Патрульные Апокалипсиса Ладлэм Роберт

— Карин? — прошептал он, нажав на передачу.

— Гдевы? — ответила де Фрис.

— Внутри.

— Знаем, -вмешался лейтенант, — мы наблюдали за небольшими учениями, которые устроили наши новобранцы. Вы еще у бассейна?

— Да.

— Что вам нужно? — спросила Карин.

— Хотим взять пленного и допросить его. Не видно каких-нибудь теплых тел?

— Снаружи нет, — ответил Энтони, — на кухне двое или трое; все время маячат мимо окна. — Что-то многовато суеты в такой час.

— Berchtesgaden[149], — низким и глухим голосом произнес Витковски.

— Что? — спросил Диец, и все посмотрели на полковника.

— Повторение гитлеровского Berchtesgaden, где жеребцы оберфюрера возились день и ночь со своими многочисленными любовницами, не зная, что Гитлер их прослушивает, выискивая изменников.

— Откуда ты знаешь? — спросил Дру.

— Из показаний на нюрнбергском процессе. Эта кухня не закроется; парням иногда нужна передышка, и они всегда голодные.

— Конец связи, — сказал Лэтем по радио и убрал его под рубашку. — О'кей, ребята, как нам вытащить кого-нибудь оттуда?

— Придется мне, — ответил Диец, включая фонарик и рассматривая план замка. — Кто бы там внутри ни был, они или немцы, или французы. Вы не говорите по-немецки, по-французски вас трудно понять, а другие одеты не так, как надо... Здесь, сбоку, дверь. Я просуну голову и попрошу чашку кофе, пусть мне кто-нибудь вынесет. По-немецки — оба часовых были немцы.

— А что, если они увидят, что вы не тот самый часовой?

— Скажу, он заболел, и я его заменяю. Поэтому-то мне и нужен кофе, я еще полусонный.

Диец покинул кабинку и быстро пошел по южной стороне к кухонной двери, Лэтем и Витковски залегли у брезентового полога, наблюдая. Спецназовец вдруг резко остановился, замер — на замке неожиданно зажглись два ярких прожектора. Диец был полностью освещен, наглядно демонстрируя черную рубашку и брюки с чужого плеча. Из полумрака на яркую дорожку света вышла пара — молодая женщина в мини-юбке и средних лет мужчина. Мужчина сперва среагировал на внешний вид капитана с тревогой, потом с яростью. Он полез в карман пиджака, и у спецназовца не оставалось выбора. Пуля из пистолета с глушителем попала мужчине в голову, Диец бросился к женщине и молниеносно схватил ее за горло, оборвав вопль. Она свалилась, спецназовец поднял оружие и двумя щелчками разбил прожекторы. Потом поднял женщину, перебросил ее через плечо и направился обратно к кабинке.

— Уберите убитого! -резко прошептал полковник, отбрасывая брезент и обращаясь к французу.

— Я пойду, — сказал Дру, бросаясь вперед.

Держась в тени, он разглядел тело убитого, смутно вырисовывающееся в лунном свете, почти не попадавшем за стены замка. Затем подбежал к трупу — и тут резко распахнулась дверь в кухню. Лэтем отпрянул, чтобы его не было видно, и, сжимая оружие, прижался спиной к стене. Выглянула голова в поварском колпаке, человек вглядывался мгновение в темноту, пожал плечами и скрылся на кухне. Обливаясь потом, Дру повесил оружие на плечо и подбежал к мертвецу, наклонился, схватил его за ноги и потащил тело назад к кабинке.

— Que faitez-vous?[150]— раздался в темноте женский голос.

— Халзвэй, — тяжело дыша, прохрипел в ответ Лэтем и добавил сдавленным голосом: — Trop de whisky[151].

— Ah, un allemand! Votre francais est mediocre[152].

В тусклом лунном свете появилась женщина в длинном белом прозрачном платье. Она засмеялась, слегка покачиваясь, и продолжила по-французски:

— Слишком много виски, говорите? Все так. Я думаю, не броситься ли мне в бассейн?

— Gut? — сказал Дру, разобрав лишь половину сказанного.

— Вам помочь?

— Nein, danke[153].

— А, у вас тут Хайнеман. Боров немецкий, настоящий грубиян.

Вдруг женщина ахнула, когда Лэтем вытащил мужчину по имени Хайнеман на открытое место, где лунный свет был ярче, — она увидела окровавленную голову. Дру выпустил ноги мужчины и вытащил из кармана «беретту».

— Повысите голос — придется убить вас, — сказал он по-английски. — Понимаете меня?

— Прекрасно понимаю, — ответила женщина на отличном английском, протрезвев от испуга и перестав покачиваться.

К ним подбежали два агента Сервис этранже. Не говоря ни слова, Второй оттащил тело к стене, опорожнил его карманы, а Первый шел за женщиной, подталкивая ее к кабинке и одновременно сжимая ей горло рукой. Лэтем вошел за ними и поразился, заметив, что тела двух часовых исчезли.

— Что случилось?..

— У наших предыдущих визитеров срочная встреча, — ответил Вит-ковски. — Они улетели.

— Отлично сработали, К.О., — сказал капитан Диец, сидевший рядом с первой пленницей на полосатом пляжном стуле. Пространство освещали устремленные вверх голубые фонарики. — А здесь весьма уютно, правда? — добавил он, когда вернулся Второй.

Две женщины уставились друг на друга.

— Адриен? — удивилась пленница Лэтема.

— Allo, Elyse, — уныло ответила пленница Диеца. — Мы finis, n'est-се pas?[154]

— Нацистские шлюхи! — оборвал их Первый.

— Глупости! — возразила Элиз. — Мы работаем там, где больше платят, политика к нам не имеет никакого отношения.

— Вы знаете, ктоэти люди? — спросил Второй. — Это звери! Мой дед погиб, сражаясь с ними!

— Все это история! — возразила хладнокровная разодетая Элиз. — Это случилось много десятилетий назад, когда нас еще на свете не было.

— А вы не слышали рассказов? -бросил им в лицо Первый. — Это тоже история. Фашисты истребляли целые расы людей. Они б убили меня и всю мою семью, если б могли, лишь потому, что мы евреи!

— А мы всего лишь временные подруги примерно на неделю каждые несколько месяцев и эти вопросы никогда не обсуждаем. К тому же я часто бываю в разных городах Европы, и большинство немцев, которых я встречала, — очаровательные, обходительные джентльмены.

— Разумеется, — прервал ее Витковски, — но не эти... Мы теряем время. Искали того, кто здесь работает, а вместо этого получили двух дам, прибывших с визитом. Это не вдохновляет.

— Я так не думаю, полковник. — Дру схватил за руку свою пленницу. — Элиз тут говорила, что она и, надо полагать, ее подруга приезжают сюда на неделю каждые несколько месяцев, правильно?

— Такова договоренность, да, мсье, — согласилась женщина, стряхивая руку Лэтема.

— А потом что? — не унимался Дру.

— После надлежащего медицинского осмотра едем в другие места. Я ничего не знаю — мыничего на знаем. Наша работа, о которой, я надеюсь, вам достанет такта нас не расспрашивать, состоит в том, чтобы составить компанию.

— Ни на что не надейтесь, леди. Они убили моего брата, так что надежны у меня мало осталось.

Лэтем снова схватил женщину за руку, на сей раз крепче сжал, будто тисками. План замка был разложен на спешно взятом около бассейна столике для напитков. Дру подтащил ее к нему, схватил фонарик и указал им на схему.

— Вы с подругой расскажете нам в точности, кто и что находится в каждой комнате, и я объясню, почему вам лучше не врать и не уклоняться от ответов... В минуте ходьбы, на дороге, находится штурмовой отряд французской разведки, готовый взорвать ворота, вбежать сюда и посадить в тюрьму каждого из обитателей этого дома. И я бы посоветовал помочь нам, тогда вы, возможно, доживете до того момента, когда сможете попытаться договориться с нами, потому что пошли обходным путем. Entendu?

— Ваш французский стал лучше, мсье, — сказал облаченная в белое платье куртизанка, не отрывая холодных испуганных глаз от Лэтема. — Это вопрос выживания, правильно?.. Давай, Адриен, посмотри на план.

Невинного вида девушка в мини-юбке, сидевшая рядом с Диецом, встала со стула и присоединилась к подруге.

— Кстати, мсье, — сказала Элиз, — я легко прочитаю эти чертежи. Mes etudes в Сорбонне была архитектура.

— Черт побери! — тихо воскликнул капитан Диец. Потекли минуты, пока бывшая студентка Сорбонны изучала диаграммы. Наконец она сказала:

— Как видите, первый этаж понятен — северная веранда, большой общий зал в центре, который служит еще и гостиной, кухня — достаточно большая для популярного ресторана на Правом берегу. Второй и третий этажи — номера для заезжих сановников, тут мы с Адриен можем все описать вплоть до матрацев.

— Кто в них сейчас? — спросил Витковски.

— Герр Хайнеман был с тобой, Адриен, правильно?

— Oui, — сказала девушка. — Дрянной человек.

— Две другие команды на этом этаже занимают Колетт и Жанна, их кавалеры — бизнесмены из Мюнхена и Баден-Бадена; а на третьем этаже я и ужасно нервный мужчина — он так расстроен, что напился до остолбенения и ни на что не был способен. Я, естественно, обрадовалась и решила прогуляться, где и встретила вас, мсье. Другие комнаты не заняты.

— Тот мужчина с вами, как он выглядит? — спросил Лэтем.

Элиз его описала, и Дру тихо сказал:

— Это он. Это Бержерон.

— Он сильно напуган.

— Еще бы. Он помеха и знает это... Вы описали три этажа, есть еще четвертый. Что там?

— Туда всем вход воспрещен, кроме нескольких избранных в черных костюмах с красными повязками со свастикой. Они все высокие, как вы, и с военной выправкой. Обслуга, даже охранники, боятся их до ужаса.

— Так что же на четвертом этаже?

— Гробница, мсье, жилая могила великого фараона, которая вместо того, чтоб быть спрятанной в недрах пирамиды, находится на самом верху, ближе к солнцу и небесам.

— Поясните, пожалуйста.

— Я же сказала, вход туда воспрещен, verboten, но я должна добавить — доступ туда закрыт. Эта весьма населенная гробница занимает целиком верхний этаж, там все двери из стали. Туда никто не входит, кроме людей в темных костюмах. Они просовывают руки в панели на стенах и прижимают ладони, чтоб открылась дверь.

— Электронные пропускные устройства, — сказал Витковски. — Эти фотоэлектрические штуки не обманешь.

— Вы там никогда не были, так откуда все знаете? — поинтересовался Дру.

— Потому что две лестницы наверх и коридоры постоянно охраняются. Но даже часовым нужен отдых, мсье, а некоторые из них очень привлекательные.

— Ax, oui, — сообразила молодая мини-юбка. — Белокурый Эрих просит меня его развлечь всегда, когда я свободна, я так и делаю.

— Какая несправедливость, — пробормотал Диец.

— Кто этот фараон на верхнем этаже? — расспрашивал Лэтем.

— Это не секрет, — ответила Элиз. — Какой-то старик, очень дряхлый, которого все боготворят. С ним никому нельзя разговаривать, кроме его помощников в темных костюмах, но каждое утро его спускают на лифте, на лице у него, кстати, плотная вуаль, и везут на «тропу медитации», как они выражаются, за бассейном. Открывают ворота, и он всех отпускает, приказывает уйти. Потом встает с кресла, держится прямо, несмотря на возраст, и буквально марширует к месту, которое никто из нас не видел. Говорят, он называет его своим «орлиным гнездом», где он может размышлять и принимать мудрые решения за утренним кофе с бренди.

— Монлюк, — сказал Дру. — Боже, он еще жив!

— Кто б он ни был, это сокровище, которому они продлевают жизнь.

— Сокровище ли? — спросил Витковски. — Или на самом деле подставное лицо, которым можно манипулировать в своих целях?

— Я не могу делать предположения, чтоб ответить вам, — заявила образованная дорогая девушка по вызову, — но сомневаюсь, чтоб им кто-то манипулировал. Точно так же, как прислуга боится его помощников, они сами, похоже, в ужасе от его гнева. Он постоянно их ругает, а когда грозится уволить, они буквально ежатся от страха.

— А не могут они просто играть роль? — Лэтем внимательно вгляделся в лицо проститутки в тусклом голубом свете.

— Игру мы бы почувствовали, ведь нам постоянно самим приходится играть. Обманщикам редко удается обмануть других обманщиков.

— А вы обманщицы?

— Гораздо более искусные, чем вы думаете, мсье.

— И все равно, должны быть разговоры. Такое поведение не проходит незамеченным.

— Слухи есть. Самый упорный — что старик управляет огромными средствами, неисчислимыми средствами, которые только он может распределять. Еще говорят, что под одеждой у него электронные устройства, постоянно обследующий его, а сигналы от них поступают на медицинское оборудование на четвертом этаже и оттуда в неизвестные места в Европе.

— В его возрасте это понятно. Ему, наверно, за девяносто.

— Говорят, больше ста.

— И все еще сохранил силы?

— Если он играет в шахматы, мсье, я против него много бы не поставил.

— Реле, хлопчик, — вмешался полковник. — Если они запрограммированы на ретрансляцию, их не уничтожишь и не узнаешь, где эти неизвестные места.

— Они хотя бы приведут нас к денежным источникам, пунктам перевода. Поэтому его и обследуют, куда б он ни пошел. Упадет замертво, и сейфы захлопнутся, пока не поступят новые распоряжения.

— И если мы выясним эти пункты, тогда узнаем, откуда идут эти распоряжения, — добавил Витковски. — Нам обязательно надо добраться до верха!

Дру повернулся к уравновешенной, но все еще перепуганной Элиз:

— Если соврали, то проведете остаток жизни в камере.

— Зачем мне врать в такую минуту, мсье? Вы ясно дали понять что я все равно буду просить о свободе.

— Не знаю. Вы умны и, может быть, рассчитали, что мы погибнем, пытаясь добраться дотуда, а вы вернетесь к положению хорошо оплачиваемых шлюх, которым ни черта неизвестно. Это могло бы сработать.

— Тогда она умрет, mon superieur, — сказал Второй. — Я привяжу ее к воротам в стене с plastique между ногами, который взорвется от моего электронного controle[155].

— Господи, я и не знал, что у вас такое есть!

— Я кое-что добавил, хлопчик.

— Предлагаю вам лучшее решение, — сказала проститутка, протянув руку и взяв за плечо свою юную подругу. — Предлагаю вам нас обеих.

— Et moi? — запищала мини-юбка. — Что ты говоришь, Элиз?

— Успокойся, ma petite[156]. Вы хотите попасть в «Орлиное гнездо», n'est-ce pas? Я полагаю, с нами вам будет легче, чем без нас.

— Как это? — спросил Лэтем.

— Мы знакомы — понимайте как хотите — со многими из обслуги и большинством охранников. Мы можем провести вас через кухню и в le grand foyer[157], где основная лестница. А на черную лестницу, как видно на плане, попасть можно через меньшие залы справа. Мы можем сделать и нечто еще более важное. Вам понадобится один из помощников старика, чтоб попасть на верхний этаж, — если, конечно, вы доберетесь до него. Их пятеро, все вооружены, и их комнаты тоже на четвертом этаже, но один из них всегда дежурит. Он сидит в библиотеке, в передней части замка, где с ним может связаться patron или кто-то из персонала. Я покажу вам дверь.

— А мы как? — спросил Первый. — Как вы объясните нашепоявление?

Я это продумала. Охранных мер здесь много, они самые разные. Постоянно приезжают всякие инженеры, чтоб проверить оборудование. Я скажу, что вы часовые снаружи, которых послали проверить местность за стеной. Ваша одежда поможет обмануть.

— Sehr gut, — сказал Диец.

— Вы говорите по-немецки?

— Einigermassen[158].

— Тогда сами скажете тому, кто спросит, это будет авторитетней.

— Я одет не так, как они.

— Как раз так — в той одежде, что вы сняли с часовых.

— Жан-Пьер Вилльё!.. — воскликнул Дру, как будто его вдруг осенило. — «Одежда — это хамелеон» или что-то в этом роде.

— О чем ты, хлопчик?

— Мы неправильно действуем... Раздевайтесь, капитан, до трусов. Через четыре минуты Лэтем и Диец, уже без камуфляжной формы, надели на себя теперь гораздо лучше сидевшую на них военную форму неонацистских охранников. Черная материя скрадывала пятна крови и единственный разрез на спине спецназовца, а в плетеных ремнях отлично поместились и ножи, и гарроты, и небольшие «беретты».

— Заправьте рубашки, и особенно тщательно сзади, — приказал полковник, — так вид построже.

— Heil Hitler, — сказал Диец, с одобрением оглядывая себя в тусклом свете кабинки.

— Вы хотите сказать Heil Jager, — поправил его Дру, тоже довольный своим внешним видом.

— Все, что вы говорите, это «Halsweh», K.O.

— Помните, французы, я — ваш командир, — сказал Витковски. — Будут задавать вопросы — отвечаю я.

— Tres bien, mon colonel[159], — согласился Второй.

— Готовы, ребята? — спросил Диец, беря два полуавтомата и протягивая один Лэтему.

— Куда уж больше.

Дру повернулся к женщинам, которые поднялись с матерчатых стульев. Юная Адриен дрожала от страха, а старшая, Элиз, была бледна и выглядела безропотной.

— Я не выношу суждений, лишь делаю практические наблюдения, — продолжил Лэтем. — Вы боитесь, и я тоже, ведь то, что делают эти двое молодых ребят, я обычно не делаю — меня вынудили. Поверьте, кому-то надо этим заниматься, вот и все, что я могу вам сказать. Запомните, если мы уцелеем, то выступим на вашей стороне перед властями... Пошли.