Непослушные принцессы Мак-Робби Линда

Зинга Нгола

(около 1581–17 декабря 1663)

Принцесса, одевавшая своих наложников в женское платье

Тысяча шестьсот двадцать первый год. Единокровный брат Мбанди, правитель западноафриканского королевства Ндонго, поручил принцессе Зинге встретиться с португальскими официальными лицами. Уже несколько десятилетий оба государства время от времени воевали – европейцы боролись за контроль над новыми территориями и ресурсами. Наконец забрезжила надежда на мирный договор, но когда Зинга встретилась с португальским губернатором, она столкнулась с кичливой заносчивостью, направленной на то, чтобы унизить ее. Губернатор, словно король, сидел, развалившись, в похожем на трон кресле, а Зинге не предложили даже стула.

Принцесса мириться с таким положением не стала. Повинуясь движению ее руки, одна из сопровождающих Зингу служанок встала на четвереньки. Принцесса уселась ей на спину и теперь могла разговаривать с губернатором как с равным. Переговоры оказались успешными, и мирный договор был подписан. Пройдет несколько лет, и Зинга будет сидеть на собственном троне, а не на спине у служанки.

Зинга была старшей дочерью правителя королевства Ндонго, нецентрализованной федерации племен, разговаривающих на мбнду. В настоящее время они образовывают государство Ангола в Центральной Африке. Ко времени рождения принцессы страна уже столетие находилась в сложных отношениях с португальцами. Колонизаторы впервые появились в пределах Ндонго в 1483 году и с тех пор много сделали для христианизации и порабощения его населения.

С жителями Ндонго у португальцев не все протекало гладко, но совсем не по тем причинам, о которых вы можете подумать. Работорговля – главным образом теми, кого захватывали во время войн, – существовала между Ндонго и Конго, соседствующим с ним королевством на севере, уже долгое время. С начала XVI века работорговлей занялись и португальцы. Вскоре, впрочем, стало ясно, что они претендуют на больший кусок пирога. Племена, образующие Ндонго, несколько раз воевали с колонизаторами за независимость, контроль над работорговлей в регионе и прибыльные соляные шахты и серебряные рудники. Это, впрочем, не означало, что африканцы и европейцы всегда были врагами. Когда, скажем, король Конго вторгся на территорию Ндонго, последние позвали на помощь португальцев.

Но в 1575 году португальцы усугубили напряжение в отношениях с Ндонго, основав на стыке территорий обоих королевств город Луанду. Португальцы принялись поощрять недовольство и вражду среди родов, лишь формально подчиняющихся Ндонго. Отец Зинги, Нгола Килаюа (в переводе «нгола» означает «король»; впоследствии португальцы образовали от этого титула название страны Ангола), напал на португальцев, что привело к длительной и кровопролитной войне.

Принцесса Зинга родилась и выросла в атмосфере недолговечных союзов и постоянной борьбы. История ее детства словно сошла со страниц «Приключений для девочек». Зинга была пацанкой – боевое копье и лазанье по деревьям она предпочитала занятиям, более свойственным представительницам ее пола. Впрочем, ей было наплевать на чужое мнение. Однажды, когда Мбанди, единокровный брат Зинги, украл ее ожерелье из бусин, она избила его до крови, унизив тем самым перед всей деревней.

Легенды повествуют о том, что Зинга выросла в сильную, решительную и самоуверенную принцессу, рожденную, чтобы править. Когда в 1617 году умер ее отец, ее пол помешал Зинге стать правителем. Власть захватил Мбанди, но прежде ему пришлось убить брата и новорожденного ребенка Зинги. Как вы уже могли догадаться, ни умным, ни великодушным правителем Мбанди не был. Одна легенда рассказывает о том, что, когда Зинга начала возражать против намерения брата выставить своих вооруженных копьями воинов против пушек португальцев, Мбанди приказал насильно сделать ее бесплодной. Португальцы прекрасно осознавали недальновидность Мбанди, поэтому слали миссионеров и солдат в глубь территории Ндонго.

В 1621 году трусливый, подлый брат послал принцессу Зингу на встречу с португальским губернатором, поручив ей вести переговоры об окончании военных действий. Зинга заставила губернатора смотреть ей в глаза в прямом и переносном смысле. Был подписан договор. Португальцы признали суверенитет народов, говорящих на мбунду, за что тем пришлось вернуть нескольких пленников-европейцев.

Три года спустя Мбанди умер, а Зинга завладела троном при поддержке благодарного народа. Когда португальцы нарушили мирный договор (какая неожиданность!), королева отвела свой народ высоко в горы, откуда было легче обороняться, и развязала партизанскую войну, деморализовавшую и ослабившую захватчиков до такой степени, что те не казали носа в королевство Ндонго четыре десятилетия. После смерти Зинги королевство распалось. Впрочем, даже по прошествии времени, когда Ндонго превратилась в Анголу под португальским правлением, народ помнил о своей принцессе. В 1860 году шотландский миссионер записал о встрече с ангольцем, который заявил: «В Анголе все живущее, все дышащее, все до последней травинки помнит великую королеву».

Все это фольклор. Реальность на поверку оказалась куда более неприглядной и… кровавой. Зинга не спешила повиноваться своему брату и ждать, пока страна позовет ее. Девушка искала способы захватить власть со дня смерти своего отца. Поскольку прецеденты, случавшиеся в Ндонго, доказывали, что к женщинам-правительницам народ относится недоброжелательно, Зинга публично поддержала Мбанди, в то время как втайне заручалась поддержкой сторонников и придумывала оправдания грядущей узурпации власти.

Когда в 1621 году Зинга встретилась с губернатором, она на самом деле использовала спину своей служанки вместо стула. Впрочем, этот жест являлся скорее выражением ее неуемных политических амбиций, чем желанием достойно представить свой народ. Зинга хотела, чтобы португальцы поддержали ее претензии на власть. Учитывая политические реалии колониальной Центральной Африки, быстрее всего этого можно было добиться, приняв религию захватчиков, поэтому в 1622 году Зинга перешла в христианство. В качестве нового, христианского имени она взяла себе имя жены губернатора – Анна де Соуза.

Смерть Мбанди открыла Зинге путь к власти. Никто, в общем, не оспаривает того факта, что это счастливое обстоятельство Зинга создала собственными руками, отравив брата. Ее апологеты позже утверждали: этот поступок был продиктован тем, что Мбанди был никудышным правителем, а Зинга радела о благе народа. Впрочем, учитывая ее непомерное честолюбие, пол и сильные подозрения в причастности к убийству Мбанди, Зинга отнюдь не пользовалась популярностью среди своего народа. Поэтому сначала она провозгласила, что будет править от имени восьмилетнего племянника. Через два года Зинга приказала убить мальчика и узурпировала власть.

Учиненный ею переворот привел к гражданской войне. Королева призвала в страну португальцев, но те, к несчастью для Зинги, приняли сторону ее врагов, чей предводитель-наследник в большей степени отвечал их целям. Зинга отреклась от христианства и некоторое время все свои силы положила на то, чтобы не дать португальцам монополизировать работорговлю в регионе. Она даже начала предоставлять убежище рабам, сбежавшим с прибрежных плантаций португальцев, благодаря чему постепенно увеличивала ряды своих сторонников.

Последовавшая за этим война привела к одному из самых страшных эпизодов в правлении Зинги – к союзу, основанному на материальной выгоде, с имбангала, мародерствующими бандами наемников. К этому времени, пожалуй, относятся первые документально засвидетельствованные случаи «вербовки» детей-солдат в Африке. Имбангала с безумной жестокостью обрушивались на деревню, убивая в ней всех, кроме детей. Их обращали в рабов и шли разорять другую деревню. Начиная с 1628 года Зинга не только нанимала воинов из имбангала, но, желая обеспечить себе их преданность, утверждала, что сама является членом их братства. Последнее представляется маловероятным. В противном случае ей пришлось бы пройти через отвратительный ритуал посвящения, включающий в себя убийство ребенка. Два десятилетия спустя Зинга попыталась откреститься от кровавых ритуалов, вновь перейдя в христианство. Таким образом правительница пыталась заручиться поддержкой португальцев, желая сохранить преемственность своей власти.

Учитывая шаткость власти Зинги, некоторые из ее кажущихся странными поступков обретают смысл, особенно если не забывать о том, что ей приходилось позиционировать себя в качестве «короля» племен, разговаривающих на мбунду. Так, например, у нее было несколько мужей одновременно. Иногда их число доходило до пятидесяти или даже до шестидесяти. Зинга называла их своими «наложницами» и заставляла одеваться в женскую одежду. Все они спали в том же помещении, что и ее «фрейлины», но стоил мужчине прикоснуться к женщине с намерениями сексуального характера, и его немедленно казнили. Это странное положение вещей навело маркиза де Сада на мысль, что Зинга приносила в жертву каждого мужчину, проведшего с ней ночь. Немного расточительно, что ни говорите. Впрочем, судя по всему, на самом деле живьем она своих любовников все же не сжигала.

Не в меньше мере, чем проводимая Зингой гендерная политика, ее самоутверждению в роли короля послужила храбрость правительницы на поле боя. Она умело вела воинов в бой. Ее «фрейлины» обучались военному искусству. Вооруженные соответствующим образом, они служили своему «королю» телохранительницами. Рассказывают даже, что во время ритуального жертвоприношения Зинга отрубала жертве-мужчине голову и пила его кровь, бьющую фонтаном из шеи. Учитывая то, как долго она правила, ее старания, судя по всему, оказались не напрасными.

Когда португальцы и внутренние враги выступили против Зинги единым фронтом, «король» увела верных ей людей в горы. На землях Ндонго воцарился марионеточный король, во всем слушающийся иноземцев. Отступление Зинги было стратегической хитростью. Она хотела вести с португальцами ту войну, к которой ее воины были приспособлены лучше всего, а именно – партизанскую.

Зинга завоевала территории, расположенные на расстоянии пятисот миль от побережья. Захваченные ею пленники были проданы в рабство. За несколько лет ей удалось завоевать королевство Матамба и сделать его своей базой, превратив в одно из самых могущественных и богатых государств Центральной Африки. К 1640 году Зинга стала самым влиятельным африканским правителем. Ее власть распространялась на бльшую часть территорий Ндонго, которыми еще недавно управлял король-марионетка. Женщина-правительница контролировала работорговлю оборотом в тринадцать тысяч рабов ежегодно.

Но в 1650 году, спустя почти четверть века военного противостояния, Зинга вновь сочла политически выгодным возобновить «дружбу» с португальцами. Это случилось после того, как в 1648 году ее союзники-датчане, которые долгое время поддерживали «короля» в набегах на португальцев, покинули регион. К тому же Зинга старела и начинала беспокоиться о том, кто станет ее наследником. Союз с давними друзьями-врагами гарантировал хоть какую-то стабильность. Поэтому она вновь приняла христианство, допустила португальских миссионеров и послов к своему двору, облачилась в европейские одежды и возобновила взаимовыгодный бизнес с португальскими работорговцами. В 1656 году был заключен новый мирный договор.

Зинга умерла в 1663 году в возрасте восьмидесяти двух лет. Ее смерть привела к борьбе за престол, что в свою очередь ознаменовалось распадом единого королевства Ндонго-Матамба. Зинга держала всех в повиновении только силой своего характера, и никто не смог ее заменить. Через три с половиной столетия после смерти Зинга была провозглашена героиней антиколонизаторской борьбы, сумевшей сбросить с себя ярмо иноземного правления. В ХХ веке ее образ достиг кульминации почитания во время войны Анголы за свободу, которая в 1975 году привела к провозглашению независимости. Хотя мифологический образ Зинги отличается от исторического, в одном они совпадают: эта женщина была воительницей, сумевшей заставить колонизаторов разговаривать с ней как с равной.

Интриганки Принцессы, которые составляли заговоры и плели интриги

Юста Грата Гонория

(417–452)

Сестра императора, едва не погубившая Римскую империю

Когда августа (принцесса) Юста Грата Гонория узнала, что от нее хотят избавиться, выдав замуж за скромного и услужливого человека, находящегося на службе у ее брата, императора Валентиниана Третьего, и поняла, что теперь ей придется влачить существование послушной жены ничтожества, она села писать письмо Аттиле, вождю гуннов. Ища помощи у заклятого врага Рима, Гонория не могла рассчитывать на то, что этот ее шаг расположит к ней императора. Письмо к Аттиле не помогло Гонории, но если император надеялся, что она безропотно смирится с опалой, то он, очевидно, забыл, с кем имеет дело.

Гонория была дочерью своевольной Галлы Плацидии Августы (которая, в свою очередь, являлась дочерью покойного римского императора Феодосия Первого Великого) от второго брака с Констанцием Третьим, соправителем Западной Римской империи. После смерти Констанция в 424 году Галла осталась с двумя детьми на руках – семилетней Гонорией и шестилетним Валентинианом – и кризисом преемственности на горизонте. К этому времени Римская империя оказалась в большой беде. Внешнее давление, оказываемое варварами, только разжигало внутренние противоречия. Империя уже и так фактически распалась надвое, и обе ее части находились под властью соправителей. Гонория росла в атмосфере интриг и постоянной неуверенности в завтрашнем дне, видя, как ее мать обманывает и манипулирует людьми.

В конце концов сторонники Галлы победили и Валентиниан стал императором западной части империи. Гонории приказали безвыездно жить в скучном, но стратегически важном городе Равенне. Следуя приказу ее брата-императора, Гонорию заставили дать обет безбрачия. Решение это было принято не вследствие особой набожности, а по политическим соображениям: любой мужчина, женившийся на Гонории, мог бы претендовать на высшую власть в империи. Словно в насмешку над ней, Валентиниан Третий, по словам одного римского историка, был «никчемным сластолюбцем» и, без сомнения, стоил в интеллектуальном плане своей сестры. Для Гонории прозябание в медвежьем углу империи было равносильно тюремному заключению без права на амнистию. Ее положение стало еще ужаснее, когда Валентиниан, женившись, произвел на свет двух дочерей, которые быстро начали вытеснять тетю на задворки большой политики.

В 449 году отчаяние Гонории достигло опасных пределов. В ее годы Галла Плацидия Августа уже успела похоронить второго мужа. В возрасте тридцати одного года Гонория закрутила роман с мужчиной по имени Евгений, который был управляющим ее имением. Согласно некоторым не особо симпатизирующим женщине биографам, она вместе с Евгением замыслила убить Валентиниана Третьего и захватить его трон. Скорее всего, это необоснованное обвинение со стороны историков-христиан имело своей целью представить Гонорию в образе бессовестной интриганки. Неизвестно, как мнимым заговорщикам удалось бы воплотить свой план в жизнь, но прелюбодеяние с августой в те времена приравнивалось к государственной измене. Когда об их романе стало известно, Евгения казнили.

Гонорию приговорили к медленной смерти: ее любовника убили, а ее саму сослали в Константинополь, столицу Восточной Римской империи, и просватали за сенатора-зануду, преданного ее брату. Неудивительно, что довольной Гонория себя не чувствовала, поэтому она взялась за письменный прибор и принялась составлять письмо. План женщины состоял в том, чтобы прицепить свою телегу к коню мужчины, которому везет по жизни.

Ставший после убийства собственного брата единственным вождем гуннов, Аттила был самым грозным из варварских захватчиков, когда-либо угрожавших пределам Римской империи. Западная Римская империя под управлением брата Гонории была готова дать отпор, а вот Восточная, где сейчас жила женщина, заискивала перед варваром. Там только и делали, что пытались откупиться от набегов гуннов, причем безуспешно. Узнав, откуда ветер дует, Гонория попросила Аттилу «отомстить за ее брак», как писал историк VII века Иоанн Антиохийский. К письму, которое вез верный скопец Гиацинт, прилагались деньги и перстень.

Аттила с радостью согласился. Ему представился шанс без особого труда отхватить от Римской империи вкусный кусок. Что конкретно обещала ему Гонория, неизвестно, но вождь гуннов утверждал, что августа предложила взять ее в жены. Представив перстень в качестве доказательства, он потребовал у Феодосия Второго, императора Восточной Римской империи, западную ее часть в качестве приданого. Застигнутый врасплох, Феодосий послал гонца к Валентиниану Третьему, советуя ему задобрить гунов и отдать им Гонорию.

Валентиниан не внял его совету. Выдать варварам сестру означало подтвердить притязания Аттилы на императорский трон. Гиацинта пытали, и тот сознался во всем. Так император узнал о предательских кознях Гонории. Приказав обезглавить скопца, Валентиниан занялся сестрой. Только заступничество их матери – действенной силы, стоящей за троном Валентиниана Третьего, – позволило Гонории сохранить голову на плечах. В качестве наказания женщину лишили звания августы и изгнали из обеих столиц.

А тем временем Аттила направил посольство ко двору Валентиниана, утверждая, что ни в какой государственной измене Гонория не повинна. Он требовал, чтобы ее восстановили в правах и выдали ему в качестве законной невесты. Аттиле отказали. В конце-то концов, Гонория уже была замужем. Но это не остановило варвара. В 452 году, используя Гонорию в качестве предлога, Аттила вторгся в Италию. Рим ему взять не удалось, но после себя он оставил разоренную страну.

Что произошло с Гонорией после этого, неясно. К 455 году, спустя шесть лет после казни Евгения, имя ее исчезает из исторических документов. Скорее всего, она умерла, либо естественной смертью, либо ее убили по приказу императора – этот вопрос до сих пор остается невыясненным. Что не оставляет сомнения, так это то, что, лишившись власти и расположения окружающих, Гонория не жила долго и счастливо.

Римская империя тоже долго не протянула. Пример Гонории, судя по всему, вдохновил других август, тяготившихся своим браком, приглашать варваров «посочувствовать» им. В 455 году, например, Лициния Евдоксия, насильственно выданная замуж за наследника ее убитого мужа Валентиниана, последовала примеру Гонории и попросила короля вандалов Гейзериха наказать Рим. Гейзериха не пришлось звать дважды. Его воины опустошили город. Король взял себе Лицинию и двух ее дочерей в качестве добровольных «заложниц».

Аттила не прекращал своих набегов на империю вплоть до своей смерти в 453 году. Вторжение Гейзериха, набеги других варваров и внутренняя междоусобица привели к развалу Западной Римской империи, пораженной проказой разложения. В 476 году, когда последнего римского императора сменил германский принц, великая сверхдержава скукожилась до более стабильной и управляемой Византийской империи.

А Гонория вошла в историю как предательница, которая помогла открыть двери ордам наступающих варваров.

Изабелла

(1295–1358)

Принцесса, прозванная Французской Волчицей

Французской принцессе Изабелле было всего двенадцать лет, когда в 1308 году она на корабле прибыла в Англию ко двору Эдуарда Второго, своего мужа. Двадцатичетырехлетний свежеиспеченный монарх был по уши влюблен… но не в Изабеллу.

Предметом страсти Эдуарда Второго был молодой рыцарь Пьер Гавестон. То, что у короля роман на стороне, проблемой не являлось. То, что предметом его воздыханий был мужчина, тоже никого особо не шокировало. С точки зрения английского двора, настоящей бедой являлась чрезмерная влюбленность Эдуарда Второго в обаятельного, но самонадеянного Гавестона. Ради него монарх готов был рисковать благополучием всего королевства и жизнью тысяч солдат. Когда рядом был Гавестон, король ни на что не годился. Он едва мог поддержать разговор. Об управлении страной речь уже не шла. Когда же Гавестона рядом не было, Эдуард Второй вообще превращался в развалину.

Пока Эдуард Второй и Изабелла венчались во Франции, Гавестон оставался в Англии вместе со своей невестой-подростком, пятнадцатилетней племянницей короля. Менее чем через месяц Изабелла имела возможность убедиться в том, как глубоко запал в сердце ее мужу этот Гавестон. На церемонии в Вестминстерском аббатстве, во время которой Изабеллу провозгласили королевой, корону над ней держал не кто иной, как Гавестон. На пиру после коронации он сидел подле короля под гобеленами, на которых были вытканы гербы не Эдуарда и Изабеллы, а короля и Гавестона. Для того чтобы вонзить кинжал поглубже, Эдуард Второй передарил подарки своему любовнику от отца Изабеллы – драгоценности, боевых коней и много чего еще.

Дяди Изабеллы, которые также присутствовали на коронации, вернулись во Францию очень-очень недовольными. Плохие новости, учитывая то, что Франция и Англия постоянно пререкаются и с трудом сохраняют шаткое перемирие. Англия с головой погрязла в войне с Шотландией, и вступать в конфликт с Францией ей нет никакого резона. Могущественные английские магнаты – лорды и графы, которые правили землями, – пришли к выводу, что Гавестон стал слишком большой проблемой и от него надо избавиться. Но все попытки отправить в изгнание королевского фаворита ни к чему не привели. Эдуард Второй мог отослать Гавестона, а через пару месяцев призвать его обратно.

Раздражение поведением короля достигло предела в 1312 году. В стране вспыхнула междоусобная война. Эдуард Второй и Гавестон пустились наутек, стараясь держаться подальше от лордов, жаждущих крови последнего, но Англия – страна небольшая. Девятнадцатого мая Гавенстон сдался врагам короля в замке Скарборо, где Эдуард оставил его во главе гарнизона размером с батальон. Спустя месяц Гавестона казнили – жестоко и без должного судебного разбирательства. Король поклялся отомстить за его смерть.

Изабелла между тем ждала своего часа. Слоняясь по стране за Эдуардом и Гавестоном, она повзрослела. Ко времени смерти последнего королева носила во чреве сына и наследника престола. Двенадцатого ноября 1312 года Изабелла родила здорового мальчика. Она исполнила долг перед мужем и короной и тем самым упрочила свое положение. Молодая женщина обладала достаточной политической проницательностью и влиянием, чтобы попытаться остановить своего никчемного мужа и не ввергать страну в еще бльшую междоусобицу. Эдуард Второй и воюющие лорды успокоились достаточно, чтобы заключить мирный договор и первые месяцы 1313 года провести без взаимного истребления. Изабелла выступала посредницей. Лорды снова поклялись в вассальной верности королю, но это был непрочный мир. Шотландцы громили англичан на севере, а самый могущественный английский феодал, граф Ланкастер, человек, косвенно повинный в смерти Гавестона, отказался помогать Эдуарду Второму. Более того, граф плел интриги против короля, а Англия оставалась беззащитной и без сильного правителя.

Изабелла не покинула мужа. Она по-прежнему была его другом и советчицей. Это продолжалось до 1318 года, пока Эдуард Второй не потерял голову от очередного молодого придворного. В отличие от щеголеватого Гавестона, Хью ле Диспенсер обладал хитростью, жестокостью и склонностью к паранойе. Используя благосклонность короля, он принялся подминать под себя земли и богатства своих врагов. Чем больше земель и золота загребал ле Диспенсер, тем больше лордов собирались вокруг Ланкастера. Изабелла старалась сохранить мир между мужем, лордами и рассерженной Францией, но все хотели, чтобы ле Диспенсера отправили в изгнание. В июле 1321 года Эдуард Второй сдался. Хитрый ле Диспенсер уехал не дальше Ла-Манша, где вместе с отцом занялся пиратством, грабя купеческие корабли и ожидая, когда король призовет его к себе. А тем временем длительная борьба с графом Ланкастером подошла к концу. Мятежник проиграл. Его арестовали, обвинили в предательстве и казнили. Эдуард отомстил за Гавестона.

Король выиграл битву, но был близок к тому, чтобы проиграть войну. Возликовав после смерти Ланкастера, он поспешно призвал Диспенсеров обратно в Англию и сделал Хью своим главным советником. Будучи человеком авантюрного склада ума, Хью ле Диспенсер позарился на собственность Изабеллы и ее детей. Это была плохая идея.

В аду нет столько ярости, как у женщины, чьих детей хотят обобрать. Став искусной политической интриганкой, Изабелла ждала подходящего случая. В 1325 году этот случай представился. К этому времени отношения между Англией и Францией совсем испортились. Обе страны заявляли права на одни и те же территории. Было решено, что Изабелла – самая подходящая кандидатура для переоворов с собственной родней. Не исключено, что королева сама подбросила эту мысль мужу и ле Диспенсеру. Изабелла отбыла во Францию, где провела несколько месяцев в лоне семьи. Спустя полгода после того, как нога королевы ступила на пристань Кале, за Изабеллой отправился ее сын, двенадцатилетний принц Эдуард. Поводом стало заявление Изабеллы о том, что отношения между Францией и Англией только упрочатся, если его сделают герцогом Аквитанским. Теперь у королевы Изабеллы был козырь на руках – наследник английского престола.

Спустя несколько недель Изабелла показала коготки. «Я думаю, что брак соединяет вместе мужчину и женщину… Если кто-то встает между ними, он старается разорвать этот союз. Я, желая выразить свое несогласие с подобным положением вещей, отказываюсь возвращаться, до тех пор пока от него не избавятся». Эдуард был ошеломлен. «Когда она уезжала, я и понятия не имел о том, что она на меня обижена», – сказал он, когда узнал о случившемся. Замысел Изабеллы был весьма остроумным. Ее муж был никчемным королем, но сказать об этом, не став в глазах окружающих предательницей, она не могла. Женщина хитро перевела стрелки на ле Диспенсера, а себя представила в образе верной своему долгу жены. Даже избавившись от Хью, ее муж не стал бы достойным уважения правителем, но у Изабеллы имелась замена ему в лице собственного сына, принца, который будет править, во всем ее слушаясь.

Полгода Изабелла выстраивала всех своих уток в ряд. Не только Франция, но и часть недовольных королем англичан готовы были признать ее бунт законным. Во главе сторонников Изабеллы встал Роджер Мортимер, аристократ, который и прежде бунтовал против Эдуарда Второго. Два года назад Мортимеру удалось сбежать из Лондонского Тауэра. Он нашел приют при французском дворе. Мортимер и Изабелла встретились в Лондоне. Он стал не только капитаном ее армии, но и ее любовником.

Чтобы возвести сына на престол, Изабелле нужна была мощная военная поддержка. Для этого Мортимер устроил свадьбу между молодым принцем Эдуардом и дочерью французского графа. В конце сентября 1326 года Изабелла и Мортимер отбыли в Англию в сопровождении приданого ее невестки в виде семисот воинов и наемников, которых оплатил сестре ее брат, король Франции. Изабелла, без сомнения, возглавляла поход. На одном из изображений, созданных в XIV веке, она стоит во главе войск, облаченная в сверкающие доспехи. Королева пользовалась большой поддержкой. Ее образ был окутан романтикой. Изабеллу считали законной королевой. Когда новость о ее высадке в Англии разлетелась по стране, отовсюду в ее ряды начали стекаться сторонники. Эдуард Второй впал в немилость не только у лордов и магнатов, но и у простых людей, которые страдали от войны и голода, пока король мстил за смерть своего любовника.

Конец наступил быстро. Шестнадцатого ноября короля и его друга догнали на открытой местности где-то в Уэльсе. Хью ле Диспенсер предстал перед глазами королевы и лордов. Его приговорили к смерти. Диспенсера протащили по улицам, сорвали с него одежду, вздернули на высоту пятидесяти футов над землей, а затем, еще живого, выпотрошили и кастрировали. Последнее, судя по всему, было сделано в наказание за интимную связь с королем. В завершение, как будто случившегося было недостаточно, труп обезглавили.

Короля заключили в замок Монмут. Тюремщиком Эдварда стал Генрих Ланкастер, брат мятежного графа, четыре года назад приговоренного королем к смерти. Но Изабелла и Мортимер столкнулись с новой проблемой. Со смертью ле Диспенсера у этой парочки уже не было оснований оспаривать права Эдуарда Второго на престол. Тогда умная Изабелла заявила, что, сбежав в Уэльс и покинув Англию, ее муж потерял право называться королем, поэтому на престол следует возвести принца Эдуарда. Почувствовав облегчение, епископы и лорды с готовностью на это согласились. Теперь оставалось убедить короля отречься от престола в пользу сына. Видя, что все на него ополчились, Эдуард Второй согласился. Первого февраля 1327 года четырнадцатилетний принц был провозглашен королем Эдуардом Третьим. Реальная власть в стране перешла в руки его матери и Мортимера, предводителя войск, свергших предыдущего монарха.

Ситуация была беспрецедентной для Англии. Никогда прежде в стране не было живого свергнутого короля. А еще существовала проблема брака Изабеллы. Эдуард, возможно, и был бывшим королем, но вот бывшим ее мужем он не был. После смерти ле Диспенсера у Изабеллы не оставалось законных поводов не возвращаться к нему. Кроме всего вышесказанного, само существование Эдуарда представляло угрозу для новой власти. Как оказалось, кое-какие сторонники у свергнутого короля остались. К сентябрю 1327 года насчитывались уже три неудачные попытки освободить Эдуарда Второго, поэтому королева и ее капитан склонились к более традиционному способу избавления от бывшего короля, сулящего много неприятностей, – убийству.

Дальнейший рассказ, скорее всего, недостоверен, но позднейшие хронисты настаивали на том, что Эдуарда Второго убили раскаленной докрасна кочергой, вонзив ее ему в спину. Как бы там ни было, несомненным остается факт: сорокатрехлетний, вполне здоровый мужчина умер 21 сентября 1327 года. Его похоронили со всеми почестями, достойными мертвого венценосца. Его жена и сын плакали и падали на колени перед золоченым катафалком.

Вот только молодой король Эдуард Третий научился кое-чему у своей матери. Хотя Изабелла и Мортимер были бы не прочь править страной до бесконечности, молодой король не собирался сидеть сложа руки. В конце 1330 года, спустя три года после того, как Изабелла и Мортимер захватили власть, восемнадцатилетний король обыграл их. Группа дворян, верных короне, арестовала Мортимера по обвинению в предательстве. Его повесили 29 ноября 1330 года. Изабелле ничего не оставалось, кроме как смириться со смертью любовника и отступиться, отдав свои огромные поместья сыну. Будучи женщиной разумной, она сделала это на той же неделе, когда казнили Мортимера.

Всю оставшуюся жизнь королева прожила в полном повиновении своему сыну. Умерла она в 1358 году. Французскую Волчицу, как прозвали ее окружающие, похоронили так, как она пожелала: с серебряной вазой, в которой покоилось сердце ее мужа, человека, свергнутого ею с трона и, возможно, убитого.

Находиться недалеко от английского трона было опасно для женщины, даже если она не собиралась подсидеть своего мужа. Не только плохое поведение могло оборвать ее похожую на сказку жизнь, но и голословное обвинение могло стоить ей свободы или даже головы.

Обвинение в колдовстве было довольно распространенным явлением. Большинство людей в средневековой Англии верили в колдунов, ведьм и дьявола столь же истово, как верили в Иисуса Христа, Бога Отца и Святого Духа. Люди нисколько не сомневались в том, что существуют павшие личности, которые заключают договоры с сатаной, приносят в жертвы младенцев, совокупляются с демоническими тварями во время черных месс, имеют в помощниках животных и летают на метле. А что же насчет островерхой шляпы? Это было не обязательно.

Колдовство было мракобесием, преступлением, угрожающим не только бренному телу, но и бессмертной душе. Наказывать преступниц должна была Церковь. Часто наказанием за колдовство являлась смертная казнь. Оправдаться было непросто, поэтому обвинение в колдовстве стало удобным способом нейтрализации женщин, которые позволяли себе лишнее. В период, начиная с правления короля Генриха Четвертого и заканчивая Генрихом Восьмым включительно, в течение полутора столетий, отличающихся политической и социальной нестабильностью, четыре женщины королевской крови были обвинены в причастности к занятиям черной магией. Читайте их истории ниже.

Вторая жена короля Генриха Четвертого, француженка по рождению, Жанна Наваррская была одной из первых европейских принцесс и королев, обвиненных в колдовстве.

Жанна вышла замуж за Генриха Четвертого в 1403 году, всего через несколько лет после того, как последний захватил власть у предыдущего монарха Ричарда Второго. У обоих супругов были дети от первых браков. Поначалу члены этой средневековой «Семейки Брэди»[15] вроде бы неплохо ладили между собой, но…

Но в 1419 году, через шесть лет после смерти Генриха Четвертого, Жанну обвинили в том, что с помощью колдовства она пыталась отравить своего пасынка, молодого короля Генриха Пятого. Не помогло даже то, что у Жанны были вполне неплохие отношения с молодым королем и не было никаких причин желать его смерти. Как бы там ни было, а ее духовник, вероломный брат Рендольф, заявил, что вдовствующая королева говорила ему, будто «замышляет умертвить короля наиболее жутким из всех возможных способов». Для этого она колдовала над восковой куклой, символизирующей его величество. Жанну поместили под домашний арест в замке Певензи и не позволяли пользоваться доходами с ее приданого. Освободили ее в 1422 году. В том же году Генрих Пятый умер – не от колдовства, а от дизентерии.

На самом деле обвинения в колдовстве были, скорее всего, наказанием за то, что Жанна старалась помочь своему сыну-французу от первого брака сбежать из плена, в который он угодил к англичанам после битвы при Азенкуре в 1415 году. Удивлены? В те времена верность не многого стоила. Англия в те годы содрогалась от общественных беспорядков, частых государственных переворотов, увеличения власти Церкви и ужасных суеверий. В таком социальном климате было проще простого с помощью обвинения в колдовстве избавиться от политического противника.

Двадцать лет спустя еще одну англичанку королевских кровей обвинили в колдовстве. Элеонора Кобхем была второй женой Хамфри, герцога Глостерского, являвшегося братом покойного Генриха Пятого и дядей молодого короля Генриха Шестого. Единственной досадной преградой, стоявшей между Элеонорой и троном, был человек, которого никто не любил. Если вывести Генриха Шестого из игры, то герцог Глостерский станет королем, а Элеонора – королевой. В 1441 году поползли слухи о том, что люди в окружении двадцатилетнего короля занимаются чернокнижием и намереваются умертвить монарха с помощью «чар и колдовства». Вдобавок ко всем бедам сам дьявол появился незадолго до этого прямо в церкви графства Эссекс. Стало ясно, что грядет какая-то беда.

То, что произошло впоследствии, конечно, зло, но оно имеет отношение скорее к политике, чем к колдовству. Роджера Болингброка, оксфордского священника, врача и астролога, а также Томаса Саузвелла, каноника церкви Святого Стефана в Вестминстере, арестовали и обвинили в заговоре с целью убийства короля посредством некромантии. У Болингброка при обыске нашли восковую куклу короля, которую, как утверждалось, медленно растапливали, намереваясь нанести вред здоровью монарха. Обоих мужчин в июле 1441 года поместили в Лондонский Тауэр. Болингброк на допросе (читайте «под пытками») показал, что на этот шаг его подбила герцогиня Глостерская, которая с помощью магии намеревалась умертвить короля. Перед Элеонорой замаячили обвинения в колдовстве (смерть на костре) и государственной измене (смерть через повешенье). Женщина пыталась бежать, но была поймана и предстала перед церковным судом, большинство членов которого были ее врагами.

Во время суда к двум предполагаемым сообщникам Элеоноры добавилась некая Маргери Джордемейн, прозванная Ведьмой Дурного Глаза. Она утверждала, что Элеонора просила у нее приворотного зелья ради того, чтобы еще больше привязать к себе герцога Глостерского. Имея против себя такие доказательства, Элеонора призналась в том, что прибегала к колдовству. Зелье, полученное от Ведьмы Дурного Глаза, по ее словам, было нужно ей для того, чтобы зачать ребенка. Герцогиня отрицала какой-либо злой умысел против короля.

Всех четырех признали виновными. Ведьму Дурного Глаза живьем сожгли на рыночной площади Лондона. Болингброка повесили, а затем его труп обезглавили и четвертовали. Везунчик Саузвелл умер в тюрьме, возможно, совершил самоубийство. После ходатайства короля смертный приговор Элеоноре был отменен. Ее лишили титула и заставили в качестве церковной епитимьи пройти босиком, держа тяжелую свечу в руках, к кафедральному собору Святого Павла и еще к двум лондонским церквям. Стояла зима. Неприкрытая снегом замерзшая земля обжигала холодом ноги Элеоноры. Столпившийся вокруг народ зло потешался над ней. После этого женщину сделали узницей одного из валлийских замков, где она умерла спустя восемнадцать лет после приговора суда. Ее муж, зная, что ничем помочь ей просто не в состоянии, предоставил Элеонору ее судьбе. Не подлежит сомнению, что политические враги герцога Глостерского приложили руку к ее падению. Элеонора, взбираясь наверх, не приобрела себе друзей среди английской знати. Герцог Глостерский потерял немало сторонников после женитьбы на ней и попыток увеличить свои богатства за чужой счет. Лишившись жены таким скандальным образом, он утратил влияние на короля. Позор Элеоноры пал и на его голову. В дальнейшем в истории Англии герцог не играл никакой значительной роли.

Элеонора вошла в историю как честолюбивая колдунья. В пьесе Шекспира «Генрих Шестой», во второй ее части, герцог Глостерский умоляет свою супругу: «Гони червя честолюбивых дум», но заносчивая Элеонора его не слушает. Когда она и ее соучастницы вызывают духа, желая узнать будущее, врываются политические враги герцога и арестовывают всех. Герцог Глостерский, узнав, в чем обвиняют его супругу, негодует:

Двадцать лет прошло с тех пор, как на Элеонору наложили церковную епитимью, и новые обвинения в колдовстве посыпались уже с другой ветки родового дерева. В 1432 году семнадцатилетняя Жакетта Люксембургская вышла замуж за Джона, герцога Бедфорда, вдовца сорока трех лет от роду, младшего брата Генриха Пятого и герцога Глостерского. По прошествии трех лет герцог Бедфорд скончался, оставив после себя молодую и очень богатую вдову. Спустя два года она снова вступила в брак. На этот раз ее мужем стал небогатый рыцарь сэр Ричард Вудвилл.

Несмотря на повторный брак, Жакетта оставила за собой титул герцогини Бедфорд и влияние при дворе. Она косвенно была замешана в интригах, которые там плелись. Без сомнения, падение единственной кроме нее женщины с титулом герцогини, Элеоноры, не осталось ею незамеченным. Поэтому Жакетте следовало быть начеку и десятой дорогой обходить все, что хотя бы чуточку напоминает о колдовстве. Она должна была понимать, как изменчива удача при дворе английского короля. Так оно и вышло.

В 1461 году Эдуард Четвертый с помощью графа Уорика сверг с престола психически больного Генриха Шестого. По прошествии трех лет дочь Жакетты, красавица Елизавета Вудвилл, тайно сочеталась браком с Эдуардом Четвертым. Счастливая будущность Вудвиллам, казалось, обеспечена, но в 1469 году гражданская война угрожала разразиться с новой силой[16].

Эдуард Четвертый столкнулся с мятежом, поднятым бывшим союзником, графом Уориком. Опасаясь растущего влияния Вудвиллов, граф казнил мужа и сына Жакетты, а саму женщину обвинил в колдовстве. Свидетели заявляли, что герцогиня приказала отлить из свинца статуэтки короля и королевы. Ходили слухи, что своей удачей Жакетта и ее родня обязаны колдовству, а статуэтки являются орудием черной магии.

На суде герцогиня смогла доказать свою невиновность, но подозрения в причастности к колдовству все равно повисли над Жакеттой, ее дочерью и внуками грозовой тучей. После смерти Эдуарда Четвертого в 1483 году его младший брат, взошедший на престол под именем Ричарда Третьего, объявил, что дети его предшественника от Елизаветы не имеют никаких прав на престол. Его заявление о том, что до брака с Елизаветой Эдуард Четвертый уже был женат на другой женщине, делало покойного короля двоеженцем, а его детей – незаконнорожденными. Ричард Третий к тому же утверждал, что брак его старшего брата и Елизаветы был заключен под действием чар. Двух сыновей Елизаветы, двенадцатилетнего наследника трона и его девятилетнего брата, заперли в Лондонском Тауэре. Больше никто не видел их живыми.

Жанна, Элеонора и Жакетта стали жертвами обвинений в колдовстве, но им, по крайней мере, удалось сохранить голову на плечах. Анна Болейн такой удачливостью не отличалась.

Получившая воспитание во Франции, Анна появилась при дворе английского короля в 1522 году. Ей исполнился двадцать один год. Несмотря на английские корни, все в поведении этой девушки было французским. Отличаясь смазливой внешностью, она была умна, остроумна, преуспела в искусстве флирта и прекрасно разбиралась в моде. Король Генрих Восьмой уже успел сделать своей любовницей ее сестру, но Анна во многом отличалась от Марии. Анна играла на чувствах короля, дерзила и отказывалась с ним спать, по крайней мере, некоторое время. Они стали любовниками во всем, кроме, собственно говоря, самой постели. А Генриха Восьмого тем временем мучала династическая проблема, связанная с королевой Екатериной Арагонской, которая все не дарила ему наследника мужского пола. Король решил, что если ему все же удастся убедить Анну отдаться, то она уж точно родит ему сына.

В течение шести лет их отношения были для придворных секретом Полишинеля. Все знали, что король ищет повода расторгнуть свой брак, что Болейны воспарили на социальном небосводе до невиданных высот, а Анна держит в своих ручках как сердце Генриха Восьмого, так и весь двор. В 1533 году советники короля подсказали ему хитрый, но опасный способ добиться развода. Если Папа Римский не желает удовлетворить просьбу короля, почему бы в таком случае Генриху Восьмому не порвать с Римом? В результате этого решения узурпировавший церковную власть король был отлучен Папой Римским от Церкви и получил в королевы другую женщину, а его подданные – новую Церковь, названную впоследствии англиканской. Теперь Екатерина перестала быть помехой. Король быстро обвенчался с находящейся на шестом месяце беременности Анной Болейн. Она стала королевой.

В том же году Анна родила крепенькую девочку, со временем ставшую королевой Елизаветой Первой, но все последующие беременности оканчивались преждевременно. У Анны случился выкидыш. Зародыш мужского пола, согласно преданию, походил на сплющенное чудовище. Та же судьба постигла и второго не появившегося на свет сына короля. Анна не могла подарить Генриху Восьмому того, в ком он так отчаянно нуждался, и супруги постоянно ссорились. Королева ревновала мужа и закатывала истерики. А король тем временем начал приглядываться к другим дамам при дворе, обращая особое внимание на ширину их бедер. Его выбор остановился на Джейн Сеймур, фрейлине Анны, несколько бесцветной женщине, которая, впрочем, происходила из многодетной семьи, а значит, имела шанс быть вполне плодовитой.

Будущую королеву Генрих Восьмой нашел, но о повторном разводе не могло быть и речи. Тогда его советники предложили ему план выхода из затруднительного положения. В 1536 году на основе показаний одного музыканта, который, возможно, был на самом деле гомосексуалистом и которого, как известно, до этого пытали, Анну обвинили в измене мужу. Среди пятерых обвиняемых в связи с королевой был ее родной брат. Кроме этого Анне инкриминировали государственную измену. Ей вменялось в вину то, что она плела заговор с целью убийства Генриха Восьмого, после чего собиралась выйти замуж за одного из своих любовников.

Предания лгут, когда утверждают, что Анну Болейн судили за колдовство, но подобного рода обвинения упростили задачу добиться обвинительного приговора. Колдовством объяснялись выкидыши в те времена, когда за врожденными пороками развития плода усматривались происки дьявола и грехи матери. Помимо прочего, это снимало с Генриха Восьмого всякую ответственность. Теперь он мог утверждать, что это Анна с помощью чар принудила его развестись с Екатериной. Шестой палец на руке и таинственное родимое пятно, которое, по слухам, было у Анны на шее, являлись дополнительными доказательствами ее близкого знакомства с дьяволом.

Ее признали виновной по всем обвинениям. На суде председательствовал родной дядя Анны Болейн. Женщину обезглавили 19 мая 1536 года на территории Лондонского Тауэра. Она так ни в чем и не призналась, до конца продолжая разыгрывать перед всеми любящую жену, покинутую мужем. Перед казнью Анна, кажется, смирилась со своей судьбой. Она даже пошутила в присутствии палача, сказав, что отсечь ей голову будет несложно: «У меня такая тонкая шея». При этих словах женщина рассмеялась и прижала ладони к своей белоснежной, худой шее.

Роксолана

(около 1502 – апрель 1558)

Женщина, которая прошла путь от рабыни до султанши

В 1536 году у султана Оттоманской империи было всего два человека, которым он мог доверять. Первым был Ибрагим-паша, великий визирь и старинный друг. Вторым – жена Роксолана. По национальности она была украинкой, бывшей рабыней, которая выжила в яме с тиграми, называемой гаремом, и стала султаншей. После того как великого визиря нашли с перерезанным горлом, Роксолана осталась единственной советчицей и доверенным лицом Сулеймана. Угадайте, кто стоял за убийством Ибрагим-паши?

Когда Роксолана появилась при дворе султана (около 1520 года), хасеки (главной наложницей) в гареме была красивая черкешенка Гульбахар, уже успевшая родить правителю сына. В то время Роксолане было около семнадцати лет. Почти сразу же ей удалось пробиться наверх, превратившись из служанки в одну из любимых наложниц султана. После потасовки, в которой Роксолана оказалась побежденной стороной, она сделалась единственной фавориткой Сулеймана.

Будучи соперницами, Гульбахар и Роксолана с самого начала испытывали друг к другу неприязнь, а после того, как у последней родился сын, неприязнь переросла в ненависть. Скандал разразился, когда однажды Гульбахар назвала соперницу «предательницей» и «проданным мясом». (Поверьте мне, это грубые оскорбления.) Взбешенная Роксолана набросилась на черкешенку, как дикая кошка. Когда потасовка закончилось, волосы Роксоланы были в плачевном состоянии, а лицо покрывали царапины. В таком виде предстать пред очи султана она не могла.

Вполне возможно, что Роксолана добивалась этого с самого начала. Когда явился евнух, чтобы вести женщину в покои султана, Роксолана отказалась идти по причине того, что не желает оскорблять лучезарного Сулеймана своим избитым видом, как бы сильно тот ни хотел ее видеть. Встревоженный султан настоял, чтобы любимая наложница явилась в его покои. Увидев, в каком плачевном состоянии она находится, Сулейман выслал Гульбахар в дальние пределы Оттоманской империи, а Роксолана стала хозяйкой гарема.

Сулеймана настолько покорила эта женщина, что он стал жить с ней почти в моногамных отношениях, настолько, насколько это вообще свойственно султанам. Однажды, когда в качестве подарка ему прислали красивых женщин, Роксолана учинила такой скандал, что Сулейману пришлось отослать их обратно. Поговаривали, что она даже убедила султана выдать замуж самых прекрасных девушек в гареме, мотивируя свое желание тем, что в противном случае их красота увянет напрасно. Роксолана пользовалась особым положением. Наперекор древней традиции «одна наложница, один сын», призванной уменьшить женское влияние на правителя и предотвратить борьбу за власть, она родила Сулейману одного за другим четырех сыновей и дочь.

Ее стремительное восхождение к власти еще более удивительно, учитывая незнатное происхождение этой женщины. Имя Роксолана, в переводе означающее «русская», должно быть, было придумано ей при дворе. Это не совсем корректно, учитывая то, что эта женщина родилась в Западной Украине, входившей в то время в состав Речи Посполитой. Хотя проследить ее происхождение трудно, поскольку ее настоящее имя неизвестно, принято считать, что Роксолана родилась между 1502 и 1505 годами. Предположительно, она была дочерью священника. В свое время ходили упорные слухи, будто Роксолана – незаконнорожденная дочь короля Сигизмунда Первого, но к подобного рода утверждениям нельзя относиться всерьез. Скорее уж это была попытка возвеличить Роксолану. Каким бы ни было ее происхождение, в возрасте пятнадцати лет девочку угнали во время набега крымские татары. Ей пришлось пешком идти в Кафу[17], на самый большой невольничий рынок в черноморском регионе. Здесь, согласно легенде, ставший впоследствии великим визирем Ибрагим-паша купил ее для султанского сына Сулеймана. Немного иронично, если учесть, как сложилась в дальнейшем судьба Ибрагима-паши.

Как же молодой рабыне удалось до такой степени обольстить султана? В конце-то концов, поступив в гарем, она заняла в нем самое скромное место. Роксолане пришлось выдержать соперничество с тремя сотнями привлекательных, интересных и талантливых в определенном смысле женщин. Согласно воспоминаниям одного из послов, исключительной красавицей Роксолана не была. Несмотря на чистую кожу, рыжие волосы, элегантность и скромность, девушка была довольно низкорослой и склонной к полноте. Первоначальный интерес к ней султана, скорее всего, объяснялся ее личными качествами. Она была мила и остроумна, умела играть на гитаре и доставить ему удовольствие. Турки прозвали ее Хюррм, что можно перевести как «радостная» или «смеющаяся». Недруги, впрочем, утверждали, что Роксолана прельстила султана любовными снадобьями и колдовством. Турки называли ее также «зиади», то есть «ведьма». Что ни говори, а Роксолана была изобретательной. Так, к примеру, когда пожар стер с лица земли старый сераль, в котором проживала она и другие наложницы, Роксолана изъявила желание переехать в новый дворец, поближе к султану, что дало ей преимущество над другими.

Очутившись во дворце султана, Роксолана там и осталась. В 1533 или 1534 году, вскоре после ее переезда, султан взял рыжеволосую наложницу себе в жены. Церемония была пышной, как и полагается свадьбам августейших особ. Была музыка, танцы, пиршество, качели и жирафы. Свадьба удалась на славу. Современник писал: «Много толкуют о свадьбе, и никто не знает, что бы это могло означать». За минувшие три столетия Сулейман стал первым султаном, взявшим в жены наложницу. Роксолана стала первой наложницей-рабыней за всю историю Оттоманской империи, которой даровали волю и которую сделали законной женой.

Став султаншей, Роксолана получила бльшую свободу действий, чем любая другая женщина до нее, например, мать султана. Когда Сулейман отсутствовал, его супруга часто брала на себя роль правительницы государства. Чтобы изменить общественное мнение касательно своего ведовства, Роксолана много поработала на ниве благотворительности, совершая добрые поступки и финансируя возведение величественных и полезных народу сооружений.

Но все привилегии быстро бы исчезли, если бы Роксолана расслабилась, а не уцепилась обеими руками за власть. Вырвавшись из безвестности гарема и став султаншей, она не хотела довольствоваться ролью смазливой племенной кобылы-производительницы. Именно поэтому ей пришлось избавиться от великого визиря. Ибрагим-паша был единственным человеком, помимо нее, кому султан доверял. Он был единственным при дворе, чья власть не уступала ее собственной. А еще, попросту говоря, Ибрагим-паша ей не нравился. Он был из породы тех, кто умеет за себя постоять. Когда один поэт дурно выразился об Ибрагиме-паше в стихах, тот приказал провезти несчастного по городу на спине осла, а затем удавить.

Роксолана передавала повелителю слухи о великом визире, которые слышала от придворных, и неустанно твердила султану о своей неприязни к Ибрагиму-паше. А тот тем временем ничего не предпринимал, чтобы улучшить отношение к себе при дворе. Он стал ужасно заносчив и, кажется, даже принимал решения, не посоветовавшись с султаном. Слухи о том, что Ибрагим-паша плетет заговор против Сулеймана, становились все громче. Возможно, сама Роксолана нашептывала их в уши своего мужа. Пятнадцатого марта 1536 года изувеченный труп Ибрагима-паши был найден в забрызганной кровью спальне. Безжалостные глухонемые убийцы султана, которых он держал для подобного рода случаев, сделали свое дело.

В пятидесятые годы XVI века Роксолана сама по себе являлась значимой политической фигурой, но даже ей нужны были союзники. Она нашла единомышленника в лице Рустема-паши, мужа своей дочери, занявшего освободившийся пост великого визиря. Оппозицию им составил «принц» Мустафа, наследник Сулеймана и его сын от впавшей в немилость наложницы Гульбахар. Хотя Мустафа правил в отдаленной от центра провинции империи, он не уступал отцу силой характера, быстротой мысли и целеустремленностью. К тому же он пользовался любовью народа, а сыновья Роксоланы нет.

Женщина прекрасно понимала, что, если к власти придет Мустафа, ее убьют или вышлют обратно в старый сераль, где она будет жить среди «запасных» жен и исчерпавших свою полезность наложниц. А еще Роксолана понимала, что, расчищая себе дорогу к власти, Мустафа убьет всех ее сыновей. Ей оставалось одно: сделать так, чтобы у него не было ни единого шанса.

Согласно популярной легенде, Роксолана сначала сама решила разделаться с Мустафой, послав ему пропитанные ядом одежды. Когда ее план не сработал, она использовала все свое влияние, чтобы заставить султана сделать грязную работу за нее. В 1553 году Мустафу казнили по приказу султана, обвинив его в заговоре с целью убийства Сулеймана и узурпации власти. С точки зрения широкой турецкой общественности и придворных вельмож Роксолана и Рустем-паша сфабриковали дело и настроили отца против сына. Некоторые утверждали даже, что Роксолана с помощью колдовства отравила разум своего мужа. Рустем-паша лишился должности великого визиря в тот же день, когда казнили Мустафу. Впрочем, опала была временной. Два года спустя Роксолана добилась возвращения Рустема-паши.

Тысячи наложниц в Оттоманской империи жили, рожали детей и умирали, не оставив после себя даже имени. Роксолана воистину должна была быть неординарной личностью, чтобы заставить султана сделать из нее честную женщину.

Но причину этого следует искать не только в хитрости и интриганстве Роксоланы. В центре всей этой истории лежит, как ни странно, великая любовь. Сулейман искренне любил Роксолану и в течение большей части четырех десятилетий, проведенных ими вместе, не изменял ей с другими. Вся глубина его чувств видна не только в том, как Сулейман относился к этой женщине, но и в написанном ей или о ней. В одном стихотворении как нельзя лучше видна вся глубина его переживаний:

Роксолана, судя по всему, отвечала ему взаимностью. Во время частых отлучек мужа она постоянно поддерживала с ним переписку, ничего не упуская из повседневных мелочей, здоровья детей и жизни при дворе. Она писала: «Мой повелитель! Ты зажег во мне неугасимое пламя».

Когда Роксолана умерла в 1558 году при невыясненных обстоятельствах, Сулейман был безутешен. По его приказанию возвели роскошный мавзолей. Роксолана стала первой женщиной из гарема, которую похоронили с такой пышностью. Султан умер восемь лет спустя, на старости лет страдая от подагры, артрита и язвы на ноге. Между двумя его сыновьями, оставшимися в живых, разразилась кровавая междоусобная война за трон.

Екатерина Радзивилл

(30 марта 1858–12 мая 1941)

Княгиня-аферистка

В 1884 году в течение нескольких недель светские круги Европы были скандализированы и в то же самое время немного позабавлены письмами некоего графа Павла Василия, которые печатались в одном французском журнале. «Граф» рекомендовал себя дипломатом при берлинском дворе кайзера Вильгельма, но все понимали, что это имя – всего лишь псевдоним.

Кембы ни был этот человек, он, как казалось, был знаком со многими важными особами. Зло высмеивая их, автор называет сильных мира сего по именам и не стесняясь рассказывает об их недостатках. Об императрице Августе «граф» писал: «Она двуличная притворщица и интриганка. У нее нет ни чувства собственного достоинства, ни чувства меры… Она окружила себя придворными и фаворитками, которые первыми распространяют слухи, порочащие их августейшую госпожу». Нравы двора «граф» характеризовал так: «Адюльтер разросся на хорошо удобренной почве и цветет буйным цветом… Добродетель относится к тем качествам, которые считаются бесполезными. Что касается любви, то она встречается крайне редко. В высшем обществе Берлина люди сходятся и расходятся, повинуясь собственным прихотям». О типичной состоятельной фрау было написано: «Представительница высших слоев общества в Берлине не читает, не работает и вообще ничем полезным не занимается. Свое свободное время она проводит в пустой болтовне, одевании, раздевании и поиске тех, кто поможет ей в этих занятиях. В голове у нее нет серьезных мыслей, а в сердце – глубоких чувств… Она ничего из себя не представляет в том, что касается образования, тактичности и изящества манер». Короче говоря, Берлин предстал в этих письмах помойной ямой, где процветают нетерпимость, провинциализм, супружеские измены, сплетни и дух упадка. Письма оказались настолько популярными, что их издали отдельной книгой под вполне подходящим названием – «Берлинское общество».

Неудивительно, что общество Берлина не особо обрадовалось появлению этих публикаций. Двору кайзера Германской империи не исполнилось еще и пятнадцати лет, а сам Берлин только недавно превратился из захолустного городишки с немощеными улицами в столицу. Берлинцы чувствовали себя немного ущербными, и то обстоятельство, что некто, допущенный во внутренний круг, смеет так над ними потешаться, возмущало. Автором скандальных публикаций был не иностранный дипломат, а человек из своего же окружения – двадцатишестилетняя княгиня Екатерина Радзивилл.

Урожденная Екатерина Адамовна Ржевуская была дочерью изгнанного из страны польского магната, чьи владения находились на землях, входящих в настоящее время в состав Украины[18]. Екатерина росла в замке, в котором бродило привидение одной из ее родственниц – когда-то член ее рода замуровал живьем в башне собственную мать, желая поскорее заполучить наследство. В пятнадцатилетнем возрасте Екатерину выдали замуж за двадцативосьмилетнего князя Адама Карла Вильгельма Радзивилла, который проживал в изгнании в Берлине. Церемония бракосочетания была невеселой и по возможности краткой. В 1873 году Екатерина, которая до этого успела побывать в Париже и Санкт-Петербурге, была введена в берлинское общество, которое не произвело на нее никакого впечатления.

Екатерина обладала саркастическим складом ума. Молодая женщина открыто демонстрировала пренебрежительное отношение недавно созданному двору кайзера. Один британский дипломат писал, что при дворе боятся ее «острого язычка». Под влиянием своей тетки, вдовы французского писателя Оноре де Бальзака[19], Екатерина облекла свои нелицеприятные наблюдения в словесную форму. Сначала это были письма, а потом вышедшее анонимно хлесткое «Берлинское общество».

Сплетни и слухи – это, конечно, интересно, но по-настоящему Екатерину интересовала политика, сфера, в которую женщине путь был заказан. Когда княгиня Радзивилл не была беременна (к двадцати двум годам она родила пятерых детей), она любила дни напролет слушать речи депутатов в немецком рейхстаге. Неудовлетворенные политические амбиции привели к тому, что Екатерина увлеклась журналистикой, и в скором времени люди начали подозревать, что ее «острый язычок» имеет непосредственное отношение к «Берлинскому обществу». В 1885 году ей и мужу пришлось перебраться в Санкт-Петербург. Впрочем, княгиню это нимало не тревожило. Она ненавидела Берлин. В ее характере чувствовалось много русского – видимо, сказалась кровь матери. Княгиня так никогда и не признала, что была изгнана из берлинского высшего общества. Только гораздо позже она написала, что императрица Августа невзлюбила ее за «не имеющее оправданий преступление, состоящее в том, что я написала вполне невинную во всех отношениях книгу». Как бы там ни было, писать это Екатерине ни при каких обстоятельствах не следовало. Впрочем, и в дальнейшем написанное ею будет доводить княгиню до беды.

Последующие годы оказались не особо благосклонными к княгине. Все ее попытки стать влиятельной политической фигурой в Санкт-Петербурге ни к чему не привели. Приход к власти Николая Второго, которому просто некогда было заниматься такими, как она, доказал полную несостоятельность амбиций княгини. Брак разваливался на глазах, дети покидали родительское гнездо, а Екатерина всю себя посвятила политической журналистике. Впрочем, без царского одобрения княгине Радзивилл не доставало одной важной вещи – доступа к информации. Она оставалась одной из армии много мнящих о себе щелкоперов. Княгине просто необходимо было оказаться в другом политическом климате.

В феврале 1896 года ей представилась прекрасная возможность, когда во время пребывания в Лондоне княгиня на званом ужине сидела возле Сесиля Родса, южно-африканского политика британского происхождения, крестного отца Родезии и основателя стипендии Родса. Политическая карьера бывшего премьер-министра Капской колонии клонилась к закату. Месяц назад он вынужден был уйти в отставку после провального набега Джеймсона – авантюрной попытки вторгнуться на территорию Трансваальской республики и свергнуть местное правительство буров. Набег с согласия шефа возглавлял доктор Линдер Джеймсон, правая рука Родса.

Родс вскоре забыл о княгине, а она о нем нет. В 1897 году, спустя полтора года после их знакомства, Екатерина написала ему письмо, уверяя, что при первой встрече отнеслась к нему с толикой подозрения, но теперь, спустя некоторое время, осознала в полной мере его величие. А еще княгиня писала о своем «даре или проклятии предвиденья», согласно которому в течение ближайших шести месяцев его ждут большие неприятности. К письму Екатерина приложила золотую безделушку, с которой умоляла никогда не расставаться. Беспокойство княгини произвело на Родса самое благоприятное впечатление. Он сохранил ее письмо и амулет. Спустя полтора года княгиня Радзивилл написала ему снова. На этот раз она просила совета насчет выгодных капиталовложений. Родс посоветовал ей вложить свои деньги в строительство железной дороги в Машоналенде (Зимбабве).

В тот период времени, к которому относится это письмо, Екатерина жила одна в Париже, страдая от депрессии и призрака бедности, маячившего на горизонте. Согласно воспоминаниям личного секретаря Родса, Филиппа Джордана, княгиня начала навязываться его работодателю. В своих записках он сообщает о том, как Родс несколько раз брал билет на пароход, плывущий в Африку, а потом сдавал его и снова брал. Екатерина в свою очередь то и дело бегала к агенту бюро путешествий, чтобы узнать о планах Родса и изменить свои в соответствии с тем, что делал он. Поэтому никто не удивился, когда Родс, наконец-то отбыв в Южную Африку в июле 1899 года, в обеденном салоне первого класса застал там уже поджидающую его Екатерину Радзивилл.

К этому времени ей исполнился сорок один год, но княгиня все еще оставалась привлекательной женщиной. К тому же она была умной, обладала обширными родственными связями и прекрасно разбиралась в политических вопросах. А еще, к всеобщему замешательству собравшихся за обеденным столом, она вполне «откровенно» выразилась о причине, побудившей ее пуститься в плавание к берегам Южной Африки: ее муж, с которым она разводится, ужасный человек, и она боится за свою жизнь в Европе. По воспоминаниям Джордана, однажды княгиня упала в обморок прямо в объятия Родса. Того тронуло отчаянное положение Екатерины Радзивилл. (Надо заметить, что другие пассажиры особых странностей в ее поведении не заметили.) Сесиль Родс, как бы там ни было, оказался достаточно любезен, чтобы по прибытии предложить княгине остановиться в его доме.

Если целью Екатерины было вызвать в душе у Родса романтические чувства, то она лаяла не на то дерево, как говорят в таких случаях. Родс был либо убежденным холостяком, либо скрытым гомосексуалистом. Сначала, впрочем, Екатерина использовала это знакомство для наведения мостов в политических кругах колонии. Сесиль представил ее нескольким видным южноафриканским политикам. Будучи княгиней, Екатерина вызвала своим появлением маленькую сенсацию. Ее приглашали на все важные общественные мероприятия. Женщина часто посещала в качестве зрительницы заседания местного парламента. Референты Родса прозвали ее «Принцесса Разделил» за пристрастие к интриганству и любовь к политическим дрязгам. По прошествии нескольких месяцев, впрочем, гостеприимству Родса пришел конец, после того как он узнал, что княгиня распространяет разного рода сплетни, в то числе и о том, что они любовники и даже обручены. Екатерина Радзивилл и впрямь любила приврать. Причины, побуждающие ее к этому, остаются неясными. Возможно, всему виной политические амбиции. К сожалению для нее, все ее старания пошли прахом.

А между тем политический пейзаж в стране омрачился началом Второй англо-бурской войны. Пока Родс четыре месяца сидел в Кимберли, осажденном войсками буров, Екатерина встретилась с голландскими лидерами партии Союз африканеров. Во время беседы поднимались вопросы о создании объединенной англо-африканерской партии и примирения Родса с политическим истеблишментом колонии. Женщина принялась издавать газету «Величие Британии», в которой защищала интересы Родса. Поведение Екатерины Радзивилл перешло границы дозволенного. Теперь она хотела стать той, кто возвратит Сесиля Родса в кресло премьер-министра федерального государства Южная Африка. Вот только мужчина не хотел, чтобы «престарелая принцесса» ему помогала. Он не хотел даже видеть ее где-нибудь поблизости. Родс пытался сбежать от нее, но Екатерина преследовала его с неутомимым упорством.

Княгине ничего не оставалось, как продолжать доигрывать свой гамбит. К этому времени ее финансы находились в крайне плачевном состоянии. В марте 1900 года Екатерина попросила Родса стать ее финансовым поручителем. Он ничего не написал ей в ответ, но позже утверждал, что поручил своему поверенному в делах сообщить княгине, что готов оплатить ее огромный счет за пребывание в отеле, если она согласится уехать из страны. В апреле Екатерина уехала, но не надолго. После непродолжительного пребывания в Лондоне, где княгиня написала несколько статей в поддержку Родса-политика, в июне она вернулась на корабле в Кейптаун. Спустя несколько месяцев после ее возвращения отношения между княгиней и Родсом деградировали до состояния тотальной войны. Некоторые историки утверждают, будто все началось с того, что Екатерина начала шантажировать объект своей необычной привязанности.

Что же у нее могло быть на Родса? Скорее всего, так называемые «пропавшие» телеграммы и документы, имеющие отношение к неудачному набегу Джеймсона. Историки предполагают, что они могли изобличать британского государственного секретаря по вопросам колоний в причастности к разработке плана набега. Как Екатерине удалось заполучить эти телеграммы, остается неизвестным. Вполне возможно, что она попросту стащила их во время одного из своих «визитов» в кабинет Родса без сопровождения. Что бы ни было в этих документах, политик страстно желал их вернуть. Свидетели слышали, как они «ссорились» из-за этих документов. Представители властей обыскали номер княгини, но ничего не нашли.

В 1901 году Екатерина опустилась до откровенного преступления, когда, остро нуждаясь в деньгах, подделала подпись Родса на долговых расписках на общую сумму в двадцать четыре тысячи фунтов стерлингов. Когда в банке отказались принимать ее подделки, Екатерина обратилась к акуле-ростовщику с подмоченной репутацией. Ложь громоздилась на лжи. Десять недель спустя княгиня настолько запуталась, что помочь ей не смог бы уже никто. Мистер Том Лоув подал в суд на Радзивилл и Родса, требуя обналичить вексель. Махинации Екатерины всплыли на поверхность. Обвиняемые не появились на суде, и слушания отложили. Екатерину арестовали по обвинению в двадцати четырех случаях мошенничества и подлога. Через неделю ее отпустили под залог загадочным образом появившихся у нее для этого денег. Судебное разбирательство отложили до февраля 1902 года.

Теперь настала очередь Екатерины стать «жертвой» шантажа: люди Родса предложили ей оплатить фиктивные долговые обязательства в обмен на украденные ею телеграммы. Княгиня отказалась. Она, судя по всему, склонялась к мысли покинуть Южную Африку. «Если я не уплыву завтра, то послезавтра окажусь на улице или на суде. Лучше уж свести счеты с жизнью», – писала она одной из бывших подруг. А в это время Родс решил выбрать иной способ защиты: публично вывести аферистку на чистую воду. Он вернулся в Южную Африку и предстал перед судом с целью дискредитировать «эту женщину». Ссылаясь на болезнь, Екатерина несколько раз не явилась в суд. В ее отсутствие эксперты объявили представленные ею векселя подделкой. Родса оправдали, но, поскольку дело слушалось в гражданском суде, Екатерина вышла сухой из воды.

Вместо того чтобы побыстрее уехать из страны, княгиня подала на Родса в суд за его нежелание обналичить векселя на сумму в две тысячи фунтов стерлингов. В ответ мужчина перенес рассмотрение дела из гражданского в уголовный суд: теперь, если Екатерина не сможет доказать то, что векселя подписаны Родсом, ее будет ждать тюрьма. Тогда женщина повела себя просто вызывающе. Она начала преследовать врага, слоняясь по улице напротив его дома. Родс страдал серьезной болезнью сердца. Если Екатерина собиралась ускорить его кончину, то ей это удалось. Сесиль Родс умер 26 марта в возрасте сорока девяти лет.

Месяц спустя Екатерина предстала перед судом. Все дело быстро превратилось в фарс. У княгини не оказалось ни свидетелей, ни доказательств своей правоты. Она даже не особо помогала своим адвокатам ее защищать. Екатерина путалась в ответах. Присутствующая в зале публика то и дело разражалась смехом, слыша ее заявления. Два дня спустя, уже осужденная судом общественного мнения, Екатерина Радзивилл была признана виновной в мошенничестве и подлоге. Ее приговорили к двум годам тюремного заключения. «Если это правосудие, – произнесла она, – то мне жаль народ, которым управляют люди с нездоровым пониманием справедливости».

В тюрьме она отсидела шестнадцать месяцев. Ее адвокат, который к этому времени стал злейшим врагом княгини, заявил, что ее освободили досрочно только из-за того, что она надоела всем в тюрьме своим нытьем. На самом деле у Екатерины ухудшилось здоровье. При обыске ее вещей никаких бумаг, относящихся к набегу Джеймсона, найдено не было.

Когда дочь Екатерины узнала о том, что ее мать посадили в тюрьму, она высказала «сожаление насчет мягкости приговора». Только единокровный брат княгини поверил в ее невиновность. Вся остальная родня отреклась от Екатерины Радзивилл. Из тюрьмы женщина вышла без гроша за душой. В 1911 году она сочеталась браком с бизнесменом по имени Чарльз Эмиль-Кольб. Брак этот не был долговечным, и о его обстоятельствах почти ничего не известно.

Примерно в это же время Екатерина Радзивилл перебралась в Санкт-Петербург, поближе к императорскому двору. На жизнь она зарабатывала написанием книжонок, раскрывающих всевозможные «тайны» королевских фамилий Европы. Среди прочих можно назвать «Тайны лишенных трона венценосцев», «Королевский рынок невест и женихов», «Исповедь царицы» и т. д. Наиболее интересная среди этих книг – «Венский Черный Карлик и другие странные истории».

Но скандалы в жизни княгини на этом не закончились. В 1913 году она воскресила графа Павла Василия и опубликовала под его именем книгу «За кулисами русского двора». Среди всего прочего достоянием общественности стала бережно охраняемая царской семьей тайна болезни царевича, страдающего гемофилией. После этого Екатерину Радзивилл выслали из страны. Учитывая то, что вскоре большевистский террор пожнет богатую жатву среди аристократов, эта высылка может рассматриваться скорее как благодеяние. Екатерина переехала в Стокгольм, где продолжала плодотворно писать и даже ездила с лекциями по стране. В апреле 1917 года она отправилась в Соединенные Штаты, желая выступить с докладом о русском царизме и революции, но на острове Эллис[20] ее задержали и потребовали объяснений касательно ее «деятельности» в Южной Африке. Екатерине все же удалось поселиться на Манхеттене и продолжить писательскую деятельность. Довольно часто ее имя попадало в газеты. Так, к примеру, на одной из лекций она объявила фальшивкой «Протоколы сионских мудрецов», в которых описывается мнимый еврейский заговор с целью захвата власти над миром. В другой раз о ней писали, когда Екатерину Радзивилл выселили из отеля, после того как она не смогла оплатить счет.

Ее имя часто появлялось в статьях, а вот статьи с ее именем печатались куда реже. Следующее десятилетие Екатерина перебивалась с хлеба на воду, предлагая редакциям пространные статьи, в которых высказывала свое княжеское суждение касательно мировых событий. Одно время она даже работала телефонисткой. В 1932 году Екатерина написала вторую свою автобиографию – «Это было на самом деле». В ней княгиня рассказывала о подробностях своей жизни в Европе и Соединенных Штатах. О Южной Африке в книге не было ни слова, зато там описывалась жизнь обедневшей княгини в многоквартирном доме и ее дружба с местной проституткой, наделенной «золотым» сердцем, с маленькой умирающей девочкой, с изможденной старухой, матрац которой набит долларами, с мальчиком, над которым издевался его отец-пьяница и которого Екатерина взяла к себе под крыло. Один из ее биографов заметил по этому поводу: «Название книги не соответствует ее содержанию. Почти ничего, описанного в ней, не было на самом деле».

В какой-то момент своей полной приключений жизни Екатерина приняла католичество и получила американское гражданство. Позднее она заявила: «Я стала в душе американкой. Сейчас я не могу представить себе, что буду жить где-нибудь в другом месте». Так оно и вышло. Княгиня Екатерина Радзивилл скончалась 12 мая 1941 года в Нью-Йорке в возрасте восьмидесяти четырех лет.

Стефани фон Гогенлоэ

(16 сентября 1891–13 июня 1972)

Княгиня, шпионившая для Гитлера

В 1938 году княгиня Стефани фон Гогенлоэ, имея на руках гостевую визу и сто шесть мест багажа, появилась на Манхэттене. Блестящую светскую львицу встречали представители прессы и… агенты ФБР. Остроумие и очарование Стефани вызывали любовь у всякого, с кем она встречалась, за исключением людей из госбезопасности. Эти люди считали, что «дорогая княгиня», как называл ее Адольф Гитлер, является коварной авантюристкой, шантажисткой и аморальной нацистской шпионкой. Но вот выпроводить эту женщину из страны было не так уж просто.

Родившаяся в семье венских представителей среднего класса, Стефани смогла пролезть в аристократки благодаря смазливому личику, склонности к тонкому флирту и умению ловко манипулировать людьми. В 1914 году она вышла замуж за князя Австро-Венгерской империи. Этому ее поступку не помешало то обстоятельство, что вот уже два месяца она была беременна от другого. В 1920 году супруги развелись, но Стефани сохранила за собой титул и, что важнее, знакомства с представителями доброй половины королевских домов Европы. Очень быстро молодая женщина поняла ценность своих связей в высшем обществе. Стефани всегда имела тягу к роскоши. Так, к примеру, работая во время Первой мировой войны санитаркой в госпитале, она привезла с собой поближе к линии фронта слуг и ванну. Так вот, когда у княгини закончились деньги, она принялась торговать единственными своими активами – связями и знакомствами.

И еще кое-чем. С 1928 года Стефани оказалась под пристальным вниманием британской и французской разведок. Бумаги, найденные в ее парижской квартире в 1932 году, сразу после того как княгиня спешно уехала в Лондон, свидетельствуют о том, что немцы платили ей за то, чтобы Стефани подружилась с лордом Ротермером, владельцем «Дейли мейл», самой популярной британской газеты. Ей нужно было убедить лорда использовать его газету для ведения кампании по возвращении Германии территорий, утраченных по Версальскому мирному договору. Со временем княгине удалось подружиться с лордом Ротермером, и эти связи оказались очень выгодными как для нее самой, так и для немецких нацистов. В том же году княгиня уехала из Парижа, окруженная облаком всеобщего подозрения. Она подписала контракт с «газетным бароном». Теперь Стефани становилась его европейской «ведущей колонки светских новостей» за пять тысяч фунтов стерлингов в год (около четырехсот тридцати трех тысяч долларов по современному курсу). За выполнение каждого особого задания ей полагалось еще по две тысячи сверху. Лорд Ротермер попросил княгиню представить его Гитлеру, новому канцлеру Рейха, выполняя тем самым заветное желание самого фюрера – он-то прекрасно осознавал ценность хорошей пропаганды. Благодаря Стефани Ротермер стал одним из самых видных сторонников нацистов в Великобритании. В 1938 году их связь, впрочем, оборвалась, после того как лорд пожаловался на то, что княгиня то и дело просит у него денег.

Но лорд Ротермер был не единственной победой княгини. В тридцатые годы Стефани сумела стать очень полезным нацистским агентом. Благодаря изворотливости она добралась до вершины британской аристократии, сблизившись с королем Эдуардом Восьмым и женщиной, из-за которой он впоследствии отрекся от трона, – Уоллис Симпсон. Единственное, что помешало княгине в ее интригах, целью которых было оставить на троне благоволившего к нацистам короля, – это стойкая антипатия парламента к дважды разведенной американке самого просто происхождения и к тому же с мужским именем.

К середине тридцатых годов Стефани «проникла в высшие круги Лондона», читаем мы в ее секретном досье. Она собирала информацию на влиятельных людей, занималась пронемецкой пропагандой и взращивала в среде правящей элиты сторонников нацизма. Госбезопасность почти постоянно вела за ней наблюдение, но министерство внутренних дел Великобритании не решалось выслать шпионку из страны, памятуя о «тех кругах, в которых она вращается» (читайте: предвидя, какую истерику закатят ее могущественные друзья).

Звезда Стефани среди членов нацисткой партии сияла, как никогда прежде. Она была их любимицей, устроительницей светских приемов, на которых лидеры партии встречались с европейскими политиками и за коктейлями вели разговоры. Гитлер приглашал княгиню в свое убежище в горах и засыпал ее подарками: букеты роз, портреты самого себя в роскошных рамах с дарственными надписями «Дорогой княгине», щенок по кличке Волк от немецкой овчарки фюрера и даже… змок. В 1937 году княгиню наградили Почетным крестом Немецкого Красного Креста за «неутомимое отстаивание интересов Третьего рейха». С 1936 по 1938 год княгиня Стефани получала официальные VIP-приглашения на военные парады, прозванные американскими сатириками «гусиными шествиями». В 1938 году она даже сидела на трибуне рядом с вождями. В том же году княгиня стала «почетной арийкой», когда получила высшую награду рейха – Золотой партийный знак НСДАП.

Стефани честно отрабатывала свои деньги, отстаивая интересы партии, но ее старания не сделали княгиню популярной среди всех членов руководства нацистской партии. Непостоянный, страдающий паранойей Гитлер начал прислушиваться к тому, что ему нашептывали насчет княгини – она еврейка (так оно и было на самом деле; ее мать перешла из иудаизма в католицизм), занимается шантажом (и это общеизвестный факт), старается работать на два фронта (и это сущая правда). В начале 1939 года нацистская партия прекратила ее финансирование. Стефани осталась без поддержки.

Она постаралась вернуть себе прежнюю работу у лрда Ротермера, но издатель отказал ей. Тогда княгиня решила начать собственную игру. Она предъявила Ротермеру иск за нарушение договора, утверждая, что издатель брал на себя обязательства платить ей на бессрочной основе. Все это очень походило на шантаж, особенно когда Стефани намекнула, что, если лорд добровольно не согласится на ее требования, она опубликует свои мемуары, в которых Ротермер предстанет низким предателем и сторонником нацистов, любящим ухлестывать за молоденькими женщинами.

Лорд Ротермер был не из тех, кого можно запугать, и довел дело до конца. В ноябре 1939 года состоялись слушания в верховном суде Великобритании. Стефани проиграла дело. Хуже того, на суде открылась ее близость к Гитлеру, что, учитывая разразившуюся войну с Германией, было нехорошо. Вскоре после окончания суда леди из высшего общества, повстречавшие ее в отеле «Ритц», «приветствовали» княгиню возгласами: «Убирайся прочь, грязная шпионка!»

Стефани вняла угрозам. Ее ничто не удерживало, и поэтому сорокавосьмилетняя княгиня отправилась в Америку. Когда в декабре она вместе со ста шестью местами багажа прибыла в Нью-Йорк, «любимую княгиню» Гитлера встречали не только репортеры, но и агенты ФБР. Все они с одинаковым упорством шли по следу княгини. Однажды в ванной комнате своего гостиничного номера Стефани застукала папарацци.

Оставаясь верной себе, княгиня и в Соединенных Штатах продолжила сеять семена симпатии к нацистскому режиму в среде американского высшего общества. Возможно, она надеялась реабилитироваться в глазах своих старых друзей. Федеральное правительство не пожелало благосклонно смотреть на ее выходки, и, когда в ноябре 1940 года срок ее визы истек, Джон Эдгар Гувер самолично отказал ей в продлении.

Вот теперь княгиня впала в отчаяние и… обратилась непосредственно к президенту Франклину Рузвельту, но тот не выказал ни малейшего сочувствия. Она угрожала совершить самоубийство, утверждая, что «ужасно больна» для того, чтобы давать показания на слушаниях перед депортацией, и даже умудрилась приехать в автомобиле «скорой помощи», лежа на носилках, но все напрасно. Седьмого марта 1941 года Рузвельт дал приказ выдворить «эту Гогенлоэ» из страны. На следующий день ее арестовали.

Впоследствии сын княгини писал, что у его матери был «талант превращать своих врагов в преданных друзей». Учитывая то, что произошло после ареста, это утверждение можно счесть преуменьшением талантов Стефани. В течение нескольких часов арестованная княгиня умудрилась встретиться с главой службы иммиграции и натурализации Лемюэлем Шольфилдом, отцом четырех детей, и соблазнить его. Девятнадцатого мая он позволил Стефани выйти на свободу под залог. Одним из условий было то, что княгиня не должна терять связи с начальником регионального управления службы иммиграции и натурализации, то есть с самими Шольфилдом. Теперь американец часто спал со Стефани.

Отсрочка оказалась временной. Восьмого декабря 1941 года, на следующий день после того, как японцы напали на Перл-Харбор и США оказались вовлеченными во Вторую мировую войну, княгиню снова арестовали. На этот раз рисковать не стали: ее посадили в одиночную камеру в иммиграционном центре Нью-Джерси. Одураченный Шольфилд попытался надавить на Гувера, но только разозлил главу ФБР, и начальнику регионального управления иммиграционной службы пришлось смириться. Стефани отвезли в лагерь для интернированных сторонников фашистов в Сиговили, штат Техас, где по личному распоряжению президента она просидела за колючей проволокой до конца войны. В 1945 году княгиню выпустили из лагеря последней. Шольфилд ее ждал. Они прожили вместе до его смерти, случившейся в 1954 году.

Как ни странно, но имя княгини было еще раз упомянуто в светских новостях, и Стефани удалось снова добиться благосклонности со стороны сильных мира сего. В 1965 году, двадцать лет спустя после освобождения из лагеря для интернированных лиц, она получила приглашение на президентскую инаугурацию Линдона Б. Джонсона.

Княгиня умерла в 1972 году, в возрасте восьмидесяти лет. Несмотря на почтенный возраст и болезни Стефани, те, кто ее знал, не были готовы к ее смерти. Учитывая то, как крепко в прошлом цеплялась княгиня за жизнь, было бы наивно думать, что она легко с ней расстанется.

Уцелевшие Принцессы, которым пришлось принимать трудные или предосудительные решения

Лукреция

(18 апреля 1480–24 июня 1519)

Принцесса мафии эпохи Возрождения

Рассказывали, что красавица Лукреция Брджиа носит на пальце перстень с ядом. Если будешь неосторожен, она ловко сумеет всыпать отраву в твое вино. Рассказывали, что она убивает наскучивших ей любовников. Рассказывали, что эта женщина купается в крови, желая сохранить свежесть кожи. Рассказывали, что у нее сексуальная связь с собственным братом, свирепым и безжалостным Чезаре. Удивляться тому, что люди шепотом передавали друг другу подобного рода страшилки, не стоит. В конце концов, репутация ее семьи как некоего прототипа мафиозного образования остается на слуху даже в наши дни.

Но реальная Лукреция Борджиа не была убийцей и, скорее всего, никогда не вступала в связь с родным братом. Несмотря на бурную юность (к двадцати двум годам она уже трижды успела побывать замужем), Лукреция превратилась в очаровательную женщину, с которой вы не отказались бы посидеть за чашечкой чая.

Вот только было бы лучше, если бы чай вы налили себе сами.

Ко времени рождения Лукреции в 1480 году семейство Борджиа являлось одним из богатейших родов Италии и Испании эпохи Возрождения. А еще, без сомнения, оно было одним из самых аморальных. С помощью убийств, браков по расчету, лжи и обмана Борджиа шли к власти, а заполучив ее, не останавливались ни перед чем, чтобы ее удержать. Они и впрямь были похожи на мафиозный клан эпохи Ренессанса, вот только правил, регламентирующих их преступления, было еще меньше, чем у настоящих мафиози.

Отец Лукреции Родриго приходился племянником покойному Папе Римскому Каликсту Третьему. Хотя к безбрачной жизни у него не было ни малейшей склонности, в возрасте двадцати пяти лет дядя сделал его кардиналом, что наделило Родриго большой властью и богатством. В те времена католическая Церковь являлась политическим и духовным центром Западной Европы. Она управляла Папской областью, регионом, охватывающим добрую часть того, что сейчас называется Италией. Церковь и ее глава Папа Римский оказывали большое влияние на итальянские города-государства, в том числе на могущественную Флоренцию на севере и Неаполитанское королевство на юге. К их мнению прислушивались католические монархи Испании и Франции. Как любое другое учреждение, обладающее реальной властью, Церковь не была избавлена от коррупции. Этим можно объяснить то обстоятельство, что Родриго сочли достойным стать духовным лидером христианского мира, несмотря на шумные празднества с молодыми синьоринами, вином, танцами и порочащими духовную особу плотскими утехами, которые он себе позволял. Сообщается о том, что Родриго был отцом девятерых детей. По крайней мере четырех родила ему Ванноцца деи Каттанеи, замужняя женщина благородных кровей, с которой Родриго поддерживал длительные отношения. Конечно, его дети были незаконнорожденными, вот только никакой ущербности они не ощущали. С красавицей Лукрецией обращались так, словно она принцесса. Со временем она и впрямь ею стала.

Когда девочке исполнилось двенадцать лет, кардинала Родриго избрали Папой Римским. Он принял имя Александр Шестой. Эта победа гарантировала процветание семейству Борджиа, делая ее главу самым влиятельным человеком в Европе. Теперь красавица Лукреция, которая, по словам современников, обладала длинными светлыми волосами, глазами, казавшимися то серыми, то светло-карими, и «восхитительными пропорциями» груди, стала главным достоянием семейства Борджиа.

Папа Александр Шестой желал выдать Лукрецию замуж с максимальной выгодой для себя. Каждый последующий из трех ее супругов происходил из более влиятельной семьи. Впервые девочку выдали замуж в тринадцать лет. Ее мужем стал графДжованни Сфорца, представитель семейства, соперничавшего с Борджиа. Он был правителем Пзаро, города-государства на побережье Адриатического моря. Но Сфорца не оправдал возложенных на него ожиданий: своей кровной родни он боялся не менее сильно, чем новых родственников. Отец Лукреции решил, что его дочь заслуживает большего. Когда девушке исполнилось семнадцать лет, Александр Шестой предпринял шаги для того, чтобы объявить брак недействительным – в конце концов, он был Папой Римским. Родриго пришлось заявить, что Джованни Сфорца – импотент и брак не был консуммирован. Первая жена графа Сфорца умерла во время родов, следовательно, мужчина был в состоянии исполнять супружеские обязанности, но закрыть глаза на это обстоятельство было так же просто, как и убедить графа подписать документы, дающие право на развод. Джованни Сфорца не улыбалось объявить на весь мир о своем половом бессилии, но он сдался под давлением Борджиа и собственной семьи.

А тем временем Лукреция, получив свободу, пустилась на все тяжкие. Добром это не кончилось. Пока члены ее семейства добивались для нее развода, девушка перебралась в женский монастырь на окраине Рима. Если вы думаете, что там она не смогла найти себе неприятностей на одно место, вы глубоко ошибаетесь. Вскоре у нее случился страстный роман с Педро Кальдероном, испанцем, находившимся на службе у ее отца. Лукреция забеременела. Прошла пара недель после того, как ее семья прознала о беременности Лукреции, и Кальдерона нашли мертвым. Утверждают, что Чезаре заколол его кинжалом в Ватиканском дворце у ног Александра Шестого. Впрочем, Папа в письменной форме заявлял, что Педро Кальдерон «прыгнул по собственной воле в воды Тибра». Тело фрейлины, которая помогала скрывать от окружающих растущий живот своей госпожи, тоже было брошено в Тибр. Судьба ребенка, рожденного Лукрецией в марте 1498 года, неизвестна.

При подобного рода обстоятельствах любая другая женщина никогда бы не нашла себе нового мужа. Людская молва называла Лукрецию «самой большой блудницей из всех, когда-либо живших в Риме». Но претенденты на ее руку не переводились. В августе 1498 года Лукрецию вновь выдали замуж. Вторым ее мужем стал семнадцатилетний Альфонсо Арагонский, герцог Бишелье, незаконнорожденный сын короля Неаполя. Лукреция стала герцогиней и принцессой Салерно. Женщина влюбилась в своего нового мужа и неплохо с ним ладила. Через шесть месяцев она забеременела. Первого ноября 1499 года у них родился сын. Но люди, преграждавшие путь семейству Борджиа, имели склонность умирать, а Альфонсо Арагонский вдруг стал им очень неудобен.

Политика в эпоху Возрождения была не менее запутана, чем итальянские спагетти на вашей тарелке. Извините за сравнение. Постараюсь изложить все как можно проще. Чезаре, который недавно женился на француженке знатного происхождения, хотел, чтобы Франция оказала ему помощь в завоевании городов-государств на юге Италии. Поскольку Франция вела войну с Неаполитанским королевством, брак Лукреции с ее врагом мешал «семейному бизнесу» Борджиа. Итак, в 1500 году «неизвестные» убийцы напали на Альфонсо на площади Святого Петра в Риме и нанесли мужчине несколько ран, от которых он, впрочем, не умер. Лукреция преданно ухаживала за раненным мужем, но позже его задушили в собственной постели. Современник писал об этом происшествии так: «Поскольку дон Альфонсо не пожелал умереть от нанесенных ему ран, его удавили на собственном ложе». Кто был истинным виновником убийства, не составляло секрета – все улики указывали на Чезаре. Последний утверждал, что его зять пытался убить его из арбалета, когда Чезаре вышел в свой сад, поэтому Альфонсо Арагонский заслуживал смерти. Никто ему не поверил. Ходили слухи, что Чезаре убил мужа сестры не только потому, что тот препятствовал его союзу с Францией, но и потому, что Альфонсо занял место в сердце Лукреции, которое ранее принадлежало ему, Чезаре.

Смерть мужа произвела на женщину ужасное впечатление. По словам ее бывшего наставника, который был свидетелем обоих нападений, Лукреция наполнила залы дворца «стенаниями, рыданиями и завыванием». Ее непрекращающиеся вопли и проклятия в адрес брата и отца, который на этот раз был ни при чем, сносить было невозможно, и Лукрецию вместе с маленьким сыном отослали в Непи, небольшой городишко, расположенный в тридцати километрах к северу от Рима, справляться со своим горем. И этого от нее добились. Несмотря на любовь к мужу, отца Лукреция тоже любила, а о степени привязанности к брату Чезаре можно строить какие угодно предположения. Вскоре она их простила. Следующей задачей, стоявшей на повестке дня, было найти для Лукреции мужа с достаточно высоким общественным статусом.

В третий и последний раз Лукреция встала под венец с еще одним Альфонсо, Альфонсо д’Эсте, герцогом Феррарским. На этот раз брак предваряли хитрые игры. Сначала Лукреция не хотела выходить замуж, жалуясь отцу, что всех ее мужей «настигает злой рок». В свою очередь Эрколе Первый д’Эсте, отец Альфонсо, не особо доверял Борджиа. Несколько лет ушло на предварительные переговоры. Придворные расписывали герцогу Эрколе скромность, набожность и здравомыслие Лукреции. Вскоре и она сама, поддавшись честолюбию, завязала переписку с будущим свекром, желая произвести на него благоприятное впечатление. В конечном счете политическое влияние Борджиа, богатое приданое невесты и личное обаяние Лукреции сделали свое дело. Женщина в очередной раз покорилась воле семьи и, оставив в Риме двухлетнего сына, уехала венчаться с герцогом.

После третьего замужества общественное мнение насчет Лукреции начало смягчаться. Даже шпион, находившийся на службе у ее золовки, не питающей особого доверия к своей невестке, докладывал, что «с каждым днем она производит на меня все лучшее и лучшее впечатление». Лукреция – «синьора благонамеренная и проницательная, так что в беседе с нею приходится не давать воли своему острословию». Наперекор первоначальным опасениям Альфонсо, они с Лукрецией прекрасно поладили в постели. Дни, правда, герцог проводил в тавернах с уличными проститутками, но по ночам отправлялся к жене. Отношение к ней родственников со стороны мужа также улучшалось, что было как нельзя кстати, потому что колесо фортуны семейства Борджиа стремительно катилось под гору.

В 1502 году Чезаре Борджиа, признанный военный гений Италии, захватил несколько важнейших городов-государств полуострова. Он внушал всем страх. Однажды, заподозрив, что один из его самых верных сторонников плетет за его спиной интриги, Чезаре приказал обезглавить несчастного, посадить отрубленную голову на пику и выставить на всеобщее обозрение на городской площади. Всех, кто стоял на пути у Чезаре, ждала подобная участь.

В 1503 году, однако, фортуна отвернулась от него. Заключение союза с французским королем стало вопросом весьма проблематичным. Опасаясь растущего могущества Чезаре, Людовик Седьмой принялся мешать его дальнейшим завоевательным устремлениям. Затем дела приняли еще более угрожающий оборот. Восемнадцатого августа 1503 года умер Папа Александр Шестой. Этот человек являлся оплотом авторитета семейства Борджиа, а отличающийся безумной жаждой власти Чезаре нажил себе больше врагов, чем мог теперь себе позволить. Очередной Папа поддержал Чезаре, но старик скончался спустя двадцать шесть дней после своего избрания. Следующий Папа Римский являлся одним из самых лютых врагов семьи Борджиа. Участь Чезаре была решена. В 1504 году солдаты, служащие Папе Римскому, арестовали Чезаре и сопроводили его на судне в испанскую тюрьму. В 1507 году он бежал, но погиб в сражении с войсками своего шурина, короля Наварры.

Лукреция до самой смерти Чезаре оставалась на его стороне, но помочь чем-либо брату не смогла. Ее собственное положение было шатким. Женщина так и не исполнила своего предназначения – не подарила мужу наследника. После первого года замужества она забеременела, но на седьмом месяце у нее случился выкидыш. У Лукреции начался жар, и она едва не умерла. Все знали, что оснований для развода Лукреции и графа Сфорца не было никаких, поэтоу муж, если бы захотел, легко мог бы доказать, что его теперешний брак с этой женщиной не имеет никакой юридической силы.

Но новая семья Лукреции не спешила избавляться от нее. Молодая женщина им просто нравилась. Из этого можно сделать вывод, что Лукреция Борджиа не была злобной, склонной к инцесту убийцей, как считали многие ее современники и продолжают считать историки. Конечно, если бы ее муж решил развестись с Лукрецией, ему пришлось бы возвращать большое приданое, но никто из его родственников, насколько известно, не поднимал этот вопрос. Как раз наоборот. Родственники мужа защищали Лукрецию, уважительно высказывались о ней и даже пытались помочь ее вставшему на путь преступлений брату.

В определенном смысле падение семейства Борджиа стало спасением для Лукреции. Невинные козни, которые ей теперь приходилось строить, не имели ничего общего со смертельно опасными интригами в стиле Борджиа. У нее случилось несколько романов, в частности с поэтом Пьетро Бембо и ее свояком Франческо Вторым Гонзагой, но в остальном Лукреция вела тихую жизнь. В определенном смысле она превратилась в идеальную синьору эпохи Возрождения – доброжелательную, благочестивую, сдержанную покровительницу искусств, которая почти постоянно находилась в интересном положении. Четверо ее сыновей и дочь не умерли в младенчестве, хотя Лукреции пришлось пережить несколько выкидышей и трудные роды. Последняя ее беременность в возрасте тридцати девяти лет привела к летальному исходу. Родив дочь, женщина пять дней промучилась в родильной горячке и умерла. Девочка тоже не выжила.