Буря в Эдеме Браун Сандра

— А я и не пытаюсь этого делать, Шей, дорогая, — дипломатично ответила ее мать. — Я просто хотела объяснить нашим мужчинам сущность твоей профессии. — Она повернулась к своему мужу и добавила:

— Она работает с самыми лучшими современными художниками, скульпторами и фотографами и помогает им создавать замечательные произведения искусства, которые никто не посмеет назвать непристойными.

Шей глубоко оскорбили умоляющие нотки в голосе матери.

— О, мама, оставь это, ради Бога! — раздраженно воскликнула она и встала, с шумом отодвинув от себя стул. — Пока вы все трое будете здесь молиться за мою грешную душу, я помою посуду. — Не сказав больше ни слова, она повернулась и пошла на кухню.

Некоторое время спустя она с остервенением драила тарелки, окуная руки в горячую мыльную воду. Ее юбка была прикрыта кухонным полотенцем, которое она использовала вместо фартука. Когда раздался стук закрываемой двери, она даже не повернулась. Ей пока не хотелось говорить с матерью. Но когда за ее спиной послышался низкий мужской голос, она вздрогнула от неожиданности.

— Хочешь, я помогу тебе?

— Нет, — коротко отрезала Шей, стараясь не задумываться, отчего так сильно забилось сердце. — Почему твой отец не установил на кухне посудомоечную машину, когда строил дом? — сердито спросила она, чтобы скрыть от него внезапно охватившую ее нервозность. Ее безразличие к происходящему было показным, а на самом деле ее очень огорчало то, что она вела себя в его присутствии неподобающим образом.

Он поставил на стол стопку грязной посуды и рассмеялся.

— Мне кажется, что сейчас она ему совсем не нужна. Он и твоя мать с превеликим удовольствием сами занимаются этим делом. Каждый вечер после ужина они приходят на кухню и с упоением моют и чистят. При этом они весело болтают и строят планы на будущее. Они так близки друг другу в этот момент, что я даже немного завидую им.

Несколько успокоенная тем, что он не обиделся на ее слова. Шей повернулась к нему и с любопытством посмотрела в глаза:

— Ты единственный ребенок в семье?

— Да.

— Я тоже. Мне кажется, что большинство детей в маленьких семьях чувствуют себя забытыми, заброшенными, когда их родители заняты собственными интимными вопросами. У них возникает чувство, что они вторглись в чужую семью.

— Ты знаешь это по собственному опыту? Она резко повернула голову, подчиняясь защитному рефлексу, но выражение его лица было мягким и понимающим.

— Да, думаю, что это так, — призналась она и снова повернулась к раковине, когда он вышел из кухни за очередной стопкой посуды.

Через некоторое время он вернулся, и она задала ему вопрос, который не собиралась задавать. Он просто сорвался с ее губ:

— Почему ты не сказал мне, что ты священник, прежде чем я выставила себя на посмешище?

Он снова рассмеялся.

— Обстоятельства вышли из-под контроля, — сказал он. — Я просто не успел этого сделать.

Он взял старомодный веник и стал тщательно подметать пол на кухне.

— Как ты думаешь, когда я мог сделать такое признание? Когда стоял совершенно голый перед тобой, открыв от удивления рот? Или ты считаешь, я должен носить на шее табличку с надписью, что я священник?

Ей стало совершенно ясно, что он насмехается над ней. Она сжала зубы, помолчала несколько секунд и сказала сдавленным голосом:

— Ты вполне бы мог сказать о своей работе, когда мы с тобой беседовали до приезда родителей.

— Что? Лишить тебя возможности наброситься на меня со своими идиотскими упреками и прекратить твои попытки соблазнить меня?

Она бросила тарелку в раковину, выплеснув на себя горячую воду.

— Я вовсе не хотела наскакивать на тебя! — закричала она, повернувшись к нему лицом. — И не предпринимала никаких попыток соблазнить тебя!

— Ах так, значит, ты бегала здесь без нижнего белья просто ради интереса?

— Я сделала это только потому, что не люблю носить смешные приспособления, придуманные викторианцами. — Она тут же позабыла о своем гневе и хитро посмотрела на Яна. — Я так понимаю, что ты все-таки обратил на это внимание, хотя ты и священник.

Его голубые глаза скользнули по всем изгибам ее упругого тела, этот взгляд совершенно явно говорил о возбужденном желании. Затем он снова посмотрел ей в глаза и равнодушно пожал плечами.

— Я должен был быть совершенно слепым, чтобы не обратить на это внимания.

Он взял сухую тряпку и наклонился вниз, чтобы вытереть насухо только что вымытую кастрюлю. Шей гневно дернула головой и повернулась к раковине.

— Ты очень категоричен в своей критике одежды, которую носят другие люди, — сказала она, продолжая мыть посуду. — А ты сам во что одет? Я никогда еще не видела, чтобы священник носил слаксы и спортивную майку.

Про себя она отметила, что в этих слаксах и оксфордской майке он был скорее похож на чиновника из Манхэттена, который приехал в Коннектикут, чтобы немного отдохнуть и отвлечься от городской суеты.

— Никто не смог бы догадаться, что ты священник, если бы судил по твоей одежде.

Это замечание немного позабавило Яна. Он повернулся к сушилке и поставил туда несколько тарелок:

— А как же, по твоему мнению, должны выглядеть священники?

— Не так, как ты, — упрямо сказала она, не вдаваясь в подробности.

Разумеется, она могла сказать, что священники обычно старше и толще. По ее мнению, у них должно быть доброе, умудренное опытом лицо и серебристые от седины волосы и еще, наверное, большие очки в металлической оправе. Во всяком случае, у священников просто не должно быть такого милого лица и угольно-черных волос, которые у любой женщины могут вызвать желание протянуть руку и погладить их. У них не должно быть таких изумительно голубых глаз, взгляд которых пронизывал собеседника насквозь, проникая в самые потаенные уголки души. А если они и бывают у священников, то ни в коем случае не должны так напряженно смотреть на женщину, как бы раздевая ее. К тому же у священника не может быть такого совершенного тела, высокого и стройного, упругого и сильного, местами гладкого, а местами поросшего темными волосами, еще более увеличивающими соблазнительность тела.

Ян взял со стола полотенце и стал быстро вытирать насухо посуду, которую она сложила на столе. В течение нескольких минут они молча занимались своим делом. Во всем доме было очень тихо, и только звяканье посуды нарушало тишину.

— Что случилось с нашими родителями? Где они? — озабоченно спросила Шей.

Его улыбка могла бы показаться ей умопомрачительной, если бы она не знала, какой он строгий судья в вопросах морали.

— Они пошли прогуляться вокруг дома, — весело сказал Ян и многозначительно подмигнул. — Очевидно, они хотят немного растрясти свой ужин. А если говорить откровенно, то я думаю, что они решили воспользоваться возможностью оторваться от нас и заняться поцелуями. Мне кажется, что это вполне простительно для молодоженов.

— А почему бы им в таком случае не пойти наверх и не уединиться в своей комнате?

— Это было бы слишком откровенно. Шей засмеялась:

— Я совершенно не могу представить свою мать в качестве невесты.

— Дети очень редко думают о своих родителях как о мужчине и женщине, а тем более как о сексуальных партнерах.

— Ты что-то имеешь против? — спросила Шей и посмотрела ему в глаза. При этом немного подняла голову и почувствовала, как ее локоны упали на лицо.

Возникла довольно продолжительная пауза, в течение которой он внимательно изучал ее.

— Против? Против чего? — спросил он наконец, не скрывая своего удивления.

— Я спрашиваю, ты не против того, что твой отец женился на моей матери? — пояснила Шей. — Я помню, что ты очень тепло отзывался о своей матери и о том времени, когда вы все вместе жили здесь. У вас была хорошая и крепкая семья.

Он повесил полотенце себе на шею и осторожно втиснул тарелки в сушилку.

— Отец очень сильно любил мою мать, — сказал он грустно. — То же самое Селия говорила мне о твоем отце. Она ведь тоже любила его, не правда ли? Говоря языком статистики, они относятся к той категории населения, которая вступила во второй брак после смерти одного из супругов. Твоя мать и мой отец любят друг друга в данный момент, но это вовсе не означает, что они забыли свое прошлое, забыли все то, что было у них до этого брака.

Шей задумалась над его словами:

— Мне очень нравится твой отец. И не только потому, что он очень приятный человек. Для меня самое главное то, что он дал счастье моей матери. Я никогда не думала, что она сможет быть такой счастливой, умиротворенной и радостной после смерти моего отца.

— Ты не обижаешься на него? — спросил он, внимательно вглядываясь в ее глаза. — Ты не воспринимаешь его как постороннего человека, который пытается занять место твоего отца?

Шей грустно улыбнулась ему и сказала, отвернувшись:

— Это очень глубокое наблюдение. Ты знаешь, я восхищалась своим отцом, и, когда я узнала о замужестве матери, у меня появилось горькое чувство обиды. Я действительно не хотела, чтобы кто-то пытался заменить моего отца. Но сейчас я так не думаю. Как только я увидела их вместе, обида исчезла. Было бы слишком эгоистично лишать ее такой радости и тем более оспаривать ее право на счастье. — Она рискнула посмотреть на него снова. — А ты? У тебя был счастливый брак?

— Очень.

— Но ты же не спешишь снова жениться. Его голубые глаза пронзили ее своей чистотой.

— Нет, не спешу. И никогда не стану предпринимать подобной попытки.

Ну ладно, подумала она, он явно дал ей понять, что не желает говорить на эту тему. Ну что ж, придется поговорить о чем-то другом.

— Мне интересно узнать, когда у человека возникает желание посвятить свою жизнь церкви?

— А мне не менее интересно узнать, когда у человека возникает желание позировать нагишом, чтобы заработать себе на жизнь?

— Черт бы тебя побрал! — воскликнула она и, резко повернувшись, шутливо ударила его кулаком в живот. — Я прилагаю немало усилий, чтобы быть доброжелательной и не портить уик-энд своей матери и твоему отцу. Я изо всех сил стараюсь наладить нормальный разговор, а ты при каждом удобном случае пытаешься оскорбить меня.

Он быстрым движением перехватил ее руку и дернул ее так сильно, что она невольно наскочила на него.

— Никогда не пытайся ударить меня и тем более не произноси проклятий в моем присутствии. — Он стиснул зубы, а в глазах появился оттенок решительности. — Что же касается моих вопросов, то это просто попытка узнать правду и не более того. Я действительно хочу знать, что заставляет такую симпатичную женщину продавать себя? Неужели ты не могла устроить свою жизнь по-другому?

Если бы он не сжимал ее руку как тисками, она, вероятно, попыталась бы влепить ему пощечину. Если бы у нее хватило для этого храбрости. Сейчас она в полную меру ощутила силу его характера и темперамент. Он был одновременно устрашающим и сдерживающим, как и его железные пальцы, которыми он держал ее руку.

— Потому что я очень неплохо выгляжу — вот почему, — по-детски наивно сказала она. — Я получила от родителей то, что многие люди считают почти совершенными формами тела, удивительно пропорциональными, как они говорят. У меня на теле нет никаких пятен, шрамов, прыщиков и прочих естественных недостатков. Мое тело производит на людей гораздо более сильное впечатление, чем мое лицо. Поэтому многие художники часто используют в качестве модели мое тело, а лицо срисовывают с других женщин. — Она затаила дыхание, почувствовав, что ее грудь уперлась в его мощную грудную клетку. — Это своеобразный товар, и я продаю его тем, кому он необходим. Но моя работа не имеет абсолютно никакого отношения к моему внутреннему миру, к моей духовной жизни. Нужно уважать человеческое тело. Это творение Господа. Наиболее значительные произведения искусства во все времена посвящались обнаженному телу. Даже Ватикан забит такими скульптурами. Подумайте об этом, преподобный Дуглас.

Наконец ей удалось выдернуть руку из его цепких пальцев и отступить на шаг назад.

— Все, что ты сказала мне, правда, — уступил он. — Но как ты можешь смириться с мыслью, что какие-то.., какие-то извращенные люди могут считать тебя объектом своих фантазий? Они могут смотреть на твое тело и представлять себе, что ты находишься в их постели, они могут трогать тебя, удовлетворяя свои сексуальные потребности.

— Я не могу отвечать за действия каких-то извращенцев! Люди, о которых ты говоришь, крайне редко интересуются настоящим искусством. А мои фотографии, как правило, не продают на улицах и перекрестках. Я тебя уверяю, что тебе никогда не предложат купить мои фотографии, говоря: “Хочешь купить соблазнительные картинки?” Как совершенно верно заметила моя мать, я никогда не позирую для эротических изданий." — Она выпалила это так гневно, что даже не заметила, что при этом выпятила грудь и прикоснулась к нему. — К тому же это вовсе не похоже на переспевшие арбузы, которыми можно соблазнить искушенного гедониста, не правда ли?

В этот самый момент Шей поняла, что допустила большую ошибку, сказав эти слова. Она виновато потупилась и приняла такую позу, которая скрывала округлость груди. Но она сказала ему правду — ее грудь была небольшой, но при этом совершенно зрелой и тугой, как только что надутые мячики. А самое главное заключалось в том, что она была прекрасной формы и безупречно симметрична. Яну понадобилось немало времени и усилий, чтобы оторвать взгляд от ее груди и изобразить на лице полнейшее равнодушие.

— Ну хорошо, — примирительным тоном сказал он. — Ты очень внятно объяснила свою позицию.

— Не совсем, — прервала она его. Она уже почувствовала азарт и решила до конца высказать свое отношение к собственной профессии. Действительно, очень немногие понимали смысл ее работы. Почему это так, для Шей оставалось загадкой. В особенности когда люди начинали задавать ей каверзные вопросы о ее моральных принципах. Она всегда относилась к таким узколобым обывателям с некоторой степенью снисходительности, считая это проявлением бескультурья или необразованности. Но ханжеское отношение Яна покоробило ее, вызвав неконтролируемый гнев. Более того, он глубоко задел ее самолюбие, вынудив ее защищаться.

К тому же Ян оказался почти таким же, как и все остальные. Ведь не случайно же он обратил внимание на ее грудь? Как бы он ни выпендривался, но в душе он все равно остается мужчиной.

— По твоему мнению, что я делаю, когда позирую фотографу или художнику? — игриво спросила она, не рассчитывая на его ответ. — Ты, наверное, думаешь, что я кручусь перед ними, выпячиваю все свои прелести? А может, ты думаешь, что я занимаюсь с ними чем-то неприличным после того, как вышла перед ними обнаженной?..

— Прекрати, Шей! — воскликнул он, поворачивая ее к себе лицом.

Он сделал решительный жест руками и застыл, глядя ей прямо в глаза. Наступила гробовая тишина. Шей не знала, что ее поразило больше — его гневная реакция на ее слова или то, что он назвал ее по имени. Она стояла перед ним неподвижно, затаив дыхание.

Если бы он не был священником, то она бы нисколько не сомневалась в том, что он проворчал про себя самые грубые ругательства. Ян резко отвернулся и провел рукой по волосам.

— Нет, я так не считаю. Я не думаю ничего плохого ни о тебе, ни о твоей работе, — запротестовал он. — Если ты считаешь меня таким идиотом, то ошибаешься. Это несправедливо с твоей стороны. Шей. — Он снова повернулся к ней и посмотрел в глаза. — Но что же я должен был думать о твоем поведении, когда я увидел тебя в первый раз? Что я должен думать о женщине, которая заглядывает в ванную и пялит глаза на незнакомого мужчину, когда тот стоит перед ней в чем мать родила? И при этом не обнаруживает абсолютно никаких признаков смущения.

— Ты считаешь себя незнакомым мужчиной? Этот вопрос почему-то рассердил его. Его пальцы сжались в кулаки, хотя руки остались неподвижными. Она окинула его оценивающим взглядом с ног до головы:

— Единственное, что удивило меня, это то, что ты напевал старомодную и давно забытую всеми мелодию. Зная теперь твою профессию, я бы сказала, что “Рок столетий” более подходит для тебя, чем “Приятные волнения”.

Шей сняла кухонное полотенце и небрежным жестом поправила несколько прядей волос, спадавших на шею. Тем самым она хотела показать, что его гнев совершенно не волнует ее.

— Когда-то я очень любил группу “Бич Бойз”, — сказал он тоном оправдания. — А также “Битлз”, “Би Джиз” и “Блонди”. А теперь позволь мне сказать, чего я никогда не любил.

— Я не хочу…

— Я никогда не любил тех женщин, которые настолько лишены женственности, что часто берут на себя роль мужчины. Я готов поверить в то, что у тебя прекрасное тело, но ты была права, когда сказала, что твоя профессия не имеет отношения к твоему духовному миру. Да, ты была права. Но, мне кажется, это потому, что у тебя нет никакого духовного мира. Ты напоминаешь мне прекрасную ракушку, в которой ничего нет. Она совершенно пуста. У тебя нет женской души. Ты так увлеченно играешь роль значительной личности, что до сих пор не знаешь, кто ты такая и чего хочешь от этого мира. — Шей чуть не задохнулась от возмущения.

— Пошел ты!.. — выкрикнула она, но вовремя остановилась, вспомнив о его предупреждении. Но охватившая ее злость все же оказалась сильнее защитной реакции страха. — Пошел ты к черту!

После этого она выбежала из кухни, хлопнув дверью. Удар был настолько сильным, что звук разнесся по всему дому. Джон и Селия, которые стояли на веранде, нежно обнявшись, резко отодвинулись друг от друга. На их лицах застыло выражение стыда и вины.

— Боже мой! — воскликнула Шей, выходя из дома. — Ради всего святого, пойдите в свою комнату и перестаньте вести себя как свихнувшиеся влюбленные! Почему бы вам не отправиться спать?

Она надеялась, что обычная вечерняя процедура — принять холодный душ, причесаться и почистить зубы — поможет ей избавиться от тягостного впечатления, которое осталось после разговора с Яном. Она укроется теплым одеялом и быстро уснет, позабыв всю ту чушь, которую он наговорил ей.

Ей не следовало спускаться вниз, не следовало испытывать его терпение и провоцировать его гневную реакцию, а самое главное — ей не следовало чертыхаться в его присутствии. Подумать только, послать к черту священника! Какое ей дело до его мнения? Почему она затеяла этот глупый разговор? Неудивительно, что он так плохо думает о ней.

Она пыталась забыть все те грубые слова, которые он сказал ей, но они продолжали звучать в ее ушах, как водопад, эхом отдаваясь во всех уголках сознания. Но самым невыносимым для нее было то, что слова Яна были правдой. Она это чувствовала и не могла убедить себя в обратном.

Вдруг Шей услышала, что кто-то осторожно открыл и закрыл дверь в соседней спальне.

"Снова он”, — раздраженно подумала Шей. Она несколько раз повторила про себя, что ей совершенно наплевать на все, что он делает, но любопытство оказалось сильнее. Она стала прислушиваться к шорохам в соседней комнате, догадываясь о том, что он готовит постель ко сну. Через некоторое время дом снова погрузился в тишину. Она несколько раз ударила кулаком по подушке, наказывая ее за то, что не может уснуть.

По какому праву какой-то сельский священник лезет к ней в душу да еще пытается указать на ее недостатки? А она? С какой стати она должна выслушивать его нравоучения и принимать так близко к сердцу все его глупые слова? Нет, ее задело не то, что он сказал, а то, что это было похоже на правду. Именно это раздражало ее больше всего.

Она действительно играла эту роль, роль значительной личности. В течение многих лет она ощущала невыносимую пустоту в душе. Шей не могла определить, почему возникла эта пустота, но была почти абсолютно уверена в том, что ее нечем заполнить. Ее тело, красовавшееся на многих картинах и фотографиях, было весьма ценным товаром, но не более того. Фактически оно ей не принадлежало. Ее муж, который, как ей сначала казалось, любил ее, больше всего был озабочен тем, как она выглядит и что она делает, но не тем, что она при этом чувствует и думает.

Энсон Портер был весьма амбициозным молодым человеком и настойчиво добивался успеха, делая карьеру в своем бухгалтерском бизнесе. Его конечной целью было стать полноправным партнером в компании, где он работал. Они познакомились на одной выставке, куда он пришел не потому, что увлекался изобразительным искусством, а потому что один из его боссов оказался щедрым спонсором молодого художника, работавшего над серией портретов обнаженных женщин.

Шей пришла на выставку по приглашению самого художника, и ей сразу же понравился Энсон, тем более что и он проявил к ней немалый интерес после того, как их представили друг другу. Он был весьма любознательным и задавал очень много вопросов, касающихся замысла художественного произведения и технологии его исполнения. Его интересовало даже то, сколько времени она позировала художнику. Поэтому когда после выставки он пригласил ее на чашку кофе, она с радостью приняла его приглашение.

Это было их первое свидание, за которым последовало много, очень много других. Они были счастливы и наслаждались влюбленностью друг в друга. А когда он предложил ей руку и сердце, она была так рада, что бросилась к нему на шею и стала осыпать его страстными поцелуями. Свадьба была поспешной и быстрой, как ураганный ветер. Но вскоре после свадьбы наступили прозаичные будни. Оказалось, что ее муж относится к браку так же, как к своей карьере в бухгалтерской фирме. Он стал навязывать ей свои представления о том, что жена должна быть подчиненным партнером в семейной жизни.

Ей следовало ездить на скромной машине, одеваться в такую же старомодную консервативную одежду, как и другие порядочные жены, скучать на званых обедах и светских раутах, где ее окружали тупые и поверхностные женщины.

— Ты что, с ума сошла? — возмущенно спросил однажды муж, когда она сообщила ему о том, что получила весьма заманчивое предложение.

— Нет, не сошла. Мне предложили позировать очень известному скульптору. Он…

— Мне наплевать на то, кто он, — грубо прервал ее Энсон. — Ты собираешься позировать ему обнаженной, не так ли?

Она прикусила нижнюю губу и сосчитала до десяти, чтобы успокоиться.

— Да, обнаженной.

— Ну так вот, — решительно сказал он. — Забудь об этом и никогда не говори мне о подобных предложениях. Что подумают люди?

Она поднялась со стула и высказала ему все, что думает о мнениях других людей:

— Ты прекрасно знал, чем и как я зарабатываю себе на жизнь. Тебе это было известно задолго до нашей свадьбы, но тогда это почему-то не очень волновало тебя.

— Да, — согласился он, — но только до свадьбы, а не после нее. Я женился не для того, чтобы какие-то грязные типы наблюдали за тем, как ты дефилируешь перед ними совершенно обнаженной. И мне наплевать на то, что они очень знамениты и все такое прочее.

Шей уже не могла контролировать свои эмоции и взорвалась:

— Ты говоришь глупости и рассуждаешь, как безнадежный провинциал!

— Может быть, но только с твоей, так сказать, художественной точки зрения, а не с точки зрения любого уважающего себя мужа. Если хочешь знать, то я был почти уверен, что ты оставишь всю эту дрянь, связанную с моделью. Я надеялся, что ты образумишься и не будешь больше позировать нагишом перед этими старыми извращенцами.

— Ну что ж, значит, ты обманулся в своих надеждах, — выпалила она и опрометью выскочила из комнаты.

Тогда она уступила Энсону и отказалась от предложения, но отношения между ними уже не стали такими, как прежде. Все изменилось. Он всячески пытался обуздать ее мятежный дух, хотя именно это привлекло его внимание в их первую встречу. А может быть, он просто восхищался ее телом, совершенно не задумываясь о ее душе? Во всяком случае, он не позволял ей быть такой, какой она была на самом деле. Он делал все возможное, чтобы она стала такой, какой она никогда не могла быть.

Иногда у Шей складывалось впечатление, что все окружающие преследовали ту же цель. Например, ее мать хотела во что бы то ни стало сделать из нее добропорядочную леди. Ее муж старался сделать из нее великосветскую матрону. Правда, она еще не знала, чего добивается от нее Ян Дуглас, но было совершенно ясно, что ему не нравились ее поведение и образ жизни.

Но больше всего ей досаждало то, что она непонятно почему хотела, чтобы Ян одобрил ее поступки, признал ее достоинства личности, а не просто признал как достоинства ее тела — этого было очень легко добиться. Ей очень хотелось понравиться ему, хотя она понимала, что это глупо и бессмысленно. Женская интуиция подсказывала ей, что где-то в глубине души она нравится ему, а он — ей. Дело было даже не в том, что у него было прекрасное тело и лицо, хотя она не могла припомнить случая, чтобы мужчина показался ей столь красивым. Ее привлекало в Яне что-то другое, что-то невыразимо глубокое, к чему она всегда подсознательно стремилась.

— Какая же я дура, — пробормотала она в темноте. — Ведь это же его работа. Он просто обязан быть строгим к подобным вещам, обязан демонстрировать свое духовное превосходство и вразумлять тех, кто, по его мнению, ведет не праведную жизнь. Она уснула с мыслью о том, что он просто пытается манипулировать ею, зная несовершенство ее духа, хотя и не была до конца уверенной в том, что полностью поняла его намерения.

На следующее утро Шей подошла к двери кухни и остановилась, услышав веселую болтовню находящихся там людей и позвякивание посуды, которую готовили к завтраку.

На какое-то мгновение ее охватили злость и чувство разочарования. Почему она согласилась приехать сюда и так бессмысленно потратить свои драгоценные выходные? Эти три человека прекрасно обходились без нее. Всю ночь ее преследовали кошмары, причем не только во сне, но и тогда, когда ее мучила бессонница. И во всем этом она обвиняла Яна Дугласа.

Но пришедшая ей в голову мысль, резко изменила ее настроение. В глазах блеснуло, озорство, а губы растянулись в хитрой улыбке. “Черта с два”, — подумала она с привычным упрямством. Она не позволит этому зануде испортить себе выходные. Вчера он имел дело с непокорной и задиристой женщиной, агрессивно защищающей свое достоинство. Но сегодня все будет по-другому. Он увидит перед собой мягкую и деликатную сводную сестру, совершенно непохожую на ту, с которой познакомился вчера. Пусть поломает голову над столь внезапной переменой!

— Всем доброе утро! — весело произнесла она, когда решительно ворвалась на кухню. Она подошла к матери и поцеловала ее в щеку.

— Доброе утро, дорогая, — так же беззаботно и весело ответила мать. — Ты хорошо спала?

— Да, как убитая, — солгала Шей и, наклонившись над Джоном, поцеловала его в лоб. — Доброе утро, Джон.

— Шей, ты сегодня прекрасно выглядишь. — Благодарю, — сказала она.

Пока она приветствовала мать и Джона, она старалась не смотреть на Яна. Но теперь ей пришлось повернуться к нему. Он выглядел более привлекательным, более красивым и сексуальным, чем может позволить себе человек его профессии. Она взяла себя в руки, подошла к нему, с деланной небрежностью положила руки ему на плечи, наклонилась и поцеловала его в губы:

— Доброе утро, братишка.

Как будто удар электрическим током поразил все клетки ее организма в момент. Возникшее чувство не имело ничего общего с ритуальной любовью сестры к брату. Она даже кончиками пальцев ощущала его мужскую силу. Все ее тело напряглось от желания, и она понимала, что его не обманет та детская игра, которую она затеяла. Но все-таки она надеялась, что в этот момент, когда их губы соприкоснулись, он испытал те же чувства, что и она.

Но когда она выпрямилась, он медленно вытянул вперед ноги; даже его поза говорила с полной очевидностью о равнодушии.

— Доброе утро, сестра.

Шей покраснела. Все добрые намерения, которые пришли ей в голову, когда она стояла перед дверью на кухню, сразу улетучились.

— А почему ты не пошел на утреннюю молитву или что-нибудь в этом роде? — довольно резко спросила она. — Разве священники могут уклоняться от своих непосредственных обязанностей?

Сказав это, она повернулась и направилась к плите, шлепая по полу комнатными тапочками. При этом она не могла не услышать тяжелый вздох матери.

— Я уже произнес свою утреннюю молитву, — спокойным голосом ответил Ян.

— Надеюсь, что ты помолился также и за меня, — едко заметила она, одарив его фальшивой улыбкой. Она плеснула кофе в свою чашку.

— Если говорить откровенно, — начал он, — то большую часть своей молитвы я посвятил именно тебе.

Щей осторожно поставила кофейник на плиту, стараясь не пролить на себя его содержимое. — Я не просила тебя…

— У нас с Джоном появилась в высшей степени замечательная идея, — вмешалась в их “беседу” Селия, стараясь не допустить нарастания напряженности между молодыми людьми. — Почему бы нам не поиграть немного в теннис, пока не наступила жара?

— Теннис? — удивленно спросила Шей, сразу позабыв о своем конфликте с Яном. Она и представить себе не могла, что ее мать может заниматься чем-то, что требует большого расхода энергии. — Ты научилась играть в теннис?

— Джон учит меня этой игре, — сказала она, скромно потупившись, затем подняла голову и посмотрела на мужа любящими глазами. — Разумеется, я еще не очень хорошо играю, но…

— Она делает большие успехи и с каждым днем играет все лучше, — гордо заметил Джон, заканчивая слова жены. — Ну, что вы думаете об этом предложении, ребята? Вы согласны сыграть два на два?

— Ты не забыла взять с собой ракетку и теннисный костюм, Шей? — заботливо поинтересовалась Селия.

— Нет, не забыла, — сказала Шей, — но, когда я собиралась к вам, я и представить себе не могла, что мы будем играть в теннис.

— Великолепно! — воскликнула Селия, громко хлопая в ладоши, как малое дитя.

— Не знаю, что и сказать, — задумчиво произнесла Шей.

— Может, Шей стесняется того, что не очень хорошо играет в теннис, — предположил Ян. — Если она не хочет играть два на два, то, может, вы…

— Я неплохо играю, к твоему сведению, — сердитым голосом сказала Шей, бесцеремонно обрывая его на полуслове. Их глаза встретились в молчаливом поединке. Она прекрасно понимала, что он увидел в ее глазах раздражение и злость. Его же взгляд выражал совершенно противоположные чувства: спокойствие, какую-то детскую наивность и непосредственность. Но она расценила это как проявление превосходства и победы над ее несдержанностью. Да, подумала она, с этим человеком нелегко будет справиться.

— Мужчины, идите переодеваться, а мы с Т При быстренько уберем со стола, — сказала Селия, поднимаясь со стула. — Шей, я знаю, что ты обычно не завтракаешь, но, может, ты все-таки попробуешь эти чудесные пирожные с брусникой?

— Спасибо, мама, но я не хочу. С меня достаточно кофе.

— Но ты совсем исхудала.

— Селия, оставь, пожалуйста, девочку в покое, — вмешался Джон, окидывая быстрым взглядом хрупкую фигуру Шей. — Сейчас очень модно быть тонкой и изящной.

— В таком случае, может, и мне стоит немного похудеть, чтобы моя фигура была более привлекательной для тебя? — предложила Селия, хитро поглядывая на мужа.

Джон притянул жену к себе, обнял и уткнулся носом в ее шею:

— Мне нравится твоя фигура такой, какая она есть.

Шей улыбнулась, наблюдая за этой милой сценой, но при этом ее терзали совершенно другие чувства. Она гневно блеснула глазами, когда Ян повернулся и с полным безразличием вышел из кухни. Все по достоинству оценили ее фигуру, а он даже не посмотрел в ее сторону.

Джон был абсолютно прав относительно фигуры матери. В теннисной юбке она выглядела как распустившаяся роза. Она была, мягко выражаясь, слегка полновата. Правда, ее ноги были все еще сильными и упругими для женщины ее возраста, но по сравнению с ногами Шей казались короткими и полными.

Муниципальные теннисные корты, где им предстояло играть, были вполне сносными, хотя и не такими ровными и ухоженными, как корты в аристократических загородных клубах.

После небольшой разминки они стали играть два на два. Шей и Ян оказались партнерами и внимательно следили друг за другом. Ян играл неплохо, но как-то рутинно. Все его подачи и удары были будничными. И вообще игра отнюдь не была захватывающим зрелищем. Джон терпеливо поучал Селию, заботясь не о том, чтобы выиграть, а скорее о том, чтобы его партнерша не выбилась из сил и получила удовольствие от игры. Шей чувствовала себя превосходно, понимая, что играет лучше других. Она играла легко, фактически не прилагая больших усилий. , Ее очень удивило, что Ян похвалил ее, когда она сделала совершенно обычную, ничем не выдающуюся подачу.

— Хороший удар, — лаконично прокомментировал он.

— Благодарю, — снисходительно ответила она.

Они старались смотреть друг на друга только в тех случаях, когда этого требовали обстоятельства. Было совершенно очевидно, что Ян не обращает на нее абсолютно никакого внимания, и ей было чертовски неприятно обнаружить в себе чувство, какое испытывает комплексующий подросток, восхищающийся совершенными формами своего партнера. Правда, надо сказать, что теннисная форма действительно подчеркивала достоинства его великолепной фигуры.

И то, что он даже не смотрит в ее сторону, раздражало ее больше всего, так как она осознавала, что в теннисной форме выглядит очень привлекательной. Ее стройная фигура казалась ей совершенно неотразимой. Коротенькая юбка лишь слегка прикрывала округлые бедра, а майка плотно обтягивала крепкую грудь. Когда она делала резкие движения, юбка взлетала вверх, открывая тугие ягодицы, прикрытые красными трусиками.

Как жаль, думала Шей, что этот черствый, занудливый человек не обращает на нее никакого внимания. Это было очень грустно и сводило на нет все те положительные эмоции, которые она испытывала в игре.

Они еще не закончили полный матч, как Селия, вытерев платком вспотевшее лицо, заявила, что с нее достаточно.

— Почему бы нам не отправиться на рынок и не купить там хорошего мяса, пока дети будут играть? — предложила она мужу.

— Неплохая идея, — поддержал ее Джон. Шей кивнула головой. Она решила, оставшись наедине с Яном, доказать свое превосходство в игре. Она была полна сил и ощущала, что находится в превосходной форме.

— Мы вернемся примерно через полчаса, — сказал им Джон, подталкивая жену к машине.

— Ты не хочешь отдохнуть немного, прежде чем мы начнем игру? — спросил ее Ян, когда машина родителей скрылась из виду.

— Нет, я в этом не нуждаюсь, но если ты настаиваешь, то я с удовольствием подожду, — ответила Шей.

— Я готов, — решительно сказал он и без промедления пошел на ту сторону корта, где солнце светило ему в спину. — Можешь подавать, — великодушно предложил он.

— Большое спасибо, — с подчеркнутой вежливостью произнесла Шей, не отказав себе в удовольствии продемонстрировать сарказм.

Она взяла в руку несколько мячей и направилась на линию подачи. Там она небрежно взмахнула ракеткой и послала мяч на его сторону. Не успела она добежать до передней линии, как мяч, мгновенно отлетевший от его ракетки, плюхнулся далеко позади нее. Она не ожидала такой быстрой реакции и хотела было выругаться от досады.

— Он упал на поле или за его пределами? — с наигранной веселостью спросила она, чувствуя, что вопрос прозвучал довольно глупо.

— На поле, — без тени сомнения сказал он.

— Мне тоже так показалось.

Она плотно сжала губы и приготовилась к следующей подаче. Она вложила всю свою силу в эту подачу. Мяч пулей пролетел, над сеткой, но тут же был отбит Яном и мгновенно вернулся назад. Все произошло настолько быстро, что она не успела среагировать и не добежала двух-трех метров, чтобы отразить удар.

Ян отражал все ее подачи так быстро и легко, что она просто растерялась. Почему же он был таким вялым в предыдущей игре? Опять очко проиграно! Может, он просто скрывал от нее, что прекрасно владеет ракеткой? Однако ничего не поделаешь, надо играть до конца. Она должна сосредоточиться, собраться с силами и сделать все возможное, чтобы не совсем упасть в глазах превосходящего противника.

Ее подачи были очень неплохими, но счет был явно не в пользу Шей. Она выиграла лишь одно очко, да и то только потому, что, как она могла догадаться, Ян поддался ей. Она внимательно следила за ним и по его приподнятым бровям поняла: он знает, что делает, и намерен выиграть у нее эту партию. Он, можно сказать, подарил это одно-единственное очко, но скорее для того, чтобы еще больше разозлить ее, а не подбодрить.

— Моя подача, — напомнил он ей, когда она вчистую проиграла свою игру.

— Я прекрасно знаю об этом! — с нескрываемой злостью выкрикнула она.

Его снисходительная улыбка была широкой, щедрой и обезоруживающей. Как ей хотелось в эту минуту сделать что-то такое, чтобы эта улыбка исчезла с его губ.

— Похоже на то, что ты проигрываешь? — дразнящим голосом сказал он.

— Подавай этот чертов мяч. Он равнодушно пожал плечами, не обратив внимания на ее чертыханье.

— Хорошо.

Она так и не увидела, как летел мяч. Она видела все: его поднятую вверх руку, запрокинутое лицо, она видела, как он приподнялся на цыпочках, видела напряжение мускулов его тела и даже удар по мячу, который он нанес молниеносно. Но самого мяча она не увидела. Она только почувствовала, как он ударил ее и отскочил в сторону.

— Пятнадцать, — спокойным голосом объявил он.

Ей было бы лучше, если бы он заорал от радости. Но он сказал это спокойно, как будто никогда не сомневался в своей победе.

Следующая победа была такой же сильной и такой же быстрой, как предыдущая. Она не оставила ей никакой надежды на успех.

— Ты подаешь слишком сильно! — закричала она.

— Нет, все дело в том, что ты не следишь за мячом, — поучительным тоном сказал он. — Тебе следует быть более внимательной.

— Я не вижу мяча, — пробормотала она, приготовившись к приему подачи.

— Что ты сказала? — вежливо осведомился он, задержав подачу мяча.

— Ничего. Подавай.

В следующую секунду мяч просвистел рядом с ее головой.

— Черт возьми! — крикнула она снова. — Ты подаешь слишком сильно! Эта штука может меня убить!

— Да нет же, ты просто расстроилась из-за того, что проигрываешь, — пояснил он. — Может быть, прекратим игру?

— Нет, — возразила она. — Но не надо превращать меня в мишень. Подавай полегче.

По выражению его лица она прекрасно поняла, что следующая подача будет еще более сильной, чем все предыдущие. Охваченная гневом, Шей бросила ракетку на землю:

— Я не хочу больше играть с потенциальным убийцей.

Но Ян уже не мог остановить мяч. Он просвистел над сеткой и с огромной силой врезался в успевшую повернуться Шей.

Она громко вскрикнула и согнулась в три погибели, вытирая рукой выступившие слезы. От острого приступа боли ее даже затошнило, а перед глазами поплыли темные круги. Боль, голод, обида — все смешалось в ее сознании. И она рухнула на горячий асфальт.