Дневник идеальной жены Доманчук Наталия

© Наталия Доманчук, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

История одного убийства

– Да не люблю я ее, понимаешь? Не-люб-лю! – раздраженно по слогам произнес Игорь и отвел глаза в сторону.

Алька опустила голову и заплакала. Игорь обнял ее за плечи:

– Ну не могу я перечить отцу, ну как ты не понимаешь, Аленький?

– Почему у меня нет богатого отца, как у Таксы? И зачем твоему отцу понадобились ее деньги? Он их с собой на тот свет забрать хочет?

– Да причем здесь деньги?

– А что тогда? Зачем ему нужен этот брак? Неужели ты думаешь, я не понимаю из-за чего он заставляет тебя жениться на ней?

– Такса любит меня…

– А я, значит, нет?

– Она ему как дочь. Он ее знает с пеленок… Ну чего ты, ну не плачь. Я с ней уже поговорил, все объяснил. У нас будет фиктивный брак. Она согласна.

Алька кивнула и вытерла слезы:

– Конечно, она согласна. Жить то вы будете вместе, на даче у отца. Спать будете в одной комнате…

– Отцу осталось три месяца. Максимум – три месяца. Я должен быть возле него. Как он умрет я сразу разведусь с Таксой и мы поженимся. Обещаю тебе. Хочешь, поклянусь?

– Нет, не хочу.

– Нужно только подождать? Всего три месяца!

– Всего три месяца? Всего? Рядом с женщиной, которая боготворит тебя?

– Но я ведь ее не люблю!

– Это не важно. Она тебя любит. За двоих.

– Глупости все это. Любить надо за себя.

– Ты это делаешь из-за денег?

Игорь обречено вздохнул, с видом мученика поднял руки к небу и умоляюще посмотрел на Алю.

Но она не смутилась и только повторила свой вопрос.

– Ты это делаешь из-за денег?

Игорь присел на стул.

– Это отличный старт. К тому же клиенты отца. Тебе не придется покупать ложки, вилки, стаканы. У тебя все это уже будет. Будет своя квартира, можем даже домработницу оставить, чтобы ты не мыла посуду и не прибиралась в доме.

– А я хочу покупать ложки и вилки. Хочу мыть посуду, хочу убирать в доме. Хочу воспитывать наших детей, – у Альки опять задрожали плечи.

– Я обещаю тебе – у нас все будет хорошо. Надо только потерпеть, хорошо?

Алька уткнулась в его плечо, навзрыд зарыдала и смирилась:

– Да.

***

Аля сидела у себя в маленькой комнатке, укутавшись в мохнатый плед, просматривала фотографии и вспоминала, как она познакомилась с Игорем. Так банально: подошел, представился, и сразу залез в самую серединку ее сердца. Она прижала к себе альбом и представила, как сейчас на даче, он, ее Игорь, сидит за одним столом с Таксой. Как домработница подает ароматные котлеты, плавятся бархатные, душистые свечи, и как Такса смотрит на него влюбленными глазами. Ей стало не по себе. Она набрала его номер и замерла. Длинные гудки разрывали ее веру на куски. Она с ненавистью кинула телефон на пол и зарыдала. Он бросил ее. Сейчас это уже очевидно даже ей. Три дня не звонил. Такса добилась своего. Какое все-таки подходящее прозвище у нее. Ее так прозвали из-за фамилии Таксович, но она, на самом деле, очень напоминала таксу: маленькие черные пугливые глаза – бусинки, курносый, суетливый носик, длинное туловище и маленькие короткие ножки. Она очень добрая, любезная, была у Альки в гостях всего три раза, но каждый раз бросалась к раковине помыть грязную посуду. Вся такая хорошенькая, вся такая правильная, ласковая.

Раздался звонок домашнего телефона. Сердце бешено забилось, Алька бросилась к нему, подняла трубку.

– Аленький, это я.

– Ты не звонил мне три дня. Три дня! – не справившись с эмоциями, закричала Алька.

– Я все время был возле отца. Он умер.

– Мне очень жаль… – все, что смогла выговорить Алька.

– Я завтра вечером приеду. Жди.

Зажав трубку в руках, как будто какой-то бриллиант, Алька присела на корточки и прошептала коротким гудкам:

– Ну вот и все. Конец мучениям. Семь месяцев, двадцать три дня и четыре часа. И сейчас он свободен.

Потом вскочила, как сумасшедшая, запрыгала по комнате, разбрасывая на ходу вещи, и закричала:

– Он свободен! Мой Игорь свободен!

Потом, утопая в горячей, душистой ванне, Аля ощущала себя блаженно невесомой и счастливой, она даже почувствовала приятный привкус счастья, тягучий, как кофейная конфета. Солнечная, неуловимая энергия любви опьяняла и наполняла ее. Она даже устыдилась, что совсем недавно, каких-то три часа назад, думала о том, чтобы убить эту любовь. Хотя она прекрасно знала, что любовь нельзя убить, что она как Ванька-встанька, у которой есть какая-то специальная деталь, которая все время поддерживает его. Так и в любви – она будет всегда. Любовь – вечна!

***

Весь день Алька готовилась к встрече. Сколько они не виделись? Она подошла к календарю, посмотрела на зачеркнутые, будто мертвые дни. Семнадцать. И три последних дня она даже не разговаривала с ним. Но сейчас все будет по-другому. Она приготовила ужин, накрыла на стол, вытащила из серванта вазу – он обязательно принесет ей цветы. Они сядут здесь, на тесной кухоньке и будут говорить, говорить, говорить…

Позвонили в дверь и она бросилась навстречу своему самому любимому человеку. Открыла, и чуть не упала в обморок. На пороге стоял Игорь с Таксой. Он аккуратно пододвинул ошарашенную Альку, и зашел в квартиру.

– Я специально пришел с Таксой, чтобы ты не сомневалась в том, что я тебе сейчас скажу.

Такса прятала глаза, смотрела в пол и как-то отрешенно, но загадочно счастливо поднимала уголки своих тонких губ. Игорь что-то говорил про договор с отцом, клялся, что любит только Альку, ее одну, указывал руками то на Таксу, то на Альку, просил подождать еще пару месяцев, взад-вперед ходил по коридору и убеждал, убеждал. Только кого, Алька никак понять не могла. Очередной раз, посмотрев на блаженную, чуть скрытую улыбку Таксы, на ее огромный живот, который она прикрывала руками, она открыла входную дверь и, обращаясь к Игорю, процедила:

– Пошел вон!

***

Любовь прожила менее суток. Всю ночь она кричала, билась слезами об подушку, но к утру началась агония и вскоре она умерла.

Алька похоронила ее рано утром, в ближайшем кафе. Она потушила об нее окурок и, улыбаясь первым лучам солнца, вышла из накуренного помещения.

Чертова игра

Мы жили с ней в одном доме, в одном подъезде: я на втором этаже, она на пятом. Она была из неблагополучной семьи, как у нас любили говорить. Её отец часто входил в запои, нигде не работал и поговаривали, что он связан с криминальным миром, мать тоже была любительницей спиртного, работала дворничихой и мыла подъезды. Её, как и маму назвали Светой, но, наверное, боясь быть хоть в чем-то похожей на мать, она называла себя Веттой. Друзей в школе у неё не было. Может из-за родителей, но скорей всего она сама не стремилась заводить их.

Ветта была очень красивой. Я бы даже сказал необыкновенной. Да, я знаю, что это определение избито, но это действительно было так: белоснежная бархатная кожа, голубые, нет, васильковые глаза, небольшой немного курносый носик, слегка полноватые губы и темные прямые волосы. Она училась на отлично, красиво рисовала, была очень опрятной. В школу, вместо формы, носила короткую синюю юбку и мужскую рубашку. Девчонки одноклассницы побаивались её, а она держалась холодно как с ними, так и с мальчишками. Я знаю, что несколько девчонок пытались склеить с ней дружбу, но она все «Выходи вечером во двор» пресекала фразой: «Я занята». А мальчишкам вообще не давала никаких поводов даже просто подойти и заговорить.

Первый раз она обратилась ко мне в девятом классе. Мы собирались бежать стометровку, я разминался, она подошла и сказала:

– Если ты прибежишь первым, я сегодня приду к тебе в гости.

Я не знаю, чувствовала ли она, что нравится мне, чтоб делать такие смелые заявления, но стометровку я пробежал первым.

Потом еще около часа я крутился в школе, искал её, но так и не найдя поплелся домой. На ступеньках, рядом с моей дверью сидела Ветта.

– Ну, сколько можно тебя ждать? Надеюсь, родителей нет дома? – спросила она.

Я помотал головой, что нет, открыл ключом дверь и пропустил её вперед. Она прошла и сразу направилась в спальню родителей. Я пошел за ней, стал в проеме двери и смотрел как она раздевается.

Она сняла сначала рубашку, оставаясь по пояс голой, но не спешила снимать с себя остальную одежду: подошла к зеркалу, слегка запрокинула голову, обнажив длинную, тонкую шею, расстегнула серебряную цепочку с крестиком, положила на трюмо, взъерошила волосы, стала снимать юбку, потом трусики. Обнаженная она подошла ко мне, немного склонила голову и спросила:

– Надеюсь тебя уговаривать не надо?

Пока я мотал головой, давая понять, что уговаривать меня не придется, и быстро снимал с себя одежду, она прогуливалась по спальне, касаясь рукой портьер и стен, как будто никогда этого не видела и хотела узнать, какие они на ощупь. Стесняясь, я нырнул в кровать и накрылся одеялом. Она стояла спиной ко мне и указательным пальцем водила по искусственным цветам, которые стояли в большой хрустальной вазе. Потом повернулась ко мне лицом, подошла к кровати, откинула в сторону одеяло, без смущения оценив все мои выпирающие органы, улыбнулась и стала нежно меня целовать.

Я очень хорошо помню эти ощущения моего первого сексуального контакта. Когда прелюдия, по её мнению, была закончена, а я, все еще, как болван, лежал на спине и боялся пошевелиться, она легла рядом и спросила:

– Боишься?

– Нет, – ответил я и лег на неё, – Ты девственница?

Она кивнула.

– Почему ты выбрала меня? – опять поинтересовался я.

– Ты много задаешь вопросов. Займись лучше делом.

И я занялся. Я все ждал, что она сейчас закричит или заплачет. Почему-то у меня были именно такие ассоциации с потерей девственности, но ничего такого не происходило. Она только то целовала меня жадно, как будто прощаясь навсегда, то брала руками мое лицо и целовала урывками в щеки, в лоб, потом опять нежно и сладко в губы, не давая глубоко вздохнуть.

Когда все закончилось, она встала и начала медленно одеваться.

Я молчал. Я совершенно не знал, что надо говорить в таких случаях, да и говорить особенно не хотелось.

Даже не взглянув на меня, она оделась и покинула спальню. Хлопнула входная дверь, а я все лежал и думал, что будет дальше?

На следующий день она в школу не пришла. Потом были выходные.

Я весь извелся. Я так переживал, что меня стало ни с того ни сего кидать то в жар, то в холод. Суббота и воскресенье тянулись мучительно долго. Я несколько раз выходил погулять и посмотреть на её окна, несколько раз поднимался на пятый этаж, прикладывал ухо к двери и прислушивался к шагам.

Она пришла в школу в понедельник, даже не взглянув на меня, уселась за последнюю парту и уткнулась в учебник.

Я старался не поворачивать голову и не смотреть на неё, но ничего не мог с собой сделать. Я написал ей записку, в которой сообщил, что буду ждать её в пятницу, подробно написал, что моя мама работает каждый день с утра до пяти, кроме субботы и воскресенья, а отец по сменам. Я объяснил, что мы сможем встречаться только два раза в неделю, когда отец работает с утра. На этой неделе выходила только одна встреча: в пятницу.

Я отдал ей записку на перемене, а сам сбежал с уроков домой.

Как я дожил до пятницы, не помню. Я забросил все уроки, во время занятий я постоянно пялился на неё, а в голове у меня было только оно слово, вернее имя: Ветта.

Но в пятницу она опять не пришла в школу и у меня началась паника. Я сбежал со второго урока. Мимо своего этажа смело поднялся на пятый и позвонил в дверь. Она открыла, посмотрела мне в глаза, и улыбнулась:

– Пойдем, – сказала она, взяла меня за руку и мы направились ко мне домой.

Во второй раз мне понравилось еще больше, чем в первый. Я накинулся на неё как голодный зверь на жертву, она только слегка ухмылялась, но не сопротивлялась.

Получив удовлетворение один раз, мне захотелось еще, но она меня слегка оттолкнула, встала с кровати и подошла к окну.

– Я хочу еще. Иди ко мне, – попросил я.

Она села на подоконник и сказала:

– Если первым на остановку придет автобус – будет тебе второй раз. Если троллейбус – я пойду домой.

Я вскочил, как ненормальный, подошел к окну и стал вместе с ней наблюдать.

К остановке подъехал автобус. Я улыбнулся и потянул её в кровать.

На следующей неделе звезды, а вернее расписание папиной работы не дали возможность нам встретиться. Всю неделю я пожирал её глазами в школе, а дома жил воспоминаниями её девичьей груди, её запаха, её бархатной кожи.

А она делала вид, что ничего между нами не было, и не обращала на меня никакого внимания.

На следующей неделе выпадало целых два дня свидания.

В понедельник я ушел после уроков и стал ждать её у двери, подглядывая в глазок каждые пять секунд. Она остановилась возле моей двери, улыбнулась в глазок, я открыл, она прошла в спальню, стала раздеваться, но, сняв только рубашку, опять подошла к окну и сказала:

– Если из первой из маршрутки выйдет бабушка – я останусь, если бабушки не будет – я пойду домой.

Меня всего колотило. Может от обиды, а может оттого, что я чувствовал, что бабушки в маршрутке не будет.

Первым вышел мужчина.

Ветта пожала плечами, надела рубашку и хлопнула дверью.

Я разревелся. Мне было стыдно и обидно за себя, что я не могу с собой совладать, что я во всем подчиняюсь ей, и что я ничего не могу с этим поделать. Еще я очень четко понимал, что я люблю её. И люблю очень сильно.

Вечером у меня поднялась температура, и на следующий день я в школу не пошел. Она позвонила в дверь около трех часов дня.

Я валялся в кровати, и как был, в одних трусах пошел открывать дверь.

Она опять прошла в спальню. Я поплелся за ней и сел на кровать.

Она разделась полностью, демонстрируя свою шикарную фигуру, и я уже подумал, что не будет никаких «если», а даже если и будет, то не сейчас, а чуть-чуть попозже. Но я ошибся.

Она села на подоконник, специально слегка раздвинула ноги, дразня меня, и сказала:

– Троллейбус – да, автобус – нет.

У меня не было сил подходить к окну и следить за расписанием городского транспорта. Я сидел на кровати, чуть опустив голову, как во сне, и только спустя пару минут услышал, как хлопнула входная дверь.

Если вы думаете, что я не старался выкинуть её из головы – то вы ошибаетесь. Я запретил себе думать о ней. Я носил с собой учебник по литературе, и как только я начинал о ней думать, я открывал его и читал. Абсолютно не запоминая ни единого слова. Дома я читал вслух, громко, отгоняя мысли о ней. На уроках читал про себя и прикладывал огромные усилия, чтобы не смотреть на неё.

Во вторник, в день очередного свидания я задержался в школе. Когда я поднялся на второй этаж, она сидела на ступеньках и ждала меня.

Я открыл дверь, она вошла в спальню, на ходу снимая рубашку. Увидев, что я не спешу раздеваться, она подошла ко мне, начала меня целовать и раздевать. Сняв с меня рубашку, она коснулась языком шеи. Сняв с меня брюки и нижнее белье, она повернулась спиной и прижалась телом. Я обнял её, но она резко отстранилась и подошла к окну.

Я пошел за ней и попросил:

– Пожалуйста, не надо. Я очень хочу тебя.

Она усмехнулась:

– А ты думаешь, я не хочу тебя?

– Тогда зачем ты это делаешь? – Не понял я.

– Долго объяснять. Ладно. Возьми меня.

И я взял её. Она откровенно отвечала на все мои поцелуи, но когда я захотел её второй раз, отстранилась и кивнула на окно.

– Зачем ты это делаешь? Ты можешь мне объяснить?

– Мне так нравится, – она пожала плечами.

– Что нравится? Мучить меня?

– Нет. Мне просто нравится эта игра.

– Это не игра. – Возразил я. – Это бред. Самый настоящий бред.

Я получил порцию лакомства и решил, что стал героем. Я понимал, прекрасно понимал, что поступаю неправильно и очень буду об этом жалеть, но злость взяла вверх:

– Одевайся и проваливай, поняла? И больше я не хочу тебя здесь видеть. Никогда.

Она не ожидала такого поворота и с удивлением смотрела на меня.

Я встал с кровати, швырнул ей в лицо одежду и подошел к окну.

– Значит, говоришь, игра такая? Хорошо. Значит так, первый подойдет автобус – я тебя изнасилую, троллейбус – ты собираешь вещички и уматываешь.

Через пару секунд к остановке подъехал троллейбус.

– Все, иди домой. Тебе повезло.

Она встала, оделась и ушла.

Я все еще смотрел в окно и думал о том, что натворил.

Думал долго, вспоминая все детали: её взгляд, её мимику, фразы, поцелуи, которые были настолько откровенными, что не могли быть фальшивыми.

К выходным у меня была готова теория, что игра, в которую она играет, на самом деле имеет место быть. И я даже готов в неё играть, только при условии, что я буду ведущим, а не она. Так я чувствовал себя не таким униженным, и мог удержать ситуацию под контролем. И так, я мог ей доказать, что игра эта – настоящий бред.

Только тогда, когда она не получит конфету, которую минуту назад ей показывали, дразнили, обещали угостить, а потом спрятали за спину и не дали, объяснив тем, что автобус пришел на остановку раньше троллейбуса, только тогда она поймет, что это глупая и бестолковая игра.

На следующей неделе встреча должна была быть в среду. В школе я приложил все усилия, чтобы не смотреть на неё и мне это удалось. Я шутил, специально заигрывал с другими одноклассницами и совершенно не замечал её.

В среду ко мне домой она не пришла.

Я уже несколько раз проклинал себя за то, что так поступил, но в четверг получилось так, что в подъезд, после школы, мы зашли вместе. Она шла одной дорогой, я с одноклассниками другой, но к подъезду мы пришли одновременно. Открыв двери и кривляясь «Только после вас, мадам» я пропустил её вперед. Сверху были слышны шаги. Кто-то спускался вниз. И я рискнул:

– Если спускается человек женского пола – ты идешь ко мне. Мужчина – сексу не бывать.

Она посмотрела на меня с тревогой в глазах, но кивнула.

– Здравствуйте, баба Тася, – поздоровался я с соседкой.

Мы пошли ко мне.

Она не раздевалась, чего-то ждала.

– Уговаривать надо? – спросил я, копируя её интонацию.

Она стала медленно расстегивать пуговички на рубашке.

Я подошел к окну.

– Значит так. Предлагаю усовершенствовать твою игру. Сейчас подойдет маршрутка. Если первой выйдет женщина – ты будешь сверху. Выйдет мужчина – сверху буду я.

– А если ребенок?

– Тогда ты одеваешься и поднимаешься к себе на пятый этаж.

Я сразу очень пожалел о том, что придумал про ребенка, но назад дороги не было, и оставалось только молиться, чтобы первым оказался взрослый человек.

Подъехала маршрутка, и мы уставились в окно. Первым вышла женщина.

Я разделся и лег на кровать. Ветта еще немного посмотрела в окно и стала стягивать с себя юбку. Она начала с поцелуев. И закончила ими. Уже давно получив удовлетворение, мы лежали и целовались.

Мне было очень хорошо с ней, совершенно не хотелось её обижать, но и доказать ей, что её игра – бред очень хотелось.

– Хочешь еще? – спросил я.

Она ответила мне поцелуем и легла рядом, давая мне возможность побыть лидером. Я очень долго её целовал, опускаясь все ниже и ниже. Она металась по постели, сжимала простыни, стонала, и когда я почувствовал, что еще чуть-чуть и она взорвется, резко остановился и сказал:

– Как же я мог забыть про игру?

Она тяжело дышала и схватилась за меня руками:

– Ну, пожалуйста, еще, еще чуть-чуть, – простонала она.

– Нет, ну как можно? Сейчас, я быстро.

Я вскочил с кровати и подошел к окну.

– Вот, как раз маршрутка подъехала. Говори быстрей! Ветта, быстрей!

– Женщина – да, мужчина – нет.

– Извини. Мужчина.

Она чертыхнулась, стукнула руками по кровати и крикнула:

– Ты издеваешься!

– Я? Издеваюсь? Ну что ты! Я только принял твою игру, а ты меня уже упрекаешь?

– Ты издеваешься, – повторила она.

Я пожал плечами:

– Я просто пытаюсь играть в твою игру. И по правилам, заметь. Ничего не нарушаю. К чему обиды? В следующий раз, может тебе повезет.

Сегодня я был победителем. Я чувствовал, что держу ситуацию под контролем, и был очень доволен собой.

Последующие пару месяцев Ветта несколько раз пыталась взять инициативу в свои руки, но ей это не удавалась. Тогда она попыталась лечь на дно, делала вид, что я ей совершенно безразличен, несколько раз отказывалась и не приходила в назначенные дни, но потом срывалась и, когда получала свою порцию радовалась, как ребенок. Один раз, когда игра опять не сложилась, она сказала:

– Я сегодня же пойду в гости к Сергею. Уж он мне точно не откажет. – И стала натягивать колготки.

– Ну что ж, – ответил я, – к Сергею, так к Сергею. Значит, завтра мы с тобой не встречаемся. И на следующей неделе тоже. И вообще… Хорошо. Ты так решила. Пусть так будет.

Я знал, я был уверен на все сто процентов, что ни к какому Сергею она не пойдет, потому что она любила меня. Как кошка. Ловила каждый мой взгляд, каждый жест, наслаждалась каждой минутой, которую я, с барского плеча, дарил ей.

После этого её не было месяц.

Началась зима. Когда мужчина уверен в себе – это чувствуют и женщины. В меня влюбилась еще одна одноклассница Оля. Она строила мне глазки, пыталась сесть со мной за одну парту, просила помочь сделать домашнее задание. Я решил воспользоваться ею, чтобы подразнить Ветту и специально, перед началом урока, когда все были в классе, и когда она могла слышать, что я говорю, взял за руку Олю и громко сказал:

– Приходи сегодня ко мне. Я помогу тебе сделать домашнее задание. Родителей нет, они как раз на работе.

По лицу Ветты я сразу понял, что сделал глупость. Нет, она ничего не сказала, просто встала и вышла.

Я еле дождался окончание урока, и тихонько извинившись перед Олей, сказав, что у меня появилось срочное дело, побежал домой.

Ветта сидела на ступеньках. Я открыл дверь, она вошла в знакомую спальню и подошла к окну.

Но только когда она уселась на подоконник, я увидел у неё в руках пистолет.

– Если первый придет автобус – я застрелюсь, – спокойно сказала она. Троллейбус… – она задумалась, заглянула в мои испуганные глаза и спросила: – Если первый придет троллейбус что мне сделать?

– Где ты взяла этот пистолет? – тихо спросил я.

– У отца стащила. Так что мне сделать? – Опять спросила она, – Может убить тебя?

Я кивнул, что согласен. Не знаю почему, но я был уверен, что она не спустит курок. Я подошел ближе, уперся в ее колени и стал смотреть в окно.

С городским транспортом сегодня явно были какие-то проблемы. Она сидела на подоконнике, часто и тяжело дышала, и смотрела в окно. Я раздвинул её ноги, отобрал пистолет, кинул его на диван, и стал медленно расстегивать пуговицы на рубашке. Она подняла голову вверх. Я начал ласкать ей грудь, а потом резко вошел в неё. Она вскрикнула и прижалась ко мне. Я почувствовал на шее её теплые слезы и впервые услышал от неё «Я люблю тебя»

С того дня мы не скрывали наши отношения, постоянно держались вместе, ходили, взявшись за руки и, казалось, навсегда забыли, что еще недавно играли с такую странную и жестокую игру.

В начале десятого класса мои родители получили долгожданное разрешение на выезд в Израиль. Долгожданное для них, но не для меня.

Ветта, когда узнала, что я уезжаю, перестала ходить в школу. Она лежала дома, в кровати и тупо смотрела в потолок.

– Пойми, я очень хочу уехать. Очень. Но я приеду за тобой. – Уговаривал я её. – Как только мне исполнится восемнадцать, я вернусь, мы поженимся, и ты поедешь со мной, как моя жена.

Она мотала головой и плакала.

– Не веришь?

– Нет, не верю. Ты забудешь про меня. Женишься на какой-нибудь еврейской девочке. – И она опять начинала плакать.

– Хорошо. Ты не веришь мне? Тогда сделаем вот что.

Я взял её на руки и понес к окну.

– Мне ты не веришь. А игре своей поверишь?

Она смотрела на меня и не понимала, о чем я говорю.

– Если первой приедет маршрутка, и оттуда выйдет женщина с ребенком на руках, то ты поверишь, что я приеду за тобой?

Она кивнула и уставилась в окно.

Через пару минут к остановке подъехала маршрутка и первой из неё вышла женщина с маленьким ребенком на руках.

Ветта меня обняла и сказала:

– Я буду тебя ждать. Очень-очень.