Распознавание образов Гибсон Уильям

33

Бот

Рейс «Аэрофлота» номер SU-244, вылетающий из Хитроу в двадцать два тридцать, обслуживает «Боинг 737», а не «Туполев», как она надеялась.

Кейс еще ни разу не была в России, и ее знания ограничиваются рассказами Уина о странном мире по ту сторону периметра – мире двойных стандартов и шпионских устройств, плавающих в канализации. В России ее детства всегда идет снег, и люди ходят в темных меховых шапках.

Пробираясь по проходу эконом-класса в поисках своего места, Кейс думает об эмблеме «Аэрофлота». Интересно, как им удалось сохранить изображения серпа и молота? Насколько это эксклюзивно? Эффект узнавания должен быть просто потрясающим. Версия с крылышками, выполненная в довольно утонченном стиле, практически не поддается датировке: нечто викториански-футуристическое. Отрицательных эмоций дизайн не вызывает – к ее немалому облегчению.

Национальная символика всегда воспринимается нейтрально, за исключением фашистской свастики, реакция на которую связана не столько с историческим злом (хотя это тоже присутствует), сколько с избыточной концентрацией художественного таланта. На Гитлера работала армия гениальнейших дизайнеров, отлично понимавших значение визуального фактора. Хайнц в те времена не остался бы без работы. Хотя первые роли ему вряд ли доверили бы.

Любая нацистская символика, и особенно стилизованный шеврон войск «СС», вызывают острейшую болезненную реакцию – сродни реакции на «Томми Хилфигер», только гораздо сильнее. Однажды Кейс пришлось целый месяц проработать по контракту в Австрии, где эти символы не запрещены законом, как в Германии. Тогда-то она и научилась переходить на другую сторону, завидев впереди вывеску антикварного магазина.

Эмблемы родной страны до сих пор оставляли Кейс равнодушной. И слава богу, иначе появившиеся в последний год в Нью-Йорке бесчисленные флаги и изображения орлов вынудили бы ее круглые сутки оставаться взаперти. Проблема, которую можно назвать семиотической агорафобией.

Положив куртку в верхний шкафчик, Кейс садится и задвигает сумку с «Айбуком» под переднее сиденье. Здесь не так уж и тесно. Она с ностальгией вспоминает рассказы Уина об «Аэрофлоте» советских времен: грубые стюардессы, засохшие бутерброды с ветчиной и пластиковые пакеты для мелких предметов – мера предосторожности против частых разгерметизаций. Еще он рассказывал, что Польша с высоты похожа на Канзас, населенный лилипутами: земля столь же плоская и бескрайняя, но лоскуты полей гораздо меньше.

Самолет выруливает на взлетную полосу. Соседние сиденья остались незанятыми, и Кейс думает, что ей повезло: заплатив немногим больше, чем за российскую визу, она получила не меньше комфорта и уединения, чем в первом классе токийского рейса.

О том, куда она летит, знают только три человека: Магда, пришедшая за ключами вместо Войтека, Капюшончик и Синтия, которой она наконец-то решилась ответить. И еще там, в России – кое-кто тоже знает и ждет ее прибытия.

Рев турбин «Боинга» переходит в другую тональность.

Здравствуй, мама!

Надеюсь, ты простишь меня за долгое молчание – я вовсе не хотела тебя огорчить. Мой контракт уже закончен, но теперь хозяин фирмы, на которую я работала, нанял меня для проведения чего-то вроде культурного расследования, лично для него. Ничего таинственного: просто проект, связанный с новыми способами распространения видеоклипов и с некоторыми особенностями монтажа. На первый взгляд скучновато, однако я с головой ушла в работу – настолько, что до сих пор даже не собралась написать тебе ответ. Так или иначе, эта работа, кажется, пошла мне на пользу: удалось выбраться из Нью-Йорка и отвлечься от мыслей об отце (еще одна причина моего молчания). Я знаю, мы согласились не соглашаться насчет всех этих ФЭГ-штучек. Но записи, которые ты прислала – от них, честно говоря, мороз по коже... Не знаю, как еще сказать. А недавно я видела про него сон. Во сне он дал мне один совет, которому я последовала, и это оказалось правильным решением. Вот видишь – получается, что кое в чем я с тобой согласна. Во всем этом трудно разобраться. Похоже, я постепенно начинаю привыкать к мысли, что его больше нет. И суета со страховкой и пенсией превращается в обычные бюрократические проблемы. Скорее бы уже все закончилось! Тянется, тянется... В общем, я хочу, чтоб ты знала: сегодня вечером я вылетаю в Москву. Это связано с работой, о которой я говорила. Странное чувство – я своими глазами увижу мир, о котором папа столько рассказывал, когда я была маленькой. Для меня Россия всегда была сказочной страной, откуда он привозил пасхальные яйца и невероятные истории. Я помню, как он говорил: все дело в том, чтобы держать их в напряжении, пока не начнутся голодные бунты. А когда их система развалилась – сама, без всяких голодных бунтов, – я напомнила ему эти слова. И он ответил, что до голодных бунтов дело не дошло: их погубили «Битлз» и проигранная война в собственном Вьетнаме... Мне уже пора в аэропорт. Я рада, что в «Розе мира» тебя окружают люди, которых ты любишь. Спасибо, что не забываешь меня; я тоже постараюсь писать почаще. С любовью,

Кейс.

Никогда не думала, что это случится, но вот, пожалуйста – пишу тебе, чтобы сказать: я его нашла! Он прислал письмо, на которое я сейчас собираюсь ответить. Я сижу в Хитроу, жду посадки на ночной рейс до Москвы; прибываю туда завтра в полшестого утра. Наш автор живет в Москве. Один человек помог узнать его имэйл – по номеру, который мы получили от Таки. Не спрашивай, как ему это удалось. Такие вещи на самом деле лучше не знать. А потом я сидела в парке, и произошло что-то очень странное. Я стала писать автору письмо, которое вовсе не собиралась отправлять. Знаешь, как будто пишешь письмо Богу. Только в этот раз у меня был адрес. В общем, я все написала – а потом вдруг взяла и нажала кнопку «отправить»! Даже не знаю, как это случилось. Я действительно не собиралась! И меньше чем через час он ответил. Сказал, что находится в Москве... Слушай, я понимаю, ты хочешь немедленно узнать абсолютно все, но в письме больше действительно ничего не было. Очень короткий имэйл. Пересылать тебе его было бы неправильно. И вообще – то, как мне достался адрес, наводит на мысли... В наше время ничто нельзя сохранить в тайне. Поэтому я стараюсь привлекать как можно меньше внимания. Так что потерпи, Капюшончик! Скоро все станет ясно. Завтра я точно узнаю больше, и тогда мы с тобой созвонимся. Мне просто необходимо выговориться, слить информацию. Волнуюсь ли я? Пожалуй, что да... Какое-то дурацкое чувство: хочется одновременно завизжать и наложить в штаны.

Здравствуйте! Спасибо, что ответили. Даже не знаю, что сказать; я очень волнуюсь. Очень рада, что вы отозвались. Значит, вы сейчас в Москве? Я сама буду в Москве завтра утром, по делам. Меня зовут Кейс Поллард. Я остановлюсь в гостинице «Президент-отель», можете туда позвонить. Или свяжитесь по имэйлу. Буду ждать вашего ответа.

С уважением,

КейсП.

Кейс перечитывает письма, разложив на коленях «Айбук»; самолет уже набрал высоту. Ей не хочется думать, что случится завтра, или послезавтра, или через неделю – если это последнее письмо останется без ответа. Что, в общем, не исключено.

Россия. Россия выбирает пепси. Кейс отхлебывает из стаканчика.

Хозяин Доротеи – русский киприот. И на него же зарегистрирован домен armaz.ru. Интересно, какие еще русские мотивы встречаются на Ф:Ф:Ф?

Кейс достает диск с архивом форума, который она так и не скопировала для Айви. Вставляет его в лэптоп, делает поиск.

Как ни странно, на экран выскакивает один из ее ранних постов – глубоко в недрах темы, которая начинается с утверждения, что автор может быть известным кинематографистом, работающим инкогнито.

Не знаю. Мне кажется, это чушь. Автором может быть кто угодно. Например, какой-нибудь русский мафиози со склонностью к самовыражению. Нереализовавшийся талант, обладающий необходимыми ресурсами для создания и распространения фрагментов. Маловероятно? Да, но ведь не исключено! Я просто хочу сказать, что нам не стоит быть такими прямолинейными.

Кейс с трудом вспоминает, как она это писала. Прежде она никогда не перечитывала свои старые посты. Даже в голову не приходило. Теперь она начинает читать все подряд, до конца темы. Следующей идет Мама Анархия. Помнится, это было первое ее сообщение.

На самом деле говорить стоит только о сюжете, хотя и не в том смысле, как вы это понимаете. Вам известно такое понятие, как нарратология? Как насчет концептов Гваттари? Насчет «игры» и избыточности Деррида? Или языковых игр Лиотара? Или воображения естества Локана? Где ваша приверженность практикуму, который позиционирует обскурантизм ритуалов постижения Фуко, наряду со свойственным Хабермасу страхом иррационального, в качестве панического дискурса, провозглашающего поражение гегемонии просвещения и триумф теории культуры? Увы, эти концепты вам бесконечно чужды, а посему дискурс на вашем сайте безнадежно ретрограден. Мама Анархия.

Да уж, думает Кейс, Мамуля в своем репертуаре. Даже слово «гегемония» употребила. Капюшончик утверждает, что посты Мамы, в которых не встречается это слово, нельзя считать подлинными. (Для полной идентификации, настаивает он, необходимо еще присутствие слова «герменевтика».)

Между тем на часовом поясе «Кейс Поллард» наступает время сна. Она вынимает диск, убирает «Айбук» в сумку и закрывает глаза.

Неприятный сон: крупные незнакомые мужчины, чем-то похожие на Донни, обыскивают ее нью-йоркскую квартиру. Кейс тоже там присутствует, незримо и неслышимо. И хочет, чтобы они ушли.

В «Шереметьево-2» Кейс проходит паспортный контроль и таможню; все окрашено в единообразный бежевый цвет, в духе семидесятых. Зал ожидания взрывается ей в глаза невероятным обилием рекламы – буквально на каждой плоской поверхности. На багажной тележке по крайней мере четыре рекламных плаката: прокат автомобилей «Герц» и три незнакомых, на русском. Как и в Японии, ее сбивает с толку абсолютное незнание языка. С другой стороны, так даже спокойнее – по количеству коммерческих сообщений московский аэропорт ничуть не уступает токийскому.

Оглядевшись, Кейс замечает банкомат, над которым латинскими буквами написано Bankomat. Наверное, в Америке их бы так и назвали, если бы изобрели в пятидесятых. Воспользовавшись своей карточкой, а не карточкой «Синего муравья», она получает пухлую пачку рублей и выкатывает тележку наружу, навстречу первому глотку русского воздуха, насыщенного запахом незнакомой разновидности выхлопных газов. Вокруг суетятся водители разномастных машин, предлагают подвезти до города, но Кейс помнит, что ее задача – найти то, что Магда назвала «официальное» такси.

Это удается довольно легко: ее увозит из аэропорта зеленый дизельный «мерседес», приборная панель которого освящена фигуркой православного храма на аккуратной белой салфеточке.

Широкая мрачная дорога в восемь рядов называется «Ленинградское шоссе», если верить «Путеводителю по планете Москва», купленному в аэропорту Хитроу. Движение в обе стороны очень плотное, но без пробок. Огромные грязные грузовики, роскошные машины, дряхлые автобусы – вся эта публика шныряет и меняет ряды с поразительным бесстрашием, от которого у Кейс начинают подрагивать коленки. Да еще ее водитель постоянно говорит по мобильнику при помощи наушника, ввинченного в левое ухо, и одновременно слушает музыку через вторые наушники, надетые сверху. Понятие разметки здесь, судя по всему, весьма условно. Так же, как и понятие правил дорожного движения. Кейс пытается сосредоточить внимание на разделительной полосе, где растут симпатичные мелкие цветочки.

На горизонте появляются высокие оранжевые здания, над которыми стоят чудовищные колонны белого дыма. Непривычное зрелище. Очевидно, к такому понятию, как изоляция промышленных зон, здесь тоже не испытывают большого уважения.

Чем ближе к городу, тем чаще мелькают рекламные щиты. Компьютеры, электроника, роскошная мебель. В голубом небе нет ни облачка, если не считать монументальных столбов дыма и желто-коричневой выхлопной прослойки у горизонта.

Первое впечатление о Москве: все объекты слишком большие – гораздо больше, чем необходимо. Циклопические сталинские здания из желтоватого камня, украшенные темно-красным орнаментом, созданные, чтобы запугивать и подавлять. И остальное в том же духе: фонтаны, площади, фонарные столбы.

Они пересекают восемь рядов забитого машинами Садового кольца, и коэффициент урбанизации подпрыгивает сразу на несколько делений. Рекламный бурелом становится еще гуще. Справа мелькает грандиозное здание железнодорожного вокзала в стиле арт-нуво – пережиток ушедшей эпохи, по сравнению с которым лондонские вокзалы кажутся игрушками. Затем появляется «Макдоналдс», столь же неоправданно-огромный.

Деревьев здесь неожиданно много. Привыкнув к увеличенным масштабам, Кейс начинает замечать более мелкие дома – одинаковые, поразительно уродливые, построенные, должно быть, в шестидесятых. Если так, то более безобразного образца архитектуры шестидесятых она еще не видела. Углы зданий потрескались и выкрошились, некоторые вообще полуразвалились, многие стоят в строительных лесах. Вообще, признаки строительства заметны на каждом шагу. На одной из широких улиц (судя по путеводителю, это Тверская) толпы людей по густоте соперничают с «крестовым походом детей», только движутся более озабоченно и целеустремленно.

Через улицу протянуты рекламные транспаранты. На большинстве фасадов навешаны огромные яркие щиты.

Невероятное количество бело-голубых электрических автобусов; кажется, они называются «троллейбусы». Очень редкий оттенок голубого, как у английских игрушечных машинок. В реальной жизни машины в такой цвет не красят. Многие из троллейбусов просто стоят у обочины.

До сих пор ее опыт прямых столкновений с советской и постсоветской реальностью ограничивался однодневным визитом в Восточный Берлин. Это было через несколько месяцев после падения Берлинской стены. Вернувшись тогда в безопасность своей гостиницы на западной стороне, Кейс чуть не расплакалась от неприкрытой жестокости и тяжелой, безнадежной тупости всего увиденного. Уин, которому она позвонила, чтобы пожаловаться, попытался ее утешить.

– Эти сукины дети столько лет подделывали собственную статистику, что сами стали в нее верить, – объяснил он. – ЦРУ проанализировало восточногерманскую экономику, как раз перед ее обвалом, и признало ее самой жизнеспособной во всем коммунистическом блоке. А все потому, что мы исходили из их собственных цифр. Берем, например, какой-нибудь завод. На бумаге он выглядит довольно хорошо – не так, как у нас, но все же выше, чем стандарты третьего мира. А потом стена падает, мы туда приходим и видим, что завод в руинах. Добрую половину оборудования вообще не использовали в течение десяти лет. И ценность всех активов не превышает стоимости их весового эквивалента в металлоломе. Фактически они обманывали сами себя.

– Но ведь они были так жестоки к своему народу! – возмущалась Кейс. – Так мелочны, так ограниченны! Представляешь, здесь все окрашено только в два цвета: трупно-серый и коричневый, который так похож на дерьмо, что от него воняет!

– Ну, зато реклама тебе не досаждает.

Она усмехнулась.

– А в Москве что? То же самое?

– Нет, конечно! Восточная Германия – случай уникальный. Подумай сама: немцы, строящие коммунизм! Это же чушь, русские над этим сами смеялись. Они прекрасно понимали, что немцы ни во что такое не верят...

Машина проезжает под громадным щитом с эмблемой «Прады». Кейс хочется сжаться в комочек.

Некоторые плакаты, как ни странно, выполнены в печально известном стиле социалистического реализма: красные, белые и серые плоскости, перегруженные черными символами абсолютной власти.

И вдруг среди этого пестрого хоровода она замечает (или только думает, что замечает) знакомое полупарализованное лицо Билли Прайона.

В фойе «Президент-отеля» легко можно разместить небольшой военный парад, и еще для мавзолея останется место. Четыре диванных кластера сиротливо разбросаны на бескрайнем – в половину футбольного поля – ковровом пространстве, по которому нервно вышагивает взад-вперед девушка в высоких изумрудно-зеленых сапогах-шпильках, похожих на гибрид флорентийских перчаток с нижним бельем фирмы «Фредерикс оф Голливуд». Кейс наблюдает за ней, облокотившись на стойку и дожидаясь окончания затяжной регистрации, в процессе которой у нее отобрали паспорт. У девушки невообразимо высокие скулы, почти как у продюсерши Дэмиена; линия скул дублируется элегантным изгибом бедер, который подчеркивает облегающая мини-юбка в стиле позднего Версаче, с аппликациями из змеиной кожи в виде языков пламени на каждой ягодице.

На часах десять утра. Еще три девушки в похожих нарядах спорят снаружи с четырьмя здоровенными охранниками, одетыми в кевларовые бронежилеты. Должно быть, лоббируют разрешение войти и присоединиться к своей нервной коллеге.

Кейс надоедает мелькание зеленых сапог, придающих осенней палитре фойе какое-то сказочное очарование, и она берет с мраморной бежевой стойки брошюру на английском языке. Там дается объяснение красно-коричневым тонам: это место раньше называлось «Октябрьская». Если читать между строк, гостиница по-прежнему находится под эгидой Кремля.

Номер на двенадцатом этаже просторнее, чем она ожидала. Из эркера открывается панорамный вид на Москва-реку и город на противоположном берегу. В отдалении сверкают купола большой церкви, а на небольшом островке торчит какое-то немыслимо уродливое сооружение. Путеводитель поясняет, что это памятник Петру Великому, который необходимо охранять, чтобы местные эстеты его не взорвали. Больше всего монумент напоминает старомодный фонтан шампанского, заказанный для пролетарской свадьбы.

Кейс поворачивается и оглядывает номер: те же хмурые осенние декорации. На кровати грязно-темное покрывало. Во всем ощущается какой-то назойливый диссонанс, как будто люди, обставлявшие номер, руководствовались картинками западных отелей восьмидесятых годов, но не видели ни одного оригинала. В ванной плитка трех оттенков коричневого (слава богу, не восточногерманского), а на унитазе, раковине, ванне и биде бумажные наклейки с надписью DIZINFEKTED. На столе табличка, предлагающая воспользоваться интернетом прямо из комнаты, или посетить BIZNES-центр в фойе.

Достав «Айбук», Кейс подключается к разъему над столом. Если она правильно помнит инструкции Памелы Мэйнуоринг, то все должно получиться. И телефон здесь должен работать. Ей только сейчас приходит в голову: она до сих пор не сообщила автору номер своего мобильного. Может, подсознание что-то подсказывает? Связь с интернетом медленная, но в конце концов она добирается до «Хотмэйла».

Два письма.

Капюшончик и [email protected].

Кейс делает глубокий вдох.

Вы сейчас в Замоскворечье, на берегу реки напротив Кремля. Район старых зданий и церквей. Ваша гостиница находится на улице Bolshaya Yakimanka – Большая Якиманка. Сначала вы пойдете по ней в сторону Кремля (см. приложенную схему), потом пересечете Bolshoi Kamennii Most – Большой Каменный Мост. Справа от вас будет Кремль. Идите дальше по схеме, до вывески «Кофеин» (написано по-русски). Приходите сегодня в семнадцать ноль-ноль и сидите около рыбы, чтобы вас было видно.

– Рыба, – говорит Кейс. – Клюнула.

Ну конечно, я хочу узнать абсолютно все, и желательно вчера, но ты сейчас, наверное, в полете, а по твоему номеру отвечает какая-то мерзкая английская тетка. Абонент, говорит, недоступен, ля-ля-ля... Представляю, как ты себя чувствуешь. Знаешь, я никогда не сомневался, что этот день наступит. И вот он наступил – мы нашли автора. Он действительно существует. И ждет с нами встречи. Жду и я – когда ты расскажешь мне абсолютно все. У меня новости довольно убогие, по сравнению с твоими. Джуди упорхнула – на крыльях любви, навстречу распростертым объятиям. Сейчас она уже должна быть в Токио. Вчера купила билет на самый дешевый рейс и полетела к своему Таки. Деррил в восторге, что от нее избавился. Наша легенда, конечно, лопнет, когда Таки обнаружит, что его возлюбленная в два раза крупнее обещанного и к тому же не говорит по-японски. Зато здоровью Деррила больше ничего не угрожает. Теперь, когда никто не стоит над душой и не мешает кушать растворимый супчик «якисоба», он снова стал самим собой. Что приводит нас к убогой новости номер два. К букве «Т», которую прислал Таки. Деррил вцепился в нее мертвой хакерской хваткой, со своим дружком из Пало-Альто, который разрабатывает проект визуальной поисковой системы. У этого дружка есть такие боты – ты задаешь картинку с параметрами, а они ищут в интернете похожие изображения. Деррил запустил два таких бота. Один, который специализируется на картах, должен был найти конфигурацию улиц, соответствующую улицам города «Т». Этот ничего не нашел, хотя на него возлагались большие надежды. А второго запустили просто так, на всякий случай, чтобы он поискал любые картинки, по форме совпадающие с нашей буквой «Т». И представь себе, он нашел стопроцентное соответствие с большей частью (75%) картинки Таки! Если не считать верхушки с неровным краем, изображение в точности совпадает с деталью механического взрывателя американской противопехотной мины направленного действия М18А1 «Клэймор», которая практически представляет собой кусок взрывчатки С4, прикрепленный к кассете из 700 стальных шариков. При взрыве шарики разлетаются в секторе 60 градусов, с высотой убойного потока до 4 метров на предельной дальности. То есть все живое на расстоянии 50 метров превращается в гамбургер (расстояние может меняться в зависимости от ландшафта). Эта мина применяется для засад и приводится в действие электродетонатором. По виду она напоминает компактную спутниковую антенну: такой толстый изогнутый прямоугольник. Только не спрашивай меня, что все это значит. Мое дело маленькое: бот принес, я рассказал. А теперь... пожалуйста! не откладывая! позвони мне. Я хочу знать АБСОБЮТНО все.

34

Замоскворечье

Но Кейс не торопится ему звонить; она слишком возбуждена, слишком взвинчена.

Москва – нарядный город, а Кейс здесь просто гость. Для более долгого визита это не имело бы значения, но сейчас она переодевается в ПК, купленный в «Парко», и даже пытает счастья с подарочной косметичкой из токийского салона красоты. Результаты этой попытки наверняка заставили бы девушек из салона прыснуть от смеха, зато теперь никто не упрекнет ее в отсутствии макияжа. При беглом взгляде ее можно принять за корреспондента какой-нибудь заштатной образовательной программы – разумеется, на радио, а не на телевидении.

Убедившись, что ключ от номера не забыт, Кейс надевает «Баз Риксон», берет багажное изделие с телефоном и «Айбуком» и выходит в мини-фойе, к лифтам. В углу под внушительным букетом из сухих цветов сидит женщина в форменной одежде – очевидно, круглосуточная дежурная по этажу. Кейс приветствует ее кивком; женщина никак не реагирует.

Большое окно между двумя лифтовыми шахтами занавешено по всей длине грубой охряной тканью. Рядом стоит прозрачный холодильник с шампанским, минеральной водой, несколькими запотевшими бутылками бургундского вина и огромным количеством пепси. Вызвав лифт, Кейс раздвигает охряные занавески и видит старые жилые дома, островерхие белые крыши и поразительную оранжево-бирюзовую зубчатую башню. В отдалении вздымаются золотые луковицы куполов.

Туда, к этим куполам, она и направится.

В огромном фойе ни души; нет даже девушки в зеленых сапогах. Кейс проходит через охраняемый предбанник, мимо широкоплечих парней в кевларовых бронежилетах и оказывается на улице. Теперь можно свернуть за угол и двигаться в направлении золотых луковиц.

Уже через пару минут она безнадежно теряет ориентацию. Ну и ладно, это ведь просто прогулка, чтобы успокоить нервы. Кстати, в какой-то момент надо позвонить Капюшончику.

Почему она откладывает звонок? Наверное, просто боится. Ведь придется рассказать обо всем: о Бигенде, о Буне... Неизвестно, как он отреагирует. Но если сейчас не открыться, то их дружба, которую она ценит столь высоко, начнет утрачивать искренность.

Кейс останавливается, оглядывается по сторонам. Старый жилой район. Ее ум уже запустил «это-почти-как» алгоритм, который включается всякий раз в присутствии незнакомого культурного явления: это почти как Вена, это почти как Стокгольм, это почти как...

Она продолжает бродить по безлюдным улицам, как убежавшая с уроков школьница, иногда поглядывая наверх в надежде увидеть золотые луковицы куполов. Наконец раздается звонок телефона.

С чувством вины она отвечает:

– Да?

– Ну, давай! Живо. Абсолютно все.

– Я как раз собиралась тебе звонить...

– Вы уже встретились?

– Нет еще.

– Но собираетесь?

– Да.

– Когда?

– Сегодня вечером, в пять часов. Не то в ресторане, не то в кафе, я точно не поняла.

– Что, прямо в «Старбаксе»?

– Нет, не в «Старбакс». Здесь вообще нет «Старбаксов».

– Ничего, скоро появятся.

– Капюшончик, послушай...

Ей странно произносить вслух его имя. Точнее, даже не имя, а ник. Настоящего имени она не знает. И это еще более странно.

– Да?

– Мне надо тебе что-то сказать...

После небольшой паузы он спрашивает:

– У нас будет ребенок?

– Нет, я серьезно...

– Да уж куда серьезнее! Первый случай виртуального зачатия.

– Нет, я работаю на одного человека.

– Погоди, я думал, ты работаешь на суперкрутое рекламное агентство.

– Нет, я работаю на человека, который ищет автора фрагментов. Он спонсирует поиски, оплачивает все счета. Поэтому я и смогла полететь в Токио, встретиться с Таки.

– Ну и кто это?

– Ты знаешь такое имя: Хьюберт Бигенд?

– Пишется, как «биг» плюс «энд»?

– Да.

– Владелец того самого рекламного агентства?

– Да.

– Знаменитость! У него еще брали интервью, новые стратегии компостирования мозгов.

– Да, это он. И я на него работаю. Он называет это «партнерство». Благодаря ему я здесь нахожусь. Он дал денег, чтобы узнать имэйл автора...

Капюшончик молчит.

– Я боялась, что ты меня возненавидишь, – говорит она.

– Ну, не говори глупостей. Ты, как-никак, будущая мать нашего ребенка.

– Извини, надо было сказать тебе раньше.

– Ну смотри: ты ведь нашла автора, так? Договорилась с ним о встрече. И мы с тобой сейчас об этом разговариваем. То есть мы добились чего хотели. Мне наплевать, скольких уродов тебе пришлось для этого ублажить и какими способами. И скольких из них ты потом придушила. Абсолютно наплевать! Я даже помогу избавиться от трупов.

– Ты, наверное, просто так говоришь.

– Что значит просто так? А что ты еще хотела? Чтобы я эти слова у себя на руке акриловым гвоздиком нацарапал? – Помолчав, он добавляет: – Что же надо мистеру Бигенду от нашего автора?

– Говорит, еще не знает. Он считает эти фрагменты самым хитроумным образцом маркетинга, рекламной стратегией нового века. Говорит, что хочет узнать об этом побольше. Я даже думаю, что он не врет.

– Ну, бывают и более странные желания. Это меня сейчас меньше всего волнует.

– А что же тебя волнует?

– Как мне туда добраться. Действителен ли мой паспорт, который еще надо найти. Где можно срочно достать дешевые билеты, чтоб не пришлось брать ссуду в банке.

– Ты серьезно?

– А как ты думаешь?

Светловолосая нянечка, выглядящая очень по-калифорнийски, ведет за руку смуглого мальчика с красным воздушным шариком. Покосившись на Кейс, она прибавляет шаг, увлекая за собой ребенка.

Кейс вспоминает, как они с Сильвией Джеппсон выходили из российского посольства.

– Тебе понадобится виза, – говорит она Капюшончику. – Ее можно получить очень быстро, если доплатить за срочность. Про билет можешь не беспокоиться. В лондонском филиале «Синего муравья» есть женщина по имени Сильвия Джеппсон. Я ей позвоню, дам твой телефон. Она тебя посадит на ближайший рейс; билет будет ждать в аэропорту. И еще... я понимаю, вопрос дурацкий, но мне нужно твое имя. Я ведь не знаю, как тебя зовут.

– Торнтон Вассельтарп.

– Чего?

– Гилберт.

– Гилберт?

– Да, Питер Гилберт. Он же Капюшончик. Ничего, привыкнешь. Во сколько мне влетит билет до Москвы?

– Ни во сколько. Мне оплачивают все расходы, и я включу тебя в список. Потому что ты нужен в Москве. Вот и все.

– Ну, спасибо!

– Только не говори Сильвии, что я уже здесь. Она думает, что я полечу через неделю.

– Ты всегда так все запутываешь?

– Недавно научилась. Слушай, Капюшо... Питер, я позвоню ей прямо сейчас.

После паузы он говорит:

– Спасибо... Ты ведь понимаешь, мне необходимо там быть.

– Да, знаю. Я тебе перезвоню. Счастливо.

Кейс идет с телефоном в руке, оглядываясь по сторонам, пока не находит толстую гранитную тумбу неизвестного назначения. Присев на нее и чувствуя сквозь ткань юбки тепло нагретого камня, она звонит в «Синий муравей». В трубке что-то шипит, качество связи здесь похуже. Включается автоответчик Сильвии.

– Сильвия, это Кейс Поллард. Я хочу, чтоб вы доставили одного человека из Чикаго в Москву, как можно быстрее. Его зовут Питер Гилберт.

Имя, произнесенное вслух, звучит непривычно. Кейс дважды повторяет номер его телефона. И добавляет:

– Забронируйте ему номер в «Президент-отеле». И пожалуйста, постарайтесь взять ближайший рейс. Это очень важно. Спасибо! До свидания.

Мимо проносится немаркированный полицейский автомобиль – новенький «мерседес» с синей мигалкой на крыше.

Убрав телефон, Кейс встает и идет дальше.

Буквально через несколько шагов накатывает волна неодолимой сонливости – откуда-то со стороны реки. Часовой пояс «Кейс Поллард» на глубоком органическом уровне заявляет, что пора отключиться. Кейс решает не спорить. Развернувшись, она направляется тем же путем обратно, к «Президент-отелю».

Ее будит мобильный телефон, а не звонок дежурной, и не будильник наручных часов, поставленный на всякий случай. Она садится на кровати, обнаженное тело дрожит от озноба. Кутаясь в белую простыню и землистое президентское покрывало, Кейс пытается понять, где находится. Солнечный свет под каким-то неправильным углом бьет сквозь щели в занавесках. Телефон продолжает звонить.

Она встает, копается в сумке.

– Алле?

– Привет, это Бун. Ты где?

– Только проснулась. А ты где?

– Все еще в Огайо. Кое-что удалось раскопать.

– И что же? – Она присаживается на кровать, смотрит на часы.

– Имя домена. Армаз-точка-ру.