Дом Люцифера Ладлэм Роберт

Глава 1

2.55 ночи, воскресенье, 12 октября

Лондон, Англия

Холодный октябрьский дождь хлестал по Найтсбридж, там, где Бромптон-роуд пересекалась со Слоан-стрит. Непрерывный поток гудящих машин, такси и красных двухэтажных автобусов сворачивал к югу, с трудом пробираясь к Слоан-сквер и Челси. Тот факт, что все деловые и правительственные офисы были уже давно закрыты на уикэнд, ничуть не влиял на интенсивность движения. Перспективы мировой экономики вселяли оптимизм, магазины ломились от товаров, и новые лейбористы были далеки от того, чтобы раскачивать чью-либо лодку. Теперь туристы приезжали в Лондон в любое время года, а потому машины в столь ранний час продолжали двигаться с черепашьей скоростью.

Сгорая от нетерпения, лейтенант-полковник армии США, он же доктор медицины Джонатан (Джон) Смит, соскочил со ступеньки медленно ползущего автобуса под номером 19, не доехав двух кварталов до нужного ему места. Дождь наконец-то немного утих. Полковник пробежал по мокрому тротуару, оставив автобус позади.

Это был высокий и стройный, атлетического сложения мужчина лет сорока с хвостиком. Темные волосы гладко зачесаны назад и открывают высокий крутой лоб. Темно-синие глаза привычно и внимательно оглядывают автомобили и прохожих. Внешне он почти ничем не выделялся в толпе, вышагивал себе в своем твидовом пиджаке, хлопчатобумажных брюках и макинтоше. И все же женщины оборачивались и смотрели ему вслед, а он, заметив это, лишь улыбался краешками губ и продолжал шагать дальше.

Вот он свернул на Уилбрахам-плейс и вошел в вестибюль уютной гостиницы под названием «Уилбрахам отель», где снимал номер всякий раз, когда начальство из ВМИИЗа посылало его на конференцию врачей в Лондон. Перепрыгивая через две ступеньки, он взлетел на второй этаж, где и находился его номер. И тут же начал шарить в чемоданах в поисках отчетов о случаях заболевания лихорадкой в американских войсках, базирующихся в Маниле. Он обещал показать их доктору Чандре Аттем, специалисту по вирусным инфекциям из Всемирной организации здравоохранения.

И вот, наконец, под кипой грязной одежды в самом большом из чемоданов он обнаружил эти доклады. Вздохнул и усмехнулся себе под нос — он так и не удосужился избавиться от неряшливых привычек, сложившихся за долгие годы жизни в полевых условиях, в палатках, куда он мчался с целью помочь в той или иной кризисной ситуации.

Он бросился вниз по лестнице, спеша вернуться на конференцию по эпидемиологии, организованную ВОЗ, но тут его окликнул гостиничный клерк.

— Подполковник? Вам тут письмо. С пометкой «срочно».

— Письмо? Но кто это вздумал посылать его сюда? — Он взглянул на наручные часы. — Тем более в воскресенье?

— Его доставил посыльный.

Охваченный тревожным чувством, Смит взял конверт и вскрыл его. Внутри находился один-единственный листок бумаги из принтера, без указания адресата или обратного адреса. И прочитал следующее:

«Смити! Встретимся в парке Рок Крик, что в Пирс Милл. В понедельник, ровно в полночь. Срочно и важно. Никому ни слова. Б.»

У Смита екнуло сердце. На свете был единственный человек, называвший его Смити, — Билл Гриффин. Познакомились они в третьем классе начальной школы Гувера, что в Каунсил Блафф, штат Айова. И сразу же подружились и продолжали дружить и в средней школе, и в колледже при университете Айовы, а потом уже — в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Затем Смит получил звание доктора медицины, а Билл стал дипломированным психологом, после чего пути их разошлись. Оба осуществили юношескую мечту и поступили на армейскую службу, причем Билл пошел в военную разведку. Виделись друзья не чаще чем раз в десять лет, хотя и поддерживали постоянную связь, звонили друг другу и переписывались.

Смит стоял у стойки дежурного в гостинице и, хмурясь, вглядывался в загадочные слова послания.

— Что-то не так, сэр? — вежливо осведомился клерк.

Смит огляделся по сторонам.

— Нет, ничего. Все нормально. Ладно, надо бежать, иначе опоздаю на следующий семинар.

Он сунул послание в карман макинтоша и вышел на улицу, вдыхая пропитанный влагой воздух. Как это Билл узнал, что он находится в Лондоне? В этом неприметном и тихом отеле? И к чему понадобилась вся эта таинственность, и отчего Биллу вдруг пришло в голову называть его Смити, как в детстве?

И ни обратного адреса, ни телефона.

Только инициалы, чтобы было ясно, кто отправитель.

И почему именно в полночь?

Смиту нравилось думать о себе как о человеке простом, но он знал, что на деле это далеко от истины. Достаточно было проследить за его карьерой. Он служил в военно-медицинских частях, а затем занялся научно-исследовательской работой. Какое-то время работал и на военную разведку. И его постоянно преследовала тревога, но он уже успел настолько свыкнуться с ней, что она стала как бы частью его самого.

Правда, за последний год в жизни его произошли приятные перемены, и он вдруг открыл для себя счастье. И дело тут было не только в работе на ВМИИЗ, которую он находил страшно важной и интересной. Убежденный холостяк вдруг влюбился. Причем это была настоящая Любовь, с большой буквы. Совсем не то, что мимолетные романы с женщинами, которые входили в его жизнь и выходили из нее, не оставляя в душе следа. Нет, Софи Рассел стала для него всем — и товарищем по работе, и другом, и просто красивой белокурой любовницей, жизни без которой он отныне просто не представлял.

Бывали моменты, когда он отрывался от электронного микроскопа с одной лишь целью — лишний раз полюбоваться своей возлюбленной. Как это возможно, чтобы в такой хрупкой и прелестной женщине сочетались столь блестящий ум и стальная воля? Этот вопрос постоянно занимал его. Стоило только вспомнить о Софи, и он тут же почувствовал, как страшно по ней скучает. Он должен был вылететь из Хитроу завтра утром. Так что вполне успел бы добраться на машине до дома в Мэриленде как раз к завтраку, после чего они с Софи вместе отправились бы на работу.

И вот на тебе — эта тревожная записка от Билла Гриффина. Едва пробежав ее глазами, он тут же насторожился. И в то же время это прекрасная возможность повидать старого друга. Он улыбнулся. Нет, видно, даже Софи не удалось укротить его. Ловя такси, он уже строил планы.

Он поменяет авиабилет на понедельник, полетит вечером. А в полночь встретится с Биллом Гриффином. Это, в свою очередь, означает, что на работе он появится не раньше вторника, то есть на сутки позже. От чего генерал Кильбургер, возглавляющий ВМИИЗ, просто позеленеет от злости. Если не прибегать к слишком уж сильным выражениям, генерал сочтет такую вольность со стороны Смита выходкой вредной и неуместной.

Ничего страшного. Не проблема. Цель оправдывает средства.

Вчера рано утром он позвонил Софи — просто для того, чтобы услышать ее голос. Но их разговор оборвали на середине. Софи получила приказ срочно явиться в лабораторию, идентифицировать некий вирус из Калифорнии. Софи может проработать без остановки и шестнадцать, и все двадцать четыре часа. Наверняка засидится в лаборатории далеко за полночь, может даже и не оказаться дома в понедельник утром. Смит разочарованно вздохнул. Он так мечтал разделить с ней этот завтрак. Тут только одно преимущество — она будет так занята, что беспокоиться о нем ей просто некогда.

Нет, можно, конечно, позвонить и оставить послание на автоответчике, предупредить, что он появится днем позже, чтобы она не волновалась. Заодно и генералу Кильбургеру передаст, что он задерживается.

Нет, он поступит иначе. Может вылететь из Лондона не завтра утром, а сегодня, ночным рейсом. Всего-то несколько часов разницы, но они так много значат для него. Том Шерингем возглавляет британскую научно-исследовательскую группу микробиологов, разрабатывающую вакцину против всех типов гантавирусов. И сегодня он не только сможет посетить презентацию Тома, он будет умолять его отобедать с ним поздно вечером. Именно там, за обедом и выпивкой, он постарается выжать из Тома все возможное, заставить поведать обо всех тонкостях и деталях, которые тот еще не готов разглашать публично. А он, Смит, клятвенно пообещает ему посетить Нортон Даун завтра, перед тем как отправиться в Хитроу.

Кивая и чуть ли не улыбаясь про себя, Смит перепрыгнул через лужу и распахнул дверцу черного такси, притормозившего у обочины. И назвал водителю адрес здания, где проводилась конференция ВОЗ.

Но едва он опустился на сиденье, как намек на улыбку исчез. Он извлек из кармана послание Билла Гриффина и перечитал, в надежде отыскать пропущенный прежде ключ к этой загадке. Самого главного тут все же не сказано. Между бровями Смита залегла морщинка озабоченности. Он начал вспоминать прошедшие годы, пытаясь понять, что заставило Билла вдруг срочно связаться с ним, причем таким необычным образом.

Если Биллу была бы нужна научная или другого рода помощь от ВМИИЗа, он без проблем смог бы получить ее другим, официальным путем. Ведь Билл являлся специальным агентом ФБР и очень гордился этим. И, как любой агент, мог бы запросить помощь Смита через директора ВМИИЗа.

С другой стороны, если дело у него чисто личное, к чему вся эта секретность? Он мог бы позвонить в гостиницу и оставить Смиту послание с просьбой перезвонить.

В машине было холодно и сыро, Смит зябко поежился. Эта встреча обещала стать не только неофициальной, но засекреченной. Весьма засекреченной. А это, в свою очередь, означало, что Билл действует за спиной ФБР. За спиной у ВМИИЗ США. Втайне от всех правительственных организаций... И, по всей видимости, надеется вовлечь и его, Смита, в эту загадочную историю.

Глава 2

9.57 утра, воскресенье, 12 октября

Форт-Детрик, Мэриленд

Расположенный во Фредерике, маленьком городке, затерявшемся среди зеленых холмов и полей Мэриленда, Форт-Детрик стал прибежищем для Военно-медицинского исследовательского института США по инфекционным заболеваниям. Известный под сокращением ВМИИЗ США, или просто Институт, он стал объектом бурных выступлений и нападок общественности в 1960-х, поскольку именно там находилась самая настоящая фабрика по производству и испытанию химического и бактериологического оружия. В 1969 году президент Никсон приказал положить конец разработке этих программ, и ВМИИЗ перестал быть объектом нападок, превратившись в научный и медицинский центр.

Затем настал 1989-й. И ученые заговорили о страшно опасном и чрезвычайно «коммуникабельном» вирусе «Эбола», вызвавшем массовую гибель подопытных животных в обезьяньем питомнике в Рестоне, штат Вирджиния. Врачи и ветеринары ВМИИЗа, как военные, так и гражданские, были брошены на изучение этого вируса, грозившего самой трагичной в истории человечества эпидемией.

Им удалось доказать, что вирус Рестона имеет незначительное генетическое отклонение от таких летальных штаммов, как «Эбола Заир» и «Эбола Судан». И, что гораздо важнее, выяснить практическую безвредность для человека. Это поразительное открытие сразу вознесло ученых из ВМИИЗа до небес, они стали знамениты на всю страну. И пресловутый Форт-Детрик вновь занимал умы людей, на сей раз с тем отличием, что выглядел теперь аванпостом американской военной медицины.

Сидя в своем кабинете во ВМИИЗе, доктор Софи Рассел как раз раздумывала об этих превратностях судьбы и притязаниях на славу. И с нетерпением ожидала звонка от человека, способного ответить на целый ряд вопросов, что помогло бы избежать кризиса, который, как она опасалась, вполне мог перерасти в опасную эпидемию.

Софи получила ученую степень, занимаясь исследованиями в области клеточной и молекулярной биологии. Она была ведущим колесом в той огромной машине, чьи шестеренки завертелись в мировом масштабе после смерти майора Кейта Андерсона. Она работала на ВМИИЗ вот уже четыре года и, подобно тем ученым в 1989-м, боролась за организацию срочной медицинской помощи людям, пострадавшим от неизвестного вируса. Ей вместе со своими коллегами удалось пойти дальше и сделать весьма неутешительный вывод: этот вирус смертелендля человека. Уже имелись три его жертвы — майор и двое гражданских. Все они умерли внезапно в результате синдрома острой респираторной недостаточности (СОРН), один за другим, на протяжении нескольких часов.

Впрочем, ученых и врачей беспокоили не столько время смерти этих несчастных и не сам факт СОРН. От этого заболевания на планете ежегодно умирали миллионы людей. Но среди них не было молодых и совершенно здоровых. Их смерти сопутствовали долгие и мучительные проблемы с легкими или же другие факторы. И сильнейшей головной боли на последнем этапе заболевания, а также грудной полости, залитой кровью, при вскрытии у них не наблюдалось.

И вот теперь — три случая за один день, и у всех троих схожие симптомы. Причем погибли несчастные в разных концах страны — майор в Калифорнии, девочка-подросток в Джорджии и бездомный бродяга в Массачусетсе.

Директор ВМИИЗа, бригадный генерал Кальвин Кильбургер, вовсе не имел желания поднимать тревогу на весь мир только на основании этих трех случаев, жертвы которых поступили к ним лишь вчера. Он терпеть не мог раскачивать лодку, опасаясь выглядеть в глазах других паникером. Более того, он вовсе не собирался делиться успехом с другими лабораториями, в особенности — с давним и главным соперником ВМИИЗа, Центром контроля над инфекционными заболеваниями в Атланте.

А между тем напряжение во ВМИИЗе все возрастало, и Софи Рассел, возглавлявшая группу ученых, продолжала работать.

Первые пробы крови она получила в субботу, в три часа ночи, и немедленно отправилась к себе в лабораторию, находившуюся на «Уровне-4», чтобы подвергнуть эти пробы анализу. Там, в небольшой раздевалке, она сняла с себя всю одежду, наручные часы и кольцо, которое подарил ей Джон Смит, когда она согласилась выйти за него замуж. Лишь на секунду остановилась, взглянула на кольцо и улыбнулась, вспомнив о Джоне. В памяти всплыло его красивое лицо — черты американского индейца, широкие скулы, черные волосы, а вот глаза такие удивительно синие! Эти глаза заинтриговали ее с первой же секунды. Увидев Джона, она тогда подумала, как, должно быть, заманчиво падать и падать в глубину этих темно-синих глаз. И еще ей нравилось, как он двигался, плавно, бесшумно и быстро, словно какой-нибудь зверь из джунглей, приручить которого удается далеко не всякому. Ей нравилось заниматься с ним любовью, нравились страсть и возбуждение, которые оба они испытывали при этом. Но все это объяснялось просто — Софи была безумно, страстно влюблена в него.

Они как раз разговаривали по телефону, когда ее вызвали сюда, в лабораторию.

«Дорогой, мне надо бежать. Звонят из лаборатории по другой линии. Срочный вызов».

«В такой-то час? Неужели дело не терпит до утра? Ведь тебе надо отдохнуть».

Она усмехнулась. «Ты позвонил, и я как раз отдыхала. Если уж быть до конца точной, крепко спала. И тут вдруг телефон».

«Но я знал, что ты захочешь поболтать со мной. Тебе передо мной не устоять, верно?»

Она расхохоталась. «Это уж точно! Хочется говорить с тобой дни и ночи напролет. Скучаю по тебе каждую секунду, с тех пор, как ты улетел в Лондон. И рада, что ты пробудил меня от крепкого и здорового сна и что я могу сказать тебе все это».

Настал его черед смеяться. «Я тоже люблю тебя, дорогая».

И вот теперь, вспоминая об этом, она глубоко вздохнула. Закрыла глаза. Сделала над собой усилие и выбросила из головы Джона Смита. Ее ждет срочная работа.

Она быстро переоделась в стерильный хирургический комбинезон зеленого цвета. Открыла тяжелую дверь и босиком прошла на «Уровень биологической безопасности-2», находившийся под отрицательным давлением, чтобы не допустить проникновения загрязняющих веществ на «Уровень-3» и «Уровень-4». Оказавшись внутри, пробежала мимо душевой кабинки в ванную, где у нее хранились чистые белые носки.

Надев носки, она поспешила на «Уровень-3». Там натянула на руки латексные хирургические перчатки, потом приклеила их раструбами к рукавам комбинезона. Повторила ту же процедуру с носками, их края приклеились к штанинам. Проделав все это, она облачилась в свой персональный ярко-голубой защитный скафандр из пластика, напоминавший наряд космонавта. Внутри слабо попахивало резиной и еще чем-то, как пахнет в пластмассовом ведре. Тщательно проверила все застежки. Затем опустила на лицо прозрачный и гибкий шлем, застегнула скафандр на длинную «молнию» и сняла со стены желтый шланг.

Подсоединила шланг к скафандру. С тихим шипением воздух начал поступать в массивный костюм космонавта. Закончив, она отсоединила шланг и прошла через тяжелую стальную дверь в воздушный шлюз при «Уровне-4», снабженный распылителями для воды и химикатов, для последнего, обеззараживающего душа.

И вот, наконец, дверь на «Уровень-4» отворилась. Зона повышенной опасности.

Теперь ей никак нельзя было торопиться. Она осторожно продвигалась вперед шаг за шагом. Отныне ее единственным оружием были точные и неспешные движения. И чем точней они будут, тем большей скорости удастся достичь. Вот почему вместо того, чтобы натягивать руками тяжелые резиновые желтые сапоги, она привычным и ловким движением согнула в колене одну ногу и, держа ее под нужным углом, сунула ступню в сапог. Затем проделала то же со второй. И прошла, насколько это возможно, быстро, по узким коридорам к своей лаборатории. Уже там натянула третью пару перчаток из латекса. С величайшей осторожностью извлекла из холодильника-контейнера пробы крови и принялась за работу по выделению вируса.

Все последующие двадцать шесть часов она не думала ни о еде, ни о сне. Она жила в лаборатории, изучала вирус через электронный микроскоп. И, к собственному удивлению, исключила вместе со своей командой саму возможность того, что это мог оказаться «Эбола», «Марбург», любой другой филовирус. Впрочем, форму он имел характерную для большинства вирусов — выглядел под микроскопом эдаким волосатым шариком. Едва увидев его и помня, что причиной смерти стал синдром острой респираторной недостаточности, Софи подумала: «Это гантавирус, типа того, что в 1993 году убил молодых спортсменов в резервации Навахо». Во ВМИИЗе работали настоящие эксперты по гантавирусам. Легендарному Карлу Джонсону еще в 1970-м удалось выделить и идентифицировать первый такой вирус.

Учитывая это, она использовала в работе метод под названием иммуноблоттинг, позволяющий проверить патоген на хранившихся в банке крови ВМИИЗа замороженных пробах, взятых у жертв различных гантавирусов со всего мира. Он не среагировал ни на одну. Немало удивленная, она провела реакцию цепи полимеразы — с целью составить хотя бы приблизительное представление о последовательности расположения ДНК вируса. В этом отношении он не походил ни на один из известных ей гантавирусов, однако она все же составила на всякий случай предварительную генетическую карту — вдруг пригодится. Больше всего ей хотелось, чтоб Джон был сейчас здесь, с ней, а не в такой дали, в Лондоне, на конференции ВОЗ.

Озабоченная тем, что так и не получила до сих пор сколько-нибудь определенного ответа, Софи усилием воли заставила себя выйти из лаборатории. Своих помощников она уже давно отправила спать. И вот теперь занялась хлопотной процедурой — стащила с себя защитный скафандр, прошла через обеззараживающий душ и, наконец, переоделась в обычную свою одежду.

Поспав часа четыре — ей этого вполне достаточно, пыталась убедить она сама себя, — Софи поспешила в кабинет и принялась изучать результаты тестов. Вскоре проснулись и остальные члены ее команды, и она велела им разойтись по лабораториям.

Голова у Софи болела, в горле пересохло. Она достала из мини-холодильника бутылку минеральной воды и вернулась к столу. На стене в кабинете висели три снимка в рамочках. Она не спеша пила воду и не сводила с них глаз, они привлекали ее, как свет влечет ночную бабочку. На одном — они с Джоном. Оба в купальных костюмах, этот снимок был сделан прошлым летом на Барбадосе. Как весело провели они тогда свой первый и единственный отпуск! На втором был Джон в военной форме — в тот день он получил звание подполковника. А на последнем красовался молоденький капитан с буйными черными волосами, грязным лицом и пронзительно-синими глазами. Он стоял в пропыленной насквозь униформе на фоне палатки, снимок был сделан где-то в иракской пустыне.

Она страшно по нему соскучилась, он был нужен ей здесь, в лаборатории, для работы. И вот рука Софи потянулась к телефону, чтоб позвонить в Лондон. Но она тут же остановила себя. В Лондон его послал Кильбургер. По мнению генерала, каждое задание должно быть выполнено до конца и в срок. Ни днем раньше, ни днем позже. Джон прилетает только через несколько часов. И тут вдруг она подумала, что он прямо из аэропорта помчится домой. А ее там нет, и она его не ждет. Она снова сделала над собой усилие и приказала себе не думать об этом.

Софи посвятила себя науке, и ей на этом пути сопутствовала удача. О замужестве она уже давно перестала мечтать. Влюбиться — возможно, но чтоб замуж? Нет. Редко какой мужчина захочет иметь жену, целиком поглощенную любимой работой. Но Джон ее понимал. Мало того, страшно ценил тот факт, что Софи, изучая какую-либо клетку, может обсуждать с ним ее строение, цвет и функции во всех деталях. В свою очередь, ее вдохновляло постоянное любопытство Джона, его неутолимая жажда знаний. Они, как бывает с малыми ребятишками в детском саду, обрели друг в друге любимого партнера по увлекательной игре, идеально подходили друг другу не только с точки зрения профессий, но и по темпераменту. Оба были очень целеустремленными, страстными людьми, влюбленными в жизнь и друг в друга. Она никогда не была так счастлива и понимала, что за это следовало благодарить Джона.

Нетерпеливо встряхнув головой, Софи вернулась к своему компьютеру и вновь стала просматривать данные анализов, в поисках того, что, возможно, пропустила прежде. И не нашла ничего нового или важного для себя.

Поступили новые данные по ДНК, и она принялась изучать их, продолжая перебирать в уме все клинические сведения по этому вирусу. И тут вдруг у нее возникло странное ощущение.

Она уже где-то видела этот вирус — или же другой, но невероятно похожий. Но где?

Она пыталась вспомнить. Судорожно рылась в памяти. Перебирала события прошлого.

Но ничто не приходило на ум. И вот, наконец, она прочитала отчет одного из членов ее группы, где высказывалось предположение, что новый вирус сродни «Мачупо», одному из первых вирусов, вызывающих геморрагическую лихорадку. И открыт он был все тем же Карлом Джонсоном.

Африка ей ни о чем не говорила. Может, Боливия?

Перу!

Еще студенткой она проводила там антропологические исследования, и...

Виктор Тремонт.

Да, именно так его звали. Биолог по образованию, он тоже работал тогда в Перу. Собирал растения и образцы минералов, исследовал возможность их применения в медицине и делал это по заказу... какой же компании? Какой-то фармацевтической фирмы... Есть, вспомнила, «Блэнчард Фармасьютикалз».

Она вернулась к компьютеру, быстро вошла в Интернет и нажала клавишу поиска. И нашла «Блэнчард» почти тотчас же в Лонг Лейк, штат Нью-Йорк. А Виктор Тремонт являлся президентом и главным менеджером этой компании. Она взялась за телефон и набрала номер.

Было воскресенье, но в таких гигантских корпорациях принимают важные звонки круглосуточно, без выходных. И в «Блэнчард» ей ответили. Ответил мужской голос, и когда Софи спросила, нельзя ли связаться с Тремонтом, голос вежливо попросил ее подождать. Пытаясь сдержать нетерпение, она нервно барабанила пальцами по столу.

И вот, наконец, после целой серии щелчков и томительного молчания на линии в трубке прорезался другой мужской голос. На сей раз нейтральный и даже какой-то безжизненный:

— Позвольте узнать ваше имя и дело, по которому вы звоните доктору Тремонту?

— Софи Рассел. Скажите, что мы познакомились в Перу.

— Подождите, пожалуйста. — Снова молчание, а затем: — Говорите, мистер Тремонт у аппарата.

— Мисс... Рассел? — По всей видимости, он уточнял имя, записанное помощником в блокноте. — Чем могу помочь? — Голос приятный, низкий, но в нем отчетливо улавливаются начальственные нотки. Сразу чувствуется, что этот человек привык командовать людьми.

И она ответила скромно, но с достоинством:

— Вообще-то теперь уже доктор Рассел. Мое имя вам ничего не говорит?

— Боюсь, что нет. Но вы упомянули Перу, и я прекрасно помню то время. Было это лет двенадцать-тринадцать назад, если не ошибаюсь? — Видимо, он специально выбрал такой нейтральный тон и притворяется, что не помнит, — на тот случай, если она вдруг начнет просить у него работу.

— Тринадцать, и вас я очень хорошо помню, — нарочито небрежным тоном заметила она. — Помните реку Караибо, летний лагерь? Я работала там с группой антропологов, выпускников Сиракузского университета, а вы собирали биологические материалы, могущие представлять интерес для медицины. Я звоню, чтобы спросить вас о вирусе, который вы обнаружили в одном из местных племен. Туземцы называли их «людьми с обезьяньей кровью».

Сидевший в своем огромном кабинете Виктор Тремонт вдруг испытал прилив страха. И тут же подавил его. Развернулся в кресле и посмотрел в окно на озеро, поверхность которого блестела, как ртуть, в лучах утреннего солнца. На другой его стороне простирался густой сосновый лес, соснами поросли и склоны высоких гор, тающие в туманной дымке.

Несколько раздосадованный тем, что его упрекнули в плохой памяти, Виктор Тремонт снова развернулся в кресле. В голосе его зазвучали дружеские нотки:

— Вот теперь вспомнил. Такая симпатичная белокурая леди, целиком поглощенная наукой. Я еще тогда понял, что вы добьетесь успехов в антропологии. Я не ошибся?

— Ошиблись. Я защитила докторскую по клеточной и молекулярной биологии. Именно поэтому мне и нужна ваша помощь. Я работаю в Форт-Детрике, в Военно-медицинском научно-исследовательском центре по изучению инфекционных заболеваний. И мы тут столкнулись с вирусом, который страшно похож на тот, что обнаружили в Перу. Некий неизвестный ранее вид вируса, вызывающий головную боль, сильный жар и острую форму синдрома респираторной недостаточности. Он способен убить совершенно здорового человека за несколько часов, причем сопровождается все это сильнейшим кровотечением из легких. Это вам о чем-нибудь говорит, доктор Тремонт?

— Можете называть меня просто Виктор. А ваше имя, если мне не изменяет память, кажется... Сьюзан... Салли... что-то в этом...

— Софи.

— Ах, ну да, конечно! Софи Рассел. Форт-Детрик, — медленно произнес он, словно записывая эти слова. — Рад слышать, что вы не ушли из науки. Мне и самому иногда до смерти хочется посидеть в лаборатории, а не заниматься всей этой сумасшедшей организационной деятельностью. Но реку не повернуть вспять, верно? — И он засмеялся.

— Так вы помните этот вирус? — спросила она.

— Нет. Не припоминаю. Вскоре после Перу занялся коммерцией и управлением, возможно, поэтому и вылетело из памяти. Как я уже говорил, это было так давно. Но, исходя из того, что я помню из молекулярной биологии, ваш сценарий маловероятен. Должно быть, вы путаете его с целой серией вирусов, с которой нам довелось тогда столкнуться. Увы, этого добра всегда более чем достаточно. Нет, не помню.

Растерянная и разочарованная, Софи продолжала прижимать трубку к уху.

— Но я совершенно точно помню, что у «людей с обезьяньей кровью» удалось выделить именно этот вид. И время здесь совершенно ни при чем. Правда, тогда, в Перу, я не предполагала, что стану заниматься биологией, и уж тем более — на клеточном и молекулярном уровне. И еще более странно, что даже нахожу в этом удовольствие.

— "Люди с обезьяньей кровью"? Необычное название. И знаете, я действительно припоминаю, там было племя с таким оригинальным названием.

Софи оживилась. В голосе ее прозвучали нетерпеливые нотки:

— Доктор Тремонт, послушайте меня, пожалуйста. Это необычайно важно. Жизненно важно. Мы только что зарегистрировали три случая заболевания вирусом, столь схожим с тем, что был обнаружен в Перу. И там, у туземцев, было какое-то средство, позволяющее побороть болезнь в восьмидесяти случаях из ста. Кажется, надо было выпить кровь какой-то определенной обезьяны. Помню, как вы тогда удивились, услышав это.

— До сих пор удивляюсь, — сказал Тремонт. (Нет, память у этой дамочки просто фантастическая, даже на нервы действует.) — Чтоб у первобытного племени каких-то там индейцев имелся способ победить смертельную болезнь? Лично мне об этом ничего не известно, — не моргнув глазом, солгал он. — А вот описание симптомов знакомо, это определенно. И что же говорят по этому поводу ваши коллеги? Уверен, кто-нибудь из них тоже наверняка работал в Перу.

Она вздохнула.

— Сперва я хотела проверить у вас. Мы уже неоднократно поднимали ложную тревогу, и действительно, много воды утекло с тех пор, как я была в Перу. Но раз вы не припоминаете... — Голос ее замер. Она была весьма разочарована. — Нет, я просто уверена, вирус там был. Что ж, возможно, мне стоит связаться с Перу. Должны же там регистрировать вспышки необычных заболеваний среди индейцев.

Виктор Тремонт нервно повысил голос:

— Уверен, что в этом нет никакой необходимости. У меня сохранились записи о том путешествии. По разным растениям, представляющим интерес для фармакологии. Возможно, я и об этом вирусе что-то тогда написал.

Софи обрадовалась.

— О, если б вы их нашли и просмотрели, это было бы замечательно! Только поскорей.

— Идет, — Тремонт усмехнулся. (Попалась-таки на крючок.) — Все эти дневники и заметки хранятся у меня дома. То ли в подвале, а может, на чердаке. Давайте созвонимся завтра.