Неосторожность Дюбоу Чарлз
– Вам еще будут нужны мои услуги?
– Да, я хочу, чтобы вы продолжали следить за миссис Уинслоу. Только на сей раз, когда она куда-нибудь пойдет, прошу вас позвонить мне и сообщить, где она.
На другом конце провода воцарилась тишина. Потом Берни сказал:
– Понимаю, мистер Жерве. Я должен уведомить вас, что если вы предполагаете применить к объекту физическое насилие или иным образом нарушить ее права, я буду сочтен сообщником. Я не могу принять в этом участие, сэр.
Я смеюсь:
– Господи, да вы что! Берни, ни о чем таком не беспокойтесь. У меня нет намерения нападать на миссис Уинслоу или нарушать закон. Мне просто нужно поговорить с ней. И раз уж гора не идет к Магомету, Магомету придется идти к горе.
– Хорошо, мистер Жерве. У меня есть номер вашего сотового. Я прослежу за ней сегодня вечером и, если она куда-то выйдет, позвоню вам.
В тот вечер звонка от Берни не было. Однако на следующий вечер мой сотовый звонит вскоре после восьми.
– Добрый вечер, сэр, – говорит Берни. – Объект вышел. Я перезвоню вам, когда она доберется до места.
– Отлично. Спасибо.
Следующие четверть часа я меряю квартиру шагами, сжимая сотовый, гляжу на часы, снова и снова хлопаю себя по карманам, желая убедиться, что бумажник, носовой платок, расческа, щипчики для ногтей и ручка при мне. Когда телефон звонит второй раз, я устремляюсь к лифту, прижимая телефон к уху. Берни сообщает название и адрес ресторана в Уэст-Виллидж. Я вздыхаю с облегчением, что не где-нибудь в Бруклине. Я помню времена, когда выйти вечером к югу от Сорок второй улицы было так же сложно, как побывать на темной стороне Луны. В наши дни самые модные районы Нью-Йорка – те, что когда-то были самыми бедными. Я выхожу из дома. У дверей меня ждет машина, и я называю водителю адрес.
– Объект сидит в кабинке в глубине зала, – докладывает Берни. – Она не с Пападакисом и не с Амброзио. Я пока не установил имя мужчины. Около пятидесяти лет, волосы с проседью, дорогой костюм.
– Спасибо, Берни. Большего мне не потребуется. Если сегодня все пройдет хорошо, можете утром присылать мне счет. Пожелайте мне удачи.
– Удачи.
Около девяти часов я стою у входа в ярко освещенное бистро. Смотрю по сторонам в поисках Берни, но не вижу его. Улицы здесь все еще вымощены булыжником. Но бывшие бойни и торговые здания переделывают в бутики, отели, рестораны и ночные клубы.
Я велю водителю подождать и захожу в бистро. Внутри толпа, представляющая собой поперечный срез молодого стильного Манхэттена. Неряшливые творческие личности в футболках перемешались с молодыми банкирами, повсюду хорошенькие девушки. Я понимаю, почему здесь мало людей постарше. Тут почти ничего не слышно. Направляюсь к бару, проталкиваюсь к стойке. В костюме от Джей Пресс я выгляжу тут неуместно, словно забрел из другого фильма. Вскоре бармен обращает на меня внимание, и я заказываю мартини.
Я оглядываю ресторан в поисках Мэдди, молясь, чтобы она не увидела меня первой. Это сложно, потому что сидячие места от бара не видны. Наконец я ее замечаю. Она сидит в углу с седым мужчиной, как и сказал Берни. Оживленно разговаривает, так бывает, когда она выпьет. Я вижу, что возле стола в ведерке со льдом стоит бутылка вина.
Я сразу опускаю голову, чтобы меня не заметили. Поворачиваюсь спиной и стараюсь изобразить веселье, что мне удается с трудом. Но вскоре меня отодвигает локтем молодой человек в шляпе, который несколько дней не брился. Он заказывает напитки для компании друзей, и я позорно отступаю в угол. Ясно, что тут я больше болтаться не могу. Нужно действовать или уходить.
Я допиваю мартини и решительно ставлю бокал на стойку. Оставляю банкноту в двадцать долларов и двигаюсь в глубь зала. Я отправляюсь не прямиком к столику Мэдди, но притворяюсь, будто пытаюсь отыскать кого-то за одним из столов. Поднимаю подбородок, принюхиваюсь, как заплутавший медведь. Актер из меня плохой, но это и не требуется. Мне нужно убедить только одного человека.
– Мэдди! – восклицаю я.
Она поднимает голову – удивленная, прекрасная. Ее голубые глаза открываются шире.
– Уолтер? Что ты тут делаешь?
Седой мужчина кажется смущенным и явно не испытывает удовольствия от моего присутствия. Не могу сказать, что виню его.
Я наклоняюсь и целую Мэдди в обе щеки.
– Встречаюсь за ужином с клиентом, – объясняю я. – Хотел посмотреть, почему все твердят об этом месте. Но только что получил имейл, что клиент опаздывает.
– Уолтер, позволь представить тебе Ричарда, – произносит Мэдди, указывая на Седого, как будто то, что я встретил ее в бистро с посторонним мужчиной, – самая обычная вещь. Он похож на генерального директора из голливудского фильма. Гранитная челюсть, отличные зубы, густые волосы, золотые часы. При ближайшем рассмотрении я вижу, что ему лет за шестьдесят.
– Рад знакомству, – говорю я, пододвигаю пустой стул и спрашиваю: – Не возражаете?
Я уже сижу, так что им ничего не остается, кроме как сказать «да», иначе это будет грубо. Они пока держат в руках меню, значит, не успели сделать заказ.
– Ничуть, – отвечает Седой, великодушно улыбаясь. – Друзьям Мэдди всегда рады.
– И не просто друзьям, – вставляю я, – а ее старейшему другу. Познакомились совсем малышами, правда, милая? Итак, – игриво продолжаю я, поворачиваясь к ней и глядя на нее в первый раз с тех пор, как сел к ним за столик. – Где ты пропадала? Я пытался тебя поймать, но ты в последнее время очень занята.
Она косо смотрит на меня:
– Да, Уолтер, занята. Прости, что меня было трудно найти.
– Видимо, я искал не в тех местах.
– Уолтер, могу я вас угостить? Что выпьете? – спрашивает Седой.
Он, похоже, принадлежит к людям, которые верят, что лучший способ контролировать ситуацию – это платить.
– Спасибо, Рич. Так мило с вашей стороны.
Я поднимаю руку и прошу официанта принести мне мартини с «Бифитером» – со льдом и цедрой.
– Простите, что встрял в компанию. Вы вообще давно знакомы?
Мэдди молча злобно смотрит на меня.
– Мы познакомились на вечеринке в Саутхэмптоне, на прошлой неделе, – отвечает Седой.
– Саутхэмптон? Хорошее местечко. Давно там живете?
– Лет десять. Купил старую ферму и построил на ее месте дом. Представляете, у них там была всего одна ванная! Риелтор сказал мне, что там жила семья из семи человек. Вот у них по утрам была очередь! – говорит он с отрепетированным смешком.
Я его, конечно же, ненавижу, но отмечаю, что он обаятельный. Я часто сидел за столом с такими, как он, проворачивал их через мясорубку, чтобы получить свой фунт мяса. Я бы мог это делать весь день – или всю ночь. Это все равно что мух бить.
Я улыбаюсь ему дежурной улыбкой и обращаюсь к Мэдди:
– Как Джонни? Давно его не видел.
– У него все в порядке.
– Может, я бы заглянул как-нибудь вечером, повидался с ним, раз уж тебя теперь часто дома не бывает? – говорю я ей и поворачиваюсь к Седому: – Он мой крестник. Ему девять лет. Чудесный мальчик.
Прежде чем он успеет вставить какое-нибудь пустячное замечание о достоинствах девятилетних мальчиков, я снова обращаюсь к Мэдди:
– Я тут выяснил, что у нас есть общие друзья.
– У нас они всегда были, милый, – парирует она.
– Да, но это новые друзья.
– Правда? Я счастлива, что ты заводишь новых друзей. Тебе давно пора расширить круг знакомств.
– Ну, тебе я, судя по всему, того же сказать не могу. Ты охотно заводишь новых друзей.
– Мне многие нравятся.
– Естественно. И судя по тому, что мне рассказывали, ты весьма популярна. Наверное, это приятно. Быть популярной у многих людей. Я слышал, ты чуть не каждый вечер заводишь новых друзей.
– Иди к черту, Уолтер, – цедит Мэдди.
Игры кончились.
– Что происходит? – удивляется Седой.
– Ничего, Рич, – отвечаю я. – Просто дружеские шутки.
– Очень мило, что ты к нам подошел, Уолтер, – произносит Мэдди. – Удивительное совпадение – встретиться с тобой здесь.
– Знаю. Удивительное, – радостно киваю я, глядя в телефон. – Похоже, меня ждут в другом ресторане. Надо мне бежать. – И встаю. – Спасибо за выпивку, Рич. – Я склоняюсь к Мэдди и шепчу ей на ухо: – Ты спятила? – Целую ее и добавляю: – Давай как-нибудь поговорим?
Мэдди сидит выпрямившись и молчит. Она в бешенстве. Это хорошо. Как раз этого я и добивался. По крайней мере, этого тоже.
– Ну, пока. Надеюсь, детки, вы сегодня повеселитесь, – улыбаюсь я.
Я спокойно иду к выходу. У дверей оборачиваюсь и машу рукой. Седой кивает. Он рад, что избавился от меня. Мэдди не реагирует. На безликой улице, где меня никто не знает, я с облегчением выдыхаю. Понимаю, что вспотел, от прохлады ночного воздуха испарина холодит мое тело. Я оглядываюсь, ища свою машину, и направляюсь к ней.
– Спасибо, что дождались, – говорю я водителю.
Он отрывается от своего сотового:
– Нет проблем, сэр. Куда теперь?
«Нет проблем». Опять эта жуткая фраза.
– Пока никуда. Давайте постоим немного.
С заднего сиденья мне хорошо виден вход в бистро. Через десять минут я, к своему удовольствию, вижу, как выходят Мэдди и Седой. Не слышу, о чем они говорят, но язык тела позволяет предположить, что Седой удивлен, разочарован и заискивает. Он пытается понять, что, черт возьми, происходит и как ему спасти вечер. Мэдди, высокая и прямая, подняв руку, чтобы подозвать такси, движется целеустремленно и презрительно, как носовая фигура корабля. Оказывается, поймать здесь такси легко. Их тут кружит с десяток. Одно останавливается перед Мэдди. Она равнодушно целует Седого в щеку и садится в машину, оставляя его на тротуаре недоумевать и мучиться похотью.
Я смотрю на лицо Мэдди, когда ее такси проезжает мимо.
– Все, можем ехать, – говорю я водителю. – Отвезите меня домой, пожалуйста.
3
Я помню, как Джонни появился на свет. Мэдди рожала сорок часов. Около шести вечера у нее раскрылась шейка матки, три часа она тужилась, пока Гарри и медсестра твердили ей, чтобы она дышала и тужилась. Головка Джонни была видна почти все время. Мэдди так тужилась, что у нее под глазами полопались капилляры. Врач вынужден был отправить ее на срочную эпизиотомию. Огромный медбрат держал обезумевшего Гарри, чтобы тот не прорвался в операционную. В конце концов Джонни вынули, покрытого материнской кровью, но дали Мэдди в руки только на секунду, потому что им обоим требовалась медицинская помощь. Джонни сразу увезли в палату интенсивной терапии для новорожденных.
Врач, маленький человечек с немецким акцентом, рассказал им, что у их сына проблемы с сердцем. Врожденный порок, которого не увидели при осмотрах и анализах во время беременности. За ребенком наблюдали, вызывали детского кардиолога; могла понадобиться операция. Гарри был в ярости из-за того, что врач позволил Мэдди тужиться так долго, что это потребовало излишних физических усилий и от матери, и от ребенка, но Мэдди успокоила его одним прикосновением. Все в порядке, сказала она. И, посмотрев на нее, понимая, через что она только что прошла, он больше ничего не смог сказать – просто взял ее руку, поцеловал и посмотрел с любовью, пораженный ее мужеством и силой.
Все это время я ждал и волновался в приемном покое, грыз ногти, сходил с ума и вообще вел себя, как нервный будущий отец. Я всегда ненавидел больницы – вонь, болезни, высокомерие врачей. Это была пытка, но ради Мэдди я готов был вытерпеть ее. Когда все закончилось и Гарри вышел ко мне с мрачным лицом, я с облегчением понял, что мои самые жуткие страхи не сбылись – даже если новости были и не так хороши, как нам обоим хотелось бы.
– У него что-то с сердцем, – сообщил он. – Пока надо держать его в реанимации. Мэдди дали успокоительное, чтобы она уснула.
Всю ночь мы перемещались между реанимацией новорожденных и палатой Мэдди. Я даже предложил подать на врача в суд и вызвался оформить иск. Но Гарри отказался. Его волновал только новорожденный сын, еще безымянный, лежавший в похожей на пузырь кроватке, с маленькой маской на крохотном лице, с электродами на груди, под пищащими мониторами. Голову его покрывал полосатый матерчатый чепчик, глаза были опухшими от внезапности новой жизни. Я не мог решить, кто из них кажется более беспомощным – отец или сын. Гарри тоже был вымотан: прошлой ночью, когда у Мэдди начались схватки, он спал прямо на стуле в ее палате. Он бы спал в больнице и в эту ночь, если бы вообще мог уснуть.
На следующий день Джонни привезли в палату Мэдди и разрешили ей подержать его. Это была уже другая палата, побольше, с потолком повыше. В ней уже стояли несколько букетов. Самый большой – от меня, к нему прилагался огромный плюшевый медведь. С младенцем на руках Мэдди выглядела блаженной, но полумертвой. Я никогда не видел ее такой измученной. Бледная, вокруг глаз синяки.
– Какой он красивый, – вздохнула она.
– Он поправится, – сказал я. – Тут лучшие врачи. Не волнуйся. Они делают все возможное.
– Спасибо, Уолтер.
Медсестра заявила, что нужно отвезти Джонни обратно. При взгляде на лицо Мэдди у меня разрывалось сердце. Я тоже собрался уходить.
– Пока ты не ушел, Уолт, – сказал Гарри, – мы с Мэдди хотим тебя кое о чем попросить.
Они переглянулись, взявшись за руки, потом посмотрели на меня.
– Уолтер, – продолжил Гарри, – думаю, это для тебя будет не слишком неожиданно, но мы бы хотели, чтобы ты стал его крестным отцом.
– Почту за честь.
Я взглянул на Мэдди, надеясь, что в моих глазах отразилась вся мера моей благодарности.
– Если кто и сможет сделать так, чтобы сатана отошел от него, то это ты, – добавил Гарри.
Мэдди протянула мне руку, и я наклонился и поцеловал ее.
– Спасибо, – прошептала она.
– Вы уже решили, как его назвать?
– Да, – кивнул Гарри. – Мы это уже обсуждали какое-то время, но окончательно решили только сегодня утром. Мы назовем его Джон Уолтер Уинслоу.
Я покраснел. Не каждый день лучший друг называет в твою честь своего ребенка или просит тебя фактически стать членом семьи. Я был очень тронут. С тех пор Джонни значил для меня почти столько же, сколько его мать. Я даже основал для него трастовый фонд и назвал своим единственным наследником. Однажды ему предстояло разбогатеть.
А в тот вечер, чтобы отпраздновать, я заказал обед с доставкой в одном из лучших ресторанов города. Был июль, и нам прислали омаров и холодное «Пуйи-Фюме» в ведерках со льдом. Привезли стол, скатерть, столовое серебро и даже официанта, чтобы нам подавать. Все было очень изысканно. Мэдди была голодна, но замучена. Она съела несколько кусочков, отхлебнула вина, но потом извинилась и сказала, что ей нужно поспать. Я пытался сманить Гарри выпить, но он отказался, объяснив, что хочет остаться с Мэдди и Джонни.
Следующие несколько лет были очень непростыми. Джонни постоянно клали в больницу, ему потребовалось несколько операций. Самое страшное время настало, когда ему исполнилось три года. Он упал во дворе нью-йоркского дома, и Гарри пришлось бежать с ним на руках до реанимации.
Возникали и другие осложнения, но у Мэдди, а не у Джонни. Врач отвел Гарри в сторону на следующий день после родов. Роды оказались для Мэдди травмирующими. Она слишком долго тужилась, и новая беременность могла оказаться опасной. Мне очень жаль, сказал он. Гарри мне об этом не сообщил. Рассказала Мэдди, через несколько лет. Я часто размышлял, что было бы, если бы у них появился еще ребенок.
Но я знал, что болезнь ребенка не прошла для Мэдди бесследно. Материнство изменило ее. Оно сделало ее защитницей, не склонной к риску. Джонни стал центром ее вселенной, и она отказывалась сойти с орбиты вокруг него. Но еще все это сделало ее более решительной и самоотверженной, чем прежде. И Гарри находился с ней рядом. Он тогда работал над книгой – той, что должна была его прославить; и они замыкались от мира неделями, были счастливы, живя лишь друг другом. Меня всегда встречали с радостью, как встречают капитана почтового катера смотритель маяка и его семья, – как источник развлечения и новостей из внешнего мира. Но я знал, что они не печалились, когда я отваливал обратно к берегу.
Здоровье Джонни выправилось, и они перестали быть затворниками. Вскоре последовал успех книги Гарри, и он снова позволил себе поддаться своей куда более общественной природе. Он всегда был хорош в толпе – уверен, весел, внимателен, когда нужно. Любил вечеринки. Мэдди они нравились меньше, ей не хотелось оставлять Джонни, поэтому они чаще приглашали гостей к себе. Она делала это для Гарри и для себя тоже. И конечно, же то, что она прекрасно готовила, была красива и умна, оказалось нелишним – люди собирались всегда.
Но когда Гарри находился возле нее, как Джонни, она была очень счастлива. Вероятно, в глубине души боялась, что, если она его не удержит, то потеряет их обоих. И это бы ее убило.
Поэтому я так встревожился, когда она забыла про Джонни. Это была не та Мэдди, которую я знал. Она была нужна Джонни, и мне тоже.
Я звоню ей на следующий день после сцены в бистро. На сей раз Мэдди берет трубку.
– Это был подлый прием, – говорит она.
– О чем ты?
– Прекрати. Ты прекрасно все понимаешь.
– Прости, если расстроил твое маленькое свидание. Он вроде такой славный парень.
– Ты скотина.
– Да ну?
– Да, скотина. Я не знаю, как ты меня нашел, но не верю, будто ты там встречался с клиентом. Ты бы в таком месте с клиентами встречаться стал не раньше, чем за демократов голосовать.
Правда. Не стал бы. Но я не собираюсь сознаваться.
– Ну, судя по всему, мы оба открыты новому. Место и не в твоем вкусе, скажем прямо.
– Моя жизнь очень изменилась, – после паузы произносит Мэдди.
– Если изменилась твоя, значит, и моя тоже.
– Я этого не хотела.
– Я тоже.
– Да, я хожу на свидания! – Теперь она злится. – Я разъехалась с мужем. Гарри трахает Клэр. Почему я должна сидеть в курятнике? Разве мне нельзя тоже повеселиться?
– Конечно, тебе должно быть весело. Я просто знаю, что тебя почти не бывает дома. Разве это хорошо для Джонни? У него тоже непростое время. Ты ему нужна больше, чем когда-либо.
Пока о нашей ночи вместе речь не заходила. Я не собираюсь поднимать эту тему, и Мэдди, похоже, тоже. Я просто мечтаю, чтобы все опять стало, как прежде.
Она вздыхает:
– Я хочу уехать ненадолго.
– С Джонни?
– Нет, у него школа. Он может пожить с Гарри. Это будет хорошо для них обоих.
– Ты уверена, что это – лучший выход?
– Нет, не уверена. Но если останусь сейчас в Нью-Йорке, то сойду с ума.
– Хочешь уехать одна?
– Да. Не желаю никого видеть. Уехать куда-нибудь, сидеть на пляже и думать о том, что, черт возьми, мне делать дальше. В Мексику, например. Хочу, чтобы была зеленая соленая вода. Чистая и прозрачная зеленая соленая вода, и ничего, кроме нее, между небом и песком.
Мне становится легче.
– Неплохой план.
– Я не прошу твоего одобрения, иди к черту.
– Я могу помочь?
– Да. Пожалуйста, навещай Джонни. Конечно, Гарри о нем хорошо будет заботиться. Я просто хочу, чтобы Джонни знал: в его жизни есть и другие люди, которые его любят.
– С удовольствием. Сколько ты будешь отсутствовать?
– Несколько недель. Я бы хотела исчезнуть на год, но понимаю, что невозможно.
– Когда ты собираешься ехать?
– Если смогу, то, думаю, на следующей неделе. Чем скорее, тем лучше. Когда вернусь, можем открыть дом. Я знаю, как Джонни любит там бывать. Поверить не могу, что уже опять наступает лето. Господи, ну и год выдался!
Вечером перед отлетом Мэдди Гарри приходит в особняк из бурого песчаника, чтобы забрать Джонни. Я, естественно, спросил, хочет ли она, чтобы там находился я. К моему удивлению, она ответила, что это необязательно – но на следующее утро, позвонив из аэропорта попрощаться, рассказывает, как все прошло. Я уже попросил ее дать мне какие-то контакты. Мне не нравится, что я не буду знать, где она.
– Было приятно с ним повидаться. Даже странно, – говорит Мэдди.
Это первый раз, когда она по-человечески отзывается о Гарри после известных событий. До сих пор Мэдди высказывала лишь презрение.
– В смысле?
– Он так мило себя вел. И дал мне свой старый медальон со святым Христофором. Тот, что всегда надевает, когда летает. Сказал, что хочет, чтобы он был у меня.
– Ты его взяла?
– Конечно. Гарри знает, как я боюсь летать.
– О чем еще поговорили?
– О Джонни. Я ему заявила, что не хочу, чтобы Джонни встречался с Клэр.
– Как он отреагировал?
– Согласился. Потом снова пытался просить прощения.
– А ты?
– Сказала, что не хочу это обсуждать.
– Еще о чем-нибудь побеседовали?
– О Мексике. Знаешь, это одно из немногих мест, где мы не были вместе. Наверное, поэтому я и захотела туда поехать. Мы выпили вместе, посидели в гостиной. Знаешь, неожиданно уютно оказалось. Гарри сказал, что с книгой у него лучше. Забавно, он меня даже рассмешил. Ты же знаешь, какой он, когда разойдется. Никто лучше Гарри не умеет рассказывать анекдоты – я, хоть и обещала себе, что не поддамся его чарам, опять валялась от смеха. Я так на него злилась, что не верила, что у него это получится, а у него получилось. Я на секунду даже забыла, что он натворил и из-за чего я была так на него зла. И Джонни тоже выглядел таким счастливым…
– Ты передумала? – интересуюсь я.
– Что?
– Насчет развода?
– Ох, не знаю. Разве это не нормально? Я читала, что так часто бывает. На полпути начинаешь сомневаться, размышлять, правильно ли поступаешь. Мы быстро выбрасываем свою жизнь за борт. Вот мой отец пытался поиметь все, на чем была юбка, независимо от того, женат он был или нет. Но жены от него уходили не поэтому. В жизни бывает так одиноко.
Я знаю это лучше многих.
– Ты его все еще любишь?
– Я провела с ним последние двадцать лет своей жизни. Странно, что его нет рядом. Иногда я по нему скучаю. Правда. И Джонни, конечно, тоже. Он так воодушевился из-за того, что будет жить с Гарри, что я почти обиделась. Спросила его, станет ли он по мне скучать, и Джонни ответил «конечно», но я видела, что он ждет не дождется, когда уедет с отцом.
Мэдди смеется.
– Так что ты будешь делать?
– Пока ничего. Поеду в Мексику. Там подумаю обо всем и, надеюсь, смогу понять, куда двигаться дальше. Я вернусь через пару недель.
– Ладно, удачи тебе!
– Спасибо, Уолтер. Спасибо за все. Ты столько от меня вытерпел. Не знаю, как бы я справилась без тебя. Я тебя люблю. Ты единственный мужчина, который меня ни разу не бросил.
– Я тоже тебя люблю, – отвечаю я, но вкладываю в эти слова иной смысл.
Представляю, какое лицо было у Клэр, когда она услышала новости. Гарри повел ее обедать в маленькое бистро рядом с домом. Наверное, они выпили по паре мартини, потом заказали салат фриссе с беконом, стейки с картофелем и бутылку красного вина. Клэр была счастлива, наслаждалась тем, что они пошли куда-то вместе. В последнее время это случалось редко. Она даже попросила Гарри ждать ее в ресторане, чтобы успеть зайти домой и переодеться.
– Мне нужно тебе кое-что сказать, надеюсь, ты не будешь против, – говорит он. – Джонни поживет со мной несколько недель. Мэдди уезжает. Вчера она позвонила мне. Джонни она с собой не берет.
– А что в этом плохого? – удивляется Клэр. – Я с удовольствием помогу присматривать за Джонни. Он замечательный.
– Прости. Я не уверен, что тебе следует встречаться с Джонни. Мы с Мэдди это обсудили.
– Вот как, обсудили… И что же ты сказал? Ты вообще за меня вступился?
Его удивляет ее внезапная злость. Но, вообще-то, удивляться нечему.
– Все было не так, – говорит он, пожимая плечами, и режет стейк.
– Да ну? Предполагается, что я просто исчезну на три недели, пока Мэдди не вернется?
– Это не так уж долго.
– Дело не в этом.
– А в чем? Ты считаешь, что я должен был поставить твои интересы выше интересов сына? Ты меня достаточно хорошо знаешь, чтобы понимать, что я так никогда не поступлю. И потом, у меня что, был выбор? Я должен делать все, чтобы судья предоставил мне равные права в отношении Джонни, если будет развод.
– А ты не хочешь развода?
Вопрос его ошарашивает.
– Конечно, не хочу.
Клэр смотрит на него в изумлении.
– Что?
Он поднимает на нее вопросительный взгляд.
– Ты все слышала. Я не хочу разводиться. Не хочу терять свою семью. Извини, если это не то, что ты хотела услышать, но это правда.
– Значит, все остальное – ложь?
– Нет. Не надо выворачивать мои слова. Ты мне очень дорога. Но я надеялся, что ты понимаешь, каково мне сейчас.
Клэр опускает голову и прикусывает губу. Потом спрашивает:
– А как же я? Я устала, Гарри. Я тебя люблю, но мне нужно знать, что и ты меня любишь.
– Мы об этом уже говорили. Ты знаешь, что я люблю Мэдди и Джонни. Они – моя жизнь. Я совершил ошибку, Мэдди меня ненавидит, но я все сделаю, чтобы их вернуть. Прости, если давал тебе повод думать иначе.
Она смотрит в сторону.
– Какая я дура! – восклицает Клэр.
– Зачем ты это говоришь?
– Думала, ты предпочтешь меня Мэдди. Когда она потребовала развода, я считала, что у меня есть надежда. Но теперь, хотя ты ей и не нужен, она тебе все равно нужна больше, чем я.
– Да.
В ее глазах вспыхивает ненависть.
– Ты умеешь только брать, Гарри. Ты никогда не думаешь ни о чем, кроме своих желаний. Ты не думаешь о том, чего хотят другие, или о том, как твои поступки на них скажутся. Я знаю, ты ни секунды обо мне не думал, когда говорил с Мэдди. И знаешь, каково мне? Я себя чувствую полным дерьмом.
– Мне жаль.
– Жаль? Это все, что ты можешь сказать?
– Мы говорим о моей семье. Мы были счастливы, пока…
– Пока что? Ты хотел сказать, пока я не пришла и все не разрушила?
Он открывает рот, но понимает, что нет смысла говорить.
– Проехали, – усмехается Клэр, поднимаясь. – Раз уж ты мечтаешь провести следующие три недели с Джонни, почему бы тебе не начать прямо сейчас?
– Неплохая, в сущности, мысль.
Читать бесплатно другие книги:
