Обрученные огнем Гепперт Оксана

Глава 4. Вкус другой жизни

Что-то необратимо изменилось во мне, я чувствую, – чувствую, но никак не могу понять, что.

Мы ведь знакомы не больше месяца, и тем удивительнее кажется то ощущение родства и понимания, что связало нас с самого первого дня… Ланс наверняка вовсю злоупотребляет силой своего природного обаяния… ибо притяжение непреодолимо.

Дело в том, что с ним и беседовать и молчать одинаково комфортно – мы не ощущаем неловкости, словно понимаем друг друга без слов…

Весь этот месяц я пыталась определиться, осознать, что-то проанализировать, как всегда, и раз за разом терпела неудачу.

Видеть его, быть с ним постоянно – это стало моим единственным желанием. Я перепробовала все варианты кофе, который Ланс умел варить, и все они оказались одинаково вкусными. Мы пересмотрели терабайты фильмов и переслушали гигабайты музыки, обошли все галереи и выставочные площадки в городе, и стали планировать выбраться в столицу в поисках чего-нибудь новенького. Ланс объяснял мне самые сложные школьные задания, в его подаче начинавшие казаться проще простых, и рассказывал о разных немыслимых вещах. Он был единственным, кто не фыркал «у тебя компьютер вместо головы!», если я в ответ предлагала обсудить прочитанную на днях статью на тему космологии. Рядом с ним, единственным, пожалуй, мне всегда было уютно. Все, что бы мы ни делали вместе, будь то шутливая битва на подушках или упрощение «многоэтажной» дроби, не покорившейся мне на уроке, – все казалось единственно правильным. Те неизбежные моменты школьной жизни, которые еще недавно отравляли мое существование, начали выглядеть несущественными теперь, стоило лишь подумать: пройдет несколько часов, и тогда я выйду из школы и возьму за руку своего лучшего друга.

– … Диана!

Я не слышала звонка телефона, и мама, появившаяся на пороге комнаты с трубкой в руке, сумела вытащить меня из очередной тупиковой цепочки размышлений не с первой попытки.

– … говорю, тебя спрашивает на удивление воспитанный молодой человек, – многозначительно глянув на меня, повторила она и подала трубку.

– Привет, Ди. Звоню узнать, занята ли ты сегодня.

– Чем, например?

– Чем-то особенным.

Судорожное биение мысли наконец дало неожиданные результаты – сегодня же тридцать первое! Новогодняя ночь!

– Совершенно свободна, то есть никому до сих пор не понадобилась, – пожаловалась я, чувствуя, что там, по ту сторону провода, он улыбнулся ответу.

– Вежливее было бы сказать, что сожалею, – усмехнулся Ланс, – а честнее, – что рад, ведь ты понадобилась мне, но я был уверен, что у тебя планы. Наивно надеяться на иное, вспомнив про Новогоднюю ночь только накануне.

В трубке послышались посторонние звуки, подозрительно напоминающие не то кашель, не то сдавленный смешок.

– Мам, пап? Если вы заметили, телефон занят.

– Вежливее было бы сказать, что не заметили, – не без ехидцы вставил отец с параллельного аппарата, – а честнее, молодой человек, что у вас с Дианой много общего. Если бы вы не напомнили ей про праздник, она бы, пожалуй, не сразу сообразила, по случаю чего на улице салютуют. И кстати, мы не станем возражать, если вы придете познакомиться.

Мама заглянула в комнату, как только я окончила разговор.

– Он ведь придет? – деловито осведомилась она.

Я сделала «страшные глаза», за что тут же схлопотала обиженный взгляд.

– Да, – произнесла мама тоном, вполне соответствующим взгляду, – да, я тебя учила, что подслушивать нехорошо. Но ты же сама никогда ничего не расскажешь!

В нашей семье звонящий мне молодой человек и впрямь приравнивался как минимум к краснокнижному виду, а то и вовсе считался аномальным явлением.

Я улыбнулась.

– Буду знать, как объяснять не вполне красивые поступки…

Обида в мамином взгляде сменилась явно преувеличенной укоризной.

– Разве моя любимая дочь не твердила в ответ на увещевание найти себе компанию, что ей скучно со сверстниками? А тут – начинает вдруг пропадать после школы неизвестно где, затемно возвращается с таким загадочным и довольным видом, будто кто-то весь день кормил ее мороженым и читал вслух «Науку и Жизнь». Я, было, подумала, что ты записалась в какой-то технический кружок и вы там не меньше, чем самолет, собираете. И вот, – на тебе! – оказывается, все куда проще – у Дианы появился мальчик…

– Мама!

– А что?.. Скажи, он симпатичный? Чем вы занимались весь этот месяц, если не сборкой аэроплана?

– Читали вслух «Науку и Жизнь».

– Бессовестная! – шутливо воззвала к моему чувству справедливости мама. – Это ж надо – скрывать от родителей такую радостную весть: наша дочь из вундеркинда-затворницы превращается в нормального живого человека! Отец! Твоя бессовестная дочь утаивает от тебя, что влюбилась!

– Я не влюбилась!

– Бог услышал твои молитвы, Лёля, – присоединился к ней папа. – И наша Дианка – все-таки не законченное, не побоюсь этого слова, «индиго». Что же за герой сумел растопить ее сердце? Небось академик, как минимум. С седой, аки снег, головушкой, в которой содержится уйма ценных сведений. Ну, или пришелец из далеких миров. На меньшее ведь дочура Интернет не променяет, а?..

Вот и делись с ними событиями личной жизни – обсмеют же родную дочь со всех сторон.

Мне и впрямь было неуютно с мальчишками-девчонками во дворе, в садике, в школе, наверное, поэтому я так много времени проводила за книжками и в сети, и пропадала на образовательных сайтах или ресурсах, посвященных аномальным явлениям. Те немногие сверстники, кто «проводил разведку боем», то бишь раз в полгода захаживал в гости, – рассказали остальным о моих заскоках… так и возникла заработанная «честным трудом» репутация. Мне всегда были интересны языки, культуры разных народов, техника и аномальщина, и в этих областях я была весьма компетентна. Чего не скажешь о моде, косметике, диско-барах… Кому захочется общаться с занудой, демонстрирующей недавно выученные фразы на польском, или прохлопавшей ушами, пока подружка рассказывает о своем бойфренде, потому, что «зануда» в этот самый момент куда больше увлечена сборкой свежекупленной модели истребителя времен второй мировой?.. Все-таки не удивительно, что у меня не было друзей. Но ведь с Лансом все не так.

Эта мысль вдруг меня испугала. Страх маячил тенью в подвале подсознания, и я никак не могла выудить его на тусклый свет разума. Ну, разве что это все еще давала о себе знать некогда сыгранная нами партия в Честные ответы, оказавшиеся, пожалуй, даже излишне честными…

Но, в конце-концов, моралистика и чрезмерная рефлексия – тоже признак занудства. Ничто ведь не свидетельствует о том, что моему сердцу таки суждено разбиться. Почему бы в самом деле не поделиться новостью с семьей?..

– Так он придет?.. – уточнил отец, протискиваясь в мою комнату вслед за мамой.

– Придет. Ладно. Во избежание новых оригинальных догадок… я пожалуй расскажу вам эту историю заранее…

Пора было заканчивать, ведь до наступления Нового Года оставалось всего ничего. Однако мой рассказ имел существенный резонанс, и донести сию важную мысль до родителей удалось не сразу.

От повторения истории в третий раз меня спас короткий звонок в дверь.

– Сидите, дамы, я сам открою! – Торжественно объявил отец, которому не терпелось лично убедиться, что «растопивший сердце его занудной дочери герой» – действительно просто парень, а не форма жизни внеземного происхождения.

– Здравствуйте, Станислав Павлович, – поприветствовал папу Ланс, загодя удосужившийся, к нашему общему спокойствию, выяснить имена моих родителей. – С наступающим вас.

В прихожей зашуршали пакеты.

– Право, юноша, не стоило тратиться… – начал отец смущенно, а продолжил уже с нотками паники в голосе, – … «Вдова Клико»?! Вы решили разорить вашу семейную коллекцию?!

– А мы и «коллекционируем», чтоб однажды разорить, – засмеялся Ланс. – Скажите, Диана дома?

– Диана дома, – вздохнула я, выходя в прихожую и виновато опуская глаза. – Только все еще в джинсах и без прически.

– И при этом лучше всех. Идем?

– Да. Через минутку, – и я нырнула назад в комнату.

Отец извинился и отправился вслед за мной.

– Так вот, дочь, что я тебе скажу, – начал он издалека, пока я судорожно рылась в недрах платяного шкафа. – Сними эту армейскую кофту землисто-болотного цвета, ты в ней какая-то мышастая. Надень голубое бархатное платье. Да, кстати. Сынок профессора Кристенсена и впрямь милый парень. Я вашу дружбу одобрямс.

***

Два оставшихся часа уходящего года оказались наполнены шумом и весельем. Подобное времяпрепровождение было для меня все еще внове, и я радостно проживала каждую минуту. Никогда раньше не видела свой город таким. Впрочем, я вообще никогда не видела предновогодний город. Во всем городском облике чувствовалось предвкушение праздника.

Нас встретил лучистый мир гирлянд, дорожных огней, ярких кафе и магазинов, мягкого снега под ногами… На встречу спешили люди с радостными улыбками, смеющиеся, веселые… оказывается, в этом городе живет столько красивых и счастливых людей!

Ланс дышал полной грудью, чувствовал каждый миг, каждую прожитую секунду он как гурман смаковал… Рядом с ним и я вдруг стала воспринимать все оттенки, я почувствовала движение, – город жил, город дышал вместе с нами, а мы – вместе с ним, в унисон… впервые эти люди вокруг, все они не просто так улыбались – все они, проходя, пробегая, проезжая мимо, улыбались именно нам, и вместе с нами они видели, слышали, ощущали Праздник.

Так вот, значит, на что он похож – пресловутый вкус Жизни… Это и робкий первый поцелуй семиклассников на соседней лавочке, и глоток горячего чая после зимней дороги, и даже… даже самый настоящий вкус снежка, которым лучший друг нечаянно залепил прямо в зубы!

Я позволила себе не очень грациозно грохнуться в сугроб и расхохоталась, впервые за долгое время не подумав, как на меня посмотрят прохожие.

Хотя к данному моменту мы с Лансом уже обежали четыре этажа развлекательного центра, перепробовали все предложенные развлечения подряд и выиграли три новогодних конкурса, завязавшаяся игра в снежки, в которую нас спонтанно втянула детвора во дворе, все равно показалась отличной идеей. И вот: детишки давно разбежались по домам, а мы продолжали обкидывать друг друга снегом и смеяться, словно вернулись в казалось бы подзабытое детство.

Снег скрипел на зубах, я судорожно глотала его и от этой нелепости делалось еще забавней. Только подумать, как может быть прекрасно поваляться в сугробе в новогоднюю ночь… Ланс подал мне руку, но не тут-то было: разве я могла не поделиться всей полнотой ощущений?.. Небольшая подножка – и недавний победитель снежной потасовки растянулся рядом.

Небо ломилось от звезд. Яркие ледяные иглы лучей пронизывали чистый воздух и таяли легкой тоской в сердце. Почему? Почему?

– Наверное, заставляют вспомнить о чем-то… большем, – шепнул Ланс, смахивая снежинки с моей челки.

В это время подло просочившийся за воротник снежок начал таять.

– Не заметила, как сказала вслух!

– Ну, ты громче, чем вслух, сказала.

Я не стала спрашивать, что он имел ввиду.

– Слушай, я тут подумал…

– О чем?

– Если не поторопимся, то встретим новый год в этом сугробе.

– Так чего же мы разлеглись?!

***

Бокалы в очередной раз звонко дзинькнули друг о друга. Запасы «Вдовы Клико» из семейной коллекции Кристенсенов сегодня разорялись с большим удовольствием.

– За жажду жизни!

– За жажду жизни! – Я сделала несколько глотков, и лишь потом сообразила, что тост этот навевает ряд вопросов. – Хм. Только обычно пьют-то за желаемое, то бишь за то, чего не хватает. А в тебе жизнелюбия хоть отбавляй.

Ланс смущенно улыбнулся:

– Все дело в моем детстве. На торжественных новогодних приемах, которые семьи известных ученых ежегодно обязаны посещать, все было настолько чинно и тоскливо, что мне всегда хотелось хоть раз открыть бутылку так, чтобы содержимое смыло скуку с лиц присутствующих.

Я посмотрела на него в притворном ужасе:

– Как можно, Ланс! Это все равно, что плескать водой в лицо оппонента на заседании Думы.

– За что я люблю Россию, так это за то, что здесь такое вопиющее в принципе событие – легко имеет место и не вызывает ни у кого негативных эмоций…

Мы прыснули со смеху.

– А что, эти банкеты правда настолько скучны? Ни тостов, ни застольных песен, ни пьяных споров о том, чья теория вернее?

– Правда. В Европе на таких мероприятиях принято говорить о деле – собственно, для того их и устраивают. Отец даже лимон на закуску не брал, шутил, что кислых мин и без него предостаточно.

– Неужели светила науки не любят веселиться?

– Представь: собираются лучшие научные умы. У них, казалось бы, есть все, что только можно желать: звания, деньги и фантастический интеллект… но в довесок – полное отсутствие жажды жизни. Статьи об их разработках печатаются во всемирно известных журналах, опубликованные труды признаются и ценятся всем научным сообществом… многие параллельно ведут совместный весьма успешный бизнес. Но ни слава, ни материальные блага, ни даже собственно смысл их жизни – наука, – не заставляют почему-то блестеть глаза большинства из этих людей. За пару месяцев до праздника они созваниваются и планируют вечер вплоть до мелочей, в какой стране и в каких условиях, кто будет приглашен, с кем какие вопросы необходимо обсудить. И каждый год я напрасно надеялся, что горнолыжный курорт означает катание на лыжах, а в Египте мы обязательно посмотрим на Сфинкса.

– А что, не удавалось?

То, о чем он говорил, было для меня, словно другая планета: притягательно, странно, и совершенно недоступно. Я до сих пор полагала, что на горнолыжный курорт ездят кататься, не могла представить себе, каково неделями и месяцами не видеть пропадавшего в разъездах родного отца, и приходила в ужас при мысли, что в моменты редких семейных встреч маленькому мальчику необходимо было вести себя, как воспитанному взрослому, на таких вот пафосных приемах. Раньше мне казалось, что деньги и слава скорее дают свободу, чем ограничивают ее…

– Ну, на третий день праздников приняты экспресс-экскурсии, но это просто издевательство, честное слово. За день приходится объездить все достопримечательности разом, причем зачастую выйти из машины и сделать приличный снимок на память ты просто не успеваешь: график штука жесткая. Погодные условия также часто не способствуют получению удовольствия от прогулки: то палящий зной, то проливной дождь… а перенести ее никто не в силах: выкроенный день заранее проплачен, начиная услугами гида, заканчивая транспортом. Проку от таких развлечений не много… Но в прошлом году на Кипре мы впервые тайком сбежали с отцом и его другом и коллегой Тимоти Ричардсом с торжества, чтобы побродить по окрестностям. Было действительно весело, как всегда бывает, когда освобождаешься от осточертевших рамок… но вскоре нашу честнУю компанию хватились – несколько деловых партнеров, срочно желавших побеседовать с папой и Тимоти, не досчитались их на банкете и поручили администратору отеля, где проходил прием, их разыскать. Администратор исправно названивал на мобильные, в то время как наша компания была столь увлечена ночным купанием в море, что звонков, увы, никто не услышал. Соль в том, что именно на таких вот праздничных мероприятиях заводятся и поддерживаются нужные знакомства, планируются и заключаются договора, поэтому этот «побег» сообщество сочло просто вопиющим нарушением этикета. Под утро администратору – дал же Бог терпения! – все-таки удалось дозвониться и воззвать к отцовской и Тима совести, после чего все мы, как были – в мокрой одежде и с водорослями в волосах, – спешно отправились в отель. В общем… думаю, не стоит подробно описывать, с каким непередаваемым выражением смотрели на «любителей морской стихии» заждавшиеся партнеры… – закончил свой рассказ Ланс, видя, что я уже сложилась пополам от смеха, попытавшись представить себе всегда такого аккуратного Элиаса шествующим на прием с ярко-зелеными водорослями в волосах.

– А в этом году ты, значит, решил не ехать? Не жалеешь об упущенном?.. – лукаво осведомилась я, явственно ощутив, что бессовестно набиваюсь на нечто вроде комплимента.

Он улыбнулся:

– Во-первых, ты рядом, и это определенно лучше банкета.

Ну вот. Можно смело себя поздравить: набилась-таки.

– А во-вторых?

– Во-вторых, родители хотя и улетели сегодня утром в Стокгольм, где изначально планировался ежегодный слет, но днем отец позвонил и сообщил, что событие решено перенести на пару месяцев и совместить с конференцией на тему инноваций в производстве какого-то оборудования для космических исследований, так что скоро они возвращаются. Кстати о жажде жизни. Хочешь потанцевать?

***

Мы переводили дух после рок-н-ролла.

Черт, я ведь давно вот так не танцевала. Если говорить откровенно, последний раз я танцевала с парнем больше десяти лет назад, и случилось то знаменательное событие в детском саду! А мой тогдашний партнер был (не в пример сегодняшнему), как пить дать, очень дружен с медведем. Тем самым, что наступает, зараза, хорошим детишкам на уши и обучает на личном примере грации и хореографии… господи, кажется, шампанское было очень «пьяным». Ни в коем случае нельзя выболтать Лансу всю эту чушь про свое «безрадостное» детство… тем более, что в сравнении с его приключениями на Кипре история об отдавленных в детском саду во время польки ногах прозвучала бы донельзя убого.

– Знаешь, странно, что партнеры твоего отца вас не поняли… я сейчас пыталась переварить твой рассказ.

– Брось попытки, – подмигнул мне Ланс, – такие истории могут вызвать несварение.

– Особенно у того, кто и в помине не знаком с описанным образом жизни…

– Но вероятнее – у тех, для кого этот образ жизни перешел в хроническую форму.

Мы продолжали держаться за руки, хотя танцевать больше не было сил. Только что откупоренная вторая бутылка была разлита по бокалам, но первая уже дала о себе знать. Для старшеклассников, практически не знакомых с действием алкоголя, мы, кажется, и впрямь перебрали.

Возможно, по-настоящему оценить жизнь сумеет лишь тот, кто хоть раз боялся ее потерять, – продолжила я мысль, закусывая выпитое очередной шоколадной конфеткой. – А эти люди полагают, что уже обеспечили свое бессмертие.

Пальцы Ланса судорожно сжали мою ладонь.

– Повтори?

– Что именно, – удивилась я, не посчитав высказанную идею чем-то глубоким.

– То, что ты только что говорила.

– Ну… – я смутилась. – Просто эти люди ведь совершили уйму важных вещей. Их имена и так останутся в веках. Они уже знамениты, уже богаты. Они спрячутся от перспективы забвения за своими достижениями, и будут продолжать жить – хотя бы и в страницах пыльных фолиантов, и все же… Но те, кому приходилось когда-либо видеть смерть вблизи и хорошенько ее рассмотреть, знают, что от нее так просто не спрятаться… и потому умеют ценить каждый новый день своей жизни. Разве я сказала что-то особенное?

…но те, кому приходилось когда-либо видеть смерть, знают, что от нее так просто не спрятаться… – задумчиво повторил Ланс, глядя куда-то в сторону. В его исполнении моя незамысловатая фраза прозвучала жутко. – Пойдем, Ди, хочу тебе кое-что показать.

Я внимательно вгляделась в его лицо, стараясь угадать, что с ним такое. Ланс резко посерьезнел. От подогретой алкоголем беспечной веселости не осталось и следа.