глиняном кувшине, чтобы осторожно смыть с прекрасного лица следы печальных слёз.
Иногда, при спокойном ветре, он учил её управлять парусами лодки неподалеку от берега, но по-прежнему не брал с собой по утрам в океан.
Несколько дней подряд над их островом грохотал тёмный ливень. Волны с силой разбивались о чёрные скалы.
Возвратившись со штормового промысла, он устало шагнул из лодки на берег. Формана долго ждала, поэтому очень громко вскрикнула и заплакала, заметив кровь на разбитом лице и израненных руках Просперо.
По пути к дому она обнимала его, взволнованно пыталась расспрашивать о случившемся, но он, измученный происшествием в океане, прихрамывал и был по-прежнему молчалив.
Жёсткий ветер постепенно стихал, по пальмовым листьям на крыше их хижины продолжал ещё стучать редкий дождь, а Формана терпеливо меняла на ранах Просперо холодные повязки.
Он долго не улыбался, не напевал, как обычно, готовя порванные сети к промыслу, потом всё-таки попросил накормить его сытно и вкусно, а после отвел на берег и, необычно волнуясь, принялся умолять её завершить строительство их башенок. Формана с радостью согласилась, с тревогой спросив:
– Но ведь ты же устал…?
Работать вместе у них получалось споро и ловко, теперь она уже совсем не спешила, старалась быть тщательной; он же, укладывая камни побольше, пристально смотрел по очереди то на каждую из их башенок, то на громадный красный шар торопливо падающего за горизонт солнца.
– Вот так. Теперь хорошо.
Просперо выпрямился, скрывая гримасу боли, и обнял её за плечи. Девушка робко и радостно поправила выбившийся из-под платка завиток красивых волос.
– Всегда смотри на наши башенки. И на солнце. Обязательно.
– Хорошо. Что ты хочешь сегодня на ужин?
И они пошли по берегу, оставляя на ласковом мокром песке свои следы: лёгкие и глубокие.
Несколько следующих дней крохотные рыбки радостно прыгали в прозрачных лужицах между прибрежных камней, наполнявшихся ровно шумящими волнами; торопливые жёлтые крабы и ящерицы убегали в траву после прикосновения её рук.
Просперо радовался своим изобильным уловам. Смотрел на Форману восхищёнными глазами, трогал густые волосы, прижимался губами к тонкому краешку крохотного женского уха.
…Океан тяжело гудел, задыхаясь от мрачного зноя.
Всю ночь в небе вспыхивали молчаливые молнии. Деревья лишь изредка скрежетали жестко-сухими листьями. Формана так и не могла уснуть, долго ходила в ожидании по самой кромке приторно тёплой воды.
А утром, бессильно касаясь израненными бортами презрительности чёрных скал, в берег ткнулась форштевнем его маленькая лодка.
Паруса были порваны, дощатая палуба проломлена страшным ударом, добротный прежде такелаж болтался вдоль расщеплённой мачты ненужно и неправильно.
Опущенное с левого борта в голубую прозрачную воду шевелилось лишь одно беспомощное весло.
Он шагнул на песок навстречу Формане. И упал.
– Прости…
В этот раз его обманули.
Когда ранним утром Просперо привычно вышел своим тайным фарватером из переплетения прибрежных скал, осмотрел пустой горизонт и направился в открытое море, из-за крайнего чёрного утеса к его тихоходной лодке на всех парусах бросился королевский сторожевой корабль.
Ярость и боль проигранной битвы были мгновенны, но унеслись прочь, едва лишь он прошептал знакомое имя. Молодой рыбак умел принимать быстрые и нужные решения, он знал, как заставить ненавистных ему людей поверить в обман.
На сторожевике изумились опасным маневрам, которые совершала маленькая лодчонка, уходя от погони в надежде вернуться в своё укрытие.
Всё ближе и ближе Просперо подходил к страшно шумящим скалам. Он знал об этом гибельном пути, но был также уверен, что за ним следят десятки глаз королевских сторожевых псов, посланных убить его и Форману, именно поэтому и продолжал держать паруса тугими.
Пена и брызги кипящей, как в котле, воды раз за разом, всё чаще и чаще, скрывали Просперо от преследователей. Наконец тонкая мачта в последний раз перечеркнула синеву неба и его лодка перевернулась…
Сигнальная пушка выстрелила, королевский сторожевик сообщил остальной эскадре, крейсировавшей за дальними мысами, о гибели так долго скрывавшихся заговорщиков и ушёл, уверенный в ненужности освобожденного пути.
Просперо умирал.
Читать бесплатно другие книги:
