Роман от первого лица Беспалов Николай

– С Петром Авдеевичем я познакомился при весьма неприятных для меня обстоятельствах. Это случилось в сорок третьем году. Моему подразделению поставили задачу по разминированию на участке предстоящего наступления наших войск. Бойцы отработали, и я доложил, что проходы свободны. Но, как говорится, человек предполагает, а начальство располагает. А еще эффект испорченного телефона. И начали наступление на другом участке. Меня объявили диверсантом. Тогда я и познакомился с Петей. Был он офицером СМЕРШ. Спасибо ему, не стал рубить с плеча. Разобрались, и в штрафбат пошел тот, кто неверно доложил командованию».

Отец не уточнял, где именно это было. Но, соотнеся все фаты с Историей Второй войны, книгу купил «по случаю» на какой-то конференции, я с большой долей вероятности мог предположить, что это было августовское наступление войск Калининского фронта.

О смерти дяди Пети, так я называл бывшего контрразведчика, я узнал после сдачи зачета по начертательной геометрии. По секрету от мамы скажу, эту чертову начерталку я сдавал три раза. Как же не отметить с друзьями такое событие? Но и маму надо уважать. Звоню из телефона-автомата.

– Дядя Петя умер. Отец просит тебя приехать домой.

Как так? В субботу Петр Авдеевич был у нас в гостях. Как хорошо он пел. Еду в автобусе. Окна заиндевели. Дыханием делаю оконце. Темнота накрыла город. «Там также темно», приходит в голову мысль. «А холодно ли так ж?», Совсем дурацкий вопрос.

Но самое впечатляющее для моего молодого организма произошло на кладбище. Земля успела промерзнуть и рабочие не успели вырыть могилу.

Автобус с черной полосой по бортам приехал. Товарищи Петра Авдеевича вынесли гроб. А могила-то не готова. Впервые я видел отца в таком гневе. Никогда он не ругался, во всяком случае, при мне, матерно.

Потом, после традиционных ста грамм он мне скажет: «Так сын иногда приходилось посылать бойцов на вражеские минные поля».

На этом я оставляю убитого, но не поверженного горем Виктора Ивановича и обращаюсь к одному из героев моего романа.

Анатолий Поспелов

1965 год

– Мать! – зовет Иван Иванович Поспелов жену, держа в вытянутой руке лист размером в обыкновенный лист, – Наш сын зрелым стал. Ты заметила?

– Я заметила, что вы оба завтракать хотите, – мама Анатолия у плиты что-то варит.

– Оно так. Но вникни. Я полковник. Всю войну прошел, а такой бумаженции не получил. Выходит государство не считает меня зрелым.

Иван Иванович любит шутить. Но верно говорят: в каждой шутке есть доля правды.

Зрелость в науке понимается, как достижение человеком определенного уровня самосознания и принятия ответственности за свою жизнь. Это и успешная профессиональная самореализация и способность гармоничных отношений со значимыми другими. Говоря коротко, зрелость, это отношение к самому себе, отношения с другими и связь с миром в целом. Можно ли с уверенностью говорить, что полученные в школе знания гарантируют все вышесказанное? Вряд ли.

Анатолий не слышит реплики отца. Он в это время бегает во дворе. Утренняя пробежка. Один раз решив, держать себя в форме, он не отступает от этого решения. На дворе дождь? Ну что? Толя все равно «нарежет» пять кругов. Это выверенная дистанция. 2000 метров. Потом будут подтягивания на турнике, из-за которого Толя выдержал настоящую битву с мамой. Доходило до сердечных приступов. У Валентины Ивановны стенокардия. Отец обладал хорошим здоровьем.

По радио начали передачу «Пионерская зорька», когда семья села завтракать. Единственный выходной день семья Ивана Ивановича Поспелова начинала с совместного завтрака. Так повелось еще тогда, когда была жива бабушка. Мама Валентины Ивановны.

Суббота станет выходным через два года.

7 марта 1967 года ЦК КПСС, Совет Министров СССР и ВЦСПС приняли постановление «О переводе рабочих и служащих предприятий, учреждений и организаций на пятидневную рабочую неделю с двумя выходными днями».

Суббота в Союзе официально стала нерабочим днем.

Я хорошо помню пересуды «вечно» недовольных советской действительностью брюзжащих людей: «теперь мужики совсем сопьются».

А пили в СССР меньше, чем в соседней Финляндии. Я проходил практику в июне шестьдесят седьмого. Был у нас «горячий» цех. Так там рабочим в обеденный перерыв в буфете продавали водку. Не больше ста грамм. Но продавали же. И пьяных не было.

Тоже своеобразная примета времени.

– Поели? Попили? – спрашивает мама.

Муж и сын кивают головами. Они знают, что последует, и без лишних вопросов выбрасывает пальцы. Эта игра называется «на морского», Выпало мыть посуду сыну.

– Привыкай, Толя. В армии не только посуду придется мыть.

– Намекаешь на гальюн?

– Отец, о чем ты говоришь? Анатолий будет поступать в институт. Так ведь, Толя? Куда ты подал документы?

Толя подал документы. Но не в ВУЗ, а на завод. Завод «номерной». Работает на оборону.

– Я на завод иду работать.

Валентина Ивановна закрыла лицо руками.

– Отец! Ты слышишь, что говорит наш сын.

– Не глухой, – полковник Поспелов вышел на балкон покурить.

– Ты так равнодушно относишься к этому?

– Напротив. Я горжусь своим сыном. Теперь я верю, что он зрелый мужчина.

Так с одобрения отца и при великом разочаровании матери, Анатолий Поспелов стал учеником слесаря-сборщика на заводе № N.

В июне ярко светило солнце. По статистике в июне в Ленинграде больше всего солнечных дней. Поверим.

Народ в субботу уезжает загород. Кто на дачу, кто в поход с ночевкой.

У полковника Поспелова своей дачи нет. Пока нет. Вот выйдет в запас, назначат ему военную пенсию и по правительственному постановлению разрешат поострить дом за городом. А пока он с женой, а раньше с сыном иногда ездит на дачу к бывшему сослуживцу. Они с ним воевали. Как говорил товарищ, «ломали войну вражину».

Пока я рассказывал о преимуществах службы в СА офицером, погода испортилась. Задул северо-западный ветер. Небо затянули тяжелые тучи. Если днем температура наружного воздуха была двадцать три градуса по Цельсию, то к вечеру её «выдул» ветер на всего-то тринадцать. Какие сосуды выдержат?

Валентина Ивановна страдала стенокардией. Чуть изменится погода, она валидол под язык.

Если бы одна погода. Сын добавил волнений. В школе все учителя хвалили. Особенно литератор хвалил: «У Вашего сына отличные знания грамматики, синтаксиса. Но главное, у Анатолия отменный слог». Вот и поступал бы в Университет. Глядишь, и журналистом стал. Мир бы посмотрел. Такие мысли посещали маму Толи.

– Довольно! – громко говорит Иван Иванович, в очередной раз, успокоив жену, – В субботу домой придешь пораньше. Поедем на дачу к Лёве. Он давно приглашает.

Лева. Это Лев Родионович Груздев, бывший полковник советской армии, одно время служивший вместе с отцом Толи Поспелова. Он воспользовался возможностью, предоставленной Правительством и построил дом недалеко от Ленинграда, в поселке Горская.

Анатолия родители не приглашали. У молодого человека может быть личная жизнь. Это позиция отца, а мать молчит. Не хочет перечить мужу женщина. Толя сам напросился: «Что я рыжий? Я тоже хочу в бане попариться». Дело в том, что на участке Льва Родионовича есть баня. Настоящая русская баня. Более того. Рядом есть пруд. Во время войны тут упала бомба крупного калибра. Образовалась воронка. Постепенно она заполнилась водой – так «удачно» попала бомба. Прямиком на родник.

Как хорошо после парилки бултыхнутся в холодную воду пруда.

– Мужчина решил, мужчина сделал. Одобряю, – как-то невпопад выразился Иван Иванович на просьбу сына взять его с собой в поселок Горская на дачу к товарищу отца Льву Родионовичу Груздеву.

Анатолий заметил, отец приехал со службы позже обычного и немного под шафе.

– Сын, – с протяжным «ы» сказал отец и замолчал. Толя ждал. Минуту ждет. Но сколько можно ждать?

– Что, папа? – спокойно скрашивает сын.

– Не груби, – все также замедленно говорит Иван Иванович.

– Я не грублю, – также спокойно отвечает сын. Ему бы просто помолчать. Видно же, что полковник выпил.

– Грубишь, – упорствует отец. Хорошо, вмешалась мать. А то и до ссоры дошло бы.

– Иван, ты обещал.

– Обстоятельства, мой генерал, – Иван Иванович подобрался и стал говорить нормально.

– Сам учишь, нет обстоятельств. Есть люди, оправдывающее свое слабоволие и лень.

– Точно, мой генерал, – у Ивана Ивановича настроение веселое, – Я человек дела. Но обстоятельства имеют место присутствовать. Пойду спать.

А жена подумал: «Не назначение ли Микояна пост Брежнева они отмечали?» Так шутит Валентина Ивановна и ведет мужа в спальню: «Ничего, до субботы оклемается. На дачу хочу к Лёве. В баньку его».

15 июля 1964 года Хрущев поставил на место второго секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева. Знал бы он, что всегда улыбающийся Брежнев скоро станет во главе заговора против него. А как Леонид Ильич славословил Никиту Сергеевича в апреле, когда прицеплял тому звезду Героя СССР?

В мае того же года Хрущев от щедрот своих присвоит звание Героя Советского Союза Президенту Египта Гамаль Абдель Насеру и маршалу Абдель Хаким Амеру. Позже мы узнаем, как Герой Советского Союза расправится с компартией Египта.

Приметы времени…

Иван Иванович утром следующего дня, а это был четверг, вышел к завтраку с видом нашкодившего щенка.

– Мать, – говорит он и не смотрит ей в глаза.

– Что, мать? Ты с такими обстоятельствами меня в могилу сведешь.

– Прости меня, Валя.

– А я на тебя, Ваня никогда не обижаюсь. Муж ты мне.

Анатолий в этот момент как раз развернулся с пробежки и слышал разговор родителей. Хорошая школа семейных отношений.

До субботы Иван Иванович не пил ни капли. Хотя и «обстоятельства» имелись. Товарищ увольнялся в запас.

– Жене обещал, друг мой, – объяснил товарищу Попову Иван Иванович.

Друг понимающе кивает головой. Жена для офицера больше чем жена. Она соратник. Она сестра хозяйка и медсестра, если нужно будет.

– Понимаю. Месяцок отдохну и пойду в военкомат, просить найти мне работу на гражданке.

И он пойдет, и ему найдут работу – начальником отдела кадров в НИИ, где я буду работать сначала младшим научным сотрудником, потом старшим, а позже и руководителем его. Но сие будущее. А пока я МНС.

Оформлять на работу меня будет тот самый офицер. О том, что он служил с отцом Толи Поспелова, я узнаю случайно.

Апрельский Ленинский субботник. Год 1972-ой. Накануне я сдал кандидатский минимум. Как не отметить?

В день рождения Ленина мы автобусом поехали на овощебазу. Настроение в коллективе прекрасное. По результатам первого квартала нам обещали выдать премию. Те из нас, кто был постарше и обременен семьей, тот копейку экономил. Мы же молодые и немного бесшабашные в счет предполагаемой премии решили после субботника устроить сабантуй. Не было среди нас, ни татар, ни башкир, но другого названия тому, что мы решили устроить, никто не нашел в русском языке.

Упаковка картофеля в сетки дело нехитрое. Но пыльное. Обчихаешься.

Немного усталые, немного испачканные, но жутко довольные собой мы обратились к руководству склада с просьбой организовать стол в подведомственном ему помещении.

– Мне-то что. Располагайтесь. Вы не мои рабочие. Им я запрещаю пьянствовать тут. Вы ученые. У вас свое начальство.

Тем начальством и был товарищ Попов. Он не только разрешил устроить пикник в помещении, но и сам присоединился к нам.

Дабы не размазываться по древу, перейду сразу с ходу сабантуя. Наш местный тамада Игорь Кралин после двух, трех рюмок предложил слово мне.

Горазд был я прилюдно поговорить. Недаром учитель литературы Прозоров Виктор Иванович отличал мой слог.

Не успел я перевести дыхание после спича, как одна девушка из числа находящихся в вечном поиске своей половики, воскликнула: «Браво, Поспелов! Я готова пойти за тебя».

В те дни мои думы были о Елене, с которой я только познакомился. Но чертик что во мне, подвинул меня ответить в тон девушке: «Премию получим. Скинемся и свадьбу отгрохаем».

В этот момент и проявился, ранее молчавший товарищ Попов.

– Товарищ Поспелов, Ваш отец не одобрил бы Ваш выбор.

Компания примолкла. За товарищем Поповым ходила слава человека «оттуда». Имеется в виду Большой дом.

Для людей, не знающих, какой особый смысл несет словосочетание «Большой дом», поясню.

Дом №4, который спроектировали три архитектора – А. И. Гегелло, Н. А. Троцкий и А. А. Оль, изначально предназначалось для Ленинградского Управления НКВД. Монументальное, построенное в актуальном на тот момент стиле конструктивизма, здание Большого дома выходило сразу на три городские магистрали. Общие коридоры и переходы соединяли его с соседним зданием – №6, и со старой царской тюрьмой «Шпалеркой», ставшей Домом предварительного заключения. Переход между Большим домом и «Шпалеркой» в народе называли «мостик вздохов». Согласно неписаному тюремному «этикету», при встрече заключенных в этом коридоре одного из них конвоиры останавливали и поворачивали лицом к стене, чтобы избежать любого контакта. Тихие вздохи были единственным способом для заключенных показать свое присутствие.

В те годы, о которых идет речь, там было Управление КГБ СССР по Ленинграду и Ленинградской области.

Такое мое отступление.

С овощехранилища мы уходили «по одному». Сначала ушла пара, о которой в институте судачили все. Они любовники. Наиболее рьяные поборники нравственности предлагали обсудить и осудить их на профсоюзном собрании.

От себя замечу, песню Галича «Товарищ Парамонова» скоро будет петь вся «передовая часть интеллигенции»

Я слушал эту песню с двойственным ощущением. Много раз мне приходилось участвовать в партийных и профсоюзных собраниях, но ни разу не наблюдал, чтобы хотя бы один человек покидал собрание ради сарделек в буфете: «Ну, как про Гану – все в буфет за сардельками, Я и сам бы взял кило, да плохо с деньгами, А как вызвали меня, я свял от робости, А из зала мне кричат – давай подробности!»

Последними за ворота с вывеской «Овощебаза №5» я выходил с товарищем Поповым…

В гости ко Льву Родионовичу Груздеву вся семья поехала вечером в субботу. Иван Иванович мог бы в поселок Горская поехать в гости к другу и на служебной машине, но он считал, машина дана ему командованием для служебных поездок. Исключительно для служебных. И точка!

Предусмотрительная Валентина Ивановна взяла в дорогу термос с горячим чаем и бутерброды с сыром. Пускай, дорога не так долга. Но она знает, как только сядут в поезд, у мужчин проснется аппетит. Не успели выехать за городскую, черту как Толя мечтательно произнес: «Хорошо бы сейчас выпить чашечку чая».

Твой час, мама Валя!

Как вы думаете, сколько времени потребуется для опорожнения двухлитрового термоса и поглощения девяти бутербродов с сыром?

– Лев сильно расстроится, – томно говорит Иван Иванович.

– Это почему же, Ваня? – усмехаясь, Валя.

– Он и жена его готовят нам роскошный стол.

Все сошлись на одном – перед тем как сесть за стол, надо совершить прогулку к заливу.

Лев Родионович встречал гостей на обочине шоссе с собакой.

– Рад приветствовать вас на нашей земле, – так шутливо сказал отставной полковник. Пес зарычал. Не зло. Лениво как-то. Для приличия. После обычных объятий и рукопожатий процессия двинула в сторону домов, что стоят в ряд по шоссе.

– Зная, Валя твое искусство кормить мужчин везде и при любых обстоятельствах, рискну предположить, что Ваня и Толя прилично заправились в электричке. Потому предлагаю прогуляться к заливу.

Прибывшие гости переглянулись – что мы говорили.

Пока Лев Родионович и его гости гуляют по берегу залива, поделюсь своими воспоминаниями о тех временах, когда жены пытаясь образумить или, не дай бог, вернуть мужей писали в парткомы, профкомы.

Вернусь к песни Галича «Гражданка Парамонова» о неверном муже, который гулял с Нинкою.

В скобках замечу, что как расшифровывается псевдоним Галич, я узнал лишь в конце восьмидесятых годов двадцатого века.

Настоящие фамилия, имя и отчество поэта, драматурга Гинзбург Александр Аронович. Взяв первые буквы аббревиатуры, поэт стал Галичем.

Если я после окончания пошел «в науку», то мой хороший приятель ушел на производство. Я не отношу себя к поколению «шестидесятников». И Гена был человеком практичным. Ему были далеки экзальтированные переживания. Но и все «человеческое ему было не чуждо». Он женился раньше меня, и, когда нам удавалось посидеть где-нибудь за кружкой пива, оба любители этого пенного напитка, то он с таким восторгом рассказывал о семейной жизни, что становилось даже завидно.

Когда меня судьба осчастливила браком, и мы с Леной стали жить под одной крышей, как законные муж и жена, я, вспоминая восторженные речи Геннадия, подумал: «как различно у людей восприятие одного и того же события?

Было немного странно, вообще, слушать восторженные речи Геннадия, если вспомнить кто его родители. Отец простой шофер. Мать работница на текстильной фабрике.

Геннадий успешно продвигался по карьерной лестнице. Его работу отмечало начальство. О нем хорошо говорили с трибун собраний. Но настал тот момент, о котором поется в песне Галича. Влюбился наш женатый Гена. По уши влюбился. Жена пишет во все инстанции: «мой муж подлец, он изменил мне. Верните мне мужа». Парадоксы того времени.

Ныне обманутые мужья (жены) в парткомы не пишут. Странно было бы услышать, что какой-то член партии Жириновского написал ему письмо с просьбой пропесочить изменившего (ей) мужа (жену) на собрании. Нет. Теперь эти вопросы выносятся на более широкую аудиторию. И трясут грязным бельем в студиях на разных ток-шоу. На потеху обывателю.

Приметы времени…

Дом отставного полковника Груздева построен из наисовременнейшего строительного материала, из блоков шлакобетона. Поверх этих блоков, он оштукатурен, и покрашен в цвет голубого неба. Та, во всяком случае, было написано на этикете банок.

Веранда выходила на залив. Там и накрыла стол жена Льва Родионовича Ядвига Карловна.

Свою будущую жену польскую девушку тогдашний капитан, командир роты Лева Груздев в буквальном смысле этого слова отбил у немцев. Его полк брал крупный город Пинск в июле сорок четвертого года. Ядвига оказалась там в сороковом году, когда родители её бежали от немцев на Восток.

Если бы не маршал Рокоссовский не быть этому браку.

Прогулка по берегу залива вернула аппетит мужчинам. Валентина Ивановна никогда не бывает голодной. Так она утверждает. Валентина Ивановна принадлежит к тем женщинам, который, зайдя к Вам в дом, скажут: «Я на минутку. Даже шляпки снимать не буду», и проведет у Вас весь день.

Смотрю на стол. Какое пиршество яств. Отменно постаралась Ядвига. Тут и блюда русской кухни, и грузинской. Было бы странно, если бы я не увидел блюда польской кухни. Напрягаю память. Точно. Это заварные пирожки с окороком. А рядом судак по-польски.

А теперь, отступив от правил приличий, посмотрим, как кто ест. Толя с молодым задором поглощает почти все подряд. Отец его солидно переходит от одного блюда к другому. Ядвига рада: «Ешьте, ешьте. На горячее бигус будет». Кто бы сомневался. Интересно, что Ядвига предложит на десерт? Говоря по-простому, на сладкое. Не ошибусь, если это будет маковник.

Что же наша Валентина Ивановна? Курица по зернышку клюет. Валентина, не торопясь, тщательно пережевывая каждый кусок, поедает все блюда. «Я никогда не бываю голодной». Помните?

Лев Романович не был бы Львом, если бы трапеза проходила «всухую». Нет. Пили не польскую водку Выборова (Wyborowa). Или Собески (Sobieski), а нашенскую русскую «Столичную».

Признаюсь, польскую водку Wyborowa я пил. Пока гости наслаждаются сочным бигусом, я расскажу, при каких обстоятельствах мне выпало пить польскую водку. В семьдесят седьмом году я был назначен на должность заместителя директора института. Первым замом по науке служил пожилой доктор наук. Я же «просто» зам.

В отделе науки горкома партии мне напрямик сказали: «Товарищ Бродский стар. Ему пора на заслеженный отдых. У Вас на выходе докторская диссертация. Защитите, место зама по науке Ваше», говоривший усмехнулся и закончил речь, – «А там один шаг и до директорского кресла».

Елена, как и полагается жене, узнав об этом разговоре, выразила сочувствие пожилому человеку.

– В субботу мы устраиваем прием по случаю твоего тридцатилетия. Пригласи его.

Пригласил. Умный русский поляк ответил на мое приглашение с хитрецой.

– Молодой человек. Если бы Вы не пригласили меня на свой юбилей, я бы усомнился в своих умственных способностях. Хотите подсластить пилюлю? Неужели я не понимаю, что Вас назначили с перспективой занять мое место. Приду обязательно. По институту ходят легенды о красоте Вашей супруги, – усмехнулся в свои рыжие от табака усы, – Отобью её у Вас.

Евгений Капитонович пришел к нам в гости. Но не в тот день, когда я отмечал свое тридцатилетие, а спустя неделю. Принес букет цветов, жуткий дефицит тех лет, и бутылку польской водки.

– Детям мороженое, бабе цветы, – проговорил он без улыбки цитату из кинофильма режиссера Гайдая.

Мы мило провели вечерок. Евгений Капитонович веселил мою жену анекдотами, изощрялся в комплиментах. То и дело подмигивал мне – уведу ведь, уведу.

Когда Лена подала кофе и, сославшись на неотложные домашение дела, вышла из столовой, Евгений Капитонович заговорил другим тоном.

– Я, молодой человек готов уйти на заслуженный отдых. Отдыхать, естественно не буду. Меня приглашают читать курс лекций в ВУЗ. Вы станете хорошим замом по науке. Но предупреждаю, наши столпы науки уже распускают слухи о том, что Вас не просто так назначают на руководящие посты. Вы, по версии одних, племянник шишки из Москвы, по версии других, Вы просто взяткодатель. Зависть самое мерзкое чувство. Отелло задушил Дездемону из ревности? Ни черта подобного. В корне зависть. Помнит, как у дома сенатора Брабанцио венецианский дворянин Родриго, безответно влюблённый в дочь сенатора Дездемону, упрекает своего дружка Яго за то, что тот принял чин поручика от Отелло, родовитого мавра, генерала на венецианской службе. Известно классическое высказывание Александра Сергеевича Пушкина: «Отелло от природы не ревнив – напротив: он доверчив».

Такая трактовка пьесы Шекспира меня несколько удивила. Пройдет немного времени, и я пойму, как был прав русский поляк Бродский Евгений Капитонович. Завистники завалят кляузами все инстанции. Тогда шутили: «Пишите в Сочинский горисполком». Только туда завистники не догадались послать подметное письмо.

Я отмечаю приметы времени. Но есть вещи, существующие во все времена.

После сытного раннего ужина было решено объявить тихий час.

– Мы с Ядигой почти не спали ночью. Все к вашему приезду готовились, – шутит Лев Родионович, и жена вторит ему.

– Так ждали. Так ждали.

– Мы тоже почти не спали, – лукавит Валентина Ивановна и мужчины её не поправляют. Потому что спать хотят.

– Тогда объявляю по части тихий час. Ядвига, покажи гостям, где они смогут отдохнуть.

После тихого часа гости гуляли, где кто хотел. Анатолий играл с собакой на берегу залива. Лев Родионович и Иван Иванович уединились в гараже. Лев показывал гостю свою машину.

– Нам в часть пришла разнарядка на машины. Представляешь, на немецкие Мерседесы.

– Трофейные, что ли? – удивляется Лев Родионович.

– Новые. Из Западной Германии. Говорят, это заслуга Родиона Яковлевича.

– Узнаю полковника Малино, – Лев Родионович напомнил об испанском прошлом министра обороны Родионе Яковлевиче Малиновском.

– Единственный министр обороны Союза, награжденный французским орденом Военный крест с серебряной звездочкой, – проявил эрудицию и полковник Поспелов.

– Покупай.

– Лев Родионович, что ты говоришь? Чтобы я на старости лет шофером стал.

Товарищи вышли из гаража, и попали в руки женщин.

– Лев, ты со своей машиной совсем спятил. Ездить, не ездит. А как кто к нам зайдет, так обязательно в гараж его тащит.

Знала бы ты, жена, что муж твой в гараже не автомобилем хвастает, а кое-чем гостя потчует. Одному как-то не с руки пить.

– Мы уже ужинали, а кушать-то хочется, – Ядвига ушла в дом.

То ли воздух тут такой, то ли другой какой-то фактор, но всем очень хочется кушать. Всем, это двум супружеским парам. Хочет ли кушать Анатолий, сказать ничего не могу. Он с собакой на заливе.

Женщины ушли в дом, готовить стол ко второму ужину.

– Анатолий совсем взрослым стал, – с оттенком зависти говорит Лев Родионович.

– С виду взрослый, а по мозгам дитя. Устроился на завод № N. Учеником слесаря.

– Хороший завод. У меня там старый друг трудится. Обеспечим надзор, и все будет в порядке.

– Я не беспокоюсь. Парень принял здравое решение. Мать сильно волнуется. А какое у неё сердце сам знаешь.

– Обеспечим, – сказал Лев Родионович, но что именно, сказать не успел. Позвали к столу.

– Надо Анатолия позвать.

– Позовем, Ваня, – весело говорит отставной полковник. Берет два пальца в рот и разражается пронзительным свистом.

Первым прибегает пес. Язык набок. Тяжело дышит.

– Замотал тебя, Мичман, Толя?

Анатолий лишь головой мотает.

– Мы с тобой сухопутные вояки. А пес у тебя моряк. Почему?

– Ваня, Ваня, это водолаз. Порода такая. По-ихнему это ньюфаундленд.

Создается впечатление, что оба полковника «ходят вокруг и около». Хотят обсудить и решить важный вопрос, но отчего-то не решаются.

Могу предположить, что товарищ Поспелов хочет попросить друга воздействовать на сына в том направлении, чтоб тот все-таки подал документы в ВУЗ. Время еще есть. А товарищ Груздев, услышав, как друг относится к выбору сына, не решается предложить свою помощь в том, чтобы Анатолию отказали в приеме на работу на заводе № N.

Поздний ужин. Кто это сказал: отдай ужин врагу? Еще чего! Такой ужин, и отдать кому-то?

Если я начну описывать те блюда, что стояли на столе, то опасаюсь, вы изойдете слюной.

– Ядвига! Ты поразила меня в самое сердце, – говорит Иван Иванович, потирая не область сердца, а живот.

– А гладишь живот, – смеется хозяйка дома, – Вы с Львом пойдите на двор. Погуляйте.

Белые ночи. Зачем я упомянул о них, если всякому ясно, где действо происходит? Поясняю. Туалет есть в доме, но какой мужчина откажется исполнить малую нужду на свежем воздухе?

Трудность заключалась в том, чтобы найти укромное место в темном месте. А где его найдешь в белые ночи?

– Лев! Ты на атасе, – командует действующий полковник отставнику, – Дашь знать, если кто появится.

– Добро. Свистну, если кто сунется.

Ни хозяин, ни гость не знали, что Мичман пристроился поодаль.

Кто бы мог предполагать, что и младший Поспелов захочет проделать процедуру опорожнения мочевого пузыря на свежем воздухе.

Лишь скрипнула дверь, раздался свист. Мичман одним прыжком валит на землю Ивана Ивановича. Как бы ни был храбр боевой полковник, но такой атаки он с расстегнутыми брюками не выдержал. Крик о помощи огласил двор.

– Отец, держись! – кричит Анатолий и бросается сломя голову.

Лев Родионович растерян. Он никак не ожидал такой реакции от своего пса. В отличие от полковника в запасе товарища Груздева, бывший школьник Толя Поспелов не растерялся. Командным колосом он приказал собаке: «Фу! Мичман!», и тот послушался.

– Чем вы там занимаетесь, товарищ мужчины? – на крыльцо вышла Ядвига. От воплей мужа Валентине Ивановне стало плохо.

Угомонившись сами и успокоив собаку, мужчины вернулись в дом. Как ни старалась не показывать вида Валентина Ивановна, что ей плохо, муж это заметил сразу. Да и запах корвалол выдавал.

– Надо ехать домой, – такое весьма спорное предложение высказал Иван Иванович.

– И куда ты повезешь жену в ночь? – Ядвига сердита.

Было решено, переночевать тут, а утром решить, ехать в город или нет.

– Валя и я будем спать вместе в нашей со Львом спальне. А вы, мужчины располагайтесь, где хотите. Лев! Обеспечь народ постельным бельем, – командует жена бывшего командира полка.

Ночь прошла спокойно.

Баню решили не устраивать. Позавтракали скромно. Плохое самочувствие Валентины Ивановны подействовало на всех угнетающе.

– Есть электричка в двенадцать пятнадцать, – посмотрел расписание Лев Родионович. Оглядел всех и обратился лично к Ивану Ивановичу, – пройдемся к заливу, Ваня.

Толя порывался пойти с ними. Но отставной полковник резко пресек этот порыв; «С мамой будешь».

С моря дул ветер, неся на берег пологие волны. Те прибивали к берегу водоросли, стебли тростника и другой мусор.

– Присядем, Ваня, – Лев Родионович расстелил на валуне припасенную тряпицу. Достал фляжку и бумажный пакет, – Со стола стащил.

Водку мужчины пили из маленьких мельхиоровых стаканчиков. Пили, отвернувшись от порывов ветра. Тот уже гнал песок.

– Быть нагонной волне. В Питере опять наводнение будет, – аккуратно отправив в рот крошки хлеба, сказал Лев.

Иван Иванович молча согласился. Его волновало состояние здоровья жены. Лев Родионович понимал состояние друга. Он специально привел того сюда, подальше от глаз и ушей своей и товарища жены.