Дамы и Господа Пратчетт Терри
Господин Брукс аккуратно накрыл крышей улей и отошел в сторону. Несколько пчел, яростно жужжа, вылетели из дыр закрывавшей его лицо сетки.
– Привет, ваша светлость, – снизошел он до приветствия.
– Привет, господин Брукс. Что ты тут делаешь?
Господин Брукс открыл дверь в свой сарайчик и некоторое время копался внутри.
– Пчелы в этом году поздно роятся, – пояснил пчеловод, выныривая обратно. – Просто проверяю их. Чаю хочешь?
В общении с господином Бруксом было бесполезно настаивать на соблюдении этикета. Он относился ко всем как к равным, даже скорее как к подчиненным – наверное, потому, что привык распоряжаться тысячами и тысячами пчел. Но, по крайней мере, с ним можно было нормально поговорить… Вообще, с точки зрения Маграт, господин Брукс очень походил на ведьму – насколько это возможно для мужчины.
Сарайчик пчеловода был забит составными частями ульев, загадочными пыточными инструментами для извлечения меда, старыми кувшинами; здесь же стояла маленькая печка, на которой рядом с огромной кастрюлей кипел грязный заварочный чайник.
Господин Брукс принял молчание Маграт за согласие и налил две чашки.
– Травяной? – дрожащим голосом спросила Маграт.
– Понятия не имею. Просто коричневые листочки из жестянки.
Маграт с опаской заглянула в чашку – внутри плескалась бурая крепкая жидкость. Но положение обвязывает – королева должна быть со своими подданными на короткой ноге, а потому Маграт справилась с собой и мужественно сделала глоток. После чего попыталась перевести разговор на более мирные темы.
– Наверное, быть пчеловодом – это очень интересно, – сказала она.
– Да. Очень.
– Но я всегда задавалась вопросом…
– Гм?
– Пчелы такие маленькие – как их доят?
Единорог бродил по лесу, будто слепой. Он чувствовал себя здесь чужим. Высокое голубое небо – и никакого тебе северного сияния. А еще тут шло время. Для создания ранее не подверженного разрушительному влиянию времени такое чувство было сродни падению с высокой скалы.
Кроме того, единорог чувствовал, что его хозяйка где-то рядом, она будто засела в его голове. Это было куда хуже, чем чувство уходящего времени.
В общем, если говорить коротко, единорог медленно, но верно сходил с ума.
Маграт сидела с широко открытым ртом.
– А я думала, матки рождаются.
– О нет, – терпеливо объяснял господин Брукс. – Такой штуки, как маточное яйцо, в природе не существует. Улей просто выбирает одну пчелку и растит из нее королеву. Кормит ее королевским молочком, так сказать.
– А что будет, если она станет питаться обычной пищей?
– Из нее вырастет обычная рабочая пчелка, ваша светлость, – ответил Брукс с подозрительно республиканской улыбкой.
«Везет же, как все просто…» – подумала Маграт.
– Итак, появляется новая королева – а что происходит со старой?
– Обычно старушка собирает рой, – пожал плечами господин Брукс. – А потом отваливает, забрав с собой часть колонии. Лично я видел тысячи роев, но вот королевский – никогда.
– А что такое королевский рой?
– Даже не могу сказать точно. О нем упоминается в старинных книгах по пчеловодству. Это рой из роев. Говорят, незабываемое зрелище.
На мгновение взгляд пчеловода стал мечтательным.
– Впрочем, – продолжил господин Брукс, – самое веселье – это когда погода плохая или старая матка не может собрать рой. – Он покрутил рукой. – Тогда происходит вот что. В улье – две матки, правильно? Старая и новая. Они начинают преследовать друг друга по сотам, под стук дождя по крыше, а жизнь в улье идет своим чередом. – Господин Брукс иллюстрировал рассказ движениями рук, и Маграт, заслушавшись, подалась вперед. – По всем сотам гоняются, а трутни жужжат, но королевы чувствуют присутствие соперницы, наконец они находят друг друга и…
– Да? Да? – Маграт наклонилась еще ближе.
– Удар! Укол!
Маграт отшатнулась так резко, что ударилась затылком о стенку сарая.
– Двух королев быть не может, – спокойно пояснил господин Брукс.
Маграт оглянулась на ульи. Ей всегда нравился вид пасеки – до этого разговора.
– После долгих дождей я частенько нахожу мертвую матку у летка улья, – с довольным видом сообщил господин Брукс. – Королева с королевой не уживается, понимаешь? Все та же старая добрая борьба за выживание. Старая матка более коварна. Однако новой матке действительно есть за что драться.
– И за что?
– Она же хочет спариться.
– О.
– Но самое интересное начинается осенью, – продолжал свой увлекательный рассказ господин Брукс. – Зимой улью балласт не нужен. А под ногами трутни болтаются, ничего не делают. Вот рабочие пчелы и тащат их к летку, там кусают и…
– Хватит! – не выдержала Маграт. – Это ведь ужасно! А я считала пчеловодство таким приятным занятием.
– А сейчас такое время года, когда пчелы очень истощены, – не унимался господин Брукс. – И происходит вот что. Возьмем обычную пчелу, да? Она работает, пока может, а потом ты вдруг замечаешь, что весь улей окружен старыми пчелами, они пытаются влезть в леток, но…
– Прекрати, я сказала! Правда. Это уже слишком. Я же королева все-таки. Почти.
– Прости, госпожа, – пожал плечами господин Брукс. – Мне показалось, ты интересуешься пчеловодством.
– Да! Но не настолько!
Маграт стрелой вылетела из сарая.
– Ну, не знаю… – задумчиво произнес господин Брукс. – Лично я всегда считал, что к природе надо быть как можно ближе.
Он весело потряс головой, провожая взглядом Маграт.
– В улье может быть только одна королева, – сказал он. – Удар! Укол! Хе-хе-хе!
Откуда-то издалека донесся вопль Ходжесааргха, который в очередной раз слишком близко подпустил к себе природу.
Повсюду появлялись круги на полях.
Вселенные начали выстраиваться в линию. Танцы кипящих спагетти остались в прошлом, сейчас нужно было как можно быстрее преодолеть ненадежный участок распоясавшегося Времени, и вселенные мчались друг за другом, голова в голову.
Именно в такие моменты вселенные и взаимодействуют. Они пихаются локтями, пытаясь отвоевать себе местечко получше, обмениваются стрелами реальности.
Если бы человеческий разум был наичувствительнейшим приемником, да если б еще вывернуть ручку усиления не просто до упора, а так, чтобы она сломалась, – тогда бы вы смогли уловить некие очень странные сигналы…
Часы тикали.
Матушка Ветровоск сидела перед открытой шкатулкой и читала. Иногда она прерывала чтение, закрывала глаза и задумчиво чесала кончик носа.
Лучше не знать, что готовит нам будущее, и сейчас матушка Ветровоск убедилась в этом на собственном опыте. Ее одолевали приступы дежавю. Такое продолжалось уже с неделю. Причем это было не ее дежавю. Подобное происходило с ней впервые – ее посещали воспоминания, которых не могло быть. Не могло быть никогда. Она – Эсме Ветровоск, вот она, можно ущипнуть, и всегда была Эсме Ветровоск, а не…
Раздался стук в дверь.
Матушка поморгала, обрадовавшись возможности отвлечься от жутких мыслей, но потребовалась добрая пара секунд, чтобы ее внимание сконцентрировалось на настоящем. Затем она сложила лист бумаги, убрала его в конверт, конверт вложила в пачку, пачку спрятала в шкатулку, шкатулку заперла маленьким ключиком, который повесила на гвоздь у камина, после чего направилась к двери. В последний момент она проверила, не разделась ли по рассеянности догола или еще чего не сделала, и только потом открыла дверь.
– Добрый вечер, – поздоровалась нянюшка Ягг, протягивая накрытую полотенцем миску. – Вот, принесла тебе тут…
Матушка Ветровоск смотрела мимо нее.
– Кто это с тобой? – поинтересовалась она.
У трех девиц был очень смущенный вид.
– Понимаешь, они пришли ко мне и… – начала было нянюшка Ягг.
– Погоди, погоди. Дай сама догадаюсь, – оборвала ее матушка.
Она вышла на улицу и внимательно осмотрела всю троицу.
– Так-так-так, – буркнула она. – Ничего себе. Вы, помнится, хотели ведьмами стать. А теперь… – Она заговорила фальцетом: – «О, милая госпожа Ягг, мы поняли, как ошибались, и сейчас хотим научиться настоящему ведьмовству». Ну что, права?
– В принципе, да, – подтвердила нянюшка. – Но…
– Это ведьмовство, – сурово произнесла матушка Ветровоск. – А не какая-нибудь… игра в салочки. Черт вас возьми!
Она прошла вдоль короткого строя дрожащих девчонок.
– Так, тебя как зовут?
– Пурпура Пеннидж, госпожа.
– Готова поспорить, мама называет тебя как-то по-другому.
Пурпура смущенно опустила глаза.
– Вообще-то, меня зовут Фиолеткой, госпожа.
– Хорошо. И цвет более приятный, – кивнула матушка. – Что, таинственности захотелось? Чтоб люди подумали, будто бы ты понимаешь все сверхъестественное? А колдовать-то ты умеешь? Подружка тебя всему научила? Ну-ка, сбей с меня шляпу.
– Что, госпожа?
Матушка Ветровоск отошла и развернулась.
– Сбей ее. Мешать не буду, обещаю. Ну, давай.
Пурпура побледнела до Фиолетки, после чего порозовела.
– Я так и не поняла смысла этого психического… как его там…
– Вот те на! Хорошо, посмотрим, на что способны другие… Ты кто?
– Аманита, госпожа.
– Какое красивое имя. Ну, посмотрим, что умеешь ты.
Аманита затравленно оглянулась.
– Я, э-э… Боюсь, у меня ничего не получится, я стесняюсь, когда смотрят, и… – начала было она.
– Жаль. А ты что скажешь? Да, ты, последняя.
– Меня зовут Агнесса. Агнесса Нитт, – сообщила Агнесса. Она соображала быстрее своих подруг и Пердитой решила не представляться.
– Давай-ка, попробуй.
Агнесса сосредоточилась.
– Вот это да, – хмыкнула матушка. – Шляпа все еще на мне. Эй, Гита, покажи-ка им.
Нянюшка Ягг вздохнула, подняла сломанную ветку и бросила ее в шляпу матушки. Матушка перехватила сук в воздухе.
– Но-но… Мы же должны были воспользоваться ведьмовскими силами… – запротестовала Аманита.
– Кто вам это сказал? – осведомилась матушка.
– Но так-то каждый может, – возразила Пурпура.
– Ага, однако дело не в этом, – кивнула матушка. – Дело в том, что у вас ничего не вышло. – Она улыбнулась, что было для нее не совсем обычным. – Послушайте, вы молоды, и я хочу вам добра. Мир полон возможностей. Ведьмами вам быть вовсе не обязательно. Особенно если вы понимаете, что значит быть ведьмой. А теперь уходите. Идите домой. И не лезьте в паранормальное, пока не поймете, что такое нормально. Давайте, бегите…
– Но это же обман! Об этом-то и говорила Диаманда! Сплошной обман, пустые слова… – рассердилась Пурпура.
Матушка подняла руку.
Птицы на деревьях вдруг смолкли.
– Гита?
Нянюшка вцепилась в свою шляпу.
– Послушай, Эсме, эта шляпа стоила мне целых два доллара…
Взрыв эхом разнесся по лесу.
В небе закружились клочки шляпы.
Матушка навела палец на девушек, те резко отшатнулись.
– Идите лучше позаботьтесь о своей подружке, – промолвила матушка. – Она проиграла, и ей сейчас ой как несладко. Не лучшее время для одиночества.
Девушки упорно продолжали таращиться на нее, словно бы матушкин палец загипнотизировал их.
– Я только что попросила вас уйти домой. Совершенно спокойным голосом. Хотите, чтобы я рявкнула?
Развернувшись, девушки со всех ног бросились бежать.
Нянюшка Ягг с мрачным видом повертела в руках то, что осталось от шляпы.
– Подумать только, я целую вечность угробила на эту настойку против свиных недугов, – пробормотала она. – Восемь разных трав… Листья ивы, стебелек фижмы, чуть львиного зада… Весь день их собирала. Я понимаю, листьев на деревьях хоть отбавляй…
Матушка Ветровоск задумчиво смотрела девушкам вслед.
Нянюшка Ягг замолкла.
– Вспоминаешь прошлое, да? – спросила она чуть погодя. – Помню, мне было тогда лет пятнадцать, я стояла перед старой тетушкой Спективой, а она вдруг как спросит своим жутким голосом: «Кем-кем ты хочешь стать?» Я тогда так перепугалась, чуть не…
– Лично я никогда ни перед кем не стояла, – сухо ответила матушка. – Просто поселилась в саду нянюшки Грапс и обитала там, пока она не пообещала рассказать мне все, что знает. Ха! Целую неделю ее осаждала, зато я себе выходных еще вытребовала.
– То есть никто тебя специально не выбирал?
– Что? Конечно, нет. Я сама себя выбрала, – пожала плечами матушка, после чего повернулась к нянюшке. Неопытному человеку ее лицо еще долго снилось бы по ночам, даже нянюшка внутренне содрогнулась. – Я сама себя выбрала, Гита Ягг. И хочу, чтобы ты знала об этом. И вот еще. Что бы ни случилось. Я никогда не жалела о своем выборе. Никогда ни о чем не сожалела. Понятно?
– Как скажешь, Эсме.
Что есть магия?
Волшебники отвечают на этот вопрос по-разному, в зависимости от своего возраста. Волшебники постарше тут же заводят речь о свечах, кругах, планетах, звездах, бананах, напевах, рунах и важности четырехразового питания. Их коллеги помоложе, в особенности те, что проводят большую часть времени в здании факультета высокоэнергетической магии[15], как правило, пространно рассуждают о всевозможных потоках в изменчивой природе вселенной, о предательском непостоянстве даже самых жестких структур времени-пространства, о невероятности действительности и так далее – но означает это только одно: они наткнулись на горяченькую идею и сейчас бормочут о своей любимой физике…
Время шло к полуночи. Диаманда бежала по склону холма к Плясунам, не замечая, как ветви шиповника и вереска в клочья раздирают ее платье.
Она никак не могла забыть пережитое унижение. Глупые злобные старухи! И эти людишки – все вокруг дураки! Она же победила! Победила по правилам! А в награду получила только насмешки.
Глупо ухмыляющиеся лица… О, как это больно! И главное – все ведь поддержали этих ужасных старух! Откуда им знать, что такое настоящее ведьмовство, какая сила может крыться в нем?!
Но ничего, она им еще покажет.
Впереди на фоне озаренных лунным светом облаков мрачно чернели Плясуны.
Нянюшка Ягг заглянула под кровать – на тот случай, если там вдруг спрятался мужчина. Никогда не знаешь, где повезет.
Сегодня она решила лечь спать пораньше. День выдался трудным.
Рядом с кроватью стояли миска с леденцами и бутылка с прозрачной жидкостью, произведенной на сложном перегонном кубе, что был спрятан за дровяным сараем. Жидкость эта не была виски, не была она и джином, зато крепость ее составляла 90 градусов. Это «лекарство» очень помогало в тревожные моменты, иногда возникавшие в три часа ночи, когда нянюшка просыпалась и никак не могла вспомнить, кто она. После стаканчика прозрачной жидкости нянюшка по-прежнему не помнила, кто она, но это уже не имело значения, потому что она становилась совсем другим человеком.
Старая ведьма взбила четыре подушки, пинком загнала в угол мохнатых пауков и зарылась в одеяла с головой, создав себе маленькую, теплую и слегка вонючую норку. Там, аппетитно причмокивая, она принялась сосать леденец. У нянюшки остался всего один зуб, который за свою бурную жизнь перевидал столько всего, что какой-то леденец на ночь вряд ли мог ему повредить.
Через несколько секунд тяжесть в ногах сообщила о том, что кот Грибо занял свое привычное место на кровати. Грибо всегда спал в ногах, а по утрам нежно пытался выцарапать глаза, что служило превосходным будильником. На ночь нянюшка всегда оставляла окно открытым – на тот случай, если любимому котику приспичит выйти и выпотрошить кого-нибудь, дай ему боги здоровья.
Так-так. Эльфы. (Вряд ли они способны услышать слова, произнесенные внутри ее головы.) А она уж решила, что никогда их не увидит. Когда ж это было? Сотни и сотни лет назад, если не тысячи. Ведьмы неохотно рассказывали о случившемся, потому что допустили большую ошибку. В конце концов они раскусили этих паскудников, и вовремя – чуть-чуть не опоздали. В те дни ведьм было много. Они сумели остановить эльфов, устроить им хорошую жизнь. С эльфами сражались железом. Эти мелкие пакостники на дух железо не переносили. Оно их ослепляло или еще что с ними делало… Причем ослепляло навсегда.
Но сейчас ведьм почти не осталось. Настоящих ведьм. Однако на самом деле проблема заключалась в том, что люди забыли, какой была жизнь при эльфах. Разумеется, она была намного интереснее – обычно потому, что была короче. И более красочной, если вам нравится цвет крови. Люди даже боялись вслух упоминать об этих сволочах.
Ты говоришь: Сверкающие. Ты говоришь: Сказочный Народец. А потом плюешь и трогаешь железо. Но проходит много-много поколений, и ты забываешь, что нужно обязательно плюнуть и потрогать железо, забываешь, почему ты их так называл. Помнишь только, что они были красивыми…
Да, в те времена было много ведьм. Слишком многие женщины находили колыбельки пустыми… Или муж не возвращался с охоты. С той охоты, где жертвой был он.
Эльфы! Паскудники… но все же… все же… что за штуку такую они проделывают с памятью?
Нянюшка Ягг повернулась на другой бок, Грибо протестующе заворчал.
Взять, например, троллей и гномов. «О, им нельзя доверять, – как правило, говорят люди. – Тролли – неплохие ребята, если не считать того, что за ними глаз да глаз нужен, а некоторые очень даже порядочные – по-своему, правда… Но почти все они трусливые и тупые, а что касается гномов, так они просто жадные и хитрые бесенята, правда, и среди них попадаются достаточно разумные особи, но засранцы, они и есть засранцы – в общем, гномы ничуть не лучше троллей, потому что на самом деле…
…Они похожи на нас.
Только смотреть на них ничуть не приятнее, чем на нас, и у них нет стиля. А мы так просто дураки, и память у нас выделывает фокусы – к примеру, мы помним, как красивы эльфы, как они двигаются, но забываем, кто они на самом деле. Тут мы похожи на мышей: «Говорите что хотите, но у кошек такой утонченный стиль…»
От гномов люди никогда не прятались под одеялами. И не забивались в темные уголки – не дай боги, попадутся на глаза какому троллю. Время от времени троллям и гномам доставалось от людей – но так, походя, обычный пинок под зад, чтобы место свое помнили. А чтобы искоренять? Пусть живут – гномы и тролли никогда не были ужасом в ночи.
«Мы помним только, как поют эльфы. И забываем, о чем они поют».
Нянюшка Ягг снова заворочалась в своей постели. Она услышала, как что-то соскользнуло с кровати, потом раздался приглушенный обиженный вой – Грибо свалился на пол.
Нянюшка села.
– Надевай свои уличные лапки, малыш. Мы идем на прогулку.
Пересекая полночную кухню, она остановилась, взяла с полки у плиты большой черный утюг и привязала к нему кусок бельевой веревки.
Сколько раз за свою жизнь нянюшка бродила по ночному Ланкру, и ей никогда не приходила в голову мысль прихватить с собой какое-нибудь оружие. Конечно, большую часть своей жизни она была признанной ведьмой, и любой незадачливый грабитель после встречи с нянюшкой унес бы свои мужские принадлежности в бумажном пакетике.
Сейчас же она явственно чувствовала свой страх.
Эльфы возвращались, отбрасывая впереди себя зловещие тени.
Диаманда добежала до вершины холма.
Где и остановилась. Она была абсолютно уверена, что кто-то идет по ее следам. Может, эта назойливая старуха Ветровоск? Да нет, вряд ли…
Никого не было видно.
Она повернулась.
– Добрый вечер, госпожа.
– Ты? Ты все-таки следила за мной!
Сидевшая в глубокой тени Трубача матушка неспешно поднялась на ноги.
– Ничего подобного, – покачала она головой. – Мой отец был настоящим знатоком леса, и я училась у него. Так вот, когда он отправлялся на охоту, то всегда говорил: плохой охотник преследует, а хороший – ждет.
– Значит, ты на меня охотишься?
– Да нет… Просто ждала тебя здесь. Знала, что ты обязательно появишься. Ведь больше тебе некуда идти. Ты же пришла сюда, чтобы позвать ее? Покажи-ка мне свои руки.
Это была не просьба, а приказ. Диаманда почувствовала, как руки ее против собственной воли поднимаются, и, прежде чем она успела спрятать их за спину, матушка схватила ее запястья шершавыми, как наждачная бумага, пальцами.
– Вижу, ты никогда не занималась тяжелой работой… – ласково произнесла матушка. – Не убирала обледеневшую капусту, не доила корову, не рыла могилу, не готовила тело к погребению.
– А что, именно так становятся ведьмами? – огрызнулась Диаманда.
– Вовсе нет, это совсем не обязательно… Но позволь рассказать тебе кое-что. О красивой женщине в красном платье и со звездами в волосах, а может, и с лунами. И о голосах, которые ты слышишь во сне. И о силе, которую ты чувствуешь, когда приходишь сюда. Думаю, ее посулы были щедры. Тебе обещали дать все, что бы ты ни захотела. И совершенно бесплатно.
Диаманда молчала.
– Все это уже случалось. Люди любят слушать такие речи. – Глаза матушки Ветровоск затуманились. – Тебе так одиноко, а окружающие слишком глупы, чтобы разговаривать с ними, и мир полон тайн, о которых тебе ничего не рассказывают…
– Ты читаешь мои мысли?
– Твои? – Матушка Ветровоск словно вернулась откуда-то издалека, голос ее обрел прежнюю деловитость. – Ха! Цветочки, ягодки и все такое прочее… Танцы нагишом. Карты, веревочки, заклятия… И самое главное – это ведь работает! Да, она дала тебе обещанную силу, но только на время. О, как она, должно быть, смеялась. Ведь с каждым разом силы тебе дается все меньше и меньше, а цена становится все выше и выше. После чего сила исчезает совсем, тогда как платить нужно каждый день. Они всегда забирают больше, чем дают. И даже то малое, что они дают, очень скоро обесценивается. Так идет и идет, и в конце концов они забирают все. Им очень хочется заполучить наш страх. Но больше всего им нужна наша вера. Они придут, если ты их позовешь. Сейчас, во время кругов, мир очень тонок, и они услышат тебя – ты позовешь их и дашь им нужный канал… Сила Плясунов очень ослабла. Однако я не позволю… не позволю Дамам и Господам вернуться.
Диаманда открыла рот.
– Я еще не закончила. Ты умная девочка. Можешь заниматься чем угодно. Но тебе не следует становиться ведьмой. Это совсем не легкая жизнь.
– Ты просто сумасшедшая старуха и ничего не понимаешь. Эльфы совсем не такие…
– Только не произноси это слово. Не надо. Если их позвать, они обязательно придут.
– Отлично! Эльфы, эльфы, эльфы! Эльфы…
Матушка влепила ей пощечину.
– Ты повела себя глупо, по-ребячески, и ты сама это знаешь, – спокойно продолжала она. – А теперь слушай меня. Если ты останешься здесь, твой мир перевернется навсегда. Или ты можешь уехать, найти свое будущее, стать знатной дамой, у тебя есть для этого задатки. Может быть, когда-нибудь, лет через десять, ты вернешься, вся в драгоценностях и шелках, и будешь править нами, домоседами, ну и чудесно, я буду только рада. Но если ты останешься и попытаешься вызвать… Дам и Господ, то снова столкнешься со мной. А про ту глупую игру на солнышке забудь – сейчас начнется настоящее ведьмовство. Луны, круги, песнопения – ерунда это все, нет, то будет настоящее дело – из крови и костей, из головы. А ты ничего об этом не знаешь. Верно? И пощады не жди.
Некоторое время Диаманда молча смотрела на нее, щека ее была красной от пощечины.
– Что ж, я уйду… – наконец промолвила она.
Матушка опоздала лишь на секунду.
Диаманда бросилась к камням.
– Глупая девчонка! Только не туда!
Фигура девушки уже становилась меньше, хотя находилась она всего в нескольких футах.
– Пропади ты пропадом!
Матушка бросилась за ней, платье ее громко затрещало, разрываясь там, где зацепилось за кочергу. Кочергу на всякий случай матушка принесла с собой, и сейчас этот предмет ведьмовской самообороны вырвался из ее рук и с гулким звоном прилип к одному из Плясунов.
Потом из матушкиных башмаков вылетели все гвозди и тоже устремились в сторону камней.
Железо не могло пройти в тот мир. Там железо находилось под запретом.
Матушка уже бежала по дерну, когда поняла, что происходит. Но было поздно, да и какая разница… Она сделала свой выбор.
Сначала возникло ощущение неразберихи – направления принялись скакать, меняться местами, извиваться вокруг, но вскоре под ногами заскрипел снег. Цветные узоры скользили по его поверхности, отражая безумный танец вечного северного сияния, что горело на небе.
Диаманда продиралась вперед, увязая в снегу. Ее обувь едва ли годилась даже для прогулок по летнему лесу, не говоря уж о глубоком снеге. Матушкины башмаки, напротив, даже без гвоздей могли выдержать прогулку по раскаленной лаве.
Но мышцы, которые передвигали эти башмаки, слишком устали за свою долгую жизнь. Диаманда опережала матушку.
Снег падал с ночного неба. Всадники, выстроившись кругом, поджидали их неподалеку от камней. Королева выдвинулась чуть вперед. Все ведьмы до единой знали, как выглядит их королева…
Диаманда споткнулась и упала. Сил у нее хватило только на то, чтобы приподняться с земли.
Матушка остановилась.
Громко заржала лошадь королевы.
– Эй ты, – окликнул один из эльфов, – на колени перед своей королевой.
Королева была вся в красном, на голове ее красовалась медная корона.
– Ни за что, – ответила матушка Ветровоск.
– Ты в моем королевстве, женщина, – сказала королева. – Ты не можешь приходить сюда и уходить без моего позволения. Ты встанешь на колени!
– Я прихожу и ухожу, и ничьего позволения мне не требуется, – огрызнулась матушка Ветровоск. – Никогда раньше его не спрашивала, не собираюсь начинать и сейчас.
Она положила руку на плечо Диаманды.
– Вот они, твои эльфы, – промолвила она. – Красивые, правда?
Воины были больше двух метров ростом. Из одежды на них были только скрепленные вместе куски шкур, бронзовые пластины и бусы из цветных перьев. Зеленые и синие татуировки покрывали обнаженные участки кожи. Некоторые воины держали натянутые луки, и острия стрел следили за каждым движением матушки.