Султан и его гарем Борн Георг
– Брат Муталеб, начинай! – сказала прежняя Маска.
– Я обвиняю тебя в том, что ты неслыханным образом злоупотреблял своей властью; множество твоих жертв вопиет к небу о мщении! Кто сосчитал число этих жертв? Кто назовет их имена? Разве несчастная дочь Альманзора не томилась у тебя в темнице? Разве Ибам не умер мученической смертью? Мои взоры отворачиваются от твоих жестокостей! Произнесите ваш приговор, братья!
– Продолжай, брат Бену-Амер! – сказала первая Маска.
– Я обвиняю тебя в убийстве консулов в Салониках, – сказал Бену-Амер. – От наших глаз ничто не скрывается! Это убийство было твоим делом! Твоя воля умертвила консулов, чтобы вызвать войну за веру! Твои руки запятнаны кровью! Все старания нашего мудрого начальника, Альманзора, были тщетны: ты ослепил народ!
– А ты, брат Калеб? – спросила первая Маска, когда Бену-Амер замолчал.
– Взгляните на военные сражения, братья! – сказал Калеб. – Там также видны ужасные последствия тайного могущества подсудимого! Бог есть любовь, говорим мы, все люди братья, вот истина, соединяющая нас! А ты? Разве ты не называешь себя тайным главою церкви? Кровь и кровь ознаменовывают твое владычество! Бог с гневом и отвращением отворачивается от тебя, потому что ты злоупотребляешь его именем и своим могуществом! Ты вызвал войну! Твои посланники рыскают по вассальным землям! Все жестокости, в которых виновны солдаты, – твое дело! Горящие деревни, люди, взывающие к небу о мщении, – все это твое дело! Трепещи того дня, когда предстанешь пред престолом высочайшего Судии! Все грешники получат прощение, потому что, в сравнении с тобой, они безгрешны! Достаточно преступлений совершил ты на свете! Тот, кто остановит твои преступления, сделает угодное Богу. Теперь произнесите приговор, братья, я все сказал.
– Брат Абульфеда, говори! – сказал после небольшого молчания тот, кто казался председателем.
Абульфеда, последний из круга, заговорил.
– Я обвиняю тебя, Мансур-эфенди, в цареубийстве! – сказал он. – Смерть Абдул-Азиса – твое дело. Да, трепещи, видя, что твое преступление не осталось в тайне! От наших глаз ничто не скрывается! А что происходит теперь? Что хочешь ты сделать с новым султаном, едва поднявшимся на ступени трона? Слушайте, братья, и ужасайтесь! Мансур желает устранить нового султана Мурада, и тот уже пьет отравленное питье, а затем в один из дней будет объявлено, что султан Мурад отстранен, потому что не способен управлять.
Абульфеда замолчал.
– Довольно, братья! – сказал председатель. – Ваши обвинения привели нас в ужас, и я, Хункиар, мулла Кониара, подтверждаю справедливость этих обвинений! Султан Мурад будет твоей последней жертвой, Мансур, жестокий деспот, злоупотреблявший своей властью!
– Остановись! – повелительно перебил его Мансур. – Я довольно слушал вас! Что значит эта полуночная комедия? Долой ваши золотые маски! Вы хотите судить меня? Меня, которого воля Аллаха сделала высшим лицом в государстве? Зная мое могущество, вы вообразили поэтому, что можете судить меня? Я хочу знать, кто вы такие, кому вы служите? Долой ваши маски, я хочу знать своих противников.
– Так узнай же их! – вскричал председатель. – Мое имя ты уже слышал!
– Это ложь! Ты не мулла Кониара – первое лицо церкви, потомок божественного пророка! – отвечал Мансур.
– Гляди! – сказал тогда председатель, срывая платок, закрывавший его лицо, и золотую повязку. При бледном свете луны Мансур увидел перед собою почтенного старца с длинной седой бородой.
– Да… ты мулла Кониара… – сказал Мансур глухим голосом. – Ты тот, кто первый имеет право на занимаемое мною место.
– А здесь, вокруг тебя, ты видишь могущественнейших мулл государства, не всех, но тех, которые, подобно мне, стремятся к общей высокой цели, – сказал старик. – Мы же все повинуемся воле мудрого и благородного потомка калифов Альманзора, которого ты считаешь мертвым, но он живет под именем Абунецы! В настоящее время он исполняет священный долг, употребляя все старании на далекой войне, чтобы уничтожить твое влияние!
Золотая Маска снова закрылась и заняла свое место в кругу.
Теперь Мансур знал, что находится в руках служителей церкви.
– Вы слышали обвинения против Мансура-эфенди, братья мои, – продолжал Хункиар. – Теперь надо произнести приговор!
– Как можете вы произносить приговор, – вскричал Мансур, – когда, по вашим словам, все люди братья и Аллах есть Бог любви?
– Ты презрел этот закон и не следовал ему! Не употребляй же его для своего оправдания, – сказал Хункиар. – Кто, как ты, взял себе в союзники преступление, тот в день суда напрасно будет взывать к божественной любви и прощению! Никогда ни один смертный не будет занимать то положение, какое имел ты в стране.
– Никогда! – повторили все, и Мансуру показалось, что он уже слышит свой смертный приговор.
– Ты же, – продолжал Хункиар, – трепещи божьего суда! На земле же твое владычество кончено, и я спрашиваю вас, братья, какой приговор заслужил этот человек.
– Он заслужил смерть от руки палача! – сказала первая Золотая Маска.
– Он заслужил смерть! – сказал следующий, и все присутствующие повторили то же самое.
– Ты слышал, Мансур-эфенди? – обратился к нему Хункиар. Твой приговор произнесен! Ты приговорен к смерти!
– Вы хотите исполнить надо мной этот приговор? – вскричал Мансур, дико оглядываясь вокруг. – Сместите меня, вы имеете право это сделать, потому что принадлежите к главам церкви, но смертного приговора вы не имеете права произносить, и во имя…
– Довольно! – повелительным голосом перебил его Хункиар. – Ты злоупотреблял своей властью, кровь требует крови! Наш приговор не подлежит обжалованию или отмене!
– Значит, вы не лучше меня! Произвол – ваше орудие! – вскричал Мансур. – Бойтесь наказания, мою кровь вам не удастся пролить безнаказанно! Меня уже должны разыскивать.
– Уведите приговоренного! – сказал Хункиар, и в то же мгновение лицо Мансура было снова закрыто…
XV
План мщения
В один из следующих вечеров около дома Сади-паши бродил старый нищенствующий дервиш.
Он узнал от одного из слуг, что Реция хотела покончить с собой, и казалось, это известие произвело на него сильное впечатление.
Лаццаро, которого никто не узнавал, страшно ненавидел Сади и поклялся убить его. Известие о его освобождении и опасное положение, в котором находилась Реция, еще более укрепили его решимость отомстить молодому паше. Уничтожить Мансура и предать его в руки Золотых Масок ему удалось. Теперь он хотел разделаться с Сади, а затем уже, для обеспечения своей безопасности, выдать Золотых Масок. Но он должен был спешить, так как знал страшное могущество и всеведение Золотых Масок.
Лаццаро уже составил свой план, и в случае его удачи он отомстил бы всем, кого он ненавидел.
Реция умирала – он должен был еще раз видеть ее! Все его отчаянные попытки овладеть дочерью Альманзора остались тщетными… Теперь она умирала… Сади, отнявший ее у него, также не будет более обладать ею! Эта мысль утешала Лаццаро и наполняла его душу дьявольской радостью.
Нищенствующий дервиш вошел в дом…
– Проведи меня к своему господину, – попросил он подошедшего слугу, – у меня есть к нему важное известие!
– Кто ты и чего тебе надобно от моего господина? – спросил слуга.
– Разве ты не видишь, кто я? – вскричал Лаццаро, нимало не смущаясь. – А что мне надо, это я скажу твоему господину, благородному Сади-паше. Отведи меня к нему, мое дело очень важно!
– Благородного паши нет дома, он поехал проводить на железную дорогу своего друга Зору-бея, который оставляет сегодня Стамбул.
– Благородного Зору-бея, так, так! – отвечал Лаццаро. – Мне говорили, что твоя госпожа больна, а я знаю средство спасти ее, для этого я и пришел сюда.
– Ты знаешь такое средство?
– Для этого я и пришел к твоему господину.
– Я думаю, что благородный паша скоро возвратится, – сказал слуга.
– Устрой так, чтобы я мог увидеть твою госпожу, а по возвращении паши мог дать ему необходимый совет.
– Я не могу ввести тебя к ней, дервиш!
– Но я должен видеть больную!
– И ты знаешь средство? В таком случае, ты можешь сейчас назвать его, дервиш.
Лаццаро покачал головой.
– Так нельзя, – сказал он, – я должен видеть больную!
Слуга задумался.
– Или ты должен подождать, пока возвратится благородный паша, или же я позову надсмотрщицу за гаремом, чтобы она переговорила с тобой.
– Позови ее!
Слуга удалился и вскоре вернулся со старухой, бывшей надсмотрщицей за гаремом Сади-паши.
– Вот старик дервиш, – сказал слуга, указывая на Лаццаро.
– Отведи меня к своей госпоже, – попросил Лаццаро, – я могу помочь ей и спасти ее.
– К ней никто не может пройти, – отвечала старуха. – Греческий врач строго запретил это, поэтому я не могу ввести тебя.
– Я хочу спасти ее!
– Сегодня ей и без того лучше, – продолжала старуха, – и доктор сказал, что наша госпожа выздоровеет, если только все его предписания будут в точности исполняться.
– Наша госпожа выздоровеет! – вскричал старый слуга, радостно всплеснув руками. – Слава и благодарение Аллаху!
Это было неожиданным препятствием для Лаццаро…
– Так ты не хочешь пустить меня к ней? – еще раз спросил он.
– Я не могу взять на себя ответственность за это, – отвечала старуха.
– Знает ли Сади-паша о том, что сказал доктор? – спросил Лаццаро.
– Нет, эта радость еще предстоит ему!
Тогда Лаццаро поспешно удалился.
– Теперь я понимаю, – сказал слуга, – этому дервишу нужен был какой-нибудь подарок, и вот теперь он спешит на железную дорогу, к нашему господину, чтобы передать ему приятное известие и получить за это бакшиш.
Между тем в это самое время Сади провожал Зору, уезжавшего в этот вечер в Лондон.
– Мне кажется, – говорил Зора, – что ты тоже долго не останешься в этой неблагодарной стране, которую глупый фанатизм и недостойные правители ведут прямо к гибели. Я уезжаю потому, что мне надоело получать за мою службу одни оскорбления.
– И ты никогда более не возвратишься? – спросил Сади своего друга, прощаясь с ним.
– Не думаю, Сади, но, несмотря на это, я надеюсь снова увидеться с тобой, – отвечал Зора. – Если ты последуешь моему совету, то также уедешь. Мне кажется, ты достаточно испытал на себе неблагодарность, и боюсь, что если ты останешься, то тебе придется еще немало испытать ее. Ты сам рассказывал, что едва избежал смерти. И хотя враги подарили тебе жизнь, но это только пугает меня, и мне кажется, Гассан прав, говоря, что его и тебя ждут большие испытания, если вы не устраните людей, стоящих теперь во главе правительства.
– Я еще не отказался от мысли быть полезным моей родине, Зора, но даю тебе слово, что в тот день, когда увижу, что я здесь больше не нужен, с тяжелым сердцем, но все-таки оставлю эту страну. До тех же пор я останусь здесь…
– Да защитит тебя Аллах, – заключил Зора свой разговор и, дружески простившись с Сади, сел в вагон.
В ту минуту, как Сади хотел выйти с вокзала, к нему подошел нищенствующий дервиш, голова которого была плотно закутана в капюшон.
Сади не любил дервишей, но, подумав о нищете большинства из них, хотел бросить ему несколько мелких монет.
Лаццаро, так как это был он, быстрым взглядом убедился, что он один с Сади. Минута была удобна для мщения.
– Одно слово, паша! – попросил он, когда Сади хотел пройти мимо.
– Вот тебе! – отвечал Сади, бросая ему деньги.
– Благодарю! Я знаю, что ты добр, паша…
Сади хотелось пройти дальше.
– Еще одно слово, паша, – настойчиво просил дервиш, подходя ближе.
– Что тебе еще надо? – спросил Сади, взглянув на закутанную фигуру дервиша.
Тогда ему показалось, что в глазах подошедшего сверкнула молния, взор Сади остался как бы прикованным – он испытал на себе могущество взгляда Лаццаро.
– Важное известие, могущественный паша! – воскликнул дервиш.
– Кто ты? Твой взгляд напоминает мне взгляд грека, бывшего слугой принцессы.
– Что ты говоришь, паша, я бедный дервиш!
Тогда Сади повернулся, чтобы идти дальше…
Но в то мгновение, как он поворачивался, взгляд его невольно упал на бывшее перед ним зеркало: он увидел, что сгорбленный дервиш вдруг выпрямился, отбросил капюшон, и в его правой руке сверкнул кинжал…
В своей жажде мщения Лаццаро забыл, что Сади мог видеть в зеркале его движения.
Сади в одно мгновение обернулся и схватил грека за руку.
– Подлый предатель! Ты действительно слуга принцессы. Для чего у тебя в руках кинжал? – закричал Сади, бледный, крепко держа убийцу, который напрасно изо всех сил старался вырваться.
– Кинжал этот должен был умертвить тебя! – злобно прошипел грек, снова устремляя на Сади свой приковывающий взгляд. – Он должен был убить тебя, и то, что не удалось теперь, удастся в другой раз…
На шум сбежалось несколько служащих дорог. Сади все еще держал Лаццаро за руку, в которой был кинжал.
– Позовите кавасов! – приказал он, и несколько человек сейчас же бросились исполнять его приказание.
Грек извивался, как змея, стараясь вырваться.
– Ты не уйдешь от меня! – кричал он Сади. – Говорю тебе, что ты погибнешь! Кого Лаццаро поклялся убить, тот погибнет, не сегодня, так завтра! Ты должен умереть!
В это время явились кавасы, показывая для виду такое усердие, что могли бы обмануть человека неопытного.
Сади передал им Лаццаро с требованием предать его суду, как убийцу.
Кавасы схватили грека и пока паша был тут, по-видимому, усердно стерегли его, но Лаццаро, зная их, не беспокоился.
Передав грека кавасам, Сади возвратился домой и там скоро забыл все случившееся под впечатлением радостного известия о том, что Реции лучше и появилась небольшая надежда на выздоровление.
Между тем кавасы вывели Лаццаро с вокзала, и тут их рвение уже начало уменьшаться.
– Отведите меня к благородному Гуссейну-паше! – попросил грек. – Мне надо передать ему важное известие.
– Тебе – известие? Из-за тебя нам идти в Сераскириат? Ну нет, мы отведем тебя на ближнюю гауптвахту.
– В таком случае я должен буду там повторить мое требование, и уверяю вас, что вам может порядком достаться, если из-за вас не удастся важное дело, которого очень желает Гуссейн-паша! – сказал Лаццаро.
Кавасы вопросительно переглянулись, в словах грека могла быть правда, иначе зачем было ему требовать, чтобы его отвели в такое время к военному министру.
Тогда они решили исполнить его требование.
Было уже далеко за полночь, когда они пришли в Сераскириат.
Здесь они узнали, что Гуссейн-паша еще не возвратился, и принуждены были остаться ждать его, что привело кавасов в сильное раздражение.
– Идите спокойно. Что вам еще надо? Чего вы ждете? Вы привели меня сюда, этого довольно. Кроме того, разве вы не знаете, что вам передал меня Сади-паша?
– Да, я узнал его, – сказал стражник.
– Чего вам от него ждать или бояться? – насмешливо продолжал Лаццаро. – Ведь он теперь в немилости. Вот каковы дела Сади-паши!
– Он прав! – согласились кавасы.
– Его власть скоро кончится, – продолжал грек. – И почем вы знаете, может быть, поднимая на него руку, я действовал по приказу другого, – сказал, подмигнув, Лаццаро.
Тогда, посоветовавшись немного, кавасы решились последовать совету Лаццаро и уйти, оставив его, так как они решили, что, вероятно, сам Гуссейн-паша дал греку поручение относительно Сади.
Едва кавасы ушли, как к Лаццаро подошел адъютант, спросив, тот ли он грек, который требовал, чтобы его привели к министру.
– Это я, и мое донесение очень важно! – поспешно отвечал Лаццаро.
– В таком случае следуй за мной, – сказал адъютант и повел грека в ту часть дома, где находилась квартира Гуссейна-паши.
Военный министр только что вернулся из совета.
Войдя, Лаццаро упал на колени, отлично зная всемогущество министра.
– Что это за известие, которое ты хочешь мне передать? – спросил Гуссейн-паша, глядя на грека своим проницательным взглядом.
– Ты несколько дней ищешь Мансура-эфенди, не так ли? – сказал Лаццаро.
– Мне кажется, что я тебя где-то видел, и теперь, когда ты назвал имя мудрого эфенди, я вспоминаю, что ты был его слугой, – сказал Гуссейн.
– Точно так, могущественный паша. Я был слугой Баба-Мансура. Мудрый Мансур-эфенди исчез…
– Я ищу его!
– И я пришел, чтобы просить твоей помощи спасти его, могущественный паша! – продолжал Лаццаро. – Тяжелое несчастие обрушилось на Баба-Мансура, но ты можешь спасти его!
– Ты знаешь, что сталось с эфенди?
– Да. Золотые Маски схватили Баба-Мансура, чтобы умертвить его.
– Золотые Маски? – мрачно и с удивлением спросил Гуссейн. – Я слыхал только об одной, разве их много?
– Это целый союз, кто может назвать их число? Мудрый Баба-Мансур попался им в руки.
– Ты знаешь, куда они спрятали его?
– Да, я узнал это с опасностью для жизни. В полночь Золотые Маски собираются в развалинах Семи башен.
– Значит, сегодня уже поздно захватить их, чтобы узнать, наконец, что это за тайный союз, – сказал Гуссейн. – Но в следующую ночь я прикажу занять развалины и освободить Мансура-эфенди. Ты останешься здесь и проводишь завтра солдат в развалины.
XVI
Абунеца
Темная ночь сошла на поле сражения, на котором бились воины креста и полумесяца.
Повсюду царствовали тишина и спокойствие; вдруг между ранеными и убитыми замелькал огонек, показываясь то тут, то там.
Что это был за свет? Он падал от маленького ручного фонаря, который держал высокий старик, бродивший между сербами и турками.
Казалось, что незнакомец был турком, потому что на голове его была чалма. У него было сильно загорелое лицо, обрамленное длинной белой бородой, и, несмотря на старость, очевидно, был еще силен.
Это был руководитель Золотых Масок, последний потомок Абассидов Альманзор, известный нам под именем Абунецы, заклинателя змей.
Что же он искал на поле сражения?
Вот турок остановился около стонавшего серба, стал на колени и, вынув фляжку, дал раненому напиться.
Затем он пошел дальше и подошел к тяжелораненому турку, обмыл его рану и перевязал ее.
– Спаси меня! – обратился к старику русский доброволец, которому мертвая лошадь придавила ноги, и Абунеца оттащил лошадь и, не слушая благодарности молодого человека, поднявшегося на ноги, пошел дальше.
Турецкий офицер протягивал к нему руки.
– Я умираю! – говорил он, – Дай мне воды.
И снова Абунеца подал свою фляжку, видя, что хотя не может спасти жизнь раненому, но может облегчить ему последние минуты.
В то время как старик оказывал таким образом помощь друзьям и врагам, к полю сражения подъехал турецкий конный патруль.
Свет, мелькавший на поле битвы, возбудил любопытство и подозрение патруля.
– Что это такое? Видите огонь? – говорили они между собою. – Фонарь должен нести какой-то человек.
Подъехав ближе, турки увидели, что незнакомец перевязывает серба, которого ясно освещал поставленный на землю фонарь.
Этого было достаточно, чтобы они увидали в незнакомце врага, неверного, хотя на нем и была надета чалма. Тот злодей, по их мнению, кто оказывает помощь врагу, вместо того, чтобы убивать и мучить его.
Вне себя от ярости они бросились на Абунецу, и в несколько мгновений он был схвачен и связан, и солдаты уже готовы были убить его на месте.
Тогда начальник остановил их.
– Не ваше дело убивать старика! – вскричал он. – Он называет себя правоверным мусульманином! Возьмите его в плен и предоставьте паше произнести над ним приговор.
Тогда один из солдат привязал к шее старика веревку, другой конец взял в руки и, вскочив на лошадь, что сделали и все остальные, поскакал в галоп, так что старик принужден был бежать за лошадью, и это доставляло туркам большое удовольствие.
Ни стона, ни жалобы не вырвалось из уст Абунецы. Он прощал своим мучителям то, что они делали, ослепленные фанатизмом.
Когда, наконец, Абунеца, весь покрытый потом и кровью, был приведен к палатке паши, последний еще не спал и при взгляде на Абунецу невольно почувствовал сострадание.
– Ты правоверный? – спросил паша.
Старик утвердительно наклонил голову.
– Как тебя зовут?
– Абунеца.
– Что ты делал на поле битвы?
– Я помогал раненым, это священный долг.
– Ты тем рассердил моих людей, что помогал и неверным.
– Я не делал разницы! Мы верим в Аллаха, они в Бога, но все люди братья.
– Ты забываешь, что те, кому ты помогал, наши враги! Разве ты не слышишь угрожающего ропота солдат? Они требуют твоей смерти!
– Убей меня, если ты их раб, – отвечал Абунеца.
– Ты говоришь дерзко. Не будь ты старик, седую бороду которого я уважаю, я выдал бы тебя солдатам – и они разорвали бы тебя в клочки!
– Я не боюсь смерти, благородный паша! Я тысячу раз без страха глядел ей в глаза, – отвечал Абунеца. – Делай со мной, что хочешь, я готов умереть, если таков будет твой приговор, но у меня есть одна просьба, одно последнее желание, и я знаю, что ты перед смертью не откажешь мне.
– Что это за желание? – спросил паша.
– Дай мне три дня срока, чтобы я успел исполнить мой последний долг и последнее мое желание.
– Я не хочу быть один твоим судьей! Я отправлю тебя в Адрианополь. Там решится твоя судьба, – сказал паша. – Здесь, в лагере, твоя жизнь в опасности, потому что мои солдаты ненавидят всякого, кто жалеет врагов!
– Делай со мной, что хочешь, храбрый паша! Пошли меня в Адрианополь, но обещай дать мне три дня!
– Хорошо! – сказал паша. И еще до наступления дня отправил Абунецу под конвоем верных солдат в Адрианополь.
Решение солдат, что тот враг, кто помогает врагам, совпало с решением адрианопольских судей.
Они были турки, а все турки, как простолюдины, так и знать, одинаково ненавидели всякого, кто помогал гяурам. Абунеца был приговорен к расстрелу, но казнь, как обещал паша, была отсрочена на четыре дня.
Когда наступил вечер, Абунеца подошел к маленькому решетчатому окну своей темницы и с нетерпением взглянул на улицу; вдруг снаружи послышался слабый стук.
Старик прислушался, затем подошел к двери.
Стук повторился.
– Это ты, брат мой? – спросил Абунеца.
– Я ждал твоего приказания, мудрый Бейлер-беги, – отвечал голос снаружи.
– Приговор произнесен и будет исполнен самое позднее через четыре дня, – сказал Абунеца.
– Я это знаю, мудрый Бейлер-беги! Что прикажешь? Когда желаешь ты быть освобожден?
– Приговор должен быть исполнен, я не хочу избежать его бегством, – отвечал старик, – но ты должен исполнить мое последнее желание.
– Приказывай!
– Спеши в Стамбул и скажи братьям, что мое последнее желание – видеть мою дочь Рецию и говорить с нею! Где бы она ни была, она должна быть приведена сюда, чтобы я мог благословить ее перед смертью и передать ей мое имущество! Иначе я не могу умереть спокойно! Мне дано сроку три, самое большее четыре дня: спеши, чтобы Реция не опоздала сюда, в Адрианополь, дорога неблизкая, брат мой.
– Я сейчас же оставлю Адрианополь, чтобы исполнить твое приказание, мудрый Бейлер-беги, – раздался голос снаружи.
– Передай братьям все, что произошло, – закончил Абунеца разговор, – я посылаю им мой последний поклон и благословение на продолжение общего дела, которому я с радостью приношу себя в жертву! Иди с миром и сделай, что я тебе приказал! Да сохранит тебя Аллах!
– Да утешит он тебя! Время испытания коротко, награда и блаженство вечны, – раздался прежний голос, потом послышались легкие шаги, и затем все стихло.
По коридорам тюрьмы прошла Золотая Маска.
Караульные, видевшие ее, низко кланялись, приложив руку к сердцу…
– Мир с тобою! – шептали они.
Золотая Маска оставила дом и скрылась в темноте.
Абунеца успокоился. Он съел кусок маисового хлеба, сотворил молитву и лег на свое жесткое ложе. Спокойная совесть дала ему спокойный сон, хотя через несколько дней он должен был умереть.
На следующий день его призвали, чтобы произнести окончательный приговор.
– Вы дали мне тот срок, какой я просил, – сказал Абунеца. – Слава Аллаху! Моя душа спокойна!
– Почему ты, будучи правоверным, подавал помощь гяурам, старый дурак? – спросил судья. – Теперь ты умрешь за это!
Читать бесплатно другие книги:
