Неделя холодных отношений Сивинских Александр
– Слышь, парнишка, сегодня по телевизору сказали, что в Болгарии вино сгубили, целый вагон в землю вылили. Видно не тот оборот пошёл. Ты-то как считаешь?
Без внимательных собеседников старик заскучал.
Утюги продолжали вдвоём что-то громко обсуждать, по очереди выхватывая друг у друга телефон, а Кирилл напрягся так, что даже не мог ничего вежливо отвечать.
Наконец братья вернулись за стол.
Мишаня щедро шмякнулся мокрым задом на скамейку, по инерции ещё обращаясь к Давиду.
– Помнишь Наташку-то толстую, из овощного?
Из молодых только Кирилл услыхал, как старик ехидно прошипел-пробормотал себе под нос.
– Наташа, Наташа.… Три рубля – и наша.
– Давид, дай мне сигаретку.
С сытым удовольствием большой Додик засмеялся.
– А от своих что, изжога, что ли?
Братья одинаково закурили.
Мишаня сгрёб по столу стаканы и опять принялся разливать по ним водку, рассказывая всем очередную жизненную историю.
– В Приморске на неделе видел дуб. Во! Веришь – я удивился! Наверно вот мы втроем его не обнимем. Лет двести дубу. Смотрю я на него и говорю своей, ну, это мы с Верухой тогда прогуляться ездили, что если его какой безбашенный клоун свалит, то срока пятерик ему точно дадут!
От невнимания к себе старик начал пыхтя сердиться, тереть хрящеватые, оттопыренные уши.
– Мишка, подай-ка мне ещё сухое полотенце! А то я уже весь тут замарался, за столом-то у вас и грязно, и мокро!
Никто не успел ему ответить.
Дверь парилки мягко приоткрылась и сквозь тёплый воздух оттуда вышла женщина.
Ледяной пот пробежал по спине Кирилла, а поднятый стакан в руке внезапно стал страшно тяжёлым…
Поправляя розовое полотенце на голове, на него с удивлённой улыбкой смотрела Софья Татаринова.
Она же первой и рассмеялась.
– Ну, чего это у нас сегодня умница Кирюша такой страшненький? Бледный весь, испуганный. Не узнал меня, что ли, без колготок-то?
Младшие Утюги, довольные долгожданным сюрпризом, в обнимку гоготали, барабаня кулаками по столу.
– Во, Кирюха, какой товарищ-то у нас приятный образовался! Познакомься с ним, поздоровайся!
Додик приобнял и Кирилла.
Горячо дыша, быстро проговорил ему в самое ухо:
– Спокойно, бухгалтер, не дёргайся. Она в курсах насчёт тебя. Это мы всего лишь такой запасной вариант придумали, на всякий случай, если ты вдруг не в ту сторону мыслить начнёшь.
Ладонью, приставленной к голове, изображая военного, Мишаня браво доложил.
– Выполнено! Сонечка, боец-то мой, как ты и просила, съездил в лес, попугал твоих клоунов, стрельнул пару раз у костра. А зачем тебе это, а?
– Чтобы один герой там меньше геройствовал….
Софья не спешила садиться за общий стол.
Она тщательно поправила на себе простыню, подошла к настенному зеркалу около двери, принялась вытирать полотенцем волосы.
Папаша-Утюг тихо выругался себе под нос.
– …Не дело бабе в дела лезть, им бы с детьми успевать сидеть, борщ хозяину готовить.
Через зеркало Кирилл заметил глаза Софьи.
Стало ещё страшнее.
Дождавшись, когда братья закончат во все свои громкие голоса веселиться, она, не поворачиваясь к ним, к старику и к Кириллу, начала говорить.
– Кирюша, ты что, на самом деле думаешь, что умнее всех на свете? А? Толстых книжек в университете своём начитался и поэтому можешь простых людей потихоньку обманывать?
Красиво и плотно закрутив полотенце на голове, Софья подошла к Кириллу сзади, брезгливо тронула ноготками его за потное плечо.
– Но ведь это же не так, согласен?
Не останавливаясь, не присаживаясь на влажные скамейки, она кружила по помещению, то заглядывая Кириллу в глаза, то звонко смеясь у него за спиной.
Так же, с улыбкой, достала из сумки какие-то крема, принялась мазать свои роскошные руки.
– Я права, Кирюша. Поэтому ты сейчас и молчишь. И хозяева твои догадываются, что продаёшь ты их потихоньку.
– Думаешь, что вот эти ребята просто так к тебе прошлой зимой подкатились? Не-ет, что ты! Таких счастливых случайностей в нашей обыкновенной жизни не бывает. Дорогой мой, это я посоветовала тогда Давиду пообещать тебе так много, чтобы твой жадный и завистливый клювик сразу же раскрылся от восторга!
Голос Софьи был жесток, братья улыбались, а старик застыл в молчаливом восторженном изумлении.
Другим, белым, кремом она легко, пальчиками, намазала нижние веки, щёки и подбородок.
– Но, честно говоря, даже я не предполагала, что ты способен на такое.
Кирилл не отрывал от неё взгляда, руки дрожали, у него уже во второй раз понемногу выплеснулась водка из стакана.
– А…, а про Вадима.… Как же?
– Чего ты за него так переживаешь?! Успокойся, не нервничай! Это с тобой, умный и жадный Кирюша, нам приходится так долго вопросы решать, а с Вадимом у меня получилось всё гораздо проще. И мы остались довольны, и он своё получил, успокоился. Но разница между вами, в принципе, небольшая: ты жаден, а он глуп.
Ужасная белая маска вынырнула из-за его плеча.
Касаясь острым кончиком языка пухлых красных губ, Софья смеялась Кириллу прямо в лицо.
– Впрочем, так всем вам, плохим парням, и надо!
День седьмой
СУББОТА
Окончание создания, отдых от трудов, благословение и определение всего созданного
Проснулись они в сумраке рассвета, похожими рывками преодолев беспокойный ночной сон, одновременно.
И отец, и сын – небритые, чумазые, с глазами, опухшими от непрерывного дыма многочасового костра; и у того, и у другого кожа на лице одинаково блестела, стянутая морозом и голодом.
У Сашки – тревожный взгляд.
Капитан Глеб продолжал сильно кашлять, вытирая рукавом редкие чёрные слёзы.
«Ну, вот и всё….».
Кто из двоих и что сможет сказать первым?!
Великая ответственность – какие будут произнесены слова, таким и получится этот решающий день.
Всё-таки отцы чаще бывают опытнее и отважней.
– Немцев лучше всего брать в плен утром, розовых и недоуменных…. Вставай, сын, мы с тобой сегодня здесь вместе и поэтому всё у нас получится. Суд по темноте рассвета, сейчас примерно девять часов, в нашем распоряжении почти три часа.
– Всего?
– Не раскисай. Вне зависимости от имеющихся у нас с тобой настроений переходим к водным процедурам. Грядёт генеральная помывка – даже нежеланных гостей нужно встречать по всей форме.
…Спустя некоторое время капитан Глеб Никитин всё-таки заставил Сашку визжать. Умыться-то он предложил сыну водой тёпленькой, заботливо подогретой, а та, которую Глеб держал наготове, за спиной, была практически жидким льдом.
Вот её-то, почти полбанки, отец и вылил за шиворот Сашке.
Тот и завизжал, охнув, и сказал в ответ одно только слово.
Глеб улыбнулся.
– В самую точку. Но я не такой.
Ещё с вечера они экономно договорились оставить на завтрак запас последних жареных желудей и горсть сморщенных рябиновых ягод.
Сначала, молча смакуя, выпили отвар, потом – «кофе».
Сашка заметно нервничал, суетился мелкими движениями, то вставал, то опять присаживался у костра.
– Как будем действовать?
Глеб скривился от густой желудёвой горечи, выплюнул в сторону случайную черноту.
– …Чтобы стать ближе к звездам, достаточно подняться с колен.
– Сам придумал?
– Нет, это было однажды напечатано в весёлом журнале «Крокодил». А если очень серьёзно, то действовать, сын, мы сегодня будем так, как и предполагали в самом начале нашего безумного предприятия.
Согласись, мы по-прежнему ожидаем, что преступник приедет на встречу с нами до полудня, то есть первым паромом. Утренний рейс из города – в девять ноль ноль, минут сорок – переправа, полчаса ему ехать по лесу до нашего места, если человек не станет особо спешить…
– Так времени-то у нас почти уже не осталось!
– Ты прав. Поэтому приступаем. Готовим первую засаду у обрыва.
Взгромоздив одну длинную, каменно обледеневшую за ночь конструкцию с торчащими вверх стёклами, на плечи, капитан Глеб и Сашка потопали по своим ещё сохранившимся в неглубоком снегу следам.
Ловушку они установили поперёк мелкой колеи на старой дороге, ведущей к заливу, почти на самом спуске. Тщательно присыпали бугристые палки и особо крупные стеклянные зубцы пушистым снегом, а Сашка, очень стараясь, еловой веткой размёл свои и отцовские следы, отступая спиной в лес.
– Как думаешь, обязательно попадётся?
– Думать уже времени нет, остаётся только надеяться. Пошли за второй дубиной, у меня там кофейку ещё немного осталось, надо бы допить.
С пристальной улыбкой капитан Глеб осматривал их лагерь, всё ещё привычно удобный и уютный, даже в медленно пропадающем свете утреннего костра.
– Завершим вот операцию – и великая лень поселится тогда в моем сердце. Кстати, когда ты последний раз курил?
– Не помню, дня три назад…
– И не хочется?
– Не-а…
Глеб с сожалением поболтал в руке пустую жестянку.
– Всё. И с чайными церемониями на свежем воздухе тоже завязано.
Он достал из внутреннего кармана куртки часто размокавшие за эти дни и так же каждый раз заботливо высушенные бумажные листы с копиями их паспортов. Расправил на колене один, меньше скомканный и почти не рваный, поднял от костра остывший уголёк.
– Я точно знаю, кто сейчас к нам приедет.
Сашка задохнулся от холодного воздуха.
– Кто?!
Не обращая внимания на требовательно-любопытствующие интонации в голосе сына, капитан Глеб Никитин аккуратно написал углём на обороте бумаги два слова, плотно сложил листок и передал его Сашке.
– Спрячь подальше. Потом, будет время, посмеемся…. Всё, по коням! Продолжим наши дела. Мне потребуется минут пятнадцать, чтобы дотащить вторую ловушку до отворота просёлка от главной дороги. Там и останусь ждать. Как только машина проедет мимо меня, закапываю стёкла так же, поперёк колеи. Ни вперёд, ни назад он уже целым не вырвется – пропорет колёса в любом случае. После – я бегом сюда, к обрыву. А ты двигайся в лес, сними там все наши петли, проконтролируй, чтобы ни одной верёвочки лишней по кустам не дёргалось.
– Зачем?
– Чтобы не оставлять после себя здесь ненужной грусти.
«Не дело тебе, малыш, при таких разговорах присутствовать. Беседа с приезжим злодеем может оказаться весьма неприятной и трагической…».
Исподлобья, упрямо Сашка смотрел на отца.
– Точно? Ты уверен, что мне обязательно нужно идти снимать петли?
Глеб усмехнулся.
– Уверен. За полчаса справишься – и быстро двигай ко мне, договорились? Ну, тогда всё, топай.
Подмёрзший снег хрустел под тяжёлыми башмаками громко, со стоном, громоздкая ледяная палка шуршала по ткани куртки на плече тоже пронзительно, поэтому и шум автомобильного мотора оказался для него внезапным.
Капитан Глеб Никитин еле успел отскочить в придорожные заснеженные кусты и в самый последний момент смог торчком поставить в сугроб, спрятав за толстой сосной, свою колючую ношу.
Знакомый по прежним, ещё городским, встречам чёрный автомобиль медленно проехал мимо него, плавно переваливаясь на буграх совсем занесённой дороги.
«Ага! Угадал! Сашка потом меня обязательно похвалит».
…Через минуту Глеб, не заботясь уже маскировкой и таинственностью, начал портить проезжую часть самодельной заградительной конструкцией.
Упрямый сын – это всегда, в той или иной степени, проблема.
Отойдя от костра, Сашка рванулся в лес по знакомым тропкам.
Все петли он снял очень быстро, по очереди сдёргивая нитки с настороженных прутиков. Двумя ударами тяжёлого ножа срубил тонкое прямое деревце, на ходу счистил с него несколько редких веточек и вершинку. Остановился всего лишь на минуту, чтобы прочно, без сомнений, примотать своего «Центуриона» сохранёнными от ловушек оранжевыми нитками к длинному древку.
Получилось оружие – копьё.
Для экономии времени спрыгнул у дальнего оврага с обрыва и припустился, как индеец, к назначенному месту по пустынному, ровному, подмётённому ночным ветром берегу.
У снежного сугроба с телом Вадима он был первым, и от него на дорогу прибежал, судя по отсутствию свежих следов, тоже первым. Но вот дальше….
Прямо на стёклах их первой засады стоял, криво осунувшись на передок, чёрный автомобиль с пробитыми колёсами.
Перед ним, переминаясь по снегу, – человек в чёрном.
И с ружьём.
– Вы?! Но как же так…. Николай Дмитриевич! Это же….
Тепло одетый, в меховой шапке и унтах, Николай Дмитриевич Татаринов поднял охотничье ружьё на уровень глаз Сашки.
Молча.
Медленно дожевал что-то трудное, пальцами обтёр жирные от еды губы, спрятал от холода свободную руку в карман полушубка.
– Это ты тут с папашей балуешься на дорогах?
– А вы.… Так это вы Вадима убили?!
Сжав зубы, Сашка поднял своё копьё.
– Зачем вы так?! И с нами…
Опасность появилась перед ним настолько неожиданно и явно, что Сашка совсем не понимал, что же сейчас нужно говорить и делать.
Он был скорее изумлён, чем испуган.
«Почему он?! Для чего ему было убивать Вадима? А как же Ева?! Что будет с ней?».
– Не подходите! У-уезжайте! Мы всё равно про вас всё знаем…. Не подходите!
Чумазый, небритый, с прожжённым, оторванным, криво подшитым рукавом спортивной куртки, с всё ещё липким шрамом на лице Сашка зло тыкал копьём в сторону толстого живота Татаринова.
И слёзы его были близки.
– Ну, если так…. Давай, зверёныш, режь, может у тебя что и получится.
Уверенный и спокойный, Николай Дмитриевич Татаринов достал из кармана кусок белого хлеба, сунул его себе в рот.
– Давай…. А если не сможешь, я всё равно потом пару раз пораню этим твоим грозным ножиком свои руки, распорю им же себе одежду поверху…. Скажу в полиции, что вы тут с папашей твоим безумным совсем озверели после того, как Вадима по злобе вместе убили! Кстати, а где твой удалой отец? По лесу за зайцами бегает или уже сдох от холода?
Татаринов прожевал хлеб. Сочно сглотнул, икнул.
– Задачка-то простая. Грохну сейчас тебя, маленький, потом батю твоего прикончу, такого сильно умного и проницательного, когда он на выстрелы сюда прибежит. Ведь он прискачет же, да? Обязательно! Выручать сынишку, расправляться с врагами. Знаю я его, забавный тип…
Потом испугаюсь, сообщу в органы, мол, беспокоился, приехал помочь старому знакомому с его сыном, думал, что нужно подвезти до дома, что они могли ослабеть…. А они меня вдруг захотели убить, набросились с оружием. Убийцы! Я защищался, самооборона была и только.
Так что ничего сложного, паренёк, простой этюдик…
В кармане запасливого Николая Дмитриевича Татаринова было ещё что-то съедобное.
Он улыбнулся Сашке, переложил ружьё из руки в руку. Удобно достал бутерброд в вощёной бумаге, принялся его разворачивать.
– Мой отец не такой!
Не опуская направленного в живот Татаринова острия копья Сашка заорал, задыхаясь холодным воздухом.
– Он не позволит…, он не даст вам….
– Брось истерить. Две минуты ещё поживи, я вот доем колбаску – и всё, прощаемся.
– Отец…. Он не струсил, он самый лучший! Он доберётся до вас! Вы ничего не сможет сделать ему! И вы даже меня сейчас не застрелите!!! Вы толстый, жирный урод, вот…
Зря Николай Дмитриевич Татаринов так увлёкся вкусной едой в столь неподходящий момент, зря не смотрел очень пристально во внезапно заблестевшие напротив него глаза испуганного поначалу парнишки.
– Ну, раз ты так…
Татаринов скомкал и отбросил в сторону масляную бутербродную обёртку. Но ствол поднять вверх он не успел.
Действительно, напрасно он не обратил никакого внимания на вдруг окрепший голос сына одного замечательного отца!
– Мат, товарищ гроссмейстер.
Холодный, тяжёлый, верный, утром наточенный, да ещё и в крепкой руке….
Нож «Отшельник» плотно лёг на горло Николая Дмитриевича Татаринова, а сзади, прижавшись лицом почти к самому его уху, капитан Глеб Никитин ещё раз тихо произнёс:
– Мат. На колени, приятель. И брось пушку.
Всё-таки в решающие моменты жизни многие люди склонны к сомнениям. Татаринов малость промедлил, а Глеб просто не хотел рисковать.
Охватив шею противника ножом, да ещё и продымленным, изорванным рукавом куртки, Глеб дёрнул того назад, а своим башмаком неожиданно ударил под колено.
Николай Дмитриевич не удержался, слабо осел на снег, и сразу же завалился набок. Ненужное пока ружьё отлетело в сторону и упало в снег.
Одним шагом оказавшись перед Татариновым, капитан Глеб наклонился, мгновенно приставил нож к его горлу уже остриём.
– Вот и славно. А то всё угрозы, угрозы….
И, тёмный измученным лицом, небритый, в истерзанной, прожжённой одежде, сверкая белыми волчьими зубами, Глеб широко улыбнулся своему сыну.
– Ну что, пацан, обещаешь больше не курить?!
Только что всё было вокруг хмуро и напряжённо в природе, стегал ещё по оврагам зимний предполуденный ветерок, глухо шелестели в громадной вышине своих стволов тёмной хвоёй столетние сосны. И вдруг….
Солнце прорвалось к обрыву, первая большая птица плавно пролетела над белым заливом, зашевелился мягкий камыш на берегу.
Такие же, как у отца, опалённые высоким огнём костра брови, светлая мальчишеская щетина на подбородке, чёрные от грязи волоски на крепко сжатых кулаках.
Сашка без сил опустился в снег, на обочину, прямо напротив Татаринова, разделённый с ним совсем не наезженной дорогой.
Капитан Глеб Никитин отшагнул в сторону, быстро поднял ружьё.
– Ну что, шахматист Коля, приехали?! Бабушка отыгралась совершенно?
– Все равно ничего не докажешь.
– И не буду. Предупреждаю только: не вздумай без команды вставать в полный рост – сразу же всажу пулю или что там у тебя заряжено…. В башку. Тебе. С огромным нашим удовольствием. Да, и ещё…. Прошу тебя, не вздумай даже начинать ныть или ругаться. Помолчи, ладно? Мне эти педагогические разговоры за неделю и так надоели, а тут, если ещё и ты…. Короче, получишь прикладом. И отвечать будешь только на мои вопросы. Хау, я всё сказал!
За рукав Глеба нетерпеливо дёргал Сашка.
– Пап, я ж тебе кричал! Ты слышал?! Ты не думай, я его совсем не испугался!
– А я и не думаю. Обыщи его. Всё, что в карманах – мне.
Дёрнув стволом вверх, капитан Глеб поднял Татаринова на ноги.
– Пиджачок – на снег.
Сашка со сноровистой опаской освободил от содержимого карманы охотничьих, на лямках, штанов Николая Дмитриевича. Тщательно осмотрел его полушубок.
– Вот. Ключи. Бумажник.
По очереди начал передавать предметы Глебу.
– Оружия у него больше никакого? Нож? А патронов в кармане нет?
– А чего же это ты, злодей Николаша, так внимательно на свой лопатничек-то всё время поглядываешь? Денежные суммы крупные с собой, что ли, захватил?
Совсем неаккуратно Глеб вывернул содержимое бумажника на валяющийся под ногами тулуп.
– Ого!
По-серьёзному, ответственно, как и полагается победителю, Сашка смотрел, как его отец внимательно изучает какую-то бумажку.
И снова, глубоко, свободно вздохнув, Глеб Никитин улыбнулся в сторону сына.
– Ну, малыш, коньяку папке обещаешь? А золотую челюсть на столетний юбилей?
Сашка нахмурился недоумённо, но отец хлопнул его по плечу.
– Доказывать-то нам ничего и не надо! Факт существования этого письма всё прекрасно объясняет!
«Отец! Извини, что всё так получилось неожиданно, без предупреждения. Я ушёл в лес, с мужиками, на семь дней. Они внезапно согласились. Думаю, что там они помогут мне разобраться во многом. Вадик».
Откуда возникла эта записка!?
Мы, до нашего старта из города, не могли её не то, чтобы заполучить, но и просто видеть!
Как и где такую записку взял данный персонаж? Там, где её отставил Вадим! Там, где Вадим переодевался перед своим внезапным отъездом в лес; там, где вместе с ним был его убийца. В офисе рекламного агентства «Новый Альбион».
Кому было выгодно, чтобы эту записку никто не видал до определённого времени? Чтобы никто не знал точно, где искать Вадима? Его убийце.
Вот этому жирному типу.
Да, кстати…
Капитан Глеб ткнул носком башмака в унт Татаринова.
– Держи одёжку, одевайся. У тебя в машине пожрать чего есть?
– Кофе. Бутерброды, буженина. Курица отварная, с зеленью. И шоколадки. Две, кажется…
– Сыно-ок, ты сладкого не хочешь?!
Читать бесплатно другие книги:
