Близнецы-соперники Ладлэм Роберт
— Она будет в безопасности?
— Как никто в Англии. Честно говоря, у меня тут Двоякий интерес. Безопасность твоей жены — гарантия твоего душевного спокойствия. У тебя есть задание, но и у меня есть задание.
Тиг взглянул на настенные часы, потом на свои наручные. Настенные опять отстали почти на минуту с тех пор, как он их в последний раз подводил. Когда же это было? Восемь — десять дней назад. Надо будет снова отнести их часовщику на Лестер-сквер.
Дурацкий бзик, подумал он, это его пристрастие проверять время. Он знал, как его называют за спиной: «Секундомер Алек», «Таймер Тиг». Коллеги часто над ним подтрунивают. Он не имел бы этого пунктика, будь у него жена и малыши. Однако Тиг уже давно принял решение: ему при его профессии лучше не обзаводиться привязанностями. Он не монах. В его жизни были, конечно, женщины. Но только не брак! О браке и речи быть не могло: это помеха, препятствие.
Эти раздумья дали толчок более предметным размышлениям: о Фонтине и его женитьбе. Итальянец — идеальный координатор лох-торридонского проекта, и вот теперь появилась помеха — жена!
Черт бы ее побрал! Он сотрудничал с Бревуртом, потому что и в самом деле хотел использовать Фонтини-Кристи. Если бы любовная интрижка с англичанкой могла способствовать этому, что же, он не имел бы ничего против. Но это уж слишком!
А где теперь этот Бревурт? Вышел из игры. Ушел в тень, успев вытребовать у Уайтхолла ради товарного поезда из Салоник невероятного.
Или он только притворяется, что ушел в тень?
Можно подумать, что Бревурт знал, как и когда вовремя избежать неизбежного поражения. Он уже не отдает никаких инструкций относительно Фонтина, теперь итальянец целиком находится в ведении МИ-б. Вот так-то. Бревурт словно намеренно стремится как можно больше отдалиться от итальянца и проклятого поезда. Когда ему доложили о проникновении ксенопского монаха в Лох-Торридон, он изобразил лишь незначительный интерес, посчитав случившееся вылазкой фанатика-одиночки.
Для человека, который убедил собственное правительство сделать то, что было сделано, подобное поведение было неестественным. Потому что ксенопский священник действовал не один. Тиг знал это, Бревурт тоже. Посол проявил слишком явное безразличие, его незаинтересованность была слишком очевидной.
А женщина Фонтина. Как только она появилась на горизонте, Бревурт вцепился в нее как самый настоящий разведчик. Она была подарком судьбы. Ее можно было как-то использовать. И если бы Фонтин вдруг повел себя странно, если бы он стал искать или вышел бы на несанкционированные контакты, так или иначе связанные с поездом из Салоник, ее бы вызвали и дали инструкции: докладывать обо всем! Она же английская патриотка, она должна была бы согласиться.
Но никому и в голову не пришло, что они могут пожениться. Вот он — «развал любой ценой»! Инструкции можно давать любовнице. Жене — нельзя.
Бревурт воспринял эту новость с невозмутимостью, которая тоже показалась Тигу неестественной.
Произошло что-то, чего Тиг не мог понять. У него было неуютное ощущение, что Уайтхолл использует МИ-6, а значит, и его лично, терпя лох-торридонскую операцию только потому, что она может привести Бревурта к решению более важной задачи, чем подрыв промышленной мощи противника изнутри.
Снова этот поезд из Салоник.
Итак, реализуются два параллельных стратегических плана: Лох-Торридон и поиск константинских документов. Ему дозволили заниматься первым и не допустили ко второму.
Оставили работать с женатым разведчиком — что может быть хуже!
Было без десяти три утра. Через шесть часов он отправится в Лейкенхит с Фонтином и посадит его на самолет.
Человек с проседью в волосах. Словесный портрет, который не совпал ни с одной, из тысяч фотографий и описаний, хранящихся в их архивах. Поиски, ведущие в никуда. Дюжина кадровых сотрудников МИ-6 сидит в архивах день и ночь. Агента, который обнаружит похожего человека, нужно будет не пропустить, когда будут составлять списки на повышение.
Зазвонил телефон. От неожиданности он вздрогнул.
— Алло?
— Это Стоун, сэр. Кажется, я кое-что нашел.
— Сейчас спущусь.
— Если вам все равно, я лучше сам к вам поднимусь. Просто бред какой-то. Я хочу поговорить с вами наедине.
— Хорошо.
Что же обнаружил Стоун? Настолько странное, что требует подобных мер предосторожности?
— Вот портрет, который был сделан со слов Фонтина и который он одобрил, — сказал капитан Джеффри Стоун, положив на стол перед Тигом карандашный набросок. Он неловко зажал под локтем конверт, с трудом удерживая его неподвижной правой рукой в черной перчатке. — Он не соответствует ни одному портрету или описанию ни в досье Гиммлера, ни других высокопоставленных немецких руководителей, ни в иных источниках, так или иначе связанных с немецкими, включая коллаборационистов в Польше, Чехословакии, Франции, на Балканах и в Греции.
— А в Италии? Как насчет итальянцев?
— Это стало первым предметом наших поисков. Что бы там ни говорил Фонтин об увиденном им той ночью в Кампо-ди-Фьори, он итальянец. Фонтини-Кристи нажили себе врагов среди фашистов. Но мы не нашли никого, ни одного человека, хотя бы отдаленно напоминавшего искомый объект. И тогда, откровенно вам скажу, сэр, я начал думать о нем самом. О его женитьбе. Ведь мы этого не ожидали, так?
— Так, капитан. Мы этого никак не ожидали.
— Крошечный приход в Шотландии. Англиканская церковь. Не то, чего можно было бы ожидать.
— Почему?
— Я работал в Италии, генерал. Влияние католической церкви ощущается там повсюду.
— Фонтин совсем не религиозен. К чему вы, черт побери, клоните?
— А вот к чему. Все ведь в этом мире относительно. Никто не бывает просто таким или просто сяким. Особенно человек, который обладает таким могуществом. Так вот, я занялся его досье. У нас есть фотокопии всех документов, к которым мы когда-либо имели доступ. В том числе копия его заявления о вступлении в брак и копия брачного свидетельства. Так вот, в графе «религиозная принадлежность» он поставил одно слово: «христианин».
— Ближе к сути!
— А я и приближаюсь. Одно влечет за собой другое. Единственный оставшийся в живых из богатейшего влиятельного клана в католической стране отрицает всякую связь с господствующей в этой стране церковью...
Тиг прищурился.
— Продолжайте, капитан!
— Он нарочно отрицает свою связь с католической церковью. Возможно, бессознательно. Мы этого знать не можем. «Христианин» — это не религиозная принадлежность. Мы ищем не тех итальянцев, кого нужно искать, и перерываем не те досье! — Стоун взял конверт левой рукой, сдернул с него тонкую ниточку и раскрыл. Вытащил газетную вырезку — небольшую фотографию мужчины с непокрытой головой. В копне темных волос отчетливо виднелась белая проседь. На нем было церковное одеяние, фотоснимок был сделан у алтаря собора Святого Петра в Риме. Человек стоял на коленях, устремив взгляд на распятие. Над его головой кто-то держал кардинальскую митру.
— Боже! — Тиг взглянул на Стоуна.
— Это из архива Ватикана. Мы ведь ведем учет всех епископских рукоположении.
— Но это...
— Да, сэр. Имя объекта — Гульямо Донатти. Это один из влиятельнейших кардиналов папской курии.
Глава 10
Монбельяр.
Самолет пошел на снижение. Они летели на высоте трех тысяч футов. Ночь была ясная, за раскрытой дверью свистел ветер, и Фонтин подумал, что его вытянет наружу еще до того, как у него над головой потухнет красная лампочка и вспыхнет белая — сигнал к прыжку. Он вцепился в поручни по обе стороны от двери, стараясь удержаться на ногах и упираясь коваными башмаками в стальной пол бомбардировщика «хэвиленд». Он ждал команды прыгать.
Он думал о Джейн. Поначалу она решительно возражала против своего заточения. Она добилась места в министерстве ценой многих месяцев довольно тяжелой, черт бы ее побрал, работы, а теперь в одночасье всего лишится. Но потом она вдруг перестала возражать, увидев, понял он, боль в его глазах. Она хотела, чтобы он вернулся. И если ее уединение в отдаленной деревушке поможет, ладно, она готова ехать... Думал он и о Тиге. О том, что тот ему сказал, но больше — о том, чего не сказал. Агенты МИ-6 напали на след немца-палача, этого монстра, который хладнокровно наблюдал за кровавой расправой в Кампо-ди-Фьори. Разведка предположила, что он занимает высокий пост в Geheimdienst Korps — тайной полиции Гиммлера. Это человек, который всегда остается в тени, уверенный, что его личность невозможно установить. Вероятно, он когда-то работал в германском консульстве в Афинах.
«Предполагаем», «возможно». Как все уклончиво! Тиг что-то скрывает. Но, невзирая на долгий опыт работы в разведке, он не избежал оплошностей. И не слишком убедительно он объяснил, почему вдруг заговорил о другом.
— ...Это обычная процедура, Фонтин. Отправляя людей на задание, мы всегда фиксируем их религиозную принадлежность. Как в свидетельстве о рождении или в паспорте.
Нет, формально он не принадлежит ни к какой церкви. Нет, он не католик, но в этом нет ничего удивительного — в Италии есть и некатолики. Да, Фонтини-Кристи — заимствование, искусственно образованное имя, которое можно перевести как «фонтаны Христа», да, их род в течение многих веков был связан с церковью, но несколько десятилетий назад они порвали с Ватиканом. Он! не придает этому разрыву сколько-нибудь существенного значения и вообще об этом редко вспоминает... Чего добивался Тиг?
Красный огонек потух. Виктор согнул колени, как его учили, и задержал дыхание.
Вспыхнула белая лампочка. Сзади раздался стук — резкий, уверенный, твердый. Фонтин схватился за поручни, вывернув локти вперед, отклонился назад и, сильно оттолкнувшись, бросился в черную пустоту неба, в мощный воздушный поток подальше от фюзеляжа. Ветер больно ударил ему в лицо, подхватил и, точно гигантская волна, понес прочь от самолета.
Он летел в свободном падении. Раздвинул ноги, сразу почувствовав, как ремни парашюта врезались в бедра. Выбросил руки вперед по диагонали, позиция «орел с распростертыми крыльями» сразу же возымела нужный эффект. Падение замедлилось, и Виктор смог различить темную землю внизу.
И он увидел их! Два крошечных мерцающих огонька слева.
Он поднял правую руку, с трудом рассекая поток воздуха, и потянул за кольцо. Над головой сверкнула короткая вспышка, точно мгновенно погасшая шутиха. Достаточно, чтобы заметили с земли. И вновь его окутала тьма. Он дернул за резиновую рукоятку выброса парашюта. Из мешка с хлопком выстрелила вверх сложенная ткань, и тут же образовался исполинский купол. Его рвануло вверх. Он задохнулся и ощутил, как напряглись все мышцы.
Он парил, слегка раскачиваясь в ночном небе, приближаясь к земле.
Встречи в Монбельяре прошли успешно. Странно, думал Виктор, несмотря на немудрящие условия — заброшенный склад, старый амбар, каменистое кладбище, — эти собрания мало чем отличались от тщательно подготовленных совещаний совета директоров, на которых он присутствовал в качестве полномочного представителя концерна. Цель встреч с руководителями подполья, тайно собравшимися в Лотарингии, была прежней: обсудить возможности найма для группы подготовленных специалистов, которые ныне находятся в изгнании в Англии.
Управляющие были нужны везде, ибо повсюду в стремительно расширяющемся Третьем рейхе предприятия апроприировались и запускались на полную мощность. Но одержимость немцев производительностью страдала одним существенным изъяном: управление осуществлялось из Берлина. Заказы рассматривались в Reichsministerium промышленности и вооружений, распоряжения вырабатывались и отдавались в тысячах миль от предприятия.
Распоряжения можно было перехватывать по пути, заказы можно было менять прямо в министерстве, внедрив своих людей в канцелярию.
Можно было создавать вакансии и производить замену персонала. В хаосе, рожденном лихорадочным стремлением Берлина мгновенно добиться максимальной эффективности производства, страх был неотъемлемой частью. Поэтому приказы редко подвергались сомнению.
Бюрократическая среда была готова принять людей из Лох-Торридона.
— Вас отвезут на Рейн и посадят на речную баржу в Неф-Бризахе, — говорил ему француз, стоя у окна небольшого пансионата на рю де Бак в Монбельяре. — Ваш сопровождающий привезет документы. Насколько я понимаю, для вас придумали вот какую легенду: вы речной бродяга — здоровенные бицепсы и дурная башка. Грузчик, который в нерабочее время в основном беспробудно пьянствует, предпочитая дешевое вино.
— Что же, это будет даже интересно!
Рейн.
Интересно не было. Было утомительно, физически тяжело, а потом стало почти невыносимо из-за смрада в трюме. Немецкие патрули прочесывали реку, останавливали для досмотра все суда и подвергали команды жесточайшим допросам. Рейн был тайным каналом подпольной связи, не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы это понять. А поскольку речные бродяги и не заслуживали лучшего обращения, патрули находили особое удовольствие в том, чтобы пускать в ход дубинки и приклады винтовок, когда им под руку попадалось это отребье. Камуфляж Фонтина был удачным, хотя и отвратительным. Он пил большое количество дешевого вина и вызывал рвоту, чтобы изо рта пахло омерзительно, как у закоренелого алкаша.
Только благодаря своему сопровождающему он не спился окончательно. Его звали Любок, и Виктор знал, что, как ни сильно он сам рискует, Любок рисковал еще больше.
Любок был еврей и гомосексуалист. Это был светловолосый, голубоглазый балетмейстер средних лет, чьи родители эмигрировали из Чехословакии тридцать лет назад. Он прекрасно говорил на чешском и словацком, а также на немецком, и в кармане у него лежали документы, по которым он проходил как военный переводчик. Рядом с его удостоверением лежало несколько рекомендательных писем на бланках верховного главнокомандования вермахта, подтверждающих его лояльность рейху.
Удостоверение и бланки писем были подлинными, лояльность — вымышленной. Любок был тайным связным и работал на территории Чехословакии и Польши. При выполнении заданий он не скрывал своих гомосексуальных склонностей: всем было известно, что за офицерами тайной полиции Гиммлера водилась такая слава. На контрольно-пропускных пунктах никогда не знали, кого удостоили своим расположением влиятельные мужчины, предпочитавшие в постели мужчин. А балетмейстер был ходячей энциклопедией правдивых и полуправдивых историй и сплетен, относящихся к сексуальным привычкам и извращениям немецкого верховного главнокомандования в любом секторе, куда он ни попадал; эти байки-были его оружием.
Любок сам вызвался участвовать в лох-торридонской операции и сопровождать агентов МИ-б из Монбельяра через Висбаден в Прагу и Варшаву. И чем больше позади оставалось пройденных миль и дней, тем большую признательность испытывал Фонтин. Лучшего провожатого трудно было найти. Даже щеголеватый костюм не мог скрыть могучее сложение Любока, а острый язык и живой взгляд выдавали в нем горячий темперамент и недюжинный ум.
Варшава, Польша.
Любок вел мотоцикл. В коляске сидел Виктор в форме полковника вермахта, сотрудника оккупационного управления транспорта. Выехав из Лодзи, они мчались по шоссе к Варшаве и ближе к полуночи добрались до последнего контрольно-пропускного пункта на шоссе.
Любок выкаблучивался перед патрульными вовсю, щедро сыпал именами комендантов и оберфюреров, намекая на страшные кары, которые могут последовать в случае задержки их мотоцикла. Перепуганные солдаты не рискнули проверять его хвастливые заверения. Мотоцикл пропустили в город.
Здесь царила, разруха. Ночная тьма не скрывала развалин. На улицах было безлюдно. В окнах горели свечи — электричество было отключено. Со столбов свисали провода, то и дело попадались замершие легковушки и грузовики — многие лежали, завалившись на бок или перевернутые колесами вверх, — точно гигантские стальные насекомые дожидались, когда их поместят под микроскоп.
Варшава была мертва. Ее вооруженные убийцы бродили по улицам группами, потому что сами боялись этого трупа.
— Мы едем в «Казимир», — тихо произнес Любок. — Подпольщики тебя уже ждут. Это в десяти кварталах отсюда.
— Что такое «Казимир»?
— Старинный дворец на Краковском бульваре. В центре города. Долгие годы там был университет, а теперь, разместились немецкие казармы и городская администрация.
— Мы войдем туда? Любок улыбнулся:
— Можно пустить нацистов в университет, но что с того? Все технические службы в здании и на прилегающей территории укомплектованы подпольщиками.
Любок втиснул мотоцикл между двумя автомобилями на Краковском бульваре, неподалеку от центральных ворот в «Казимир» Улица была пустынна — только охранники маячили у входа. Горело два уличных фонаря, но на территории дворца спрятанные в траве прожекторы освещали резной фасад здания.
Из тьмы вышел немецкий солдат. Он подошел к Любоку и тихо заговорил с ним по-польски. Любок кивнул. Немец пошел через улицу к воротам.
— Он из podziemna, польского подполья, — пояснил Любок. — Он знает пароль. Он сказал, чтобы ты шел первым. Спроси, как найти капитана Ганса Ноймана в седьмом корпусе.
— Капитан Ганс Нойман, — повторил Виктор. — Седьмой корпус. Что потом?
— Сегодня он в «Казимире» связной. Он отведет тебя к остальным.
— А ты?
— Я подожду десять минут и пойду следом. Мне нужно спросить полковника Шнайдера в пятом корпусе.
Любок казался встревоженным. Виктор понял. Им еще ни разу не приходилось разлучаться перед встречей с руководством подполья.
— Как-то это необычно, а? Ты, похоже, чем-то озабочен.
— Ну, наверное, у них на это есть свои причины.
— Но ты не знаешь, какие. И этот парень тебе ничего не объяснил.
— Он может и не знать. Он только связной.
— Думаешь, ловушка?
Любок задумчиво посмотрел на Фонтина.
— Нет, вряд ли. Комендант этого сектора серьезно скомпрометирован. Скрытой фотосъемкой. Не буду утомлять тебя деталями, но его забавы с мальчиками зафиксированы на пленке. Ему показали фотографии и сказали, что существуют и негативы. Он теперь в постоянном страхе, а мы этим пользуемся... Он фаворит Берлина, близкий друг Геринга. Нет, это не ловушка.
— Но ты встревожен.
— Пустое. Он же назвал пароль. Пароль довольно сложный, а он все точно воспроизвел. Ну, до скорого.
Виктор с трудом вылез из тесной коляски и двинулся через улицу по направлению к воротам «Казимира», остановился перед калиткой, приготовившись с надменным видом показать свои фальшивые документы, с помощью которых должен проникнуть внутрь.
Идя по залитой светом прожекторов территории «Казимира», он заметил немецких солдат, по двое и по трое прогуливающихся по тропинкам вокруг здания. Еще год назад эти солдаты могли бы быть здешними студентами или преподавателями и обсуждать дневные события. А теперь они завоеватели, укрывшиеся за университетской стеной от царящего вокруг опустошения. Смерть, голод, разрушения несли их приказы, но сейчас они переговаривались вполголоса на расчищенных тропинках, забыв о последствиях своих дневных деяний.
Кампо-ди-Фьори. Прожекторы в Кампо-ди-Фьори. Смерть и уничтожение...
Усилием воли он прогнал эти образы, сейчас нельзя отвлекаться. Изукрашенная филигранной резьбой арка над толстыми двойными дверьми с табличкой "7" оказалась прямо перед ним. Одинокий охранник в форме вермахта стоял на мраморных ступеньках.
Виктор узнал его: это был тот самый солдат, который подошел к Любоку на Краковском бульваре и заговорил с ним по-польски.
— Хорошо работаете, — прошептал Виктор по-немецки. Охранник кивнул и раскрыл перед ним дверь.
— Теперь следует поторопиться. Используйте лестницу налево. Вас встретят на первой лестничной площадке.
Виктор быстро вошел в просторный холл с мраморным полом и стал подниматься по лестнице. Пройдя до половины, он замедлил шаг. В мозгу прозвучал сигнал тревоги.
Голос охранника, то, как он говорил по-немецки! Слова какие-то странные, и построение фраз необычное: «следует поторопиться», «используйте лестницу».
"Обращайте внимание на отсутствие в речи разговорных оборотов, на слишком правильные грамматические конструкции, на неверное согласование окончаний. Урок Лох-Торридона.
Охранник не немец! Впрочем, почему он должен быть немцем? Он же из podziemna. И все же подпольщики нестали бы так рисковать.
По лестнице сверху спускались два немецких офицера. Оба держали в руках пистолеты, направленные прямо на него. Тот, что был справа, заговорил:
— Добро пожаловать в «Казимир», синьор Фонтини-Кристи.
— Пожалуйста, не останавливайтесь, синьор. Нам надо спешить, — добавил второй.
Они говорили по-итальянски, но это были не итальянцы. Виктор понял, кто они. Такие же немцы, как тот охранник перед входом. Это греки.Вновь появился поезд из Салоник.
За спиной раздался щелчок пистолетного затвора, потом торопливые шаги. Через секунду к его затылку приставили ствол пистолета и подтолкнули вверх по лестнице.
Он не мог шевельнуться, не мог отвлечь внимание своих похитителей. Деться было некуда. На него направлено оружие, немигающие глаза следили за его руками.
Наверху, где-то в глубинах коридора, послышался смех. Закричать? Поднять тревогу? Враги во вражеском стане. Мысли путались.
— Кто вы? — Слова.Начать с простых слов. Может быть, ему удастся постепенно повысить голос, тем самым усыпить их бдительность. — Вы же не немцы! — Громче. Теперь громче. — Что вы здесь делаете?
Ствол пистолета скользнул по спине и уперся в затылок. Он замолчал. Тяжелый кулак ударил по левой почке; он дернулся вперед и попал в объятия безмолвного грека.
Он закричал — другого выхода не было. Смех наверху звучал уже громче и ближе. По лестнице спускался кто-то еще.
— Я вас предупреждаю...
Внезапно обе его руки заломили за спину, согнули в локтях и зажали, вывернув запястья. К лицу прижали тряпку, пропитанную ядовито пахнущей жидкостью.
Он перестал видеть, на него навалился вакуум, без света, без воздуха. С него стали срывать гимнастерку и портупею. Он попытался высвободить руки.
И тут почувствовал, как в тело вонзилась острая игла. Он не понял, в каком именно месте, инстинктивно поднял руки, пытаясь сопротивляться. Но руки были свободны — и бессильны, как бессильна была его попытка к сопротивлению.
Он вновь услышал взрыв смеха. Оглушительный. Его волокли куда-то вниз.
И все.
— Вы предали тех, кто спас вам жизнь!
Он открыл глаза, окружающий мир медленно обретал нормальные очертания. Левую руку пекло. Он дотронулся до места, где ощущалось жжение, прикосновение было болезненным.
— Это антидот, — произнес голос. Где-то далеко перед ним маячил трудноразличимый силуэт человеческой фигуры. — Оставляет рубец, но организму не причиняет вреда.
Зрение Фонтина постепенно прояснилось. Он сидел на цементном полу, спиной к каменной стене. Прямо перед ним у противоположной стены шагах в двадцати стоял человек. Они находились на небольшом возвышении в каком-то туннеле. Туннель, по-видимому, пролегал глубоко под землей, может быть, в горе, его продолжение исчезало в кромешной тьме. По дну туннеля бежали старые проржавевшие рельсы. Толстые свечи, укрепленные в подставках на стенах, тускло освещали возвышение.
Фонтин всмотрелся в стоящего перед ним человека. На нем был черный костюм. Белый воротничок. Священник!
Выбритая голова, на вид лет сорок пять — пятьдесят, лицо аскетическое, худой.
Рядом со священником стоял охранник в форме вермахта. Два грека, изображавшие немецких офицером застыли у железной двери в стене туннеля. Священна заговорил:
— Мы следили за вами до самого Монбельяра. Сей час вы в тысяче миль от Лондона. Англичане не могутвас защитить. У нас есть связь с югом, о которой они не подозревают.
— Англичане? — переспросил фонтан, пытаясь понять. — Вы из Ксенопского ордена?
—Да.
— Почему вы враждуете с англичанами?
— Потому что Бревурт — лжец! Он нарушил данное нам слово.
— Бревурт? — изумился Виктор, ничего не понимая. — Да вы с ума сошли! Все, что он делал, он делал во имя вас! Ради вас!
— Не ради нас. Ради Англии. Он хочет заполучить константинский ларец для Англии. Этого требует Черчилль. Потому что это куда более страшное оружие, чем сотни армий, — и им это известно. Мы никогда его больше не увидим! — Глаза священника сверкали яростью.
— Вы в этом уверены?
— Не будьте идиотом! — отрезал ксенопский монах. — Бревурт нарушил обещание, мы раскрыли код «Мажино». Мы перехватывали все донесения, мы контролировали связь между... скажем так, заинтересованными сторонами.
— Вы сумасшедший! — Фонтин стал лихорадочно размышлять. Энтони Бревурт ушел в тень, от него давно уже ни слуху ни духу. В течение многих месяцев. — Вы говорите, что следили за мной от самого Монбельяра. Но зачем? У меня нет того, что вы ищете! И никогда не было! И я ничего не знаю об этом проклятом поезде!
— Михайлович вам поверил, — тихо сказал священник. — А я не верю.
— Петрид. — Виктор вспомнил юного монаха, покончившего с собой в ущелье Лох-Торридона.
— Его звали не Петрид...
— Вы убили его! — сказал Фонтин. — Вы убили его хладнокровно, точно сами нажали на спусковой крючок. Вы безумцы. Вы все безумцы!
Он потерпел неудачу. И знал, что его ожидает. Это было совершенно ясно.
— Вы больны! Вы заражаете всех, к кому прикасаетесь! Хотите верьте, хотите нет, но я заявляю вам в последний Раз: у меня нет нужной вам информации.
— Лжец!
— Безумец!
— Тогда зачем вы колесите по Европе с Любоком?
Скажите нам, синьор Фонтини-Кристи? Почему, с Любоком?
Виктор отпрянул; при неожиданном упоминании имени Любока он прижался спиной к стене.
— Любок? — прошептал он, не веря своим ушам. — Если вы знаете, на кого он работает, вы должны знать и ответ на свой вопрос.
— Ах, Лох-Торридон! — саркастически усмехнулся священник.
— Раньше я никогда даже не слышал имени Любока.
Я только знаю, что он выполняет свое задание. Он еврей и... сильно рискует.
— Он работает на Рим, — заревел ксенопский священник. — Он передает в Рим предложения! Твои предложения!
Виктор молчал; изумление его было беспредельно.
Ксенопский монах продолжал тихим, проникновенным голосом:
— Странно, не правда ли? Из всех возможных сопровождающих на огромной оккупированной территории выбор пал именно на Любока. Он вдруг ни с того ни с сего появляется в Монбельяре. Вы думаете, мы поверим в это?
— Можете верить чему хотите. Это чистое безумие.
— Это предательство! — снова крикнул священник, отступив от стены на несколько шагов. — Дегенерат, который может в любой момент снять телефонную трубку и начать шантажировать пол-Берлина! И самое ужасное — для вас — это пес, который работает на чудовище...
— Фонтин! Ложись! — раздалась команда из тьмы туннеля. Это был высокий пронзительный голос Любока. Эхо его крика, откатившись от низкого потолка, перекрыло вопль священника.
Виктор пригнулся и прыгнул вперед, скатился на твердую почву рядом с ржавыми рельсами узкоколейки. Над головой раздался свист пуль, разорвавших воздух, и потом громоподобные выстрелы двух «люгеров» без глушителя.
При тусклом свете мерцающих свечей он увидел фигуры Любока и еще нескольких человек, вынырнувших из мрака туннеля с оружием наперевес. Они появлялись из-за выступа стены, прицеливались, стреляли и снова исчезали за скалистым укрытием.
Все закончилось в считанные секунды. Ксенопский священник упал. Он был ранен в шею, другим выстрелом ему снесло левое ухо. Умирая, он подполз к краю возвышения, на котором только что стоял, и вперил взгляд в Фонтина. Предсмертный его шепот был больше похож на хрип.
— Мы... вам не враги. Ради всего святого, верните нам рукописи...
Раздался последний короткий выстрел; пуля разворотила священнику лоб, фонтаном брызнула кровь и залила глаза.
Виктор почувствовал, как кто-то схватил его за левое плечо, боль пронзила плечо и грудь. Его рывком подняли на ноги.
— Вставайте! — скомандовал Любок. — Выстрелы могли услышать наверху. Бежим!
Они побежали в туннель. Мрак прорезал тонкий луч фонарика в руках одного из людей Любока, который бежал впереди. Он шептал что-то по-польски. Любок переводил его слова Фонтину.
— Примерно в двухстах ярдах впереди пещера монахов. Там мы будем в безопасности.
— Что?
— Пещера монахов, — ответил Любок, тяжело дыша на бегу. — История «Казимира» уходит в глубь веков. Тут много подземных ходов и укрытий.
Они легли и поползли в узкий темный проход, прорубленный в скале. Проход вывел их в глубокую пещеру. Здесь воздух был совсем другой — прохладный и свежий; где-то в темной глубине пещера имела выход на поверхность.
— Мне надо с тобой поговорить, — сказал Виктор торопливо.
— Предваряя твои вопросы, должен тебе сказать, что капитан Ганс Нойман, оказывается, верный офицер рейха, и его двоюродный брат служит в гестапо. Полковника Шнайдера вообще не существует. Это все липа. Мы догадались, что попали в ловушку... Честно говоря, мы даже и не думали найти тебя здесь, в этом туннеле. Это подарок судьбы. Мы просто пробирались к седьмому корпусу. — Любок обернулся к своим товарищам и заговорил сначала по-польски, а потом перевел Фонтину: — Мы пробудем здесь минут пятнадцать. Этого вполне достаточно, чтобы успеть на встречу в седьмом корпусе. Так что ты выполнишь задание.
Фонтин схватил Любока за руку и отвел его в сторону, подальше от подпольщиков. Двое включили фонарики. Теперь света было достаточно, чтобы хорошо рассмотреть лицо сопровождающего, и Виктор мысленно поблагодарил поляков.
— Это была не немецкая ловушка. Эти люди греки! Один из них — священник. — Фонтин говорил шепотом, но было видно, как он взволнован.
— Ты с ума сошел, — спокойно ответил Любок, глядя ему прямо в глаза.
— Это монахи Ксенопского ордена.
— Кто?
— Ты же не глухой?
— Не глухой, но только я не имею ни малейшего представления, о чем это ты...
— Черт тебя побери, Любок! Кто ты такой?
— Разный для разных людей, хвала небесам. Взгляд Любока внезапно стал злым и холодным. Виктор схватил Любока за лацканы пиджака:
— Они сказали мне, что ты работаешь на Рим. Что передаешь предложения в Рим. Какие предложения? Что это все значит?
— Я не знаю, — спокойно ответил Любок.
— На кого ты работаешь?
— На многих. Но против нацистов. Вот и все, чтотебе надо знать. Я отвечаю за твою безопасность и обеспечиваю успешное выполнение твоего задания. Как яэто делаю, тебя не касается.
— И ты ничего не знаешь о Салониках?
— Знаю. Это город в Греции на берегу Эгейского моря... А теперь убери руки.
Виктор чуть разжал ладони, но не отпустил лацканы.
— Вот что я тебе скажу — на всякий случай. Среди многих, о ком ты сейчас упомянул, есть и те, кто очень интересуется поездом из Салоник. Так вот — я ничего о нем не знаю. И никогда не знал.
— Если эта тема вдруг всплывет, уж не знаю как, я передам эту информацию. А теперь давай-ка сосредоточимся на твоих переговорах в Варшаве. Завершить их надо сегодня. Все готово для того, чтобы мы с тобой — под видом курьеров — вылетели отсюда военным «челноком». Завтра до рассвета я лично проконтролирую, все ли чисто на, аэродроме. Мы сойдем в Мюльгейме. Это недалеко от франко-швейцарской границы. Оттуда ты вернешься ночью в Монбельяр. На этом твоя миссия в Европе будет завершена.
— Мы полетим? — Виктор убрал руки. — На немецком самолете?
— Эту любезную услугу оказал нам неразборчивый в сексуальных связях комендант Варшавы. После просмотра нескольких фильмов, в которых он исполнял главную роль. Порнуха чистейшей воды!
Глава 11
Воздушный коридор к западу от Мюнхена.
Трехмоторный «фокке» стоял на летном поле. Бригада наземного обслуживания проверяла двигатели, а заправщик наполнял баки горючим. Они вылетели из Варшавы в Мюнхен рано утром и сделали посадку в Праге. Большинство пассажиров вышли в Мюнхене.
Читать бесплатно другие книги:
