Превосходство Борна Ладлэм Роберт

Глава 1

Коулун, одна из густонаселенных пограничных областей Китая, скорее по духу, чем территориально относится к Северному Китаю, несмотря на грубую и необоснованную практику искусственных политических барьеров. Земля и вода здесь всегда едины. Это духовное завещание предков на протяжении многих веков определяло живущим здесь людям порядок их жизни, складывающийся из порядка использования земли и воды, который не смогли изменить такие бесполезные для них понятия, как свобода или тюрьма. Единственный смысл, которому здесь подчиняются все — это выживание. И ничего другого. Все остальное — это навоз, который должен быть выброшен на бесплодную землю. Солнце уже клонилось к закату и над Коулуном, и над заливом Виктория, до самого острова Гонконг. Вечерняя мгла медленно сгущалась, прикрывая дневной хаос. Крики суетливых уличных торговцев становились тише, будто приглушенные надвигающимися сумерками, а спокойные и солидные бизнесмены в верхних этажах холодных сказочных дворцов из стекла и стали, которые обрамляли горизонт колонии, уже заканчивали серии традиционных жестов и коротких улыбок, обычно сопровождающих молчаливое сотрудничество в течение дня.

Все свидетельствовало о приближении ночи, и подслеповатое оранжевое солнце, лениво пронзавшее огромную рванную стену облаков на западе, уже оставляло на время эту часть света.

Скоро темнота покроет почти все небо, и только внизу, у самой земли, зажженные человеческой изобретательностью, яркие огни будут ослепительно сиять, освещая сушу и воду, которые с наступлением ночи не перестают быть местом бурления беспокойной жизни.

И в бесконечном шумном ночном карнавале начнутся другие игры, которые человечество должно было бы отвергнуть с первых минут сотворения мира. Но кто мог тогда предвидеть это? Кто это знал? Кто заботился об этом? В те далекие времена смерть еще не превратилась в товар.

Небольшая моторная лодка, оснащенная мощным двигателем, который явно противоречил ее обшарпанному виду, миновав канал, быстро обогнула небольшой мыс и направилась прямо к заливу. Для невнимательного наблюдателя это был просто еще один рыбак, отправившийся в этот вечерний час попытать счастья. Эта ночь, как и многие другие, могла принести ему счастье, возможно при перевозке марихуаны и гашиша из Золотого Треугольника или ворованных алмазов из Макао. Кто знает? На таком мощном моторе он мог заработать гораздо больше, чем под парусом. Даже китайские пограничники и морские патрули никогда не стреляли по таким лодкам, имевшим весьма непритязательный вид, потому что не были уверены, по какую именно сторону границы живет семья, поджидающая ее возвращения. Пусть они плывут, плывут туда и сюда.

Тем временем маленькое судно с прикрытой брезентом кабиной, резко сбавило скорость и начало осторожно пробираться сквозь многочисленную беспорядочно разбросанную флотилию джонок и сампанов, возвращающихся к своей переполненной стоянке в Абердин. Владельцы лодок громкими и злобными криками выражали возмущение таким грубым поведением неожиданного пришельца, посылая проклятия и его мощному двигателю, и его курсу. Затем неожиданно каждая лодка затихала, как только грубый нарушитель спокойствия проплывал мимо. Видимо, что-то было там под брезентом такое, что заставляло людей погасить вспышки неожиданного гнева.

Теперь лодка вошла в неосвещенное пространство залива, которое походило на широкий канал, ограниченный с правой стороны огнями острова Гонконг, а с левой — огнями Коулуна. Когда через три минуты мотор перешел на самый низкий регистр, лодка достигла Коулуна и пришвартовалась к свободному месту в районе набережной Чжан Ши Цзян, одному из самых шумных и дорогих мест в колонии, где все было подчинено закону прибыли, где уважался только доллар.

На лодку никто не обратил внимания, все были заняты одним:

“расставляли ловушки" на туристов с целью получить от них как можно больше денег. Кого могла заинтересовать эта старая посудина?

Но именно в этот момент, когда прибывшие на лодке стали сходить на берег, шум и суета в этом месте пристани стали понемногу затихать. Громкие крики смолкали под взглядом тех, кто были ближе всех к причалу, и уже могли разглядеть фигуру, поднимающуюся на пирс по черной, покрытой нефтью и маслом лестнице. Судя по одежде, поднимавшийся по лестнице был монахом. На нем был белый халат, который хорошо подчеркивал стройность его фигуры. Рост его был около шести футов, что, может быть, и многовато для чужака. Почти полностью закрытое лицо было трудно разглядеть, но в те моменты, когда ночной бриз слегка сносил белый капюшон, покрывавший его голову, все наблюдавшие за ним вдруг сталкивались с взглядом его глаз. Это были глаза фанатика. В эти мгновения каждый, кто видел его, понимал, что это не просто монах. Это был хешанг, один из немногих, выбранных для великих дел теми, кто был посвящен и кто увидел внутреннюю силу молодого монаха. И не имело значения, что этот монах был высоким и стройным, а в его глазах, горящих огнем, было мало смирения. Как правило, такой человек обращал на себя внимание, за которым следовало почитание, переходящее в поклонение со страхом и трепетом.

Возможно, этот хешанг относился к одной их тех мистических сект, которые странствовали по холмам и лесам Гуанджи, или же он принадлежал к религиозной общине, скрывавшейся в далеких горах Королевского Гайяна, потомков тех, кто некогда жил на неприступных Гималаях, навсегда посвятив себя изучению мрачных непонятных учений.

Тем временем таинственный человек в белых одеждах монаха-фанатика медленно прошел через расступившуюся толпу, миновал причал парома Стар Ферри и растворился в адской сутолоке набережной Чжан Ши Цзян, как бы разрешая продолжить истерию ночной жизни, которая возобновилась с новой силой.

Монах-священник, а именно такое ощущение вызвал этот человек у окружающих, последовал в восточном направлении по Солсбери Роуд, пока не поравнялся с отелем «Полуостров», чья белая элегантность проигрывала в соревновании с современным окружением. Там монах свернул по направлению к Натан Роуд, где начиналась знаменитая, всегда многолюдная Голден Майлс. И туристы, и местные жители в равной мере обращали внимание на величественную фигуру служителя культа, когда он проходил по заполненным народом набережным и переулкам, где, в основном, были расположены многочисленные магазинчики, кафе и рестораны. Так он шел около десяти минут сквозь окружающий его кричащий карнавал, посматривая по сторонам и при каждом взгляде делая легкие поклоны головой, иногда — раз, иногда два раза, как бы отдавая молчаливые приказы одному и тому же невысокому мускулистому чжуану, который неотступно сопровождал монаха. Он то следовал сзади него, то вдруг бойко проходил вперед, обгоняя его быстрым, похожим на танец, шагом, все время оборачиваясь, чтобы успеть перехватить указания, поступающие от напряженных глаз своего хозяина.

Вот последовал еще один приказ: два коротких кивка. Это произошло в тот момент, когда монах свернул к ярко и кричаще оформленному входу в кабаре. Сопровождающий его чжуан остался на улице, скромно сложив руки под широким халатом. Его глаза осторожно и внимательно изучали шумную ночную улицу, оживления которой он не мог понять. Это было безумие! Оскорбление! Но он был «тади», в его обязанности входила защита священника-монаха, даже ценой собственной жизни, и поэтому его собственные чувства не имели никакого значения. Внутри кабаре висели плотные облака сигаретного дыма, которые подсвечивались бликами от цветных светильников, и через весь зал бежали разноцветные световые дорожки, сходящиеся у возвышения эстрады, где через мощные динамики изрыгались грубые звуки панк-музыки, разбавленные мелодиями Дальнего Востока.

Монах спокойно постоял некоторое время, будто изучая этот большой переполненный зал. Несколько посетителей, в разной степени опьянения, разглядывали его из-за столиков. Некоторые из них бросали в его сторону мелкие монеты, прежде чем отвернуться от дверей, а другие вставали из-за столов, оставляли деньги рядом с выпивкой и направлялись к двери. Хешанг заметно действовал на окружающих, но этот эффект явно не устраивал тучного, одетого в смокинг, человека, направлявшегося к нему.

— Могу ли я предложить Вам свои услуги, первый среди святых? спросил управляющий этим злачным местом.

Монах наклонился вперед и что-то очень тихо проговорил на ухо своему неожиданному собеседнику. Среди произнесенных шепотом слов можно было уловить чье-то имя. Глаза управляющего мгновенно округлились, изменился весь его облик. Он вежливо поклонился и попросил монаха пройти к маленькому столу недалеко от стены. Тот кивнул в знак согласия и проследовал за тучным китайцем к указанному месту, в то время как ближайшие к нему посетители выражали свое откровенное неудовольствие.

Тем временем управляющий вновь поклонился и заговорил с почтением, которого, однако, явно не ощущал внутри себя:

— Будут ли какие-нибудь просьбы, первый из святых?

— Козьего молока, если это возможно, а если нет, то простой воды будет вполне достаточно. Я благодарю вас.

— Это наша обязанность — услужить Вам, — произнес человек в смокинге, медленно удаляясь, не переставая кланяться и следя за тем, чтобы его речь была, как можно мягче и выразительней. Но большого значения, как он сам мог заметить, это не имело. Оказалось, что этот высокий, одетый во все белое, монах был знаком с самим лоабанем, и одно это уже объясняло все. Ведь он при своем появлении назвал имя этого могущественного человека, которое с уважением произносили не только в районе Голден Майлс. А кроме того, это был особенный вечер, так как этот самый тайпин находился здесь, в одной из задних комнат кабаре, о которой мало кто знал. Однако управляющий не мог по собственному желанию сообщить своему тайному гостю о прибытии монаха, для этого были другие люди. Этой ночью все должно было быть очень строго, именно на этом настаивал его высокий гость, и поэтому, когда он сам захочет увидеть монаха, кто-то из его людей придет и скажет об этом. Так должно быть. Такова тайная жизнь одного из могущественных финансистов Гонконга, тайпина, или лаобаня, как привыкли уважительно называть его те, кто почитал его больше, чем бога.

— Быстро пошли человека с кухни в соседнюю лавку за козьим молоком, распорядился управляющий, обращаясь к старшему официанту, — и скажи ему, чтобы он сделал это быстро-быстро, от этого будет зависеть существование всего его потомства.

А монах в это время тихо и скромно сидел за столом. Его глаза фанатика теперь стали более кроткими, и он со смирением разглядывал окружавшую его суету чужой пустой жизни.

Неожиданно монотонное мерцание цветных бликов было нарушено яркой вспышкой. Это на некотором расстоянии от монаха за одним из столов кто-то вдруг зажег угольную спичку. За ней последовала вторая, затем — третья. Эта последняя была поднесена к длинной черной сигарете. Эти короткие яркие вспышки привлекли внимание монаха. Он медленно повернул голову, по-прежнему покрытую капюшоном, в том направлении, где в клубах за небольшим отдельным столом сидел небритый, неряшливо одетый китаец. Когда их глаза встретились, монах едва заметно, скорее даже равнодушно, кивнул головой.

Через несколько секунд стол, за которым сидел безалаберный курильщик, был весь в огне. Горело все, что могло гореть: салфетки, меню, корзиночки для цветов... Китаец закричал, видимо от испуга, и резким ударом перевернул стол в тот момент, когда обезумившие официанты уже бежали со всех сторон к начинавшемуся пожару. Посетители стали покидать соседние столы по мере того, как огонь приближался к ним по полу. Управляющий вместе с старшими официантами кричали и суетились, стараясь сохранить хотя бы видимость порядка. Внезапно возникший пожар получил новое неожиданное продолжение. Два старших официанта налетели на поджигателя с целью утихомирить его. Но он, нанося им резкие удары руками и ногой по шее и почкам, отбросил их в сторону сбившихся плотной группой посетителей. Началась паника и хаос, во время которого зачинщик схватил стул и запустил его в подбегавших на помощь официантов. И мужчины, и женщины, все, кто только мог, бросились к дверям. Рок-группа тоже покинула сцену. Разгул страстей нарастал, и в этот момент китаец вновь взглянул в сторону маленького стола у стены. Монах исчез. Небритый чжуан схватил стул и швырнул его вдоль зала. Куски дерева и осколки стекла брызнули во все стороны, а китаец запустил в публику оставшуюся я у него в руках ножку от стула. Едва ли прошло даже несколько минут, но это время решило все.

Монах прошел через дверь, расположенную в дальнем конце стены и ведущую к внутренним помещениям. Миновав порог, он быстро закрыл ее за собой, приспосабливая зрение к тусклому свету длинного узкого холла, открывшегося перед ним. Его правая рука была напряжена и скрыта в складках свободно свисающей одежды, у пояса, а левая прижата к груди и тоже закрыта белой тканью. В дальнем конце коридора, не более чем в двадцати пяти футах от монаха, от стены отделилась фигура человека, Его правая рука уже была опущена под пиджак, готовая выхватить из плечевой кобуры тяжелый автоматический пистолет. Монах очень медленно и спокойно кивнул ему и продолжал двигаться вперед изящным шагом, обычно принятым в религиозных процессиях. Кивки головой, напоминавшие поклоны, не прекращались.

— "Амиту-фо-у, Амито-фо-у", — вновь и вновь повторял он тихим спокойным голосом по мере того как приближался к стоявшему в тени человеку. — Кругом мир и покой, все находится в мире друг с другом, такова воля духов. Человек, охраняющий коридор, теперь передвинулся ближе к двери. Он направил оружие вперед, в сторону неожиданного гостя и заговорил на кантонском диалекте:

— Вы заблудились, святой отец? Уходите, сюда никому нельзя!

— "Амито-фо-у, Амита-фо-у...”

— Уходи отсюда немедленно! — только и смог произнести человек у дверей.

Монах едва уловимым быстрым движением выхватил из складок одежды на своем поясе нож с узким и длинным лезвием и мгновенно отрубил кисть руки, в которой был пистолет. Почти без остановки лезвие проделало молниеносный путь по обратной дуге, перерезав человеку горло. Фонтан крови вместе со струей воздуха вырвался наружу в тот момент, когда его голова свалилась набок. Монах осторожно опустил труп на пол. Без малейшего замешательства убийца спрятал нож за пояс, а из-за широких складок халата достал компактный автомат системы «Узи», магазин которого вмещал достаточно патронов для того, что он собирался сделать. В следующий момент он поднял ногу, ударил в дверь с силой дикой горной кошки и ворвался в комнату одновременно с широко распахнувшейся дверью. Он увидел там именно то, что и ожидал.

Пять мужчин сидели вокруг полированного стола. Около каждого стояли чашки с чаем и невысокие стаканы с виски. Бумаги и записные книжки отсутствовали, и единственным средством общения были только глаза и уши, что само по себе говорило о серьезности этой странной встречи. По мере того как каждый из присутствующих поднимал удивленные глаза в направлении открывшейся двери, лица искажались от леденящего ужаса. Двое хорошо одетых людей, скорее всего торговцев, попытались было опустить правую руку под пиджак, в тот же момент привставая со стульев, третий попытался укрыться под столом, а оставшиеся двое, вскочив с мест, с криком бросились вдоль обшитых шелком стен в безнадежной попытке отыскать хоть какое-то убежище. Автоматная очередь настигла всех пятерых. Кровь стекала из многочисленных ран на пол, на полированную поверхность стола, брызгала на стены, отмечая пришествие смерти, подводящей трагический итог встречи. Все было кончено в считанные секунды.

Монах-убийца внимательно осмотрел результат проделанной работы.

Удовлетворенный, он опустился около большой, еще не впитавшейся в деревянный пол лужи крови и некоторое временя водил указательным пальцем по ее поверхности. Достав из кармана темный лоскут шелковой материи, он прикрыл им свою каллиграфию, а затем встал и выбежал из комнаты, на ходу расстегивая белый халат. Когда он добежал до дверей, ведущих в общий зал кабаре, белые одежды были уже расстегнуты. Он надежно спрятал нож, закрепив его в чехле за поясом, затем запахнул расстегнутые полы халата и вошел в зал. Хаос и паника там все еще не прекратились. Да и почему они должны были прекратиться, если он отсутствовал всего около тридцати секунд, а его человек, работающий в зале, был тоже специалистом своего дела.

— "Фа-а-й-ди!" — кричал небритый китаец, переворачивая очередной стол и бросая зажженную спичку на пол. Теперь он был в десяти футах от только что вернувшегося в зал монаха.

— Полиция будет здесь с минуты на минуту! Бармен только что звонил по телефону, я сам видел это! — сообщил он.

Монах-убийца сбросил уже расстегнутый халат и сорвал капюшон, прикрывавший голову. В диком мерцающем свете его лицо теперь напоминало ужасающую маску, похожую на разукрашенные лица музыкантов рок-группы. Резкий грим оттенял его глаза, подчеркивая их искаженную форму белыми линиями на фоне лица, имевшего неестественно коричневый цвет.

— Следуй впереди меня! — скомандовал он поджигателю, бросив халат вместе с автоматом на пол около двери, одновременно снимая с рук тонкие хирургические перчатки. Их он убрал в карман брюк.

Полиция могла появиться очень быстро. Убийца уже бежал за небритым китайцем, который расчищал ему путь к отступлению, расталкивая толпу у входных дверей кабаре.

Когда они вырвались на улицу, то им пришлось прорываться еще через одну толпу, чтобы присоединиться к поджидавшему их коренастому и мускулистому китайцу. Он подхватил за руку своего уже лишенного своего духовного сана подопечного, и все трое побежали в ближайший темный переулок. Там они остановились, и «слуга» из-под своего широкого халата достал два полотенца: одно мягкое и сухое, а второе, в пластиковом пакете, было влажным и мело ярко выраженный парфюмерный запах. Убийца вынул мокрое полотенце и вытер им грим с шеи и лица. Он повторил эту процедуру несколько раз, пока его кожа не приняла естественный белый оттенок. После этого он вытерся сухим полотенцем. Поправив галстук и рубашку, он привел в порядок волосы.

— "Джа-у!" — приказал он двум своим помощникам, и они быстро исчезли в темноте переулков. А вскоре хорошо одетый европеец появился среди гуляющих на набережной Чжан Ши Цзян, чтобы раствориться в этой узкой полосе экзотической ткани Востока.

Внутри кабаре возбужденный управляющий бранил бармена, который, не посоветовавшись с ним, позвонил в полицию. Общий хаос и разгром внутри кабаре на какое-то время заставили его забыть о самом важном событии сегодняшнего вечера.

Внезапно все мысли о пожаре и свалке улетучились, когда взгляд управляющего упал на ком белой материи, брошенный на пол около двери, ведущей во внутренние комнаты кабаре. Белая одежда, очень белая одежда. Монах?! Дверь?! Лаобань! Совещание! Эта цепочка слов мгновенно сложилась у него в голове, вырывая из оцепенения, вызванного беспорядками, и возвращая к реальному восприятию действительности. Его дыхание стало тяжелым и прерывистым, на лице выступили капли пота, и, пересиливая страх, он бросился между столами по направлению к брошенной на полу одежде. Когда он добрался до нее и опустился на колени, его глаза округлились, дыхание остановилось: он увидел вороненый ствол автомата между складками белого халата. И что окончательно добило его, так это мелкие брызги еще не высохшей крови, покрывающие брошенную одежду.

— О, будь ты проклят, христианский Бог! — произнес только что подошедший брат управляющего, глядя, как тот пытается высвободить оружие из ткани.

— Идем! — наконец решительно произнес управляющий, поднимаясь с колен и направляясь к двери.

— Но полиция! Один из нас должен остаться, чтобы говорить с ними, все объяснить и, если понадобится, хоть как-то умиротворить, сделать все, что в наших силах, чтобы замять скандал!

— Очень даже может оказаться, что мы уже ничего не сможем сделать, кроме как отдать им свои головы! Идем! Быстро!

Внутри слабо освещенного коридора он увидел первое доказательство правильности своих опасений. Убитый охранник лежал в луже собственной крови, а его оружие валялось рядом, все еще сжимаемое остатками его руки.

В комнате, где происходила таинственная встреча, картина окончательно не оставляла сомнений.

Пять окровавленных трупов лежали в различных позах в разных местах комнаты, создавая кровавый интерьер. Один из них вызвал особенно пристальное внимание дрожащего от страха управляющего. Он приблизился к нему и своим платком вытер залитое кровью лицо, или, вернее, то, что от него осталось. Вглядевшись в проступившие черты, управляющий отрешенно прошептал:

— Мы погибли, погиб Коулун, погиб Гонконг. Все, все погибло.

— Что?

— Этот убитый человек был вице-премьером Народной Республики, преемником самого Председателя.

— Посмотри сюда! — неожиданно торопливо произнес его брат, бросаясь к телу мертвого лаобаня. Рядом с изрешеченным пулями трупом лежал черный шелковый платок. Он был расправлен и закрывал часть поверхности пола, белый рисунок на черном фоне материи был местами покрыт проступившей кровью, создавая жуткий орнамент. Брат управляющего, поднял платок и почти задохнулся, когда увидел надпись, сделанную в окровавленном круге: Джейсон Борн.

Управляющий подбежал к нему.

— Великий христианский Бог! — едва смог он проговорить. Все его тело дрожало. — Он вернулся. Убийца вновь вернулся в Азию! Джейсон Борн! Его вернули назад!

Глава 2

Солнце уже опустилось за вершины центрального Колорадо, когда вертолет класса «Кобра» вынырнул из последних ослепительных его лучей и подобно силуэту фантастической птицы скользнул вниз, направляясь к специально оборудованной бетонированной площадке, которая находилась в нескольких сотнях ярдов от большого дома, имеющего форму прямоугольника и построенного из прочного дерева. Рядом с этим домом не было никаких строений, кроме закамуфлированных генераторных установок и средств связи. Высокие деревья плотной стеной отделяли его от остального мира. Пилоты, управляющие этим высоко маневренным вертолетом, являющимся здесь единственным средством транспортировки людей и грузов, подбирались из специального офицерского корпуса в Колорадо Спрингс. Каждый из пилотов имел чин не ниже полковника, а само утверждение на эту работу согласовывалось с Советом Национальной Безопасности в Вашингтоне. Ни один из них никогда не говорил о маршрутах своих полетов. Очередное полетное задание экипаж, как правило, получал, когда машина уже находилась в воздухе. Место расположения этого странного дома не было отмечено ни на одной карте, находящейся в свободном обращении, а средства связи с ним были надежно скрыты как от врагов, так и от союзников. Секретность была абсолютной, чего требовало особое назначение этого дома. Здесь располагались люди, занимавшиеся разработкой стратегических операций, чья работа была столь ответственна и деликатна, что они не могли, опять-таки в целях обеспечения секретности работ, встречаться открыто в государственных учреждениях, где уже сам факт их встречи, зафиксированный посторонними лицами, мог рассматриваться как утечка информации.

Наконец, с последними движениями лопастей винта, двери «Кобры» открылись. На землю была спущена стальная лестница, по которой спустился вниз, прямо под лучи ярких прожекторов, немного смущенный и чем-то обеспокоенный человек. Его сопровождал генерал-майор, одетый в общевойсковую форму. Человек в гражданском костюме был достаточно стройный мужчина средних лет и среднего роста. На нем был костюм в мелкую полоску, белая рубашка и шерстяной ирландский галстук. Он последовал за офицером, и они вместе прошли по цементной дорожке к боковой двери дома. Дверь открылась немедленно, как только они приблизились к ней. Однако внутрь дома вошел только человек в штатском, а генерал кивнул ему, с тем типичным выражением, которое военные используют для гражданских лиц или офицеров, имеющих равное с ними звание.

— Приятно было познакомиться с Вами, мистер Мак-Алистер, — сказал генерал. — Теперь кто-нибудь другой отвезет Вас назад.

— Вы не войдете вместе со мной? — поинтересовался штатский.

— Я никогда не входил туда, — воскликнул, улыбаясь, генерал. — Все, что я делаю, это убедившись, что вы — это вы, я доставляю вас из пункта А в пункт Б.

— Звучит как будто бы вы зря занимаете должность, генерал.

— Нет, уверяю вас. На самом деле у меня есть еще масса других обязанностей, — добавил военный без дальнейших комментариев. — До свиданья.

Мак-Алистер вошел внутрь дома и очутился в длинном, отделанном деревянными панелями коридоре. Здесь его сопровождал уже человек в обычном костюме, по всем внешним признакам принадлежавший к службе безопасности.

— Надеюсь, что полет прошел удачно, сэр? — спросил он.

— Разве может кто-нибудь точно ответить на этот вопрос?

Человек рассмеялся.

— Сюда, пожалуйста, сэр.

Они прошли прямо до конца коридора и остановились перед двойной дверью, в правом и левом верхних углах которой светились небольшие красные лампочки. Это была либо система управления видеокамерами, либо средства сигнализации. Эдвард Мак-Алистер никогда не видел этих приборов с тех пор, как почти два года назад покинул Гонконг, и то только потому, что был направлен для консультаций и налаживания деловых контактов с британской МИ-6. Сопровождающий его человек постучал в дверь. Последовал легкий щелчок, после которого он открыл правую половину.

— Еще один ваш гость, сэр, — доложил он.

— Благодарю вас, — раздался голос из глубины комнаты.

Удивленный, Мак-Алистер мгновенно узнал его. Он многократно слышал его раньше с экранов телевизоров и в передачах радиостанций. Но сейчас, к сожалению, времени на воспоминания не оставалось.

Седовласый, безукоризненно одетый мужчина, с глубокими морщинами на слегка вытянутом лице, вполне хорошо выглядящий в свои семьдесят с небольшим лет, поднялся из-за просторного стола и с протянутой рукой направился навстречу Мак-Алистеру.

— Как хорошо, что вы наконец появились здесь, господин помощник Госсекретаря. Позвольте, я сам представлюсь вам. Раймонд Хэвиленд.

— Я уже догадался, с кем я встречаюсь, господин посол. Это большая честь для меня.

— Посол без портфеля, Мак-Алистер, не очень большая честь, но, в конце концов, у нас впереди есть кое-какая работа.

— Я просто не могу себе представить ни одного Президента Соединенных Штатов за последние двадцать лет, который мог бы справиться со всеми делами без вас.

— Может быть, и даже скорее всего, что в этом замечании есть немало путаницы, но учитывая ваш опыт в государственных делах, я думаю, что вы знаете лучше меня то, о чем говорите.

Дипломат повернулся к столу.

— Я хочу представить вам Джона Рейли. Он один из тех высокоинформированных людей, без содействия которых нам было бы трудно контактировать с Советом Национальной Безопасности. Его присутствие не очень пугает вас?

— Надеюсь, что нет, — ответил Мак-Алистер, пересекая комнату, чтобы пожать руку Рейли, который уже поднялся с кресла, стоявшего около стола. — Рад видеть вас, мистер Рейли.

— И я вас, господин помощник Госсекретаря, — произнес полный человек с копной рыжих волос, которые постоянно падали ему на лоб.

При этом его глаза за стеклами очков в тонкой стальной оправе отнюдь не излучали радушие. Они были жесткими и холодными.

— Мистер Рейли находится здесь, — продолжил пояснения Хэвиленд, возвращаясь к столу и указывая Мак-Алистеру на свободное кресло справа, для того чтобы убедиться в правильности моего подхода к проблеме и для решения ряда вопросов. Я поясню, как я это понимаю: существуют вещи, о которых я сам могу говорить с вами, существуют вещи, о которых я говорить не могу, и существуют вещи, о которых может говорить только мистер Рейли. Наконец посол сел на свое место.

— И если это звучит очень загадочно для вас, господин помощник, то боюсь что большей информации я просто не могу пока предоставить вам при сегодняшнем положении дел.

— Все, что произошло в течение последних пяти часов, когда я получил распоряжение вылететь на военно-воздушную базу Эндрюс, было полной загадкой, господин Хэвиленд. У меня нет никаких догадок, по какой причине я нахожусь здесь.

— Тогда разрешите мне пояснить вам это в самых общих чертах, — сказал дипломат, глядя на Рейли и наклоняясь над столом. — Сейчас вы должны быть готовы выполнить поручение чрезвычайной важности, которое затрагивает интересы нашей страны, а может быть и более широкие интересы, и которое по всей сложности превосходит все, с чем вы сталкивались за годы своей государственной службы.

Мак-Алистер продолжал изучать аскетичное лицо Хэвиленда, неуверенно подбирая слова для ответа.

— Моя служба в Госдепартаменте была связана с самыми разными вопросами, которые, как я убежден, я решал достаточно профессионально. Но сейчас мне трудно говорить об области, пока еще остающейся неизвестной. По правде говоря, возможность выполнить работу никогда не появляется сама по себе.

— Одна из таких возможностей сейчас как раз появилась, — прервал его Хэвиленд. — И вы, как никто другой, подготовлены к ее реализации.

— Каким образом? Почему вы так считаете?

— Я имею в виду Дальний Восток, — ответил дипломат со странной интонацией в голосе, как будто в самом его ответе содержался новый вопрос. — Вы работаете в Госдепартаменте около двадцати лет, с тех пор как защитили диссертацию по проблемам Дальнего Востока в Гарварде. Вы много лет проработали в Азии и проявили себя блестящим аналитиком.

— Я высоко ценю ваше суждение о моей карьере, но ведь в Азии работали и другие люди, многие из которых имеют гораздо более высокое служебное положение и соответствующие деловые качества.

— В отдельных случаях — возможно. Но вы всегда показывали очень ровный и деловой подход к работе. Все, что вы делали, было сделано очень хорошо.

— Но что же все-таки заставило вас выделить меня из всех остальных? Разве моя квалификация выше, чем у них?

— Дело в том, что никто, кроме вас, не является специалистом по внутренним проблемам Китайской Народной Республики. И я не без оснований считаю, что вы играли значительную роль в проведении конференций по промышленному сотрудничеству между Вашингтоном и Пекином, а кроме того, никто кроме вас не провел так много лет в Гонконге. Я думаю, что не меньше семи?

В этом месте Хэвиленд сделал паузу, а затем добавил:

— И, наконец, никто кроме вас, среди нашего азиатского персонала не сотрудничал со службами Британской МИ-6, действующей именно в этом районе. — Теперь я понимаю некоторые связи, но уверяю вас, что моя совместная работа с МИ-6 была очень ограниченной и короткой, господин посол. — А кроме того, их трудности в работе вытекали просто из некачественной информации, и никаких особых талантов не требовалось, чтобы помочь им выбрать правильную информацию.

— Но они доверяют вам, Мак-Алистер. Они по-прежнему доверяют вам.

— Я полагаю, что это их доверие ко мне является центральной внутренней основой тех самых открывающихся возможностей, о которых вы только что говорили?

— Вполне вероятно. Даже реально.

— А теперь могу я узнать, в чем все-таки заключается дело?

— Да, можете.

Хэвиленд взглянул через стол на третьего участника беседы, человека который представлял Совет Национальной безопасности.

— Если вы хотите... — обратился к нему посол.

— Теперь моя очередь дать несколько пояснений, — с некоторой неприязнью в голосе заговорил Джон Рейли.

Он немного переместился в кресле и взглянул на Мак-Алистера. Его взгляд был твердым, но в нем слегка уменьшилась прежняя холодность. Скорее всего эта незначительная перемена, не укрывшаяся от помощника Госсекретаря, была вызвана необходимостью заставить собеседника проявить максимум внимания к разговору.

— Прежде всего я хочу сказать, что с этого момента производится магнитная запись нашего разговора, и я напоминаю, что у вас есть конституционное право знать об этом. Но это же право является двусторонним. Оно обязывает вас сохранять в тайне всю информацию, прозвучавшую в сегодняшней беседе, не только в национальных интересах безопасности нашей страны, но и в интересах безопасности будущей ситуации, складывающейся в мире. И я хочу подчеркнуть, что это один из самых главных моментов, которые должны стать результатом сегодняшней встречи. Я не драматизирую обстановку, она достаточно сложна и опасна. Смертельно опасна. Вы согласны с этими условиями? За нарушение этих правил вас могут преследовать в судебном порядке.

— Как я могу соглашаться на это, если не знаю, о чем идет речь?

— В таком случае я могу обрисовать вам общие контуры проблемы, и если вы будете согласны на поставленные условия, то мы продолжим нашу беседу в деталях; а если нет, вы будете доставлены назад в Вашингтон. Никто ничего не потеряет.

— Тогда продолжайте.

— Хорошо, — Рейли заговорил более спокойно. — Речь идет о тех переменах в мире, которые нам труднее контролировать, чем России или Китаю. Так как мне прикажете вас понимать? Вы остаетесь, или уходите? Как истинный дипломат, вы не говорите ни да, ни нет.

— Одна моя половина считает, что я должен встать и уйти отсюда как можно быстрее, — заговорил Мак-Алистер, глядя попеременно на сидевших перед ним мужчин. — Другая же половина говорит: «Останься».

Он сделал паузу, и остановил свой взгляд на Рейли.

— Я не знаю пока, что означают ваши слова, но мой аппетит уже проснулся.

— Но иногда бывает выгодно заплатить, чтобы остаться голодным, воскликнул ирландец.

— Мне кажется, господа, что как профессионал, нужный вам для определенной работы, я не имею особого выбора. Не так ли?

— Наконец-то пришло время произнести официальный текст, обычно принятый в таких случаях, — заметил Рейли. — Не хотите ли, чтобы я еще раз напомнил вам его?

— В этом нет необходимости.

Мак-Алистер нахмурился, собираясь с мыслями, затем заговорил.

— Я, Эдвард Ньюингтон Мак-Алистер полностью согласен с тем, что все, что я услышу на этом совещании... Он остановился взглянул на Рейли.

— Я надеюсь, что вы сами позаботитесь о таких деталях как место, время и список присутствующих?

— Дата, место, часы и минуты и полные данные о присутствующих — все будет отмечено и запротоколировано.

— Благодарю вас. Перед отъездом я хотел бы получить копию этого обязательства.

— Безусловно, вы получите ее.

Не повышая голоса и глядя прямо перед собой, Рейли произнес тоном приказа:

— Пожалуйста, приготовьте копию с этой ленты. Я подпишу ее.

После небольшой паузы он продолжил:

— А теперь говорите, Мак-Алистер...

— ...все, что я услышу на этом совещании, я обязуюсь хранить в абсолютной тайне и не обсуждать деталей услышанного ни в какой ситуации, кроме как по указанию посла Хэвиленда. Я отдаю себе отчет в том, что я могу быть привлечен к суду, если нарушу это соглашение. Однако при возникновении определенных, предусмотренных законом обстоятельств я оставляю за собой право выступить с протестом против возможных обвинений в мой адрес, если эти обвинения будут вызваны условиями, не контролируемыми мною.

— Да, обстоятельства могут быть самые разные, включая физическое и химическое воздействие, вы знаете это, — заметил Рейли, отдавая в микрофон очередное указание по ведению дальнейших записей их беседы. — Снимите эту ленту и отключите линию.

— Будет исполнено, — раздался голос из громкоговорителя. — Теперь ваша комната отключена от сети записи переговоров. — А теперь прошу вас, докладывайте, господин посол. Я буду перебивать вас только тогда, когда сочту это необходимым, — произнес рыжеволосый толстяк.

— Я уверен, Джек, что вы сделаете это, и заранее надеюсь на вашу помощь.

Хэвиленд повернулся к Мак-Алистеру.

— Я беру обратно свои слова по поводу Джека. Он настоящий террорист. После сорока лет государственной службы меня учит этот рыжеволосый самонадеянный мальчишка, которому лучше бы молча думать о таких полезных вещах, как диета!

Все трое улыбнулись. Старый дипломат хорошо умел ловить момент, когда необходимо внести некоторую разрядку, снимающую надвигающееся напряжение. Рейли покачал головой и плавно развел руки.

— Я никогда бы не осмелился сделать этого, сэр. Во всяком случае, я надеюсь, это будет не очень часто.

Хэвиленд неожиданно вновь стал серьезным.

— Итак, я обращаюсь к вам, господин помощник Госсекретаря. Приходилось ли вам слышать о человеке по имени Джейсон Борн? — начал он после паузы, слегка приглушенным голосом.

— Все, кто долгое время работал в Азии, так или иначе слышали это имя. Наемный убийца, на счету которого, по разным источникам, от тридцати до сорока жертв. Жестокий убийца, единственная мораль которого — это лишь цена преступления. Полагают, что он американец, но я не знаю, насколько правдоподобны эти слухи. Он исчез несколько лет назад вместе со своими миллионами. Единственное, что я знаю определенно, так это то, что он до сих пор не пойман, и наши попытки сделать это закончились явным провалом всей дипломатической службы на Дальнем Востоке.

— Но были ли хоть какие-то доказательства того, что это действительно его жертвы?

— Нет. Как правило, они носили чисто произвольный, случайный выбор. Два банкира здесь, трое атташе там, государственный министр в Дели, промышленник из Сингапура... Список можно было бы и продолжить, но доказательств нет... Вновь Хэвиленд подался вперед, напряженно вглядываясь в лицо человека из Государственного департамента.

— Вы сказали, что он исчез. Вам больше не доводилось слышать никакой информации от работников посольств и консульств в районе Дальнего Востока? — Разговоры об этом конечно были, но то, что я слышал, чаще всего исходило от представителей полиции Макао, где, как предполагается, присутствие Борна было зарегистрировано последний раз. Они утверждали, что Борн не был убит, не ушел в «отставку», а отправился в Европу на поиски более выгодных клиентов. Полиция также полагала, основываясь на донесениях своих информаторов, что, возможно, Борн заключил не вполне «доброкачественный» контракт и по ошибке убил человека, который был влиятельной фигурой в преступном мире Малайзии, а в другом случае были разговоры о том, что он убил жену своего клиента. Возможно, его круг замкнулся на этом, а возможно и нет.

— Что вы имеете в виду?

— Большинство из нас, кто был на Дальнем Востоке, воспринимает первую половину истории как более правдоподобную. Борн не мог совершить ошибки и убить случайно человека, особенно того, о ком шла речь. Такая ошибка просто невозможна с его стороны. То же касается и жены его предполагаемого клиента. Он мог это сделать только из-за ненависти или мести. Скорее всего он убил бы их обоих. Нет, нет. Большинство склонны считать, что он отправился в Европу, чтобы вылавливать более крупную рыбу.

— Вам явно навязали эту версию, — произнес наконец Хэвиленд, откидываясь в кресле.

— Прошу прощенья, сэр. Как следует вас понимать?

— Единственный человек, которого Джейсон убил в послевьетнамский период в Азии, был полусумасшедший разъяренный проводник, который сам пытался убить его.

Изумленный Мак-Алистер неподвижно смотрел на дипломата.

— Я не понимаю вас, сэр.

— Этот самый Джейсон Борн, которого вы только что здесь описали, никогда не существовал. Это был лишь один миф.

— Вы, должно быть, шутите?

— Нисколько. В то время на Дальнем Востоке были тяжелые времена. Убийства, контрабанда, торговля наркотиками захлестнули весь регион. В этих условиях было нетрудно выпустить на сцену Джейсона Борна, который брал кредиты за убийства.

— Но ведь это был убийца, — продолжал настаивать немного смущенный Мак-Алистер. — Ведь оставались же следы, знаки, его знаки! Везде, где он побывал! Каждый мог видеть их!

— Каждый мог это только предполагать, господин помощник. Ложный телефонный звонок в полицию, небольшой клочок одежды, посланный по почте, черный шелковый платок, найденный в соседних от места преступления кустах днем позже. Вот и все. Но одновременно эти же факты были составляющими большого стратегического плана.

— Стратегического плана? О чем вы говорите?

— Джейсон Борн, я имею в виду, настоящий Джейсон Борн, был ранее осужденный судом убийца, который закончил свой путь с пулей в голове в джунглях, недалеко от местечка под названием Там-Квуан в последние месяцы вьетнамской войны. Это произошло в джунглях. Этот человек оказался предателем. Его труп был попросту оставлен гнить в джунглях, он просто исчез. Несколькими годами позже другой человек, который и вынес в свое время ему смертный приговор, принял его имя и создал подобный образ для одного из наших проектов. Но проект был готов к окончательному завершению, когда трагический случай все испортил.

— Каким образом?

— Мы потеряли контроль над операцией. Этот человек, человек очень смелый и отважный, который выполнял для нас роль Джейсона Борна в течение почти трех лет, был ранен и в результате амнезии потерял память. Он не мог вспомнить, ни кем он был, ни кем он должен быть.

— Боже мой...

— Он оказался между молотом и наковальней. На одном из островов Средиземного моря с помощью страдающего запоями врача-англичанина, он пытался вернуться к жизни и обрести свое прошлое. И здесь, я боюсь, он потерпел поражение. Но женщина, расположенная к нему, такого поражения не потерпела. Она продолжала бороться. Теперь она стала его женой. Она, пользуясь своими внутренними инстинктами, чувствовала, что он не убийца. Она целенаправленно вела его по разрушенным лабиринтам его собственной памяти и добилась успеха, вернув его к нам. Но мы, однако, со всем нашим аппаратом спецслужб, не захотели слушать его, а вместо этого устроили ловушку с целью его убийства.

— Здесь я должен прервать вас, господин посол, — вступил в разговор Рейли.

— Но почему? — спросил Хэвиленд. — Мы пока разговариваем в рамках намеченного, а запись беседы уже не ведется.

— Я хотел просто заметить, что изложенное вами относится лишь к отдельным сотрудникам названных спецслужб, а не определяет отношение правительства к этой проблеме. Это должно быть четко выделено.

— Хорошо, — согласился дипломат, коротко кивнув. — Имя этого конкретного человека Конклин. Но это же нонсенс, Джек. Государственные службы участвовали в этом. Такие факты есть.

— Но ведь государственный аппарат принимал участие и в его спасении. — Да, это было, но уже позже.

— Но почему? — задал вопрос Мак-Алистер. Теперь он подался вперед, захваченный всей историей. — Ведь он же был одним из нас. Почему кто-то хотел уничтожить его?

— Его потеря памяти была связана еще с одной потерей. Никто не хотел верить, но были факты, что он совершил предательство, и, убив трех своих руководителей, попросту сбежал с принадлежащими государству деньгами. Речь идет о пяти миллионах долларов. — Пять миллионов?..

Изумленный помощник Госсекретаря опустился в кресле.

— И такая сумма была выдана ему лично?

— Да, — подтвердил посол. — Эти деньги тоже являлись частью общего стратегического плана.

— Но какова сущность этого проекта, о котором вы все время говорите? — заинтересованно спросил Мак-Алистер.

Рейли взглянул на Хэвиленда. Дипломат кивнул и заговорил вновь.

— Мы создали убийцу, чтобы выманить и захватить другого, намного более опасного убийцу, находящегося в Европе.

— Карлос?

— А вы очень быстро реагируете, господин помощник.

— Ну, кто же мог еще сравниться с Борном, почти полновластно господствовавшим в Азии?

— Это сравнение искусственно поддерживалось, — заметил Хэвиленд. — Свое выражение оно нашло в разработанной нами операции, которую возглавила группа «Тредстоун-71». Название было заимствовано по адресу конспиративного дома в Нью-Йорке, на 71-ой улице, где проходил подготовку Джейсон Борн. Это был центр управления операцией.

— Теперь я понимаю, — сказал Мак-Алистер. — Что Борн двинулся в Европу, чтобы заставить Шакала, я имею в виду Карлоса, вылезти на свет.

— Я уже повторял, что вы очень быстро соображаете, господин помощник. — И вы говорите, что этот человек, ставший Джейсоном Борном, этот мифический убийца почти три года играл эту роль, а потом был...

— В него стреляли, и он получил тяжелое ранение в голову, — прервал помощника Хэвиленд.

— И он потерял свою память?

— Абсолютно.

— Боже мой!

— Однако несмотря на то, что случилось, он с помощью женщины-экономиста из Канады сумел обрести новую жизнь. Удивительная история, не правда ли?

— Это невероятно. Но каков же этот человек, сделавший это, каков этот человек, который смог все это сделать?

Рыжеволосый Рейли и дипломат переглянулись.

— Теперь мы вплотную подошли к окончательной цели нашего совещания, к точке отсчета. И я вновь повторяю, обращаясь к вам, господин помощник Госсекретаря, — заговорил верный страж государственных секретов, переводя тяжелый взгляд в сторону Мак-Алистера. — Если у вас остаются хоть какие-то сомнения, я по-прежнему предлагаю вам уйти, пока не поздно.

— Я не собираюсь менять своего решения. У вас есть лента с записью моего обязательства.

Глаза помощника Госсекретаря встретились с жестким взглядом представителя Совета Национальной безопасности. Он повернулся к Хэвиленду. — Пожалуйста продолжайте, господин посол. Кто этот человек? Откуда он появился?

— Его имя Дэвид Вебб. В настоящее время он является профессором по истории Востока в небольшом университете штата Мэн и женат на женщине канадского происхождения, которая фактически вывела его из лабиринта. Без нее он бы был убит, а без него она бы тоже погибла. В общем, они просто-напросто погибли бы друг без друга.

— Удивительно, — воскликнул Мак-Алистер.

— Но дело в том, что это его вторая жена. Его первый брак закончился трагической гибелью жены и детей. Вот это и есть начало этой истории, о которой идет речь. Несколько лет назад он был молодым служащим иностранного отдела Госдепартамента, располагавшегося в Пномпене.

Великолепный ученый, знаток Востока, говорящий на нескольких языках и диалектах, женатый на девушке из Таиланда, с которой он познакомился в университете. Вот таким образом начинал свою карьеру Дэвид Вебб. Они жили с двумя детьми в доме на берегу реки и были заняты перспективой открытия своего собственного музея восточной культуры и истории. Когда война во Вьетнаме расширилась и стала угрожать ближайшим соседям, то одной из жертв этой эскалации стала эта семья. В одно «прекрасное» утро одиночный самолет, теперь уже никто и никогда не узнает, чьей стороне он принадлежал, уничтожил его жену и детей, когда они отдыхали на реке.

— Как ужасно, — прошептал Мак-Алистер.

— Это был момент, когда что-то произошло внутри этого человека. Он стал тем, кем никогда не был и не собирался стать даже в самом кошмарном сне. Он стал одним из рейнджеров, членов партизанского отряда, и носил имя Дельта.

— Дельта? — повторил помощник Госсекретаря. — Партизан? Боюсь, что здесь я ничего не понимаю.

— Теперь, когда вы приняли свое решение, я могу пояснить то, что, естественно, не понятно вам. Вебб отправился в Сайгон в надежде найти выход своему гневу, и вот там, по иронии судьбы, через офицера ЦРУ Конклина, он попадает в отряд местного сопротивления под кодовым названием «Медуза». Там не было имен, только клички по буквам греческого алфавита. Так Вебб стал «Дельта-1».