Маятник судьбы Бачинская Инна
– И да будет он страдать вечно, – говорит крокодил.
– Нет! – кричит осужденный. – Нет. Оставьте меня. Я не хочу. Я только хотел вернуться домой, оставьте меня, отпустите.
– И никогда не увидит он солнечного света и не услышит ничьего голоса.
– Помогите мне, кто-нибудь. Выпустите меня!
Вампир Иоахим Владек молча идет сквозь беснующуюся толпу.
Он идет к выходу из преисподней.
13
– Истинное могущество колец Зари сложно себе представить! – Брови Марата Чис-Гирея нахмурены. – Даже я понимаю его не в полной мере. Они были созданы существами, которые во много раз превосходят нас и все наши представления.
Франсуаз фыркает, поскольку не допускает мысли, будто какое-нибудь существо может превзойти ее.
– Иоахим Владек не будет пытаться познать кольца Зари, – заметил я. – Если вы дадите ему атомную бомбу, он не станет терять время, изучая ее устройство. Он просто нажмет красную кнопку.
– Даже если это уничтожит его самого?
– Иоахим Владек слишком самоуверен, – говорит Франсуаз, словно она-то сама не отличается этим качеством.
– Что станет делать Иоахим с кольцами Зари? – спрашивает Марат.
– Это вопрос для вас. – Я понижаю голос, пока две гаргульи проходят мимо нас с подносом, уставленным игральными фишками. – Что вообще можно с ними делать?
– Кольца Зари способны увеличить определенные характеристики своего обладателя. Если тот окажется недостаточно силен, то и поработить его.
– Тогда вам следовало бы охранять их получше, – говорит Франсуаз.
Я смотрю на часы:
– Иоахим Владек уже вышел во внешний мир. И сейчас подбирается к одной из ваших побрякушек. Мы находимся в подвалах преисподней, мы еще не спасли римского легионера – а именно за этим мы сюда пришли, – а наш провожатый проиграл свою жизнь в рулетку. С этим надо что-то делать.
Я направляюсь к крокодилу-крупье, который вяло водит лопаточкой по столу рулетки. После напряжения последней четверти часа, когда бледное, испуганное существо играло против Иоахима Владека в рулетку судьбы, всех охватила апатия. Души посетителей подземного казино привыкли к искусственному возбуждению, вызываемому игрой, преступлениями или страданиями других. Истощенные и истрепанные сильными эмоциями, их нервы теперь нуждались в отдыхе.
– Что ты собираешься делать, Майкл? – спрашивает Франсуаз, топая следом за мной.
– То, что нельзя было сделать раньше, – ответил я. На полдороге я останавливаюсь и поворачиваюсь к Марату Чис-Гирею.
– У вас нет чего-нибудь яркого и ценного? Орден или что-нибудь такое.
Марат строго сверкает глазами, сочтя неуместным мое замечание относительно ордена, и откалывает от галстука изящную золотую заколку.
– Таких существует только шесть штук, – кротко напоминает он.
– Я знаю, – так же кротко говорит Франсуаз, хотя Марат обращался не к ней. – Семья императора Асгарда раздавала их тем, кто имеет особые заслуги перед страной. А как она оказалась у вас?
Я решаю не заострять внимания на этом вопросе, так как Марат, по всей видимости, обиделся. Крокодил сгребает в кучку небольшие фишки и даже не предлагает леди и джентльменам делать ставки.
Больших ставок все равно нет.
– Он же не хочет играть на мою заколку? – вполголоса спрашивает Марат у Франсуаз.
Это надо понимать так – Чис-Гирей, конечно, не против, чтобы его вещь послужила во имя доброго дела, однако он бы предпочел, чтобы его поставили об этом в известность заранее.
– У него есть план, – отвечает Франсуаз громко, чтобы я услышал. – Но он ни слова об этом не скажет, пока все не закончит. А если все пойдет шиворот-навыворот, то потом он заявит, что так и задумывал.
Я подхожу к крокодилу вплотную и показываю заколку Марата, сжимая ее в ладони.
Морщинистый кадык крупье дергается – и только. Тусклые глаза крокодила смотрят на меня апатично.
– Два стражника сопровождения, – говорю я. – И я должен осмотреть грешников.
Крокодил приоткрывает зубастую пасть, уронив на блестящий пол клочья пены. За его спиной появляются два черных существа, закованных в пластинчатые панцири.
Пол разверзся, и истрескавшиеся гранитные ступени, грохоча, рассыпались вниз. Облако холодного белого пара поднялось из глубин земли и растаяло в жарком воздухе.
Мы идем гулять, глухо стуча по каменным плитам. Глаза обоих стражников светятся в окружившей нас темноте, четыре луча голубого цвета освещают нам путь.
Мы находимся уже ниже, чем подвалы преисподней, – в казематах грешников, где самые отчаянные души, лишенные всего человеческого, принуждены находиться вечно средь холода, мрака, пустоты.
Каменного потолка больше нет над нашими головами – только мгла. Ни звука, ни шороха, ни молчаливого взгляда, но все они здесь, миллионы и миллионы тех, кто сам обрек себя на страдания.
Они не могут ни видеть нас, ни слышать, но они знают, что мы здесь.
– Тут. – Голос стражника перекатывается, точно горсть камней, которыми играет рука бездушного великана.
– Открывайте.
Бледное существо вращается в потоке астрала. Его круглые глаза стали еще больше, разрываясь от нечеловеческой муки. Трещины холода пронизывают пустоту и вонзаются в его тело.
Я прикасаюсь к поверхности астральной клетки, и она начинает распадаться.
Существо посмотрело на меня и узнало.
– Вы свободны, – сказал я. – И можете вернуться во внешний мир.
Астральная клетка рассыпалась звенящими льдинками. Безвольное тело обессилевшего существа согнулось и рухнуло, подхваченное крепкими руками Марата Чис-Гирея.
– Думаю, нести его туда придется мне, – говорит Марат.
– Мне нужен второй, – властно говорю я, обращаясь к стражникам. – Тит Марций, римский легионер.
– Он дальше, – отвечает чудовище, и его когтистые лапы начинают скрипеть по гранитному полу.
Вторая астральная клетка, второй невинно осужденный вращается в медленном вихре мрака.
Стражник останавливается, и его темные, лишенные зрачков глаза обращаются на меня.
– Знак в вашей руке, – спрашивает чудовище. – Что он означает?
Я прикасаюсь пальцами к холодной поверхности клетки, и она начинает рассыпаться.
– Ничего, – отвечаю я. – Он ничего не значит. Черное существо раскрывает глаза, и теперь они наполнены неподвижной бесцветной пустотой.
– Сколько невиновных томится еще в казематах грешников? – грозно спрашивает Марат.
Закованное в пластинчатую броню чудовище оборачивается к нему, и искривленные когти его лап тянутся к горлу Чис-Гирея. Марат ударяет его в висок, и стражник падает, проваливаясь в холод астральной клетки.
Его тело безвольно поднимается над полом и начинает медленно поворачиваться в вихре пустоты.
Серые глаза Франсуаз вспыхивают алым светом, и бушующий огонь насквозь пронзает тело второго стражника. Черные пластины прочны, но плоть под ними сгорает, словно мясо, забытое в духовке.
Сноп холодных, белых и голубых искр рассыпается перед нашими глазами, и пластинчатая голова речной твари разрывает колеблющуюся занавесь мрака. Крокодил-крупье, извиваясь и корчась хвостом, сжатый в левой клешне огромного краба.
– А вот и тот, кто нашел способ даже здесь использовать чужие страдания, – цедит Франсуаз.
Марат закрывает рот, потому что он тоже собирался произнести что-нибудь в этом роде.
– Как ты мог их впустить, глупец? – Хитиновые жвалы водяного монстра сводит от бешеной злобы.
– У них был знак, – пищит крокодил.
Чудовищная клешня сжимается, и тело крупье, разодранное на две половинки, отлетает в стороны. Его коротенькие лапы все еще бьются в агонии, зубы бессильно тщатся укусить гранитные плиты пола.
– Три тысячи лет назад меня сослали за грехи в преисподнюю, – скрипит водяная тварь. – Век за веком строил я здесь мир, в котором мог бы жить. А вы пришли и разрушили все.
– Ты отпускал грешников на волю, а их места занимали честные люди, – гневно говорит Марат.
– Такова жизнь, – с тихой угрозой отвечает водяное чудовище. – И даже после смерти она остается такой. Думаешь, я не помню, что это ты меня убил?
Голова Марата поднимается, и по его глазам я вижу, что он узнал водяную тварь.
– Теперь ты останешься здесь навсегда, Марат, – говорит монстр. – Одно из колец Зари у тебя с собой. Завладев им, я сам вернусь во внешний мир – и мир этот станет моим. И это произойдет благодаря тебе, Марат. Разве это не ирония?
Речное чудовище ползет вперед, перебирая членистыми лапами. Твердый хитиновый панцирь скрипит по полу, раздавливая в отвратительную массу тело разрубленного крокодила.
Марат Чис-Гирей кладет руку на пояс в поисках оружия, которого нет.
Речное чудовище подползает все ближе, взмахивая острой клешней.
Оглушительный крик.
Гранитные плиты рассыпаются в крошку под телом огромного монстра. Отверстие в полу ширится, расходясь в стороны с пугающей быстротой. Лапы твари хватаются за обваливающиеся края, массивные клешни бессильно разрубают воздух.
Столбы пламени вырываются из-под тела чудовища, облизывая его бока.
– Хороший получится запеченный омар, – цедит Франсуаз.
Девушка пинает каблуком мерзкую тварь, и монстр обваливается вниз, объятый пламенем. Столбы огня врываются в его распахнутый рот, сжигая готовые явиться слова.
Яркий столб пламени – и все затихает.
– Сила убеждения, – говорю я, возвращая Марату его заколку. – Эта тварь должна была гореть в адском огне, но ей удалось убедить себя и других, что даже в преисподней грешники имеют право на наслаждения. Стоило кому-то не согласиться с этим – и ее мир рухнул.
Гранитные плиты неспешно собираются вновь, образуя поверхность пола.
– Здесь еще долго надо будет наводить порядок, – замечаю я. – Но с этим справятся и другие. Теперь же, господин Марат, нам пора в путь. Как вы думаете, здесь есть лифт наверх?
14
Круглая линза объектива.
Серая мостовая, круглые булыжники почти идеальной формы. Такие бывают только в северных странах.
– Вот он идет.
Иоахим Владек пересекает улицу. У него бледное лицо, широко расправленные плечи подчеркивают худобу. Его внешность так подходит к старой пустой улочке городка, что кажется, еще мгновение, и он растворится в деревянных стенах домов.
Поэтому за ним лучше следить в подзорную трубу.
– Он ищет дом, – говорит Франсуаз, не отрывая глаз от окуляра.
– Триста лет прошло с тех пор, как Владек в последний раз был в Скаргионе.
Я не пользуюсь подзорной трубой, даже если это последняя модель, стоящая на вооружении у эльфийского спецназа. С плоской крыши портового здания, на которой мы находимся, Иоахим Владек похож на темного оловянного солдатика.
Только я еще никогда не видел, чтобы из олова делали игрушечных вампиров.
– Владек спрятал свои амулеты в одном из этих домов. – Марат Чис-Гирей перелистывает пожелтевшие страницы тетради. – Заначку на черный день. И он не двинется с места, пока ее не достанет. Он привык жить с комфортом, старый мерзавец.
Франсуаз поворачивает подзорную трубу, следя за шагающим по мостовой вампиром.
– С этой позиции я легко разнесла бы ему голову, – мечтательно произносит девушка. – Одной серебряной пули ему бы хватило.
– Тогда бы мы не узнали, что Владек собрался делать с кольцом Зари. – Я облокачиваюсь на перила крыши и смотрю вниз, где суетятся портовые рабочие.
– Как случилось, что Иоахим Владек узнал тайну колец Зари? – спрашивает Франсуаз.
– Действие этих колец многообразно, – отвечает Марат. – Они ощутили зло, которое таится во Владеке, и многократно усилили его.
– Теперь осталось узнать, как помешать его сородичам воспользоваться этими знаниями… Он входит в дом.
Вампир поднимается по каменным ступеням. Время и морской ветер успели сточить их больше, чем ноги шагавших по ним людей.
Франсуаз поворачивает прибор для наблюдения еще ровно на четверть градуса, и ее тонкие пальцы ложатся на ручку настройки.
Направленный усилитель звука.
– Хочешь послушать, как он будет ругаться, когда ударится головой о притолоку? – Я подхожу к девушке. – Главное, чтобы он поскорее забрал деньги и начал свои эксперименты. Когда мы поймем, что за силы он в состоянии разбудить, – он отправится обратно в преисподнюю.
Франсуаз поднимает глаза и поудобнее пристраивает на голове наушники.
– Кто это там? – резко спрашивает Владек.
Голос, хотя и приглушенный деревянными стенами, звучит так ясно, словно вампир не находится от нас на расстоянии доброй четверти мили.
Франсуаз с гордостью смотрит на прибор для наблюдения, будто все его способности – это ее личная заслуга.
– Неужели его деньги кто-то забрал? – обеспокоенно спрашивает Марат.
– За триста лет воришка мог бы успеть смотать удочки, – отвечаю я.
Франсуаз недовольно шикает на нас, призывая к молчанию.
– Узнаю старого вампира. – Существо отвечает Владеку на всеми забытом языке, даже я с трудом его понимаю – он успел здорово измениться за последние четверть тысячелетия. – Что привело тебя в мою скромную обитель?
– У нашего друга возникли проблемы, – констатирует Франсуаз.
Владек ругается, и не знаю – стоит ли его за это винить. С одной стороны, он позволил себе грубое выражение при даме, с другой – вампир не мог знать, что дама его подслушивает.
– Убирайся с моей дороги, старая тряпка, – приказывает вампир. – Не загораживай дорогу.
– Зря он стал ему грубить. – Я подтаскиваю раскладной табурет. – Теперь это надолго затянется.
В динамике слышно тихое шуршание, с которым движется живущее в доме существо.
– Это паутинник? – спрашивает Франсуаз.
– Конечно, паутинник, – отвечаю я, закладывая руки за голову. – Кто еще мог прожить в старом заброшенном доме двести пятьдесят лет. Чувствую, Иоахим вряд ли получит свои деньги.
– Я не хочу причинять тебе вреда, – внятно произносит вампир.
Обычно такой тон пугает людей, но сейчас перед Владеком не человек, а напугать тонкую, закутанную в паутину тварь нелегко.
– Он говорит так, будто может причинить ему вред, – замечаю я. – Ну, мальчики и девочки, наш вампир теперь надолго здесь застрял.
– А разве Владек не может убить паутинника? – спрашивает Марат.
– Мне всего лишь нужны мои деньги, – доносится из наушников голос Иоахима.
– Смотрите – он уже сбавил тон. – Это плохая примета…
– Что-то вроде черной кошки, которая переходит дорогу?
– Черная кошка означает, что может случиться что-то плохое. А если убьешь паутинника – считай, что это плохое с тобой уже произошло.
Серая тварь возится в дверном проеме, заменяя его новыми слоями паутины. Серая тень акварельными разводами изгибается на фоне неосвещенной комнаты.
– Я видел твое золото, старый вампир, – шелестит паутинник. – Только оно больше не твое.
Черная тень Владека ложится на рыхлое тело паутинника и проваливается сквозь него.
– Что тебе нужно? – глухо спрашивает вампир. Бесформенная тварь вновь шевелится, и два черных глаза открываются перед лицом Иоахима Владека.
– Ты все равно не сможешь принести мне этого, вампир. Так что забудь о своих деньгах.
– Владек же сам помогает ему взвинтить цену, – бормочу я. – Нет, сейчас я туда спущусь и вправлю ему мозги.
– Статуя, маленькая статуя нимфы, которая стоит в городском саду. Раньше она была перед моим домом. Мне она нравилась, старый вампир… Принеси ее, и я пропущу тебя к твоему золоту.
– Не могу поверить, – говорю я. – Нет, я просто не могу поверить.
– Я очень спешу, и мне нужны мои деньги, – произносит вампир. – К вечеру статуя будет у тебя.
– Не можешь поверить, что паутиннику нравятся скульптуры?
– Нет, я не ожидал, что Владек окажется таким простаком. За несколько веков под землей он сильно поглупел. Паутиннику не нужна скульптура – ему нравится только темнота и запах пыли. Он просто смеется над Владеком. А пока вампир поймет, что его дурачат, ты успеешь научиться говорить по-артански без акцента.
– Значит, – говорит Марат, – мы должны помочь Владеку получить его деньги. Никогда не думал, что буду желать успеха этому вампиру.
– О, то ли еще будет, приятель, – усмехаюсь я. – То ли еще будет.
– Пока Иоахим Владек не получит деньги, которые спрятал в этом заброшенном доме, он не приступит к поискам кольца Зари.
Вести незаметное наблюдение в крошечном городке на два порядка сложнее, чем в Городе эльфов.
Улочки очень узкие, и от этого кажется, что стены домов поднимаются почти к небесам. Булыжники так глубоко ушли в землю, что создается впечатление, будто они не уложены на нее далекими предками нынешних обитателей города, а день за днем вырастали из почвы грибными шляпками.
Поверхность улиц здесь никогда не знает покоя: она то устремляется вниз, помогая дождевой воде обмывать мостовую и темным потоком обрушиваться на чьи-нибудь стены, то принимается карабкаться вверх, стосковавшись по скудному солнечному свету, который едва-едва протискивается в узкие щели, разделяющие дома.
Все здесь кажется серым, скучным – на улицах Скаргиона много людей, но их словно бы и нет – они такие же серые, скучные, и тусклые цвета их костюмов призваны оттенять бледную незначительность лиц.
Здесь никто и никуда не торопится – оттого ли, что у них уже все есть, или же потому, что, подобно сходящему в гроб больному, они уже ни в чем не нуждаются.
Старик Скаргион сильно постарел за последние годы.
На фоне этой бледной, расплывчатой акварели любой иностранец выглядит заметнее, чем хиппи, затесавшийся на прием в эльфийском аристократическом клубе.
Марат Чис-Гирей, со своей бородой, мягким элегантным пальто и сшитыми на заказ сапогами, уже одним только обликом привлекает внимание. Но никакая одежда, туфли или борода любой формы не в состоянии так отметить облик человека неповторимой уникальностью, как взгляд и манеры аристократа Асгарда, замешенные на благородной вере в торжество справедливости.
Когда Марат этим утром расплачивался за гостиничный номер, горничная упорно отказывалась брать у него чаевые, лопоча что-то на непонятной смеси кринтойского и асгардского, и все время порывалась поцеловать ему руку.
Выяснилось, что она правнучка некой асгардской княгини и узрела в Марате потомка императора, направляющегося в Асгард, чтобы решительно потребовать возвращения ему престола.
Но Иоахим Владек, поспешно шагающий по мощеным улочкам Скаргиона, мало беспокоился о том, чтобы оглядываться по сторонам. Он торопился к тому месту, которое ему указала серая, завернутая в паутину тварь.
– Паутинник не отдаст Иоахиму денег, – сказал я, складывая подзорную трубу. – Серой твари ни к чему золото, но, раз оно потребовалось Владеку, паутинник не расстанется с ним просто из вредности.
Франсуаз повернула голову, ее чуткие ноздри затрепетали. Серые глаза демонессы на мгновение вспыхнули алым огнем. Девушка решительно развернула руль и направила машину в обратном направлении.
– Эй, разве мы не следим за Владеком? – озадаченно спросил я.
– Что-то происходит, – сказала Франсуаз.
– Что-то происходит, – объяснил я, поворачиваясь к Марату. – Но что?
Франсуаз затормозила перед тем домом, в котором поселился серый паутинник, не желающий возвращать Иоахиму его деньги.
– Разве мы не должны действовать незаметно? – с недоумением спросил Марат.
– Вот и ведите себя тихо, – шикнула на него Франсуаз.
Роскошная шатенка в облегающем кожаном костюме не может быть незаметной.
Дверь открылась, потом закрылась. Франсуаз сложила руки на высокой груди и усмехнулась.
– Не мы одни наблюдаем за Иоахимом Владеком с того момента, как он выскользнул из преисподней, – пробормотал я.
Серая тень, размытая, как сам город. Она имела облик человека, но более в ней не было ничего человеческого.
Незнакомец остановился около нашей машины:
– Мое почтение, леди. – Он поклонился Франсуаз. – Плохое место для демонов, госпожа… Здесь слишком серо.
Легкий ветер набежал неизвестно откуда.
Вернее сказать, из ничего.
Размытая тень растаяла, поглоченная тем, что ее породило.
Франсуаз решительно вышла из машины, чуть не выломав при этом дверцу.
– Мне это не очень нравится, – сказал Марат. – Возвращение Владека привлекло слишком много внимания. Думаю, нам понадобится помощь.
– Это точно, – согласился я, доставая сотовый телефон.
Франсуаз в третий раз подергала ручку двери, которая только что, на наших глазах, открывалась свободно. Девушка шагнула назад и вышибла деревянную створку ногой.
– Я хочу связаться со своими товарищами в Асгарде, – пояснил Марат. – Они могут знать, что именно здесь происходит.
– Тогда надо их расспросить, – согласился я. – Мне нужна риелторская контора…
Серый паутинник висел, покачиваясь, в проеме двери. Его черные глаза были широко распахнуты, изо рта вырывались неразборчивые шелестящие звуки.
– Это он так поет, – пояснил я. – Ты не против, если немного помолчишь?
– Уходите, – ровное розовое лицо твари высунулось из слоев паутины, пронизанная тончайшими капиллярами кожа болезненно контрастировала с серой, покрытой вековой пылью нитяной сеткой. – Уходите прочь.
– Что же могло его так испугать? – спросил я скорее сам себя. – Ведь убивать его – плохая примета. – Я повернулся к паутиннику. – Чего ж ты так испугался?
– Не все боятся дурных примет, – прошептал паутинник. – Подите прочь.
– Здесь неуютно, – сказал Марат Чис-Гирей.
– Еще бы, – согласился я. – После визита того незнакомца нашего паутинника трясет, как в лихорадке. Неудивительно, что здесь неуютно.
– Зачем он приходил? – спросил Марат. Паутинник решительно замотал тем, что было у него вместо головы – плоским обрубком лица.
– Подите прочь, – повторил он.
– Он прав, – согласился я. – Скоро здесь будет слишком пыльно. Слышите? В Скаргионе ребята быстро все делают.
Через нетолстые стены в темную комнату проник шум работающих моторов.
– Что это? – спросил паутинник.
– Это сносят твою улицу, – пояснил я. – А я еще не видел ни одного паутинника, который существовал бы без старого дома. Так что мы пошли – не люблю находиться в доме, когда его сносят.
– Так нельзя, – глухо прошелестел паутинник. – Нельзя причинять мне вред.
– Никто и не собирается. Мы просто снесем дом, а тебя никто и пальцем не тронет. – остановился на полдороге. – Ну конечно, у тебя еще есть немного времени, пока они не перешли к твоему дому. Но раз тебе нечего нам рассказать – даже не знаю, чем ты займешь это время.
Серые нити, покрытые пылью, безвольно опустились.
– Ладно, я все скажу, – ответил паутинник. – Тем более что вас это не порадует.
– Ну ладно. – Я вынул мобильный телефон. – Прервитесь пока, ребята.
– То, что приходило ко мне, – сказал паутинник, понижая голос, – приходило после того, как ушел вампир Иоахим… это страшное существо.
– Великая дрема, – бросила Франсуаз.
– И оно… – Тут серая тварь оборотила свое подобие лица к Марату. – Оно оставило послание – для вас.
– Для меня?
– И ты не хотел его передавать, даже несмотря на то, что до смерти боишься? – восхитилась Франсуаз. – Видала я пакостников, но таких, как ты, – в первый раз.
– Что он сказал? – грозно потребовал Марат.
– Он говорил о каких-то ваших друзьях. – Паутинник закашлялся. – Соратниках, которые хранят остальные кольца.
Марат шагнул вперед:
– Что с моими друзьями?