Султан и его гарем Борн Георг
Напрасно искала Сирра удобного случая вырваться из рук палача. Она была таким созданием, для которого ничего не значило при случае обновить рубцы, покрывавшие лицо и шею Будимира! В бешенстве и отчаянии она была страшна, владея тогда ужасной силой, и готова на все, чтобы только освободиться или отомстить за себя.
Но помощник палача был осторожен! Он оставил одну веревку на руке Сирры. В то время как он поднимался по ступеням подмосток, рядом с ним лезла и она, будучи не в силах убежать; слуга Будимира крепко держал ее.
Солнце, так долго огненным шаром видневшееся из-за тумана и туч, уже склонялось к горизонту, через минуту оно должно было исчезнуть – а казни в Константинополе совершались всегда после заката.
Когда Сирра подошла к столбам, составлявшим виселицу, слуга передал своему господину веревку, на которой он держал Сирру, словно дикого зверя.
К ней подошли имамы. Она потребовала, чтобы ее прежде всего освободили от позорной веревки.
Один из имамов дал знак палачу исполнить желание преступницы, и вот последние оковы сняты были с Сирры.
Она увидела себя теперь свободной, но Будимир и его помощник были так близко, что стоило им только протянуть руку, чтобы снова схватить ее.
Имамы призвали осужденную к молитве и показали ей место, где должна она была совершить ее. Сирра последовала приглашению и опустилась на колени. Ей было это очень кстати: теперь она избавилась от неприятного соседства черкеса-палача.
Минута, назначенная для молитвы, была последняя в жизни преступника! И так уже слишком долго длилась вся эта церемония! Будимир думал о приказании Шейх-уль-Ислама. Казнь должна была совершиться сию же минуту.
Однако он не смел помешать молитве. Сложив свою руку на груди для молитвы, Сирра обдумывала возможность побега. Она все еще не отказалась от мысли избежать виселицы, все еще не приготовилась к смерти. Неужели она должна была умереть безвинно, неужели Мансур должен был победить, он и грек восторжествовать? Нет, этого не должно случиться! Даже в последнюю минуту она не отчаивалась! Одно, что ее беспокоило, – это длинная красная одежда! Если бы она на самом деле рискнула на попытку к бегству, эта длинная одежда стала бы ей непреодолимым препятствием, а скинуть ее она не могла. Будимир крепко привязал ее к телу.
Однако она должна была на что-нибудь решиться; время, данное ей для молитвы, уже проходило – палачом овладело нетерпение. Через минуту, когда он схватит ее и набросит петлю на шею, будет уже поздно, тогда все уже будет кончено!
Не теряя ни минуты, Сирра внезапно вскочила, прежде чем Будимир и слуга его могли схватить ее, своею единственною рукою быстро сорвала с себя красный балахон и, оставшись в своей обычной черной одежде, проворно и ловко, как кошка, спрыгнула с подмостков в середину отступивших от ужаса жандармов. Громкий крик раздался из толпы свидетелей этого неожиданного происшествия при казни; безобразное создание, на которое с тех пор, как явилось оно на подмостки, все смотрели с удивлением и отвращением, теперь внезапно приобрело в глазах зрителей дьявольский характер, и большинство из них расступилось с громким криком.
Но Будимир не хотел так легко отказаться от своей жертвы. Вместе с помощником он бросился в погоню за осужденной, в то время как кавасы разбежались с диким криком, а все свидетели этой страшной, дикой погони в ужасе расступились.
Несмотря на свою ловкость и проворство, она ошиблась в расчете: число зрителей было так незначительно, да и те, которые были, так боязливо отступали перед нею, что она тщетно пыталась найти среди них защиту и спасение. Она бросалась туда и сюда, преследуемая палачом и его слугой, – но все было напрасно. Недолго продолжалась эта погоня и кончилась неудачно для Сирры, которая снова очутилась в руках черкеса-палача.
Будимир опять втащил свою жертву на подмостки. Хитрой Сирре вторично чуть было не удалось убежать от него – в третий раз этого не должно было случиться. Со свойственной ему уверенностью и искусством он накинул ей петлю на шею, в то время как она стояла на опускном клапане – через минуту Сирра, вися на веревке, качалась бы в воздухе…
Но вот по дороге с другой стороны ворот показался во весь опор мчавшийся всадник, издали махавший белым платком. Палач, глаза которого от бешенства и напряжения во время погони за преступницей налились кровью, не видел всадника, но имамы закричали ему, чтобы он остановил казнь.
Уже нога Будимира была на засове, руки Сирры были уже завязаны на спине – и петля накинута ей на шею.
В эту минуту всадник подъехал к подмосткам. Это был Гассан, адъютант султана.
– Именем могущественного султана, остановись! – закричал он. – Осужденная помилована! Именем его величества, она должна остаться в живых! – слова эти подействовали.
Во всаднике, проворно соскочившем с коня, черкес-палач сразу узнал адъютанта султана.
Сирра поняла, что она спасена.
Петля уже так крепко стягивала ей шею, что она заранее предвкушала ужасную смерть на виселице, и теперь в последнюю минуту ей вдруг подоспела помощь.
Будимир выпустил из рук веревку. Гассан подал ему приказ султана.
– Я прибыл не слишком поздно! Осужденная невинна в убийстве! – воскликнул Гассан и затем приказал кавасам привести карету.
Палач был лишен своей жертвы! Изумленные имамы тихонько перешептывались между собой – Сирра же, как только сняли с нее петлю, дрожа опустилась на колени.
Все зрители: мужчины и женщины – были крайне удивлены тем, что осужденная в последнюю минуту была помилована; этого никогда еще не бывало! В это время Гассан приказал освобожденной из рук палача девушке сесть в приведенную карету и ехать в Беглербег; сам вскочил на лошадь и последовал за каретой. Любопытные разбрелись, не увидев ожидаемой казни.
Имамы поспешили в конак Шейх-уль-Ислама донести ему о случившемся, но не застали дома Мансура-эфенди.
Черкес-палач был в крайнем негодовании, хотя он и должен был получить такую же плату за казнь, как если бы Сирра действительно была повешена, однако он был сильно раздражен тем, что у него похитили жертву в последнюю минуту, когда им овладела уже жажда крови.
Когда кавасы и любопытные все разошлись, он все еще оставался вместе с работником на подмостках. В слепом бешенстве он начал рубить столбы виселицы и ломать подмостки. Глухие удары топора доносились до ближайших улиц Скутари, между тем как вечер быстро покрыл своею мглою город и место казни.
В это время карета, в которой ехала избавленная от ужасной смерти Сирра, доехала до Беглербега. Здесь у больших проезжих ворот Гассан приказал спасенной им девушке подождать немного, пока он вернется.
После этого он отправился в покои султана и доложил ему, что пророчица еще не казнена, а ждет внизу, чтобы выступить свидетельницей против Мансура и раскрыть его преступления.
– Я не желаю более ни видеть, ни выслушивать ее! – воскликнул Абдул-Азис. – Она должна радоваться, что избежала смерти, а в доказательствах вины Шейх-уль-Ислама мы более не нуждаемся. После того как он сегодня же вечером уже отрешен от должности, я желаю, чтоб Феми-эфенди занял его место, и приказываю, чтобы он от моего имени передал это бывшему Шейх-уль-Исламу; пусть он радуется, что сильнее не почувствовал моей немилости. Тебе же обязаны мы благодарностью за твои неусыпные старания постоять за истину и обличить виновных, тебе и Сади-паше!
Мы желаем дать тебе новое доказательство нашей благосклонности и с этого дня жалуем тебя великим шейхом нашего двора. Ты знаешь, сан этот равносилен званию визиря.
Гассан преклонил колено перед султаном и благодарил его за эту необыкновенную милость. Титул великого шейха при Константинопольском дворе давно уже был вакантным. Последним владельцем его был принц. Теперь же Гассан как любимец султана носил этот титул, дававший ему право не только по-прежнему быть всегда в свите султана, но и занять одну из высших должностей, приносящую огромные доходы.
Когда через несколько дней после того великий визирь занемог так опасно, что едва ли можно было надеяться на его выздоровление, большинство его дел и докладов султану принял на себя Сади-паша. Абдул-Азису он был симпатичнее других, к тому же он пользовался полным доверием Махмуда-паши и более всех был посвящен в его дела.
Гуссейн Авни-паша и его сослуживцы с досадой смотрели на нового молодого советника султана. Сади возвышался по службе слишком быстро. Они начали бдительно наблюдать за ним. Хотя он еще и не мог вытеснить их, но все-таки положение его начинало сильно тревожить их.
От Махмуда-паши они уже избавились, хотя он еще не умер, но болезнь его была такого рода, что он фактически был устранен. Теперь им угрожала новая опасность в лице Сади и Гассана.
В кругу визирей возникали уже мысли и планы, преследовавшие неслыханную цель – свержение с престола султана Абдул-Дзиса, который вел себя чересчур независимо, хотел возвести на престол сына своего Юсуфа и отменить старые законы престолонаследия.
Но об этих планах пока еще умалчивали, они возникали только в головах отдельных лиц.
Хотя великий визирь Махмуд-паша и не умер скоропостижно от яда, поднесенного ему греком Лаццаро в письме, однако заболел таким сильным воспалением, что в продолжение нескольких недель жизнь его была в опасности. Даже когда, по-видимому, последняя была устранена, состояние его здоровья было еще настолько опасным, что доктора предписали ему немедленный отъезд из Константинополя. Махмуд-паша должен был в сопровождении семейства отправиться куда-нибудь подальше, в высоко над морем лежащее место, и здесь попытаться восстановить свое расстроенное здоровье. О занятии прежней, крайне ответственной должности пока нечего было и думать.
Гассан через одного из слуг объявил ожидавшей его внизу, в карете, Сирре, что она свободна и может идти куда угодно. Итак, Сирра счастливо избежала всех опасностей, вырвалась из рук низвергнутого ею Мансура, – но куда было ей теперь идти?
Прежде всего ей хотелось отыскать Рецию. С этой целью она отправилась в дом убитой и уже схороненной Ганнифы, но нашла дом пустым. Наступила ночь. Пробродив по улицам Скутари, она велела перевезти себя в Галату. Казалось, что-то тянуло ее к жалкому, старому, грязному домишке ее бесчеловечной матери, Кадидже, от которой она никогда не видела ничего, кроме оскорблений и мучений.
Чудно создано человеческое сердце! Вечно стремится оно вернуться под родительский кров, будь это даже бедная, жалкая хижина, хотя ты там ничего не видел, кроме горя и лишений.
Что за таинственная сила влечет нас под родительский кров? Есть ли хоть один человек на свете, который бы не стремился к нему или даже в старости с отрадой не вспоминал о нем?
Итак, Сирра прокралась к жалкому, грязному деревянному домишке, где жила ее мать Кадиджа.
Дверь была заперта. Над подъездом, как почти во всяком турецком доме, помещался маленький балкон. Со свойственным ей проворством Сирра вскочила на балки, а оттуда уже и на балкон. С него она пролезла на чердак, где старая Кадиджа хранила разные ненужные и ломаные вещи и куда она никогда не ходила.
Тут Сирра расположилась на ночлег, и здесь намерена она была жить, подобно летучей мыши или сове, которые ищут себе убежища в заброшенных необитаемых местах, где они защищены от людского преследования.
VII
Салон леди Страдфорд
Густой серый туман расстилался над улицами Лондона. Сквозь это покрывало не было видно ничего, кроме бесчисленного множества мерцающих огоньков уличных фонарей.
Экипажи двигались медленно, зато на тротуарах пешеходы с деловой суетливостью толкали друг друга.
В аристократическом квартале Лондона, известном под именем Вест-Энда, под вечер тоже господствовало сильное оживление, но пешеходов здесь было немного, разве только лакеи да повара. А все улицы были переполнены экипажами.
По Риджент-стрит, одной из лучших улиц Лондона, шел в этот туманный вечер какой-то молодой иностранный офицер. Он был в турецкой форме: серой военной шинели и фуражке. По-видимому, он искал нужный дом.
Навстречу ему попался лакей.
– Одно слово, – обратился к нему иностранец на чистом английском языке, – близко ли отсюда дом леди Страдфорд?
Лакей пристальным взглядом окинул молодого иностранного офицера.
– Да, милорд, – отвечал он, – на этой стороне, сейчас же за Кондуит-стрит.
Молодой турецкий офицер поблагодарил его и пошел дальше.
Завернув за угол вышеупомянутой улицы, выходящей на Риджент-стрит, он увидел впереди себя одетую в черное даму, которая переходила через грязное, сырое и скользкое шоссе. В это же время несколько кабриолетов мчались по улице в направлении Риджент-стрит.
Даме грозила опасность быть раздавленной.
Молодой офицер увидел, что лошади одной кареты чуть было уже не наехали на нее, и счел долгом спасти даму.
Схватить ее и поставить на тротуар было для него делом одной секунды.
– Прошу извинения, миледи, – сказал он, когда дама была уже в безопасности, – одна секунда – и вы были бы опрокинуты лошадьми.
Дама под густой черной вуалью, пораженная бесцеремонностью незнакомца, смерила его гневным взглядом и хотела уже высказать ему свое негодование, но внезапно изменила тон, узнав настоящую причину такого поступка иностранца и поняв, что обязана ему спасением.
Молодой офицер сразу понял, что она принадлежит к высшему кругу.
– Если так, то к чему извинения, милорд, – сказала она, – я не имею никакого повода сердиться на вас, напротив, должна быть благодарна вам за оказанную услугу.
Очевидно, что-то особенное заставило эту даму отправиться в такое позднее время одну, да еще пешком и под такой густой вуалью, чтобы не быть узнанной.
Молодой турецкий офицер был, по-видимому, заинтересован. Дама, в свою очередь, была удивлена, встретив в этот час на Реджент-стрит турецкого офицера не в экипаже, а пешком.
– Я, кажется, угадываю ваши мысли, миледи, – сказал молодой офицер, продолжая идти рядом с таинственной незнакомкой, – вас удивляет то, что я отправился в один из отелей этой улицы не в экипаже, а пешком.
– Еще более дивлюсь я тому, что вы, иностранец, так превосходно владеете английским языком, – прервала его дама. – Вы уроженец Востока?
– Точно так, миледи, я собираюсь сделать визит леди Страдфорд, отель которой должен быть здесь поблизости, – откровенно продолжал молодой офицер.
При этих словах дама чуть заметно вздрогнула, искоса взглянув на своего юного, простодушного спутника; вероятно, он принадлежал к иностранным дипломатам, но, казалось, мало еще освоился с ее тонкостями.
Но дама под черной вуалью жестоко ошибалась. Эта простодушная откровенность скрывала глубокий расчет и, действительно, имела быстрый и блестящий успех.
– Леди Страдфорд? – спросила она. – Вы разве ее знаете?
– Точно так, миледи. Год тому назад я имел честь быть представленным леди Страдфорд в Константинополе.
– Так она была и на Босфоре? – спросила дама, сопровождая слова свои язвительной улыбкой.
– Точно так, миледи! Но смею спросить, что значит это «и», с таким ударением произнесенное вами?
– То, что леди Страдфорд по разным тайным делам была уже в Париже, Мадриде и Риме!
– Я слышал, что леди служит дипломатии!
– Дипломатии, вот как! – сказала она, и в тоне ее голоса слышалось сильное раздражение. – Другие, – продолжала она, – напротив, утверждают, что леди просто авантюристка, цель которой составляют одни интриги!
– Это слишком суровый приговор, миледи!
– Ах, не говорите этого! – почти с гневом прервала дама своего спутника. – Такой авантюристке ни один приговор не может быть назван суровым! Эта леди Страдфорд – одна из тех темных личностей, о которых никто не знает ничего настоящего. Верно только то, что в Париже поведением своим она вызвала разные сплетни, наделавшие много шума, и что она в разводе с мужем.
– Так леди замужем?
– Разумеется! Разве вы этого не знаете? – отвечала таинственная незнакомка. – Впрочем, в ее духе оставлять всех в недоумении касательно своих семейных отношений, это ее метод!
Казалось, теперь только разговор приобрел интерес в глазах молодого офицера; после этих слов он решил, что дама под черной вуалью, наверно, соперница Сары Страдфорд.
– Известие, что леди Страдфорд замужем, действительно, застало меня врасплох, – сказал он.
– Замужем ли леди Страдфорд, я не знаю. Говорят только, что муж ее – капитан или адмирал сэр Страдфорд!
– Так адмирал!
– С адмиралом ли или с капитаном она в разводе, не знаю, слышала только, что в скором времени он вернется в Лондон из дальнего путешествия. Это вас удивляет, милорд, – сказала, смеясь, дама под вуалью. – Да, да, о, если бы только поклонники этой авантюристки знали, как они обманываются и как предмет их обожания обманывает своего супруга!
– Кто же эти поклонники, миледи?
– Какая нужда мне знать и называть всех их, милорд, говорят даже, что к числу их принадлежит и герцог Норфолк. Говорят так, правда ли, я еще не знаю!
– Герцог Норфолк! Приятель первого министра? – спросил изумленный турецкий офицер.
– Он самый. Видите там экипаж? – вдруг воскликнула дама, указывая на изящную карету, куда только что вошел господин, вышедший из роскошного, как дворец, дома леди Страдфорд. – Это герцог! Это действительно он!
Молодой офицер хотел задать еще один вопрос своей незнакомке, но она, не сказав ни слова больше, скрылась уже в тумане, расстилавшемся над Лондоном. Появление герцога Норфолка, которого она, казалось, ожидала, внезапно спугнуло ее; она поспешно удалилась, по всей вероятности, она была или отвергнутая возлюбленная герцога, или вообще соперница прекрасной Сары Страдфорд – так решил молодой турецкий офицер и, подойдя к дому известной англичанки, позвонил.
Мигом отворилась дверь, и молодой человек вошел в теплый, освещенный подъезд, образующий собою просторную, устланную коврами галерею.
Навстречу ему вышел швейцар в ливрее.
– Нельзя ли доложить обо мне леди Страдфорд? – обратился к нему молодой офицер.
Дворецкий позвонил, и через несколько секунд на ступенях лестницы явился лакей, которому швейцар поручил иностранца.
В это время Сара Страдфорд стояла в своем будуаре, куда она только что вернулась после отъезда герцога Норфолка, который привез ей роскошный букет.
Сара держала еще в руках душистый подарок из редких дорогих цветов, задумчиво смотрела она на цветы и в рассеянности ощипывала лепестки, на лице ее играла улыбка. Немного погодя, положив букет на мраморный столик, она подошла к зеркалу.
Казалось, она осталась довольна осмотром. Сара должна была признать, что все еще была красива, а ее изящный, эффектный туалет еще более увеличивал ее очарование.
Но вот в будуар вошла горничная и доложила, что в приемной ждет иностранный офицер, желающий засвидетельствовать свое почтение.
– Кто это такой? – спросила Сара, быстро оживляясь.
Горничная на серебряном подносе подала ей визитную карточку.
«Зора-бей, военный атташе при турецком посольстве», – прочла Сара, радость сверкнула в ее глазах.
– Пусть проводят благородного бея в желтый салон, – приказала она и еще раз с улыбкой взглянула на визитную карточку. – Это он! Он приехал! – шептала она в сильном волнении. – Наконец-то, наконец-то!
Казалось, Сара давно уже ждала молодого дипломата и тосковала о нем.
Она, расположения которой добивались самые высокопоставленные лица Лондона, с трепетною радостью встретила посещение этого молодого турецкого бея!
С сияющим лицом спешила она через анфиладу роскошно меблированных комнат в желтый круглый салон. Стены салона были обиты золотисто-желтым штофом, потолок был чудесно расписан художником.
Освещение салона производило удивительное впечатление. В стенах были окошечки с матовыми стеклами, разливавшими мягкий, нежный свет. Меблировка представляла смесь восточной роскоши с европейским стилем. У круглой стены помещались диваны, обитые дорогим желтым, затканным цветами атласом. Посреди салона стояла огромная ваза с тропическими широколиственными растениями и редкими душистыми цветами, у входа, точно в карауле, стояли два амура из белого мрамора, поддерживая большие вазы с цветами. Там и сям стояли золоченые столики с шахматами, альбомами и разными безделушками. Пол был устлан дорогим ковром.
При входе Сары в желтый салон Зора-бей пошел к ней навстречу в восторге от их встречи.
– Наконец-то я опять вижу вас, миледи, – сказал он, наклоняясь поцеловать руку прелестной женщины.
– Вы сдержали свое слово, сэр, вы явились сюда дипломатом!
– Я у королевы дипломатов! – тихо отвечал Зора-бей, любуясь прекрасной англичанкой.
– Милости просим, сэр, – сказала Сара, любезно приглашая гостя сесть рядом с нею, – я очень рада видеть вас! Теперь вы должны мне рассказать о Стамбуле, о том, что было с вами за то время, что мы не виделись.
Зора-бей последовал ее приглашению и рассказал о позднейших событиях в Турции, о своих личных приключениях, об угрожавших ему опасностях и о своем назначении.
Сара принимала такое живое участие во всем, что разговор с каждой минутой становился все живее и увлекательнее.
Так быстро и радостно прошел первый визит.
Зора рано распростился, он слышал, что леди Страдфорд надо ехать куда-то на вечер или в театр, и, должно быть, не ошибся, так как Сара не удерживала его. Она пригласила его на следующий вечер, объяснив, что тогда она надеется быть свободной. Зора с удовольствием принял приглашение, какая-то непреодолимая сила влекла его к прекрасной англичанке.
На другой день Сара в восхитительном туалете приняла своего гостя, и Зора должен был сознаться, что он никогда еще не видел ее такой очаровательной, как в этот вечер.
Она провела его в маленький кабинет, меблированный черным деревом, где стоял ее большой письменный стол. Комната освещалась маленькой люстрой с тонкими матовыми колпаками.
Черная мебель и темно-зеленая обивка стульев и диванов создавали в комнате чудный полумрак.
Зора рассказал своей покровительнице об успехе его первых визитов у влиятельнейших лиц лондонской дипломатии.
– Затем я был у герцога Норфолка, – продолжал он и при этом имени пристально посмотрел на Сару.
– Вот как! – улыбаясь, сказала она. – Так вы были у герцога!
– Не он ли правая рука первого министра? Не от него ли зависит все, мой дорогой друг? – спросил Зора. – Вы знакомы с герцогом?
– Так себе, отчасти!
– Он кажется немного угрюмым и необщительным!
– Дипломат, мой благородный бей! – снова сказала, улыбаясь, Сара.
– Потом я был и во французском посольстве!
– У маркиза Вителя?
– Не забывайте, что и он принадлежит к числу важнейших для меня лиц!
– И он принял вас любезно, не правда ли?
– По его обращению можно было подумать, что я ему уже известен, однако этого быть не могло, – продолжал Зора-бей, с улыбкой взглянув на Сару, – он казался моим покровителем!
– Вы не ошиблись, Зора. Я недавно говорила ему о вас в одном обществе! Вы не сердитесь на меня за это?
– Так вы знакомы и с маркизом? Значит, я не ошибся, миледи, предполагая у вас обширный круг знакомств и множество поклонников, – сказал Зора-бей, – к ним, вероятно, принадлежат и маркиз, и герцог, и министр.
– Да, мой дорогой друг, все, все! – улыбаясь, согласилась Сара. – Вы называете их моими поклонниками, хорошо! Пусть так, вы зовете их обожателями леди Страдфорд, но прибавьте: для достижения ее целей.
– Так, значит, и я служу тем же целям, миледи?
Взгляд, полный упрека, был ему ответом.
– Я до сих пор еще не знала, что вы умеете так оскорблять, – сказала она глухим голосом.
– Если я обидел вас, то простите меня, Сара, – с чувством произнес молодой бей. – Простите мне и вопрос, который я должен предложить вам!
– Говорите! – отвечала Сара.
– Вы замужем?
Сара слегка вздрогнула, казалось, она не ожидала этого вопроса, однако он был сделан вполне естественно и должен был дать ей понять, что Зора любит ее. Прежде всего он хотел получить объяснение этому. Он должен был знать во что бы то ни стало, была ли Сара свободна!
– Меня оклеветали перед вами, – после короткой паузы тихим, дрожащим голосом сказана она. – Ваш вопрос убеждает меня в этом! Но я отчасти сама заслужила этот удар!
– Так это правда, Сара? Отвечайте мне! Так вы уже замужем?
– Нет, сэр! – коротко и гордо, отвечала леди Страдфорд. – Все, что вам об этом наговорили, – ложь! Но довольно. Вы получили от меня объяснение, не спрашивайте более!
– Так это тайна, Сара?
– Пока еще – да! Позже вы все узнаете!
– Однако вы или другие ожидают адмирала Страдфорда?
– Я просила вас, Зора, не спрашивать больше; от вашей чести я требую на этот раз уважить мою просьбу, – гордо и энергично перебила его Сара. – Я знаю, – продолжала она, – что вам и одному вам я обязана дать объяснение. Не дождавшись, пока я сама открою вам все, вы теперь уже коснулись этого дела; не знаю, почему мне так трудно именно вам говорить об этом. Пока вы знаете довольно, впоследствии, повторяю, вы узнаете все!
– Не считайте меня недостойным вашего доверия, Сара! Я спрашиваю не из пустого любопытства, этого неудержимо требует мое сердце.
– Мне отрадно слышать такие речи, – прошептала леди Страдфорд.
Была ли это комедия? Или в ней заговорило глубоко пережитое чувство? Казалось, она была сильно взволнована. Зора схватил ее руку, она была холодна, влажна и дрожала.
По-видимому, он коснулся глубокой, тяжкой тайны, скрывавшей прошлое этой женщины.
– Простите меня, Сара, – кротко и нежно сказал он, заключая в свои объятия дрожащую леди, как будто желая утешить и защитить ее. – Я не буду больше беспокоить вас своими расспросами. Вы сами должны открыть мне все, когда придет время.
– Благодарю вас, Зора, за это обещание и за добро. Поверьте мне, вы не будете обмануты. Если я только увижу, что не стою больше вашего внимания, что я слишком низко пала, чтобы заслуживать ваше участие, тогда… но довольно, – перебила она внезапно, стыдясь своей минутной слабости и быстро вскакивая с места. – Прочь все эти мысли и воспоминания! – решительно вскрикнула она. – Прочь все беспокойства и сомнения! Вы у меня, Зора, я рада, что снова вижу вас. Вы сдержали свое слово. Если бы даже я хотела сомневаться в серьезности и искренности вашего чувства, то ваше присутствие здесь – лучшее доказательство этому. Как должна я благодарить вас за то, что вы первый в жизни оказали мне такое благодеяние.
– Как первый, Сара?
– Да, первый. Вы хотите намекнуть мне на моих обожателей, как вы тогда назвали их, – чем могут быть они мне, Зора? Или вы думаете, я не вижу их замыслы и не понимаю речи? Подобного благодеяния не могут они оказать мне, друг мой! Но мы добрались до серьезных вещей, от которых отвязаться не так-то легко, разве только силою отогнав их, как мрачные привидения, как порхающих летучих мышей, беспокоящих нас. Будем говорить о другом, Зора.
Тут мрачная серьезность внезапно исчезла с лица прекрасной леди, и она снова стала прежней, тонко улыбающейся дамой большого света, умеющей так мило и остро шутить, прежней веселой и любезной собеседницей.
Поздно ночью ушел от нее Зора, и то скрепя сердце. Он должен был сознаться, что Сара была удивительным существом, что под дипломатической улыбкой ее и кажущимся ледяным спокойствием и строгой обдуманностью скрывалось нечто такое, чего не подозревал за нею никто: тайная скорбь, снедавшая ее сердце, которой она не смела коснуться.
Что скрывалось в ее тревожном прошлом? Каковы были ее отношения с ее многочисленными обожателями высшего круга? Не имел ли Зора полное основание быть осторожным? В душе его происходила борьба… но любовь одержала верх! И если бы даже любовь к этой прекрасной, живущей двойной жизнью леди влекла его к гибели, он не мог бы поступить иначе – Сара приворожила его. Какая-то волшебная сила влекла его к ней. К тому же она была не только прекрасной, умной, одаренной натурой, но вместе с тем и опытной, сведущей дипломаткой.
Незаметно для Зоры, в минуту опасности, она помогала ему своим советом и знакомством, благодаря ей он скоро стал любим и уважаем во всех высших кружках лондонского общества как тонкий, ловкий дипломат.
Так прошло несколько месяцев.
Однажды, вернувшись из гостей, Зора узнал от своего лакея, что в его отсутствие спрашивал его какой-то незнакомый господин.
Зора спросил его имя, но слуга не знал, незнакомец не захотел назвать себя и сказал, что придет на другой день.
С нетерпением ждал Зора таинственного гостя и на другой день остался дома.
В назначенный час слуга вошел в комнату и доложил о приходе гостя.
Зора приказал ввести его.
Через минуту дверь отворилась и на пороге показался таинственный незнакомец.
Трудно описать удивление Зоры; в одно мгновение оно уступило место шумной радости.
– Сади-паша! Мой старый верный друг! – воскликнул он и с распростертыми объятиями поспешил ему навстречу. – Ты здесь, в Лондоне?
Это был действительно Сади, в европейском костюме. Его стройная фигура, твердая, уверенная поступь, изящные манеры – все обличало в нем придворного, а его искренность и радушие выдавали в нем прежнего Сади.
– Да, друг мой Зора. Тебя действительно посетил Сади, который инкогнито здесь, в Лондоне! – отвечал он, усаживаясь в кресло.
– Вот так приятный сюрприз! – вскричал Зора. – Какое неожиданное свидание!
И оба рассказали друг другу все, что было пережито ими в это последнее время. Зора поведал, как он через Вену и Кельн счастливо добрался до Лондона и как тогдашний поединок его с изменником Магометом остался без всяких последствий, что Сади и сам уже знал. Затем он описал свои первые шаги на дипломатическом поприще и очень удивился тому, что Сади знаком со всеми посланными им в Стамбул рапортами и письмами.
– Ты должен узнать причину этого, – улыбаясь, сказал Сади. – Последнее время я находился в свите Махмуда-паши и пользовался его доверием, так что все важные депеши проходили через мои руки.
– Говорят, великий визирь внезапно захворал?
– Да, от яда, неизвестно каким манером ему поднесенного. С трудом смогли спасти ему жизнь, и он давно уже уехал из Стамбула!
– А кто его преемник? – спросил Зора.
– Пока еще не назначен, только после моего возвращения отсюда решится это!
– Уж не сбывается ли мое предчувствие? – вскричал Зора, вопросительно посмотрев на своего друга. – Не твоей ли голове предназначается эта честь?
– Нет, Зора, не думаю. По этому поводу султан не высказал еще ничего определенного. Тебе хочется знать, что привело меня сюда, я это вижу. И так как в моем тайном поручении ты должен помогать мне и делом, и советом, то я намерен прежде всего посвятить тебя в эту тайну!
– Ты здесь инкогнито?
– Как приезжий путешествующий паша, а не чрезвычайный посол султана! Ты знаешь, что вассальные государства поднимаются, и это может иметь серьезные последствия, которые теперь никто и не предвидит. При дворе узнали, что недавно французским посланником послана в Англию к первому министру депеша, в которой сообщается решение Франции относительно Турции. Поэтому очень важно достать эту бумагу или, по крайней мере, копию с нее. Это и есть цель моей поездки. Я хочу попытаться узнать от министров содержание этого документа.
– Я боюсь, чтобы тебе не пришлось удовольствоваться одними обещаниями, друг мой.
– Как это случилось со мной в Париже? Мне не удалось что-нибудь сделать; я узнал только, что бумага была помечена номером семьсот тринадцать.
– Семьсот тринадцать! – вскричал с улыбкой Зора.
– Какое несчастное совпадение. Подумай только, ведь 7 и 13 самые несчастливые цифры.
– Но, может быть, для нас они будут благоприятны.
– Ты ничего не узнаешь от министров, Сади. Это государственная тайна. Но если ты не откажешься от помощи, которую предлагает тебе друг твой Зора, то он употребит все усилия, чтобы помочь тебе достичь твоей цели.
– Какие же средства есть у тебя для этого?
– Я могу сделать все тайными путями и средствами.
– Мне более нравится делать открыто и прямо!
– Я это знаю, но теперь это может только повредить, Сади. Не заботься об интригах, которые связаны неизбежно с дипломатией, я беру на себя достать бумагу № 713 или копию с нее.
– Копию? Да, это было бы лучше всего.
– Как долго думаешь ты остаться в Лондоне?
– Пока не исполню данного мне поручения. Но мне надо спешить, так как долг призывает меня в Стамбул.
– Дело с этой бумагой, должно быть, будет интересно. Кроме того, у меня еще есть здесь союзница, которая будет в этом очень полезна. Ты хочешь, может быть, остаться неизвестным?
– Да, я хотел бы пожить здесь как можно тише и незаметнее.
Читать бесплатно другие книги:
