Неделя холодных отношений Сивинских Александр
– В этом отношении я старомоден, как ботфорт на палубе ракетоносца.
– Сам формулировку придумал?
– Нет. Поэт Поженян. Мы в чём-то похожи. А если тебя, уважаемый сын, в данный момент волнуют больше всего отношения мужчины и женщины, и твои личные перспективы в этом плане, то…., цитирую: «Потребности души рождают дружбу, потребность ума – уважение, потребности тела – желание. Все три вместе рождают любовь».
– Тоже этот поэт?
– Нет, журнал «Работница», рубрика для незамужних.
– Мы тогда с мамой купили в Дании, на острове Борнхольм, два стеклянных кольца. Приобрели их во время экскурсии на местную стеклодувную фабрику, спрятали в расселину прибрежной скалы – думали, что скоро вернёмся….
– У тебя по всему миру есть знакомые места.
– Почти…
– Может быть, я когда-нибудь тебя пойму.
«Слишком торопливо, малыш, слишком удобно….».
– Меня никогда никто не спрашивал, и я стал задавать себе вопросы.
– А почему ты так часто в разговорах упоминаешь кладбища, могилы маленьких девочек?
– У тебя ведь была сестра. Просто она не успела родиться…
– И вообще, если бы это касалось бы меня… Если бы кто при мне такое сказал о Еве.… Убил бы на месте.
– Я тоже…
Капитан Глеб усмехнулся, услышав долгожданный ответ.
Желая сохранить с таким трудом восстановленный жизненный тонус сына, Глеб заставил Сашку аккуратно перестелить их лежбище, подкинуть вниз, под циновки, нарезанного, приготовленного с утра камыша и все остатки мелкого хвойного мусора.
– Всё мягче спать будет. А я за водой на залив…
Уверенность в том, что хорошая колыбельная иногда может заменить вечерний бифштекс, была для отца с сыном весьма малокалорийным решением, но…
– …Мальчишки каким-то образом разведали, что в порту стоит старое, списанное судно, которое завтра на буксире потащат в Ригу.
Это был шанс!
Через дырку в дальнем заборе они проникли в порт, пробрались к причалу.
«Жертва» стояла третьими корпусом, вплотную к двум другим, живым пока ещё, действующим траулерам. Выклянчили у вахтенного первого борта разрешение посмотреть старый корабль, мол, никогда не были, не видели, интересно.…
Получилось.
Погуляли по пустому пароходу, полазали по трюмам, посмотрели; демонстративно, в расчёте на внимание доброго вахтенного, вышли на причал, поблагодарили и, выждав, пока дядька уберется с палубы в каюту спать, снова пробрались по швартовым, по ютам, на старое судно.
Шмыгнули вглубь, в железные внутренности.
Ждали долго, смеялись, выдумывали, вспоминали разные истории. Заскучали, стали по очереди играть в маленькие карманные шахматы. Внезапно загрохотали по ободранной палубе, по трапам кованые сапоги.
Матросы закрепили буксирный трос и ушли.
Солнечный лучик поник через дырку в проржавевшем борту, у подволока, пробежал по трюму.
«Поехали!»
Цель-то ставили такую: прокатиться чуть-чуть вдоль берега, выскочить на палубу, крикнуть на буксир: «Мы здесь!» и всё….
Объяснить, что гуляли, что заблудились, испугались чужих людей и всё такое, прочее.
Берег окончательно скрылся из виду только к вечеру.
«Ну, пора!».
На палубе принялись орать, махать руками.… Впустую.
В сумерках на деловито пыхтящем впереди буксире их стараний никто не замечал. Мальчишки испугались.
На трюм был наварен квадратный лист толстого железа, уголки, отрезанные сваркой, валялись рядом. Вот этими-то кусками и замолотили в шесть рук по гулкой крышке трюма, продолжали при этом истошно орать.
На буксире вскоре заходили вокруг рубки люди, светанули к ним маленьким ручным прожектором, что-то проговорили в мегафон. Но не остановились.
Стемнело. Холодная палуба покрылась росой. Стало действительно страшно…
Принялись искать ночлег. Аккумуляторы временных ходовых огней были укрыты ветошью и рваным брезентом. Мальчишки стащили всё тряпьё в одну кучу, зарылись общим клубком, для теплоты, в уголке палубы. Всё равно бил озноб: перепугались, да и вместо привычных домашних простыней оказались стальные корабельные листы. Ещё раз обшарили все закоулки старого парохода. Нашли в машинном отделении замызганную деревянную решетку. Улеглись на ней, стало теплее.
Наступило утро, взошло солнце, но почему-то не с той стороны.
Впереди по-прежнему пыхтел буксир.
Молчали, тоскливо выглядывали из тряпок, смотрели по сторонам.
Что-то стукнулось о борт, потом снова раздался гулкий удар.
Из причалившего военного катера к ним на палубу выскочили пограничники с автоматами наизготовку, офицеры с пистолетами.
Пришлось немного заплакать и поднять руки вверх.
Когда руководство разобралось с родителями, те, в свою очередь, рассказали им, мальчишкам, подробности. Оказывается, с буксира передали на берег по радио, что на буксируемом судне находятся посторонние лица, а услышав их гулкие удары металлом по трюму, тревожно добавили, что эти «лица» возможно вооружены, потом буксир плавно, очень незаметно развернулся…
Особо сильных репрессий по итогам не последовало, ни дома, ни в школе, но краем уха, среди разговоров взрослых, кто-то из мальчишек всё-таки уловил, что старое судно вроде бы тогда тащили не в Ригу, а в район артиллерийских стрельб боевого военно-морского флота. В качестве мишени…
Бывший капитан и, в настоящее время, заботливый отец Глеб Никитин опять выжидательно замолчал, ожидая реакции своей аудитории.
– И ты там был?
– Что же меня выдало?
– Восторг, с которым ты всё это рассказывал.
– Опять ты прав, малыш. В педагогическом подтексте – история про выбор каждого человека. Я через несколько лет после того случая стал моряком, остальных, насколько я знаю, до сих пор тошнит от вида воды за кормой.
– А почему ты бросил море?
– Хотел быть рядом с тобой с самых первых твоих дней.
К окончательной темноте установилась отличная видимость.
Через залив дрожали на нижней кромке невидимого неба слабые огни далёкого города.
«Легко узнавать в иллюминатор самолёта ночной Лондон. Освещённая хаосом своих всегда неожиданных улиц Москва с высоты не такая, она – далёкая….».
Вместе вышли на берег.
– Смотри, как прояснилось небо, завтра обязательно будет солнце!
– Если доживем…
– К чертям «если»! Кто первый просыпается – тот готовит яичницу с салом!
И уже потом, у костра, ими были сказаны друг другу последние, усталые слова перед сном.
– А в этом лесу хищники есть?
– О чём это ты?
– Ну, волки какие-нибудь…, медведи?
– Самые страшные сегодня здесь – это мы с тобой. Голодные, и с ножами.
Уныние
Только на третьем, кажется, городском перекрёстке он обратил внимание на то, что они оба молчат. Почему так?
Обычно по дороге на работу они всегда успевали перекинуться в машине парочкой лёгких фраз, замечаниями о погоде, о футболе. Ну, ладно, это у него сейчас собственных трудных мыслей хватает, а с водителем-то что?
Он глянул в зеркало.
Анатолий, серый лицом, сгорбленный как-то непривычно, напряжённый…. Глазами старается показывать, что всё его внимание на дороге, даже не усмехнётся в ответ на его вопросительный взгляд.
– Толик, ты чего молчишь? Не захворал, случаем, за выходные? Мальчишки-то твои как?
– Нормально, Ефим Маркович. Каникулы у них сегодня.
– А чего тогда сам смурной такой?
– Настроения нет чего-то…
– Ясно.
Темнота зимнего рабочего утра тоже была неприятной, тоскливой. В свете многочисленных нечистых фар, под жёлтыми городскими фонарями всё вокруг казалось грязным и уродливым: серые машины, чёрные унылые пешеходы, холодные здания….
Он проводил рассеянным взглядом случайную, перелетевшую канал, бело-ярко сверкнувшую в мутном рассвете чайку. Птица долго и прямо планировала над пятиэтажными домами набережной, затем внезапно, попав в высокий дым школьной кочегарки, смятенно захлопала крыльями, резко и беспорядочно стала падать в оставшуюся позади их машины темноту.
«…Ведь всё у него было, всё! Я же старался, всё для него делал! А он…. За моей же спиной и такого натворил! То, как он с бабами-то себя вёл всё это время, вроде как понять можно – молодой, упёртый. Хотя…. Грязищи вокруг себя он этим своим скотством чересчур много устроил, людям гадостей понаделал».
Он поморщился.
«Ладно, бабы…. Они посторонние. Но как он мог решиться о наше семейное дело свои поганые ноги вытирать?!».
Так же молча, не сказав водителю ни слова, он вышел из машины, оглянулся на него рассеянно, словно что-то припоминая, но потом слабо махнул рукой и пошёл к подъезду.
Анатолий дёрнулся из-за руля, забежал навстречу.
– Ефим Маркович, поедем сейчас куда?
В приёмной навстречу ему вскочила секретарша.
– Доброе утро, Ефим Маркович! Вот почта, за выходные накопилось-то сколько! Чайку вам сделать?
– Потом, попозже.
Он не успел ещё снять увесистое пальто, как девушка снова приоткрыла дверь.
– Ефим Маркович, а Вадим сегодня будет в офисе? Ему звонили из мэрии, нужно подъехать насчёт согласований по установке….
– Не знаю.
– Ага, поняла!
– Ну и прекрасно…
По привычке он подошёл к зеркалу, достал расчёску, поправил галстук.
«Ну что?! Каково это – глаза в глаза?».
Тонкие губы вроде стали ещё острей, незаметней.
«Какие же глупые бывают люди! Или это я стал уже таким раздражительным?».
В дверь осторожно постучали.
– Ефим Маркович, ну так как? Поедем?
– Чего ты всё суетишься?! Заладил, тоже мне, – поедем, не поедем…
Анатолий виновато пожал плечами.
– Так беспокоюсь же…
– Беспокоиться должен я, а ты просто дисциплинированно выполняй свою работу. И мне не мешай работать!
– Понял.
– Понял он.… Через десять минут будь готов, едем в администрацию.
Дверь кабинета за водителем тихо закрылась.
К половине одиннадцатого в городе стало немного приятней.
Из машины он много звонил, громко разговаривал, иногда даже шутил.
Позвонили и ему.
Знакомый майор говорил так путано, словно сам был виноват в произошедшем.
– Что? Где?! А кто там? Ладно, как освобожусь сейчас из администрации, приеду…. Долго ты там будешь оформлять-то? Ну, хорошо, хорошо, занимайся…
Он не сдержался и грубо выругался.
Помолчав, Анатолий обернулся.
– Что-нибудь серьёзное, Ефим Маркович?
– Полиция нашла «Мерседес» Вадима. В заводском посёлке, разбитый полностью. В столбе торчит, на повороте с трассы.
– А… А сам-то он как…?
– Машина пустая; говорят, что на левой стойке и на руле очень много крови.
Он с силой ударил кулаком по подлокотнику на дверце.
Так же резко, почти одновременно, Анатолий притормозил у тротуара, обернулся.
– Не беспокойтесь вы особо-то, Ефим Маркович! Всякое бывает. Может, Вадим в шоке из машины выскочил, может он в больнице сейчас где; довезти мог его кто-нибудь из очевидцев. Обзванивать нужно! Разрешите, пока вы сейчас по делам пойдёте, я быстро мотанусь к нам в офис, чтобы девчонки всех на ноги подняли, чтобы искали его по больницам! Ладно?
Глядя на суету водителя, он размышлял. Ответил холодно:
– Не надо ничего. Это не его кровь.
– Как?! А чья же тогда? Откуда вы знаете?!
Анатолий опустил широко расставленные руки…
Чая он попил у мэра.
До заседания архитектурной комиссии оставалось ещё немного времени и они, подшучивая, по старой дружбе, друг над дружкой, присели за маленький столик.
– Ефим, послушай, ты бы освободил на недельку какой свой рекламный щит, ну, из тех, которые у тебя по дороге в аэропорт стоят, а? Или лучше два, сможешь? Министр к нам приезжает – давай уж, помогай мне. Хочу, чтобы он внимание обратил, чтобы крупно так было, по сторонам шоссе, социальные итоги года разместить или призыв партийный какой-нибудь, например, забабахать. А, как ты считаешь?
– Готовь текст призыва, всё устрою. Когда твой начальник планирует появиться?
– В конце следующей недели, четверг, пятница.
– Сделаем.
– Лады!
Мэр взглянул на часы, поднялся из-за стола.
– Ты какой-то скучный, Ефим. Давай, что ли, соберёмся, пивка в выходные попьём в баньке? Подъезжай, там наши будут. Панкрат с гитарой обещал. Ну, как?
– Уговорил.
По одному стали подходить члены комиссии.
Кивнул ему знакомо через стол и улыбнулся заскочивший в кабинет последним главный архитектор города.
Обсуждали вопросы для вынесения на градостроительный совет. Мэр обещал ему, что соберёт совет сразу же после Нового года, числа двадцатого. Он хотел решить вопрос по установке щитов на новой трассе к оптовому рынку, которую областные дорожники сдали ещё в ноябре.
«Готовь документы. До марта успеем утвердить».
Докладывал какой-то малознакомый клерк.
«…Раньше надо было мне с Вадимом-то решать, не доводить до такого. Жаль, что он так ничего и не понял. Ведь с самого детства всё было для него: и от рейсов выгодных в моря я никогда не отказывался, и деньги в семье всегда были хорошие, одежда заграничная, питание; да и образование у него вроде как получилось. Вот виделись, действительно, редко. Разговаривали тоже с ним мало….».
– Ефим Маркович!
– Что? А? Извините, задумался.… По дате? Двадцать первого? Да, да, нормально, обязательно, конечно! Успеем! Я распоряжусь, чтобы мои подготовили предложения.
После совещания, на выходе, в дверях, его дёрнул за рукав главный архитектор.
– Пошли, покурим.
У окна они остались одни.
– Ты в курсе, что твой сынок вытворяет?
Он вздрогнул, ожидая чего угодно, но не разговора про собственного сына.
– Вадим?
– А у тебя, что, ещё какой-то наследник имеется?
– Ладно, не до смеха. Чего он там?
Лысоватый и бледный привычным чиновничьим лицом, человек оглянулся по сторонам.
– Ходят слухи, что он пообещал свою долю в твоём бизнесе заводским ребятам продать…
– Слухи или у тебя действительно имеется серьёзная информация?
– Серьёзней не бывает. Так ты знал или нет?
Он ничего не стал отвечать и вместо этого глубоко, с жадностью, затянулся сигаретой.
Раздражение жгло и давило по всей груди.
«И здесь уже об этих его фокусах пронюхали! Нет, всё-таки я вовремя это сделал…
Я столько вложил в бизнес, а он! И из-за такой глупой твари на старость лет оставаться нищим?! Хотел пинком под зад мне, отцу!!! Свадьбу его ещё устраивал, на перспективу старался…».
Когда кто-то из знакомых людей в разговоре, преимущественно на деловые темы, говорил ему, что Вадим не похож на него, ну, в смысле, что хватка не та, не так, мол, его сын пунктуален и честен, он всегда старался побыстрее перевести разговор на другое.
«Не похож… Вам-то какое до этого дело?!».
И матушка первое время после рождения первенца пыталась тактично подсказывать ему, что никак не может быть Вадим похожим на него, ни лицом, ни характером. На рейсы его длинные, многомесячные, намекала, на весёлость и на красоту его первой жены…
«Любыми способами не допущу продажи посторонним!».
Докуривая уже в одиночестве у коридорной урны, он успокаивал себя и настраивался на то, что самое главное для него сейчас – оградить от всех излишних и преждевременных слухов Николая.
«Партнёр-то он партнёр, да, конечно.… Но знать о том, как Вадим обходился с этой…, нет, Николаю это совершенно не нужно!».
Прохожие текли мимо служебной автомобильной стоянки мэрии постоянным тёмным потоком.
В любой другой день, в таком же привычном ожидании старика, Анатолий достал бы авторучку, кроссворд и принялся бы его методично, со вкусом, разгадывать.
Сегодня всё было не так. Он часто шевелился, не отрывая невнимательного взгляда от ветрового стекла, нервно барабанил пальцами по рулю, трогал руками влажный лоб.
Первый густой озноб уже прошёл, уступая место бешеной радости.
«Получилось! У меня получилось! Я сделал это…».
Конечно, старик много старался для него, помог тогда и с квартирой, и с работой. Он по-своему, молчаливо, всегда уважал старика, но сдержаться не мог.
«Классно, всё-таки получилось! Только вот какое-то брезгливое лицо у него, догадывается, что ли, о чём? Да нет, вроде, и голос такой же, как всегда, только молчит как-то странно старик сегодня…».
Анатолий не выдержал, пошарил рукой в кармане на водительской дверце.
«Ну что, дружок…».
Небольшой нож с красной пластмассовой рукояткой весело блеснул в аккуратно сложенном куске ветоши.
«Почему это – „не его кровь“?! Как же так? С подрезанными тормозами, да на такой скорости…. Тут просто выжить совсем никак, не то, чтобы куда-то ещё убежать! Шутишь, старик, всё я сделал как надо, а твой парень всегда гонял на своём „Мерседесе“ по-дурному.… Но ведь эта сволочь и тебе жизнь по-настоящему портила».
– Ефим Маркович, а вы никому не разрешали ваш джип в выходные брать?
– А в чём дело?
– Да так, пустяки.… С утра показалось мне, что ли. В пятницу-то я, вроде, не так его в гараже ставил, плотнее к дальней стене, а сегодня.… Значит, показалось.
Иногда он по нескольку дней подряд проводил у матушки.
Та радовалась таким счастливым наездам, молилась даже тайком, чтобы его Валентина подольше и почаще бывала в своих командировках.
Привычно и спокойно – то, что ему сейчас было нужно.
– Ты руки помыл?
И не очень горячий картофельный суп, и абажур, тот ещё, из детства, и даже радио, потихоньку бормочущее в углу гостиной…
Матушка привычно ухаживала за ним, он изредка отшучивался, поддерживая разговор.
– Вадим же у вас такой ветреный! Кстати, а где он? Почему ты не с ним, ведь я же его тоже приглашала ко мне на ужин?! Вы с ним такие разные… Отцовские знания и характер закладываются в ребёнке ещё в дошкольном возрасте, а ты это время общения тогда так безрассудно упустил… Валентина, надеюсь, будет вместе с нами на Новый год?
– Да, она завтра из Женевы вылетает; заглянет на один день на выставку в Москву, а потом уже – домой.
Он что-то ещё ответил матушке, кажется про рост квартплаты…
Он был брезглив, и похождения Вадима его оскорбляли. Несколько раз он пытался по-серьёзному говорить на эту тему с сыном, но тот только ухмылялся. Вадиму как-то ловко удавалось не доводить свои дела до больших скандалов, но трагедии всё-таки происходили….
– Да, да… Рис? Буду, только немного, мам, и без соуса, пожалуйста…
Никто ему не говорил, но он знал абсолютно точно, что жена Анатолия решилась на самоубийство из-за Вадима. Хороший, всё-таки, у него водитель, спокойный парень, рассудительный. И хорошо, что он так ничего и никогда не узнает о своей жене и о Вадиме.
«И почему Вадиму нравилось гадить именно вокруг себя? Ещё и эта…».
Опять жжёт.
Он украдкой, вытерев пальцы салфеткой, помассировал под рубашкой грудь.
«Зря ты, капитан, не взял с собой в лес моего Вадима, напрасно…. Пожалеешь, ведь, капитан, ох как ещё пожалеешь!».
Та просьба была обоюдной. Вадим хотел на несколько дней позабыть про многие свои проблемы, да и ему самому нужно было выиграть время, удалить сына от тех, других, опасных людей, предпринять чего-нибудь в его отсутствие.
«Суетятся молодые. Без опыта, по-глупому. Наш финансовый Кирюша тоже что-то с москвичами любезничает…».
– Ефим! Ты ужасно невнимателен, – матушка в третий раз переспрашивала его про добавку. – И вдобавок рассеян сегодня. В твоем возрасте уже необходимо заботиться о здоровье. Пожилые мужчины обязательно должны с осени носить тёплое белье. Кстати, ты в этом чудовищному снегу не промочил себе ноги? Шарф я тебе приготовила другой, зимний, завтра наденешь. Вадим не заболел?
– Нет.
– А где же тогда ваш сын в таком случае?
Он устало закрыл глаза и в молчании откинулся на спинку кресла.
Читать бесплатно другие книги:
