Жена странного человека Сивинских Александр

«Не бойся обидеть сына…»

Если весной, когда без ясной цели долго и медленно бредёшь по тёплому асфальту тротуара, получится быть внимательным, то в блестящих, попутных ручейках – слезах тающего снега – всегда можно найти несколько потемневших монет и потом купить на них немного хлеба.

Это был их город, и они, трое, были его детьми.

Утренняя воскресная прогулка заканчивалась, и они шли по тихим улицам, вдоль озера, каждый по-своему наслаждаясь пробуждающимся густым осенним солнцем; шагали почти без слов, вдоволь наговорившись и насмеявшись в самом начале общения.

С высоких кленовых листьев падали то редкие, то обильные прозрачные капли – остатки холодного ночного дождя.

Один из них, статный морской офицер, в фуражке, в перчатках, с небрежностью поднял воротник своего форменного плаща; старик же глубже надвинул на морщины хмурых глаз козырёк мятой клетчатой кепки, а маленький мальчик шагал между луж, весело поглядывая по сторонам из-под красивого детского зонтика.

На городской набережной, кроме них, в эти минуты никого не было.

Старик, сложив руки за спиной, твёрдо держал во рту тёмную трубку.

– …Ты всё решил окончательно?

– Да.

Моряк смахнул со щеки внезапную дождевую каплю.

– А есть серьёзные причины, чтобы отказаться от такого решения?

– Только он…

Рукой в перчатке молодой мужчина показал на мальчика, который отбежал от них к чугунному парапету.

– Я уверен, что он не поймёт меня. Будет сильно переживать, обидится… Или возненавидит. Не хочу, чтобы такое случилось, что моё решение навсегда разлучило бы нас. Он – мой сын, и ни в чём не виноват. Для меня он – самое дорогое из того, что мне изо-всех сил нужно стараться сберечь…

– Тогда солги.

Старик остановился, рассматривая простор озера и красивые, уютные дома на противоположном берегу.

– Ему?!

– Да. Скажи сам, договорись и с ней, чтобы она тоже говорила вашему сыну, что, допустим, ты уходишь в плавание, в океан… Он будет грустить, ждать. Пиши ему письма, вроде как бы издалека, изредка звони. Потом случится ещё один дальний поход, ещё… Он привыкнет, повзрослеет. Будет ждать. Вам обоим будет плохо, но ты не потеряешь его. Потом, взрослому, всё подробно объяснишь… Он обязательно поймёт.

Моряк молча поморщился, поправил воротник плаща.

Старик тронул его за плечо.

– Сделай так, прошу тебя.

– Нет, отец, врать я вряд ли смогу. Ты же сам учил меня не унижаться ложью!

– Иногда, ради близкого человека, ради сына, это возможно…

– Ты когда-то лгал ради меня?!

Теперь уже старик длинно промолчал, по привычке выстукивая пустую трубку о гулкий спичечный коробок.

– Да, было однажды такое.

Плавно приближаясь к мрачным, тёмно-красным кирпичным сооружениям древней крепости, набережная постепенно заканчивалась рядами городского вещевого рынка.

Солнце в очередной раз выглянуло из медленных туч, опустилось лучами на асфальт пешеходной улицы, драгоценными точками блеснуло на брошенных по обеим сторонам тротуара больших полотнищах старого упаковочного картона.

– Ого! Дед! Па! Смотрите, какие здесь редкости!

Мальчик бросился рассматривать монеты, значки, чудесные игрушки, выложенные старьёвщиками на низкие прилавки, почти прямо под ноги прохожих.

Вдоль забора, насколько было видно, стояли разобранные велосипеды, ножные швейные машинки, торчали кривые карнизы, висели на проволочных крючках мотки разноцветных верёвок и проводов, мятые клеёнчатые куртки, ржавые каски, вёдра и резиновые сапоги.

Офицер, задумавшись, остановился перед рядами экзотической рухляди.

Поднял, пристально рассматривая и, тем самым ненадолго обнадёжив продавца, сначала одну розовую ракушку, потом, качнув в ладони, вторую, затем положил обе на прилавок.

Мимо старых гарпунов и картинок с красно-белыми маяками он прошёл, не останавливаясь, отрицательно качая головой в ответ на все отчаянные призывы торговцев.

У столика с морскими кортиками и ножами снова задержался, но ненадолго.

Старик и мальчик догнали его около книжных развалов.

– Послушай… Вижу, тебе уже скучно, а мы бы ещё с удовольствием здесь побродили. Может, ты подождёшь нас в кафе? Минут через десять мы подойдём, ладно?

То, как были сказаны эти слова, могло вызвать удивление даже у случайного стороннего наблюдателя. Старик блестел глазами, взволнованно сжимал в ладони свою давно уже погасшую трубку.

Но офицер, задумавшись о недавнем трудном разговоре, никак не отметил перемены в лице отца, вздохнул, улыбнулся ему.

– Хорошо. Тебе заказать коньяк?

– Конечно! Он будет нужен… Нам потребуется побыть здесь всего лишь несколько минут, не переживай за нас, иди.

Присев на корточки, мальчик с увлечением продолжал перебирать рассыпанные на тряпицах блестящие монеты, но старик сильно взял его за плечо, поднял, заставил подойти к соседнему, неприметному особым товаром торговцу.

– Смотри. Нравится?

Приземистый, обрюзгший, часто шмыгающий толстым сизым носом мужчина держал в грязных руках услужливо раскрытый альбом с марками.

– Вот это да-а… Дед, смотри, здесь же столько парусников!

Потёртый, старого выпуска, но всё ещё хорошо сохранившийся альбом блестел жёлтой замшей обложки и предохранительными промежуточными пергаментами.

Затаив дыхание, мальчик аккуратно и бережно взялся перелистывать твёрдый картон листов.

Старик, едва не ломая обеими руками свою бесполезную трубку, напряжённо стоял рядом.

Да и торговец, скорее похожий на пропитого оборванца, чем на почтенного обитателя здешних антикварных рядов, чувствуя внимание возможных покупателей к своему товару, криво улыбался, то и дело вытирая холодными пальцами мокрый нос.

– Ну что, покупаете альбомчик-то, господа?! Выгодно отдам, сторгуемся… Все знающие люди скажут, что данная вещица дорогая, коллекционная, но уж если она вам глянулась…

В молчаливом восторге мальчик держал на весу тяжёлый альбом, внимательно рассматривая гербы, паруса и с осторожностью прикасаясь пальцами к тонким бумажным изображениям старинных кораблей.

– Берём, приятель?

С тем же самым внезапным, отчаянным блеском в глазах старик, жёстко прикусив трубку, обнял внука сзади за плечи.

– Ну что ты, дед! Это же, наверно, страшно дорого?!

– Дороже не бывает. Впрочем, сейчас мы кое-что предпримем…

Двумя пальцами, почти брезгливо, старик взял торговца за рукав скользкой, засаленной куртки и в три шага отвёл того в сторону.

– Сколько?

Мелькая глазами, словно бы сложно размышляя, оборванец почесал шею, посмотрел в небо, назвал цену.

– Нет. Ты глупец. Никто тебе столько денег за альбом не даст. Двадцать.

– Ха! Нет уж!

Мужик попытался вырваться из рук старика.

– Не суетись. Я знаю точную цену этой коллекции. Кстати, альбом полный?

– Да, да, не волнуйтесь…! Я только сегодня решился его продавать. Он оч-чень, очень старый! Лет пятьдесят маркам! Знаете, они так изумительно подобраны: все корабли разнесены по классам, особенно там много парусников, начиная с экспедиций Колумба, Марко Поло, почти все пиратские корабли присутствуют, ледоколов ещё штук под двести… Мальчику вашему обязательно понравятся! И познавательно очень! Оч-чень… Будете брать?!

Размышляя, старик принялся большим кулаком тереть подбородок. Вскинул ясный, прозрачный до голубизны, взгляд на продавца.

– А ты откуда все эти подробности знаешь? Нашёл, небось, альбом где-нибудь на чердаке? Или украл у кого? Украл ведь?! Признавайся!

– Нет, нет, что вы, уважаемый! Ни в коем случае!

Отчаянно шмыгая носом, оборванец ни за что не хотел упустить выгодную сделку.

– Это мой альбом… Отца моего, то есть… Семейный наш. Папаша мой торговал здесь всю жизнь, его все на этом рынке знали, спросите любого! Неделю назад батюшку схоронили, царствие ему небесное… Он этот альбом давным-давно у кого-то перекупил, я ещё мальчишкой был, шкетом, прибегал сюда, к нему иногда… Он тогда принёс домой, как сейчас помню, в мой день рождения, подарил мне его при всех, так торжественно! А вечером отобрал, сразу же запер альбом в шкаф, сказал, что марки очень дорогие… Изредка потом показывал. Так что не волнуйтесь, вещица ни в коем случае не краденая, уверяю вас!

Грязные, красные от холода, заскорузлые руки продавца тряслись, выдавая жуткое желание как можно быстрее завершить необходимый торг.

– …Двадцать – это крайне мало! Да мне завтра за эти марки столько денег дадут…!

– Десять монет – моё последнее слово. Жду минуту и ухожу. Соглашайся, пока не передумал.

– Да…, да это же! Грабёж – вот что это такое! И не думайте, уважаемый, обвести меня вокруг пальца! Я знаю товару настоящую цену! У вас не получится…!

Оборванец почти рыдал, даже не пытаясь уже дёргать рукавом, освобождаясь от стальной хватки старика.

А тот с ухмылкой достал из кармана деньги.

– Ну! Здесь восемь.

В жёстком споре они оба не замечали внимательного взгляда мальчика, вставшего рядом.

– А-а…, чтоб тебя! Давай! Проклятый! Если бы не моё положение… Я бы… Я с тобой бы не так говорил! Ты у меня бы…

Едва не упав, во внезапном молчании, оборванец схватил деньги, быстро развернулся на месте и, неприятно прихрамывая, в несколько шагов скрылся в проломе кирпичного забора.

– Де-ед…

Мальчик испуганно смотрел на старика, который страшно, с хищным оскалом, улыбался в конец улицы, вытирая запястьем потный лоб под мятой кепкой.

– Дед, а это куда…?

Видно было, что альбом тяжёл для детских рук.

– Извини, малыш, я испугал тебя. Извини…

Старик взял и рассматривал жёлтый альбом с почтением, как икону.

– Это теперь наше. Твоё. Подарок тебе. Ты рад?

По ступенькам кондитерской они поднимались по-разному.

Старик ступал медленно, тяжело, глубоко вздыхая.

Мальчик же взлетел к стеклянным дверям стремительно и, увидав за дальним столиком, у окна, отца, закричал:

– Па, па! Мы купили сейчас там такое! Дед подарил мне марки! С парусниками! Много, много марок, целый альбом…!

Старик не хотел спешить.

Оставив пальто и шарф в гардеробе, он зашёл вымыть руки, тщательно вытер ладони ароматным полотенцем и только после всего взял с полки под входным зеркалом на время оставленный там жёлтый альбом.

За столиком его уже ждали.

– А ещё дед так страшно ругался там с продавцом…

Офицер с мягкой улыбкой смотрел на сына.

– Зачем же он так?

– Говорю же – он покупал мне альбом! Вот этот самый! У какого-то неприятного человека. Дед, дай мне его, пожалуйста! Я папе покажу! Вот, смотри!

Минуту или две были слышны только восторженные детские слова.

Старик и офицер почему-то напряжённо молчали.

– Послушай, малыш…

Отец накрыл большой ладонью ладошку мальчика на альбоме.

– Сходи-ка ты к прилавку с пирожными, выбери себе что-нибудь по вкусу, хорошо? Я для деда угощение уже купил, а для тебя нет. Был уверен, что не угадаю. Иди, иди…

Мальчик спрыгнул с высокого кресла и вприпрыжку побежал в дальний конец зала, к витринам со сладостями.

И опять – вокруг них тишина.

На полированном блеске круглого деревянного стола, ровно между ними, лежал большой жёлтый альбом.

Тяжёлый, с потёртой кожей переплёта.

А они, оба, молчали, понимая друг друга.

– Я не ошибаюсь?

– Нет.

Трудно ответив, старик закашлялся, потянулся по привычке за трубкой.

– Ты готовился к этому?

– Случайность, чистая случайность, уверяю тебя! Послушай…

Проникая через большие и чистые окна заведения солнечные лучи, многочисленно отражались на лакировке мебели, на столовых приборах, убегали по сторонам, то и дело отскакивая от золота офицерских погон и наград.

Старик прищурился, лишённый козырька привычной кепки.

Сын смотрел на него долгим взглядом, оставляя для вопроса только нужные слова.

– Ещё раз… Это мой детский альбом? Правильно?

– Да.

– С коллекцией марок, которую ты всю жизнь собирал?

– Да. Но ведь…

Офицер просто обязан был быть до конца настойчивым.

– Ты ведь мне их тогда подарил, так? На мой день рождения? Навсегда?! Я правильно вспоминаю события? С тех пор прошло…, двадцать четыре года?

– Всё верно, только пойми…

– И в один из дней, тогда, давно, когда я искал подаренный тобой альбом, ты сказал мне, что марки сгорели в каком-то страшном пожаре, на каком-то старом буксире, в каюте твоего знакомого моряка, который попросил тебя дать ему альбом на какое-то время, полюбоваться? Ну?

– Почти правильно. Не горячись.

– Ты солгал мне тогда, отец! Зачем?! Ты же знал, как страшно я буду переживать потерю любимых марок, как обижусь на тебя! Зачем ты так сделал?

Одинокая чопорная старушка в углу зала отвлеклась от своего крохотного пирожного, укоризненным взглядом осуждая громкий мужской разговор.

– Стоп. Молчи. Не говори лишних слов, о которых, может быть, скоро придётся пожалеть… Лучше внимательно выслушай меня.

С лёгкой улыбкой далёких воспоминаний старик придвинул альбом ближе к себе, положил на него обе ладони.

– …Тогда, в тот самый день, у твоей мамы был день рождения. Такой же осенью, точно так же светило последнее горячее солнце. Она ждала подарка от меня, чего-нибудь хорошего, достойного её красоты и молодости, но в тот день в нашем доме не было даже хлеба. Меня обманули с оплатой за выполненную работу, я не мог ей об этом сказать, все последние дня я скрывал от неё трудность нашего положения… Я знал, я был уверен, что на следующее утро у меня обязательно будут деньги! Обязательно! А тогда…

Не поднимая глаз и тихо улыбаясь, старик бережно гладил тёмными пальцами старую замшу альбома.

– Я принял единственно правильное, как мне казалось, решение. Обмануть тебя было легко, хоть сердце моё и разрывалось от непривычного стыда. Уговаривая себя, что потом всё смогу исправить, я солгал тебе. Был уверен, что правду ты мне не простишь.

Нашёл покупателя просто.

Альбом был по-настоящему ценен, а сама коллекция – уникальна. Я просил у торговца разумную сумму, в десять раз меньшую, чем реально стоили твои марки. Истинные знатоки могли бы справедливо их оценить, но нужно было спешить, счёт шёл на минуты, а деньги… Других вариантов у меня не было!

Кулаки старика сжались, голос задрожал.

– Он видел моё отчаяние и смеялся… Жирный ублюдок! На том же самом месте, что и сегодня, в такое же воскресное утро. Он бросил мне под ноги гроши и пригрозил, что позовёт знакомого полицейского… Ну вот, такая история.

И взглядом, и рукой старик обратился к забытому коньяку.

– Ты ведь простишь меня, а, сын?

Случайный солнечный луч как-то странно отразился от нашивки на рукаве офицерского кителя и блеснул в его повлажневших глазах.

– Давай-ка лучше выпьем, отец!

И моряк лихо, так, чтобы не было видно его лица, запрокинул коньячный стакан над собой.

А к столику уже торопился, счастливо показывая им издалека маленький металлический поднос со сладостями, мальчик.

Офицер накрыл своей ладонью ладонь старого отца, по-прежнему лежащую на альбоме.

– Ты прав. Теперь мне есть, что сказать нашему малышу…

И, решительно обернувшись, улыбнулся, встал из-за столика, шагнул навстречу.

– Эй, сын! Только что сообщили важную новость – мой корабль уходит в боевое океанское плавание, надолго, почти на год! Ты ведь будешь по мне скучать!? Ты будешь ждать моего возвращения?