Сезон охоты на людей Хантер Стивен
Он был поражен стремительностью ее реакции. Весь сценарий его стрельбы основывался на том, что женщина окажется полностью парализованной при виде того, как пуля разнесла грудь ее мужа. Она должна была впасть в ступор, и следующий выстрел оказался бы очень простым.
Женщина рванула своего коня с места чуть ли не в тот же миг, и он был изумлен тем, сколько пыли при этом поднялось в воздух. Нельзя учесть все на свете; так вот, он не принял в расчет пыль. Он не имел возможности выстрелить почти секунду, а потом, намного быстрее, чем он мог себе представить, женщина и ребенок с сумасшедшей скоростью помчались к каньону и к спасению.
Он испытал мгновенный приступ паники – никогда прежде с ним такого не случалось! – и отвел глаз от окуляра, чтобы взглянуть на удиравшую женщину невооруженным глазом. Она оказалась намного дальше, чем он рассчитывал, угол был нехороший, в воздухе висела пыль. Просто невозможный выстрел. А ведь у него оставались считанные секунды до того, как она и девчонка спрячутся в ущелье.
Он сразу же подавил страх, отложил винтовку и взялся за орудие, которое часто и хорошо помогало ему: бинокль «лейка» с лазерным дальномером. Стрельба на неизвестную дистанцию почти бессмысленна. Он навел прибор на женщину, и перед ним поплыли точные цифры. Вот она на расстоянии в 765 метров, а теперь уже в 770 и продолжает стремительно удаляться.
Его мозг все еще вычислял нужную поправку, а он уже отложил бинокль и не глядя взял винтовку, лежавшую с закрытым затвором выбрасывателем вверх справа от него Огромный опыт и врожденная способность к расчетам подсказывали ему, что он должен взять на добрых девять метров перед ней – нет-нет, девять было бы, если бы она двигалась перпендикулярно линии огня, а угол-то был острым, градусов этак сорок пять или пятьдесят, так что он возьмет поправку в семь метров.
Одно деление миллиметровой шкалы (волосяные линии в прицеле были размечены несколькими разными величинами) на таком расстоянии соответствовало приблизительно семидесяти пяти сантиметрам, и поэтому, прицеливаясь, он навел перекрестье на шесть миллиметров вперед и на миллиметр выше цели, так что фигура женщины касалась лишь самого края толстой части горизонтальной линии. Невозможный выстрел! Невероятный выстрел! Почти на восемьсот метров по быстро движущейся цели, под острым углом и сквозь густую пыль.
Винтовка отдала в плечо и возвратилась в прежнее положение, чтобы показать стрелку что-то непонятное. Он толком ничего не видел: лошадь упала, затем вскочила, яростно подскакивая и брыкаясь, и в воздухе плыла туча пыли.
Снайпер снова передернул затвор.
Где же она? Ребенок был совсем забыт; впрочем, это было не важно.
Снайпер вгляделся в пыль, затем отложил винтовку и взял бинокль, поле зрения которого было намного шире.
Так где же она? Попал ли он в нее? Находится ли она где-то там? Мертва ли она? Удалось ли ему со всем этим покончить? Он ждал, как ему показалось, несколько столетий и все это время не дышал. Ну наконец-то, вот она, раненная – он разглядел кровь на голубой рубахе – и еле движется от боли после падения. Но она не в шоке, не сдалась, не растянулась на земле, ожидая смертельного удара, подобно многим, впервые оказывающимся под неизбежной угрозой смерти. Она героически отступала от лошади и клубов пыли к краю уступа.
Легкая мишень. Стоит предпочесть ее девчонке, которая все равно ничего не значит.
Женщина была уже на краю.
Он навел бинокль прямо на нее и на мгновение увидел ее лицо, успел мельком заметить ее красоту. На него накатила было меланхолия; впрочем, его сердце было жестким и непреклонным, и он без труда отогнал непрошеное чувство. Снайпер нажал кнопку, чтобы послать в нее луч умного лазера, тот вернулся рикошетом назад и показал на маленьком табло: 795 метров. Снайпер знал, что ему нужно прицеливаться точно по центру и на одно деление ниже горизонтальной линии.
Он аккуратно положил бинокль, взял винтовку и увидел ее на том же месте: она просто стояла там, подстрекая его сосредоточиться на ней, чтобы дать тем самым своей дочери возможность скрыться в темном ущелье. Его прямо-таки тошнило от дурацкой храбрости женщины. И от безумной храбрости ее теперь уже покойного мужа его тоже тошнило.
Кто они такие, эти люди? Какое у них право обладать таким благородством духа? С какой стати они считают себя особенными? Кто дал им на это право? Он навел на середину ее фигуры первое миллиметровое деление, расположенное ниже горизонтали.
Одновременно с нажатием на спусковой крючок в нем ярко полыхнула вспышка ненависти.
Винтовка вздрогнула. Время полета пули – около секунды, может быть, чуть-чуть меньше. Пока 175-грановая пуля семимиллиметрового патрона «ремингтон магнум» чертила поперек каньона свою невидимую, непресекаемую трагическую параболу, у снайпера было несколько мгновений, чтобы разглядеть женщину. Собранная, спокойная, не сдающаяся до самого конца, она стояла выпрямившись, зажимая рукой свою рану. А потом она исчезла из поля зрения прицела; вероятно, пуля сбила ее с ног. Она скатывалась все ниже и ниже, поднимая пыль, пока не исчезла из виду.
Снайпер не чувствовал ничего.
Он сделал свое дело. Дело закончено.
Он сел и с изумлением почувствовал, что его белье промокло от пота. Он ощущал только пустоту, точно так же, как и тогда, когда в прошлый раз видел этого человека в своем прицеле, – лишь ощущение профессионала, закончившего еще одну работу.
Снайпер снова навел прицел на мужчину. Ясно, что этот ликвидирован. Очень глубокая и широкая рана, прямо-таки необъятная, это хорошо заметно даже с такого расстояния. Но тут он одернул себя. Такой живучий, такой здоровый, такой серьезный соперник. Зачем испытывать судьбу?
В этом было что-то нечистое, как будто он намеревался унизить кого-то, чуть ли не равновеликого себе. Но он снова уступил соображениям практичности: главным для снайперов являются не абстрактные соображения о чести, а выполнение работы.
Он передернул затвор, выбросив гильзу, и навел перекрестье прямо под подбородок, который так удачно подставил ему лежавший на спине выгнутый труп. При таком положении пуля пройдет прямо в мозг со скоростью 550 метров в секунду. Десятисантиметровая мишень на расстоянии в 722 метра. Еще один грандиозный выстрел. Он расслабился, чтобы успокоиться, потом в нужной степени напрягся, снова подвел перекрестье к выбранной точке и почувствовал движение спускового механизма. Прицел подпрыгнул и вернулся на свое место; труп дернулся и, казалось, снова окутался облачком пара, розоватого тумана. Ему уже не раз приходилось видеть такое зрелище. Выстрел в голову вышибает мозги в виде мельчайших капелек, похожих на туман. Этот туман почти сразу же рассеивается. И больше ничего, на что стоило бы смотреть или о чем имело смысл думать.
Снайпер поднялся и повесил винтовку на плечо. Собрал снаряжение (самым тяжелым оказался пятикилограммовый мешок с песком) и убрал в футляр бинокль. Внимательно осмотрелся в поисках следов своего пребывания здесь и нашел их множество: отпечатки тела и снаряжения в пыли, три стреляные гильзы, которые он подобрал. Он сломал ветку с куста и с ее помощью разровнял пыль там, где находилась его огневая позиция, разметал взад и вперед, пока не убедился, что ничего больше не осталось. Ветку он бросил в пропасть и не спеша пошел прочь, стараясь не наступать на мягкую землю, чтобы не оставлять следов.
Он направлялся выше в горы и шел уверенно и без малейшего опасения. Он знал, что пройдет по меньшей мере несколько часов, прежде чем полиция сможет хоть как-то отреагировать на проведенную им операцию. Действительной проблемой для него теперь была опасность случайной встречи с охотниками или туристами, он не хотел убивать свидетелей без особой необходимости, ну а в таком случае сделал бы это спокойно и без малейших колебаний.
Он шел и карабкался на скалы в течение нескольких часов и в конце концов перевалил через хребет и спустился на крохотное плато. К трем часам он нашел условленную точку рандеву, вытащил маленькую рацию и послал подтверждение.
Не прошло и часа, как с запада, держась низко над горами, прибыл вертолет. Эвакуация была проведена быстро и профессионально.
Он сделал свое дело.
Глава 28
Боб миновал лесок и сейчас ехал по каменистому плато, маленькому кусочку пустыни, заброшенному высоко в горы. Лошадь шла спокойной рысью, а он пытался успокоиться, гадая, успеет ли приехать на место до полного восхода солнца. Черные псы вроде бы вернулись в свою конуру. Они появлялись и исчезали, не подчиняясь никакому ритму, никто и ничто не могло ими управлять; они появлялись на несколько дней, а потом опять на несколько дней исчезали.
Кто мог знать, как они себя поведут? Кто мог предсказать предупредить?
Он пытался логически осмыслить свое будущее. Ясно, что оставаться здесь надолго нельзя, потому что жить за счет родственников своей жены... Нет, этого Боб не мог больше переносить. От этой мысли его настроение опять сделалось кислым, и он вновь возненавидел себя. Но он очень сомневался в том, что сможет всерьез заняться выбранным делом – восстановить заброшенное коневодческое ранчо – до тех пор, пока не продаст оставшиеся у него в Аризоне земли, чтобы вложить вырученные деньги в модернизацию конюшен и приобретение разного необходимого оборудования. Плюс ко всему это означало, что придется завязать знакомство с местными ветеранами, получать от них советы... Может быть, тут в округе только и есть, что заброшенные конюшни да хлева.
Он мог продать свою «историю». К великому сожалению, рядом не было его мудрого советчика Сэма Винсента: Сэма постиг печальный конец в том самом арканзасском деле, насчет которого Боб и теперь продолжал сомневаться, стоило ли вообще затевать его. В результате погибло немало народу – всего-навсего в порядке сведения давно позабытых счетов. Он испытывал немалый стыд из-за того, что там произошло. Может быть, эти счеты того не стоили?
Но раз Сэма не было, то кому же еще доверять? Ответ был однозначным: никому. У Боба был один друг, агент ФБР из Нового Орлеана, и еще один – молодой писатель, упорно трудившийся над книгами, но пока что не добившийся ни малейшего успеха. К кому он мог обратиться? К шакалам из газет? Нет, спасибо, мэм. Общением с ними он сыт по горло.
Нет, «история» не могла оказаться решением его проблем, во всяком случае без совета человека, которому он доверял бы. Значит, оставалась стрельба. Он знал, что его имя кое-чего стоит в том мире – попадались дураки, считавшие его героем, даже ставившие его вровень с отцом (это было такое кощунство, что у него не находилось слов, чтобы выразить, что он об этом думает), – но одна только мысль о том, чтобы зарабатывать деньги подобным образом, всякий раз вызывала у него приступ тошноты. А вот если бы ему удалось найти работу в школе стрельбы, где полицейских и военных обучают навыкам самозащиты, то, возможно, и удалось бы приобрести кое-какие деньги и завязать кое-какие контакты. Думается, он знал несколько человек, к которым можно было бы обратиться. Не исключено, что это сработало бы. По крайней мере, он оказался бы среди людей, живущих в реальном мире и понимающих, что значит, когда приходится отвечать выстрелом на выстрел. Он попытался представить себе такую жизнь.
Звук был ясным и четким, хотя и отдаленным. Мало кому на свете он был знаком лучше, чем ему.
Винтовочный выстрел. Из-за Вдовьей тропы. Высокоскоростной патрон, сильное эхо – значит, какой-то сукин сын применил усиленный заряд.
Боб весь напрягся, чувствуя, как его охватывает тревога, вернее, паника, потому что он понял, что, судя по всему, выстрел прозвучал как раз оттуда, где должны были находиться Джулия и Ники. В следующую долю секунды он сообразил, что у него нет с собой винтовки, и почувствовал себя раздавленным, беспомощным и бесполезным.
И тут он услышал второй выстрел.
Он изо всех сил пнул Юниора в бока, и конь припустил вперед. Боб мчался по высокогорной пустоши, горы быстро приближались, а его сознанием все больше и больше овладевал ужас. Может быть, какие-нибудь охотники заметили горного барана или антилопу неподалеку от его женщин? Недоумки из тех, что бродят по горам и палят во что попало? Но нет, так высоко они обычно не забираются. Возможно, какая-нибудь из шуток атмосферы, благодаря которой звук долетел сюда по каньонам с расстояния в несколько километров, и тогда все его страхи оказываются совершенно никчемными. Но ему очень не понравился второй выстрел. Глупый охотник мог пальнуть куда-нибудь не туда, но он не стал бы стрелять повторно. А второй выстрел говорит о том, что стрелок, кем бы он ни был, старается убить то, во что стреляет.
Раздался третий выстрел.
Боб снова пнул коня, пытаясь заставить его скакать хоть чуть-чуть быстрее, хотя животное и так напрягало все силы.
И тогда он услышал четвертый выстрел.
Господи!
Теперь его по-настоящему охватила паника. Он въехал в темный проход, но тут его настигло озарение: он понял, что в том случае, если кто-то там стрелял, самое последнее, что ему следует делать, это выскакивать на открытое место.
Натянув поводья, Боб заставил животное перейти на шаг и в то же мгновение увидел, что навстречу ему, прихрамывая, бредет конь Ники и в его седле никого нет.
От удара боли и ужаса у него чуть не остановилось сердце. «Мой ребенок! Что случилось с моим ребенком? О Христос, что случилось с моим ребенком?»
Неожиданно для самого себя Боб взмолился, и эта молитва ничуть не походила на те, которые его губы порой шептали во Вьетнаме. Коротко и страстно он проговорил:
– Сделай так, чтобы с моей дочерью все было хорошо. Сделай так, чтобы с моей женой все было хорошо.
– Папа!
Ники была здесь, в густой тени, сжавшаяся в комочек, рыдающая.
Он подбежал к ней, схватил ее на руки, чувствуя ее теплоту и силу детского тельца, и принялся неистово целовать.
– О боже, деточка моя, слава богу, ты цела, моя дорогая, что случилось, где мама?
Он понимал, что его лицо перекошено от страха, что он почти не владеет собой и что от этого девочке станет еще хуже. Действительно, она задрожала всем телом и зарыдала в голос.
– Моя деточка, о моя дорогая, любимая, славная девочка, – сказал он, нежно поглаживая ее по голове и стараясь успокоить и ее, и себя, привести себя в то состояние, какое он некогда испытывал, находясь в зоне боевых операций. – Детка, детка, милая, ты должна мне все рассказать. Где мамочка? Что случилось?
– Я не знаю, где мамочка. Она была сзади меня, а потом ее там не оказалось.
– Что случилось?
– Мы смотрели, как солнце всходит над долиной. С нами был еще мистер Дэйд. И вдруг он взорвался. Мама закричала, лошади заметались, мы повернулись и поехали оттуда, чтобы спрятаться. Мама была... о, папа, она ехала прямо за мной. Папа, где мамочка? Папа, что случилось с мамочкой?!
– Ладно, ладно, милая, нам теперь нужно набраться храбрости и держать себя в руках. Скоро, очень скоро мы отсюда уедем. А сейчас тебе нужно успокоиться. А я пойду и разыщу мамочку.
– Нет, папочка, нет, ну пожалуйста, не ходи туда, он тебя тоже убьет!
– Любимая моя, не волнуйся. Я только пойду и посмотрю. А ты оставайся здесь, в тени. Когда соберешься с силами, поймай Калипсо и подержи Юниора. И очень скоро мы помчимся отсюда так, что нас никакие черти не догонят. Хорошо?
Его дочь отважно кивнула, хотя по ее щекам все еще струились слезы.
Боб повернулся, сбросил шляпу и скользнул вдоль стены к выходу из ущелья, за которым расстилался ярко освещенный склон. Возле самого выхода он замедлил шаг... еще медленнее... Быстрое движение привлечет внимание и повлечет за собой еще один выстрел, если, конечно, плохой парень все еще следит за местностью. Впрочем, Суэггер не думал, что он станет это делать. Суэггер считал, что стрелок поразил свою первую и вторую цели, а девочка могла вовсе не фигурировать в каких-нибудь расчетах, так что сейчас он уже наверняка торопится подальше в горы или туда; где спрятал свой транспорт, в общем, куда подальше. Хотя кто знает? Впрочем, все это можно будет выяснить позже. А сейчас он должен найти Джулию.
Он чрезвычайно медленно выбрался на свет, в последний момент обнаружив хорошую точку для наблюдения. Поднятая лошадиными копытами пыль еще не успела полностью осесть на землю, но солнце уже было ясным и чистым. Он хорошо видел беднягу Дэйда в сотне с небольшим метров от себя, на самом краю обрыва. Судя по совершенно неестественной позе, в которой лежал Дэйд, было ясно, что старик мертв, и о том, что никакой надежды нет, свидетельствовала не только чудовищная рана в груди. Поганая работа! Разрывная пуля, попавшая скорее всего в глаз, разнесла череп вдребезги; вокруг валялись клочья мозга, все было забрызгано кровью.
Боб вглядывался в местность, пытаясь увидеть жену, но ее нигде не было. Он увидел в тени ее лошадь, которая, уже успокоившись, мирно щипала траву. Боб поискал какие-нибудь укрытия на случай, если Джулия смогла воспользоваться одним из них, но поблизости не оказалось ни крупных валунов, ни кустарника, достаточно густого для того, чтобы в нем можно было укрыться. Оставался обрыв; он попытался вспомнить, что же под ним находится, и воображение услужливо нарисовало ему крутой склон, усеянный скалами и жалкими кусточками, тянущийся на несколько десятков метров к густой сосновой роще, через которую пробегает ручей. Так ли было на самом деле, или он вспомнил какое-то другое место?
Он подумал было крикнуть, но в последний момент сдержался.
Снайпер пока что не заметил его.
Вообще-то ему даже не нужно было принимать никакого решения. Он точно знал, как ему следует поступать.
Двигаясь медленно и плавно, он вернулся к Ники. Девочка уже сумела справиться со страшным испугом и стояла, держа за уздечки двух лошадей.
– Дорогая, ты имеешь какое-нибудь представление о том, откуда шла стрельба? Ты вообще слышала выстрелы?
– Я помню только последний. Когда я ехала и уже доехала до прохода. Он был сзади.
– Ладно, – сказал Боб.
Если выстрел был «сзади», это, по всей вероятности, означало, что стрельба велась с противоположной стороны каньона, с горного хребта, расстояние до которого в разных местах составляло от двухсот до тысячи метров. Это также объясняло положение тела Дэйда. Кроме того, это значило, что от того места, где они находились, стрелка отделял каньон и он не сможет подобраться к ним с той стороны, если, конечно, не бросился сюда, как только закончил стрельбу. Но он не мог побежать сюда. Он должен был уйти, отступить на безопасное расстояние, где у него наверняка было предусмотрено несколько путей отхода, и убраться прочь отсюда.
– Ладно, – сказал он, – сейчас мы скорее уедем отсюда прямо домой, а оттуда позвоним шерифу и вызовем его сюда с его мальчиками.
Дочка изумленно уставилась на него.
– Но мамочка... Она же осталась там.
– Я знаю, что она там, моя радость. Но я не могу прямо сейчас вытащить ее. Если я пойду туда, то он сможет застрелить меня, и что мы тогда будем делать?
Вообще-то он не думал, что так будет. Он уже успел выстроить логическую цепочку: кто бы ни стрелял, его целью был не Дэйд Феллоуз, а Боб Ли Суэггер. Кто-то разыскал его, изучил его привычки, подготовил покушение и залег в ожидании в безопасном месте далеко в стороне. Это был снайпер, Боб чувствовал почерк профессионала.
– Ей, наверное, плохо. Ей очень нужна помощь.
– Послушай меня, девочка. Когда в тебя стреляют, то если попадание опасное, то умираешь сразу, как бедный мистер Дэйд. А если ранение не такое тяжелое, то ты обязательно проживешь несколько часов. Я видел это во Вьетнаме. Человеческое тело очень сильное и может очень долго бороться за жизнь, а ведь ты же знаешь, какая сильная наша мама! Поэтому нет никакого реального смысла в том, чтобы прямо сейчас бросаться на помощь маме. Мы не можем так рисковать. Она или уже мертва, или обязательно выживет. Может быть только так или этак, и никак иначе.
– Мне... мне нужна мамочка, – пробормотала Ники. – Мамочке плохо.
– Мне тоже нужна мамочка, – ответил Боб. – Но, милая моя, пожалуйста, поверь мне. Мы не сможем помочь маме, если нас самих убьют. Он все еще может сидеть там.
– Я останусь здесь, – сказала Ники.
– Ты такая храбрая девочка. Но тебе нельзя здесь оставаться. Мы должны поскорее уехать отсюда, вызвать копов и бригаду врачей. Ты понимаешь, малышка? Так будет лучше всего для мамы, ясно?
Его дочь помотала головой: она не была убеждена, и ничто и никогда не убедит ее, но Боб своим сердцем морского пехотинца знал, что принял правильное решение – трудное, но правильное.
Глава 29
Рано или поздно это должно было случиться, и он был даже рад, что это случилось раньше. Его должны были попытаться убрать.
– Мистер Суэггер, – сказал лейтенант Бентин, главный полицейский следователь штата Айдахо, – не могли бы мы с вами отойти на пару секунд, сэр?
Боб знал, что без этого не обойтись. Когда он вернулся к откосу, со времени покушения прошло уже два с половиной часа. Его дочь с женщиной-детективом и медсестрой осталась дома; здесь две команды – следователей и помощников коронера – исследовали место преступления, а еще одна команда из управления шерифа прочесывала лес и кусты внизу в поисках Джулии Суэггер. И на другой стороне каньона копошились детективы, разыскивая огневую позицию. Их переправил туда полицейский вертолет, неподвижно торчавший неподалеку от края пропасти.
– Я ожидал, что вам нужно будет поговорить со мной, – ответил Боб. – Так что вперед. Не будем откладывать.
– Да, сэр. Знаете, когда погибает жена, то, согласно моему опыту, в девяноста восьми процентах случаев муж оказывается так или иначе причастен к этому, даже если он сам не является убийцей. Я видел много таких случаев.
– Несомненно, так бывает.
– Поэтому я должен попросить вас рассказать, где вы находились во время стрельбы.
– Я был у дальнего отсюда конца прохода, ехал верхом, намереваясь догнать жену и дочь. Мы обычно рано утром отправляемся прокатиться. Сегодня мы немного поругались, и я отпустил девочек одних. Потом я страшно разозлился на себя оттого, что позволяю своему эго чересчур много, и отправился вслед за ними. Я услышал четыре выстрела, погнал вперед, как встрепанный, и обнаружил мою девочку в проходе; она пряталась в тени. Выглянув наружу, я увидел несчастного Дэйда. Я решил, что лучше всего будет отвезти Ники домой, а оттуда сразу же вызвал вас. Все остальное вы знаете.
– А вам не пришло в голову поискать жену?
– Конечно, пришло, но у меня не было с собой никаких медикаментов и я не знал, ушел стрелок или нет, и поэтому решил убрать отсюда девочку и вызвать шерифа и бригаду врачей.
– Насколько мне известно, сэр, вы ведь неплохо стреляете, правда?
– Да, я стрелок. Много лет назад я был снайпером морской пехоты. Однажды я выиграл большие соревнования, которые они регулярно устраивают. Это было на востоке, в семидесятом году. Они называют их Уимблдонским кубком. Не по теннису, а по стрельбе на большое расстояние. К тому же за прошедшие годы мне пришлось попасть в несколько переделок. Но, сэр, могу я указать вам на одну вещь?
– Валяйте, мистер Суэггер.
– Я думаю, что вы найдете место, откуда стреляли, на той стороне каньона. Так говорила моя дочь, и об этом же говорит положение тела бедняги Дэйда. Понимаете ли, у меня не было никакой возможности совершить эти выстрелы и встретиться со своей дочерью здесь спустя всего несколько секунд. На той стороне большая осыпь, потом сильно пересеченный участок, через которые просто невозможно перебраться так быстро. Я встретился с дочерью самое большее через тридцать секунд после последнего выстрела. Вы сможете также найти следы моей лошади отсюда до ранчо, но ни одного следа, который каким бы то ни было образом соединял меня с тем, что здесь произошло. И последнее: вы уже наверняка сообразили, что несчастный Дэйд погиб потому, что стрелявший, кем бы он ни был, думал, что целится в меня.
– Вы угадали мою мысль, мистер Суэггер. Но я должен изучить все это глубже и только потом смогу дать вам ответ. Я буду задавать и вам, и другим много вопросов. У меня нет иного выхода.
– Ну что ж, действуйте. Мне понадобится адвокат?
– Если мы сочтем вас подозреваемым, то я непременно сообщу вам, сэр. Мы здесь все делаем прямо.
– Спасибо.
– Но вы ведь были стрелком, использовавшим оптический прицел? И если, конечно, я не ошибаюсь в своих предположениях, то здесь прекрасное место для того, чтобы воспользоваться именно таким приспособлением.
– Возможно. Я пока что не могу сказать ничего определенного.
– Это не могли быть какие-нибудь снайперские штучки? Какой-нибудь другой снайпер? Может быть, кто-то решил поквитаться с вами за что-то, случившееся в прошлом?
– Я не знаю, сэр. У меня нет даже догадок.
Рация лейтенанта захрипела, и он поспешно отцепил ее от ремня.
– Бентин слушает.
– Лейтенант, похоже, что мы нашли это место. Обнаружили пару гильз, несколько следов, термос из-под кофе и участок взрыхленной земли. Не хотите посмотреть?
– Спасибо, Уолт, сейчас я к вам перепрыгну. – Он повернулся к Бобу. – Они думают, что нашли огневую позицию. Желаете взглянуть, мистер Суэггер? Может быть, вы как специалист сможете что-нибудь подсказать мне.
– Да, сэр, я хотел бы посмотреть это место. О моей жене пока ничего не известно?
– Еще нет. Они сообщат, как только хоть что-нибудь найдут.
– Тогда давайте отправимся туда.
Конечно, вертолет оказался «хью»; ему всегда приходилось летать только на «хью», и стоило Бобу учуять запах авиационного горючего и смазки, как перед ним на мгновение встала картинка из далекого прошлого. Птица изящно оторвалась от земли, взметнув тучу пыли, и, перепрыгнув через каньон, доставила свой груз на другую сторону.
Боб с лейтенантом выскочили, и птица тут же отбыла. В сотне метров от места посадки стоял полицейский, он помахал рукой, и прибывшие направились к нему. Там второй полицейский, помоложе, указал на небольшой клочок голой земли, на котором что-то поблескивало. Боб сразу же разглядел в пыли две медные гильзы. Тут же были какие-то отпечатки, а рядом валялся термос.
– Похоже, что это то самое место, – сказал молодой полицейский.
– Может быть, на термосе удастся найти отпечатки пальцев, – предположил Бентин.
Боб наклонился и посмотрел на отпечатки на земле.
– Вот, посмотрите, – сказал он, указывая на два круглых углубления в пыли на самом краю клочка земли. – Это следы от харрисовской сошки. Винтовка была установлена на харрисовскую сошку.
– Да, – согласился полицейский.
Боб повернулся и посмотрел назад, на ту сторону каньона, где все еще лежал труп Дэйда; коронеры прикрыли его простыней. Прикинул на глаз расстояние – оно оказалось около двухсот метров. Конечно, небольшой уклон, но ничего выдающегося.
– Трудный выстрел, мистер Суэггер?
– Нет, я бы не сказал, – не задумываясь, ответил он. – Его мог бы сделать любой мало-мальски обученный стрельбе дурак, да еще лежа, используя сошку и с хорошо пристрелянной винтовкой.
– Значит, вы это расцениваете так и это могла быть работа и не профессионального снайпера?
– Именно. На войне нам приходилось в основном стрелять с расстояния от четырехсот до восьмисот метров по движущимся целям. Здесь все намного проще: расстояние малое, линия огня почти перпендикулярна цели, цель неподвижна. И при этом он делает два промаха по моей жене или, по крайней мере, не попадает в нее с первого раза. Затем возвращается и стреляет в голову старику, хотя тот уже мертвый лежит на земле. Нет, судя по тому, что вижу, здесь ничего не говорит за то, что действовал обученный человек. Это мог быть какой-нибудь случайный психопат, имеющий винтовку, у которого все зудело от желания увидеть, как кто-нибудь умирает. И тут ему внезапно подвернулся шанс и он дал выход своим темным наклонностям.
– Такие вещи тоже случаются.
– Да.
– Однако это очень уж странное совпадение, не так ли? Что здесь оказался такой монстр и ему на глаза попалась именно ваша жена. Я хочу сказать, учитывая то, кем и чем вы были.
– Как вы сами сказали, такие вещи случаются. Давайте посмотрим на гильзы.
– К ним нельзя прикасаться, пока их не сфотографировали, – быстро сказал молодой человек.
– Он прав. Таков порядок.
– Ладно. Тогда, если вы не против, я присяду и попробую рассмотреть маркировку.
– Валяйте.
Боб присел на корточки и всмотрелся в донышко гильзы.
– Ну что? – спросил Бентин.
– Семимиллиметровый «ремингтон-магнум».
– Это что, хорошая пуля?
– Да, сэр. Очень настильная траектория стрельбы, очень мощный заряд. Их используют главным образом на охоте с большого расстояния. Горные бараны, антилопы, олени и тому подобное. Такого зверья в этих местах немало.
– Значит, это охотничий патрон? А не профессионального снайпера?
– Да, охотничий. Я слышал, что их используют снайперы Секретной службы, но больше никто.
Он выпрямился и снова посмотрел на другую сторону каньона. Следы от сошки, место в пыли, где она была установлена, выровнено, винтовка не перекашивалась. Две гильзы от семимиллиметрового «ремингтон-магнума». Расстояние меньше двух сотен метров, легкий верный выстрел. Имея мало-мальски приличное оснащение, его мог сделать чуть ли не любой. Но что же тревожило Боба?
Он не знал.
И все же во всем этом имелась какая-то странность, слишком малозаметная для того, чтобы ее можно было так вот запросто обнаружить. Возможно, подсознанию, самой сильной части его разума, все же удастся понять, в чем же тут дело.
Он помотал головой, главным образом в ответ своим мыслям.
Что же здесь не так?
– Интересно, почему здесь только две гильзы, – сказал Бентин, – если он стрелял четыре раза. Выходит, двух недостает.
– Только одной, – отозвался Боб. – Вероятно, он не стал вкидывать последнюю гильзу. Что же касается третьей, то, может быть, она застряла у него в одежде или где-нибудь еще, или же он, когда вставал, ногой отбросил ее далеко в сторону. Возможно также, что она упала рядом с ним и он ее подобрал. Тут нет ничего удивительного. Гильзы очень легкие и далеко разлетаются. Почти никогда не удается собрать все. Я не стал бы придавать этому такое уж большое значение.
«Так ли это было на самом деле?»
– Полезная мысль, – одобрил старший из полицейских.
И тут рация снова затрещала.
Старина Бентин отцепил ее пояса, выслушал несколько торопливых слов и повернулся к Бобу.
– Они нашли вашу жену.
Глава 30
Она будет жить. Она лежала, запакованная в гипс. Ребра – пять ребер! – были сломаны в нескольких местах, и излечить их могло одно лишь время. Ключицу, раздробленную пулей, которая прошла в считанных миллиметрах от артерии и других крупных сосудов, предстояло тоже долго лечить, и еще была необходима ортопедическая операция. Кожа, которую Джулия ободрала, пока катилась с крутого склона горы, вывихнутое бедро, сотрясение мозга, ушибы, растяжения, боль во всех мышцах, костях и суставах – все это в конечном счете заживет.
И теперь она, исколотая обезболивающими лекарствами, неподвижно лежала в палате интенсивной терапии города Бойсе, соединенная проводами с электрокардиографическим аппаратом, ровное бибиканье которого свидетельствовало о том, что, несмотря на все переломы и боль, ее сердце работало спокойно и бесперебойно. На кровати сидела ее дочь, комната была заставлена цветами, рядом находился ее муж, а дверь охраняли два копа из городской полиции Бойсе.
– Что же все-таки случилось? – спросила наконец Джулия.
– А ты не помнишь?
– Очень мало. Со мной говорили полицейские. Бедный мистер Феллоуз.
– Он оказался в неподходящем месте в неподходящее время. Я очень сожалею, что так случилось.
– Кто это сделал?
– Полиция, кажется, считает, что это был какой-то псих, случайно оказавшийся в горах. Возможно, мальчишка из милиции,[45] с головой, набитой дурацкими идеями, или кто-то еще, не сумевший справиться с искушением направить винтовку на людей.
– Они кого-нибудь поймали?
– Нет. На дешевом термосе, который они нашли, не оказалось ни одного более или менее четкого отпечатка. Вообще-то у них почти ничего нет. Пара гильз да несколько неясных следов в пыли.
Джулия скосила глаза. Ники увлеченно раскрашивала большую книгу с картинками из мультфильмов Диснея. Комнату заполнял аромат цветов, смешивавшийся с запахом дезинфекции.
– Мне ужасно не нравится видеть тебя здесь, – сказал Боб, – Тебе здесь не место.
– Но я здесь, – ответила она.
– Я попросил Салли Мемфис приехать и побыть с тобой. Она беременна, уже на третьем месяце, но рвется помогать. Я позвонил дочери Дэйда Феллоуза, и она сказала, что у ее отца было еще одно ранчо в округе Кастер, в далекой укромной долине. Я хочу, чтобы, когда тебе станет лучше, Салли перевезла тебя туда. Я хочу, чтобы ты и Ники были в безопасности.
– Что ты хочешь сказать?
– Ники, лапочка, почему бы тебе не пойти выпить кока-колы?
– Папа, я не хочу кока-колу. Я только что ее пила.
– Хорошо, милая, но, может быть, все-таки попьешь еще? Или знаешь что, принеси бутылочку папе, ладно?
Ники отлично понимала, что ее хотят выставить. Она неохотно встала, поцеловала мать и вышла за дверь.
– Я не стал говорить полицейским, – сказал он, – потому что они все равно не смогут найти никаких подтверждений и, даже если найдут, ничего не смогут сделать. Но я не считаю, что это какой-то свихнувшийся Джонни с винтовкой. Я думаю, что мы имели дело с классным серьезным профессиональным убийцей, и еще я думаю, что именно я тот мальчик, за которым он охотится.
– С какой стати?
– Для этого есть много оснований. Как ты знаешь, я был замешан в кое-какие дела. Я не знаю, с которым из них это связано. Но это означает, что, пока я не выясню все до конца, ты, оставаясь рядом со мной, подвергаешься большей опасности, чем будучи поодаль. А мне нужны развязанные руки. Я должен полазить вокруг, все осмотреть, выяснить кое-какие моменты. Этот парень затеял игру, в которой мне волей-неволей приходится участвовать, но теперь у меня есть преимущество, потому что он еще несколько дней не будет знать, что убить меня ему не удалось. Я должен действовать быстро и выяснить все, что возможно, в открытую.
– Боб, если тебе кажется, что полицейские из Айдахо недостаточно опытны, то ты должен обратиться в ФБР.
– У меня нет ничего, с чем им пришлось бы считаться. Я должен найти серьезные доказательства. А иначе меня просто упрячут в сумасшедший дом.
– О боже, – сказала она. – Это будет еще одна из твоих штучек, да?
Наступила длинная пауза. Боб подавил внезапно вспыхнувший в груди гнев и почувствовал слабую боль.
– Что ты имеешь в виду под «штучками»?
– О, эти твои крестовые походы. Ты уходишь и ввязываешься в какую-то передрягу. Ты ничего об этом не рассказываешь, но через некоторое время возвращаешься, измученный и счастливый. Тебе снова удалось выжить и сделать то, что ты умеешь делать лучше всего на свете. Ты опять на какое-то время становишься снайпером. Война для тебя так и не закончилась. Да ты никогда и не хотел, чтобы она закончилась. Ты слишком сильно ее любишь. Теперь я вижу, что ты любишь ее сильнее, чем кого-либо из нас.
– Джулия, любимая, ты сама не знаешь, что говоришь, у тебя угнетенное состояние из-за болеутоляющих. Я не хочу, чтобы ты тревожилась. Мне просто нужно немного времени, чтобы кое-что выяснить.
Она печально покачала головой.
– Я так не могу. Теперь это коснулось моей дочери. Война. Она убила моего первого мужа, а теперь вошла в мою жизнь, и ты хочешь уйти и снова, снова воевать, а моей дочери, которой всего лишь шесть лет, пришлось увидеть смерть человека. Ты хоть немного представляешь себе, какая это травма? Такого не должен видеть ни один ребенок. Никогда.
– Я согласен с тобой, но что есть, то есть, и с этим необходимо разобраться. Мы не можем закрыть на это глаза. Сама собой проблема не исчезнет.
Джулия заплакала.
– Попроси у кого-нибудь помощи, – сказала она, заставив себя успокоиться. – Обратись к Нику, он работает в ФБР. Позвони какому-нибудь генералу из морской пехоты: у них у всех есть большие связи. Позвони кому-нибудь их тех писателей, которые так хотят написать книгу на пару с тобой. Согласись принять хоть какую-то помощь. Возьми немного денег со счета моих родных и найми телохранителей. Хватит тебе быть Бобом Гвоздильщиком. Будь Бобом-мужем, и Бобом-отцом, и Бобом – человеком, имеющим свой дом. Я не могу больше выносить того, что это снова вторглось в нашу жизнь. Я думала, что все закончилось, но оно никак не заканчивается.
– Милая, я ничего не выдумываю. Ничего. Ну умоляю тебя, ты расстроена, ты пережила ужасное происшествие, ты находишься в том состоянии, которое мы называем посттравматический стрессовый синдром, а в этом состоянии все снова и снова проносится перед твоими глазами и ты все время сердишься. Я тоже перенес все это. Время вылечит тебя, твое сознание, точно так же, как и тело.
Джулия ничего не ответила. Она смотрела на Боба, но больше не видела его.
– Но я должен с этим разобраться. Ладно? Позволь мне только выяснить.
– Боб... – Она снова заплакала. – Я не могу потерять еще и тебя. Я не могу потерять вас обоих – и тебя, и Донни – на одной и той же войне. Я не могу. Мне этого не перенести.
– Я должен всего лишь осмотреться. Я буду осторожен. Мне знакомы эти дела. К тому же в одиночку я смогу действовать намного быстрее, а ты без меня будешь в гораздо большей безопасности. Договорились?
Она печально покачала головой.
– Ты должна ответить мне на пару вопросов. Я тебя очень прошу. Хорошо?
Несколько секунд она глядела на него, потом кивнула.
– Тебя уже спрашивали об этом копы, однако они ни за что не позволят мне посмотреть протокол. Но у них нет ни одной улики. Он уже сумел их одурачить. Так вот, я не согласен с тем, что эти выстрелы происходили мгновенно один за другим. Я прав?
Джулия снова помолчала, размышляя, и в конце концов уступила:
Читать бесплатно другие книги:
