Колдун. Из России с любовью Крабов Вадим

В коридоре и приемной змеилась очередь из двух десятков человек, в основном пенсионного возраста. Еще десяток особо престарелых сидели на заботливо выставленных разномастных стульях, наверняка выдернутых из кабинетов.

– Шеф у себя? – обратился я к милой секретарше, протягивая ей пустую бумажку. – Мне срочно.

На моем лице сверкнула обворожительная улыбка, на запястье – золотой «Ролекс». Настоящая Швейцария, одолженная у Зининого отца.

Она смотрела на меня, выпучив глаза. Двое мордоворотов в строгих черных костюмах возле дверей в кабинет незаметно напряглись. По этой бумажке я уже проходил охрану на входе. Школа Лионы: одежда, манеры и легкое внушение. Иногда нелегкое.

– Ты куда это прешь без очереди, рожа твоя наглая! – раздался визгливый женский голос.

В любой очереди найдется такая тетка, «смотрящая» за справедливостью, чтобы, не дай бог, кто-нибудь не прошел не в свое время. Изредка ее заменяет тщедушный крикливый пожилой мужик. При всей внешней непохожести их объединяет одно общее качество: обостренное чувство правды. Часто они тут же, в ожидании приема у высокого начальства, находясь за пределами кабинета, открыто поливают оное грязью, потому как ничего не боятся. В глаза же ему – почему-то молчат. Просят, как все. Ах да, есть еще одно общее качество этих разнополых персонажей: им решительно нечего делать дома.

Фиона – не Богиня. Та могла глубоко залезать в одного и одновременно «держать» троих-четверых, Фиона – либо глубоко одного, либо поверхностно троих. В данный момент она глубоко обрабатывала девушку, чтобы секретарша увидела именно ту неотложность, которую шеф ждет с особым нетерпением.

– Напялил галстук, хвостик подвязал – и думаешь, все можно?! Люди часами сидят, а он без очереди лезет! Люди, гляньте на него; где справедливость?! – Толстая тетка стояла, призывно оглядывая людей и гневно посматривая на меня.

По толпе пробежали шепотки:

– …действительно…

– Где это видано, я больше часа сижу…

– И тут блат! Это чиновничий беспредел какой-то!..

Назревал русский бунт, «бессмысленный и беспощадный». Что бы я сейчас ни сказал, все повернется против меня. Секретарша, как назло, тупила, не могла быстро выбрать наиболее безотлагательное дело. Все грозило сорваться. Если народ начнет бузить, то мной близко заинтересуются охранники, придется прервать обработку девушки. Всплывет бумажка, и тогда… Как я упустил из внимания реакцию очереди? Не подумал о количестве желающих попасть на прием.

– Заткнись, Семеновна! Чего людей баламутишь? – неожиданно высказался охранник. – Каждый прием от тебя проблемы. Верочка разберется с… господином. А дальше наша забота, мы здесь порядок обеспечиваем, а не ты.

Не обращая внимания на набравшую полную грудь Семеновну, охранник повернулся к Верочке:

– Чего застыла – видишь, очередь волнуется.

– Развелось тут вас, к народному избраннику не пускаете! – не сдавалась женщина, впрочем, уже не так громко, с опаской. – Отгородились от народа его слуги… – под тяжелым взглядом второго телохранителя еще тише.

Народ безмолвствовал.

«Строго у них», – успел я удивиться и услышал долгожданный голос Верочки.

– Секундочку, мальчики, я с Виктором Леонидовичем свяжусь, – сказала, поднимая трубку селектора, всей доступной мимикой показывая: «Большой человек!» – одновременно кокетливо поглядывая на меня. Как только удается все это делать, не отрываясь от трубки? Вот что значит опыт.

– Виктор Леонидович, извините, что отрываю, но очень срочное дело, – сказала Верочка в трубку. Дальше громкость понизила почти до шепота, но я расслышал. – Вы просили в любое время. Пришел человек от Аракеляна. Я не знаю, почему не позвонил, мне неудобно спрашивать. Хорошо… хорошо. Я поняла, – с этими словами положила трубку селектора.

Обратилась ко мне с лучезарной улыбкой:

– Подождите, пожалуйста, минутку. Виктор Леонидович отпустит посетителя и вызовет вас.

Я улыбнулся еще очаровательней, чем она.

– Ой, простите! Сразу заходите, как только посетитель выйдет, – засмущавшись, поправилась девушка. Не хватало еще, чтобы Седой успел позвонить этому Аракеляну! В моем присутствии звонить точно не станет.

Охранники, услышав колебания секретарши, насторожились, но к ним устремились две фиолетовые ниточки. Расслабились. Я забрал бумагу с Вериного стола.

Из дверей, пятясь спиной, вышел довольный худой старик, весь обвешанный орденами и медалями:

– Спасибо, Виктор Леонидович, что не забываете нас, ветеранов; доброго вам здоровья! – победно повернулся и шаркающей, но гордой походкой побрел из приемной.

– Ребятки, закройте дверь и никого не впускайте – распоряжение Виктора Леонидовича, – шепнул я молодцам, проскальзывая в открытую дверь.

– Какого… – начал было ругаться Седой, отрываясь от набора номера, но замер. Лицо плавно расплылось в доброжелательной улыбке.

– Вы телефон отключите, Виктор Леонидович. На всякий случай, – сказал я, разваливаясь на ближайшем к столу начальника стуле.

Седой был седым полностью, без единого темного волоска. А если откинуть эту выдающуюся серебристость шевелюры, стриженной под «ежик», то в остальном он был типичнейшим представителя класса чиновников. Костюм-двойка, галстук, сорочка, животик. Неприметное круглое лицо одутловато, под воспаленными глазами – мешки. Переживает о сыне, не высыпается, бедняга. И если бы не воздействие Фионы, то и взор наверняка был бы начальственный, надменный; однако Седой смотрел на меня крайне уважительно. Я бы даже сказал – с опаской.

– Конечно, конечно, – нажал кнопку на селекторе и отдал распоряжение в давно поднятую трубку: – Верочка, меня ни для кого нет, поняла?

– Я знал, что вы не простой, чувствовал, – продолжил говорить, выключая мобильник.

– Во-первых, Виктор Леонидович, соболезную. Мне искренне жаль вашего сына. Мы немного повздорили на «вертолетке», но это было чистое недоразумение. Я не держал на него зла, как, надеюсь, и он на меня.

– Спасибо, – серьезно кивнул в ответ Седой. – Убийцы не уйдут от ответа.

– Как? – удивился я. – Он же один. Или… слухи не верны?

– Есть большие подозрения о целом сговоре за моей спиной, но это мои, личные проблемы. – Пахнет паранойей, придется усилить нажим. – Вы от… – вспоминая, нахмурился, рассеянно потирая лоб.

– Во-вторых, я из Москвы, от Глеба… – продолжил я с нажимом и замолчал, ожидая реакции.

– Подождите… вы же с Паровозом? – сказал он, сделав недоуменное лицо. – Я с вердерскими работаю.

Он расскажет мне все, сам того не заметив, даже то, что забыл. Но мне много не надо – только имена скупщиков, и он их уточнил – Вердер и Глеб.

Я не зря три дня сидел в Интернете. Прочел все статьи и блоги о незаконном обороте драгметаллов, нашел несколько московских группировок, занимающихся золотом с каналом поставки из Восточной Сибири. Несколько раз упоминалась Кутинская обогатительная фабрика в сочетании с криминальными авторитетами: Глебом – Пашей Глебовским, Вердером – Гиви Вердалиани и небезызвестными солнцевскими. Последние мелькали везде, во всех видах деятельности. Сведения являлись непроверенными слухами, чистой воды сплетнями. Ни одного факта. Сайты, на которых размещались статьи, тоже не внушали доверия. Сергей добавил свою оперативную информацию, также, увы, не точную, но пришлось рискнуть. Время поджимало. Не сегодня завтра Седой должен был узнать о моей причастности к гибели Толика, и тогда все повиснет на ниточке: Фиона не ручалась за свою силу. Клиент, встретившись со мной – убийцей сына, в котором он души не чаял, может повести себя неадекватно.

– Как раз о Паровозике и пойдет речь. Я не зря лег в реанимацию и симулировал потерю памяти, я специально поселился у бывшей жены Славика, я наблюдал и слушал.

Я выдержал значительную паузу. Седой буквально смотрел мне в рот, веря каждому слову.

– Славик – приближенный Паровоза, он много знает и ничего от любимой жены не скрывал. Наши подозрения подтвердились, Паровоз хочет нас кинуть. Он и раньше мутил, но мы закрывали глаза, теперь – точка. Глеб очень не любит, когда его кидают, поэтому старается решить проблему заранее. И вот я здесь. Вы хотите спросить: зачем я все это вам рассказываю?

Седой растерянно кивнул.

– Дело в том, что у нас большие планы. Мы получили прямой выход на биржу с полной легализацией. Представляете, что это значит? – Снова кивок. – Объемы представляете? – Глаза Седого сверкнули алчностью.

– Нам нужна вся фабрика, весь неучтенный металл. И вы. Вопросы?

Седой откинулся на спинку и через секунду снова нагнулся к столу:

– Э-э-э…

– Называйте меня Егором.

– Послушайте, Егор, я все понимаю. Но я работаю с Вердером, и меня это устраивает…

– Устраивает? Ой ли? Эти национальные банды непредсказуемы. А почем он товар берет? Я уполномочен предложить половину биржевой цены, – снова алчность в глазах. – Будем брать в любых количествах.

Седой возбужденно заерзал.

– Но это получается, что я их кину… – Интонации, с которыми он выдал эти опасения, не оставляли сомнений – Седой готов принять мое предложение.

«Это у него натуральная жадность, я ни при чем!» – удивленно пояснила Фиона.

– Пусть вас это не волнует, мы разберемся с Гиви. На вас Паровозик и его товар. Решать надо немедленно.

Седой снова откинулся на спинку кресла, но расслабиться не мог. Воздействие Фионы стало минимальным – пациент должен сам прийти к нужному выводу, так будет вернее.

– Я не могу так сразу. Предложение очень заманчивое. Я верю, что вы решите проблему Вердера, но Паровозик… это война, а он вор в законе.

– Глеб не вор и не собирается покупать это звание. При чем здесь понятия? Это многомиллионный бизнес, давайте думать, как бизнесмены. Воры в законе – анахронизм. Согласны?

– Я полностью разделяю ваше мнение, но пока… как вы себе это представляете?

– То есть в целом вы согласны?

– Да, – решительно произнес он после секундной задумчивости.

– Глеб так и предполагал. Он заранее просил меня передать вам свою благодарность.

Седому было приятно это услышать, но виду он не подал. Лишь краешки губ дрогнули в легкой улыбке.

– А я сразу, как только услышал о вас, догадался, что вы прибыли к нам по мою душу. Рад, что не ошибся. Передайте Глебу ответную благодарность.

Я сдержанно кивнул и принялся развивать успех:

– Я представляю дело так. Лично сам Паровоз нам безразличен. Будет жить – хорошо, не будет – еще лучше. – Фиона чуть усилила внушение. – Сразу с крови начинать не стоит, попробуйте договориться. Пообещайте ему большую долю, он не знает о новой цене. Еще раз повторю: с ним лично мы не хотим иметь дел, весь металл должен пойти только через вас.

– Договориться!.. Не раз пробовал, бесполезно! Паровоз он и есть паровоз, его не свернуть.

– А вы еще попробуйте, порядок цен вы теперь представляете. Пока он работает с нами, но хочет соскочить на сторону. Это непростительно. Не переживайте: когда Сема склеит ласты, а это произойдет непременно, это случится не в вашем районе.

Седой давно царапал ногтем подлокотник и вдруг перестал.

– Хорошо, я попробую договориться. А если не получится?

– Тогда мы с вами встретимся снова и обсудим дальнейшие действия. Я сам позвоню вам, скажите ваш личный телефон.

Он на память продиктовал номер сотового и доверительно произнес:

– У Паровоза все по старинке, никак не привыкнет нормально общаться как деловой человек. Что ни разговор, так обязательно стрелка, терки. Тьфу.

– Что делать, Виктор Леонидович, пока такие типы в силе, – посочувствовал я, огорченно вздыхая. – Где обычно стрелку забивает?

– За городом, у заброшенного судоремонтного. Эх, такой завод развалили! Я начинал на нем…

– Потом поговорим на эту тему, а пока слушайте сюда. – Фиона резко усилила воздействие. – Стрелку забивайте на послезавтра. Обещайте Паровозу все что угодно, главное, чтобы он согласился встретиться именно послезавтра, в воскресенье. Обо мне никому ни слова, о Глебе не заикаться, с Вердером не общаться. Если вам скажут, что меня видели по пути на дачу в день убийства Толика, пропустите эти слова мимо ушей, забудьте о них, а остальным скажите: «Сейчас есть дела поважнее, а та гнида… – или как вы обычно выражаетесь, – подождет, никуда не денется».

Я немного перевел дух и продолжил:

– Через пять минут после моего ухода начинайте прием. Охранникам и Верочке прикажите обо мне не болтать. Все, я пошел.

В дверях я сам шепнул секьюрити и Верочке, чтоб не болтали. Так надежней. Поредевшая очередь проводила меня негромким ворчанием. Охрана на выходе обо мне забыла.

Целый час с Седым работал! Ничего, пусть допоздна задерживается, за этот час отдувается. А вы, люди, простите меня великодушно.

Теперь мозг Седого сам переработает все нестыковки и неувязки, выдаст своим соратникам только явную выгоду от предложения таинственной организации. Срочность со стрелкой объяснит спешкой нового покупателя, убедит в безнаказанности кидалова старого партнера. С ним согласятся. По словам Сергея, он своих в кулаке держит. Кроме сына, которого совсем разбаловал. За что и поплатился.

Дело за Паровозом. Тот более «либеральный», делает вид, что прислушивается к советам. На этом и попробуем сыграть.

Сергей высадил меня за крутым поворотом на полпути к местной «Рублевке». Так называли коттеджный поселок «Речной», который своими аляповатыми двух-трехэтажными особняками испортил замечательную неброскую северную красоту некогда живописной излучины реки Куты. Скоро по дороге должен проехать Славик. Сергей целый день его пас.

Смеркалось. Звонок от Сергея:

– Один в машине, через пять минут появится из-за поворота. Готовься. Конец связи.

Проверил свободным сознанием – все верно, и других машин в моем направлении… пропустил одну… больше нет. Вышел на трассу.

День у Славика выдался просто великолепный! Рука не болела, кисть работала, солнце разогнало тоскливые облака, красота! Скоро и на перевязки не надо будет ездить. Раны заживали как на собаке, и, главное, колдун две ночи не снится (чтоб он провалился с этой паскудой Зинкой!). Ну чем не жизнь? Славик и сам не заметил, как начал ценить тихие радости. А до этого и водка не помогала. Но скоро, скоро уже… Появился свет в конце тоннеля: он отомстит, час близится!

Папа – Паровозик, улыбаясь, дал добро на отстрел этих любовничков, ребят разрешил привлечь. Какого стыда это стоило! Но Славик решился. Теперь братва посмеивалась за спиной, а плевать! С колдуном он один не справится, духу не хватит. Каким бы он ни был гордым, как ни боялся оказаться посмешищем, Славик перешагнул через себя. Жажда мщения росла с каждым днем, буквально выворачивала наизнанку.

Его, разумеется, не «опустили» и даже ржали не сильно, он ожидал большего.

Про Егора как колдуна, естественно, промолчал. Кто поверит в такой бред? Их бы туда, на словах смелых. Честно сказал, что боится, а на Зинку рука не поднимется. Папа прервал разгалдевшихся братанов и молвил, положив руку на плечо Славика:

– Я всегда знал, что ты смелый, но сейчас ты превзошел себя. Кто из вас признался бы в своем страхе перед фраером? Кто, мальчишки? – вопросил и обвел присутствующих пронзительным взором, впиваясь в каждого. – Никто из вас! А Славик смог. Признать свою слабость – наивысшая храбрость!

Паровозик любил мудрые речи. Что не помешало ему ухмыльнуться, когда давал распоряжение помочь «сыну».

Сегодня Славик без эксцессов собрал плановое рыжье, сдал куда полагается, получил личные деньги, потрещал с ребятами, дал в морду одному языкастому острослову, договорился о завтрашнем пикнике на берегу Куты. Поужинал в кабаке, приняв на грудь заслуженные сто грамм, и в отличном настроении поехал домой. Перед крутым поворотом, «тещиным языком», сбавил скорость и плавно вписался в изгиб трассы.

В салоне надрывался шансон. Вяло текли мысли о скорой встрече с любимыми псами, о жаркой в постели Светке, о выпивке, и вдруг фары высветили колдуна…

Он стоял на дороге. Длинный черный плащ был распахнут. Руки раскинуты, черные волосы колыхались, глаза горели. Рот в обрамлении полуседой бороды растянулся в зловещей ухмылке. Демон из ада…

– А-а-а! – завопил Славик и с силой, до ломоты в висках зажмурившись, накрыв голову руками, надавил на тормоз. Вбил педаль в пол с отчаянностью обреченного. Мысль о том, что колдуна можно задавить или спастись от него бегством, не пришла в голову. Даже не мелькнула. Только закрыться, как ребенок одеялом, и кошмар станет не страшен.

Завизжали колодки. Тело бросило на баранку, хлопнули подушки безопасности, спасая водителя от ушибов, машина прошла юзом и резко встала. Запахло паленой резиной. Славик сжался, мечтая стать маленьким-маленьким, чтобы никто и никогда не нашел его, желая превратиться в песчинку под ковриком; еще сильней зажмурился и шептал про себя: «Это сон, это сон, я сплю».

Хлопнула пассажирская дверь, и послышался надоевший в кошмарах, но странно спокойный, даже участливый голос:

– Ну что, Славик, поговорим? – И мир перестал существовать.

Пикник в субботу обломился. К полудню Паровозик неожиданно вызвал к себе всех бригадиров, казначея, советников и… в общем, весь большой совет «сельских». Братва подтягивалась медленно, но Папа, как ни странно, не ворчал, а чему-то тихо улыбался.

– Что, ребятишки, тяжко? – начал он речь, когда все собрались. – А нечего жрать без меры.

Справедливости ради надо отметить, что с похмелья болели только трое из восьмерых собравшихся, но Паровозик любил обобщения. Он много чего любил.

– Давеча мне позвонил Седой, самолично! – провещал, для пущей важности подняв синий от наколок палец, с неожиданно изящно обработанным ногтем. – Снизошел, так сказать, до нас, грешных. И что он мне предложил, как вы думаете, мальчишки?

«Мальчишки» промолчали.

– Правильно молчите, молодцы. Нет, ребятки, не отдать все нажитое непосильным трудом, а всего лишь забить стрелку, – закончил, казалось, обиженный банальностью предложения. Ожидающе замолчал.

Раздался несмелый голос «советника по маркетингу» – Папа любил давать громкие титулы.

– Чего он хочет? У нас все поделено.

– Да, действительно, Папа… – поддержали остальные.

– Наконец услышал я глас народа! – довольно произнес Паровоз. – Чего хочет? Ясно чего, бабла, у него одно на уме. А конкретно – предлагает обсудить нового покупателя, который баснословные бабки за рыжье предлагает и аппетит имеет неимоверный. Седой, мол, один его не накормит. Предлагает взять нас в долю. Жду советов, «министры».

– Это что получается? Мы Глеба кидаем? – сразу возмутился Щерба, «смотрящий» и «советник по конфликтам».

– Почему сразу «кидаем»? – заспорил казначей, он же, с легкой руки Папы, «советник по финансам», носящий погоняло Тучка. – Перетрем. Если выгодно, то с Глебом обсудим новую цену, а дальше… бизнес есть бизнес.

– Седому веры нет…

– Под власть прогибаться? Не по понятиям это…

– Что за покупатель, откуда взялся? – «безопасник» Ленчик. Он же «советник по кадрам».

Шум разгорался. Паровозик блаженствовал. Послушал минут десять. Когда дошли до личных оскорблений, прервал всех:

– Тихо! Чапай думает. Что порешили? Как я понял, большинство против? А скажи-ка мне, Щерба, сколько конфликтов с седовскими у нас за последний год было?

– Три, – не задумываясь, ответил смотрящий. – Барыг не поделили. Бригадами перетерли и разошлись. Ты утвердил, все справедливо.

– Застоялись мы, – неожиданно взял слово молчавший Славик. – Разжирели, разнежились. Не к добру это. Большую стрелу забить необходимо, а там… как карта ляжет.

На него сегодня было любо-дорого поглядеть. Свежий, подтянутый, без запаха перегара. Давно таким не видели. Как с бабой разошелся – так, считай, всегда навеселе ходил.

– Вот! – торжественно провозгласил Паровоз. – Истину глаголешь, сын мой. Молодец, Славик, и выглядишь хорошо. Засиделись мы, погрязли в гнилом болоте. Встряхнуться надо. И денежки тоже лишними не бывают, – произнес глубокомысленно, благосклонно кивая «финансисту». – В меркантильном мире живем, к сожалению. Итак, ребятки, решаю. Большой встрече быть! Идут все присутствующие со своими «детишками». Стволы почистить. На всякий случай, – сказал со значением, глядя на попытавшегося вякнуть Щербу. И сменил тон на полностью серьезный: – Завтра в одиннадцать ноль-ноль, как обычно, на судоремонтном. Ленчик, ты с этого момента начинай работать; что делать – ведаешь. Ментов обязательно прошерсти: кто что знает, чего не знает. Понимаю, что занудствую, но повторенье – мать ученья, а народ у нас мудрый, зря пословицами не разбрасывается.

Когда все начали расходиться, большинство недовольные, Паровозик произнес, явно копируя артиста Броневого в роли Мюллера:

– А вас, Тучка, я попрошу остаться. Надо бабки подбить да подсчитать выгоды-потери. Скажу тебе новую цену – ахнешь.

Глава 10

Солнце, стесняясь смотреть на землю, закрылось тонкой пеленой облаков, точно легкой вуалью. Было безветренно. В небесах парили важные птицы, над тусклой травкой носились суетливые мухи, выискивая вкусную гнилость, от каменистой почвы медленно поднималась невесомая пыль. Увидеть ее глазами было невозможно, можно было только учуять. Она пахла специфически, ароматом, знакомым многим. Пыль пахла запустением.

На большую гравийную площадку, неподалеку от полуразвалившихся стен судоремонтного завода, с противоположных сторон, навстречу друг другу, въезжали разномастные джипы. По ее периметру: в редких кустах, на кучах мусора и гравия, в здании ремонтного цеха, давно скучали молодые люди, прибывшие сюда еще засветло. Часто парами. Каждая пара располагалась в пределах прямой видимости от другой. Ребята в двойках держались друг от друга подальше, не общались. Иногда смотрели на невольного напарника презрительно. Только одна парочка общалась между собой. Это были старые школьные знакомые, волею судьбы раскиданные по разным преступным группировкам.

– Блин, в такую рань подняли, болею, как падла. У тебя, случаем, похмелиться нет, Толян?

– Нет, конечно, кто с пойлом на стрелки ездит? Пить надо было меньше. Будто вчера не знал.

– Не знал! Телефон сдох, утром не успел включить – звонок. Эх, не надо было на зарядку ставить! Сейчас бы дома спал, – закончил говорить парень через зевоту.

– Ага. Тебя бы потом Паровоз съел.

– Тебя бы Седой, может, и съел бы. А наш Папа добрый. Справедливый.

– Ой, не смеши меня, добрый! Ты его еще папой римским назови. Да знаешь, что он с Тимохой в свое время сделал?

– Тихо, едут. Все, теперь в оба глаза за шухером смотреть надо, – остановил товарища «сельский». Простонал и проворчал, не скрывая досады: – Ну почему им обязательно с утра разборки устраивать, а, Толян?

– Кто раньше встает, тому Бог подает. Слышал? Поэтому.

– Наш Папа тоже пословицы да поговорки любит.

– Тоже мне, нашли отца родного! Слушать противно.

– Вот и не слушай. Ты небось со своим Седым и не разговаривал ни разу. Да он тебя и не знает, зуб даю.

– Зато он всяко круче твоего Папы. Тоже мне, вор в законе! Плюнуть и растереть это звание, их время ушло! – высказывался с экспрессией, словно пар травил. Чужие слова озвучивал, это чувствовалось.

– Что ты сказал?! А ну повтори! Плюнуть и растереть, говоришь?!

– Эй! Ты чего это, Серый, ствол от меня отведи! Не дай бог…

Со стороны поляны грянули выстрелы. Сначала три пистолетных хлопка, потом еще, еще – и все перекрыло треском автоматных очередей. Знакомые, забыв о неожиданной ссоре, ошалело переглянулись. Разом оббежали мусорный завал, бросив наблюдение за проселком, и уставились на площадку, превратившуюся в поле битвы.

Там было на что посмотреть. В центре лежали тела пятерых человек, среди которых пацаны узнали лидеров обеих группировок. Остальные бойцы попрятались за джипами и кучами гравия. С противоположных концов поляны глухо стучали автоматы, хлопали пистолетные выстрелы. Пули вспарывали землю, пробивали радиаторы, двери, стекла машин. В перерывах между треском очередей отчетливо звучала ругань и стоны раненых. Один джип, от седовских, попытался сдать задним ходом, но был остановлен злым огнем со стороны «сельских». В открытую дверку выпал раненый водитель. Воя, пополз к ближайшему укрытию. Из других дверей выскочили двое. Отстреливаясь, попытались убежать, но были срезаны удачными выстрелами.

Не зря именно эту поляну избрали для стрелок. Открытое пространство, где невозможно устроить засаду. Но и убежать отсюда оказалось проблематично. Сейчас все зависело от количества стволов и боеприпасов.

– Назад никто не дергается, – донесся до пацанов голос Ленчика. – Все не уйдем, а оставшихся быстрей покромсают. Берегите патроны, братки, не палите в белый свет как в копеечку!

Сергей с Толиком переглянулись и, без договоренности, синхронно поползли назад. У них вероятность уйти – почти сто процентов. О принадлежности к разным кланам они благополучно забыли.

Внезапно с двух сторон на поляну ворвались два пазика. Из них сноровисто высыпали бойцы в бронежилетах и касках. Быстро заняли позиции в тылах группировок. Заорал мегафон:

– Граждане бандиты, прекратите огонь, работает ОМОН. Повторяю, работает ОМОН! Всем сложить оружие, лечь на землю и не рыпаться. Стреляем без предупреждения!

Бандиты словно этого и ждали. Тишина пролетела над поляной, как облегченный вздох. На открытое место упал первый пистолет. Следом за ним еще, через пару секунд еще, а вскоре оружие посыпалось как из рога изобилия. Неожиданно один из «сельских» братков, с криком: «Суки!» – попытался выстрелить в омоновца, но не успел и упал с двумя пулями в груди. Прервавшаяся сдача оружия возобновилась с новой силой.

Анатолий с Сергеем в этот момент, скрываясь за редкими кустами, бежали к лесу. Оттуда до города всего-то километров тридцать, к ночи доберутся.

Я сидел за рулем Зининой машины в лесочке недалеко от трассы. Только что вернулся из астрала, где наблюдал увлекательный фильм из жизни бандитов. Смотрел разборку в реальном времени одновременно с пяти меток: Славик, Седой, двое его телохранителей и «сельский» бандит по имени Ржевский, рядовой бычок. Вчера я случайно с ним столкнулся. Сергей шепнул мне, кто это, и Фиона сразу «срисовала» его образ.

Вчера был очень насыщенный день. Сначала мы с Сергеем узнали, кто из прокурорских дежурит в воскресенье. Дежурным оставался следователь Мережко. Сергей скривился, как от лимона.

– Все, Егор, не видать нам арестов.

– Это почему же? Факты будут не просто на лицо, а на огромную морду!

– Есть подозрение, что он стучит седовским. Доказательств, сам понимаешь, нет, – сказал, с сожалением разведя руками. – Скорей всего, он и слил Седому информацию о твоей возможной причастности к убийству сына. Так что, извини, я могу их только в ИВС, а оттуда прокуратура их махом выдернет.

– Даже так? Это мы еще посмотрим; поехали в прокуратуру.

Сергей недоверчиво на меня посмотрел, но ничего не сказал. После вчерашнего концерта со Славиком он стал относиться ко мне очень серьезно. Я бы даже сказал, с опаской.

– Если будешь меня слушаться, я навсегда уйду из твоей жизни, – внушал я Славику, сидя на пассажирском месте. – Ты этого хочешь?

Славик совсем не сопротивлялся. Фиона сравнила его с трехлетним ребенком, который до ужаса боится бабайку – меня. Он на все готов. Можно было не мучиться с неудобным кожаным плащом Зининого отца.

– Хочу, больше жизни хочу! – выдохнул Славик, облизывая пересохшие губы.

– Слушай меня внимательно и запоминай. Завтра Паровоз соберет… – я не знал, как называется собрание верхушки группировки. Сходняк, что ли? – Собрание всех ваших старших. Там пойдет речь о встрече с седовскими. Ты выскажешься за нее и попытаешься убедить остальных. После собрания позвонишь мне с чужого городского телефона и сообщишь точное время и место стрелки. Запоминай, диктую.

Я медленно проговорил номер. Славик преданно кивнул.

– Как только Седой с Паровозом начнут говорить, убей первым выстрелом Седого, вторым Паровоза, а дальше пали в кого вздумается или сразу падай. Возможно, жив останешься. Лидеров вали в голову. Ясно?

– Ясно! Мне бы Тотошу… – попросил совсем жалобно.

– Держи своего ненаглядного, я сегодня добрый, – с этими словами передал бандиту его разряженный пистолет. – Обоймы кладу в бардачок. Слышишь?

Славик любовно гладил прижатый к щеке ТТ. Совсем как девочка, которой вернули любимую куклу.

– Конечно! Я все понял. Ты от меня отстанешь? Честно-честно? Больше не будешь мне сниться?

– Когда сделаешь все, как я сказал, обещаю отстать и не являться во сне. Ты мне веришь?

– Верю… – прошептал завороженно, тоскливо-преданно смотря мне в глаза. Как побитая собака, ей-богу! Это начало раздражать.

– Закрой глаза и посиди так пять минут, поспи. Когда откроешь, ты полностью забудешь нашу встречу. Поедешь как ни в чем не бывало, в прекрасном расположении духа. Я пошел, закрывай глаза, – с этими словами захлопнул дверку.

Потом вспомнил и обработал спящего бригадира «исцелением» первого уровня. Он мне полностью здоровым нужен. Дай бог, жив останется. Но сядет точно.

Я специально закончил разговор таким длительным внушением, как в обычном гипнозе. Слишком сильно я засел в Славике. Пусть поспит пять минут нормально, отойдет от стресса.

Седой на роль «застрельщика» не годился. Без прямого воздействия Фионы он не пойдет на такую явную глупость, своя жизнь дороже. Отвергнутый муж с безмерной злостью и ревностью; по сути, потерявший смысл жизни, да к тому же напуганный до полусмерти – идеальный камикадзе. Моя совесть, закаленная эгнорскими событиями, тихо сопела в тряпочку, лишь немножко поскуливая. Земные комплексы я загнал еще глубже. Не время рефлексировать.

В течение пяти минут, пока Славик прилежно спал, подъехал Сергей. Увидев застывшего за рулем бандита, он посмотрел на меня с изрядной долей настороженности. Я объяснил, что Славик погружен в гипнотический сон, и это была чистая правда. После этого Сергей и стал относиться ко мне с опаской. Я поначалу морщился, сожалел. Надо было вызвать Зининого брата позже, после того, как Славик уедет. А потом подумал: «Какого черта? Я говорил, что обладаю гипнозом? Говорил. Вот он и убедился. Боится – его проблемы».

В прокуратуре я легко узнал адрес Михаила Ивановича. Он сам открыл дверь квартиры, не спрашивая: «Кто там?»

– Что надо? Брошюры и библии не беру, разговаривать не намерен. Все, до свиданья, – сказал следователь, принимая меня за сектанта, но вместо закрытия двери застыл на месте.

– Михаил Иванович, вы завтра во всем поддержите действия Сергея Ивановича Хрома, честно выполните свою работу, невзирая на обстоятельства и личности задержанных. Вы меня поняли?

– Конечно! Хром очень профессиональный следователь, не вижу причин препятствовать его работе, – «согласился» и сам же обосновал согласие.

– Вот и прекрасно. Еще, если получите сведения, которые могут заинтересовать Седого или Паровозика, не сообщайте им. Хорошо? Прекрасно. О моем визите забудьте. До свиданья, – попрощался и спустился по лестнице.

Мережко поморгал, пожал плечами, услышав крик жены из кухни: «Ты чего там застыл, Миша? Кто пришел?» – и закрыл дверь.

Действие конкретно этого внушения продержится не больше трех-четырех дней. По прошествии этого времени меня все равно не вспомнит, а просто «очнется» и поразится собственному поведению. Слава богу, что вмешательство в психику обратимо! Человеческий разум всегда сопротивляется чужой воле и рано или поздно обязательно побеждает. Или сходит с ума, что также является освобождением. Ведь если дать волю буйной фантазии о вечном подчинении, то какая жизнь тогда получится? «Черный властелин» напрашивается, который будет управлять людьми, как куклами. Фиона уверила меня, что о подобном не слышала. Воспитание, убеждение, пропаганда, кнут и пряник – вот струнки, на которых играют политики всех известных миров, и наша цивилизация не исключение. Это гораздо надежней.

– С прокуратурой решено, – доложил я Сергею, сев в машину. – Он во всем тебя поддержит и ничего не расскажет ни Седому, ни Паровозу, даже если о чем и пронюхает.

– Как у тебя все просто, – задумчиво произнес следователь, минуту просидев не шевелясь, пристально глядя в лобовое стекло. – Раз, и чиновник стал честным. Как в сказке. Ты прямо волшебник. Может, всю власть так исправить, хотя бы только в нашем городе?.. Сможешь? – спросил с надеждой и одновременно со страхом; желая и боясь услышать ответ «Могу».

Не ожидал я такого вопроса от Зининого брата, от взрослого, рассудительного, умного человека. Достали парня выкручиванием рук, не иначе. В милицию он пришел с несправедливостью бороться, честно защищать людей от бандитов, а оказалось, что главные преступники наверху сидят, в служебных кабинетах.

– Я не волшебник, я только учусь, – отшутился я известной фразой. – К счастью, не могу. Это обычный гипноз, скоро постгипнотическое внушение пройдет. Дня через три.

– К счастью? – недоверчиво переспросил он, косясь на меня одними глазами, головы не поворачивая. В вопросе слышалось разочарование и в то же время облегчение, и неизвестно, что перевешивало.

Я грустно вздохнул и принялся втолковывать взрослому человеку азбучные истины:

– А ты представь, что будет, если не пройдет. Представил? По глазам вижу, что надеешься таким образом разрешить все проблемы. Бамс! Взятки брать перестали, о крышевании и думать забыли, всех злодеев пересажали. Мелочь, конечно, осталась, но с ней азартно борются, себя не жалея, на работе горя. А что, если пойти дальше? И ты, и многие, и я грешным делом об этом подумывал: коррупция исчезла как класс, законы принимаются для людей, а не для чиновников, и главное, исполняются неукоснительно! Да чего там! – я повернулся к Сергею всем корпусом и заговорил уже горячо: – Идем дальше. А зачем тогда вообще законы? Кто-нибудь наколдовал, людскую природу исправил – и пожалуйста! Ни тебе воровства, ни убийств, ни драк, ни насилия. Все живут честно, радуются, самостоятельно налоги платят, ничего не скрывая. Красота! Все одинаковые. Утром на работу, с работы – в семью. Подростки вежливо друг другу кивают: «Ах, простите, я не хотел… нет, только после вас, увольте!» Рай, а не жизнь. Замечаешь, что как-то это… не по-людски выходит, противно как-то. Куклы или роботы, а не люди. Ты это понимаешь. Понимаешь также, что все начинается с малого, и боишься. Боишься, что и в твои мозги влезть могут. Конкретно я – могу, меня опасаешься. И правильно делаешь, в этом я с тобой соглашусь…

Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– К счастью, Сергей, именно «к счастью»! Все внушения недолговечны, – говорил спокойно, стараясь вложить в голос как можно больше убежденности. – Есть кое-какие ментальные закладки, которые могут выстрелить через год или пятьдесят лет, но на поведение жертвы, до их включения, они не влияют. Чем и опасны. Я такой техникой не владею, только временное постгипнотическое внушение, которое действует сразу после сеанса. А есть умельцы, я уверен… Ни к тебе, ни к Зине я своих способностей не применял и применять не собираюсь. Хочешь верь, хочешь не верь.

Оба помолчали. Я надеялся, что опасения Сергея развеял.

– Все к завтрашнему подготовили? – наконец спросил я, посчитав, что лекция усвоилась.

– А? Нет, – очнулся милиционер. Прокашлялся, полностью возвращаясь в реальность. – В судье не уверен. Участок, к которому относится судоремонтный, ведет Ольга Андреевна. В ее материальной заинтересованности я сомневаюсь, из рук Седого и тем более Паровоза она не кормится, но испугаться последствий может. Ей постановление о взятии под стражу выносить надо будет, и лучше не ждать до понедельника. Сам понимаешь, какой вой наши власти поднимут.

– За адресом в суд поедем? Там наверняка в выходные секретарь какой-нибудь дежурит, или у сторожа адреса должны быть.

– Охранник там сидит, и ты прав, у него телефоны и адреса судей, но мы сразу к ней домой поедем, я знаю, где она живет, подвозил однажды.

Дома, в новой двуподъездной двухэтажке нестандартных размеров, для «слуг народа», судьи не оказалось. Дочь-тинейджер, с пирсингом в нижней губе, вальяжно ответила:

– На даче они с отцом все лето живут, там и ищите. Вот еще! Я и не собиралась ей звонить, и говорить ничего не стану. Пусть сама со своими проблемами разбирается. Пойду я, меня девчонки ждут. А может, и вы с нами? – спросила с интересом, продолжая жевать резинку, оценивающе оглядывая меня с ног до головы. – Приглашаю, вы прикольный. Ремешок на лбу вам очень идет, и бородка – отпад!

Из-за полуоткрытых дверей громко играла клубная музыка. Оттопыриваются девчонки, пока родителей нет. Спиртным не пахло, коноплей тоже. Слабо несло сигаретным дымом.

– Спасибо, девушка, но мне некогда. Счастливо повеселиться! – Фиона девочку обрабатывала по самому минимуму: на доверие и снижение критического восприятия.

– Ага. Пока. Может, передумаете? – крикнула вдогонку.

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Первая печатная книга авторских стихов-раздумий. Религиозная и философская лирика разных лет. Иллюст...
Этот сборник – скорее антисборник. На первый взгляд рассказы не имеют между собой ничего общего. От ...
«Солярис» Станислава Лема, которого все любят, дает возможности для спекуляции. В том числе для юмор...
В сборник вошли страшные рассказы и истории в стиле «городская легенда».Не рекомендуется к прочтению...
Сенсационная книга 21 века. Необыкновенная история, которая переворачивает сознания людей. Жестокост...
Вы думаете, что кикиморами рождаются, а не становятся? Вы ошибаетесь. Перед вами совершенно правдива...