Холодные дни Батчер Джим
Дверь каюты открылась, и оттуда показалась Молли. Одеяло по-прежнему висело на ее плечах, а лицо по-прежнему казалось вытянутым, но было уже не таким бледным, как до нашего отплытия. Она поднялась по ступенькам на крышу рубки и встала рядом со мной.
– Томас, – спросила она, – почему этой ночью ты на катере?
Томас моргнул и уставился на нее:
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду: почему ты спал на борту?
– Потому что ты не соизволила сообщить мне, когда именно заявишься, а я хотел спать, – ответил он.
Молли искоса взглянула на Томаса, потом посмотрела на меня:
– Я просила тебя быть здесь?
– Ну да, – фыркнул Томас. – Ты звонила около десяти.
Молли хмуро продолжала смотреть на меня.
– Нет. Нет. Я не звонила.
Томас резко перекрыл подачу топлива. «Жук-Плавунец» двигался по инерции, постепенно снижая скорость. Стук двигателей смолк, и снова стали слышны волны, плещущие о корпус катера.
– О’кей, – сказал Томас. – Хм. Тогда что, черт возьми, происходит?
– Молли, – спросил я, – ты уверена?
– В список моих проблем провалы в памяти и бессознательные действия не входят, – ответила девушка.
Томас покосился на нее:
– А если бы входили, как бы ты о них узнала?
Молли нахмурилась:
– Резонный вопрос. Но, насколько я знаю, прежде никаких свидетельств таких провалов не было. Я так же уверена в этом, как и во всем, что воспринимаю чувствами.
– Значит, если Молли не звонила мне… – начал Томас.
– Кто же звонил? – закончил я.
Вода плескалась о борт.
– Что будем делать? – спросила Молли.
– Если кто-то устроил так, чтобы мы оказались здесь, – сказал Томас, – то это западня.
– Если это и западня, ее не слишком-то старались замаскировать, – сказал я. – Пока все, что мы знаем наверняка, это то, что кому-то необходимо, чтобы мы прибыли сюда.
Молли кивнула:
– Ты думаешь?…
– Работа Мэб? – спросил я. – Подготовить все для моей поездки? Да, возможно.
– Если твоему новому боссу понадобилось, чтобы ты оказался на острове, не проще ли было приказать тебе отправляться туда? – спросил Томас.
– Пожалуй, – сказал я. – Сейчас моя работа в основном и состоит в том, чтобы выполнять ее приказы.
Молли негромко фыркнула.
– Может, со временем я к этому привыкну, – сказал я. – Кто знает?
Томас тихонько хмыкнул.
Волны били в борт все громче.
По сути, выбор у нас невелик. Хитростью ли нас заманили сюда или нет, все равно оставалась огромная потенциальная проблема острова, которой предстояло заняться как можно скорее. Если выжидать – наступит рассвет, и тогда вполне вероятно, что я буду слишком занят – или мертв – чтобы решить проблему до того, как она разнесет полстраны. Что значило: единственное время для реальных действий – прямо сейчас.
– Хоть бы раз, – проворчал я, – хотелось бы спасать положение не под тикание часового механизма. Понимаете, о чем я?
– Быть монстром – работенка полегче, – кивнув, сказал Томас. – Гораздо, гораздо легче.
Таким образом мой братец несколько двусмысленно дал мне понять, какого он обо мне мнения.
– Думаю, все мы знаем, что я не слишком умен для этого, – ответил я. – А теперь молчок, и держитесь начеку. Томас, подтяни катер к причалу. Посмотрим, кто же нас так заждался.
В конце девятнадцатого века на острове возник маленький городок, ставший пристанищем для доков, складов и, возможно, рыбного и консервного промыслов. Жили здесь от силы пара сотен человек.
Но в наши дни здесь больше никого не было. А то, что осталось от городка, напоминало какой-то скелет, лежащий среди деревьев, проросших сквозь доски настилов. Я не знаю, что случилось с городком. В рассказах о тех временах упоминаются только какие-то таинственные события на озере и приток новых пациентов в заведение, в те годы считавшееся психиатрической лечебницей. Город был вычеркнут из всех записей, и даже его название осталось неизвестным. И остров точно так же испарился из всех официальных бумаг – я предположил бы, что тогдашние власти сочли, что скрыть существование острова будет лучшим способом защитить людей от его воздействия.
Вообще-то, зная то, что я знаю сейчас, я решил бы, что остров сам заставил их принять такое решение. Остров, который я назвал Духоприютом, был очень даже жив.
Как и почти весь мир, вообще-то. Люди думают, что цивилизация и организованная религия каким-то образом уничтожили духов, существующих в природе – повсюду в мире. Нет, не уничтожили. Люди не такая уж всемогущая разрушительная сила, как мы в своем высокомерии считаем. Мы можем изменять многое, это правда, но мы так и не уничтожили ни этих древних духов, ни их присутствия в природе. Не настолько уж мы могущественны. Мы слишком шумны и слишком заняты собой, поэтому большинство людей даже не осознают присутствия духа земли, которого древние римляне называли genius loci.
Так что, понятно, что ни о чем не догадываются они и тогда, когда оказываются в присутствии действительно могучего духа земли – такого мощного духа, как, например, Везувий.
Или Духоприют.
До того, как меня подстрелили, большинство выходных я проводил на острове, и Томас часто сопровождал меня. Из свежего леса, разного барахла, собранного в покинутом городе, понтонов из пластиковой обшивки и камер от старых тракторных колес мы соорудили плавучие мостки, служившие нам доком, привязав его к старым сваям, которые когда-то поддерживали более мощное сооружение. Завершив работу, я назвал наше сооружение «Как жизнь, Док»[29], и Томас зашвырнул меня на двадцать футов в озеро, тем самым доказав, что ни разу не сечет фишку.
(Но, едва я просох, как с помощью магии зашвырнул его на сорок футов. А что, он мой брат, в конце концов! Такие у нас, пацанов, развлечения.)
«Жук-Плавунец» медленно продрейфовал в док, мягко ударившись о шканцы. Требуется определенная ловкость, чтобы, перегнувшись через борт, завести катер в плавучий док, но, к счастью для меня, акробатом для этого быть не обязательно. Внешние доски дока мы выкрасили фосфоресцирующей краской, и они мягко светились в темноте, очерчивая силуэт сооружения. Катер коснулся причала, и я закрепил первый швартов к кольцу, которое мы установили с Томасом, потом прошел вдоль дока и поймал второй швартов, брошенный братцем с катера. Когда суденышко было надежно закреплено, Томас спустил трап (чем не пиратская жизнь!), и Молли мягко пробежала вниз на доски дока. Томас шел последним, застегивая свой оружейный пояс, на котором болтались смехотворно-огромный «десерт игл»[30] – видимо, на случай нападения бешеного африканского буйвола – и здоровенный филиппинский мачете с широким лезвием.
Глядя, как он обвешивается оружием, я начал ощущать себя несколько голым. Обычных моих штуковин, благодаря которым я до сих пор выживал в различных неприятных ситуациях, при мне не было. Я вытирал потные ладони о джинсы, хмурился и старался не думать о том, что все мое оружие – это курьерская сумка на молнии и говорящий череп.
Томас заметил это.
– А! Чувак, тебе нужен ствол?
– Твои прибамбасы чересчур модные, – ответил я.
Он взошел обратно на борт и вернулся с натурально музейной хреновиной. И швырнул ее в меня.
Я поймал оружие и стал его осматривать. Это был «винчестер» – многозарядная винтовка рычажного действия со скругленным ободом рычага, служившего для перезарядки. Действительно тяжелая штуковина: восьмиугольный ствол, ореховые ложе и приклад, блестящий медный подствольный магазин, элкхорновский[31] прицел. Вес винтовки успокаивал: я чувствовал, что даже если закончатся патроны, я все равно смогу использовать эту дуру в качестве серьезного оружия. К тому же, какой патронище туда ни суй, при такой массе самй винтовки отдачи практически не почувствуешь. Это как стрелять из ружья, которое слегка толкает тебя в плечо, а не стремится вышибить его из сустава.
– Кто я по-твоему? – возмутился я. – Джон Уэйн?
– Ты не настолько крут, – хмыкнул Томас. – Оружие удобное, простое в обращении и лупит куда дальше пистолета. Рычажного действия, надежное, не подведет даже в разгар апокалипсиса.
Очко в его пользу, учитывая последние повороты в моей жизни.
– Патроны?
– Стандартные, для кольта-45, – ответил он. – Одним выстрелом снесет с ног любого гиганта, да так, что вставать ему уже не придется. Лови.
Он бросил мне пояс-патронташ – тяжеленный, металлические гильзы размером с мой большой палец. Я перекинул пояс через грудь, убедился, что патронник пуст, но патрон в магазине готов к подаче в ствол, и пристроил громоздкую винтовку на плече, придерживая ее рукой за приклад.
Молли вздохнула:
– Мальчишки…
Томас ткнул пальцем в сторону катера:
– Там у меня автомат, можешь взять, Молли.
– Варвар, – сказала она.
– А я не заслужил автомата? – поинтересовался я.
– Не заслужил, – отрезал Томас, – потому что не умеешь стрелять. Я и эту штуку тебе дал, чтобы у тебя на душе полегчало.
– Готовы? – спросил я.
Молли уже держала свои маленькие волшебные палочки, по одной в каждой руке. Томас расхаживал по трапу со скучающим видом. Я кивнул им, повернулся и в несколько быстрых шагов спустился с дока на каменистую почву острова.
Моя связь с островом была невероятно мощной – но лишь тогда, когда я физически находился на нем. И сейчас, лишь только я ступил на него, как знание хлынуло в меня, сквозь меня – цунами абсолютной информации, которое должно было бы подавить чувства и полностью дезориентировать меня.
Но ничего подобного не случилось.
Это была красота интеллекта, чистое, универсальное знание. Пока я стоял на острове, понимал его с легкостью, но объяснить его не представлялось возможным. Знания острова просто вливались в меня. Я мог сказать, сколько на нем деревьев (семнадцать тысяч четыреста двадцать девять), сколько было повалено летними штормами (семьдесят девять) и сколько яблонь сейчас плодоносят (двадцать две). Мне не нужно было как-то концентрироваться на этом или выуживать знания из острова. Я просто думал об этом – и знал, так, как знал, к чему прикасаются мои пальцы, как знал, какая пища издает тот или иной запах.
На острове мы были одни. Это я знал. Но я также ощущал какую-то глубинную тревогу, томительное предчувствие. Описание Молли полностью подтвердилось. Что-то было не так: над островом нависло какое-то чудовищное напряжение – давление, настолько ощутимое, что даже деревья стали отклоняться от центра острова и тянуть свои ветви к водам озера. Если бы не мое обостренное понимание острова, я никогда бы не смог ощутить сдвиг тысяч и тысяч ветвей на дюймы – но это происходило именно так, здесь и сейчас.
– Все чисто, – сказал я. – Здесь нет никого, кроме нас.
– Ты уверен? – спросил Томас.
– Абсолютно, – сказал я. – Но держусь начеку. Если почувствую чье-то появление, выстрелю.
– Погоди-ка, – сказал Томас. – Куда это ты собрался?
– Вверх по холму, – ответил я. – Э-э… до башни, по-жалуй.
– В одиночку? Уверен, что поступаешь разумно? – спросил он.
Молли стояла на краю причала. Она присела, вытянула руку и коснулась ею земли острова. Провела по ней пальцами – и внезапно отдернула. Девушка содрогнулась:
– Кгм… Да… Нам не стоит сходить с причала. Не сегодняшней ночью.
В голосе Томаса звучало недовольство:
– Остров сегодня не в настроении?
– Думаю, с нами может произойти что-то плохое, если мы попытаемся пойти с ним, – обеспокоенным голосом пояснила Молли. – Что бы там ни было… Духоприют хочет, чтобы один только Гарри увидел происходящее.
– Почему бы ему просто не сочетаться с Гарри узами брака? – процедил Томас.
– Уже. Вроде того, – сказал я.
– Мой братец… геосексуал?
Я фыркнул:
– Воспринимай его как делового партнера. И будь счастлив, что он на нашей стороне.
– Он не на нашей стороне, – тихо произнесла Молли. – Но… думаю, он может оказаться на твоей.
– Это одно и то же, – предупреждающе сказал я, обращаясь к острову в целом. – Ты слышал? Они мои гости. Будь с ними вежлив.
Ритмически вибрирующая напряженность, исходившая от острова не изменилась. Ни на йоту. Словно холодная могучая неподвижность древнего ледника, который не дрогнет в ответ на потуги эфемерного маленького смертного, неважно, чародей он или нет. У меня было такое чувство, что понятие «вежливость» просто отсутствовало в словаре Духоприюта. Что ж, довольствуемся тем, что он хотя бы воздерживается от насилия.
– Мы еще поговорим, – сказал я острову, стараясь, чтобы мой голос звучал угрожающе.
Духоприюта это не озаботило.
Я едва слышно чертыхнулся, взвалил «винчестер» на плечо и отправился в путь.
Шагая по острову, испытываешь странное ощущение. Это словно разгуливая внутри собственного дома в темоте, с той разницей, что я не знал ни один дом настолько хорошо, насколько знал остров. Я чувствовал, где лежит каждый камешек, каждая ветка, которая может встретиться на пути – ощущал это, даже не получая никаких сигналов от органов чувств. Идти в темноте было так же легко как при солнечном свете – даже легче. Зрением я не пользовался. Но каждый сделанный мною шаг был тверд, эффективен и точен.
В темноте я миновал полосу кустарника, не издав ни звука и ни разу не споткнувшись. На ходу я отметил, что Молли была права: столкновение энергий в воздухе создавало такой диссонанс, что большинство животных поспешили убраться отсюда, во всяком случае, те, что могли удрать. Олени исчезли. Исчезли птицы и еноты, не стало и скунсов. И, хотя до ближайшего берега озера расстояние ого-го, животные порой проплывают гораздо дальше. Мелкие млекопитающие – мыши, белки и прочие – остались, хотя и столпились на десятиметровой прибрежной полосе по всему периметру острова. Благодаря этому змеи радостно набивали утробы – они были явно слишком тупы для того, чтобы воспринимать надвигающуюся большую беду.
Я нашел тропинку к вершине холма – самой высокой точке острова – и двинулся по ней. Чтобы облегчить подъем, в склоне были вырублены неровные ступеньки – достаточно коварные, если двигаться по ним без должной осторожности или не знать остров.
На вершине холма некогда стоял каменный маяк. Сейчас это был изъеденный временем бункер, башня которого обрушилась давным-давно. Рядом с рухнувшей башней из осыпавшихся камней кто-то собрал небольшой домик. Когда я впервые увидел его, он представлял собой приземистое квадратное сооружение без крыши. Мы с Томасом собирались настелить крышу, чтобы у меня появилось место для ночевки на острове – место, где я мог бы развести огонь и согреться, но мы не успели этим заняться, потому что возникла масса неотложных проблем. Домик так и остался пустым, жалким и заброшенным, но сейчас, подходя к нему, я видел, что внутренние его стены окрашены мягким золотистым светом. В воздухе чувствовался запах дыма.
Кто-то развел для меня огонь. Я пробирался вперед с удвоенной осторожностью, сканируя окрестности всеми чувствами, и глазами, на случай, если мое всезнание окажется почти всезнанием, но так и не почуял никакой угрозы. Я вошел в хижину и осмотрелся.
В очаге горел огонь, а на раскладном столе лежала груда наполненных едой массивных пластиковых контейнеров, в которых продукты могут не портиться по несколько месяцев. Такие контейнеры не по зубам даже грызунам и прочим мелким воришкам. В другом ящике находилось походное оборудование. Оттуда я выудил кофейник, который наполнил водой из старого насоса, стоявшего у входной двери. Засыпав в него пару горстей кофе, я подвесил кофейник на вращающийся вертел камина и пододвинул к огню.
Затем я достал череп и положил его на стол.
– О’кей, Боб, – сказал я. – Есть работенка. Ты все слышал?
– Да, да, – отозвался Боб, а в его глазницах замелькали огоньки. – Остров скоро должен бабахнуть или что-то в этом роде.
– Наша миссия: узнать, что происходит, почему и как нам все это остановить.
– Боже, Гарри, сам я никогда об этом не задумался бы!
– Материал из разряда совершенно секретных, – сказал я. – Все, что ты здесь узнаешь – только для моего и твоего сведения. Если попадешь в руки к кому-нибудь другому, все знания и всю информацию о сегодняшнем вечере надо упрятать куда-нибудь подальше, в надежные тайники. Только не вздумай лепить из себя еще одну личность, как ты проделал со Злым Бобом.
– Полная секретность, ясное дело, – отрапортовал Боб. – Кстати, чтобы накопить энергетический момент, необходимый для создания нового меня с твоей помощью, нам понадобится не одна ночь. И вообще: чтобы это произошло, мне действительно нужно узнать что-то.
– Меньше язвительности, больше анализа, – сказал я.
Лучи, выходящие из глазниц черепа, разгорелись ярче. Они прошлись влево и вправо, вверх и вниз, сканируя территорию, как тюремные прожекторы. Боб что-то задумчиво мурлыкал.
Я же занялся кофейником. После того, как кофе пару минут покипел, я снял его с огня, плеснул немного холодной воды из насоса, чтобы осела гуща, и налил себе чашку. Потом добавил сухих сливок и приличную порцию сахара.
– Пил бы уж просто сироп, – пробормотал Боб.
– И это говорит тип, у которого даже нет вкусовых рецепторов, – парировал я. – Я тебя привез сюда, чтобы ты осмотрелся.
– Угу, – рассеянно отозвался Боб.
– И? – спросил я.
– Кгм, – произнес Боб. – Я все еще работаю над внешним слоем заклинаний на камнях этой хижины, Гарри.
Я нахмурился:
– Э-э… Что?
– Ты ведь в курсе, что там символы, верно?
Я отхлебнул кофе.
– Конечно, – сказал я. – Они вроде как засветились, когда…
Тошнотворные, отупляющие ужас и боль на несколько секунд заполнили мои мысли. Пару лет назад я воспользовался чародейским Взглядом, чтобы заглянуть внутрь не той твари, с которой это стоило проделывать, и это была не та ошибка, которая легко забывается. Теперь память об истинной сущности чудовища хранилась в моей башке, она не исчезнет и не изгладится – никогда.
Плохо. Но еще хуже то, что я привык к этому – просто начал слегка заикаться.
– …нааглоши попытался войти. Не похоже, чтобы он ему очень понравились.
– Да уж хрен там понравились, – нервно ответил Боб. – Кгм. Гарри… Я не знаю, что это такое.
Я хмуро покосился на него:
– Кгм. Что?
– Я не знаю, – повторил он. В голосе его звучало искреннее удивление. – Я не знаю, что это за символы, Гарри.
Магия – одна из множества дисциплин, которые человечество начало развивать относительно недавно – если смотреть в историческом масштабе. Работа с магией – способ познания Вселенной и того, как она функционирует. Вы можете использовать для этого массу других подходов, применяя множество теорий и интеллектуальных моделей. Вы можете прийти к тому же результату, применяя различные теоретические выкладки и умозаключения, так же, как в продвинутых областях математики. Не существует правильного или неправильного пути достижения результата – все это попросту различные пути, некоторые более, некоторые менее полезные для конкретного приложения. Постоянно и регулярно открываются новые пути для мысли, теории и прикладных методов, поскольку Искусство магии развивается и совершенствуется благодаря усилиям множества блестящих умов.
Но с учетом сказанного, становится понятным, что если вы достаточно крепко подготовлены, то вполне ясно понимаете, что возможно, а что нет. Неважно, сколь многоречивыми будут ваши формулы, два плюс два не станет равно пяти. (Разве что за исключением очень, очень редких, исключительно специфических и крайне маловероятных обстоятельств.) Магия – это не то, что заставляет нечто произойти: пуффф! Есть определенные законы ее действия, структуры, пределов – и главной причиной создания Боба было то, что требовалось исследовать, опробовать и зафиксировать эти пределы.
Я мог бы посчитать на пальцах беспалой руки, сколько раз случалось, чтобы Боб не мог дать никакого ответа. Он всегда что-то знал. Этот череп веками работал с могущественными чародеями. И сталкивался практически со всем на свете.
– Так что? – спросил я. – Серьезно? Ничего?
– Они наделены гигантской силой, – сказал он. – Это я смог понять. Но вдобавок они очень сложные. Понимаешь, Молли на пике своих возможностей близко не подойдет к тому, чтобы сплести нечто столь же безумно сложное. А ты в лучший из своих дней не сможешь собрать достаточно энергии, чтобы расшевелить самый маленький из этих камней. И это только первый слой. А я думаю, что их много. Может быть, очень много. Типа, сотен.
– На каждом камне?
– Ага.
– Это… Этого не… Никто не способен сосредоточить столько магии в таком ограниченном пространстве, – запротестовал я.
– Конечно, я не могу, – сказал Боб. – И ты тоже не можешь. Потому что это невозможно. Но, кгм, кому-то на это наплевать.
– И как же это сделали?
– Если бы я знал как, оно перестало бы быть невозможным, – раздраженно отреагировал Боб. – Но точно могу сказать вот что: это древне всего чародейства, которое нам известно.
Я собирался было сказать «Что?», но, похоже, я злоупотребляю этим вопросом. Поэтому я просто отпил кофе и вопросительно приподнял бровь.
– Данная работа, эти вот заклинания на камнях старше, чем предшественники Белого Совета. Я достаточно сведущ в развитии и практике Искусства со времен Золотого века Греции. А вот это – чем бы оно ни было – древнее.
– Никто не может наложить заклятие на столь долгий срок, – пробормотал я. – Невозможно…
– Здесь чересчур много невозможного, – сказал Боб. – Гарри… ты… мы говорим о совершенно другом уровне. О существовании которого даже я не догадывался. Кгм. Понимаешь, что это значит? Хотя бы в общих чертах?
Я медленно покачал головой.
– Что ж, по крайней мере у тебя хватает ума признать свою ограниченность, – сказал Боб. – Кгм, ладно. Ты слышал древний афоризм о том, что достаточно развитая наука может быть описана только как магия?
– Верно, – кивнул я.
– Попробую применить такое же сравнение. Ты чародей, и поднаторел в изготовлении деревянных осей и каменных колес. А эти заклинания – двигатель внутреннего сгорания. Вот и считай. На своих метафорических счетах.
Я сделал очень долгий и медленный выдох.
Адские колокола!
Внезапно я почувствовал себя очень молодым и донельзя самоуверенным, но не слишком умным. Еще при первой моей встрече с островом я знал, что влез в нечто, превышающее мое разумение, но думал, что так или иначе окажусь в том же самом гребаном океане. А вместо этого оказался…
В неизведанном пространстве?
И в чем же самая лучшая часть нашего разговора? Чертовы заклинания перекрыли путь одному из самых передовых исследовательских инструментов, известных чародейству, и стали непреодолимой стеной для коллективного знания веков? А ведь это всего-навсего разрушенная часть острова.
Так что же, черт возьми, я обнаружу в той его части, которая действует?
Секунду назад я еще был один в ветхой халупе, и затем появилось нечто, заполнившее собой коридор и глядящее на меня сверху, из той пустоты, где должна была находиться крыша. Это была огромная, метра четыре ростом человекоподобная фигура. Целиком я ее не видел. Она была закутана в тяжелый плащ, полностью ее покрывавший. В темноте капюшона светились два зеленых огонька. Фигура просто стояла, неестественно неподвижная, глядя на меня сверху вниз, а холодный ночной бриз, дующий с озера, развевал полы ее плаща.
Духоприют. Воплотившийся дух острова.
– Кгм, – сказал я. – Здорво.
Взгляд пылающих глаз переместился с меня на Боба, лежавшего на столе. Затем Духоприют сделал то, чего никогда не делал раньше.
Он заговорил.
Вслух.
Его голос был подобен грохоту могучего камнепада, или раскатам летнего грома над горизонтом. Этот голос был гигантским. Нет, не громким. Неподходящее слово. Он гремел отовсюду одновременно. Поверхность моего недопитого кофе гудела и вибрировала от этого всепроникающего звука.
– ЕЩЕ ОДИН.
– Мяк, – пискнул Боб. Огни в глазницах черепа исчезли.
Я несколько раз моргнул:
– Ты… теперь говоришь?
– НЕОБХОДИМОСТЬ.
– Понятно, – сказал я. – Кгм. Я полагаю, у тебя какие-то проблемы?
– ПРОБЛЕМЫ, – сказал он. – ДА.
– Я пришел помочь, – сказал я, чувствуя себя крайне неловко. – Кгм. А это вообще возможно?
– ВОЗМОЖНО, – раздалось в ответ. Затем гигантская фигура повернулась и двинулась прихрамывающим шагом. Земля не столько дрожала, сколько колебалась, словно при землетрясении, под ногами материализовавшегося и ошеломляющего самим своим присутствием древнего духа.
– СЛЕДУЙ ЗА МНОЙ. ВОЗЬМИ ДУХА ПАМЯТИ.
– …мяк… – проскулил Боб.
Трясущимися руками я схватил череп и сунул его в курьерскую сумку. Из коробок на столе выудил хемилюминесцентный фонарь, переломил его и встряхнул уже на ходу. Фонарь засветился, а я поспешил следом за Духоприютом. Инстинктивно я знал, куда мы направляемся, но все же спросил, чтобы удостовериться:
– Э-э… А куда мы идем?
Духоприют продолжал шагать, шагами медленными и размеренными, однако мне приходилось едва ли не бежать, чтобы поспевать за ним.
– ВНИЗ.
Духоприют приблизился к разрушенному круглому основанию маяка и поднял призрачную руку, сделав неопределенный жест. Земля вокруг основания задрожала, по ней, как по воде, пошли круги – и вдруг то, что казалось твердым камнем, начало осыпаться в дыру как песок в песочных часах. Через несколько секунд в камне образовалось отверстие размером с люк в моей старой лаборатории, и появилась лестница, ведущая вниз во тьму.
– О, – сказал я. Я знал, что под островом есть пещеры, но понятия не имел, как туда попасть. – Ого! Ну, и какой же у нас план, если поточнее?
– ИСТОЧНИК ПОДВЕРГАЕТСЯ АТАКЕ, – раздался несущийся отовсюду голос. – ОН ДОЛЖЕН БЫТЬ ЗАЩИЩЕН.
Духоприют направился к ступенькам лестницы. Ни при каких обстоятельствах он не мог бы на них поместиться, однако спускался так, словно не испытывал ни малейших проблем.
– Подожди. Ты хочешь, чтобы я победил нечто такое, что ты сам не можешь остановить?
– ДЛЯ ТЕБЯ ПРИШЛО ВРЕМЯ ПОНЯТЬ.
– Понять что?
– НАШЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ, СТРАЖ, – сказал он. – СЛЕДУЙ ЗА МНОЙ.
Он начал спускаться по ступенькам и вскоре исчез в неизвестности.
– Здесь могут быть монстры! – истерически завопил Боб. – Беги! Беги, скорее!
– Думаю, уже поздновато, – сказал я.
Но на секунду я все же задумался над тем, чтобы последовать его совету. Часть моего сознания задалась вопросом, как может выглядеть Тибет в это время года. Секунду или две идея о том, чтобы отправиться туда и посмотреть казалась прекрасной.
Но лишь пару секунд.
Потом я сглотнул, покрепче сжал фонарик в пальцах, которые почему-то стали потными и скользкими, и последовал за Духоприютом в кромешную тьму.
Глава 16
Не знаю, как глубоко уходили эти ступени.
Я нисколько не шучу. Никаких там поэтических преувеличений или метафор. Пролет в двенадцать ступеней, поворот направо, еще двенадцать вниз, еще один правый поворот, опять двенадцать вниз – и так далее. Я прекратил считать, когда счет перевалил за двести, и я просто включил свое островное всезнание, чтобы узнать, сколько же их осталось. Ага. Тысяча семьсот двадцать восемь – это дюжина в кубе.
Высота каждой ступени была восемь дюймов, что означало глубину в тысячу сто футов по прямой – намного ниже дна озера. Шаги по лестнице отзывались глубоким, стонущим звуком, таким низким, что слух едва его воспринимал. В тусклом свете хемилюминесцентного фонарика все это напоминало атмосферу Дома Страхов из луна-парка, когда внезапно понимаешь, что тебя водят по кругу, а выхода попросту нет.
– Мы идем, мы идем, в город гоблинов идем! – пел я громким, но насквозь фальшивым баритоном. Я уже начинал задыхаться. – Хей, хей, мы идем!
Духоприют сверкнул пылающими глазами в мою сторону. Рассердился?
– Да будет тебе, – сказал я. – Ты что, не видел мультипликационную версию «Хоббита» Рэнкина и Бэсса[32]? Ну, еще до того, как они стали снимать все это в Новой Зеландии?
Он не ответил.
– Гарри, – пробормотал Боб. – Хорош его злить.
– Мне скучно, – сказал я. – К тому же мне не хочется думать о предстоящем подъеме наверх. Я уже понял, что нам шлепать и шлепать вниз, но почему бы не воспользоваться лифтом? Ну-у-у, или пожарным шестом. Было бы как спуск в пещеру Бэтмена. Гораздо веселее. – И я добавил чуть погромче: – И гораздо эффективнее.
Возможно, это была лишь игра воображения, но мне показалось, что после моих слов размеренный темп Духоприюта замедлился, словно он задумался на секунду.