Чужие в доме Романов Виталий

— Избалованный ребенок! — хмуря брови и скрывая улыбку, вынес приговор Тагор. — Ну ладно, ребята. Вы подумайте. Если что — дайте знать. Я тут почти все время у коммуникатора. Из палаты выхожу редко: Дженни! Рам! Счастливо! Пусть у вас все будет хорошо…

— Пока, папочка! — Девушка послала отцу воздушный поцелуй.

Пират приветственно махнул рукой, и экран отключился.

— Рам, милый, — вставая из-за пульта и поворачиваясь к капитану, проворковала девушка. — Ну что, увезешь меня на Землю? Давай слетаем, а?!

Митревски не ответил, набирая какие-то команды на пульте коммуникатора.

— Что ты делаешь, милый? — прошептала Багира, приникнув к Раму всем телом. Пират усмехнулся:

— Отключаю коммуникатор…

— Зачем? — легонько укусив любимого, осведомилась девушка.

— Потому что ты мне очень нравишься в этом халатике, — серьезно сказал Митревски, подхватывая девушку на руки и направляясь в спальню.

— И? — выпучив круглые непонимающие глаза, спросила Дженифер.

— Щас будет «и», — веско проговорил капитан. — Без халатика ты мне нравишься еще больше. Но я не хочу, чтоб нас отвлекали. Ближайшие несколько часов…

— Маньяк! — шлепнула его по спине Багира, не слишком настойчиво пытаясь вырваться из объятий офицера. — Что за обращение со свободной женщиной?

— Ты не- свободная женщина! — сообщил ей Митревски, а потом бросил подругу на постель и принялся развязывать ей поясок халата.

— Вот это номер! — Глаза Дженни наполнились изумлением. — Как же так?

— Ты моя женщина! — гордо заявил капитан, стягивая с девушки халат. — Ты принадлежишь мне. И сейчас будешь выполнять все прихоти своего господина…

— Ни за что! — отрезала Дженифер, пытаясь закрываться руками. — Я не позво…

Капитан легко развел руки девушки в стороны и жадно припал губами к телу подруги. Дженни подумала, что для продолжения игры неплохо было бы расцарапать нахалу спину, но тут же решила, что не стоит перегибать палку.

А еще спустя несколько мгновений она уже ни о чем не думала, растворяясь в горячем облаке рук и губ Митревски. Ласковых и нежных, знающих все о ее теле, способных довести до безумия и лишить воли…

Лязгнула за спиной тяжеленная стальная решетка, отсекая путь в обычный мир. Морович невольно вздрогнул, на миг поднимая глаза от бетонного пола и с тоской глядя на сытого и довольного офицера, оставшегося по ту сторону забора. Только что охранник проверил документы вновь прибывшего осужденного и пропустил его на территорию зоны.

— Вперед! — коротко приказал конвоир, указывая направление.

Неширокие серые коридоры, мрачные стены, от которых веяло унынием и безысходностью. Бывший сержант Надзора очень хорошо почувствовал ауру тюрьмы. Нечто бесформенное, безликое тяжелой массой опустилось на плечи, давило, прижимая к земле. Мешало дышать. Он и сопровождавшие конвоиры медленно шли по длинному пустому коридору. Слева и справа были камеры со встроенными в двери системами наблюдения за заключенными.

«Почему такая тишина? — подумал Морович, и тут же сам нашел ответ. — Ах да. Середина дня. Все на копях, добывают руду».

— Санобработка! — бросил конвоир, указывая на серое помещение с маленьким зарешеченным окном. — Раздеться.

— Полностью? — робко спросил Дрю.

— Да-а-а! — рявкнул охранник, для убедительности взмахнув дубиной. — Не тормози! А то быстро останешься без ребер.

Морович принялся лихорадочно стаскивать с себя одежду, нанизывая ее на специальные проволочные кольца, так, как приказали охранники. Затем один из конвоиров нажал кнопку на маленьком настенном пульте, и кольца с одеждой поехали в открывшуюся печь, из которой жарко дыхнуло пламенем.

Моровича подтолкнули в спину, давая понять, что следует пройти в дальний конец, за черту, нарисованную на полу. Сержант, спотыкаясь, вошел в помещение. Створка за его спиной тут же захлопнулась, что-то загудело. Со всех сторон ударили струи горячей воды. Морович ртом хватал воздух, уворачиваясь от тугих струй. Потом давление упало, вода прекратила бить из скрытых в стенах разбрызгивателей. Комната наполнилась паром.

Дрю удавалось дышать с огромным трудом — было очень горячо. Морович жадно глотал воздух, широко открывая рот. Потом снова ударили струи воды, только уже прохладные. Дрю с удовольствием подставлял спину и бока упругим потокам. Что-то снова загудело за стенами помещения, облако порошка окутало бывшего сержанта, и затем его в последний раз обдали водой, смывая с тела остатки нейтрализатора.

Дверь распахнулась.

— Выходи! — коротко приказал конвоир.

Одежда Моровича уже висела в предбаннике, на тех же самых кольцах. На ощупь все было очень горячим. «Санобработка на насекомых, что ли?» — подумал Дрю, торопливо натягивая на тело белье.

Они снова зашагали по длинному коридору, в обратную сторону. У одной из камер конвоиры остановились. Щелкнул электронный замок, дверь легко распахнулась.

— Заходи! — кивнул охранник, пропуская Моровича внутрь. — Здесь четверо заключенных. Пятая, не застеленная койка — свободна. Занимай ее.

— А… — начал Морович.

— Раздача белья вечером, — отрезал охранник. — На одежду нашить личные метки, выдаст старший по камере. Одежду для работ на шахте также получишь у старшего.

— Но… — попытался возразить бывший сержант.

— Обед через полтора часа. Все подробности узнаешь у сокамерников. Они быстро введут тебя в курс дела. — Массивная дверь захлопнулась, оставляя Дрю наедине со своими мыслями.

Он опустился на голую, не застеленную койку, медленно огляделся по сторонам. Четыре спальных места, грубый стол у зарешеченного окна, несколько привинченных к полу табуреток. Матовые лампы в нишах под потолком, тоже забранные решетками.

— Господи, — прошептал Дрю. — И чего мне не жилось спокойно…

Он прикрыл лицо ладонями, начал раскачиваться взад-вперед, тихо подвывая. Затем кинулся к окну, вцепился пальцами в решетку, жадно разглядывая картину по ту сторону преграды.

Прямо под окнами располагался плац с размеченными местами для построения. «1 отр.», «отр.» — прочитал Морович. Заключенные делились на отряды… Чуть подальше, очерчивая большую площадку, высился забор, верх которого был забран колючей проволокой и странными мерцающими устройствами. «Детекторы движения, — подумал бывший сержант ЗвеНа. — Или что-нибудь аналогичное, реагирующее на тепло, пси-поле…»

По краям плаца были установлены здоровенные вышки с козырьками, защищавшими от непогоды. Сощурив глаза, Морович сумел разглядеть на одной из них часового. Тот стоял, привалившись к стенке, и потому сливался с черной поверхностью. Другого караульного видно не было.

«Конечно, — сообразил экс-звеновец. — Сейчас на плацу никого нет, чего им напрягаться, нести службу, как в уставе написано… Здесь ведь тоже живые люди…»

И вдруг Морович отчетливо ощутил всю разницу. Только в этот миг Дрю до конца осознал: люди были по ту сторону проволоки. А по эту — заключенные. И любой караульный, оттащив наряд, мог пойти по своим делам. Туда, куда ему вздумается. Завалиться на койку в казарме, выпить пива, получить увольнение и провести время в приятном обществе дамы. А то и просто побродить по городку, посидеть у деревьев, глядя на то, как ветер взлохмачивает их кроны.

У Дрю не было на это права. Он больше не мог идти туда, куда ему хотелось. Он не мог сесть под деревьями и праздно наблюдать, как бегут по небу облака. Все это осталось в другой жизни, от которой сержанта отделяла крепкая решетка.

От понимания этого факта вдруг невыносимо защемило сердце. Дрю больше не был человеком. Теперь, здесь он стал одним из многих, кому предстояло вставать по приказу, жрать по приказу, мочиться по приказу. И, главное, по приказу добывать руду, нужную МегаСоюзу. Так будет до самой смерти. Пока однажды сердце бывшего сержанта не остановится, устав от монотонного серого конвейера, который следует называть жизнью.

Его зашьют в грубый мешок и бросят в печь крематория. Черный дым развеется над шахтами, где покорные муравьи будут все так же ковырять стены, богатые минералами. В компьютерную систему внесут пометку: «Дрю Морович, умер такого-то числа такого-то года». И все. Ничего не изменится. Его просто вычеркнут из списков живых, но никому не будет до этого дела. Потому что сейчас, именно сегодня, когда он очутился за решеткой, на нем поставили жирный крест.

Морович вспомнил о деньгах, припрятанных в укромном месте. Он, владелец приличного состояния, о котором не успел узнать даже Антонио Фонетти, вынужден будет сгнить на рудниках… Ирония судьбы! Часть денег бывший сержант успел положить на счет в надежном банке… Там будут исправно начислять проценты, увеличивая состояние Моровича, который никогда не сможет явиться за своим капиталом.

Подумав об этом, Дрю еще раз взглянул на плац, обнесенный забором, на помигивавшие индикаторами приборы контроля, на сонного часового и вдруг истерически захохотал. Он упал на стол, начал биться головой о грубо сколоченную, дощатую столешницу, из перекошенного рта экс-звеновца вырывались нечленораздельные звуки.

А потом за дверью камеры прогудел какой-то сигнал, и бывший сержант Звездного Надзора услышал, как тяжелые сапоги бухают по коридору. Огромное количество ног топало по лестницам, шаркало по бетонному полу. Заключенные возвращались с работы на обеденный перерыв.

«Среднегалактическое время 16 часов 00 минут, — возвестил бортовой информатор. — Выпуск новостей мы начинаем с только что поступившего сообщения: адвокатом главаря известной преступной группировки Антонио Фонетти утвержден Марк Шейдер. Тридцатитрехлетний Марк Шейдер, представляющий гильдию юристов Тенеты, был одним из первых, кто подал заявку на участие в процессе по делу Фонетти. Сегодня, закрытым голосованием, правительственная комиссия утвердила его кандидатуру. Подзащитный Шейдера, Антонио Фонетти, обвиняемый по девяти статьям межгалактического уголовного кодекса, в настоящее время находится в следственном изоляторе Звездного Надзора. Транспортировка заключенного к месту проведения слушаний, на базу „Октант“, намечается на завтра.

К другим темам выпуска…»

Адвокат Марк Шейдер, невысокий мужчина с уже наметившимся брюшком и тщательно зализанной лысиной, лениво протянул руку к пульту бортового информатора, меняя настройку. Из динамиков полилась легкая приятная музыка. Марк услышал все, что хотел услышать. Разумеется, он и раньше знал, что его кандидатура утверждена межгалактическим советом, но так приятно было услышать о себе по общей сети вещания!

Рука Марка снова легла на руль — его мобиль несся к дому, будто ракетный катер, расслабляться не стоило. Если бы Шейдера спросили, почему он гонит по пустынной трассе с такой скоростью, он не смог бы объяснить. Наверно, сказывалось напряжение последних дней, когда он ожидал окончательного решения совета. И вот теперь, когда все осталось позади, он мечтал поскорее вернуться домой, расслабиться. Принять горячую ванну, может, выпить бокал хорошего старого вина. А уж потом, крепко выспавшись, он продолжит анализировать, как выстроить защиту своего клиента.

На трассе не было ни одной машины. Широкое полотно стелилось под колеса, и мобиль Марка будто бы парил над серой лентой. Поездка доставляла адвокату удовольствие. Прямая, ровная, как столб, дорога просматривалась на несколько километров вперед, и потому Марк заметил фигурку на обочине задолго до того, как его мобиль поравнялся с женщиной.

Да, это была женщина. Он сразу, еще издали понял, потому что длинный светло-серый плащ был так перетянут в талии, что сомнений не оставалось. Такой осиной талией могла обладать только женщина. Скорее даже — молодая девушка. «Хорошо бы красивая», — подумал Марк, непроизвольно притормаживая. Длинные светлые волосы незнакомки были распущены по плечам. Ветер, время от времени пробегавший по кронам деревьев, цеплялся за локоны девушки, подбрасывал их вверх.

Марк ехал все медленнее. Он не мог объяснить непонятного интереса, который возник у него к незнакомке. Конечно, странно было встретить здесь, на пустынной трассе, вдалеке от космопорта и ближайших поселений, юную хрупкую девушку, но дело заключалось не в этом. Нервное возбуждение, не отпускавшее Шейдера последние несколько дней, искало выхода. А фигурка, которую Марк видел пока только со спины, обладала какой-то магической силой. Она лишала покоя, заставляла думать о себе.

А потом резкий порыв ветра раскинул в разные стороны полы серого плаща, и кровь жарко ударила в голову адвоката. Под верхней одеждой обнаружились восхитительные ножки на высоких каблуках, упакованные в черные колготки с замысловатым узором. И юбка, белая, расклешенная, с красивыми линиями, почти не скрывавшая ног… Все промелькнуло перед глазами Марка лишь на миг, но этого было достаточно.

Он резко нажал педаль тормоза, даже не поравнявшись с незнакомкой. «Нет, не может быть, чтобы она была дурна собой. Не может! Я чувствую, девчонка просто супер! Такое встречается раз в жизни…» Незнакомка испуганно отскочила в сторону, оборачиваясь. Видимо, она не слышала шума приближавшейся сзади машины, а потому визг шин привел ее в смятение.

«Черт! — подумал Марк. — Кретин! Надо было поаккуратнее. А то спугнешь такую козочку, попробуй потом найти к ней подход…»

— О-о-о, простите! — крикнул он, скаля зубы в широкой обаятельной улыбке. — Простите, леди, что напугал вас.

Девушка стояла молча, оглядывая Марка и его машину. Шейдер сощурился, стараясь не выдать своего волнения. Он был прав. Девчонка оказалась красавицей, каких редко встретишь. Ее немного раскосые, миндалевидные глаза сразу говорили о том, что в роду у незнакомки присутствовали восточные крови. Марк едва заметно усмехнулся: он изучал историю в университете и потому знал, что восточные крови были таковыми век-другой назад Позднее, когда люди покинули Землю, все перемешалось. Но даже теперь, когда человечество разбрелось по сотням освоенных планет, гены предков давали о себе знать.

Резко очерченные скулы, темные, глубокие глаза девушки — все это привело Марка в восторг, граничивший с помешательством. Он вдруг понял, что хочет незнакомку, желает ее, страстно, неистово. И сделает все, чтобы уже сегодня красотка легла в его постель.

— Меня зовут Марк, — продолжил он, обходя машину и распахивая дверцу со стороны пассажирского кресла — Марк Шейдер. Я юрист. — Он широко улыбнулся, подавая девушке руку. Та неуверенно посмотрела на пустую дорогу, на ожидавший ее комфортабельный мобиль.

— Скажите, Марк, — голос незнакомки был мягким и очень приятным, — далеко ли отсюда до Руна-Тауна?

— Руна-Тауна? — воскликнул адвокат, опуская руку. Красавица не назвала своего имени, не захотела сразу же сесть в его машину, но это лишь еще больше раззадорило Шейдера. Его зоркий глаз успел отметить, что в длинном плаще девушка выглядела необычайно эффектно, потому что поясок, стягивавший талию, очень выгодно подчеркивал полную грудь незнакомки и ее восхитительные бедра, которые хотелось прижать к себе прямо сейчас. — Вы направляетесь в Руна-Таун, леди?! Но ведь до него еще несколько километров. Или пять, или семь… Разве можно так беспощадно мучить столь красивые ножки?

Адвокат решился на первый комплимент. Его стрела попала в цель. Девушка слегка улыбнулась.

— Мои ножки скрыты плащом, — колко заметила она. — Когда вы успели разглядеть их?

— О-о-о! — прижав ладонь к сердцу и вкладывая во взгляд максимум восхищения, произнес Марк. — Ветер, леди. Это ветер. Он развевает вашу одежду, позволяя увидеть то, что скрыто от посторонних. И, должен сказать, это восхитительное зрелище!

Девушка засмеялась, тряхнув головой так, что волосы заструились по ее плечам протянула Марку руку.

— Меня зовут Синди. Синди Уотерс. Я приехала в гости к своей тете, но, видимо, что-то не так поняла из ее объяснений. Тетя утверждала, что от космопорта до поселка совсем недалеко. И я решила прогуляться.

— Видимо, тут произошла какая-то ошибка, — с сожалением произнес Марк. — До Руна-Тауна не так уж близко от космопорта… Но я счастлив, Синди, что могу исправить это недоразумение. Позвольте вашу руку. Мой стальной конь домчит вас до цели всего за несколько минут.

Синди весело расхохоталась, обнажив ровные белые зубы. Она подала Марку узкую ладошку с длинными хрупкими пальцами, подобрала плащ, забираясь в машину. Адвокат аккуратно закрыл дверцу, не переставая ослепительно улыбаться. «Дело сделано, — подумал он. — Красотка у меня в машине…»

Он быстро обогнул мобиль, уселся за руль. Мягко заурчал двигатель, машина плавно тронулась с места. Теперь Шейдер уже не давил на педаль газа, стараясь растянуть время, которое ему предстояло провести с Синди. Где пять минут, там и десять. Надо было очаровать девушку и добиться согласия на свидание, ужин в ресторане…

— Значит, ваша тетя живет в Руна-Тауне? — поворачиваясь к спутнице, уточнил он.

Губы Марка вмиг пересохли от волнения. Теперь, когда серый плащ не скрывал затянутые в черный узорчатый шелк ноги, он пьянел все быстрее и быстрее. Ему никогда не приходилось видеть девушек с такими длинными и, главное, совершенными ногами. А туфли с ремешками, обвивавшими голени, словно магнит, звали к себе. Шейдер поймал себя на том, что мысленно уже тянется рукой к ногам красавицы. Вот пальцы коснулись длинной шпильки каблука, медленно пробежали по стопе, скользнули вверх, ныряя под юбку…

— Да, моя тетя живет там, — ответила девушка, доставая из сумочки маленькое зеркало и проверяя прическу.

— И ты… вы прилетели сегодня на корабле, чтобы ее навестить. — Невольно думая о своем, адвокат сбился.

— Марк. — Узкая ладошка легла на плечо водителя, Шейдер почувствовал, что на лбу выступил пот. — Марк, пожалуйста, обращайся ко мне на «ты». Я очень благодарна, что ты согласился подвезти меня.

— Нет проблем, — стремясь улыбаться широко и дружелюбно, ответил Марк. — Я живу по соседству. Рядом с Руна-Тауном есть небольшой поселок, где и расположен мой дом. Так что мне не составит труда доставить тебя прямо к дому твоей тети…

«А также узнать, где ты живешь» — этого Марк не сказал вслух.

— Спасибо тебе. — Девушка тепло и благодарно улыбнулась, доставая расческу и начиная колдовать над волосами.

«А ведь она сейчас в полной моей власти… — вдруг подумал Марк. — Дорога пуста. Никого. Мы одни. Я мог бы…»

Шейдер задохнулся от этой мысли, стараясь прогнать ее. Но воображение, чертовски развитое с детства, рисовало картину: он резко нажимает на тормоза, съезжая на обочину, всего несколько секунд — и он уже не за рулем, а над пассажирским сиденьем. Щелкнуть поворотным механизмом, опрокидывая кресло до горизонтального положения, — дело одной секунды. А потом… потом. Он представил, как рванул бы поясок, вытаскивая девчонку из плаща, словно конфету из обертки. Она могла бы кричать и отбиваться, но он бы задрал на ней юбку, прямо здесь, в машине, разрывая дорогие колготки…

— Марк… — Мягкий голос заставил его вздрогнуть. — О чем ты задумался?

— Я? — в смятении спросил адвокат, стряхивая оцепенение. Он почувствовал, что краснеет, как мальчишка. По счастью, Синди ничего не заметила.

— Ты обещал домчать меня до дома за несколько минут, — улыбаясь, сообщила девушка, закидывая ногу на ногу. — А едешь так, точно сам толкаешь машину…

— Гм, — невнятно буркнул адвокат, прибавляя газу. Девушка, конечно, была права. Он очень не хотел отпускать Синди. Но следовало придумать повод, чтобы удержать красотку. Не силой же, в самом деле…

— Ой! Вот и город! — обрадовалась Синди, увидев, как из-за деревьев замелькали первые крыши.

— Это не совсем город, — мягко поправил Марк. — Так, поселок городского типа.

— Ага, — согласилась девушка, не поворачивая голову в его сторону. Она что-то высматривала среди построек. — Вон, смотри! Видишь дом с красной крышей? Там живет моя тетя.

«Черт бы побрал твою тетю!» — сердито подумал Марк, стараясь улыбаться.

Он съехал с трассы на более узкую дорогу, что вела к домам. Мобиль медленно двигался между постройками, людей не было видно. До дома, на который указала Синди, оставалось всего несколько сотен метров, а Марк никак не мог придумать!повод, чтобы удержать девушку.

— Синди… — неуверенно начал он. «Может, просто пригласить на ужин?»

— Странно, — тревожно произнесла девушка, оглядывая здание. — Вроде ставни закрыты.

— Сейчас подъедем, поглядим, — буркнул Марк. Тихонько скрипнули тормоза, Синди тут же выскочила из машины, бросаясь к дому.

— Тетя! Тетя Сюзанна!!! — закричала она. — Я приехала!

Никто не ответил. Марк неторопливо выбрался из машины, следом за девушкой приблизился к небольшому особняку. Входная дверь была заперта. Адвокат подергал ручку.

— Похоже, там никого нет, — резюмировал он.

— Как же так? — растерянно спросила девушка. — И ее личный коммуникатор не отвечает… Что же мне теперь делать? Марк, здесь есть гостиница?

«Вот он, шанс!»

— Синди, может, это покажется нескромным, но зачем тратить время на поиски гостиницы? Если согласна принять мое предложение, давай я отвезу тебя в свой дом. Там есть несколько отличных гостевых комнат, выбирай любую. Устроишься, отдохнешь немного, примешь душ. А заодно свяжешься с тетей, чтобы узнать, куда она уехала и когда вернется.

— Марк… — Девушка смотрела на него с сожалением. — Мне так неудобно стеснять тебя. «Боже, какая наивность!»

— Ну что ты! — осклабился Марк, увлекая девушку к машине. — Ты совершенно не помешаешь мне. Наоборот, я буду рад видеть столь очаровательную даму у себя в гостях…

Продолжая тараторить комплименты, Шейдер мягко подталкивал все еще колеблющуюся девушку к своему мобилю. Он распахнул дверцу и почти силой втолкнул девчонку внутрь, тут же захлопывая створку. Быстро сел за руль.

«Ну вот, теперь ты точно от меня никуда не денешься!»

— Ну что, поехали? — улыбаясь, спросил он. Двигатель вновь заурчал, мобиль плавно развернулся, трогаясь с места, в сторону дома адвоката Марка Шейдера, которому через несколько дней предстояло защищать в суде Антонио Фонетти, самого кровавого бандита последних лет.

Нельзя сказать, что политическая карьера Боба Хитроу была стремительной и без проблемной. Несколько лет новичок потратил на то, чтобы освоиться в среде, где обитали политики, научиться правильно и быстро ориентироваться в менявшейся обстановке. Но для Боба не существовало проблем там, где другие терялись и пасовали. Он сразу смекнул, что правила новой игры чем-то похожи на те, которые Хитроу уже видел на зоне.

Сильные давили слабых, формируя из них свое окружение. Слабые, не способные противостоять мощи более удачливых игроков, либо «ложились» под кого-то, либо исчезали со сцены. Причем, как понял Боб, не всегда игроки спокойно доживали до старости. Некоторым «счастливчикам», раздобывшим в результате интриг приватную информацию, приобщившимся к чьим-то тайнам, удавалось протянуть какое-то время, но недолго. Тут и там журналисты попадали в аварии, помощники депутатов умирали от ножа случайного хулигана, позарившегося на золотую цепочку, секретарши правительственных чиновников становились жертвами маньяков.

Хитроу быстро усвоил, что для человека-политика нет и не может быть каких-то незыблемых принципов. Учитель, Эдуард Голощеков, отлично боролся со штормами, приливами и отливами, умело прогнозируя, на чьей стороне окажется сила, к какой группировке следует примкнуть. Его молодой помощник Боб Хитроу восторгался чутьем и интуицией босса. Погружались на дно политические партии, после скандальных разоблачений ломались и завершались карьеры политиков, чье положение казалось молодому Бобу незыблемым. А Голощеков по-прежнему держался на плаву, неизменно проходил в парламент МегаСоюза, с трибун вешал на уши обывателей откровенную лапшу, посмеивался над тем, как сходили со сцены его бывшие «заклятые друзья».

Боб Хитроу хватал уроки Голощекова на лету. Ему было гораздо проще, чем многим другим помощникам Эдуарда. Во-первых, у Хитроу не было иллюзий в отношении окружавшего мира. Во-вторых, его страсть к рискованным играм не исчезла с годами. Он по-прежнему «вызывал огонь на себя» и, чувствуя прилив адреналина в крови, понимал, что только так и надо жить. В-третьих, дважды «отмотав срок» в молодости, Боб отличался редким цинизмом и отсутствием принципов. Все это формировало характер, создавая нужный сплав, для того чтобы выделиться из большого числа людей, окружавших известного депутата МегаСоюза Эдуарда Голощекова.

Однажды настал день, когда, давая интервью, известный политик произнес фразу, которую мечтал услышать его заместитель: «Мой преемник, Боб Хитроу». С этого момента к Бобу стали относиться внимательнее, он почувствовал реальный интерес со стороны прессы. Но успех не вскружил ему голову, хотя ему только-только исполнилось тридцать лет. Хитроу слишком хорошо знал, как это больно — падать в грязь. Он готов был потерпеть еще несколько лет.

Все решилось само собой, ему даже не пришлось как-то способствовать окончанию политической карьеры босса. Просто однажды, во время горячего диспута Голощеков страшно побледнел, неожиданно потерял сознание прямо на глазах у зрителей программы. Медицинский консилиум, в кратчайшие сроки исследовавший организм пятидесятилетнего мужчины, пришел к выводу, что с политикой Эдуарду пора завязывать. Сердце могло отказать. И внезапный приступ как раз во время прямого эфира следовало воспринимать как предупреждение свыше.

Эдуард был неглупым человеком. Он прекрасно понял, что игра закончена и все, что можно было взять, он взял. Голощеков уступил место Бобу Хитроу без боя, сам, лично, порекомендовав молодого и перспективного политика в парламент нового созыва. К мнению Эдуарда прислушались…

Так началась самостоятельная карьера Боба. Она состояла из падений и взлетов, временами казалось, что дни Хитроу-политика сочтены. Но опыт, бесценный опыт, полученный в молодости, а также перенятый от учителя, помогал Бобу выходить сухим из воды.

Лишь один раз он почувствовал не просто серьезную опасность, как было чаще всего, а смертельную, готовую уничтожить все, что созидалось два десятилетия. Это случилось во время турне Боба Хитроу по планетам третьего сектора освоенного пространства. Боб выдвигал свою кандидатуру в парламент от «тройки», упирая на то, что родом отсюда, неплохо проявил себя ранее, добившись весомых результатов, и готов был снова защищать права колонистов.

Планеты менялись, как узоры в калейдоскопе. Хитроу неизменно улыбался, раздавал автографы, отвечал на вопросы жителей колоний и с удовольствием фотографировался с «аборигенами». Кампания продвигалась хорошо, и Боб был уверен — процентов на девяносто, — что пройдет на следующий срок.

Неприятная история приключилась на Гелле, предпоследней из планет, которые по графику предстояло посетить Хитроу. Его зажигательная речь, как обычно, была «на ура» воспринята колонистами. Боб не поскупился на яркие краски, расписывая жителям, как увеличатся субсидии на развитие экологических и социальных программ. Он обещал новые школы и рост числа рабочих мест. Речь заканчивалась под всеобщее ликование. Поддержка Хитроу на Гелле была обеспечена. Без пяти минут депутат парламента уже фотографировался со всеми желающими, неизменно излучая добрую широкую улыбку, когда кто-то дернул его за рукав.

— Джулиус! — позвали Боба Хитроу сбоку.

Продолжая улыбаться, Боб повернулся к говорившему. Конечно, Хитроу не был в восторге оттого, что совершенно незнакомый человек дергает его за рукав. Тем более что незнакомец не принадлежал к высшему свету — серый помятый костюм висел на нем мешком. На худом, красном лице явно просматривалась склонность к рюмке. Да и вообще, Хитроу носил другое имя.

— Джулиус! — нетерпеливо повторил человек, явно намереваясь вытащить депутата из круга радостных колонистов.

— Вы ошибаетесь! — все так же лучезарно улыбаясь, ответил политик. — Меня зовут Боб Хитроу. Вы перепутали…

И тут худой незнакомец улыбнулся. В этот момент что-то сместилось в голове депутата. Точно откуда-то со дна, из глубины, из неведомо какой пропасти лет выплыло лицо молодого парня. Оно наложилось на худую, небритую физиономию незнакомца — мешки под глазами словно бы исчезли, разгладились морщины, и… Хитроу едва не вздрогнул, с трудом сохранив самообладание.

Он узнал оборванца. И только когда толстая корка забвения треснула, Хитроу, скрепя сердце, согласился с тем, что Фрэнк Бишоп прав. Да, он обращался к депутату, называя того настоящим именем. «Джулиус». Хитроу стал другим человеком в двадцать с небольшим лет, после второй отсидки. С тех пор минуло полтора десятилетия, новое имя приросло к Хитроу так, что он напрочь забыл о прошлом.

И вот теперь на Гелле Фрэнк Бишоп, одноклассник, из-за которого Хитроу получил первый срок, напомнил Бобу о прошлом. Депутат давно уверовал в то, что все похоронено под толстым пластом лет и событий. Все под ельники по второму преступлению были мертвы, родители Джулиуса тоже лежали в могиле. Однако невесть откуда взявшийся Фрэнк Бишоп талантливый паренек, умевший вскрывать коды банкоматов, оживил призраков умершего мира.

У Боба Хитроу была отличная школа. Он не раз наблюдал, как выпутывается из сложнейших ситуаций его учитель Эдуард Голощеков. Теперь молодому депутату понадобилось все искусство, чтобы довести встречу с избирателями до конца и при этом незаметно дать понять Фрэнку Бишопу, что разговаривать с ним Хитроу будет чуть позже.

По счастью, репортеры не отреагировали на этот небольшой инцидент. Бишоп ни разу не попал в кадр вместе с Хитроу, никого не заинтересовало, почему незнакомец называет Боба Хитроу «Джулиусом», почему известный политик время от времени бросает взгляды на скамейку, где в вольной позе развалился худой оборванец в мятом костюме…

Вечер на Геллу опускается быстро. Световой день короткий, и, хотя климат на планете довольно-таки теплый, фонари на улицах малолюдных городков зажигаются рано. Хитроу и Бишоп медленно бродили по улицам, причем Боб, неплохо знавший местную географию, старался выбирать улицы потемнее. Ему совсем не хотелось, чтобы пронырливые журналисты зафиксировали странный диалог между преуспевающим политиком и грязным оборванцем.

— Поначалу все шло отлично, — рассказывал Фрэнк, и его худое небритое лицо оживлялось. Сразу было видно, что вспоминать прошлое Бишопу приятно. — Помнишь, тогда я вышел из заключения досрочно?

«Конечно помню, — хотелось ответить Бобу-подростку. — Ты вышел из зоны досрочно, „продавшись“ администрации тюрьмы и заработав себе амнистию. А я трубил от звонка до звонка. И ты, Фрэнк, оказавшись на воле, даже не вспомнил обо мне. Ни разу не пришел навестить, не принес передачи. А ведь знал, что родители отвернулись от Джулиуса…»

Но Хитроу был слишком опытным политиком и давно уже не говорил того, что думает. А потому, по привычке улыбнувшись — открыто и дружелюбно, — он хлопнул бывшего одноклассника по плечу:

— Конечно помню, Фрэнк! Тебе тогда здорово повезло. Нам дали по году, а ты отсидел чуть больше половины срока и вырвался на волю. Молодец!

— Ага, — довольно скалясь, продолжил Бишоп, наверно, внутренне радуясь тому, что Джулиус простил его за предательство. Видимо, с тех пор миновало так много лет, что друг давно обо всем забыл. Конечно забыл. У него получилась такая насыщенная интересная жизнь… — Ну вот, я почти сразу устроился на работу. Программистом. Разрабатывать системы компьютерной защиты. Мне дал хорошую рекомендацию начальник тюрьмы.

«А вот я после второй отсидки никому не был нужен, — вдруг с горечью подумал Хитроу. — Ни родителям, ни агентам по персоналу. Ни одна сволочь не хотела дать мне работу… И протекции никто не оказывал…»

— Правда, там я проработал недолго, — воскликнул Бишоп, взмахивая руками. — Всего пару-тройку лет. Больше не выдержал.

— Почему? — коротко спросил Хитроу. Он наконец увидел то, что долго пытался найти. Небольшую забегаловку со скверным освещением, где можно было устроиться в темном углу, будучи уверенным, что никому нет дела до пары тихо беседующих мужиков.

— Джулиус! Они…

— Боб! — резко прервал его Хитроу. — Пожалуйста, называй меня Боб.

— Хорошо, Боб. — Фрэнк споткнулся, в сумраке не разглядев ступенек. Крепкая рука Хитроу поддержала его. — Спасибо. Они все такие тупицы, Боб! Начиная от ведущего программиста. И при этом у каждого, слышишь, у каждого непомерные амбиции. Как-то, разозлившись, я решил доказать, что система защиты, которую они всем отделом проектировали несколько лет, не стоит ломаного гроша. Я вскрыл ее за десять минут.

— Систему защиты банка? — уточнил Хитроу, оглядываясь по сторонам и выбирая самый темный угол.

— Не знаю, банка или не банка, — нетерпеливо отмахнулся Бишоп. Его глаза радостно заблестели, когда на столе возникли бутылка дешевого пойла, два стакана и какая-то сомнительная закуска, к которой Хитроу боялся притронуться.

— Как не знаешь? — спросил Боб, разливая жидкость по стаканам.

— Ну, — чавкая от удовольствия, промямлил Бишоп. — Та компания, где я трудился, проектировала системы защиты, а потом продавала их клиентам. Клиентами были банки, торговые фирмы, и правительственные учреждения… Давай!

Фрэнк Бишоп осушил стакан, в то время как его собеседник едва пригубил скверно пахнущую жидкость.

— С тех пор они меня жутко невзлюбили, — продолжил Бишоп, уплетая закуску. — Только искали повод, чтобы уволить.

— И нашли, — угадал Хитроу, так как угадать было нетрудно.

— Ага, — согласился приятель, вновь наливая себе. — Будешь?

Депутат отрицательно покачал головой.

— Уволили, — выпив, сообщил Бишоп. — Из-за какой-то мелочи. Но тогда у меня была неплохая репутация, вскоре я снова устроился на работу, к конкурентам той фирмы.

— Однако там все оказалось примерно так же, как и на первом месте, — вновь угадал Хитроу. Для него история жизни былого подельника уже раскрылась, как открытая книга, и нужно было только перелистывать страницы.

— Во даешь! — изумился Фрэнк. — Проницательный! Так оно и было. В офисе сидели такие же безмозглые идиоты и целыми отделами разрабатывали софт, в котором грамотный человек мог отыскать десятки дыр.

— И ты им это доказал.

— Да, но не сразу, — третий раз наливая себе, сообщил Фрэнк. — Слушай, — вдруг остановился он. — Ты совсем не ел второе блюдо. Может, отдашь мне, а? А то… чертовски… в брюхе…

— Да бери, о чем речь! — сказал Боб и тут же пододвинул к нему свою тарелку. — Спасибо, друг! — Бишоп принялся жадно уплетать порцию Хитроу.

Где-то в глубине заведения, за небольшой сценой, подсвеченной красными фонарями, послышалась музыка. Немолодая стриптизерша с усталым лицом и слегка отвисшим задом принялась танцевать для немногочисленных зрителей.

— Ух ты! — облизнулся Фрэнк. — Какая сладенькая… Тебе нравится, Боб?

Хитроу чуть повернулся, чтобы рассмотреть женщину получше. Его наметанный глаз сразу различил и толстый слой «штукатурки» на поблекшем лице, и безнадежность в глазах танцовщицы.

— Знаешь, — вдруг всхлипнул Фрэнк. — У меня сто лет не было классной девчонки… Одни дешевые шлюхи.

Хитроу только незаметно улыбнулся.

«Вот ведь как бывает в жизни, — подумал он. — Тогда я остался на зоне и мотал срок, а Бишоп уже сидел в приличном офисе, получая хорошую зарплату. Я жрал тюремную пайку и вкалывал на правительство, а Фрэнк пил кофе, откладывая деньги себе в карман. Но прошло полтора десятка лет, и как все поменялось! Фрэнк мечтает о дешевой шлюхе из грязного кабака, а я…»

Боб самодовольно ухмыльнулся. У любого известного политика был целый штат помощников и помощниц, ассистентов и секретарш. Не говоря уж о журналистках, которые домогались у Боба эксклюзивного интервью, или посетительницах, осаждавших его приемную, готовых на все, лишь бы он согласился уладить их проблемы.

Недостатка в красивых женщинах у Боба не было. Послушных красивых женщинах, готовых удовлетворить любое желание политика. Хитроу всегда мог выбирать, в любой день. Блондинку или брюнетку, худенькую и узкобедрую или, наоборот, с полными сочными грудями и такой же задницей, за которую приятно подержаться. Боб мог предпочесть опытную женщину, для которой в сексе не было никаких тайн, или, если захочется, молодую и наивную, которой еще предстояло узнать тысячи секретов…

Но он не сказал всего этого Фрэнку. Хитроу лишь потребовал еще одну бутылку пойла и, как только Бишоп расправился с едой, вытащил того из-за стола. Старый приятель едва держался на ногах.

— Они увольняли меня снова и снова… — пробормотал небритый худой неудачник в мятом костюме. — Гады…

— Так ты сейчас работаешь или нет? — осведомился Боб, озираясь по сторонам. Они брели по темной улице, фонари здесь стояли редко, а свет в окнах невысоких домов вычерчивал причудливые тени вокруг.

— Нет, — всхлипнул Фрэнк, — Два месяца назад уволили… Больше не смог найти работу…

— Это плохо, — совсем без сожаления вымолвил Хитроу. Он уводил собутыльника подальше от трактира, в котором бывшие приятели провели время. Боб уже все обдумал и решил, что осторожность не помешает.

— Да, — пожаловался Фрэнк, который уже едва волочил ноги и не падал только потому, что его крепко обнимала рука Хитроу. — А вчера кончились деньги. Меня выселили из дома, Джулиус…

— Боб! — на миг теряя выдержку, рыкнул Хитроу. Впрочем, вокруг никого не было. Они отдалились от убогого бедняцкого квартала и теперь двигались параллельно трассе скоростных поездов.

— Помоги мне, Джулиус, — заныл Бишоп, вдруг оживившись. — Дай какую-нибудь работу, а? Я видел, у тебя много людей — ассистенты, помощники… Старина Фрэнк тоже может быть полезен. Он еще не разучился «ломать» системы…

— Это хорошо! — задумчиво протянул Хитроу. Навыки Бишопа, конечно, могли пригодиться. Но он знал слишком много о прошлом Боба-Джулиуса, и эта мысль перевешивала все остальное.

— Я отведу тебя на квартиру, — сказал политик. — У меня тут есть небольшая комнатка, ну, для всяких амурных дел…

— Ой, Джулиус! — Фрэнк остановился, на его помятом лице нарисовалась глупая улыбка. Он поднял палец и, раскачиваясь из стороны в сторону, погрозил собутыльнику. — Тайком молоденьких девочек трахаешь, да?

— Идем. — Боб нетерпеливо подхватил пьяного Фрэнка под руку. Они приблизились к трассе поездов почти вплотную, и теперь Хитроу лишь выбирал нужное место.

«Пожалуй, здесь!» — решил он, оценивая обстановку. Магнитные подушки плавно изгибались, уходя за поворот. Неподалеку от трассы располагалось старое полуразрушенное здание.

— Странное место для квартиры, — пробормотал Фрэнк, мутным взглядом обводя темные окрестности.

— Потерпи, — успокоил Хитроу, рукой, обернутой в платок, засовывая полупустую бутылку в карман Бишопа. «Не оставить отпечатков…» — Скоро придем. А вот тебе и выпить на ночь.

— Спасибо, Джулиус… — расчувствовался Фрэнк. Он попытался высвободиться из объятий Хитроу, чтобы встать прямо и прижать руки к сердцу. — Я так рад, что ты не забыл нашей дружбы…

Вдали послышался сильный шум ветра. Поезд отошел от станции и приближался к повороту.

— Я ничего не забыл, — холодно ответил Хитроу, разворачивая старого приятеля спиной к трассе.

— Правда? — как-то глупо спросил Фрэнк и икнул.

— Правда! — Боб резко толкнул пьяного Бишопа на магнитные подушки.

— А-ай! — вскрикнул Фрэнк, падая. Его так развезло, что он не сумел ни сгруппироваться, ни подставить руки и потому опрокинулся на спину. — Джулиус, какого…

Плотный вихрь налетел неожиданно. Хитроу, хоть и знал, что произойдет, все же был захвачен врасплох. Он едва успел отступить в тень полуразрушенного строения, чтобы яркий свет прожекторов не выхватил из ночи его фигуру.

Поезд на магнитной подушке стремительно надвигался. Он плавно и быстро скользил над землей, мощное поле удерживало его в полуметре от трассы.

— Джулиус! Джулиус! — закричал Бишоп, пытаясь перевернуться на бок, чтобы подняться. Но было поздно.

Яркие столбы света пробежали по земле, чиркнули по ржавой трубе котельной, выхватили небольшое строение с разбитыми стеклами. Затем локомотив повернул, и в лучах возникла фигура человека, барахтавшегося на путях. Даже если бы у машиниста была феноменальная реакция, он не успел бы остановить состав, набравший полный ход. Взревел гудок, предупреждая несчастного, что надо убираться с дороги как можно скорее.

Однако это был лишь жест отчаяния. Просто машинист больше ничего не успел сделать. Слишком близко от поворота лежал человек. Вопль Бишопа слился с ревом поезда. Турбулентные потоки воздуха подхватили Фрэнка, завертели на магнитных подушках, как соломинку. В следующую секунду тело исчезло под локомотивом и вагонами. Зазор был велик, и ни один из них не зацепил несчастного, но плотные потоки воздуха тащили жертву по трассе, перекатывая, подбрасывая, ломая кости.

Фрэнк перестал кричать почти сразу. Хитроу, стоявший в глубокой тени, не скрылся с места убийства сразу. Он с интересом смотрел, как машинист остановившегося поезда вытаскивал из-под вагонов окровавленное тело. Лишь когда завыли сирены патрульных машин, где-то неподалеку застрекотал санитарный вертолет, освещавший лучами место происшествия и искавший площадку для посадки, Боб аккуратно исчез в черной ночи.

Он не улетел с Геллы сразу, придумав срочные дела и задержавшись на планете еще на сутки. Боб хотел удостовериться, что все прошло чисто, именно так, как он и задумывал. На следующее утро Хитроу купил одноразовый коммуникатор и, сделав несколько звонков, узнал, в какой госпиталь отвезли Фрэнка Бишопа.

Последний, самый важный номер пришлось набирать на улице. Решившись на этот звонок, Боб предусмотрительно удалился чуть в сторону от оживленных магистралей, он двигался мимо парка, где, как надеялся политик, никто не мог стать свидетелем разговора.

— Добрый день, — мягко сказал Хитроу, как только больница ответила на вызов. К аппарату был прикручен скремблер, менявший тембр голоса. — Подскажите, пожалуйста, вчера к вам доставили Фрэнка Бишопа, как его состояние?

— Вы родственник? — уточнили с той стороны.

— Нет-нет, — торопливо ответил Боб. — Я старый приятель. Из института. Узнал от коллег, что произошла страшная трагедия. Хотел бы навестить Фрэнка, если…

— Пока визиты к мистеру Бишопу запрещены, — строго оборвала его служащая госпиталя.

— Что-то серьезное?! — встревожился Хитроу, вкладывая в голос максимум беспокойства.

— Да, — вздохнула женщина. — Перелом позвоночника. Большая потеря крови. Пациент в коме.

— Есть шансы? — взволнованно спросил политик.

— Всегда надо надеяться на лучшее, — печально и торжественно отозвалась женщина. — Но… — Она замялась. — Кроме всего прочего, он оказался между полюсов магнита, когда проходил поезд. Боюсь, даже если мистер Бишоп выйдет из комы, он не сможет вспомнить, кто он и где он. Его мозг подвергся сильнейшему воздействию переменного электромагнитного поля.

— Какая трагедия! — прошептал Хитроу.